Текст книги "Дневник леди Евы"

– Хад, – обратилась она к оруженосцу, – мне нужна твоя помощь. Твой хозяин задыхается, потому что через рану в грудную клетку попадает воздух. Мне нужно сделать ему операцию, а ты должен сделать так, чтобы твоему хозяину не было больно…

И снова отработанная схема – наркоз тяжелым предметом по голове, который осуществил Хад, и довольно сложная операция по постановке на место сломанной кости. Для обеспечения выхода воздуха из грудной полости Глэдис вставила больному между ребер все ту же серебряную трубочку. «Наркоз» пришлось применять два раза. Молодая женщина даже стала опасаться, что раненый может умереть не столько от раны, сколько от сотрясения мозга.

Но наконец все было закончено. Ключица поставлена на место, лишний воздух удален. Глэдис зашила раны. Рыцарь стал дышать свободнее и пришел в себя уже во время перевязки. Несмотря на боли, он все же чувствовал облегчение и слабым голосом приказал Хаду отсчитать лекарю десять золотых монет. Оруженосец попытался было возразить, но хозяин заявил, что жизнь рыцаря стоит дороже, чем какие-то несколько монет. Теперь оставалось надеяться, что гнойное осложнение не сведет больного в могилу. Все зависело от крепости организма рыцаря, о чем Глэдис и сообщила им обоим, пообещав заглянуть еще на следующий день. В награду она получила увесистый кошелек из рук Хада.

До постоялого двора она летела, как на крыльях. Даже одной золотой монеты хватило, чтобы оплатить еще три ночи и стол на постоялом дворе. Теперь она уже специально направилась к ристалищу с медицинской сумкой. Как цинично бы это ни выглядело, но общая схватка оказалась просто золотым дном для лекаря. Медицинской помощи требовалось так много, что все лекари и знахари были нарасхват, и у Глэдис оказалось достаточно пациентов. В основном богатые рыцари предпочитали услуги лекарей с лицензией, но было много и таких, кто не мог платить дипломированным медикам или кому медицинская помощь была нужна срочно. Эти рыцари и становились пациентами Глэдис.

Еще несколько дней после турнира молодая женщина оставалась в Уоллингфорде. Не все раненые были транспортабельны, и она совершала обход каждый день. Во время одного из посещений ее ждал неприятный сюрприз. У раненого, которого она накануне с большим трудом прооперировала после сложного раздробленного перелома, к ее приходу уже был дипломированный лекарь, который встретил молодую женщину крайне враждебно. Сухопарый, одетый во все черное, он устроил ей настоящий экзамен. Но его представления об анатомии и физиологии настолько отличались от того, чему учили Глэдис, что каждый ее ответ вызывал бурю негодования, и, обратившись к пациенту и оруженосцам, почтенный медик громко заявил, что не понимает, как можно было доверить лечение такого достойного рыцаря невежественной деревенской знахарке. Обстановка накалилась. Глэдис казалось, что ее вот-вот побьют, и, наверное, это было недалеко от истины. Ей ничего не оставалось, кроме как уйти. А за ее спиной раздавались дикие крики. Это «дипломированный специалист» велел прижечь едва затянувшуюся рану раскаленным железом. Теперь спасти раненого могло только чудо.

Этот случай сильно подействовал на молодую женщину. Первой панической мыслью было бросить все и бежать отсюда с ребенком, она ведь уже хорошо заработала! Но как же остальные пациенты? Ведь ей на смену к ним придут такие же «специалисты», как ее коллега, с которым она только что так неудачно познакомилась. Глэдис потребовалась вся ее воля, чтобы снова взять себя в руки. Поколебавшись, молодая женщина решила остаться и продолжить обход.

В тот же вечер ее нашел на постоялом дворе оруженосец одного из пациентов и в цветистых выражениях сообщил, что его сюзерен чувствует себя лучше и назавтра отбывает в свой замок, а мистрис Глэдис велел передать свою благодарность и скромный дар. «Скромным даром» оказался массивный серебряный браслет и кошелек, весьма приличного вида и такого же приличного веса. Глэдис оставалось только удивляться тому, насколько переменчивой бывает удача.

