Текст книги "В ледовитое море. Поиски следов Баренца на Новой Земле в российcко-голландских экспедициях с 1991 по 2000 годы"

Участники событий

1596–1597

Якоб ван Хеймскерк, капитан и торговый комиссар; Виллем Баренц, штурман († 20/06/1597); Питер Питерс Вос, первый помощник; Геррит де Вейр, второй помощник и летописец экспедиции; мейстер Ханс Вос, цирюльник-врач; Ленарт Хейндрикс; Лауренс Виллемс; Ян Хиллебрандс; Якоб Янс Хогваут (из Схидама); Питер Корнелис; Якоб Янс Штерренбург; Ян Рейнирсон (из Баузена); Якоб Эвертс; безымянный «плотник из Пурмеренда» († 23/09/1596); безымянный «юнга» († 27/01/1597); Клас Андрис Гаутайк, третий помощник († 20/06/1597); Ян Франц из Харлема († 05/07/1597), двоюродный брат Класа Андриса.

1991

Члены экипажей катеров, упомянутые в книге: «Виллем Баренц» – Дмитрий Кравченко (ум. 2020) капитан Валера, Франс Херес, Миша, Ирина и Фёдор Кравченко; «Аспол» – капитан Геннадий Гришин, Мориц Грун, Мурат, Даниил, Герман, Алекс.

1993

Ханс Бонке; Питер Флоре; Рене Герритсен; Хенри Хогевауд; Тако Слахтер (газета Utrechts Nieuwsblad); Дирк ван Смердейк; Хенк ван Вейн; Светлана Гусарова (Арктический и антарктический научно-исследовательский институт, Санкт-Петербург); Виктор Державин; Вадим Старков (Российская академия наук); Юрий Ванда.

1995

Экипаж судна: Виктор Галицин, боцман; Александр Иванов, Станислав Богушевич, Юрий Лекарев, капитан; Александр Рогатов, старший механик, Владимир Лукиных, механик; Геннадий Ильин, шеф-повар; Любовь Рочева; Галина Меньшикова; Анжела Еремеева.

Члены экспедиции: Ханс Бонке, Питер Флоре, Ержи Гавронский (Амстердамский университет), Рене Герритсен, Марк Глоцбах (газета Haagse Courant), Хенри Хогевауд, Бас Кист (Рейксмузеум, Амстердам, ум. в 2003 г.), Дирк ван Смердейк, Херре Винья, Япъян Зеберг, Данила Бадюков (Институт наследия, МГУ, ум. 2020), Дмитрий Бадюков, Константин Блинов (Институт наследия), Пётр Боярский (Институт наследия), Виктор Державин (Институт археологии), Анатолий Кулиев (Институт наследия), Николай Лабутин (врач), Роман Лабутин, Юрий Мазуров (Институт наследия, МГУ), Евгений Саликов (Институт наследия), Вадим Старков (Институт археологии), Виталий Тепляков, Николай Вехов, Юрий Захаров (все трое Институт наследия). 1998

Полевые работы на севере Новой Земли были организованы и проведены при поддержке Леонида Поляка (Бердовский центр полярных и климатических исследований, Университет штата Огайо), Стивена Формана (Университет Иллинойса, Чикаго), Хенка ван Вейна (Фонд Виллема Баренца) и Петра Боярского (Институт культурного наследия, Москва). Хочу выразить благодарность корпусу морской пехоты Королевского флота Нидерландов (Дорн) за предоставленное снаряжение. К месту работ участников экспедиции доставило научно-исследовательское судно «Иван Петров» под командованием капитана Валерия Пустошного (Архангельск). Участники экспедиции: Джордж Маат и Йоррит-Ян Верлан (Лейденский университет), Пётр Боярский, Илья Барышев и Валерий Шумилкин (Институт наследия), Япъян Зеберг (Университет Иллинойса, Чикаго) и Дэвид Лубински (Бердовский центр полярных и климатических исследований, Университет штата Огайо), совместно с Дмитрием Бадюковым; и на борту «Ивана Петрова» Леонид Поляк. Дальнейшая поддержка со стороны Анатолия Кулиева и Николая Вехова из Института наследия (Москва) и Валентина Лобынцева (Военно-морской флот России, Санкт-Петербург).

