Текст книги "Дневник леди Евы"

Они снова разъезжаются. Еще по копью. Снова взмах флага. Кони несутся вскачь. Теперь оба явно рассчитывают на прицельный удар. Ричард целится в центр щита противника, сильный удар в область сердца может быть смертельным, даже если копье не пронзит тело, а только пробьет щит. Джейсон целится в шлем. Зрители кричат. Многие из них на стороне Джейсона.

– Что он делает?.. – пробормотал Роджер. – Ударом в шлем удобнее выбивать противника из седла, а не убивать…

– А что будет, если он выбьет Дика из седла? – рассеянно поинтересовалась Ева.

– Тогда они продолжат бой пешими на мечах.

Это казалось невыгодным для Джейсона, он был гораздо миниатюрнее противника, его удары не так сильны, хотя на его стороне превосходство в скорости.

И снова молодого рыцаря прямо-таки отбросило назад. Ева знала, что под нагрудником у него кольчуга, на которой напротив сердца – массивная золотая бляха в форме солнца, она сама настояла на таком украшении, поэтому проникающей раны она не боялась, но удар все-таки был очень силен. Но Джей снова выпрямился, хоть на этот раз с трудом. Зато его противник как-то поник в седле, но тоже выправился. Видимо, удар оглушил его. К тому же он уже держался не так уверенно. Этого упрямца не удалось выбить из седла ни с первого, ни со второго удара.

– Всё, последнее копье, – сказал Роджер. – Потом, по правилам этого турнира, они будут биться на мечах.

Ричард оживился. Видимо, его вполне устраивал поединок на мечах, где он чувствовал свое преимущество. Снова противники разъехались в разные концы ристалища. В движениях Ричарда появилась какая-то ленца. Наверное, он уже видел продолжение схватки на своих условиях. В поединке на копьях многое решает скорость коня и вес рыцаря. Чем тяжелее противник, тем труднее выбить его из седла. Но вес может играть и против…

Когда соперники дождались сигнала, они прямо-таки сорвались с места, заставив коней бежать быстро, как только можно. Казалось, они летели над землей навстречу друг другу. Ричард снова целился в сердце, а Джейсон – в голову, но в последний момент он опустил копье, совсем чуть-чуть… Страшный удар! Сильнее, чем оба предыдущих! Казалось, что оба рыцаря разбились вдребезги – в такие мелкие щепки разлетелись их копья! На этот раз Джейсон чуть не вылетел из седла, неимоверным усилием сохранив равновесие, но позже повалился на шею коню. Его пробитый щит упал с руки. Все пришли в движение, кто-то побежал на ристалище. Ева не помнила, как оказалась внизу, под помостом, и понеслась на поле. Джей слабо шевелился. Оруженосцы и слуги снимали его с коня. Когда его положили на землю, она первая стащила с него шлем. Это считается плохой приметой, когда шлем снимает женщина, но ей было не до условностей. Лицо молодого рыцаря было очень бледно, на латах – огромная вмятина, как от удара кувалдой. Но признаков разрыва легкого или травмы сердца не было, и Ева приказала отнести его в палатку, положив на что-то твердое. Побежали за доской.

– А он, он? – Джей показывал в сторону соперника.

– Он мертв, – сказал невесть откуда появившийся Роджер.

Ева подняла голову. Действительно, это было видно даже издали. Оруженосцы ловили лошадь, которая бежала трусцой, волоча за собой застрявшего ногой в стремени рыцаря. Там, где шлем переходил в нагрудник, из стыка торчал длинный заостренный кусок дерева. Копье проткнуло шею.

– У нашего сына всегда был очень точный удар копьем, – сказал Роджер.

Травма Джейсона оказалась серьезной, но не опасной. Треснула кость грудины, и три ребра оказались сломаны – хорошо, что не проткнули легкие.

В городе у сэра Роджера нашлись знакомые, и молодого рыцаря осторожно перенесли в их дом. Джей, несмотря на рану, был очень доволен. Он все же стал победителем.

