Текст книги "Женщины Донбасса. Истории сильных"

Алла Оболенская

Первая учительница, как первая любовь, не забывается никогда. Правда, с условием, что была Учителем с большой буквы.

Алла Ивановна Оболенская, пожалуй, не сможет точно подсчитать, скольким детям она стала первой учительницей. Но свой самый первый класс, с которого началась ее работа в школе, помнит отлично.

«Учительница первая моя…» – так всегда называл ее и Александр Захарченко – первый глава Донецкой Народной Республики… Пока был жив…

Алла Оболенская:

– «В первый раз в первый класс» – это было тогда не только про моих учеников, но и про меня. Моя судьба неразрывно связана со школой № 4 Калининского района города Донецка.

«Мои первые дети» остались в моей памяти на всю жизнь. Мы с ними периодически встречаемся, вспоминаем школьные годы, и я все про них знаю: где работают, как живут, у кого сколько детей, а у кого уже и внуки есть!

В этой школе учился с первого класса и Саша Захарченко, здесь рядом находится его родовое гнездо.

На моих глазах он рос. Обычный мальчишка – озорной и шустрый – превращался в серьезного, вдумчивого подростка, который любил читать, ответственно относился к урокам, до всего любил доходить своим умом и школу окончил в 1991 году с одной-единственной четверкой! Про таких говорят «основательный», «рукастый» – его любимым школьным предметом был труд. Учитель труда говорил, что, когда заканчивались уроки, все дети гурьбой мчались из класса, а Саша оставался в мастерской, наводил порядок, раскладывал по местам все инструменты и только потом уходил уже домой!

Александр часто приходил в родную школу. Помню нашу с ним встречу в конце 2013 года. Саша сказал, что приехал попрощаться, так как настал момент, когда каждый настоящий мужчина должен встать на защиту своей Родины. По-другому он не мог. «Я должен защитить малую родину, свою семью, всех вас. Все будет хорошо, не переживайте», – сказал он мне. В следующий раз мы встретились, когда его уже назначили военным комендантом Донецка.

Я внимательно следила за его военной и политической карьерой, видела, как он превращается в народного лидера – Александра Владимировича Захарченко.

Когда его избрали главой ДНР, меня пригласили на инаугурацию, которая проходила в здании Донецкого академического музыкально-драматического театра под аккомпанемент канонады… Не было пышных торжеств, все было скромно, но очень впечатляюще. Не могу забыть, до сих пор не могу передать чувства, что меня переполняли. Я сидела в первом ряду. Когда Александр Захарченко положил руку на библию и взволнованно произнес: «Клянусь соблюдать законы Донецкой народной республики, уважать и защищать права и свободы человека и гражданина, честно и добросовестно выполнять возложенные на меня обязанности главы Донецкой Народной Республики», – у меня слезы полились! Такая радость, такая гордость за него!

Заканчивается инаугурация, все начали выходить из зала, но меня и его наставницу из Донецкого техникума промышленной автоматики, который он закончил, остановили: «Подождите, не спешите». Нас подвели к Захарченко, стоявшему в окружении важных гостей. В руках у Александра Владимировича были два огромных букета роз. Он представил нас гостям и сказал: «Познакомьтесь, это мои мамки, которые дали мне путевку в жизнь. Конечно, первыми учителями жизни стали мои родители, но этим женщинам я буду всегда благодарен».

Рассказываю вам и не могу удержать слез: так это было волнительно!

Александр Владимирович приходил к нам каждый год 1 сентября на торжественную линейку, на Первый звонок. И 1 сентября 2018 года мы его ждали.

А накануне, 31 августа, мы встречались с его одноклассницей на бульваре Пушкина. Пока мы стояли и разговаривали с ней, услышали громкий хлопок. Знаете, мы давно живем на войне, но тогда стало очень страшно… Я знала, что дочка с подругой тоже встречалась в центре. Трясущимися пальцами набрала ее номер, – нет ответа! У меня земля стала уходить из-под ног… Набираю снова и снова, вдруг она ответила: «Мама, «Сепар» взорвали…» Мы тогда еще не знали, что в этом кафе Захарченко встречался с друзьями… А когда услышали страшную весть, просто отказывались в это поверить. Как, Саша? Ему всего 42… Это была наша общая потеря и общая боль… Знаете, говорят, что время лечит… Нет, не лечит, – чем больше проходит времени, тем больнее становится…

Сейчас наша школа стала кадетским корпусом имени Александра Владимировича Захарченко.