Турнир закончился. Потянулись из города караваны бродячих торговцев, с каждым днем таял палаточный лагерь – уезжали подлечившиеся рыцари. Глэдис попыталась было расспросить о больных в городе, но ей категорически заявили, что здесь имеют право лечить только два лекаря, получивших разрешение самого лорда, и ни от кого больше помощь принимать не велено.

Пора было подумать о том, куда двинуться дальше. Но теперь будущее не пугало молодую женщину. Она поняла, как можно зарабатывать. Главное – добраться до следующего турнира. Заработала она весьма неплохо, даже смогла купить смирного мула, которого назвала Руфусом. Самое трудное было – управиться с упряжью. Основные приемы ей показал оруженосец одного из пациентов, и, потренировавшись пару дней, Глэдис наконец научилась взнуздывать и навьючивать мула самостоятельно.

Через постоялый двор проходило множество разных людей, и выяснить, где будет следующий турнир, не составило труда. Порой в разных местах проходило сразу несколько турниров, оставалось только выбрать. Глэдис выбрала турнир в Мальборо. До него было еще почти три недели, и это было не очень далеко – приходилось думать еще и о Джее. Найти попутчиков тоже не составило труда – на турнир отправлялись многие торговцы. Договориться с ними было сложнее, чем с ремесленниками. За право присоединиться к обозу просили очень дорого и торговались за каждые полпенни, мотивируя это тем, что охрану для обоза придется нанимать отдельно, но и это наконец было улажено. Отбыть караван должен был назавтра, ранним утром, и Глэдис, прихватив с собой Джейсона, отправилась в город запастись продуктами на дорогу.

Молодая женщина с удовольствием ходила по рынку, выбирая овощи, сыр, копченое мясо. Наличие Руфуса позволяло не ограничивать себя в весе продуктов – основная тяжесть достанется мулу. Джейсон держался за мамин подол и с интересом разглядывал все вокруг – на постоялом дворе развлечений было мало, а здесь жизнь била ключом: кричали торговцы, зазывая покупателей, выступали жонглеры, показывая нехитрые трюки и фокусы, где-то плавно бубнил уличный рассказчик. Со всех сторон окутывала невообразимая смесь запахов: пахло копченостями, фруктами, рыбой, выпечкой, пряностями вперемешку с запахом помоев и чего-то гнилостного, откуда-то выплывал аромат свежего дерева и растворялся в запахе эля и жареного мяса.

Вдруг Глэдис уловила перемену настроения толпы. Все сорвались с места и устремились куда-то в одну сторону. Лавочники спешно закрывали ставни, купцы торопливо давали наставления слугам, которых оставляли с товаром, почтенные матроны, только что неторопливо плававшие в толпе, как корабли, со своими корзинками, уличные мальчишки – все бежали по направлению к центру площади, где раздавались уже звуки труб герольдов. Глэдис с сыном тоже двигались туда, подхваченные потоком. Почему-то молодой женщине не хотелось идти. Ей чудилось, что герольды трубят как-то не так, как на турнире, – более строго и резко. Однако выбраться из людской массы пока не получалось: она боялась, что затопчут ребенка.

Наконец движение вокруг замедлилось и прекратилось. Как и на турнире, вокруг были только плечи, локти и бока. Неимоверным усилием она выковыряла откуда-то снизу Джея и, взяв мальчика на руки, прижала его к груди. Уже было ясно, что происходит. Впереди, в центре площади, стоял помост, на котором была сооружена виселица с тремя петлями. У ее подножия стоял деревянный верстак со странной рамой. На помосте находился палач, два герольда и одетый в черное с золотом одеяние важный господин.

– Верховный судья, – зашептались вокруг.

