Текст книги "Русский булочник. Очерки либерал-прагматика (сборник)"

Соперники

Упомянутый выше разговор Анзора Бицадзе с матерью начинается предложением «кинуть Грузинскую партию». Дело в том, что Нино Бурджанадзе была не единственная из российских политиков, которые поехали в Кремль. За почетное право именоваться членами «Единой России» с ней соревновалась «Грузинская партия» Ираклия Окруашвили, финансируемая Константином Гогелия, грузинским бизнесменом, проживающим в Швейцарии и женатым на первой красавице квартала Ваке, несравненной Маке Асатиани.

«Комосомолка» именует его главным финансистом «Грузинской партии», «Нефть и капитал» – «главой швейцарской компании Progetra SA, которая выступает инвестором ряда проектов нефтеналивных терминалов в России». Однако бизнесмены, реально работающие в этой сфере, характеризуют Гогелию как некрупного игрока, владеющего выносным мазутным терминалом в Мурманске и работавшего раньше с «Сибнефтью», а теперь – с «Газпромнефтью». Трудно сказать, откуда у небольшого нефтетрейдера деньги на большую политику, впрочем, такая жена обходится, вероятно, дороже такой партии.

Где-то за месяц до митинга г-н Окруашвили, живущий сейчас во Франции, выступил по оппозиционному телеканалу «Маэстро» и заклеймил позором посольство США как «тот кран, откуда течет все зло». Получалось, что майор Борисов взрывает «кран зла», а Окруашвили его клеймит. После этого «Грузинская партия» отправилась к крану зла на демонстрацию.

В итоге «Народное собрание» Бурджанадзе объявило начало революции на 21 мая, а его конкуренты из «Грузинской партии» обиделись и назначили революцию на 9 мая. Получалось сразу две революции.

Киргизский сценарий, или Финансовая пирамида

Глава МВД Вано Мерабишвили заметил мне, что все очень походило на «киргизский сценарий» – вооруженные бандиты, которых завозят с гор, правительство, которое в отчаянии стреляет по демонстрантам, – а дальше пошло-поехало. Категорически не согласна. Никакой Киргизией тут и не пахнет, а пахнет обыкновенной российской экономикой РОЗ – Распил-Откат-Занос.

Вот, например, вы в долгах, ваш нефтеналивной терминал – и тот в аренде, вокруг военные, права собственности сомнительны, и вам позарез нужно козырять какими-то фамилиями. И вы тычетесь в предбанники российских джедаев и рассказываете, что если оказать вам поддержку, вы свергнете американскую марионетку Саакашвили, которая ничего не понимает в экономике и продает страну Западу. Сколько вы заработаете? Ну, несколько миллионов долларов. А сколько вы потратите на борьбу с кровавым режимом? Правильно, чем меньше вы потратите, тем меньше вы потеряете.

С самого 21 мая все пошло не так. Никаких 30 тыс. на митинг не вышло, а вышло максимум 7 тыс. чел. «Грузинская партия» (та самая, которую Анзор предлагал «кинуть») на митинг 21-го не пришла, а вместо этого Окруашвили заявил, что он вернется в Тбилиси 25-го и кровавый режим падет.

Дальше – больше. Гогелия и Окруашвили в доказательство того, что они действительно собирались прилететь в Тбилиси 25-го, опубликовали в сети 2 билета «Мюнхен-Тбилиси», рейсом LH2556, на имя Гогелии и Окруашвили. Это, наверное, было впервые в истории, чтобы два билета бизнес-класса публиковались в качестве доказательства серьезности намерений революционеров. Но это еще не все: дело в том, что кровавый режим сфотографировал Гогелию возле дома в Москве вечером 24-го, вместе с вице-президентом фонда уже упоминавшегося Александра Эбралидзе. (Как он собирался телепортироваться в Мюнхен, непонятно.)