2000

Я хотел бы отдельно поблагодарить моего научного руководителя Стива Формана (Университет Иллинойса, Чикаго), который сформировал меня как ученого, и Дэвида Лубински (Институт арктических и альпийских исследований, Колорадский университет), с которым мы три раза вместе работали в поле. Экспедиция на Вайгач была организована совместно Петром Боярским (Институт наследия, Москва), Стивеном Форманом и Дэвидом Лубински. Хотелось бы выразить особую благодарность военным летчикам – экипажу вертолета Ми-8 (Амдерма); Геннадию и Владимиру с Полярной станции имени Фёдорова за то, что они принимали нас в течение недели на своей станции; сотрудникам погранпоста Вайгач, в том числе за предоставление гусеничного вездехода; и общине поселка Варнек. Состав экспедиции: в основном лагере – Дмитрий Бадюков, Илья Барышев, Ольга Бочкарёва, Пётр Боярский, Игорь Зеленцов, Анатолий Кулиев, Вячеслав Столяров, Валерий Шумилкин, Александр Еремеев и Юрий Захаров от Института наследия; Валле Петра (ФРГ); полевая партия – Дэвид Лубински (Университет Колорадо), Япъян Зеберг (Университет Иллинойса, Чикаго); Михаил Глазов, Пётр Глазов, Сергей Пчелкин (Институт наследия).

Приложение 1
Геррит де Вейр. Правдивое описание трёх морских путешествий, самых удивительных на свете (Амстердам: Корнелис Клас, 1598)[114]114
  Перевод И. М. Михайловой [Де Вейр 2011].


[Закрыть]

Возвращение с Новой Земли и смерть Баренца (1597)

13 июня была хорошая погода. Шкипер в сопровождении плотников пошел на корабль, и они окончательно приготовили к отплытию и оснастили шкоут и бок, так что оставалось только спустить их на воду. Шкипер и бывшие с ним моряки увидели, что море открыто и с W дует благоприятный ветер, так что шкипер вернулся в дом и сообщил Виллему Баренцу (который уже давно был болен), что следует воспользоваться этим подходящим случаем для отплытия, и они решили вместе с командой, что шкоут и бок пора спустить на воду, чтобы с Божьей помощью отправиться в плавание и покинуть Новую Землю. Тогда Виллем Баренц, предварительно написавший записку, спрятал ее в мушкетный патрон и повесил в дымоходе. […] Капитан тоже написал два письма (и все мы подписали их) о том, как мы долгое время жили на этой земле с большими горестями и страданиями, надеясь, что корабль освободится ото льда и мы на нём уплывем отсюда; и как этого не случилось, и как вместо этого корабль оставался крепко скованным льдом, а время уходило и продовольствия перестало хватать; как необходимость заставила нас для сохранения своей жизни покинуть корабль и начать плавание на лодках, положась на Божью волю. Одно письмо взяли с собой те, кто плыл в шкоуте, другое – те, кто плыл в боке: на случай, если мы потеряем друг друга, или будем разлучены штормом или непогодой, или одна из шлюпок утонет, то в другой, уцелевшей, останутся сведения о том, как мы уезжали. Проделав всё это, мы стащили бот на воду и оставили на нём человека, потом сделали то же самое со шкоутом; затем подвезли 11 саней с вещами, как с продовольствием и вином, которые у нас оставались, так и с товарами купцов, причем очень старались прикрыть их как можно лучше. Здесь было шесть кип хорошего тонкого сукна, ящик полотна, две кипы бархата, два сундучка с деньгами, две бочки с вещами команды, такими как рубашки и прочее, 13 бочек с хлебом, одна бочка с сыром, один свиной бок, два бочонка растительного масла, шесть маленьких бочонков вина, два – уксуса и разное имущество и одежда команды, а также много другого. Когда всё было сложено в кучу, то с виду казалось, что это никак не поместится в лодки. Погрузив всё в лодки, мы отправились домой и перевезли на санях к воде, где стояли лодки, Виллема Баренца, а затем Клааса Андрисона, которые оба были больны. Мы сели в шлюпки, разделившись и приняв в каждую по одному больному. Тогда шкипер велел поставить обе шлюпки рядом и дал нам подписать письмо, которое, как уже говорилось, он заранее составил и копия которого приводится ниже. После этого мы вверили себя Божьей милости и вышли в море под парусом при ветре с WNW по сравнительно открытой воде.

14 июня утром, когда солнце было на востоке, мы, положась на милость Божью, отошли под парусами от прибрежного льда на наших боке и шкоуте, под западным ветром, и, взяв курс на ONO, прошли в тот день пять миль до Островного мыса, но наш первый день плавания получился не слишком удачным: мы снова застряли во льду, который был очень мощным и плотным, что немало расстроило нас и испугало. Оказавшись там, мы вчетвером сошли на землю, чтобы разведать обстановку, и поймали четырех птиц, которых сбили со скал камнями.