– У таких доспехов стык между шлемом и нагрудником – слабое место, – говорил он матери и отцу, полулежа в подушках. – Главное – попасть в него, а это очень трудно, я в первый раз не смог, зато во второй раз помог его шлем, он был круглый, и копье соскользнуло туда, куда надо. Он был слишком тяжелым, его вес усилил удар, и даже железо не выдержало. Просто повезло! Но клянусь, я бы и на мечах ему не уступил!

Ева молчала. Как скажут лет через пятьсот, победителей не судят. Роджер только покачал головой. Джею присудили награду за мужество и стойкость – массивный стеклянный кубок, оправленный в золото, а вручил его сам принц Уэльский, навестив больного. Леди Ева позабавилась, разглядев клеймо мастера на кубке. Это была буква V, составленная из лавровых веточек – личный знак маэстро Винсенте. Самого мастера уже не было в Англии. Два года назад маэстро обнаружил, что у него есть дочь – прелестное двенадцатилетнее создание. Маэстро Винсенте привязался к ней так, как умел только он – моментально, крепко и всей душой, и загорелся идеей вернуться с дочерью в родную Венецию. Расставание было теплым и грустным, но убедить упрямого венецианца остаться не смог и сэр Роджер.

Только через три недели Ева разрешила тронуться в обратный путь. Раненого несли в крытых носилках, остальные, не торопясь, двигались верхом. Недалеко от Блэкстона кавалькада разделилась. Половина ее, вместе с Джеем, отправилась в Торнстон, а Ева и Роджер с остальными – в Блэкстон.

Ева чувствовала себя удивительно хорошо. Джей явно выздоравливал, они возвращались домой. Но из-за поворота, за которым должен был открыться Блэкстон, вдруг показалось странное существо. Это была служанка, но как-то небрежно одетая. В руках она держала палку с надетым на нее черным полотнищем. Не обращая внимания на всадников, она принялась устанавливать эту палку на обочине.

– Эй! – окликнул ее Эймос. – Что ты делаешь?

Женщина подняла на них замученные глаза. Вдруг в них промелькнул огонек радости.

– Миледи, милорд, слава Богу, вы вернулись! В замке чума…

Позже Ева узнала о двух ремесленниках из деревни, которые отправились в Бристоль, надеясь там продать свои горшки подороже. Вернувшись, они рассказывали страшные истории о полчищах черных крыс, о людях, умиравших прямо на улицах… А через неделю они сами занемогли и по привычке отправились в Блэкстон, надеясь на помощь леди. Она, конечно, была на турнире, но оба больных чувствовали себя настолько плохо, что остались в замке. Через два дня они умерли, но признаки болезни появились еще у нескольких человек…

В окрестных деревнях давно болели. Дома заболевших начали сжигать вместе с хозяевами, даже если те были еще живы.

Ева отправила в Торнстон со слугой, у которого не было никаких признаков чумы, крошку Кэтрин и письмо. В письме она употребила самые сильные аргументы, на которые была способна, прося никого не приезжать в Блэкстон, и подробно расписала противоэпидемические меры, которые необходимо соблюдать, чтобы не заразиться. Она знала, что у Джея хватит ума, чтобы понять, как важно то, о чем она написала, а основательность Белинды позволит выполнить все до последней буквы, и, хоть в этом не было нужды, просила позаботиться о Кэти, на тот случай, если все обернется плохо для нее и Роджера.

Забот в Блэкстоне резко прибавилось. Ева осмотрела подвалы и велела без жалости уничтожать любых грызунов, которые попадутся на глаза. Сторожам в погребах были выделены помощники. Женщин она заставила мыть с уксусом все помещения замка каждый день. Они сначала пробовали бунтовать, но смирились и стали слушаться, когда люди стали умирать каждый день и смерть их была ужасной. Трупы леди велела выносить за ворота и сжигать. Костер горел постоянно. В нем сжигали вещи умерших и трупики крыс. Теперь везде пахло паленым – и днем и ночью, – и от этого запаха невозможно было укрыться. Всем в замке предписывалось протирать открытые места на теле уксусом как можно чаще. Сама Ева экспериментировала с разными грибками – плесенью, налетом на соленьях и тому подобными вещами, пытаясь выделить антибиотики. Когда один больной все же выздоровел, жители замка радовались, как дети. Но чаще всего пациенты все-таки умирали. Людей становилось все меньше. Многие деревни вокруг совсем обезлюдели, в замок больше никто не приходил. Отец Квентин остался единственным священником во всей округе и появлялся в замке редко, только для того, чтобы причастить и исповедовать вновь заболевших.