Судья развернул длинный свиток и принялся нараспев, суровым речитативом зачитывать текст. Глэдис было очень плохо слышно, но она кое-как поняла, что сейчас состоится казнь разбойников, пойманных во время турнира. Они обвинялись в убийствах и грабежах и подлежали повешению. А их предводитель обвинялся еще и в присвоении титула – он называл себя «зеленый барон», притом не имея никакого отношения к знати. Для него было приготовлено более суровое наказание – пытки и колесование.

Глэдис совсем не хотелось смотреть на это, но попытки протиснуться прочь не увенчались успехом. Тем временем судья спустился с эшафота, а на него вывели первых трех разбойников, приговоренных к повешению. Они не то молились, не то плакали. Один даже повалился на колени, что было встречено возмущенным воем и криками презрения. Толпа качнулась вперед, люди стали протискиваться поближе к помосту, и это позволило Глэдис, охотно уступавшей свое место, отодвинуться назад. Плотность толпы здесь явно уменьшилась, значит, край уже близко. Джей вертелся у нее на руках, пытаясь разглядеть, что происходит на помосте. Молодая женщина тоже обернулась, продолжая протискиваться. На шею осужденным уже надели петли. Они стояли на длинной лавке, по обоим концам которой встали двое помощников палача и ловким, слаженным движением выбили опору из-под ног несчастных. Толпа ответила на это ревом. Послышались одобрительные крики и проклятия повешенным.

Новая волна рева прокатилась по толпе, и снова люди качнулись вперед, позволив Глэдис отвоевать еще немного пространства. Это на помост вывели главаря. Молодая женщина снова обернулась и увидела, как палач грубым рывком толкнул его к деревянной раме, а помощники принялись растягивать руки и ноги осужденного в стороны и закреплять ремнями. Видимо, главарь был настоящим лидером. Он не молился и держался без страха, а когда одну кисть руки прикрутили слишком сильно, только оскалился. Даже издали Глэдис видела, как его зубы сверкнули ослепительно-белым. Она вздрогнула. Не с ним ли торговался Сид на лесной дороге? Что было дальше, она не видела. Людская масса наконец поредела, а сзади слышались то нечеловеческие крики, то рев. Выбравшись наконец на свободное пространство, она обернулась в последний раз. Палач вырвал что-то из вопящего, корчащегося в раме тела и показал окровавленный комок толпе, на что та снова ответила ревом. Осужденному уже ничем помочь было нельзя. Это молодая женщина понимала, как медик.

На постоялый двор она вернулась, как сомнамбула. Ее трясло. По роду занятий она не могла бояться крови и давно привыкла к тому, что пациентам приходилось причинять боль, но вид того, как хладнокровно и расчетливо уродуют человеческое тело с целью причинить наибольшее страдание, – это было отвратительно. Глэдис не спала всю ночь и была рада, когда на следующий день покинула Уоллингфорд с обозом.

Глава 8. Зигзаг судьбы

Лето пролетело быстро. Начало осени тоже выдалось относительно сухим и теплым. Глэдис успела побывать на четырех турнирах. Много времени отнимала дорога. Погода далеко не всегда баловала, и Глэдис всерьез опасалась за здоровье Джейсона, но его удалось пристроить пожить на два месяца в семью йомена, жившего недалеко от Мальборо. Ник, так звали йомена, и его жена Лили имели двоих собственных детей, Джей был ровесником их младшей дочери. Глэдис оставила им немного денег, обняла на прощание сына и уехала скрепя сердце, несмотря на его слезы.

Одной скитаться по турнирам было гораздо удобнее. Она научилась ездить верхом, и задача еще упростилась. Но также молодая женщина убедилась, что в ее ремесле далеко не все гладко.