Можно сказать, что наша школа, начиная с 2014 года, когда шли тяжелые бои за Аэропорт, была на передовой. И не раз страдала от прилетов. Но даже когда после прилета Точки «У» в школе вылетели все рамы, изрешетило двери, тем не менее мы учились. Было страшно, да и сейчас тоже страшно…

Наши дети уже приучены к тому, что, если начинается обстрел, они знают, как нужно себя вести, что нужно делать. К сожалению, почти во всех школах – и наша не исключение, – нет хорошего бомбоубежища, где можно спрятать детей.

Но мы всегда с ними рядом! И надо забыть о своих страхах и проблемах, нужно учеников успокоить, показать им личным примером, что не боишься… Они смотрят на нас, все подмечают… Да, у нас идет война, но она не должна отобрать у детей детство, и мы должны им дарить хоть маленькую, но радость! Но помимо этого мы обязаны давать им знания. Представьте себе, как это сложно: ведешь урок, а за окном гремят взрывы, света нет, интернета нет, связь иногда плохо работает. Наши дети месяцами сидели в подвале, но и тогда они все равно пытались учиться, потому что понимали: это их задача, это такая их помощь родителям, это тоже их маленький вклад в победу.

Сейчас, несмотря ни на что, морально нам легче: мы чувствуем за спиной огромную Россию, ощущаем себя ее частью.

Вот в 2014 году было очень трудно: помимо учебных занятий учителя работали волонтерами, потому что у нас было очень много переселенцев, беженцев, которых нужно было обогреть, приютить, накормить, одеть, обуть. Тогда еще не было такого потока помощи, поэтому это приходилось делать силами тех людей, кто здесь жил. Денег нам тогда Украина уже не платила, но мы работали, и дети ходили в школу. Александр Владимирович Захарченко принял решение всех детей в школе кормить бесплатно. Это было большое подспорье для семей, потому что родители тоже не получали зарплаты.

Следующая серьезная проблема была в том, что у нас были только украинские учебники, в которых была полная ревизия истории нашей страны, гуманитарных и общественных наук. К примеру, на изучение Великой Отечественной войны отводилось всего два часа! И это о войне, которая отняла столько жизней, в том числе и на Украине!? Получалось, что у детей старательно отнимали наше общее прошлое, вообще не акцентировали то, кто был враг и почему… Больше времени было уделено «Оранжевой революции», которая преподносилась как освобождение Украины от «гнета» России. Все восемь лет украинской властью вкладывались огромные деньги в образование, для того чтобы полностью поменять мировоззрение детей. Любую книгу, изданную на Украине, возьми, – в ней написано, что Россия – враг, русские – враги, что их нужно уничтожать, убивать…

Мы не могли с этим согласиться, поэтому и начали борьбу с украинской, профашистской идеологией! Наконец-то на освобожденных территориях, которые постепенно к нам присоединяются, мы учим детей по нормальным учебникам.

Когда к нам стали привозить детей из Мариуполя, с Волновахи, мы столкнулись с большими проблемами: дети были, как загнанные зверята. В их головки долго закладывали страшную ложь про нас, про Россию, и они вначале молчали, смотрели исподлобья, всего боялись. Некоторые разговаривали только на украинском языке. Но обычно проходило всего несколько дней, они адаптировались, понимали, что никто их бить и мучить не будет, никто насильно не будет заставлять говорить по-русски, включались в школьную жизнь, вспоминали русский язык. Когда эти дети уезжали домой, в освобожденные города, то присылали нам письма благодарности, обещали к нам обязательно приехать, потому что здесь у них осталось много друзей.

Конечно же, я спросила Аллу Владимировну, в какой помощи она нуждается. И конечно же, она говорила не о личных проблемах.

Алла Оболенская:

– Говорю с вами не только за свою школу, но как депутат, Секретарь Комитета Народного Совета ДНР по образованию, науке и культуре: нам нужны компьютеры, ноутбуки, проекторы, сканеры, принтеры – все для нормального учебного процесса.

Я заверила Анну Васильевну, что мы объявим сбор оргтехники для школ Донецка и привезем все необходимое. И мы сдержали свое обещание.

Татьяна Крылова

Решение Татьяны в 2014 году пойти в ополчение стоило ей очень дорого: сначала она лишилась дома, потом здоровье потерял ее сын, а потом не стало мужа. На вопрос «Жалеете ли вы о том принятом решении?» она уверенно говорит: «Нет». И об этом ее история.

