Текст книги "Дневник леди Евы"
Автор книги: Юлия Белова
Жанр: Попаданцы, Фантастика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
– Вы знали?! Когда вы догадались?
– Я знал с того самого момента, когда сэр Роджер объявил вас леди Евой. Это связано с тайной исповеди, но, учитывая обстоятельства, думаю, что могу вам открыть кое-что. Семья лорда Освальда погибла вся. Никто не выжил. Отец сэра Роджера, сэр Годвард, нашел и похоронил их всех сразу после того, как ушли осаждавшие замок войска. Он открыл это мне, собираясь в свой последний крестовый поход.
– Почему же вы не возразили сэру Роджеру тогда? – воскликнула пораженная Ева.
– Что бы это изменило? – Глаза священника на смешном и кругленьком когда-то лице смотрели мудро и печально. – Я мог только утверждать это голословно. Доказать это можно было, только открыв публично тайну исповеди, но пойти на это я не мог. Поскольку я не возразил сэру Роджеру сразу (я человек, и, к сожалению слабый, я просто растерялся, да простит меня Господь!), то таким образом косвенно признал его правоту. А после я рассудил, что мое признание принесло бы больше вреда, чем пользы, и я вынужден был жить с этой ложью, о чем буду вымаливать прощение у Господа до конца дней.
– И Роджер знал об этом? – несмотря на слабость, она никак не могла поверить в то, что услышала.
– Нет, насколько мне известно. Сэр Годвард исповедовался утром, в день отъезда, и сразу уехал. Он не хотел, чтобы сэр Роджер брал на себя грех, но надеялся, что если земля останется спорной, то его сын найдет впоследствии способ присоединить эти земли. Что касается вас, дитя мое, то, на мой взгляд, и истинная леди не могла бы прожить свою жизнь более достойно, чем это сделали вы. Ваше слово, которое вы дали этим несчастным и которое исполнили до конца, искупает многое. Господь видит все. А теперь идите! Я отпускаю вам ваши грехи, и да свершится воля Божья!
На конюшне Еву действительно ждал оседланный конь. Она никогда не умела хорошо ездить верхом, а сейчас задачу осложняла болезнь, но ей удалось ценой неимоверных усилий взгромоздиться в седло. Она почему-то вспомнила, как птицей, не касаясь стремян, взлетал в седло Джей перед охотой, несмотря на легкие доспехи, с какой грацией в свои три года держалась в седле малышка Кэти, – они настоящие дети своего времени. На глаза навернулись слезы.
«Ева, соберись!» – прикрикнула она мысленно. Конь медленно прошел через двор, потом под его копытами глухо зарокотал мост. Уже светало, и лес впереди выделялся неясной темной тучей на фоне неба. Ева придержала поводья и, обернувшись в седле, в последний раз взглянула на Блэкстон. Почему-то она была уверена, что это действительно последний раз. Рассмотреть в подробностях замок было трудно из-за темноты. Факелы над воротами уже не горели, только далеко в донжоне в одном окне бился слабый неровный свет – то тускло вспыхивал, то почти угасал, каждая вспышка казалась последней. Ей не было страшно за будущее, только невыносимо грустно, и еще она чувствовала огромную усталость. Только бы добраться до Роджера.
Весь остаток ночи Ева провела в седле. Это было очень трудно. Тяжело было даже просто держаться прямо. Ее мотало из стороны в сторону. Постепенно вокруг светлело. Проступили контуры деревьев, кружевные абрисы ветвей. Это ее как-то обнадежило. На душе стало легче. До поляны Ева добралась только к полудню. Чуть не пропустила еле заметную тропинку, по которой, наверное, и сейчас кузнец ходил к своей яме. Роджер ждал ее. Ева заметила его, только когда он вышел из тени деревьев, опоясывающих поляну, он шел и тревожно вглядывался в ее лицо.
– Не подходи ко мне, Роджер, я больна.
