Текст книги "Женщины Донбасса. Истории сильных"

Дарья Морозова

Тысячи людей – те, кого она спасла от заточения и пыток укронацистов, и их родные, – называют ее Ангелом, ставят в храмах свечи за ее здравие. А с другой стороны линии фронта есть и такие, кто через соцсети и подконтрольные Украине СМИ выливает на нее ушаты грязи, обвиняя во всех смертных грехах, даже сочинили петицию с требованием ее отставки, – но их меньшинство. А эта несгибаемая женщина не позволяет себе расстраиваться по поводу нападок, не обращает внимание на реальные угрозы ее жизни и каждый день делает дело, которое выбрала сама еще в 2014 году, – помогает людям, вызволяет военных и гражданских дончан из украинского плена.

Зовут ее Дарья Морозова, она – первый и единственный в Донецкой Народной Республике Уполномоченный по правам человека. А еще она счастливая жена и любящая мать двоих детей: сына и дочери.

Дарья Морозова:

– Моя родина – шахтерский город Макеевка, что сейчас уже стал частью Донецка. Там я родилась и выросла, окончила экономический факультет Макеевского экономико-гуманитарного института.

В 2014 году мне было двадцать пять полных лет. У меня был вполне успешный бизнес: из провинции Гуанчжоу в Китае я привозила мебель. Я совершенно не интересовалась политикой, но, когда после стольких лет геноцида русского населения Донбасса Киев стал в нас реально стрелять, у меня даже мысли не было уехать с родной земли, где похоронены предки, близкие, знакомые… Решила, чем смогу, буду помогать людям. Летом 2014 года из Шахтерска, в котором шел кровопролитный бой, мне удалось под обстрелом вывезти автобус людей из здания школы. В качестве частного лица.

Но потом поняла, что мне нужны официальные полномочия, и пришла со своей идеей к Александру Владимировичу Захарченко:

– Нам нужен комитет по делам беженцев и военнопленных! Я хочу помогать и могу этим заниматься. И им должна быть я! Поддержите, пожалуйста.

Захарченко удивился моему натиску, подумал… И правительство Донецкой Народной Республики создало комитет по делам беженцев и военнопленных, а через пару месяцев появился институт уполномоченного по правам человека. Сначала в моем единственном лице. Приходилось жить в режиме цейтнота! Но работа шла. Я первая организовала горячую линию по ДНР, связанную с военнопленными и пропавшими без вести. Мне отовсюду звонили, передавали данные. Так начала формироваться наша база. Потом у меня появились официальные помощники.

Я понимала, что мне не хватает знаний правового поля, и параллельно с работой стала учиться и окончила Донецкий национальный университет по специальности «Юриспруденция».

В то время велись очень активные бои в Славянске, и мы столкнулись с тем, что к нам начал приходить огромный поток беженцев из Краматорска, Славянска, Артемовска, и все не знали, что с ними делать. И так получилось, что созданный комитет по делам беженцев и военнопленных возглавила я. За лето 2014 года мы своими силами вывезли сто двадцать тысяч беженцев на территорию Российской Федерации.

С самого начала мы выстраивали свою работу в тесном контакте с российскими коллегами: в чем-то опираясь на их опыт, но в основном нарабатывая свой.

Мне запомнился первый обмен. Ко мне на прием пришел мужчина, бывший военный, в высоком звании, и рассказал, что его сын попал в плен. Он по своим каналам узнал, где его держат, узнал, что сына жестоко пытают физически и морально, и сказал: «Помогите моего ребенка вызволить!» По его лицу было видно, что он исчерпал свои возможности и был готов на все, даже выкуп заплатить. А надо сказать, что украинские палачи и их подручные часто с готовностью «продают» пленных.

Мы стали заниматься условиями возвращения, и 7 мая – навсегда запомнила эту дату! – у меня получилось сделать мой первый обмен. Когда мы привезли измученного парня, отец со словами «Сынок!» упал на колени… Эта история мне душу перевернула, и с тех пор я каждый раз чувствую эту родительскую боль, словно вызволяю своих родных…

А отец того парня мне потом подарил статуэтку «Фортуна», и она до сих пор везде со мной, как напоминание, какую роль предназначает мне порой Судьба, – чтобы Удача пришла к людям в плену – возвращение домой.