Татьяна Крылова:

– Родилась я и выросла в городе Краматорске Донецкой области, там же жила до 2014 года. Город наш старинный, промышленный. И абсолютно русскоязычный. По образованию я портной верхней одежды, работала в городском ателье, пока его не закрыли. Потом работала в медицинском центре администратором.

Когда в феврале 2014 года в Киеве произошел государственный переворот, началось настоящее гонение на русскую культуру, русский язык…

В это время мой муж, Александр Владимирович Гавришенко, и сын Андрей работали в России. Саша очень сильно переживал за нас с дочкой, звонил, спрашивал: «Что там у вас происходит?» Я его успокаивала, как могла. Но потом случились известные события, как украинские власти назвали это – «антитеррористическая операция», а по сути, война со всем русским и нами, русскими людьми.

Муж, а затем и сын вернулись и сразу включились в борьбу с АТО, вся наша семья ушла в ополчение. Мы с Сашей были так воспитаны, что не смогли оставаться равнодушными к происходящим событиям. Не зря же наши деды проливали свою кровь во время Великой Отечественной войны: мой дед был ополченцем и погиб в 1942 году, а дедушка Саши был в разведывательной роте, воевал в тылу фашистов. Так что мы просто не могли предать их память и позволить украинским фашистам ходить по нашей земле. И сына с дочерью мы так воспитали. Дочке Эле было всего 12, и я ее отвезла в более безопасный район города к родственникам. Позже узнала, что и моя девочка не осталась в стороне от нашей борьбы за независимость: раздавала листовки о референдуме.

Помню, 1 марта был первый митинг у нас в Краматорске. Атмосфера была такая, что за душу брала: люди собрались в едином порыве, объединились с одной идеей, что мы должны защитить себя и все, что нам дорого.

На выездах из Краматорска ополченцы установили блокпосты. На одном их них, что был недалеко от нашего дома, дежурили и мы с мужем с другими ополченцами, проверяли машины, чтобы не было прорыва украинских националистов и провокаций с их стороны. К примеру, дошел до нас слух, что в город хочет заехать «правый сектор» и устроить над нами расправу. Наши ребята на блокпосте проверяли машины и остановили для проверки две скорые, а в них сидели боевики. У ополченцев из «оружия» были только биты да палки, но эти вояки-фашисты не рискнули с ними схватиться, развернулись и убрались восвояси.

Самым тяжелым был июнь: по городу усилились обстрелы, начались проблемы со снабжением, плохо работал городской транспорт…

5 июля 2014 года поступил приказ уходить… Мне не хотелось верить, что придется оставить родной город… Но я понимала, что без вариантов: меня бы тут же арестовали. Позже мы узнали, что СБУшники схватили одну из моих подруг и выпытывали у нее, где сейчас наша семья.

Меня долгое время мучило, что тогда не удалось отстоять Краматорск, мне было стыдно перед жителями, которых мы там оставили… Стариков, которые везли нам, ополченцам, подушки, одеяла, теплые вещи, консервы… Они отрывали от себя последнее, несли нам и говорили: «Спасибо, дети, что не сдаетесь, что защищаете нас!» Это не передать словами, что мы тогда пережили… Жители плакали, провожая нас… У меня чувство было, что мы их предали.

Когда нас перебрасывали до Нового света[10]10
  Новый Свет – поселок городского типа в Старобешевском районе Донецкой области.


[Закрыть], я сидела, смотрела в окно автобуса: солнце светит, а родной город пустой, как мертвый… У меня слезы градом текли. Рядом сидел парень, утешал: «Не плачь, сестричка, все будет хорошо, мы скоро вернемся». Это «скоро» длится уже девятый год. И теперь наш Краматорск – областной центр Донецкой области, подконтрольной Украине.

Мне тогда вспомнились стихи Майи Румянцевой «Баллада о седых»:

 
…Сколько людям седин досталось
От неотданных городов.
А от тех, что пришлось отдать —
Поседевших не сосчитать…
 

И мы тогда оставляли родные города с пеплом на волосах и в сердцах…

Но я верю, что мы обязательно вернемся в родной Краматорск, очистим его от националистический нечисти, восстановим русский дух города, восстановим здания и уничтоженные памятники и поставим новые во славу наших павших героев! И я, наконец-то, пойду на могилу родителей, поклонюсь, попрошу прощение, что столько лет не по своей воле у них не была…

Наша семья воевала в ополчении достойно: Изваринский котел в 2014 году, оборона Горловки, Васильевки… В сентябре 2014 года мы с Сашей были награждены медалями «За оборону Славянска», в феврале 2015 года мужа после успешно проведенной операции в районе Дебальцевского котла наградили медалью «За боевые заслуги», а меня весной 2017 года – медалью «За оборону Горловки».