Силы окончательно истаяли, и она бы упала, если бы не его крепкие руки, подхватившие ее. Из их плащей он устроил постель под деревьями и уложил в нее Еву, подложив ей под голову седельную сумку. Ева была в сознании, но контуры предметов выглядели как-то странно размытыми, как будто были окружены мерцающим ореолом, а складки и тени казались, наоборот, чересчур резкими. Она была рада, что наконец закончилась тряска и не надо больше заботиться о том, чтобы не упасть, а можно просто закрыть глаза и расслабиться.
– Ну вот, – сказал Роджер преувеличенно бодро, – ты немного отдохнешь здесь, а потом мы двинемся в Торнстон.
– Я думаю, Роджер, что буду отдыхать здесь очень долго, – тихо ответила Ева. – Будет чудом, если я протяну до вечера.
– Не говори ерунды, ты просто устала, вот и все. Наверное, тебе пришлось ухаживать за этими животными день и ночь кряду! – Он попытался взять ее руку, но она не дала.
– Роджер, милый, если ты меня хоть немного любишь, не прикасайся ко мне! Я знаю, что говорю, это только ради тебя самого. Я хочу, чтобы ты жил. Мне будет гораздо легче умереть, если я буду знать, что ты жив и здоров. Послушай, обещай, что выполнишь мои просьбы, даже если они тебя удивят. Ты обещаешь?
– Я обещаю, что выполню все, о чем бы ты меня ни попросила, любовь моя, – сказал он необыкновенно нежно. – Даю тебе слово рыцаря, – а вот в этом тоне был весь Роджер.
Ева слабо улыбнулась:
– Хорошо, милый. – Она немного помолчала, собираясь с силами. – Когда я умру – нет-нет, не спорь, я знаю, поверь – так вот: после моей смерти ни в коем случае не целуй меня и вообще старайся поменьше прикасаться к моему телу. Не надо меня хоронить, просто обложи ветками и сожги до пепла со всеми вещами, кроме одной, о ней я расскажу чуть позже. С пеплом можешь поступать так, как пожелаешь. В моей седельной сумке лежит тетрадь из пергамента, завернутая в кусок шелка. Ткань сожги вместе с моим телом, а тетрадь я обработала специальными составами, она будет не опасна ни для тебя, ни для кого-то другого. Но самое главное, Роджер, и это очень важно, никто не должен читать ее, кроме наших далеких потомков. Дату, когда можно будет прочитать мою тетрадь, я указала на обложке. Это очень нескоро, милый, но ты должен позаботиться, чтобы она сохранилась до этого времени. Ты обещаешь сделать все, что от тебя зависит? – Долгая речь утомила ее, и она замолчала, тяжело дыша.
– Я думал, что уже знаю тебя так хорошо, что ты не сможешь больше меня ничем удивить, – мягко сказал Роджер, – но ты опять удивила меня, Ева. Ты самая удивительная женщина, которую я встречал когда-либо. Наверное, я понял это еще в нашу первую встречу, но тогда я был просто ослом. А сейчас… Я не в состоянии поверить, что ты можешь меня покинуть. Конечно, если это случится, я выполню все, что ты попросила, но… Ева, не смей умирать, слышишь?
– О Господи! Роджер, если бы ты знал… Как мне хотелось уйти из этого мира когда-то давно! Тогда я ни за что бы не поверила, что ты станешь мне так дорог. А сейчас я все бы отдала, только бы остаться здесь, с тобой и детьми… Я даже не буду просить тебя позаботиться о них… Я знаю, что никто не сделает это лучше тебя… – ее голос становился все тише, и последние слова она уже шептала.
– Ева, не закрывай глаза, говори! Не спи! О небо, нет! Ева, любимая! Ева!!!