15 июня лед немного отступил, и мы пошли под парусами при южном ветре дальше: миновали Головной мыс и Флиссингенский мыс, где береговая линия дальше всего выдается в направлении NO и затем идет на N до мыса Желания, расположенного 13 милями дальше, и там остались до 16-го числа.

16 июня мы снова пошли под парусами и при южном ветре добрались до Оранских островов, отстоящих от мыса Желания на 8 миль. Здесь мы высадились на берег с двумя бочонками и котлом, чтобы растопить снег и залить воду в бочонки, а также надеясь раздобыть птиц и яиц для больных. На берегу мы развели огонь из найденных дров и растопили снег, но птиц не обнаружили. Поэтому трое из наших отправились по льду на другой остров и поймали там трех птиц. По дороге обратно шкипер (который был одним из этих троих) провалился под лед и подвергся большой опасности, так как там было сильное течение. Но с Божьей помощью его спасли, так что он пришел к нам и обсушился у огня, который мы развели. Тут же мы сварили птиц, которых потом отвезли больным в лодки, и наполнили водой наши бочонки, вмещавшие около 8 мингелов (16 пинт) каждый, и с ними отправились обратно к нашим в море. Вернувшись к шкоуту, мы пошли дальше под парусом при ветре SO, при плохой погоде с моросящим дождем, так что полностью промокли, так как наши лодки были совершенно открытые и не имели никаких навесов. Мы плыли на W и WtS до самого Ледяного мыса. Около Ледяного мыса, когда лодки подошли близко друг к другу, шкипер крикнул, обращаясь к Виллему Баренцу, как, мол, его здоровье. На это Виллем Баренц ответил: «Всё хорошо, дружище, я надеюсь еще встать на ноги, прежде чем мы подойдем к Вардхаусу», – и тут же обратился ко мне и сказал: «Геррит, когда мы будем около Ледяного мыса, приподними меня, я хочу еще раз посмотреть на этот мыс». От Оранских островов до Ледяного мыса мы прошли под парусом приблизительно 5 миль, и когда ветер переменился на западный, мы закрепили лодки у больших льдин и немного поели. Погода становилась всё хуже, моросило всё сильнее, мы снова были окружены льдом, так что пришлось здесь остаться.

17 июня утром, когда мы кончили завтракать, лед снова стал двигаться на нас с такой силой, что у нас волосы встали дыбом, такое это было страшное зрелище. Мы думали, что нам уже не спасти наши шкоут и бок, и полагали, что это уже и есть наше последнее плавание. Дрейфующий лед стремительно тащил нас вместе с собой, нас так крепко сдавливало льдинами, что казалось, будто шкоут и бок вот-вот разлетятся на сто частей; мы беспомощно смотрели друг на друга, не зная, что делать, и каждый миг видели перед собой смерть. Наконец, среди всеобщей растерянности и отчаяния кто-то сказал, что если закрепить трос или канат на неподвижном береговом льду, то по этому канату можно будет подтянуть лодки и вырваться из дрейфующих льдин.

Совет был, конечно, хороший, но сопряженный с такой большой опасностью, что мог стоить жизни тому, кто бы взялся его исполнить. Если же ничего не делать, то было ясно как день, что всем нам придет конец. Иными словами, совет был хорош, но никто не решался повесить колокольчик коту на шею, боясь быть съеденным. Тем не менее что-то надо было предпринять, и большее перевешивало меньшее. В этой крайней опасности, полагая, что утонувшим теленком не грех и рискнуть, я, как самый легкий из всех, взялся снести канат на припай. Перебираясь с одной дрейфующей льдины на другую, я с Божьей помощью добрался до неподвижного льда и прикрепил канат к высокому торосу. Тогда те, кто остался на лодках, подтянулись по канату к берегу, и таким образом один человек сумел совершить больше, чем до того могли все вместе. Причалив к припаю, мы поспешно перенесли на него больных, подстелив предварительно одеяла и другие вещи, на которых они могли лежать, а затем полностью разгрузили шкоут и бок и вытащили их на лед. Так мы спаслись тогда от большой опасности и считали себя вырванными из пасти смерти, и это было правдой.[115]115
  Это отсылка к известному сюжету о мышах и колокольчике для кота, который присутствует в фольклоре многих народов. По-видимому, современникам сюжет этот был настолько хорошо знаком, что де Вейр не считает нужным ни ссылаться на него явно, ни даже упоминать о мышах. Ему достаточно повторить в двух предложениях подряд Den raet was wel goet – «Совет был хорош».


