Текст книги "Замуж с осложнениями"

Азамат кивает. Я осматриваю получившееся в итоге двойное помещение. Забавно, такая четкая линия отделяет мой бардак от порядка Азамата. А кровати у нас в итоге бок о бок стоят.

– Ну что, – говорю, – сдвинем кровати и освоим новые пространства?

Азамат очень доволен собой.

Глава 17

Мы снова дрыхнем до десяти, что для меня, впрочем, вполне нормально, а вот Азамат сильно удивлен. Даже пытается извиняться, видно, все еще подсознательно уверен, что спать после секса – непростительное оскорбление, особенно много спать.

Я его успокаиваю, после чего мы снова разделяем каюты и идем завтракать. От завтрака, конечно, остались рожки да ножки, хотя Тирбиш и пытался нам что-нибудь зажать.

– Ну вы бы еще завтра пришли, – разводит он руками, выставляя на стол остатки сыра.

Этот сыр свежий и пахнет заправскими носками, и что-то меня совсем не тянет его есть. Тут Тирбиш светлеет лицом:

– А я же вам йогурты купил!

Тут и я светлею всем, чем могу.

– Молодец! – говорю. – Умница ты мой прозорливый!

Последнего слова он, кажется, не понимает, зато подводит меня к холодильнику, до отказа набитому разными кисломолочными продуктами. Тут и йогурты, и кефирчики, и творожки, и даже сметана. Ну ладно, ряженки нет, но так ее почти нигде нет. Я нагребаю себе завтрак атлета и делюсь с Азаматом несладким кефиром. Ему вроде бы нравится.

Едва мы успеваем доесть, является Алтонгирел, и вид у него заговорщицкий.

– Азамат, – говорит он, – зайди ко мне, кое-что обсудить надо.

Азамат без вопросов встает и уходит вслед за духовником. Уж не раскусил ли он меня… Я вопросительно смотрю на Тирбиша, тот пожимает плечами.

– Наверное, что-то насчет вашей свадьбы, – говорит.

– А при мне что, уже нельзя?

– Может, Алтонгирел капитану амулет какой хочет дать…

Эта мысль мне нравится. Конечно, с Алтонгиреловой манерой все толковать строго противоположным образом лучше бы он вообще не вмешивался, но… кто знает, каким образом склонны понимать Старейшины. Ой, ладно, что-то у меня эти переживания уже в печенках. Пойду, что ли, в кабинете посижу с вязаньем. Называется, хотела к Новому году закончить.

Первым делом, конечно, лезу в бук, а там письма от дорогих родственников. Матушка получила лилии и бегает теперь по потолку, потому что раньше мая сажать не имеет смысла. А еще она уже вяжет-вяжет-вяжет, а что, если сделать рукава три четверти?

Я отвечаю, что ни в коем случае никаких четвертей и чтобы горло было закрытое. Мода такая, вру. А то с матушки станется лично заявиться только для того, чтобы обидчикам зятя по шее надавать.

Письмо от братца примерно сводится к «третий день пьем ваше здоровье», слегка приукрашено описаниями того, как все выпадают в осадок от новостей. Правда, в конце он все-таки вспомнил спросить, все ли у нас хорошо.

Я ему отвечаю, что все шоколадно, особенно если муданжские Старейшины одобрят наш брак, а критериев никто не знает. Пусть ломает голову, что все это должно значить.

Когда я наконец-то всем все отправляю и собираюсь перейти к вязанию, раздается робкий стук в дверь. Немедленно открываю, ожидая, что это Азамат, – ан нет, это вовсе даже парень с красными волосами.

– Э-э, здравствуйте, – говорит он неуверенно.

– Привет, – отвечаю с широкой улыбкой. – Заходи, не стой на пороге. Чем могу быть полезна?

– Меня зовут Бойонбот, – говорит он, как будто это и есть его проблема. Но заходит и дверь закрывает.

– Очень приятно, – киваю. – Элизабет.

Кажется, я угадала: называние имени заставляет его немного расслабиться.