Его голос еще звал, она еще слышала его, но он был все дальше, дальше, дальше…
Глава 10. Снова дома
Круговерть темных и светлых пятен, странно искривленное и свернутое пространство, нет ни зрения, ни слуха, ни осязания, но почему-то все это ощущается. Нет личности, великое Ничто. Но почему-то есть страх. Потом откуда-то выплыл звук: л-л-л-л-л… л-л-л-л-л… Светлых пятен стало больше. Резко и ветвисто, как молния, ударила боль. Пятна стали складываться в какие-то стеклянные стены. Что-то блеснуло сбоку. Это сток душевой кабины! Понимание этого пришло раньше, чем понимание и ощущение собственной личности. Она! Это она! Снова боль. Судороги. Ощущение тела, одежды. Два перепуганных лица за стеклом. Ева! Ее зовут Ева! Или нет… кажется, Глэдис. Вот один из тех, за стеклом неистово кричит: «Глэдис! Глэдис!» – и рвется к ней. А второй держит его и что-то пытается ему внушить. Сначала уговаривает, потом просто бьет его наотмашь по лицу, и тот оседает на пол и плачет, не отрывая при этом от нее глаз…
– Том, не бей моего брата…
Слова сложились сами собой. Голос какой-то хриплый, но с ним возвращаются почти все чувства. И самое главное – боль разлуки. Где-то там, за неимоверными пластами невероятно плотного и тяжелого времени остались крепкий невысокий мужчина, настоящий рыцарь, со всеми достоинствами и недостатками этого звания, стройный, ироничный, неистощимый на выдумки и изобретения молодой человек, самый дорогой и любимый – ее сын, и крошечная светловолосая девчушка, которую невозможно удержать на месте… Теперь все они так далеко…
– Слава Богу, Олли, она в порядке! Да хватит реветь! Ты же видишь, она вернулась.
Том резким движением отодвинул стеклянную дверь душевой кабины (по совместительству временной капсулы).
– Тебе легко говорить, Том, это же не твоя сестра, – проворчал Оливер, поднимаясь с пола, – как ни крути, а я в первый раз вижу такое. Птички и обезьяна вернулись без проблем, даже ту крысу так не выворачивало.
– Во-первых, это моя девушка, ты забыл? А во-вторых, с ней все в порядке, правда, Глэдис? – спросил Том, подавая ей руку.
– Да, я в порядке, – она говорила, как во сне: в самом деле, трудно было сориентироваться, где сон, а где реальность.
– Скажи, – тормошил ее Оливер, – ты вернулась нормально? Нашла место отправки без проблем?
– А где доказательство? Ты прихватила что-нибудь с собой? – вцепился в нее с другой стороны Том. – Ты вообще была в прошлом?
– Была.
– В какое время?
– Кажется, четырнадцатый век…
Они оба опешили.
– Круто! – наконец выдавил из себя Том. – И???
– Я ничего с собой не принесла…
Казалось, всё в лаборатории, даже приборы, содрогнулось от горя.
– Ты нормально вернулась? – повторил вопрос Олли.
– Нет.
– Что?! Тебе пришлось умереть?! О боги! Я так и знал! Нельзя было отправлять ее туда!
– А камера? – подал голос Том. – О нет! Одни осколки! Ты что, топтала ее ногами?
– Какое сегодня число? – неожиданно спросила Глэдис.
– Пятнадцатое июня…
«Ну да, – подумала она, – я так и рассчитывала: двадцатого состоится чтение дневника, а двадцать второго у меня экзамен по практической хирургии у профессора Кросби. Я так его боялась!» Она даже хихикнула – так смешно ей это показалось.
– Олли, по-моему, она не в себе…
Глэдис повернулась к друзьям.
«Они отправят меня туда снова, – подумала она, – чего бы мне это ни стоило. Надо взять побольше антибиотиков, самых новых, последнего поколения, и тогда мы с этой чумой еще посмотрим, кто кого!»
– Я в себе как никогда, – сказала она. – Через пять-шесть дней вы получите такие доказательства, что весь научный мир дружно снимет перед вами шляпы.
– Не говори загадками, что ты задумала?
– Увидите через пять дней. А пока я ничего не скажу. Том, пообещай мне одну вещь…
– Пообещать я могу все что угодно, – пробурчал тот.
«Роджер никогда бы так не сказал», – подумала Глэдис.
– Как только вы получите свое доказательство, – сказала она, – вы немедленно отправите меня обратно в прошлое. Дату я назову.
Парни посмотрели друг на друга и расхохотались. Глэдис почуяла недоброе. Наверное, у нее в этот момент было такое лицо, что весельчакам сразу расхотелось смеяться. По крайней мере, они мгновенно заткнулись, как будто проглотили остатки смеха.