[Закрыть][116]116
  Комментируя этот фрагмент, А. И. Малеин вслед за Ч. Т. Биком обращает внимание на то, что ранние переводы обходят вниманием поговорку, которую использует здесь де Вейр: Een gedrenckt Calf goet te waghen is – то есть хорошо рисковать (биться об заклад) утонувшим теленком. По мнению комментаторов, де Вейр прилагает поговорку к себе, желая показать, что гибель его не была бы особо чувствительной. Но, вероятно, это не собственно поговорка, а парафраз другой – действительно известной – поговорки, иронизирующей именно над промедлением и бездействием: Als het kalf verdronken is, dempt men de put – «Пока теленок не утонет, яму не засыпят». (Немецкий эквивалент: мужик колодец не закроет.)


[Закрыть]

18 июня мы починили наши лодки, сильно пострадавшие от напиравшего льда; в том числе пришлось законопатить все швы и кое-где укрепить их, наложив дополнительные дощечки, что мы сделали с Божьей помощью, так как Господь послал нам дрова и мы смогли растопить смолу и приготовить всё, что требовалось. Затем несколько человек отправились на берег поискать яиц, которых очень хотелось больным, но яиц не нашли, зато принесли четырех птиц, пойманных с риском для жизни между льдом и берегом, где лед у нас под ногами то и дело ломался, так что мы подверглись немалой опасности.

19 июня погода была неплохая; ветер NW, а с полудня W и WSW. Мы оставались окружены льдом, совсем не видели открытой воды и потому думали, что это наше последнее плавание и нам отсюда никогда не выбраться. Но мы всё-таки утешали себя тем, что Господь Бог нас уже столько раз спасал в самый неожиданный момент, и что десница его не стала короче, и что он сможет помочь нам, если ему будет угодно, и на это мы полагались и старались вселить друг в друга бодрость.

20 июня погода была неплохая, ветер W. Около того времени, когда солнце было на SO, Клаасу Андрису стало очень плохо, и было ясно, что он уже долго не протянет. Старший боцман пришел к нам в бот и рассказал, в каком положении находится Клаас Андрис и что он проживет недолго. Тогда Виллем Баренц произнес: «Мне кажется, что и я протяну недолго». Мы не предполагали, что болезнь Виллема Баренца настолько опасна, потому что мы тогда сидели и беседовали, и он читал мою карту, которую я начертил за время нашего путешествия, и мы обменивались мнениями о ней. Наконец он отложил карту и обратился ко мне: «Геррит, дай мне попить». Когда я это сделал и он попил, ему стало так худо, что у него закатились глаза, и он умер столь неожиданно быстро, что у нас даже не было времени позвать со шкоута шкипера. Виллем Баренц умер раньше, чем Клаас Андрис, который тоже вскоре за ним последовал. Смерть Виллема Баренца причинила нам немалое горе, ведь он был наш главный вожатый и единственный штурман, на которого мы полностью полагались. Но против воли Божией мы ничего не могли поделать, так что пришлось смириться.

21 июня лед начало относить, и Бог послал нам очистившуюся ото льда воду при ветре SSW, а когда солнце было на NW, довольно сильно задуло с SO, и мы начали готовиться к отплытию.

22 июня утром, при довольно сильном ветре с SO, море в большой мере очистилось, но нам пришлось с большим трудом и тратя много сил перетаскивать лодки по льду. Сперва лодки с лежавшим в них грузом надо было перетащить через льдину на расстояние приблизительно в 50 шагов, спустить в воду, а затем втащить их на другую льдину и опять волочить по ней почти на 300 шагов. Только после этого мы добрались до открытой воды, где и смогли поставить паруса [Де Вейр 2011, 132–137].

Наблюдения эффекта Новой Земли

[НАЧАЛО ПОЛЯРНОЙ НОЧИ]

3 ноября ветер дул NW, погода была тихая, солнце взошло на StO (даже несколько южнее) и зашло на StW (тоже немного южнее); над горизонтом недолго была видна только верхняя его часть, хотя место, на котором мы стояли, когда измеряли положение солнца, было на такой же высоте, как марс нашего корабля. И солнце было тогда в 11°48′ Скорпиона, а склонение его было 15°24′ к югу от линии небесного экватора.