– Я… э-э… спросить хотел. Вы ведь ну типа целитель, да?

– Да-да, – говорю. – Именно так, я целитель.

– А, так вот, я хотел спросить, – повторяет он. – Просто интересно. У вас ведь на Земле придумали, наверное, что-нибудь для глаз?

– В смысле, чтобы улучшать зрение? – уточняю.

– Ну вроде того, да.

– Много чего придумали, – говорю. – Очки для начала.

– А… кроме очков? – несколько упавшим голосом спрашивает он.

– А какого рода проблемы со зрением? – интересуюсь.

– Никаких проблем! – быстро выпаливает он. – Это я так, чисто из любопытства!

У меня начинает зарождаться нехорошее подозрение.

– У вас что, плохо относятся к людям с плохим зрением? – спрашиваю его.

– Ну как… не то чтобы плохо, но работать таким людям трудно… и их редко берут.

– И ты думаешь, Азамат тебя уволит, если выяснится, что ты плохо видишь? – заключаю я.

Он пару секунд ловит ртом воздух, потом беспомощно кивает.

– Вы ему скажете?

– Не имею права, – пожимаю плечами. – Я по закону не могу обсуждать здоровье пациента ни с кем, кроме других врачей. Целителей в смысле.

Как стремительно человек может воспрянуть духом!

– Ну а теперь, когда мы выяснили, кто пациент, – говорю, берясь за ретиноскоп, – давай узнаем, что именно у тебя с глазами.

Обнаруживается, что у него легкая близорукость – а еще проблемы с дыханием, если я слишком близко стою. Чудесно, ага. Выдаю ему прирастающие линзы: разок надел, полгода не помнишь о проблемах со зрением. Потом они растворяются.

– Тебе, – говорю, садясь за бук, – надо бы операцию сделать. На Гарнете это можно. Как-нибудь возьмешь отпуск, направление я тебе напишу. А теперь рассказывай давай, сколько тебе лет, чем болел…

Бойонбот еще несколько минут мечется между счастьем, что он теперь все видит, и подозрениями, зачем это мне понадобилось про него столько знать. Приходится писать историю болезни на родном языке, чтобы никто в команде точно не прочел. Ну варвары! За это беру у него анализ крови – группу узнать, да и вообще из интереса. Результаты радуют – он ничем не болен, но самое главное, ни у него, ни у Азамата нету антител на неизвестные мне инфекции. То есть надо надеяться, неизвестных мне инфекций на Муданге тоже нет…

* * *

Наконец отпускаю осчастливленного и проанализированного Бойонбота и снова тянусь за вязаньем. Не тут-то было. Следующим номером ко мне является прыщавый заместитель Тирбиша. Что ж, это хорошо, я и сама собиралась с ним пообщаться с применением пары лосьонов и гормональных регуляторов.

– Вы я лечить, – говорит он как-то угрожающе, – я вы платить.

– Неа, – говорю. – Я ты лечить, Азамат я платить.

Он ненадолго задумывается.

– А Азамат вы лечить?

– Да, – киваю.

– Уже? – переспрашивает подозрительно.

– Азамат, – говорю, – сильно болеть. Долго лечить.

– А, – понимающе кивает он. Потом настораживается. – А я сильно болеть?

– Лицо? – уточняю.

Он энергично кивает.

– Не сильно, – говорю.

Достаю универсальный лосьончик, подруга-дерматолог, помнится, рекомендовала. Да и Сашке в свое время помогло. Подвожу клиента к зеркалу в ванной, беру прилагающуюся к флакону губочку. Выдавливаю, принимаюсь мазать. Парень, конечно, шарахается. Все-таки у них лицо – запретная территория. Отдаю ему губку, показываю движения, как мазать. Он справляется вполне успешно.

– Утром и вечером, – говорю. – А теперь мне нужна кровь.

Черт, я даже не подумала, как это жутко звучит. Парень сильно напрягается.

– Я смотреть на кровь, – начинаю объяснять доступными средствами, – и знать, как быстро лечить.