– Эй, Глэдис, ты что? Честное слово, если бы я тебя совсем не знал, то подумал бы, что вернулась не моя сестра! Да мы не то что в дату, мы и в век попасть не можем! У нас для всех экспериментов были одни и те же параметры, а животных всегда забрасывало в разное время! Только для тебя мы выставили немного по-другому, потому что хотели тебя подальше забросить… Для более впечатляющих результатов… Я и подумать не мог… – Олли передернуло.
– Ты хочешь сказать… – начала она тихо и страшно.
– Ну да, да! Даже если мы выставим для тебя те же самые параметры, ты, скорее всего, попадешь в совсем другое время, лет на пятьдесят раньше или позже, а может, и на все сто! Мы еще не умеем выбирать время точно. Это же опытный образец! Сейчас самое главное – доказать, что она работает, получить деньги за изобретение и работать дальше!
Глэдис почувствовала огромную усталость.
– И когда же вы научитесь прицеливаться как следует?
– Ну мы вообще-то не собирались вести исследования именно в этом направлении, – сказал Том, – но когда мы запатентуем нашу крошку, наверное, кто-то будет работать и над этим тоже. Но вряд ли результаты будут скоро. Мы и того, что есть, добивались почти три года.
– Понятно, – Глэдис безнадежно вздохнула. – Пойду спать. Жутко устала. Увидимся через пять дней.
Том проводил ее обалделым взглядом.
– Слушай, Олли, это точно твоя сестра? Она даже ничего не спросила обо мне…
…Блэкстон оказался недалеко, что, в общем, было неудивительно. До замка Глэдис добралась на такси. Чтение дневника состоится именно здесь, она это знала, потому что все эти дни тщательно просматривала светскую хронику, а это событие преподносилось как настоящая сенсация: «Многовековая тайна близка к разгадке»… и тому подобное.
Таксист остановил машину возле высоких решетчатых ворот, рядом с которыми по обе стороны росли густые кусты жасмина. Рассчитываясь с таксистом, Глэдис старалась не смотреть в сторону замка, и, только когда машина уехала, девушка подошла к воротам. Сквозь деревья было почти ничего не видно, только аллею, уходящую вглубь парка. Она нажала кнопку переговорного устройства.
– Назовите себя и цель вашего визита, пожалуйста.
– У меня есть важные сведения, касающиеся сегодняшнего чтения дневника леди Евы.
Устройство молчало довольно долго.
– Проходите в левое крыло замка, вход с торца здания, первый этаж. Вас примет дворецкий лорда Блэкстона Сэмюэль.
Ворота приоткрылись, и она пошла по ухоженной, посыпанной гравием аллее. Наверное, здесь очень приятно ездить верхом. Идти пришлось не очень далеко. Она прошла всю аллею, которая в конце сделала резкий поворот, и оказалась перед замком. У нее дух захватило от волнения. Прямо перед ней лежал регулярный парк, центром которого был овальный пруд. По берегу пруда проходили две дорожки. Огибая его с двух сторон, они сходились за прудом в одну широкую, которая впадала в удобный, мощенный плиткой подъезд. Перед самим замком была разбита лужайка и две небольшие клумбы по обе стороны от главного входа. Но самое главное – замок. Как будто только несколько дней назад она оставила его, даже скучала по нему эти дни, а теперь его было не узнать. Здание в целом производило впечатление старинного, но ухоженного особняка, стены живописно поросли плющом, однако архитектура изменилась в корне.
Присмотревшись, Глэдис поняла, что донжон уцелел, но его перестроили. Вместо навеса над плоской крышей была полноценная кровля, высокая и заостренная. Она нашла свое бывшее окно. Теперь оно было забрано современной, хоть и стилизованной рамой, с другой стороны башни было сделано другое такое же, для симметрии. Глэдис не могла сообразить, в каком помещении оно должно находиться, наверное, интерьер тоже изменили. Там, где раньше был вход в башню, сделали высокое французское окно, выходящее на живописный балкон. Вход же устроили прямо под ним, теперь в башню можно было попасть с первого этажа, через красивую двустворчатую дверь с крыльцом, по обеим сторонам которой теперь красовались стилизованные окна. К донжону пристроили два двухэтажных крыла с островерхими башенками по бокам так, что донжон оказался как бы утоплен в них. Фундамент крыльев был сложен из дикого камня, и она позабавилась, разглядев, что часть фундамента левого крыла – это бывший фундамент конюшни того замка Блэкстон, который она знала. А тогда пруд, если поразмыслить, – это та часть рва, самая глубокая, через которую раньше был перекинут мост, ведущий в замок! Интересно, сохранился ли второй подземный ход?