Конечно, на передовой бывало страшно… Но, знаете, начинается бой, адреналин поступает в кровь, – и это совсем другая жизнь, и ты – другой человек, ты – часть единого целого!

Днем мы с тремя женщинами готовили ребятам еду, ночью наравне с ними несли дежурство… С осени 2014 года по весну 2017 года жили с дочкой в расположении – это военная казарма.

20 ноября 2015 года муж находился на задании и был смертельно ранен: пуля попала в голову… Он был здоровым, сильным человеком, всю жизнь занимался спортом, поэтому сердце еще несколько часов билось, но врачи ничего сделать не могли…

Мне сразу о его смерти не сказали… Но было какое-то тяжелое предчувствие… Я понимала, что там что-то произошло, суета какая-то, все куда-то носятся. Подошла к командиру взвода, спрашиваю: «Что случилось?» Он отмахнулся, что не до меня. У Саши сердце остановилось в 20:40, а мне сказали только на утро. Я зашла заплаканная в комнату, дочка сразу все поняла, спросила: «С папой что-то?» И мы уже рыдали вместе…

Я очень переживала за сына. Он был минометчиком, участвовал в очень жестоких боях под селами Хрящеватое, Новоанновка и Новосветловка, там же получил первую тяжелую контузию. Позже еще одну контузию получил в Донецке от разорвавшейся рядом гранаты. Стал инвалидом…

А это моя дочь, Элеонора.

Элеонора:

– Я помню, как в 2013 году был Майдан… Мы все собрались и обсуждали ситуацию. Я видела, как вся моя семья на это реагирует, и прекрасно понимала, что никто не сможет усидеть на месте, когда начнется война. Поэтому, когда мама спросила у меня, я сказала, что да, надо ехать. Позже я у нее поинтересовалась: «А что было бы, если б я тогда сказала тебе «нет»?» На что она ответила, что в этот день не поехала бы, но на следующий – да, даже не сомневайся.

Получилось так, что я заставила Татьяну с дочкой вновь пережить самые драматические моменты жизни, горечь утраты, поэтому самое малое, что могла бы тогда сделать, спросила:

– Чем мы можем вам помочь?

Татьяна Крылова:

– Сейчас у меня на первом месте дочка! Она стала военкорром, получила аккредитацию и уже снимала репортажи в Мариуполе и Волновахе. Для меня главное – забота о ее безопасности. Я была бы спокойней, если б у нее были надежные бронежилет и каска.

Я пообещала, мы с этим сможем ей помочь. Важно, чтоб сердце матери было за ребенка хоть немного спокойнее…

Анна Яковлева

Работа фельдшера «скорой» и в мирное время тяжелая и ответственная, а уж под обстрелами, которые сыпятся на Донецк ежедневно девять лет подряд… она опаснее и тяжелее сто крат. Это история Анны Яковлевой.

Анна Яковлева:

– Двадцать два года я работаю на центральной подстанции скорой помощи города Донецка. Пришла сюда, когда еще училась в меде, ужаснулась и сказала: – Ни за что не останусь! Хочу найти место поспокойнее.

Не каждый может выдержать такое: травмы бытовые, производственные, дорожные… Почти каждый день – кровь, сломанные руки-ноги, а то и оторванные конечности, но страшнее всего – покалеченные дети… Первое время ночами не спала: как закрою глаза – вижу их… И из-за страшного груза ответственности: дело идет порой на секунды, замешкался или ошибся – чья-то жизнь оборвалась. Каждый день приходила с мыслью: это в последний раз! И незаметно втянулась.

У меня проблемы с выбором профессии не было: с детства кукол лечила, потом стало интересно: что надо делать, чтоб людям помочь? Когда окончила университет, мне предложили «место поспокойнее», о котором мечтала, но я поняла, что не смогу уйти, потому что уже не представляю свою жизнь без скорой. Хотя с дипломом врача работать фельдшером вроде как понижение…

В 2014 году специфика наших выездов сильно изменилась: основная часть пострадавших – это раненые снарядами и минами.