Один раз, когда она шла к больному, ее перехватил рыцарь с непомерно пышным красно-желтым плюмажем на шлеме и властно приказал следовать за ним. Оказалось, что его друг был тяжело ранен в общей схватке. Случай был безнадежный – лицо несчастного было буквально вдавлено внутрь головы. Уже появились первые признаки агонии, о чем молодая женщина сразу и сообщила, на что приведший ее рыцарь отреагировал крайне бурно – выхватил меч и сказал, что если раненый умрет, то вместе с ним умрет и лекарь, не сумевший спасти ему жизнь. Выхода не было, и Глэдис взялась чистить рану. Больной умер, как только она отвернулась, чтобы взять очередной инструмент. В то же мгновение над ее головой сверкнул меч. К счастью, спасли оруженосцы, которые повисли на руках не в меру горячего сюзерена, как собаки на медведе, наперебой уговаривая его, что рыцарь не должен воевать с женщиной, кем бы она ни была. Пользуясь заминкой, Глэдис смахнула в сумку инструменты и бросилась бежать. Работая на этом турнире, она долго потом вздрагивала, завидев издали пижонский красно-желтый плюмаж, и обходила его десятой дорогой.

Пациенты умирали довольно часто. Сказывалось отсутствие полноценной асептики, невозможность организовать в походных условиях хороший уход, чрезмерная тяга к алкоголю, пренебрежение режимом – и тому подобное. Особенно беспомощной молодая женщина чувствовала себя, когда знала, какие лекарства применила бы в своем времени, а ничего даже отдаленно похожего не было. Но смерть в этом мире была настолько частым гостем, что те, кому посчастливилось остаться в живых, относились к ней намного проще, чем во времени Глэдис. Молодая женщина долго не могла привыкнуть к этому. Каждый раз, теряя пациента по естественным причинам, она горевала. Особенно трудно бывало, когда больной был ей симпатичен. Однако, узнав примерную статистику смертей у других лекарей (умирало более половины раненых), она немного смирилась. У нее больные выживали гораздо чаще. Уже на втором турнире она почувствовала, что ее труды замечены. К ней стали обращаться лично и по рекомендации рыцарей, имена которых были ей знакомы. Оруженосцы тоже выражали свою признательность как могли – подсказывали, у кого из их родни в другой местности можно остановиться на постой.

У такого положения дел была и еще одна позитивная сторона: каждая спасенная жизнь становилась событием, и такой случай не только пышно праздновался, но и очень щедро вознаграждался. Рыцарь награждал всех и всем, чем мог. Особенно горячая благодарность доставалась тем, кто оказывался возле него в числе первых. Как правило, это были друзья, особенно близкие оруженосцы и… лекарь. Поэтому, если его не убивали сразу по личным мотивам, то жаловаться на жизнь ему не приходилось.

Другой случай, который тоже многому научил молодую женщину, произошел на другом турнире. Задержавшись у раненого до темноты, Глэдис возвращалась на постоялый двор. По каким-то причинам провожать ее никто не вызвался. Занятая в основном тем, чтобы не упасть, зацепившись о корень дерева или попав ногой в яму, она не замечала ничего вокруг и опомнилась, только когда ее грубо схватили за руку и за сумку. Нападавших было трое, и у молодой женщины не было никаких шансов отбиться самостоятельно. По счастью, где-то недалеко проходили стражники, которые прибежали на ее крик и не только отогнали грабителей, но и проводили Глэдис до постоялого двора. С тех пор она стала гораздо внимательнее относиться к обстановке вокруг и на всякий случай постоянно держала при себе небольшой кинжал и пузырек с соком веха – ядовитой жгучей травы. Это было не бог весть какое оружие, но скальпелем она владела хорошо и анатомию знала, а потому даже эти нехитрые средства могли здорово пригодиться. Так и случилось в следующий раз, когда на нее напал уже один грабитель – ей удалось брызнуть соком веха ему в лицо, что позволило выгадать драгоценные секунды для бегства. Эти случаи открыли ей глаза на еще одну простую истину – никогда нельзя носить все ценности с собой, и она стала устраивать тайники, в которых прятала свои сбережения во время работы на турнире.