Размышляя таким образом, она медленно шла к донжону.
– Вам сюда, мисс.
Неведомо откуда взявшийся слуга в униформе показывал ей рукой на левое крыло.
– Дойдете до угла, свернете за него и увидите дверь. Вам туда. Сэмюэль ждет вас.
Он жил здесь, в левом крыле. Это был немолодой уже человек, седоватый, очень аккуратный, собранный и подтянутый, как и подобает слуге в таком доме.
– Сожалею, но ничем не могу вам помочь, – сказал он, выслушав Глэдис, которая от волнения начала путаться и сбиваться. – Согласитесь, что это звучит чрезвычайно странно. Вы утверждаете, что при помощи каких-то технологий попали в далекое прошлое и знали семью Блэкстонов, даже жили в этом замке, но выглядите вы лет на двадцать. Вы что, попали туда ребенком? Кто посмел бы поставить такой рискованный эксперимент над ребенком?
– Нет, я попала туда в своем нынешнем возрасте и вернулась в тот возраст, из которого отправилась в прошлое!
– И каковы же тому доказательства?
– Доказательства – в дневнике, который будут сегодня читать. Я знаю, что в нем. Я могу это с легкостью доказать. Пока дневник не прочитан, я могу рассказать его содержание, а после прочтения все убедятся, что я рассказала все правильно.
– Это при условии, что вы попадете на чтение этого дневника. Пока я не вижу причин вас туда допускать. Это очень важное семейное дело, касающееся очень узкого круга лиц. Никто посторонний туда не может быть допущен. Дневник всегда вызывал большой интерес – нездоровый интерес! Если бы вы знали, сколько раз появлялись разные авантюристы и просто сумасшедшие, которые пытались узнать или как-то предсказать его содержание. Но к счастью, они не преуспели. И теперь вы тоже говорите, что знаете, что содержит в себе этот документ. На каком основании я должен вам верить?
Глэдис чуть не заплакала. Всё рушится. Если ее не допустят на чтение дневника, она никак не сможет доказать, что его содержание было известно ей заранее. Можно попробовать рассказать этому помешавшемуся на чувстве собственной значимости типу какие-нибудь эпизоды из прошлого, но насколько он знаком с историей? Она сделала последнюю попытку.
– А представьте, что я все-таки права! – почти выкрикнула она. – Тогда вы сейчас выпроваживаете практически главу рода! Сможете ли вы потом простить себя за это?
Он приподнял одну бровь и глянул на нее чуть искоса, с насмешливым недоверием. Это было так знакомо!
– Китни, вы не можете меня задержать!
Он был слишком сдержан, чтобы перемениться в лице мгновенно. Но и того, что произошло, хватило, чтобы она поняла – он очень удивлен.
– Как вы меня назвали?
– Простите, я ошиблась, – пробормотала она, покраснев. – Вы так приподнимаете бровь, как мой знакомый из прошлого…
Она совсем смешалась. Сэмюэль подошел к переговорному устройству и нажал кнопку.
– Слушаю вас, Сэмюэль.
– Милорд, прошу меня простить, но здесь одна странная девушка. Она утверждает, что знала семью Блэкстонов много веков назад. Она говорила что-то о путешествии во времени…
– Ну и что?
– Может, было бы лучше, если бы вы сами ее выслушали? Собственно, она утверждает, что это ее дневник вы будете сегодня читать.
– Дайте ей телефон моего психиатра и прикажите проводить ее до ворот.
– Но, милорд, она упомянула имя моего предка, Китни. Насколько мне известно, оно не упоминается в семейных летописях семьи Блэкстон и передавалось только, простите, сэр, в моей семье устно.
Устройство некоторое время безмолвствовало.