Зато на митинг пришел другой оппозиционер, Леван Гачичеладзе (Гречиха) и поцеловал Нино в знак примирения. Дело в том, что после того, как Бурджанадзе ушла в оппозицию, ее муж заявил, что Гачечиладзе в 2009-м получил от Саакашвили 2 млн. дол. за прекращение народных протестов, отчего и огреб от Гречихи по репе в Мюхненском аэропорту.

Никаких 4 тысяч «поклявшихся» тоже не образовалось. Я сильно подозреваю, что из 74 отделений партии 70 возглавляли полицейские агенты. Они, конечно, докладывали, что у них под ружьем по 500 человек, но в день митинга пропали, доложив начальству, что кровавый режим «задержал автобусы».

«КамАЗ», которым полагалось ломать ворота телевидения, кровавый режим спер по дороге. Сперли грузовики с баннерами, насаженными на крепкие палки, – срочно пришлось закупать на базаре вместо палок белые водопроводные трубы и резать их на части. Пропали рогатки – их изготовлял агент МВД. Когда я услышала про рогатки, у меня, признаться, аж челюсть отвисла, и я спросила Шоту Утиашвили, официального представителя МВД:

– Шота, а вы уверены, что «коктейль Молотова» был настоящий? Может, вы туда вместо бензина водички налили?

На что г-н Утиашвили заверил меня, что бензин был настоящий и что МВД скупило все огнетушители в Закавказье. «Каждый полицейский был вооружен огнетушителем», – заверил он.

22-го утром на митинге поймали генерала Учаву. Полицейская машина выдернула его из рядов митингующих, как репку из грядки, закинула в машину и повезла. Митингующие, увидев это, схватились за палки и начали колотить машину. Зрелище мирного митинга, лупцующего полицейскую машину (напомню, что полиция пользуется доверием 87 % населения), показали по всем новостям. Получил в репу и соратник Окруашвили Эроси Кицмаришвили, правда, не от властей. Его побил товарищ по партии Кока Гунцадзе, про которого Эроси вроде бы настучал Гогелии, что тот ворует у Гогелии деньги.

К 26-му все надежды пошли прахом. На митинге оставалось едва семьсот человек, вместо Окруашвили наличествовал только билет бизнес-класса, генерал Учава сидел в участке и пел, что твой соловей. У мирного митинга оставалась последняя надежда – добиться того, чтобы власть его разогнала, и потом жаловаться в ООН и Спортлото.

В 2009-м митингующие, как мы помним, и этого не смогли добиться, сколько ни перекрывали Саакашвили дорогу в ресторан. Но в 2011-м они поступили умнее. Дело в том, что на 26 мая на проспекте Руставели должен был пройти парад в честь 20-летия независимости, и если в 2009 году Саакашвили не препятствовал людям, не пускавшим его в ресторан, то отменить парада он не мог. Потому что это означало бы, что в Грузии правит не президент, которого выбрал народ, а люди с белыми палками.

В ночь на 26-е на площади был проливной дождь и 700 человек. Сразу после полуночи полиция и начала операцию по аресту. Это был именно арест, а не разгон. МВД прекрасно понимало, что если просто разогнать «клятвенников», то они соберутся на следующий день, чтобы сорвать парад.

Поэтому задача полиции была – вытеснить всех на широкое место (где никто не помрет от газа), арестовать, рассортировать и активистам дать по 60 суток. А задача активистов была – противиться до последнего и добиться если не 500 трупов и вмешательства спецназа ГРУ, то, как минимум, негодования мировой общественности.

Не получилось ни у тех, ни у других. В грузинском правительстве было две партии. Одна считала, что вытеснять митинг к оцеплению нужно водометами и газом, другая считала – что дубинками. Победила та партия, которая была за водометы и газ, но в момент операции в Тбилиси шел проливной дождь. В связи с проливным дождем водометы оказались, мягко говоря, бесполезны, да и газ по той же причине не сработал, в итоге все свелось к дубинкам.