Пациент мотает головой и отступает на шаг. Ну здравствуйте! Как я гормональный анализ сделаю, а?

– Небольно, – говорю. – Плохо не будет.

Пациент пятится к двери, пряча за спиной флакон с лосьоном. Ну нет, так не пойдет. Беру телефон и звоню Азамату.

– Лиза? – ужасно удивляется он.

– Ты занят? – спрашиваю.

– Э-э… а что?

– Мне нужна твоя помощь, но это не срочно, если занят, не отвлекайся.

– А, нет, не занят. В чем дело?

– Зайди ко мне в кабинет, если тебе не трудно, а?

Пациент тем временем упирается спиной в дверь, но открыть-то ее могу только я с пульта… Парень хмурится и шевелит губами, мучительно пытаясь как-то объясниться, но, видимо, заготовленный для визита словарный запас недостаточен.

От стука в дверь он подскакивает на полметра и отлетает в сторону, позволяя Азамату войти без помех. Мой муж в полном непонимании переводит взгляд с меня на своего подчиненного, чье лицо имеет отчетливо синеватый оттенок – лосьон не сразу впитывается.

– Объясни ему, пожалуйста, что мне нужно взять кровь, – говорю, сдерживая смех. Уж очень у обоих мужиков вид обескураженный.

– Ты решила нас всех проверить? – Азамат поднимает брови. – Надо было предупредить, я бы всем заранее объяснил.

– Ну всех проверить, конечно, надо, но этот сам пришел, и мне обязательно нужно сделать анализ, чтобы знать, как его лечить.

Азамат кивает и принимается быстро и убедительно говорить по-муданжски. Насколько понимаю, главные его аргументы – что я не собираюсь при помощи взятой крови творить над замповара никакого страшного колдовства. М-да, об этом я не подумала. Юноша, впрочем, не очень верит, и тогда Азамат говорит, что я просто не умею колдовать. Тот окидывает меня подозрительным взглядом и выражает сомнение. Азамат вздыхает.

– Лиза, можно у тебя попросить волосок?

– В смысле? Волос с головы? – хлопаю глазами.

– Да, если это не нарушает никаких приличий…

Пожимаю плечами, выдергиваю пару волосин. Азамат осторожно берет их, достает – о боже! – зажигалку и подпаливает. Они, естественно, начинают мерзко смердеть, после чего он их быстренько отправляет в унитаз.

– Убедился? – спрашивает моего пациента.

Тот кивает с виноватым видом.

– Ну вот, – говорю, отгоняя ладонью запах от лица, – навоняли тут мне.

– Извини, – улыбается Азамат. – Пришлось доказывать, что ты не знающая.

– А была бы знающая, пахло бы розами, что ли? – ворчу.

– Нет, просто сгорел бы мгновенно и без запаха.

Ну да, а еще бы я оказалась легче утки, и что там славная инквизиция использовала для выявления ведьм…

– Теперь можно кровь взять? – спрашиваю, помахивая нераспечатанной иголкой.

Парень нервно косится на капитана. Азамат выразительно кивает, дескать, а ну-ка строем на укол. Пациент сглатывает и подходит ко мне. За процессом взятия крови он наблюдает очень внимательно, и ему, видимо, тоже не больно. Наверное, болевой порог у них у всех высокий. Наконец я его отпускаю, объяснив с помощью Азамата, что, когда будут результаты, я ему дам таблетки. Парень пользуется первой же возможностью смыться.

– Неужели я такая страшная? – спрашиваю. – Он ведь сам пришел, никто его не гнал сюда.

– Ты не страшная, – улыбается Азамат. – Ты грозная. А пришел он потому же, почему и все придут. Они теперь считают, что ты все можешь.

– С чего это? – недоумеваю.

– Ну помнишь, ты Алтонгирела по лицу ударила после того, как он тебя оскорбил?

– Еще бы я забыла, – хмыкаю.

– Обычная женщина так бы никогда не сделала, тем более Алтонгирел – духовник… У нас ведь ни в коем случае нельзя бить по лицу. А раз ты с этим не считаешься, значит, точно богиня. Ну и выглядишь так.