Роджер сбивался с ног. Стража менялась теперь раз в сутки, а не как раньше – четырежды. Людей не хватало. Рыцарь обходил караулы, тормоша уснувших на посту воинов, проверяя стены, ворота и двери лично, пока не падал совсем от усталости. В одну из ночей, когда он спал, обессиленный, прямо в большом зале, за столом, замок подвергся нападению мародеров. Главарь банды гордо именовал себя Черным Джеком. Ирония судьбы: то, что не смогла сделать хорошо вооруженная армия, сделала кучка отчаянных головорезов. Двое поднялись на внешнюю стену по веревке с крюком, и измотанные стражники их не заметили, за что и поплатились жизнью. Они не стали опускать мост, а просто открыли запасную калитку. Вторую стену они преодолели так же и после этого опустили оба моста. Замок стал беззащитным. Всех, кто пытался оказать сопротивление, убили на месте. К счастью для себя, Роджер спал так крепко, что проснулся только тогда, когда его сбросили на пол. Потом его сразу оглушили ударом ножен и связали. Одет он был очень просто, максимально удобно, и хозяина замка они в нем не увидели…

…Слуг согнали во двор. Они сжались в углу возле конюшни в испуганную кучку. Ева встала рядом с ними, чуть впереди.

Сюда же разбойники притащили и Роджера со скрученными сзади руками. Увидев жену, он сжал зубы и низко опустил голову. Его бросили на землю. Она очень хотела как-то подбодрить его, но пока никак не могла придумать, как это сделать. Слава Богу, он, кажется, был цел.

Черный Джек вышел вперед вальяжной развинченной походкой, которая, очевидно, казалась ему хозяйской.

– Ну и как называется мой новый замок? Вы что, язык проглотили?! – неожиданно рявкнул он.

Слуги вздрогнули.

– Это замок Блэкстон, – сказал кто-то из них дрожащим голосом.

– Блэкстон? Вы слышали, ребята? Да он просто был создан для меня!

Разбойники захохотали.

– Отнесите Вилли в донжон, – продолжал распоряжаться Джек, – я видел наверху подходящую комнатку. Она большая, как раз нам по размеру!

Ева поняла, что кто-то из них болен или ранен. Это был шанс! Оставалось только привлечь внимание к себе, но случай сделал это за нее.

– Пошарьте на кухне, соберите все съестное, несите наверх, в зал, – приказывал Джек, – мы отметим мое новое приобретение. Ну и конечно… – Он, ухмыляясь, повернулся к группе пленных. – Мы ничего не имеем против женского общества… А компанию нам составит…

Его взгляд остановился на Еве. Взревев, как раненый медведь, Роджер мгновенно взвился на ноги, ремни на его запястьях угрожающе затрещали. Разбойники не на шутку перепугались. Один из них, изловчившись, изо всех сил ударил Роджера по затылку увесистой дубиной, снова свалив его в пыль.

Ева вздрогнула, но не вскрикнула и не отвела глаза. Она только прокрутила мысленно снова весь этот эпизод, проверяя, цел ли у мужа череп. Кажется, характерного звука не было, но Роджер не шевелился.

– Кто это такой? – спросил Джек, тяжело дыша.

Слуги молчали.

– Прикончить его!

– Остановись, – проговорила Ева, – очень может быть, что ты потом пожалеешь об этом.

– Так-так-так… – Джек медленно двинулся вокруг нее. – Ты, кажется, смеешь мне угрожать? А ты не забыла, кто теперь хозяин в замке?

– До недавнего времени я была леди этого замка, а заодно и лекарем.

Джек был сейчас где-то у нее за спиной, но она почувствовала, что его настроение изменилось.

– Лекарем! Вот значит как! И что же ты можешь лечить? Детский понос?

Разбойники снова заржали.