Глэдис понимала, что уже несколько раз смерть проходила совсем близко, спасала до сих пор только удача. Когда усталость становилась совсем невыносимой, молодая женщина думала, что в следующий раз, когда ей попадется грабитель или слишком агрессивный рыцарь, она не станет сопротивляться – пусть все случится само собой. Но Джей!

Только мысль о сыне заставляла ее идти дальше. Семья йомена, в которой он жил сейчас, казалось, была вполне приличной. Если бы можно было оставить его там! Но на что он сможет рассчитывать, оставшись сиротой? Кто научит его какому-нибудь ремеслу? Ни родных, которые смогут помочь, ни стартового капитала, чтобы арендовать клочок земли, который в будущем сможет принести доход. За обучение у мастера надо было заплатить. Потом, когда мастер сочтет, что ученик достаточно умеет, надо было заплатить за вступление в цех мастеров. А еще – инструменты, и на что-то надо жить. Глэдис не могла бросить ребенка здесь совсем одного, без средств к существованию, и решила заработать столько, чтобы иметь возможность оплатить содержание мальчика в приличной семье и его обучение. И она снова и снова вставала каждое утро и отправлялась на обход или на поиски новых пациентов.

Но вот наступил октябрь, зарядили дожди. О новых турнирах больше не было слышно. Глэдис добралась до дома Ника и Лили. Сын встретил ее так радостно, что у молодой женщины защемило сердце. Наверное, ему здесь было все-таки не так хорошо, как ей хотелось бы.

Пережидать непогоду в семье йомена пришлось почти две недели. Наконец дожди прекратились, и начало понемногу подмораживать. Улучив погожий денек, молодая женщина тронулась с ребенком в путь. Продукты на дорогу и про запас она купила в Мальборо и нашла там же караван, который двигался примерно в нужную сторону. Путь до охотничьего домика занял больше времени, чем летом в Уоллингфорд. Часто приходилось останавливаться на постоялых дворах, чтобы дождаться хорошей погоды: дороги раскисли и стали труднопроходимыми.

И все же этому пути, как и любому другому, тоже пришел конец. Уже лежал везде мелкий белый снежок, когда путешественники увидели наконец знакомую поляну и домик. Малыш радостно запрыгал и захлопал в ладошки. Глэдис тоже улыбалась. Ей казалось, что они вернулись домой. В домике все было так, как они оставили, уезжая летом. В камине вскоре загудел огонь, и старый друг-котелок закачался в нем.

Остаток осени и зима казались Глэдис самым счастливым временем, проведенным в этом мире. Денег было достаточно. Все самое необходимое, даже сено и овес для Руфуса, удалось раздобыть у Оза. Она отдыхала, занималась домашними делами, а вечерами сидела у камина с Джеем, рассказывая ему разные истории из жизни. Малыш рос очень смышленым. Особенно нравились ему считалки: «Раз, два, застегнута туфля», «Раз, два, три, четыре, пять – я живого зайца смог поймать». Может быть, поэтому считать он начал очень рано. Говорил он тоже вполне понятно и бегло. Глэдис начала показывать ему буквы и с грустью вспоминала красочные детские книжки из своего времени.

Как только выпал снег и установился санный путь, их снова навестил Катберт, привез гостинцы от Лин – большой пирог, сушеные ягоды, муку и крупы, но самым дорогим подарком были самодельные саночки для Джея. Сидя на своем любимом месте против двери, обнимая ладонями кружку с горячим травяным питьем, он неторопливо рассказывал новости: в замке все уже забыли о Глэдис. Жизнь вошла в привычную колею. Мэг и правда взяли работать в жилое крыло, но она нет-нет да и вспоминала прежнюю хозяйку, да и отец Джозеф тайком интересовался, нет ли каких известий о мистрис Глэдис. Леди Брангвина совсем пожелтела, стала еще более раздражительной, капризной и ревнивой. Дети у них больше не рождались. В ответ Глэдис рассказала, как прошло ее лето. Катберт одобрительно покивал. А после его отъезда в домик Глэдис начали наведываться пациенты. Наверное, егерь постарался, чтобы эту дорогу узнали.