Я закатываю глаза.

– Чудесно. Ты хоть, надеюсь, понимаешь, что я по глупости ему врезала?

Азамат хитро улыбается.

– Знаешь, в таких делах трудно сказать, где глупость, а где боги твою руку направили. Я бы вот ни за что не поверил, что ты можешь его с ног сбить, если бы не видел своими глазами. Как знать, может, тебе и помог кто… – пожимает плечами.

У меня, кажется, оставшиеся после проверки волосы зашевелились на голове. До сих пор я как-то не задумывалась особенно над религиозными вопросами… Но если он так верит в высшие силы, то… то… я точно за него замуж хочу?!

Азамат смеется. Это хорошо.

– Лиза, ну не пугайся так. Я понимаю, ты предпочитаешь решать сама за себя. Совсем необязательно тебя кто-то подтолкнул. В конце концов, боги помогают почти исключительно слабым в минуты отчаяния, а к тебе ни то, ни другое не относится. Не переживай. – Он гладит меня по плечу.

Я все еще расту на том месте, где приросла к полу, и чувствую в себе способность покрыться листьями.

– А ты… – произношу медленно, побаиваясь ответа, – веришь, что боги существуют?

Азамат очень высоко задирает брови.

– А ты что, никогда их не видела?

Я нахожу в себе силы сесть, пока не упала.

– А ты их часто видишь?

Азамат усмехается.

– Ну не часто, конечно, тем более что они не покидают Муданга. Там раз пять видал. Это когда отличить удавалось, конечно.

– От чего отличить?

– От людей. Бога ведь трудно узнать, если специально не высматривать. Но я постараюсь тебе показать хоть одного, когда будем дома. У вас на Земле они, наверное, тоже редкость, как зайцы. – Он смеется.

Я постепенно прихожу к выводу, что мы что-то очень разное понимаем под словом «бог».

– У нас их, может, и вовсе нету, – говорю осторожно.

– Есть, конечно, – убежденно заверяет Азамат. – Вы ведь все с ними в родстве. Правда, может, они с вами совсем смешались, не знаю…

Я решительно мотаю головой.

– Слушай, – говорю, – для меня это все ужасы какие-то, я до сих пор была уверена, что богов выдумали люди, а на самом деле их нет. И мне немного не по себе от того, что ты говоришь.

Азамат задумывается на некоторое время, потом отвечает:

– Я, наверное, неправильно перевожу с муданжского это слово. Давай, если у нас получится остаться на планете, я тебе постараюсь показать бога, тогда и поймем, в чем ошибка.

Я вздыхаю с облегчением. Религия религией, но Азамат мой муж, и так тому и быть.

– А как они по-муданжски? – спрашиваю.

– Брхон, – охотно сообщает Азамат.

– Будь здоров, – не удерживаюсь я. Оба смеемся.

Палеными волосами все еще пахнет, и я интересуюсь, как провентилировать помещение. Азамат показывает кнопку на пульте, но предлагает выйти, пока тут будет продуваться, а то еще и меня продует. Охотно следую за ним.

– Алтонгирел давал какие-нибудь ценные указания? – спрашиваю как бы между делом, когда мы прогулочным шагом движемся в холл.

– Он предложил провести моцог, но до этого я и без него догадался, – задумчиво пожимает плечами Азамат.

– А теперь на всеобщем, – прошу.

– Ах да, прости, – спохватывается он. – Моцог – это… у вас такого нету, насколько я знаю. Ну тоже связано с богами, вроде как чтобы привлечь их на свою сторону, надо от чего-то отказаться в их пользу.

– И от чего же? – настораживаюсь я. Кто этих варваров знает…

– Это зависит от цели, но, чтобы свадьба удалась, обычный моцог – день не есть мяса и ночь не спать.

– А богам от этого какой прок?

– Точно не знаю, – протягивает Азамат, – я же не духовник и не Старейшина. Но по идее, что не достанется мне, достанется им, и они должны быть благодарны.