– Я могу лечить болезни и раны. Но я не стану вам помогать, если ты обидишь кого-то из обитателей этого замка.

– Хочешь взять меня за горло? – прошипел предводитель ей почти в самое ухо. – Не выйдет! Почем я знаю, что ты хороший лекарь?

Кучка слуг пришла в движение, и вперед протиснулся Марк. Разбойники насторожились. После случая с Роджером они вели себя уже не так уверенно. Но Марку при всем желании трудно было бы произвести впечатление опасного человека, скорее он выглядел больным при его бледности и худобе. Выйдя на освещенное пространство, он повернулся к Джеку.

– Она отличный лекарь, – сказал он. – Какой из известных тебе лекарей смог бы вылечить такую рану?

С этими словами он стащил с головы суконную шапку, которую носил не снимая. Под ней оказалось что-то вроде железной миски, надетой вверх дном. Марк осторожно снял ее и наклонил голову.

«Это подвиг для него, – подумала Ева. – Он теперь долго будет мучиться головными болями».

Даже видавшие виды захватчики побледнели, кто-то издал сдавленный горловой звук. На темени юноши, чуть слева, зияла огромная проплешина, по краям которой, как вдоль опушки, гнездились редкие кустики волос. Кожа на ней была неживого желтоватого оттенка, как пергамент, а под ней виднелись выпирающие, угловатые, хоть и сглаженные временем, края страшной дыры в черепе, затянутой сверху только этой тонкой, пергаментной кожей. По краю проплешины шел след от тонкого хирургического разреза с аккуратными швами. Молчание длилось долго.

– Ты это сделала? – спросил Джек, его голос звучал хрипло. – Я имею в виду, ты вылечила это?

– Я сделала ему операцию, когда он был ранен, а остальное – заслуга его молодости и любви его матери, которая ухаживала за ним.

Джек помрачнел.

– Этого, – он кивнул на распростертого на земле Роджера, – в подземелье. Здесь же есть подземелье? Ну?! – снова прикрикнул он.

– Есть, есть, – уже более оживленно загалдели слуги.

– Ты проводишь, – ткнул Джек пальцем в Марка, уже снова надевшего на голову защитный колпак и шапку.

– Остальные – на кухню. Тащите в зал все съестное и не забудьте про вино. И без глупостей! Если что будет не так – пеняйте на себя!

Остальных разбойников он отправил присматривать за приготовлениями к пиру. Джек и Ева остались одни.

– А ты, – он повернулся к Еве, – заруби себе на носу: теперь в замке нет никаких лордов и леди! Хозяин здесь только я! Ясно?

Еве пришлось кивнуть.

– Ты будешь лечить моего брата. Он поймал стрелу в ногу, рана никак не заживает и гноится. И посмотришь, нет ли у моих молодцов чумы.

– Тогда у меня есть условие, – проговорила Ева, – я вылечу твоего брата, только если ты отпустишь того человека, которого отправил в подземелье.

– Да ты совсем обнаглела! Ты не в том положении, чтобы ставить условия! – взорвался Джек, но на нее эта вспышка не произвела особого впечатления.

Теперь можно было только идти ва-банк. Или Роджера отпустят, или они умрут здесь все. В помещении для слуг лежало несколько умерших от чумы. Их надо срочно похоронить или сжечь, но разбойники, видимо, не дадут сделать это в ближайшее время, они слишком заняты собой и хотят, чтобы им прислуживали, как господам.

– Ты знаешь, что будет с твоим братом, если немедленно не начать лечить его рану? – спросила она. – Я тебе расскажу. Он станет гнить заживо, и очень быстро, пока не придется отрезать ногу. И чем больше мы медлим, тем вернее это случится.

– Тогда и тебе, и ему, – Джек кивнул на донжон, – конец! Я отрежу ему по очереди сначала руки, затем ноги.

– Тогда они умрут оба. Я не притронусь к твоему брату, пока ты не отпустишь пленника! – Ева говорила спокойно, даже холодно. – Время идет.

Предводитель мародеров смотрел на нее, багровея, и вдруг резко переменил тон. Теперь он тоже был абсолютно спокоен.