С сентября 2014 года все обмены пленными между дончанами и украинской стороной проходили с моим участием. И к концу года было вызволено уже около 300 человек.

А всего за эти годы мы вернули из украинского плена по официальным цифрам – порядка девятисот человек, а по «неофициальным» – порядка полутора тысяч!

Помню свое участие в первых Минских переговорах… Даже запах в бывшей резиденции господина Лукашенко. Когда начались переговоры, представители украинской стороны сидели вальяжно, посмеивались, даже позволяли себе хамские высказывания в наш адрес… Мне стало так обидно за нашу делегацию, за народ Донбасса, который мы представляли, что я не удержалась и попросила слово.

Говорю: «Вы же добровольно подписали Минские соглашения! Господина Порошенко никто же силой не заставлял их подписывать?» Они все замолчали и уставились на меня. Я продолжила: «Отлично, тогда переходим к пятому и шестому пунктам, согласно которым вы должны принять закон, запрещающий преследования лиц, участвующих в конфликте на Донбассе, и должны сделать обмен всех на всех. Так выполняйте же!»

Правда, толку от этих переговоров было – как от козла молока! За семь лет уж я насмотрелась на этих «переговорщиков».

В 2017 году я приехала на переговоры и рассказала в подробностях, с цифрами и фактами, что украинские войска ведут прицельную стрельбу по мирному населению. Рассказала, как на пункте пропуска в Еленовке погибла женщина на девятом месяце беременности вместе с неродившимся ребенком… Меня эта история потрясла, наверное, еще и потому, что я сама тогда ждала ребенка…

Смотрю на лица украинских представителей, а на них нет даже тени сочувствия! Более того, госпожа Геращенко, которая возглавляла тогда официальную делегацию Украины, говорит: «Знаете, что я вам скажу: слава Богу, что дети гибнут именно в Донбассе! Вы это заслужили». У меня тогда в глазах потемнело… Я понимала, что если официальные лица могут себе такое позволить, то уж точно бы они нас с землей сровняли, если бы не началось СВО!

Когда был большой поток эвакуированных, мы организовывали доставку медикаментов, детского питания и средств гигиены в пункты временного размещения. Помогали эвакуировать семьи с детьми и инвалидов. Установили судьбы более тысячи граждан, разыскиваемых родственниками на освобожденных территориях. Оказывали содействие в восстановлении утраченных документов. Помогали детям, у которых погибли родители, воссоединиться с родственниками или опекунами. Содействовали в оказании квалифицированной медицинской и психологической помощи раненым мирным жителям и военнослужащим, защитникам Республики, вернувшимся из плена.

Стало нашим правилом регулярно проводить выездные приемы. В освобожденном Мариуполе в июле 2022 г. на постоянной основе начала работу Общественная приемная Уполномоченного по правам человека в ДНР. Благодаря этому жителям южных поселков теперь не придется ехать со своими вопросами, проблемами в Донецк.

В связи с возросшим количеством обращений мы открыли три дополнительные круглосуточные «горячие» линии Омбудсмена ДНР, так что сейчас их работает целых пять!

Одной из наших важнейших задач является сбор данных о погибших в местах боевых действий. Как только наши войска освобождают территории, мы сразу выезжаем туда и по горячим следам включаемся в работу. На основании данных от военных, сотрудников МЧС и местных жителей составляется карта мест обнаружения тел и стихийных захоронений. В нашу задачу входит и контроль за тем, чтобы собранные и эксгумированные останки были своевременно доставлены для судебно-медицинских исследований, сбора биоматериала для ДНК-типирования, для возможности дальнейшего опознания безымянных трупов.

До начала СВО на территории ДНР были обнаружены и вскрыты более 130 мест массового и стихийного захоронения жертв украинской агрессии. Мы считаем, что это всего лишь меньше половины от безымянных захоронений.