4 ноября погода была тихая. Солнца уже не было видно, так как оно больше не поднималось над горизонтом [Де Вейр 2011, 98].

[ПРЕЖДЕВРЕМЕННОЕ ПОЯВЛЕНИЕ СОЛНЦА И НАБЛЮДЕНИЯ СОЕДИНЕНИЯ СВЕТИЛ] [117]117
  Курсивом набран текст, выделенный автором в оригинальном издании Дневника 1598 года.


[Закрыть]

24 января погода была ясная, ветер дул с W. И тогда я, вместе с Якобом Хеймскерком и еще третьим человеком, пошел к берегу моря, на южную сторону Новой Земли, где, сами того не ожидая, увидели – причем я самым первым – край солнца. Мы немедленно вернулись домой сообщить эту радостную весть Виллему Баренцу и остальным товарищам. Виллем Баренц, мудрый и опытный штурман, ни за что не хотел верить нашему сообщению, говоря, что солнце на этой широте может появиться только через 14 дней. Мы упорно утверждали, что видели солнце. По этому вопросу было заключено несколько пари.

25 и 26 января погода была туманная и темная, так что ничего не было видно. Поэтому те, кто бился с нами об заклад, считали, что выиграли спор; но 27-го числа, когда погода улучшилась, мы все увидели над горизонтом полный диск солнца. Тут уже никто не мог сомневаться, что мы видели его и 24-го числа.

По данному поводу впоследствии были высказаны различные мнения: что это, дескать, противоречит всем древним и новым писателям, а также самому ходу природы и шарообразности земли и неба. А некоторые говорят, что поскольку так долго не было дневного света, то мы, вероятно, просто слишком долго спали, хотя мы убеждены, что это не так. Но какой бы ни была причина, это дело рук Божьих, и пусть другие спорят сколько угодно. Но дабы никто не заподозрил, будто мы обходим вопрос молчанием, мы хотим обосновать, почему мы убеждены в правильности наших наблюдений и подсчетов.

Да будет вам известно, что, когда мы увидели солнце впервые, оно было в 5°25' Водолея, а согласно нашему первому вычислению должно было появиться только в 16°27' Водолея, при широте 76°, где мы находились.

Нас чрезвычайно удивляло это противоречие, и мы спрашивали друг друга, не ошиблись ли мы в счете времени, что казалось нам невероятным, так как каждый день, не пропуская ни одного, мы делали записи обо всём, что происходило, и всегда пользовались нашими стенными часами, а когда они замерзали, то песочными, рассчитанными на 12 часов. Кроме того, мы искали разные другие способы правильно определить время. Обращая внимание на всё, на что можно было обращать внимание, мы решили, что стоит почитать в «Эфемеридах» Иосифа Скалы, напечатанных в Венеции, охватывающих 1589–1600 годы. Мы нашли в этой книге, что 24 января (когда у нас впервые появилось солнце) в Венеции в час ночи было соединение луны с Юпитером. Поэтому мы постарались внимательно проследить, когда это соединение произойдет у нас, около дома, в котором мы находились. Мы установили тщательнейшее наблюдение и увидели, что того же 24 января, когда в Венеции произошло вышеназванное соединение в 1 час ночи, у нас оно было утром, около того времени, когда солнце находилось на востоке. Постоянно наблюдая за двумя указанными планетами, мы видели, как они постепенно сближались, пока, наконец, не стали прямо одна под другой, обе в созвездии Вола, и это было утром в 6 часов. Когда Луна и Юпитер были над нашим домом в соединении, они, согласно компасу, находились на NtО, а юг компаса был на самом деле SSW. Луне было уже восемь дней. Отсюда видно, что луна и солнце отстояли друг от друга на восемь румбов. Было это около 6 часов утра; от того места, где мы находились, до Венеции пять часов долготы, из чего можно вычислить, насколько восточнее Венеции мы находились: на пять часов, каждый час равен 15°, выходит, что мы были на 75° восточнее, чем Венеция. Из всего этого можно сделать вывод, что мы в своем расчете не допустили ошибки и даже определили нашу истинную долготу на основании наблюдения над двумя вышеупомянутыми планетами. Ведь Венеция расположена на долготе 37°25[118]118
  В московском издании 2011 года автором венецианских «Эфемерид» ошибочно назван французский историк Иосиф Юстус Скалигер (1540–1609).