– Кто тебе тот пленник?

– Это управляющий замком, правая рука моего мужа.

– Не держи меня за дурака, – презрительно бросил Джек. – Это и есть твой муж, ведь так?

Ева отдала должное его проницательности.

– Я отпущу его, как только мой брат пойдет на поправку. Но ты останешься здесь и будешь лечить нас. Идет?

Они еще долго препирались, пока не сошлись на том, что Роджера отпустят, не дожидаясь окончательного выздоровления Вилли, брата Джека, а сразу, как только тому станет лучше.

– Но и ты должна дать мне гарантии, что не сбежишь с мужем и не подсунешь нам какую-то отраву.

Джек выжидающе уставился на женщину.

– Насчет отравы можешь быть спокоен, – сказала она. – Там, где меня учили лекарскому искусству, все давали клятву, что никогда не пожелают смерти тем, кого лечат, никогда и никому не дадут ничего, что повредило бы здоровью или жизни, и никогда не подскажут никому путь к смерти. Я тоже давала эту клятву. Поэтому я буду лечить вас так же, как лечила бы любого другого человека, и никогда намеренно не нанесу вреда ничьему здоровью. А что касается остального… Каких гарантий ты от меня хочешь?

– Ты сказала, что ты – леди? Значит, скорее умрешь, чем нарушишь свое слово… Тогда дай слово, что не уйдешь, пока хоть кто-то из нас будет нуждаться в лекаре. Этого будет достаточно.

Ева помедлила. Чем это может обернуться? А вдруг эти бандиты, как стая воронья, снимутся с места и отправятся за новой легкой добычей? И ей придется следовать за ними? Но Роджер! Чем дольше он будет оставаться в замке, тем меньше у него будет шансов остаться в живых. А она сама? Разве для нее смерть – это конец? Она почувствовала, что совсем не хочет возвращаться в будущее. Здесь ее дом и те, кого она любит, и люди, которым она нужна!

До чего хочется посмотреть, как будет выходить замуж Кэти, как будет расти Эдмунд, сын Джея, как несется вдоль ристалища конь самого Джея, а всадник победно вскидывает обломок копья, и еще – хоть раз снова увидеть, как улыбается Роджер своей особой улыбкой, которой он улыбается только ей, Еве…

– Я даю тебе слово, – сказала Ева и твердо взглянула Джеку в глаза.

Он ухмыльнулся и кивнул.

Глава 9. Умирающий Блэкстон

Лязгнул замок, отперший решетчатую дверь. В углу неясно зашевелилась тень. Свет факела туда не доставал. Ева даже засомневалась было, не ошиблись ли они камерой. Провожатых ей дали двоих, и они выглядели не самыми умными в банде.

– Роджер, – окликнула она.

– Ева? – Слава Богу, это он! – Это ты? Зачем ты им понадобилась, что они с тобой сделали!

– Не беспокойся, все хорошо. Ты свободен, уезжай скорее!

– А ты? Я никуда не поеду без тебя!

– Прошу тебя, не спорь, у нас мало времени…

– Эй вы, там, давайте быстрее, надоело ждать, – это подал голос один из бандитов.

– Пойдем, я все объясню по дороге, – сказала Ева.

– Все, уходи! Дальше он и сам дойдет, – это второй «умник».

– Я сама должна удостовериться, что мой муж покинул замок! Так приказал Джек, ты что, не слышал? – Ева перешла в наступление, и оба громилы не нашли, что возразить.

Они шли по гулким переходам. Разговаривать было неудобно, но Ева и Роджер успевали перебрасываться тихими словами так, чтобы не слышали провожатые. Она успела вкратце обрисовать Роджеру свой договор с главарем и скорее почувствовала, чем увидела его недовольство.

– Зря ты дала ему слово. Этот скот того не стоит.

Ева невольно улыбнулась в темноте. Роджеру, видимо, даже не пришло в голову, что это слово можно не сдержать.

– Они вышлют погоню, – сказала она вместо ответа.

– Я знаю. Они меня не догонят. Если только я сам этого не захочу, – добавил он тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

– Роджер, прошу тебя! Ты нужен Джею и Кэт!