До сих пор Донецк и ряд других городов Донбасса Украина продолжает засыпать минами-«лепестками». Их коварство в том, что они маленькие, на вид безобидные, похожие на игрушки. Поэтому там много среди покалеченных ими именно детей…

Каждый раз, когда случаются гибель или ранение мирного населения, мы сразу мчимся на место происшествия, чтобы все это зафиксировать. Потому что это – вещественные доказательства преступления украинского режима. К сожалению, международное сообщество нас в данный момент не слышит. Вот и на заседании Совета Безопасности ООН по гуманитарной ситуации на Украине в апреле этого года, куда я была приглашена российской стороной. Я хотела использовать площадку ООН, чтобы обратить внимание международных правозащитных организаций на критическую ситуацию с несоблюдением прав пленных на Украине. У нас собраны многочисленные свидетельства, способные «открыть глаза» международной общественности на пытки и издевательства над военнопленными и мирными людьми. Но меня на заседание не допустили. Даже дистанционно, по видеосвязи.

И все же я верю, что так будет не всегда, и тогда пригодятся материалы, которые мы все эти годы тщательно собирали.

Порой иногда насмотришься, наслушаешься, и такое отчаяние накатит… Но расслабляться себе не позволяю: на меня смотрят люди, от меня зависят наши девочки, которые работают со мной… Наверное, мы еще не исчерпали свой запас прочности: просто выдерживаем это и все!

Конечно, я задала наш традиционный вопрос: какая помощь им нужна?

Дарья Морозова:

– Помощь? Если бы вы были волшебниками, я бы попросила мира нашей израненной земле (смеется). Очень хочется чувства безопасности. Ну, а если по существу: считаю, что у нас есть категория пострадавших граждан, которые очень нуждаются в помощи, – это те люди, которые остались инвалидами после начала СВО, военнослужащие и мирные жители. Как официальное лицо, я хотела бы через вас обратиться ко всем фондам, которые могут помочь. Прошу вас, если к вам обращаются наши ребята за помощью, – не отмахивайтесь, не отказывайте им!

Анна Железная

У этой женщины фамилия Железная – под стать ее характеру. Анна Александровна – заместитель директора центра по охране материнства и детства города Донецка, по сути, главного роддома этого города. В 2014 году, когда город начали обстреливать с украинской стороны, она даже и не подумала уезжать. И вот уже восемь лет под обстрелами помогает новым детям появляться на свет…

Анна Железная:

– Я родилась и выросла в Донецке. Конечно, я помню тот страшный год, когда все началось. Много чего говорят на западе про эту войну, переиначивая все наоборот… Заявляю со всей ответственностью, как человек, восемь лет живущий под бомбежками, как очевидец: украинцы все эти годы обстреливают гражданские здания, засыпают город противопехотными минами-лепестками, запрещенными Конвенцией ООН.

Поначалу люди не знали, что это, или не замечали и наступали на мину, а любопытные мальчишки поднимали, чтобы рассмотреть, и оставались без рук, без ног. В лучшем случае…

Укронацисты целенаправленно и планомерно уничтожают мирное население. Разве это не геноцид нас, русских, не пожелавших отказаться от своего языка, своей культуры?

Да, мы уже девять лет живем на войне. И фронт проходит через наши дома, семьи, наши души. Я так воспитана, что для меня вопрос уехать или остаться даже не стоял. У меня папа был кадровым военным, полковником, а дед – Спартак Авксентьевич Железный – был военным комиссаром разведывательной роты 465-го отдельного разведывательного батальона 383-й стрелковой дивизии 18-й армии Южного фронта, Герой Советского Союза, которого нацисты в бою сожгли заживо… А теперь я каждый день вижу, как украинские нацисты жгут мой город и людей…

Мама у меня была врачом, поэтому проблем с выбором профессии не было. Как и у двух моих приемных дочек – Людмила и София тоже стали врачами и работают со мной.

Никогда не забуду, как 8 августа 2017 года наш роддом оказался под обстрелом. От взрыва в родильном зале вылетели стекла, и нам пришлось собою прикрывать рожениц и новорожденных.

Мы оборудовали родильное отделение в подвале, потому что всем стало ясно, что все это надолго.

Но опасность поджидает везде…

28 февраля 2022 года во время обеда, когда мы были дома на кухне, упал снаряд прямо под нашими окнами: взорвались машины, что стояли внизу, и осколки от них, от стекол, от мины полетели в нашу квартиру.

Говорят, в такие моменты в голове проносится вся жизнь, но у меня мысли были только о том, как спасти сына Сашу, няню, собаку… Слава Богу, семья почти не пострадала…

Месяц мы прожили без окон, затянув рамы пленкой. А это февраль, и было очень холодно.