Конечно, были и свои проблемы. Несколько раз приходили волки, осторожно царапались в дверь, пытались проникнуть в сарай к Руфусу, и он жалобно кричал оттуда, а Глэдис и Джей сидели, затаившись, в доме и не могли ничем помочь своему другу.

Но все обошлось, и в целом зима прошла благополучно. Маленькому семейству даже удалось отпраздновать Рождество. Глэдис зажгла везде свечи, приготовила праздничную кашу и сладкий пудинг как могла. Затем села с Джеем к камину и весь вечер пела ему рождественские песенки, а он старательно подтягивал, и было ясно, что кем-кем, а менестрелем, ему, кажется, не быть по причине отсутствия музыкального слуха. И все же вечер они провели к обоюдному удовольствию. Глэдис исполнила все, что знала, а потом еще раз, специально для Джея, те гимны, которые ему особенно понравились. На этом праздник закончился, и они спокойно отправились спать.

После Рождества время как будто побежало быстрее. Солнце стало подниматься все выше, день прибавился. Глэдис помнила, с каким трепетом она ожидала это время, когда жила в деревне у чужих людей и весной должна была уйти. Тогда она не знала, куда отправиться, что делать, как жить дальше, а теперь молодая женщина с удовольствием подставляла лицо весеннему ветру и только нетерпеливо поглядывала на снежные холмики вокруг дома – когда же они растают. Отдохнув за зиму, она уже стремилась приступить к своей работе на турнирах, а пока приводила в порядок сумку и инструменты, готовила лекарства.

Наконец лужи и проталины возвестили окончательное наступление весны, лес наполнился птичьим щебетом. Джей сидел на корточках во дворе и что-то сосредоточенно ковырял в ручье. Приглядевшись, Глэдис с удивлением заметила, что он соорудил запруду и пытается приладить к ней свернутый кольцом жгут из прутиков, как колесо водяной мельницы. Пока не получалось, но малыш не сдавался. Она невольно вспомнила Олли – мальчик явно пошел в дядюшку, и ее желание отдать сына в обучение окончательно окрепло. И только напоследок мелькнула странная, непрошеная мысль – а что же малыш унаследовал от отца? Молодую женщину невольно передернуло от неожиданного болезненного воспоминания. Она тряхнула головой, словно отгоняя наваждение, и вернулась к своим делам.

Наконец дороги подсохли. Маленькое семейство снова навестил Катберт и привез слухи о новых турнирах. Ближайший был слишком далеко на севере, Глэдис не хотелось отправляться в такое длинное путешествие. А вот в начале мая должен был состояться турнир в Оксфорде, и это было подходящее дело. Катберт даже взялся выяснить, не поедет ли кто-нибудь из жителей Строберри Хилл в те края, чтобы пристроить молодую женщину к каравану. Лин бралась присмотреть за Джеем, но Глэдис опасалась оставлять ребенка так близко от замка Лоувэлли. Страшные воспоминания были еще свежи. Она снова решила взять мальчика с собой и отдать его хотя бы на пару месяцев в какую-нибудь семью пожить.

Договориться о сопровождении удалось все с тем же Сидом. Он снова собирал односельчан для поездки на ярмарку, чтобы продать изделия, которые накопились у мастеров за зиму. На этот раз он согласился взять с собой Глэдис без долгих уговоров.

Путешествие было почти таким же, как и в прошлом году, только на этот раз обошлось без разбойников. Казалось, все развивается на редкость удачно. Даже временную семью для Джея удалось найти сразу – за малышом согласилась присмотреть жена хозяина постоялого двора, на котором караван остановился в Оксфорде.