– Не беспокойся. Что касается обороны замка, Джей справится лучше меня, а Китни подождет еще несколько дней. Послушай! Ты помнишь место, где мы встретились в первый раз?

– Не забыла бы, даже если бы захотела… А что?

– Я буду ждать тебя там… Ты отлично умеешь сбегать.

– Роджер… Я могу не появиться там вообще… Ну хорошо, но если меня не будет примерно через неделю, то это будет значить, что я не приду никогда.

– Не говори так. Я буду ждать.

Они дошли до ворот. Мост был опущен, но ворота закрыты. Во дворе горело всего два факела, и освещалось только пространство у ворот, все остальное тонуло в темноте, только где-то лениво, по-ночному брехали собаки. Громилы завозились, поднимая балку, которой были заложены ворота.

– А конь? – строго прикрикнула Ева, вложив в голос всю властность, на которую была способна. – Где конь для него? Он что, по-вашему, должен идти пешком? Он лорд!

Все же годы, проведенные в замке, не прошли даром. Видимо, она наконец научилась приказывать с нужной интонацией. Насчет коня никакой договоренности не было, но сработало что-то вроде рефлекса, что приказы, отданные таким голосом, надо выполнять. Один громила остался с ними, а другой куда-то исчез и скоро появился с оседланным конем в поводу.

Роджер и Ева попрощались коротко и торопливо, пока отпирали ворота и снимали балку. Оба почти физически чувствовали, что время на исходе. Она сунула Роджеру мешок с едой, он быстро поцеловал ее, нагнувшись в седле, выпрямился и, дав шпоры, пропал в темноте. Ева медленно побрела к донжону, но не успела она войти, как снова услышала скрип открываемых ворот, и в темноту рванулись еще три всадника. Подавив укол тревоги, она вошла в донжон и поднялась на второй этаж в большой зал.

В последующие дни события развивались даже быстрее, чем ожидала Ева. Из трех всадников, высланных в погоню за Роджером, вернулись только две лошади. Разбойники пировали в большом зале. Иногда кто-то из них чувствовал себя плохо, но оставался здесь же, продолжая попойку, пока оставались силы. На советы Евы отводить их в какое-нибудь отдельное помещение никто попросту не обращал внимания. Вообще, они не желали соблюдать никаких правил – никто не следил за тем, кто из чьего кубка пьет, не говоря уже об элементарной гигиене. Умерших от чумы, которые лежали в помещении для слуг, сожгли, только когда трупы начали жутко смердеть. То у одного, то у другого разбойника стали появляться признаки чумы. Вскоре Еве стало ясно, что больны все. Как ни странно, они не прекратили пировать. Это было какое-то лихорадочное веселье, как будто они хотели нагуляться впрок. С этого момента Ева стала под разными предлогами отсылать слуг, которые, по ее мнению, еще не были больны – одним посоветовала уйти, другим просто приказала. Дольше всех упирался Марк.

– Я вас здесь не оставлю одну, – говорил он, упрямо глядя в сторону.

У самой Евы, к ее ужасу, тоже поднялась температура. Она думала об обитателях Торнстона. Рано или поздно они тоже узнают о захвате Блэкстона и, насколько Ева знала своего сына и Китни, непременно снарядят спасательную экспедицию. Этого нельзя было допустить. Она написала им письмо, в котором убеждала их в том, что в решительных действиях нет нужды, так как все за них сделает чума.

Единственным человеком, которому она могла доверить такое послание, был Марк. Когда она попросила его доставить письмо в Торнстон, он посмотрел на нее так, как будто она всадила в него кинжал. Он не мог ей отказать в этой просьбе, и она это знала. Но ко всему прочему, ей не хотелось, чтобы Марк оставался в замке. Его мать все еще была жива, и, если бы он заболел, это было бы равносильно и ее смерти тоже. Он отнесет письмо, решила Ева, но одолеть такое расстояние – очень трудная задача для него, и он потом непременно сляжет на несколько дней, а вернуться просто не успеет, здесь уже все будет кончено… И для нее тоже, скорей всего.