Ну ладно, здесь по крайней мере есть логика, хотя и несколько первобытная.

– И когда ты намерен это устроить? – спрашиваю.

– Да сегодня, наверное. За завтраком я мяса и так не ел, а завтра ничего важного не будет, можно и ночь пропустить. Тем более я уже два дня вон сколько сплю.

– А что насчет секса?

Азамат поджимает губы, поглядывает на меня виновато.

– Лучше бы тоже воздержаться, конечно.

– Чтобы им досталось? – поднимаю бровь. Он смеется:

– Ну уж нет! Но хоть чтобы не завидовали.

– Ладно, – говорю, – сутки я потерплю.

Азамат снова поджимает губы.

– Вообще… лучше бы ты не так легко согласилась.

– Ой прости, ты обиделся? – Я запоздало соображаю, что ему моя покорность в этом вопросе может быть неприятна, да и…

Он хохочет.

– Нет, что ты! Просто на богов лучше действует, если соблюсти моцог трудно. Поэтому сегодня на обед тхи, ну и я стараюсь побольше всяких дел сделать, чтобы устать и спать хотелось. Иначе не подействует, понимаешь?

– А чем тхи так примечательно? – спрашиваю, пытаясь вспомнить, что это вообще такое.

– Ну как, вкусная, праздничная еда, – поясняет Азамат.

Ой, да, вспомнила! Это же очередная сырятина, только вымоченная слегка в каком-то рассоле. Не-эт, я это не буду! Хм. А не воспользоваться ли мне вынужденным постом в благих целях? Мясо сырое я и так не стала бы есть, секса не дадут, а ночь просидеть для меня не проблема, я три года работала сутки через двое. Зато Алтонгирел сможет потом нашептать Старейшинам, что я-де старалась, моцог соблюдала с мужем, и вообще.

– Слушай, Азамат, – говорю, – а может, я к тебе примкну?

– А тебе-то зачем?

– Тебе же не одному нужно, чтобы нас поженили. Мне тоже по-хорошему надо поднапрячься.

Азамат долго смотрит на меня, потом на пару секунд закрывает глаза, а потом так меня обнимает, что я готова просить о пощаде, странно, что кости не хрустят.

* * *

Мои гениальные идеи достаточно часто оборачиваются мне же во вред, чтобы уже начать задумываться, прежде чем их высказывать вслух. Вот эта, например, привела меня в каюту Алтонгирела и оставила один на один с ее хозяином. И ведь могла бы сообразить, что этот чертов моцог нельзя начать просто так, от балды. Тем более Азамат утром к духовнику заходил, ну ведь очевидно же за этим!

А, ладно, теперь уже ничего не поделаешь, осталось терпеть. Если я сбегу на середине, Алтоша точно не оценит.

Алтонгирел сидит за столом, подперев голову рукой, и смотрит на меня так, как будто восхищается размахом моей бессовестности.

– Ты знаешь, я никогда не считал Азамата доверчивым человеком, – размышляет он вслух. – А теперь вот все понять не могу, что ты с ним такое делаешь?

– Тебе рассказать или на бумажке записать по пунктам? – спрашиваю. – Первое, я его люблю. Второе, я его уважаю. Третье, я его лечу…

– Ах, ну да, – перебивает духовник. – Ты ведь ему заливаешь, что можешь его вылечить.

– Неправда, я ему совершенно честно говорю, что могу сделать шрамы менее заметными, хотя не могу убрать бесследно.

– Ага, ага, – отмахивается Алтонгирел. – Его тут нет, а мне можешь не рассказывать. Мне, в общем, все равно, ради чего ты с ним связалась, лишь бы он от этого не пострадал. Но вот сейчас просто интересно, чего же ты хочешь добиться от богов?

– Чтобы нас с Азаматом поженили, – пожимаю плечами. Чего тут не понять?

Алтонгирел прищуривается.

– У тебя случайно внебрачных детей нету?

– Че? – искренне удивляюсь я. – С чего вдруг?

Он еще некоторое время на меня пристально смотрит, потом расслабляется.