И снова тяжелая работа, раны, ежедневные обходы пациентов. Глэдис так уставала, что редко виделась с ребенком. Но и платили ей щедро. По расчетам молодой женщины выходило, что за это лето она должна заработать совсем неплохо. Еще пару лет, и можно будет, поручив надежному человеку (например, Катберту) устроить будущее Джея, подумать о возвращении в свое время. Она и предположить не могла, какой поворот приготовила ей судьба на этот раз.

Следующие турниры, которые представляли интерес для Глэдис, должны были пройти в Ившеме и Бекингеме, а потом – снова в Уоллингфорде, но это уже в самой середине лета. Все складывалось хорошо. Отработав на первых двух, молодая женщина вернулась в Оксфорд, чтобы навестить Джея и немного отдохнуть перед новой работой. В середине июня Джейсону исполнилось три года, и мать хотела как-то отметить это.

Хозяйка постоялого двора встретила Глэдис, как родную, а получив очередной гонорар, и вовсе рассыпалась в любезностях. Джей, наоборот, был каким-то скучным, несмотря на привезенные мамой подарки, хотя голодным или оборванным не выглядел. Нет, он обрадовался, и очень, но Глэдис, хорошо знавшей своего сына, он показался не таким жизнерадостным, как обычно.

Проходили дни. Глэдис с утра забирала ребенка и уходила с ним гулять по городу и окрестностям, благо, что погода была в основном хорошая, но даже туман и небольшой дождь не портили им настроения. Джей снова стал веселым и любознательным, и его состояние в первый день молодая женщина отнесла на счет долгой разлуки. Однако чем более приближался день отъезда мамы, тем чаще портилось настроение у мальчика. И только в последний день перед отъездом на турнир молодая женщина получила ключ к разгадке.

Как-то вечером, когда на постоялом дворе уже собирались гасить огни, Глэдис вышла во двор подышать свежим воздухом на ночь. Служанка с грохотом закрывала ставни и вдруг, оставив работу, подошла к молодой женщине.

– Забрали бы вы своего ребенка отсюда, мистрис, – сказала служанка вполголоса. – Плохо ему тут.

– О чем это ты? – насторожилась молодая женщина.

– Нет, ничего такого, – торопливо заговорила собеседница. – Его не били, вы не думайте! Так, иногда тычка дадут и все. Ну да это со всеми детьми так. Меня-то знаете, как били! Почитай, всю шкуру со спины хозяин иногда спустит! И ничего – выросла вот. Да только зря хозяин его к работе приставляет, он же еще крошка совсем. А вы, я знаю, большие деньги им платите!

– К какой еще работе приставляют моего сына? – похолодела Глэдис.

– Да вот, помогать в кузне – поковки носить. Оно, может, и полезно ему, что бездельником расти… Вы только не выдайте меня! – вдруг испугалась женщина. – А если что – я не признаюсь, хоть режьте!

С этими словами служанка заспешила прочь. Глэдис осталась посреди двора одна, как пораженная громом. Значит, в кузне поковки носить? Она тут же вспомнила сожженную почти до кости руку Белоручки Боба. И хозяин может «всю шкуру спустить со спины»! А щедрая плата? И она не мешает «иногда тычки давать»? Молодая женщина кипела негодованием. Что же делать? Припереть хозяйку к стенке? Тогда как объяснить, откуда взялась эта информация? А уехать завтра придется – уже нашлась лодка до Уоллингфорда, и ждать никто не будет. Ничего не решив, Глэдис вернулась в помещение. Джей сидел на лавке у окна и смотрел блестящими глазами, как она идет к нему.

– Мама, ты завтра уедешь? – только и спросил он. Его подбородок задрожал, а глаза налились слезами. Она не выдержала и, схватив мальчика в охапку, прошептала прямо в пушистую льняную макушку:

– Мы завтра уедем. Вместе.