Кортеж Бурджанадзе рванул с митинга, передавив кучу народа (двоих – насмерть), и так как один из убитых был полицейским, полицейские пришли в негодное расположение духа. На кадрах отчетливо видно, как полицейский лупцует по лицу человека, руки которого заломлены за спиной; впрочем, правда и то, что большинство активистов добром на асфальт ложиться не хотели, тем более, что на асфальте было зябко и мокро.

Ираклий Окруашвили не приехал: ни из Мюнхена, ни из Цхинвали. Так бывший министр обороны Грузии потерял возможность выполнить свое обещание побывать в Цхинвали на танке. Правда, это был бы не грузинский танк, а российский, но все равно, согласитесь, это был бы танк.

Нино Бурджанадзе

Я встречаюсь с Нино Бурджанадзе уже через неделю после разгона митинга. «Народная партия» занимает отличный особняк в центре Ваке. Один пост с охранниками и помощниками находится на первом этаже; вторая партия секретарш и помощниц сидит на втором, а третья порция секретарш и помощников сидит в приемной. Если бы количество власти измерялось количеством секретарей, Нино Бурджанадзе была бы самым могущественным человеком в Грузии.

Нино Бурджанадзе, как всегда, безукоризненно одета, наманикюрена и причесана, как и подобает бесстрашному бойцу с кровавым режимом. Никаких сомнений в том, что произошло, у г-жи Бурджанадзе нет: кровавая диктатура разогнала мирный митинг, чьи организаторы никак не связаны с российскими властями, и чьи участники не получали ни копейки денег. В разговоре она скромно сравнивает себя с белыми генералами, боровшимися против диктатуры большевиков и с участниками демонстрации против вторжения в Чехословакию.

«А на что вы рассчитывали, надеясь собрать 30 тыс. человек?» – спрашиваю я. «А я их собрала». – «А что это за слова про «500 трупов» и «спецназ ГРУ?» – «Эти слова вырваны из контекста. Мы говорили о том, что готовы принести себя в жертву во имя Грузии, и что если Саакашвили решится на кровопролитие, это может привести к вмешательству России». – «А почему ваш мирный митинг был вооружен “коктейлями Молотова”?» – «Никаких “коктейлей Молотова” не было». – Как получилось, что ваши машины задавили двух человек?» «Это были не мои машины».

Я спрашиваю об одинаковых белых палках, которыми были вооружены митингующие, и Нино Бурджанадзе отвечает, что это были не палки, а древки от баннеров, похищенных кровавым режимом.

– Им было жизненно важно, чтобы мировое сообщество не увидело, что написано на баннерах, – говорит г-жа Бурджанадзе. – А на них было написано: «За свободу».

Напоследок я спрашиваю г-жу Бурджанадзе, почему, если Саакашвили – кровавый тиран, она до сих пор в узилище. «Вот и я вас хочу спросить – почему?» – восклицает Нино Бурджанадзе.

Президент

Мы встречаемся с президентом Саакашвили на летном поле аэродрома в Батуми. Президент только что вернулся с открытия таможенного терминала в Сарпи (который водитель проезжает, не выходя из фуры, и где главная проблема в том, что турецкие таможенники коррумпированней грузинских). 26 мая (в день несостоявшейся революции) он открывал в Батуми Дом Юстиции – где за 15 мин. можно получить паспорт или зарегистрировать компанию.

– Чего хотела Нино Бурджанадзе? – спрашиваю я президента.

– Я не думаю, что это она хотела. Это хотели те, кто ее поддержал. Я думаю, что они хотели прежде всего телевизионную картинку, – пожимает плечами президент.

Президент добавляет, что 26 мая было как раз перед «восьмеркой», и вот, «восьмерка» должна была обсуждать Ливию, а у Медведева появлялся шанс сказать, что в Грузии, мол, свой Каддафи. И замять тем самым вопрос терактов на территории Грузии – в том числе и против американского посольства.