– Да так, подумалось… Обычно так хотят выйти замуж только женщины с левыми детьми. Чтобы даже моцог провести… у тебя должна быть какая-то развесистая причина. Может, на Землю возвращаться не хочешь? Ты не преступница ли, часом?

– А не пойти ли тебе ненароком? – интересуюсь, подобрав дар речи. – А то я могу, например, ухо ампутировать…

Не знаю уж, понимает ли Алтонгирел слово «ампутировать», но высказывать свои безумные предположения резко перестает.

– Ладно, – говорит, – хватит тут болтать, если тебе обряд нужен, то не отвлекай меня.

Закашливаюсь от неудачной попытки сказать несколько грубостей одновременно. Можно подумать, это я тут лясы точу!

Алтонгирел достает из одного из своих многочисленных сундучков некое подобие венка из засушенного вьющегося растения с острым и пряным запахом и надевает его мне на голову. Потом разворачивает на столе платочек с какой-то трухой, берет что-то вроде жезла с большим бубенцом на конце и принимается напевно бормотать непонятные мне слова, позвякивая жезлом поочередно то над одним, то над другим моим плечом и периодически посыпая меня трухой из платочка. Уж не знаю, что я должна при этом думать, но на всякий случай загадываю желание. Постепенно бормотание Алтонгирела переходит в пение. У него, кстати, неплохой голос, чистый и мелодичный, кто бы мог подумать.

Внезапно все заканчивается. Венок с меня снимают, жезл отправляется в сундук.

– Ну чего ждешь? – спрашивает духовник нетерпеливо.

– А уже все? – неторопливо произношу я. Хочешь меня выгнать побыстрее, так фигушки.

– Нет, знаешь, еще надо постоять на голове, – ехидно отвечает он.

– Надо было заранее предупреждать, я бы штаны надела, – говорю невозмутимо. Он тяжело вздыхает. Я хмыкаю. – Откуда мне знать, как выглядят ваши обряды и когда они кончаются?

– Хорошо, говорю: обряд закончился. Можешь идти на все четыре стороны.

Я стою.

– Видишь ли, Алтонгирел, – произношу медленно, с удовольствием растягивая слова, – думаю, что это не последний раз, когда мне придется проходить какой-нибудь обряд. Я бы предпочла, чтобы в следующий раз ты вспомнил, что для меня все это в новинку, и пояснил, что от меня требуется. Особенно когда дело дойдет до Старейшин. Не хотелось бы пролететь только потому, что я не знала, в какой момент вставать.

Он снова одаривает меня долгим взглядом прищуренных глаз, потом говорит:

– Слушай, чисто из любопытства, чего ты хочешь от богов?

– По-моему, ты уже спрашивал. Что-то тебя память подводить стала, а вроде молодой.

Он закатывает глаза.

– Да, конечно, я так и поверил, что ты моцог проводишь ради замужества. Наверняка ведь о чем-то еще просишь.

Я пару секунд осмысливаю информацию.

– Ты хочешь сказать, что моцог может мне помочь осуществить любое желание, а не только то, о котором я сказала? То есть ты сейчас, когда надо мной тут ворожил, никак не ограничивал, ради чего все это?

Он смотрит на меня странно, сначала приподняв брови, потом слегка нахмурившись.

– Слушай, что тебе нужно от Азамата, что ты его так старательно добиваешься?

– Ну если обобщить, – задумываюсь я, – то, наверное, мне нужно, чтобы он был со мной. Желательно – всегда. И конечно, было бы неплохо, если бы ему это доставляло удовольствие.

Алтонгирел еще несколько секунд таращится на меня округлившимися глазами, потом снова достает жезл и еще какую-то склянку миллилитров на пятьдесят. Поводит жезлом у меня перед носом и где-то за спиной, приговаривая, потом вручает мне склянку.

– Пей.

– А что это?

– Не скажу. Хочешь замуж, так пей.

Я одариваю его мрачным обиженным взором и откупориваю пузырек. Немного пахнет спиртом. Ну была не была. Пью.