– Вы не правы, Сэмюэль, имя вашего предка упоминалось в связи с осадой замка Блэкстон в четырнадцатом веке, а также Китни управлял делами в замке Торнстон во время эпидемии чумы в тысяча триста шестьдесят первом году. По некоторым версиям, Китни был ближайшим помощником лорда Роджера. Но документы, в которых отражены эти факты, никому не передавались ни на моей памяти, ни при моем отце. Как правило, историков и прочих исследователей они не интересуют. Что ж, проводите эту особу ко мне.
– Не скрою, то, что вы рассказываете, слишком невероятно, – сказал сэр Эдвард после недолгого молчания.
Лорд Эдвард Блэкстон оказался абсолютно седым, высоким мужчиной. На вид ему было где-то между семьюдесятью пятью и восемьюдесятью годами, и на данный момент он был старейшим представителем рода Блэкстонов.
– Вы не похожи на сумасшедшую и, наверное, отдаете себе отчет, что через некоторое время мы выясним, что содержится в дневнике.
Он снова помолчал.
– Часть фактов, которые вы сообщили, мне известны, некоторые неизвестны совсем, но велика вероятность, что так было. И кроме того, для меня важен еще один факт. Ваше сходство с одним портретом. Он у вас за спиной, чуть слева. Если все обстоит так, как вы говорите, вы узнаете особу, которая там изображена.
Глэдис почувствовала, что у нее вспотели ладони. Сэр Эдвард встал и включил направленные светильники возле одного из портретов. Она поднялась и медленно пошла к картине. Еще издали она поняла, кто это.
– Кэти, – выдохнула она, – девочка моя…
Художник честно соблюдал правила живописи своего времени, но сходство передал талантливо. Это без сомнения была Кэтрин, уже взрослая, лет тридцати, в роскошном платье, расшитом драгоценными камнями. А украшение на шее – то самое ожерелье, подарок Роджера перед памятным пиром, как привет от него через века. Глэдис смотрела, не в силах оторваться от полотна. Любовь, боль, нежность, тяжесть разлуки – эта волна противоречивых чувств накрыла ее с головой. Она чувствовала себя счастливой, совершенно не думая о том, как это выглядит со стороны, ведь физически ей сейчас не было и двадцати.
– Мисс Глэдис?
Она поняла, что по ее лицу катятся слезы.
– Простите, я оставила ее совсем крошкой… Как сложилась ее судьба?
– Она была представлена к королевскому двору в возрасте шестнадцати лет, стала фрейлиной ее величества. Вышла замуж, считалась одной из самых умных и образованных женщин своего времени. Умерла в возрасте пятидесяти трех лет, оставив после себя двоих сыновей, сэра Роберта и сэра Роджера, и дочь – леди Еву.
Глэдис благодарно улыбнулась.
– А портрета Джея… то есть сэра Джейсона, или сэра Роджера Блэкстона у вас нет? – спросила она с надеждой.
– Их портреты, к сожалению, не сохранились. Очень много картин погибло во время пожара в шестнадцатом веке и во время Второй мировой войны. Однако у нас мало времени. Я тщательно взвесил то, что узнал от вас, и то, что увидел сам. Я считаю, что вы можете присутствовать на чтении дневника, если пообещаете выполнить некоторые условия. Во-первых, вы не должны публиковать ничего из содержимого дневника без моего согласия; во-вторых, вы самостоятельно повторите в присутствии остальных членов моей семьи то, что рассказали сегодня мне; в-третьих, вы будете соблюдать все решения, связанные с содержимым дневника, которые будут приняты сегодня после чтения. Вы можете обещать мне это?
– Я обещаю, – Глэдис твердо глянула в глаза сэру Эдварду.
Он слегка кивнул.
Чтение было назначено в старой гостиной – в бывшем донжоне. Раньше эта гостиная называлась большим залом. Форма помещения сохранилась, но отделка была современная. Освещение теперь стало гораздо ярче. С потолка свисала массивная бронзовая люстра с хрустальными подвесками, и в комнате по стенам располагались светильники, выполненные в виде канделябров.