– Что будет дальше?

– Ничего не будет. Провокация не удалась. Ни одна из западных стран не задалась идеей это поддержать. Если в 2007-м были разные оценки, то сейчас все послы заявили, что мы легитимны в своих действиях.

– Что для вас самое главное сейчас?

– Стать вторым Сингапуром.

Сингапур: The Brave Future World

Так уж получилось, что на Земле вдоль экватора располагаются социальные помойки. Папуа Новая Гвинея, Эквадор, Конго, Судан, Гаити, Карибы, Ямайка, дельта Амазонки, Маршаллы и Соломоновы острова, и пр., и пр., – все это какой-то паноптикум лености, коррупции, и политиков-демагогов, покупающих своих избирателей за мешок с рисом и объясняющих все беды страны происками проклятых колонизаторов. Бывший премьер-министр Малайзии Махатхир даже выдвинул на этот счет специальную теорию. Малайцы, по его словам, ленивы. А ленивы они потому, что вокруг и так все растет.

И вот ты прилетаешь в крошечный Сингапур, который отделен от «ленивой» Малайзии проливом шириной в километр, и попадаешь в страну, которая занимает третье в мире место (рейтинг IMF) по уровню ВВП на душу населения, первое в мире по легкости ведения бизнеса (рейтинг World Bank), и делит вместе с Данией и Новой Зеландией первое место по отсутствию коррупции (рейтинг Transparency International).

Ты едешь по улицам, которые называются «улица Китченера», «улица Напьера». Их почему-то не переименовали в улицу Ким Чен Ира и улицу председателя Мао. И первый же таксист-малаец, который везет тебя из аэропорта, не говорит «они нас обидели». Он говорит: «мы – страна первого мира».

Я с таксистом не согласна. Первый мир – отдыхает. К тому же, Сингапур неправильно было бы назвать «страной». Это такой город/государство/корпорация. City/State/Corporation.

Транснациональная зелень

Первое, что ты видишь в Сингапуре – это зелень. Есть города, в которых расположены парки. А Сингапур – это парк, в котором расположен город. Более зеленого города (причем везде, в любом районе, в Сингапуре нет не зеленых районов, так же как нет трущоб или гетто), я в жизни не видела, ему уступает даже великолепный, божественный Сантьяго-де-Чили, в котором широкие проспекты между небоскребами тоже залиты зеленью.

Зелень – и чистота. Единственный, кто мусорит в Сингапуре – это деревья, их так много, что город с чудовищным популяционным давлением воспринимается как экваториальный заказник. И это настолько органично, что кажется – так было всегда. Экватор все-таки.

На самом деле экосистема города/государства/корпорации Сингапур абсолютно искусственна. Экваториальные дождевые леса – весьма неустойчивая экосистема. Если такой лес вырубить, вода тут же вымывает из почвы питательные вещества, а реки превращаются в сточные канавы. В начале XX века в перенаселенном колониальном Сингапуре все вытаптывалось людьми, съедалось коровами, а река Сингапур была сточной клоакой, которую можно было унюхать раньше, чем увидеть.

Чтобы превратить Сингапур в парк, пришлось посадить миллионы деревьев и кустарников. Специальные команды, разосланные по всему миру, привезли отовсюду 8 тыс. разновидностей растений, и 2 тыс. из них принялись в Сингапуре. Закислившиеся почвы известковали и удобряли. С берегов реки Сингапур отселили 900 тыс. свиней, которых разводили на 8 тыс. ферм.

Теперь в Сингапуре есть только одно место, где прямо-таки несет дерьмом. В Сингапуре есть третий по величине в мире нефтехимический комплекс. Он находится на острове Jurong Island, сделанном из соединенных между собой искусственными насыпями семи островов. А прямо напротив ректификационных установок и разгружающихся танкеров расположен уникальный Birdpark с уникальными коллекциями птиц и самым высоким в мире искусственным водопадом. И вот в этом птичьем парке от розовых фламинго и прочих обитателей воняет так, что мама не горюй.