Но война научила нас выживать. И так уж получилось, что не она, а ковид забрал жизнь мужа… У нас вся семья переболела, я выжила, он нет… Мы с ним пятнадцать лет прожили, везде вместе: и дома, и на отдыхе, и на работе, – он работал врачом-анестезиологом. Мне тяжело без мужа, а нашему девятилетнему сыну Саше – без отца…

За все эти годы войны на Донбассе погибло очень много детей… Они лежат в месте нашей общей боли – на Аллее Ангелов в донецком Парке Ленинского комсомола… В это время появление каждого нового ребенка – это чудо, отвоеванное нами у войны… И мы, несмотря на обстрелы роддома, сорванную крышу, частые отключения электричества и пр., боремся за жизни рожениц, за каждого новорожденного, потому что это не только счастье в отдельной семье, – это будущее нашей страны.

Да, нам страшно под обстрелами, но мы научились загонять этот страх поглубже, чтоб его не было видно, чтоб он не мешал делать привычную работу.

Знаете, чему научила меня война? Быть еще более доброй к людям, но в то же время – очень жесткой, требовательной к себе и к персоналу: мы рядовые на этой войне, но не пешки, от которых ничего не зависит!

Какая помощь нам нужна? А вы записывайте, записывайте (смеется): список длинный! В первую очередь нужно застеклить окна роддома, накрыть его крышей, подремонтировать разбитые двери. Для этого нужны стройматериалы, а они здесь в большом дефиците. Из оборудования: нужны несколько аппаратов УЗИ, аппараты ЭВЛ, инкубаторы интенсивной терапии для новорожденных, анализатор допплеровский сердечно-сосудистой деятельности матери и плода, – ой, да я вам сама напишу! Ну, хотя бы что-то из этого…

Я слушала ее и думала: вот еще одна страница в книге Истории героических женщин Донбасса – об Анне Александровне Железной, которой для счастья нужно, чтобы «мой родильный дом был оснащен современным медицинским оборудованием». И мы все записали и все до последнего пункта доставили, благодаря нашим партнерам из Народного Фронта и Благотворительного фонда «Память Поколений».

Людмила Матлахова

Каждая встреча на земле Донбасса – это новый страшный рассказ о человеческом горе. Но то, что выпало на долю Людмилы Матлаховой, заставит содрогнуться даже человека с железными нервами… Жизнь поставила Людмилу перед самым сложным выбором в ее жизни, кого из двоих детей спасать: старшего или младшего? И ей пришлось его сделать, забыв о том, что в тот момент она сама была объята пламенем и горела.

На заборе дома Людмилы в Мариуполе, от которого остались лишь обгоревшие стены, до сих пор надпись: «Груз «220» 3 взр. 1 реб.».

Людмила Матлахова:

– Что это означает? Груз «200» – это смерти: трое взрослых – мой муж и двое соседей, и один ребенок – мой старший сын Никита.

Это случилось 2 апреля прошлого года. Время обеда, я собиралась готовить на печке, что во дворе. Муж сидел рядом, немного дальше – двое соседей. Они что-то обсуждали, вдруг муж крикнул: «Быстро в подвал!» У него было такое лицо, что я не раздумывала: все побросала, схватила сыновей, бросилась в дом и спустилась с ними в подвал. И буквально секунд через тридцать – взрыв!.. Даже в подвале у нас в ушах зазвенело…

Я попыталась открыть крышку подвала, а на нее упала тяжелая дубовая входная дверь, но, слава Богу, не полностью накрыла подвал. Я с большим трудом смогла приподнять крышку и вылезла. Кричу: «Олег! Олег! Иди сюда! Помоги мне!» А муж почему-то не спешит на помощь. Я тогда еще не знала, что он убит… Как и двое соседей. Если б не мужнино предчувствие, и мы с детками рядом лежали…

Меня контузило, и я мало что соображала, а потом накрыла паника: все горит – и стены, и потолок, нас от выхода отрезало стеной огня… Я поднатужилась и вытащила младшего сынишку, Дениску. Сказала ему, чтобы он бежал в комнату и звал на помощь: у нас на всех окнах решетки, а в двери уже не выйти…

Лежу на полу на животе и одной рукой держу крышку подвала, а другой тяну старшего сына Никиту. Кричу ему: «Сынок, ну пожалуйста, выходи!» Он аутист, сильно испугался, вырвал свою руку из моей и забился в угол подвала. А на меня падают куски горящего потолка, платье на спине горит… Вижу, как у Дени загорелись волосы, он кричит, мечется по комнате… Надо было его спасать…

Я сказала: «Прости меня, сынок…» – и закрыла крышку подвала. Потом подбежала к Денису, руками стала тушить его волосы, а у него уже и лицо было в ожогах.