В центре стоял длинный полированный стол из какого-то светлого дерева. Во главе стола располагалось большое кресло с высокой резной спинкой, стилизованное под мебель шестнадцатого века. Остальные кресла, стоявшие у стола, были поменьше, но выполнены в том же стиле. Камин располагался там же, где и раньше – с правой стороны от стола, в углу, смежном с перегородкой между залом и бывшей спальней сэра Роджера. Перед камином была довольно большая площадка, застеленная светло-коричневым мохнатым ковром, здесь стояло еще два кресла, в одном из которых расслабленно полулежал молодой человек, бледный, как бы полупрозрачный, и, казалось, дремал.
Кроме него, в комнате находились еще несколько человек: девушка, чуть постарше Глэдис, лет двадцати пяти, с длинными светлыми волосами, одетая в классический светлый костюм; стройная, импозантная дама под сорок, в черном элегантном платье, темноволосая, с эффектной модельной стрижкой; и еще одна дама в годах, державшаяся скромно, – все сидели у стола. К стене возле камина прислонился с независимым видом молодой мужчина крепкого телосложения, одетый в темные брюки и свободный свитер из небеленой шерсти, с эмблемой какого-то спортивного клуба, наверное, местный «энфан террибль».
Появление Глэдис было встречено с холодным удивлением, в котором сквозила настороженность, и только присутствие сэра Эдварда придало ситуации законный вид. Он прошел во главу стола, жестом предложив Глэдис место во втором кресле у камина. Все повернулись к сэру Эдварду.
– Дамы и господа. Вы все знаете, по какому поводу мы здесь собрались. Сегодня будет положен конец одной из самых интригующих загадок нашей семьи. Но прежде необходимо сказать несколько слов и провести некоторые необходимые процедуры.
Молодой мужчина у стены нетерпеливо пошевелился.
– Да, сэр Эдвард, хотелось бы получить объяснение по поводу особы, которая пришла с вами, – подала голос дама в черном платье. – Кто эта девушка и почему она здесь?
– Всему свое время, леди Беатрис, – невозмутимо промолвил сэр Эдвард.
– Я хочу напомнить, – продолжала леди Беатрис, – нашу давнюю договоренность о том, что на первом чтении дневника будут присутствовать только члены семьи – прямые потомки Блэкстонов и Торнстонов. Мы не приглашали ни прессу, ни нотариуса, ни какое-либо другое официальное лицо. То, что происходит сейчас, является делом сугубо семейным.
– Спасибо за напоминание, леди Беатрис, – сэр Эдвард говорил тем же спокойным, скучноватым тоном. – Уверяю вас, что я также осведомлен о договоренностях относительно первого чтения, и заявляю, что присутствующая здесь молодая дама не является официальным лицом. Что касается ее права находиться здесь – об этом позже, но беру на себя смелость утверждать, что здесь присутствуют только лица, имеющие непосредственное отношение к семье леди Евы из Торнстона, автора дневника, который мы будем читать.
По комнате пронесся легкий вздох удивления.
– Однако, раз речь зашла о нашей гостье, позвольте представить вам ее. Мисс Глэдис Джонсон. О ее роли в этой истории, как я уже сказал, вы узнаете позже. Мисс Джонсон, – леди Беатрис, леди Сесилия, потомки леди Евы со стороны леди Кэтрин, леди Генриэтта, вдова моего покойного двоюродного брата, сэр Ульрих, родня со стороны германской ветви Торнстонов, и, наконец, сэр Ричард, единственный сын моей покойной родной сестры и наследник Блэкстона.
Сэр Эдвард подал знак, и Сэмюэль внес на малиновой бархатной подушке древнюю коричневую тетрадь. Сердце Глэдис лихорадочно забилось. Ее снова одолели страхи: что, если страницы слиплись от времени и их нельзя будет разлепить, или выцвели чернила, или вообще тетрадь подменили? Сэмюэль ведь говорил что-то об авантюристах, пытавшихся выведать содержимое дневника?
– Прежде всего я хочу спросить всех присутствующих: знакомы ли они с документом, о котором идет речь? – так же размеренно спросил сэр Эдвард. – Леди Беатрис?