[Закрыть]', а склонение ее составляет 46°5'. Отсюда следует, что место на Новой Земле, где мы находились, имело долготу 112°25', при 76° северной широты. Вот правильные долгота и широта… Впрочем, сейчас важно, чтобы из вышесказанного стало ясно: на упомянутой широте 76° солнце исчезло 4 ноября и появилось вновь 24 января, а дальнейшими дискуссиями пусть занимаются те, кто специалист в этом деле. Для нас достаточно, что мы доказали, что не ошиблись в счете времени [Де Вейр 2011, 110–131].

[ВЕСЕННЕЕ РАВНОДЕНСТВИЕ]

21 марта погода стала ясной и тихой, но холод не уменьшался, ветер был W. В этот день солнце вступило в знак Овна на линии экватора, и в полдень мы измерили его высоту над горизонтом и определили ее в 14°; так как солнце находилось на равном расстоянии от обоих тропиков, то оно не имело никакого склонения, ни к югу, ни к северу. Вычтя высоту солнца из 90°, мы нашли, что мы находились на 76° северной широты [Де Вейр 2011, 119].

Приложение 2
Ян Хёйген ван Линсхотен. Плавания на север 1594–1595 годов (Франекер: Герард Кетель, 1601)
Встречи с поморами и самоедами

В ЛЕТО 1594-Е[119]119
  События 10–12 июля – перевод Д. А. Хотимского. События 27–31 июля – перевод И. М. Михайловой.


[Закрыть]

10-й день июля, воскресенье [Баренцево море, о. Сенгейский][120]120
  Остров на Тиманском берегу Баренцева моря, образующий удобную гавань. Тиманский берег идет от Чёшской губы до полуострова Русский Заворот. Линсхотен называет этот остров Toxar. Здесь и далее географическую привязку событий мы в первую очередь приводим в современной топонимии, чтобы дать читателю возможность почувствовать реальность происходящего. Соответствующие названия XVI века даны в примечаниях.


[Закрыть]

Входя в гавань, увидели приближающийся с запада парус, как оказалось, русской лодьи, шедшей из Белого моря и направляющейся к Печоре. Эта лодья пришла в гавань из-за штиля, чтобы дождаться ветра, а затем продолжить свое путешествие. Русские подошли к нам, дружески раскланялись, мы спросили их о суше и берегах, и, как мы поняли, наши карты и сведения расходились с тем, что сказали они. Русские не знали ничего о широте и градусах и не могли дать точных названий и сведений насчет мысов, рек, островов и побережий. Про Вайгач сказали, что подход к нему узкий, всегда замерзший из-за мелководья, что море здесь теплое, и называют его южным, в отличие от северного, которое холодное, что лед идет всегда от Новой Земли и потому находится тут целый год [L’Honoré Naber 1914, 52–53].

11-й день июля, понедельник [там же]

Около полудня увидели три паруса, шедшие с запада вдоль берега. Мы тут же отправились на яхте им навстречу. Это также были лодьи, вместе направлявшиеся к Печоре. Мы расспросили их о берегах, реках и Вайгаче, но и тут нам не сказали больше того, что мы узнали накануне. Впрочем, сказали, что у Вайгача так много китов и моржей (Zee Paerden), что кораблю трудно пройти. В этих словах мы нашли утешение, коль скоро там нет других препятствий и опасностей. Тогда они сказали, что там каменные скалы, банки и отмели, из-за которых кораблю пройти невозможно, и что некоторое время назад Великий князь направил туда три лодьи, которые все сгинули во льдах, и большинство людей, что были на них, погибли, и лишь немногие смогли спастись и поведать о том, что случилось с ними. Когда мы выслушали их истории и выдумки, мы поняли, что они хотят нас запугать и убедить нас отказаться от нашего путешествия. Однако нашими добрыми намерениями и упованиями мы надеемся заменить опыт лжи другим, правдивым опытом, отличным от всего того, что нам преподнесли [L’Honoré Naber 1914, 53–54].

12-й день июля, вторник [там же]

Видели еще одну лодью с запада, прошедшую мимо вдоль берега. Немного спустя увидели на берегу двух русских охотников, они были первыми людьми, которых мы встретили на суше. Мы пригласили их подняться на борт. Они сказали, что пришли с Белого моря, что высадились с лодьи, чтобы поговорить с нами, а потом они пойдут к реке Колкокова, [121]121
  В оригинале: de Reviere van Colcocoua; это Колоколковская губа Тиманского берега восточнее острова Сенгейский.