Помню наш первый вызов после обстрела восемь лет назад… Это был Путиловский рынок Киевского района… Навсегда в память врезалась картинка: большое горящее здание, много раненых, много убитых, крики, стоны, все залито кровью… Да, было очень страшно. Тем более, что это практически возле моего дома… Слезы потекли, руки дрожали, но собралась с силами, отключила эмоции, включился автоматизм: четкие мысли – кому первому оказывать помощь, кто может подождать…

Потом было много подобных ситуаций, и мы уже знали, что противник выжидает десять-пятнадцать минут после первого обстрела для того, чтобы успели приехать пожарные, скорые, коммунальные службы, и выпускает туда же еще снаряды…

Я не смогла удержаться от вопроса:

– И, понимая, что каждый раз вы рискуете жизнью, потому что могут добить – это же их излюбленный способ! – вы все равно едете?

Анна Яковлева:

– Да, мы это осознаем, но чувство долга за раненых людей и страх не успеть, потерять тот «золотой час», что порой судьба отпускает на их спасение, – превыше всего. Кто-то назовет это сумасшествием, потому что в такие моменты отключается самый главный человеческий инстинкт – самосохранение…

Так что приходится порой и под обстрелами работать, и не только первую медицинскую помощь людям оказывать, но и психологическую. Я всегда всем говорю: «Не плачьте, не рыдайте, – вы живы! Вы понимаете, как рады ваши родственники?! Да, вы ранены, изувечены, но представьте, если бы вас не стало, что бы сказали ваши родители, ваши дети, друзья и знакомые? Это же счастье, что вы живы!»

Одну минутку, простите (Анна смотрит на планшет). Мне пора: у нас вызов.

Мне очень хотелось увидеть Анну в деле, и поэтому прошу:

– Можно с вами проехать? Я не буду мешать.

Анна Яковлева:

– Конечно! Милости просим.

Мы быстро садимся в машину, и та сразу срывается с места, мчится по городу с включенным сигналом: значит, что-то серьезное и счет идет на минуты…

Спрашиваю:

– Ранения?

Анна Яковлева:

– Нет, но у женщины потеря сознания, и надо понять, отчего, срочно оказать помощь, возможно, отвезти в больницу. Вот мы и приехали.

Я вместе с бригадой захожу «в адрес». Бледная женщина лежит на кровати и, кажется, не дышит. Рядом стоит ее взволнованная мать, прижимая к себе маленьких внуков. Анна меряет женщине давление, хмурится, делает несколько уколов, и мы видим, что щеки женщины порозовели, она задышала глубже, открыла глаза. Анна оставляет какие-то лекарства и велит женщине обязательно пройти обследование. Ее мать от радости готова целовать Анне руки. Та вырывается и строго повторяет: «Обследование!»

Едем обратно на подстанцию.

Анна Яковлева:

– С прошлого года нам порой приходилось работать на освобожденных территориях: в Волновахе, Мариуполе и окрестных маленьких деревушках. Кажется, нас уже ничем нельзя удивить – такого насмотрелись! – но то, что мы там порой видели, просто выбивало из колеи!..

Там долгое время люди спасались от бомбежек в холодных подвалах, поэтому у многих были обморожения. Это страшно видеть, как у человека отмирают и гниют ткани… Помню, вынесли из подвала старика, мы снимаем с него ботинки и вместе с ними снимаем часть отгнившей плоти, даже костей на ступнях не осталось. Запах от него был, как от трупа. Мы в ужасе! А он еще слабым голосом нас утешает: «Ничего, дочки, главное, что живой! Дождался вас, спасибо! И жизнь как-нибудь наладится…»

Я смотрела на эту женщину, которая уж точно знает цену жизни, делает все, чтобы как можно больше этих жизней «налаживались», и предвидела ее ответ на мой вопрос о необходимом – «мирного неба!» Я знала, что ничего лично для себя она не попросит – не та порода! – так и оказалось.

Анна Яковлева:

– Мы очень нуждаемся в компьютерной поддержке: компьютеры, жесткие диски, клавиатуры, флешки, этого не хватает сердцу нашей подстанции – оперативному отделу – для быстрой и качественной работы. От него зависит наша работа.

Я подумала, что это самое малое, что мы можем сделать для этих отважных людей. И мы это сделаем!