– Боюсь, у меня не может быть с ним близкого знакомства, – пожала плечами элегантная леди, – но внешний вид этого дневника мне знаком хорошо, я много раз его видела.
– Леди Сесилия? – продолжил опрос старый лорд.
– Я тоже много раз его видела, – светловолосая девушка отозвалась, пожалуй, даже чуть более поспешно, чем требовалось, – мне его часто показывали с самого детства.
– Леди Генриэтта? – обратился сэр Эдвард к скромной даме.
– Да, я с ним знакома, – коротко ответила та.
Глэдис посмотрела на нее с сочувствием. Эта дама, видимо, не привыкла к вниманию, наверное, ее вообще редко о чем-то спрашивают.
– Сэр Ульрих? – продолжил лорд. – Сэр Ульрих!
– А? – «Прозрачный» молодой человек встрепенулся, как будто все, что было только что сказано, никак его не коснулось.
– Сэр Эдвард спросил вас, кузен, знаком ли вам тот дневник, который мы будем сегодня читать? – раздельно, как ребенку, «перевел» вопрос молодой лорд, стоявший у стены.
– Я? Я никогда его не читал… Я только видел, мне показывали издали… – Бедняга явно находился где-то далеко в этот момент и совсем смешался. Это приняли как должное – видимо, ничего другого от него и не ожидали.
– Сэр Ричард, – сэр Эдвард произнес это имя чуть громче, чем остальные, и, как показалось Глэдис, чуть уловимо теплее.
– Да, конечно, – с некоторой ленцой ответил молодой лорд. – Трудно не выучить наизусть, как он выглядит, когда тебя тычут в него лицом каждый день.
Леди Беатрис бросила на него ледяной взгляд, а леди Сесилия посмотрела с мягким укором. Видимо, эта выходка у него была не первая, и уж точно – не последняя, и все об этом знали.
Сэр Эдвард кивнул и продолжил:
– Тогда я прошу всех удостовериться лично в том, что здесь находится именно тот документ, который вы все знаете, и поставить свою подпись на бумаге, которая будет свидетельствовать о том, что это действительно тот самый документ.
Сэмюэль пронес тетрадь и бумагу вокруг стола, и все по очереди осмотрели дневник и поставили свои подписи. Когда сэр Ульрих тоже расписался, почти не глядя, сэр Эдвард вмешался в ход процесса:
– Покажите тетрадь и нашей гостье.
– Это совершенно ни к чему! – возмущенно воскликнула леди Сесилия. – Что она может удостоверить? Она же никогда не видела дневника!
– Вынужден настаивать, миледи. Позже вы поймете, для чего это нужно, – все так же невозмутимо сказал старый лорд.
Тетрадь поднесли и к Глэдис. Она взволнованно шарила глазами по обложке. Слава Богу! Это он. Вот следы от кляксы, которую она посадила, когда писала дату. Ей уже тогда нездоровилось. Если сохранилась клякса, то и чернила, видимо, не выцвели: Глэдис специально заказывала у торговцев китайскую тушь – документы, написанные этой тушью, она видела в музеях, и даже по прошествии веков можно было разобрать надписи.
– Что скажете? – в голосе сэра Эдварда сквозили оттенки нетерпения.
– Да, это тот самый дневник, – отозвалась девушка.
– Она что, эксперт? – бросила леди Беатрис.
– Что ж, настала пора прояснить вопрос относительно нашей гостьи, – все тем же ровным тоном проговорил сэр Эдвард. – Чтобы предвосхитить возможные вопросы, скажу, что я лично рассмотрел ее доводы и нашел, что она имеет отношение к дневнику и, следовательно, имеет право присутствовать при его чтении. Каковы будут последствия – покажет время. То, что она намерена сообщить, кажется невероятным, но только на первый взгляд. Свое отношение к дневнику и свою просьбу, связанную с ним, она изложит нам сама. Предоставляю вам слово, мисс Джонсон.
Все повернулись к Глэдис. В комнате повисла напряженная тишина. «Неформальный» сэр Ричард подался вперед, как охотничий пес, сделавший стойку. Сэр Ульрих продолжал дремать в кресле. Девушку бросило в жар. Она встала.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.