[Закрыть]где будут находиться всё лето, промышляя рыбной ловлей и охотой на медведей, соболей, лисиц и других зверей [L’Honoré Naber 1914, 54].

Июля 27-й день. Среда [пролив Югорский Шар, о. Вайгач, мыс Дьяконова][122]122
  У Линсхотена название Eylandt van de Afgoden, или остров Идолов, относится к острову (полуострову) Хосейто, южную оконечность которого образует мыс Дьяконова.


[Закрыть]

На крайней оконечности, на южной стороне острова, стоит три или четыре сотни деревянных идолов, как малых, так и больших, вырезанных из дерева, плохо и неумело обработанного; нетрудно заметить, что они изображают человеческие фигуры; они стоят наклонно, прислоненные к опоре, и повернуты лицом к востоку, а вокруг них множество рогов северных оленей, которые там, как представляется, были принесены в жертву. Эти рога и идолы издали показались нам крестами, вроде тех, что мы раньше находили тут и там на разных мысах, о чём говорилось выше. Но теперь мы обнаружили, что это идолы лапландцев, или финнов, или других местных жителей, придерживающихся языческих верований, что вполне ясно по этим знакам. Я вижу только одно объяснение тому, что здесь столько фигур идолов, составленных в одном месте: думаю, что всякий раз, когда кто-то умирает, сюда, на этот жертвенный холм, привозят еще одну деревянную фигуру. Это подтверждается и тем, что мы нашли здесь фигуры, совсем сгнившие и истлевшие от времени, а также несколько совершенно новых, сделанных недавно. Некоторые из них изображали мужчин, другие – женщин, а отдельные – детей, некоторые – мужчину и женщину вместе, подобным же образом на некоторых было вырезано по четыре, пять, а то и семь, восемь и еще больше лиц, одно под другим, словно изображения целых семей [Де Вейр 2011, 203].

[Южный берег пролива Югорский Шар]

Вечером мы разговаривали с людьми Адмирала, которые рассказали нам, что накануне были на Южной земле, вдевятером или вдесятером, имея при себе лишь одну или две пики. Поскольку с северной стороны они никогда не встречали людей, то и здесь не думали встретить кого-нибудь с враждебными намерениями. Сойдя на берег, они приблизились к избушке, около которой снова нашли уйму идолов, которые были аккуратнее выполнены, чем идолы на северной стороне, и отполированы. Моряки рассказывали, что у этих идолов глаза и соски на груди были сделаны из олова. Постояв там недолгое время, они увидели приближающегося к ним на санях человека, а сани были запряжены тремя оленями. Увидев его, наши товарищи пошли ему навстречу, чтобы попытаться поговорить с ним или как-нибудь еще узнать от него что-либо. У него был с собой лук со стрелами. Увидев, что у наших в руках только одна пика, он прицелился из лука, а также взял в руку пику, которая у него тоже имелась; этим он хотел показать, что не собирается признавать наше преимущество. Но, поскольку наши моряки все вместе на него наступали, он подпрыгнул и издал клич, после чего из долины выскочило около 30 человек, все на санях, запряженных двумя или тремя оленями. Они в один миг почти окружили моряков и заняли сторону побережья перед яхтой, так что моряки оказались в очень тяжелом положении. Но потом набрались мужества и пробились сквозь них, да и местные отступили, опасаясь, что вдруг наши еще сидят где-то в укрытии и могут напасть на них сзади, а иначе местные могли легко захватить наших, хотя возможно, что они и не хотели причинять никому вреда. Как только наши взошли на яхту, они тотчас отчалили от берега и поставили парус, и после этого на берег пришло еще пятеро из всей толпы, и некоторые стали стрелять в наших стрелами, но не нанесли ущерба, так как яхта была уже вне пределов досягаемости [Де Вейр 2011, 204].

Июля 31-й день. Воскресенье [пролив Югорский Шар, о. Вайгач,

мыс Сухой Нос][123]123
  У Линсхотена: Cruys-hoeck, или мыс Крестовый.