Это оказывается настойка какой-то травы, горькая и крепкая, но не очень противная. Дух, правда, вышибает, так что я вынуждена за неимением лучшего занюхать рукавом, хоть он слабенько пахнет стиральным гелем.

Алтонгирел внимательно за мной наблюдает, забирает склянку.

– Все, можешь идти. Теперь твой моцог только ради свадьбы, ничего другого не получишь.

Ага, смотри-ка, он обучаем!

– Хорошо, – говорю радостно, – спасибо.

И быстро смываюсь, оставив Алтонгирела озадаченно качать головой.

Забористую настоечку все-таки неплохо бы закусить, так что я чапаю на кухню, где Тирбиш уже вовсю возится с обедом.

– Привет еще раз, – говорю, устремляясь к холодильнику. – На меня не готовь.

– Почему? – огорчается он. – А мне так интересно было, что вы скажете…

– Мне сегодня нельзя, – объясняю.

– Ну вот, – ворчит он. – Капитану нельзя, вам нельзя, зачем тогда заказывали…

– Так моцог ведь, – говорю, выскребая йогурт со стенок коробочки.

– Что, и у вас? – удивляется Тирбиш. – Вам-то зачем?

Мне лень вступать в еще один спор из-за этого, так что я просто поясняю:

– А чтобы Азамату одному не скучно было. Так противно, когда все вокруг едят и спят вволю, а тебе нельзя.

– Это да, – смеется Тирбиш. – Правда, моцог лучше удается, если противно, но с вашей помощью по-любому удастся.

Милый он и очень в меня верит. Интересно, будет ли прилично, если я ему тоже что-нибудь сварганю? Надо будет Эцагана спросить, раз уж он снова с нами.

– А ты что-нибудь кроме мяса на обед делаешь? – интересуюсь.

– Ну тут будет немного овощей, но они все в мясном соке, вам тоже нельзя.

– Ясно, тогда ничего, если я тут что-нибудь сготовлю постное?

– Вы сготовите?! – изумляется Тирбиш. – Может, я?..

– Да ладно, ты с общей едой возишься, чего я буду тебя отрывать, – говорю.

– Как… чтобы вам не напрягаться, – бормочет Тирбиш.

– Ой уж прямо так напрягусь на двоих еды сделать, – отмахиваюсь.

– На двоих? – переспрашивает он, роняя нож.

– А сколько? – моргаю. – Азамат и я. Двое ведь?

– А… Ага… – выдавливает Тирбиш, нагибаясь за ножом. – Если так, то конечно… Вам стол расчистить?

– Умещусь, – заверяю его. И что его так потрясло? – Лучше скажи, где у тебя овощи и мука.

Овощи у него обнаруживаются даже вполне человеческие. Оказывается, я в какой-то момент успела выдать ему список еды, которую хочу добавить к стандартному муданжскому рациону. Видимо, это было примерно тогда, когда я в сушилке духи нюхала, а этот день был так насыщен событиями, что я уже плохо помню всякие мелочи. Однако на мой автопилот можно положиться.

Заполучив ингредиенты, принимаюсь за дело, напевая что-то себе под нос. Может, Алтошина настоечка так действует, но я в исключительно благостном настроении. Тем более что возиться особенно не надо, я же комбайн с хлебопечкой водрузила тут же на кухне, в углу, спросив разрешения все того же Тирбиша. Он тогда еще странно так на все это смотрел. Думал, пользоваться не буду, что ли?

В общем, скоро у меня уже хлеб печется, а в духовке отдыхают баклажаны под сыром – нормальным магазинным сыром из коровьего молока. Не знаю, оценит ли Азамат, но, если что, доберется своим вонючим овечьим.

– Ну вот, – говорю, споласкивая после себя нож и разделочную доску. – Больше под ногами мешаться не буду, оно теперь само дойдет, я только пару раз загляну.

Тирбиш только качает головой и что-то бормочет. Я было открываю рот, чтобы его расспросить, чему он так удивляется, когда наше кулинарное уединение нарушает Дорчжи.