Он бы, наверное, запрыгал, как всегда, если бы она не обнимала его так крепко. Наутро она спокойно сообщила хозяйке, что забирает ребенка и уезжает вместе с ним. Толстуха, видно, очень не хотела терять такой выгодный куш – разохалась и попыталась выведать, что же стало причиной такого неожиданного решения. Впрочем, сделала это так грубо, что Глэдис даже не пришлось придумывать тонких объяснений. Молодая женщина просто сказала, что хочет, чтобы ребенок был поближе к ней, и ушла, оставив за спиной причитания разочарованной трактирщицы, медленно, но верно перерастающие в проклятия.

Путешествие до Уоллингфорда прошло без приключений. Правда, оставить Джея было не с кем. Но Глэдис это пока было не нужно. Они остановились на том же постоялом дворе, что и в прошлом году, и служанка не только узнала их, но и согласилась присмотреть за мальчиком в последующие дни.

На этот раз молодая женщина никуда не спешила. Ее работа начнется на третий, ну, может быть, на второй день турнира. В первые дни планировались поединки – в один день сражались рыцари-зачинщики, во второй – все желающие.

Глэдис рассудила, что рыцарей-зачинщиков и их соперников наверняка будут лечить дипломированные медики, а вот во второй день их может уже не хватить на всех, а на третий день, когда будет общая схватка, наверняка уже будут задействованы все, кто хоть шапочно знаком с медициной. Поэтому время, оставшееся до горячей поры, она решила посвятить сыну.

Каждый день они ходили к растущему ристалищу и разглядывали постройки. Глэдис рассказывала мальчику все, что знала: для чего нужны те или другие сооружения, какие палатки прибавились на поле, предназначенном для гостей, какие гербы или цвета принадлежат самым знатным рыцарям – общаясь с пациентами и оруженосцами, она многое успела узнать об этом. Однажды она даже разглядела издали огромный красно-желтый плюмаж и поспешила ретироваться вместе с ребенком.

В один из этих дней Джей озадачил ее:

– Я тоже стану лыцалем! Я ведь стану? Скажи, мама, стану?

Она только улыбалась в ответ. Скорее всего, именно этого ее ребенку и не достичь. Ведь здесь так много значит происхождение!

Наконец наступил первый день турнира. Джей потребовал, чтобы они непременно пошли на ристалище. Глэдис не была уверена, что ему стоит на это смотреть, но малыш настаивал, и она сдалась.

На поле они провели весь день. Сначала выехали и выстроились на ристалище рыцари-зачинщики, а за ними – все остальные, кто желал принять участие в турнире в то или иное время. Сияли доспехи, качались яркие плюмажи, герольды торжественно называли имена известных воинов и почетных гостей. Можно было понять Джея с его желанием стать рыцарем – все это выглядело очень празднично и эффектно. Потом начались поединки. Рыцари разъезжались в разные концы ристалища, а потом вихрем срывались с места и неслись друг навстречу другу с копьями наперевес.

Сперва Глэдис не очень интересовалась тем, что происходит, но потом тоже заразилась общим настроением и кричала вместе с толпой, когда удар оказывался особенно удачным или когда рыцари оказывали друг другу знаки учтивости. Такие жесты шумно приветствовались на помостах для зрителей, и дамы бросали на поле цветы, безделушки, шарфы и даже оторванные рукава платьев. Когда тот или иной рыцарь падал, Глэдис бегло ставила диагноз. В общем, время прошло не так скучно, как она предполагала поначалу, и на постоялый двор они вернулись только вечером.

На следующий день Джей снова потребовал, чтобы они пошли на ристалище, но вмешался случай. Глэдис разыскал один из бывших пациентов, мельком увидевший ее в толпе, и попросил оказать помощь своему другу, раненному вчера. Отказать она не могла. Джей закатил форменный скандал, и ей пришлось уйти под аккомпанемент возмущенного рева, наскоро передав сына служанке, – времени терять было нельзя.

Глэдис вернулась на постоялый двор часа через три. Мальчик демонстрировал крайнюю степень обиды. И только обещание мамы, что они сейчас же пойдут смотреть бои, смогло восстановить мир.