Болезнь развивалась стремительно. Ева старалась как могла – давала разбойникам лекарства и ставила компрессы, чтобы облегчить жар. Теперь-то они ее слушались, но ничего не помогало. Они начали умирать. Судя по срокам проявления симптомов болезни, через два-три дня они все будут мертвы. Заболел и Джек. Он прочно обосновался в спальне Роджера. Сначала Еву это злило, но, когда чума проявилась у него во всей красе, Ева перестала сердиться – перед смертью все равны. Однажды он позвал ее сам.

Лицо Джека было синюшным, особенно складки возле губ и носа. Она слегка ущипнула его за предплечье безвольно висящей руки. На коже остался кроваво-красный след. Ева знала, что это значит. Оставшиеся разбойники были в таком же плачевном состоянии. Сегодня утром умер Вилли, только-только начав оправляться от раны. В сознании оставались немногие, в том числе и Джек. Он внимательно следил за выражением ее лица.

– Я умираю, так ведь?

– Все в руках Божьих, – опять ей пришлось применить эту отговорку, позволяющую не лгать, но и не говорить правды.

– Бросьте, леди. – В первый раз он назвал ее леди. – Я был солдатом и понимаю в таких вещах. – Говорить ему было трудно. – Как остальные?

– Вряд ли лучше.

– А вы? Вы-то не заболели?

Она промолчала. Сегодня у нее прекратилась рвота, температура упала, но облегчения она не чувствовала. Это могло значить все что угодно.

– Вот что, леди… Я знаю, был бы здесь священник, он бы много чего мне наговорил. Когда-то ведь и у меня была мать… Хотела людей из нас с Вилли сделать, в церковь водила… Да вот не вышло у нее, а теперь конец всему… Я знаю… Но… ни к чему вам гнить здесь заживо вместе с нами. Вы дали слово, и вы его сдержали. Видно, нам уже ничем не помочь. Уходите. Вы больше нам ничего не должны. Страшно… Не знал, что так страшно…

Еве стало жутко. Ей пришлось собрать все свое мужество, чтобы сказать то, что она считала нужным:

– Ты говоришь за себя, но здесь остались твои товарищи. Им я нужна.

– Нам больше никто не нужен, разве что поп. Никогда не думал, что скажу это. Найдите священника, пришлите его сюда и убирайтесь! И живо, чтоб я вас больше не видел! А теперь уходите. Я устал.

Ева медленно вышла из комнаты. Мертвые и оставшиеся пока в живых разбойники лежали в большом зале на лавках вдоль стен. Было тихо, как будто все уже умерли. Кажется, она действительно больше ничем не могла помочь. Если она останется здесь, сил будет с каждым часом все меньше, она уже не сможет добраться до поляны с дубом, где ждет ее Роджер. И тогда он придет за ней сюда, в пропитанный заразой замок. Он придет, она знала это точно.

Внизу, на третьем этаже мерцал слабый огонек. В комнате стражи у стола сидели двое слуг – мужчина и женщина, она не смогла сейчас вспомнить, как их зовут. Признаков чумы у них она не увидела.

– Почему вы еще здесь? – спросила Ева.

Мужчина медвежевато поднялся. Кажется, он конюх, но она так и не вспомнила, мысли путались.

– Некуда нам идти. Во всех деревнях зараза. Нас никто и не пустит.

– У вас есть родные, близкие?

– Нет, миледи, – ответила женщина, – все умерли.

– Кто-то остался в замке, кроме вас?

– Нет, миледи, – это опять мужчина, – замок пустой, если не считать вон тех, наверху.

Он неодобрительно мотнул головой куда-то вверх.

– Вот что, друзья мои, – сказала Ева, – я знаю один лесной домик. Он, конечно, уже старый, но крыша над головой у вас будет. Я не вижу у вас признаков болезни. Отправляйтесь туда, никуда не выходите. Пока не пройдет мор, живите там. А когда все закончится, возвращайтесь в Блэкстон. Сейчас мне нечем наградить вас за вашу верность, но, когда вернетесь, расскажите о том, что здесь произошло, моему мужу и детям. Вы знаете их щедрость. Но вы должны пообещать мне одну вещь. Я расскажу вам, как добраться до домика, а вы найдете где-то поблизости священника и пришлете его сюда.