То же самое и с чистотой. 80 % населения Сингапура были китайцы, а у китайцев есть привычка, такая же древняя, как «Книга Перемен», – плевать под ноги. В материковом Китае в ресторанах до сих пор стоят плевательницы с многомесячным содержимым.

И зелень и чистота были внедрены в Сингапуре драконовскими мерами. Двадцать лет на каждом перекрестке стоял полицейский и штрафовал тех, кто плюнул. Коров, пасшихся в городе, сдавали на бойню. (В 1964 году они паслись под окном премьерского кабинета.) Запретили тысячелетнюю китайскую привычку – фейерверки, запретили столетнюю американскую привычку – жвачку. После двадцати лет плевать перестали.

История создания города-парка из заплеванной помойки мне кажется совершенно символичной по двум причинам. Во-первых, огромное количество стран очень любит сохранять свои экосистемы. Самый простой пример – Австралия. Там в аэропорту тебя обнюхивает специальная собака на предмет того, не привез ли ты в Австралию чужое яблоко. Премьер Сингапура Ли Куан Ю действовал наоборот: он привозил деревья, как инвесторов, со всего мира. Он не сохранял экосистему. Он создавал ее.

Во-вторых, великий руководитель всегда внимателен к деталям. Плохой руководитель внимателен только к деталям. Он будет ходить по улицам проверять, чтобы не плевали, а за его спиной будут красть миллионы. А вот великий руководитель внимателен и к деталям. Он будет истреблять коррупцию железной рукой, но отучить людей плевать на улицах он тоже не забудет.

Мемуары

Современный Сингапур создали премьер Сингапура Ли Куан Ю и его команда. Ли Куан Ю написал потрясающие и совершенно политически некорректные мемуары, которые я всем рекомендую прочесть. И для тех, кто этих мемуаров не читал, я отмечу несколько политически некорректных вещей.

В своих мемуарах Ли Куан Ю пишет, что он – большой поклонник насилия, a great believer in violence. Так получилось, что Ли Куан Ю, который получил английское образование и на английском говорил долгое время лучше, чем на китайском, японскую оккупацию пережил в Сингапуре. Ли Куан Ю пишет, что именно японская оккупция убедила его в эффективности насилия: нищета в Сингапуре была абсолютная, но преступность была почти на нуле, потому что японцы по любому поводу расстреливали на месте.

Напомню, что в Сингапуре до сих пор смертная казнь за провоз наркотиков: иначе этот торговый хаб превратился бы в рассадник наркомании. И что в Сингапуре до сих пор существуют телесные наказания. В 1993 году в Сингапуре приговорили к шести ударам палками американского гражданина, и американская пресса орала как резаная.

Ли Куан Ю не раз с презрением отзывался о суде присяжных. Опять-таки на основе собственного опыта. Еще когда Сингапур был английской колонией, Ли Куан Ю, которого тогда гораздо чаще звали Гарри Ли (у всех сингапурских китайцев два имени, одно английское, перед фамилией, другое китайское, после фамилии), добился от присяжных оправдания четырех подонков, убивших в ходе расовых беспорядков английского офицера, и сделал вывод, что двенадцать неграмотных обывателей легко становятся добычей ловкого адвоката.

Ли Куан Ю много раз с большим скепсисом отзывается о всеобщем избирательном праве. Он с восхищением пишет о Гонконге, где люди не имеют социальной страховки и потому добиваются большего. Будучи выборным политиком, – сетует Ли Куан Ю, – он не имел такой свободы, как колониальная администрация, не подотчетная избирателю. Ли Куан Ю заявляет, что идеальной системой была бы та, которая предоставляла бы ответственным людям – главам семей – пропорционально бо́льшее количество голосов.