[Закрыть]

Приблизившись к берегу, мы увидели наверху двух или трех человек, идущих с некоторым количеством северных оленей. Мы тотчас направились к ним, чтобы посмотреть, не получится ли у нас завоевать их доверие и поговорить с ними. Как только мы подплыли к берегу, двое или трое из них подошли к краю скалы, чтобы нас лучше увидеть. Мы крикнули им, что хотим с ними поговорить, на что они поначалу ничего не ответили, как будто не поняли нас, но, когда мы стали показывать, что хотим сойти на берег, они закричали и побежали прочь. Тогда мы сказали нашему русскому по имени Михаил (которого мы, чтобы у нас был русский переводчик, взяли с собой из Голландии, а именно Энкхейзена, где он жил и был женат) и еще одному человеку, чтобы они спрыгнули на берег без оружия, а остальные остались на борту и вели себя тихо, чтобы не напугать местных жителей. Русский, сойдя на берег, стал кричать им, чтобы они остановились и поговорили по-дружески. Те, увидев, что на берег сошло только двое и без оружия, понемногу подошли к нашим, но всё еще держа наготове луки со стрелами и оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что нет засады; трое или четверо встали со стороны воды и с натянутой тетивой следили за нами на яхте. Мы послали им хлеба и сыра, которые они с аппетитом съели и с удовольствием приняли, так что к прежней небольшой группе присоединилось еще человек 14–15 молодых и старых. Тогда и наши сошли на берег, человек пять или шесть, и они выказывали нам большое расположение, кивая и кланяясь. Мы осмотрели их луки, но стрелы они не захотели дать нам подержать.

Что же касается самих этих людей и их одежды, большинство из них маленького или среднего роста, с плоским и сильно деформированным лицом, маленькими глазками и совершенно без бород, так как бороды они, как нам объяснили, выщипывают для красоты. У них черные как смоль, прилизанные волосы, закрывающие уши, и очень темный и некрасивый цвет лица, как у испанских мулатов, но под чернотой в глубине скрывается розоватый цвет, что получается, я думаю, в основном оттого, что они зимой сидят в своих конурах в дыму. Одежда их сделана из шкур мехом внутрь и гладкой стороной наружу, рукавицы у них соединены с рукавами, но они умеют их очень быстро снимать и надевать, то же самое и с капюшонами на голове, прикрепленными к верхнему платью; штаны похожи на те, что носят некоторые крестьяне в Голландии: суживающиеся книзу и длинные, доходящие до обуви, только у здешних жителей штаны и обувь скреплены вместе. У некоторых на головах были пестрые капоры, вроде тех, какие у нас носят женщины из Эмдена, некоторые напоминали обезьян и чудовищ, и у всех были луки и стрелы наподобие персидских, я видел похожие в Индии. Все они – ловкие люди, умеющие поразительно легко прыгать, они обнаружили смелость и физическую ловкость, они прыгают, как молодые необъезженные жеребцы; они всё время остаются настороже и оглядываются, так что кажутся вояками. Что же касается бега, среди наших не найдется никого, кто смог бы их догнать. Сани у них совсем другие, чем те, что мы видели у лапландцев и русских на Кильдине, потому что здесь они даже похожи на телеги: они довольно высокие, сверху и снизу к ним крепится по раме на столбиках, они открытые и легкие; насколько мы поняли, эти сани служат им также летом для перевозки того-сего. Этот народ, похоже, совсем не занимается рыбной ловлей и не плавает по морю, они живут только охотой на диких животных, мы это поняли, потому что нигде поблизости не было никаких признаков лодок на море, а также домов или других строений на берегу моря. Поскольку мы их плохо понимали, а нашим людям в яхте трудно было оставаться на месте, мы попрощались и вернулись на яхту и, подняв якорь, напоследок протрубили в трубу, чего они сначала испугались и хотели убежать, но потом, поняв, что это дружеское прощание, высыпали на берег, снимая с голов головные уборы, кланяясь и отвешивая поклоны, крича и размахивая руками в знак прощания [Де Вейр 2011, 205–207].

В ЛЕТО 1595-Е[124]124
  Перевод Д. А. Хотимского.


[Закрыть]

20-й день августа, воскресенье [пролив Югорский Шар, о. Вайгач, бухта Варнека]

С западной стороны залива видели стоявшую там русскую лодью, которая, услыхав звуки выстрелов (это адмирал приказал стрелять, чтобы вернуть нас на борт), немедленно ушла под парусом, побросав свои сети и некоторые другие мелкие, не представляющие ценности вещи, которые наши люди оставили в неприкосновенности, зная, что за кражу полагается суровое наказание. Никакого жилья поблизости не нашли, но на берегу обнаружили четыре или пять кожаных мешков (сделанных из мягких шкур) с вонючим ворванным жиром, которые там лежали или были завалены камнями [L’Honoré Naber 1914, 156]