– Да наградит вас Бог, миледи! – воскликнула женщина. – Я уж думала, что придется кончить свои дни здесь, а вы даете нам надежду! Правду люди говорили, что вы – ангел. Уж как повезло нам жить в вашем замке…

– Довольно об этом, – прервала ее Ева, – отправляйтесь в путь, только не забудьте про священника.

– Клянусь небом, миледи! – с жаром воскликнул мужчина. – Я добуду его, обещаю! А вам оставлю оседланного коня, не оставайтесь здесь, уезжайте тоже!

– Хорошо, поторопитесь.

Ева объяснила им, как добраться до лесного домика, в котором они с маленьким Джейсоном проводили зиму, и слуги ушли. Она осталась внизу, за тем же столом. Ее мутило.

Она прислонилась к стене и закрыла глаза. Сил не было. Сколько она так просидела, Ева не могла бы сказать, но разбудило ее поскрипывание деревянных ступеней снаружи и осторожные шаги. Из темноты выступила фигура священника. Он шел, пугливо озираясь. Это был отец Квентин – замковый капеллан. Она даже улыбнулась при мысли о том, как причудливо сплетаются порой судьбы: он когда-то обвенчал ее с Роджером, а теперь пришел в умирающий замок, чтобы проводить тех, кто здесь остался, в последний путь. Только теперь он не выглядел таким круглым и самодовольным, как раньше. Ряса висела на нем мешком, на исхудавшем и обвисшем лице – растерянность и страх.

– Pax vobiscum, святой отец, – проговорила леди Ева.

– И тебе, дитя мое, – сразу оживился священник. – Боже праведный, да это же леди Ева! Что с вами, дитя мое, вы больны?

– К сожалению, святой отец, не подходите ко мне близко. Значит, мои посланники нашли вас?

– Я встретил их на дороге, возвращаясь от больного. Джозеф с таким жаром уговаривал меня прийти к вам, что я сразу понял, что случилось что-то страшное. Но… я слышал, что на Блэкстон напали, – осторожно добавил он.

– Блэкстон в руках разбойников. Из его прежних жителей здесь осталась только я.

– Боже праведный!

– Не бойтесь, святой отец. Разбойники не в том состоянии, чтобы причинить вам вред. Скорее они нуждаются в вашем утешении. Они все больны, будьте осторожны, когда сделаете для них все, что полагается.

– Право, дитя мое, вы воистину добры, как ангел, если так заботитесь об этих заблудших душах! Они причинили вам столько зла, да простит меня наш Отец небесный! А как же ваш муж, сэр Роджер, ваши дети…

– Они в безопасности. Что касается меня, то я дала слово этим, как вы выразились, заблудшим душам, но, как только вы сделаете для них все, что возможно, я тоже буду свободна.

– Но как же вы! Может быть, вам тоже нужно утешение?

– Спасибо, святой отец. Самое большое утешение для меня в том, что мои близкие живы и здоровы.

Ева проводила отца Квентина наверх. Священник озирался кругом с изумлением и страхом. Это было понятно, ведь он помнил большой зал совсем другим. Джек был еще жив, но очень плох. Казалось, что только напряженное ожидание держит его в мире живых. Увидев священника, он оживился, даже глаза заблестели.

– Я вижу, он действительно ждал, – шепнул отец Квентин Еве. – Я сделаю для него и остальных все, что нужно. Не беспокойтесь об этом. Когда мои дела здесь будут закончены, я приведу людей из деревни, и мы похороним умерших, видит Бог! А вам я советую, нет, даже смиренно прошу: уезжайте отсюда немедленно. Господь отвернулся от этого места, да свершится здесь воля Его.

– Спасибо, святой отец, пожалуй, я так и сделаю. – Она помедлила. – Да, и вот еще что. Я чувствую, что мы больше не увидимся. Я должна сказать вам правду. Все эти годы я носила чужое имя и титул. Я не леди Ева. Сэр Роджер просто увидел во мне то, что хотел видеть…

– Я знаю об этом, дитя мое, – мягко перебил священник.