Тут – слава Богу! – подбежал сосед и стал отжимать решетку на окне, чтобы мы выбрались. Я сначала просунула под решетку Дениску. Потом сосед еще больше решетку отогнул, и я вывалилась наружу, как куль, – хорошо, что ничего не сломала, и только потом поняла, что вся горю. Я была в шоке и поначалу даже боли не чувствовала.

В тот день у меня словно кусок души сгорел, обуглился… Мыслями часто возвращаюсь в наш горящий дом, все думаю, может, надо было прыгнуть в подвал и вытащить Никиту?.. А потом вижу перед глазами Дениску с горящей головой… Счет ведь шел ни на минуты, а на секунды. Я не умом это тогда понимала: инстинкты включились.

Я смотрела на эту женщину с обожженными телом и душой и думала, что не дай Бог никому, даже злейшему врагу, оказаться на ее месте перед тем страшным выбором. Чтобы отвлечь ее от трагических воспоминаний, спросила:

– Людмила, а где вы теперь живете?

Людмила Матлахова:

– В трехкомнатной квартире с мамой, сестрой Светланой и ее сыновьями. Дома эти тоже пострадали от бомбежек, но здесь хотя бы можно жить. Недавно дали воду. Вот света и газа пока нет. Ну и окна надо вставить, и двери новые, – а так, в принципе, нормально.

Вслед за Людмилой мы проходим в квартиру, где на кухне собралась вся семья. Женщины на камеру улыбаются одними губами, а в глазах их плещется горе.

Валентина, мать Людмилы:

– Было у меня четыре внука, четыре мальчишки, а осталось трое: Дениска и сыновья Светы – Андрей, ему четыре с половиной года, и Кирилл, ему десять лет. Зятя и старшего внука потеряла одним махом. Жалко… но на все воля Божья. (Крестится и беззвучно шепчет молитву.)

Мальчишки сидят тихо, как взрослые, прислушиваются к разговору.

Спрашиваю у одиннадцатилетнего Дениса:

– Ты помнишь, что произошло в тот день?

Денис:

– Да, помню. И как услышали взрыв, как потом еле выбрались наверх. А потом я загорелся, начал терять сознание… Но я держался, звал на помощь. Я не чувствовал боли… не чувствовал, что горю. Потом меня вытащили, начали тушить, и стало очень больно. После начали маму тушить, она тоже кричала.

Где было больно? На руках и на лице. У меня было полностью обожженное лицо, сейчас почти поджило, и следы остались только на лбу.

Людмила Матлахова:

– У тебя и на руках шрамы остались. А все потому, что не хотел их мазью мазать.

Денис:

– Хочу их оставить. Для чего? Память будет о том, что пережил… Меня много раз могли убить… А 2 апреля я мог стать сиротой… И за маму сильно боялся: у нее большая часть тела была сильно обожжена.

Людмила Матлахова:

– Сыночек за мной в больнице ухаживал, водой поил, из ложечки кормил, – опора моя!

Спрашиваю Людмилу:

– Мне сказали, что у вас пятьдесят процентов тела было обожжено. Врачи говорили, что это чудо, что вы выжили. Что больше всего пострадало?

Людмила Матлахова:

– Руки, спина полностью, подмышка правая, ягодицы полностью, ноги до колена и лицо. Ухо левое сгорело, и врачи его отрезали. Но до сих пор оно болит, тянет. Говорят – «фантомные боли»… Весь этот день – сплошная фантомная боль, которая меня до сих пор не отпускает…

Самое малое, чем мы смогли помочь этой женщине, это привезти одежду, медикаменты и технику для нового дома, ибо в старом сгорело все. Но это все – вещи материальные, а вот ее душевные раны будут болеть еще долго, да и зарубцуются ли когда?..