И вот такой человек пришел к власти в Сингапуре в результате демократических выборов в 1959-м, во главе социалистической партии, которая называлась People’s Action Party и которая первоначально блокировалась с коммунистами, а потом стала их злейшим врагом.

Он победил в тяжелейшей политической борьбе. Достаточно сказать, что ему, англоязычному китайцу, приходилось митинговать на китайском, который он знал куда хуже, чем неграмотные коммунисты. Поэтому Ли Куан Ю выучил мандарин. А так как большинство китайцев в Сингапуре говорило не на мандарине, а на хоккиен, ему пришлось выучить и хоккиен, причем так, чтобы перекрикивать коммунистов. А так как кроме китайцев, в Сингапуре были еще и малайцы, то пришлось выучить и малайский.

Ли Куан Ю стал премьером, когда Сингапур еще был частью Малайзии, а в 1965 г. случилась абсолютная катастрофа: Сингапур вышел из состава Малайзии ввиду непреодолимых национальных противоречий. Политика Малайзии всегда имела значительную долю национальной нетерпимости; сейчас эта национальная нетерпимость все более переходит в религиозную.

Выжить было нельзя

В 1965 г. перед Сингапуром стояли две основные проблемы. Первая – физическое выживание государства. Сингапур – это не Карибы, где США никого не станут захватывать и никому не позволят это сделать. Сингапур – это Юго-Восточная Азия, где в середине 60-х не было иного регулятора, кроме силы. Это крошечный остров, без ресурсов, без защиты, в котором англичане сделали свой хаб именно потому, что он был остров, а Великобритания была морская империя, и стенами этой империи были борта ее кораблей.

Как только англичане ушли, островное положение Сингапура из преимущества превратилось в колоссальную слабость. Достаточно сказать, что у Сингапура не было даже питьевой воды. Ее импортировали по водопроводу из Малайзии, и Малайзия, чуть что, перекрывала Сингапуру кран, как Россия – Украине. Сингапур импортировал воду, очищал ее… и экспортировал обратно, в Малайзию.

Как только Сингапур вышел из состава Малайзии, он потерял свою роль административного, делового и военного центра Юго-Восточной Азии. Британия покинула Сингапур. Малайзия закрыла для него рынок. Индонезия фактически объявила ему войну.

То есть первой задачей Ли Куан Ю было сделать так, чтобы Сингапур было невыгодно и невозможно завоевать.

Вторая проблема была – коммунисты. Сингапур был китайским и нищим. Только в начале XX века в Сингапуре было 20 тыс. рикш, исполнявших обязанность тяглового скота.

Это было время расцвета китайского коммунизма. Китай председателя Мао в этот момент воспринимался в Азии как символ достижений желтой расы. Китайский коммунизм был максимально эффективен в том, что касалось насилия и лжи. Даже сталинский Коминтерн не идет ни в какое сравнение с пропагандистско-диверсионной машиной Мао.

В своих мемуарах г-н Ли рассказывает одну замечательную деталь: Ли Куан Ю сначала очень нравилось, как коммунистическая толпа спонтанно хлопает оратору. А потом он заметил, что толпа хлопает не спонтанно. Что в ней есть особые люди, которые подают сигналы. И что в свободное от митингов время эти люди вместе с подручными собираются в лесу и отрабатывают приемы хлопанья по сигналу.

Казалось, нищий Сингапур, переполненный кули и чернорабочими, раздираемый расовыми противоречиями, Сингапур, откуда ушли англичане, забрав с собой правящую элиту и уничтожив рабочие места, – экваториальный перенаселенный остров с клоакой вместо речки и коровами, пасшимися под окном премьерского кабинета, был обречен. Либо на коммунистический переворот, либо на завоевание Малайзией или Индонезией, расположенными соответственно в 1 и в 20 км от Сингапура, (через Джохорский и Сингапурский пролив).

Что сделал Ли Куан Ю? В общем-то – с поправкой на эпоху – то же самое, что Фридрих Великий и другие монархи времен просвещенного абсолютизма.