– Ско-оро обед-то? – канючит он совсем по-детски, и только потом замечает меня, тут же густо краснеет. – Ой, здрасте… Я это… капитан заставил с ним вместе техосмотр запасного двигателя… того… сделать. Теперь очень есть хочу.

– Капитан, наверное, тоже хочет, – нравоучительно говорит Тирбиш. – Но не приходит меня торопить.

Дорчжи пожимает плечами:

– Он крутой, – этим все и объясняется.

Я смеюсь. Кстати, что-то мне было от него нужно… А!

– Слушай, Дорчжи, – напоминаю, – а ведь ты обещал меня научить гизик плести.

– Да-а, – оживляется тот. – Хотите сейчас?

– Почему бы и нет, – отвечаю. – Надо же чем-то до обеда заняться.

– Тогда я сейчас принесу нитки, – кивает он и бодренько скрывается за дверью.

– Здорово, – улыбается Тирбиш. – У Дорчжи хорошо учиться, он очень здорово плетет. У него отец торгует веревками, поясами всякими.

Дорчжи возвращается с несколькими цветными клубками тонкой гладкой нитки и какими-то деревяшками, мы перебазируемся в столовскую часть кухни и начинаем урок. Объяснение в основном происходит на пальцах. Начало весьма неожиданное: нитки предлагается намотать на край столешницы по всей длине. Зато потом можно чувствовать себя Пенелопой: сидишь, гоняешь челночок туда-сюда. За какие-то полчаса у меня уже готов первый кривоватый шнурок, пестренький такой, узорчатый.

Дорчжи за это время выучил несколько новых слов на всеобщем – тоже польза. Вот, рассматривает он мое произведение и кричит Тирбишу:

– Как будет «тянуть»?

Тирбиш:

– «Тянуть»!

– О! – Дорчжи оборачивается ко мне. – Не тяните так сильно или тяните везде одинаково.

Я ржу и стараюсь соответствовать.

Следующий шнурок мы делаем пошире, и я замечаю, что способ плетения позволяет создавать довольно ровные геометрические узоры.

– А можно, – говорю, – сплести так, чтобы буквы получились?

Еще минут десять уходит на то, чтобы объяснить Дорчжи мою отнюдь не новую идею.

– А зачем слова? – Он морщит лоб, изо всех сил стараясь понять.

– Например, какое-нибудь хорошее пожелание можно вписать, – придумываю я, размахивая руками для выразительности. – Или поздравление!

– Хм… – До него, кажется, начинает доходить. – А можно ведь, наверное… Тирбиш, как будет «заговор»?

– Да кто ж его знает! – доносится из кухни.

Я прикусываю губу, чтобы не захихикать. После того как сегодня Азамат объяснял запасному повару, что я не ведьма, мой словарь обогатился всякими «заклинаниями», «зельями» и «заговорами». Вообще, я чем дальше, тем лучше понимаю по-муданжски. Что и неудивительно, впрочем.

Пока Дорчжи с Тирбишем стараются сообразить, как объяснить мне свою идею и разрешит ли Алтонгирел выводить заклинание на шнурке, я не теряю времени и несколько коряво изображаю нитками три слова о самом главном – пошленько, конечно, но зато коротко и по делу. С этим шнурком мне Дорчжи почти не помогал, только на словах, и я решаю, что его-то и подарю, а первый себе оставлю, в хозяйстве пригодится.

Близится обед, вынимаю из духовки свой противень, тут и хлебушек поспевает. В общем, не жизнь, а сказка.

– Прячьте, – говорит Тирбиш, выходя из кухни. – Сейчас все придут.

– А я хотела сейчас и подарить, – говорю, сматывая нитки.

– Не-эт, зачем, – мотают головами оба муданжца. – Вы ему подложите куда-нибудь.

– А что, у вас принято подарки тайком подкладывать? – спрашиваю, пряча шнурки по карманам. Хорошую юбку в «Трех тюльпанах» отхватила – длинную и сплошь в карманах. Для жизни на муданжском корабле просто лучше не придумаешь.

– Конечно, – говорит Тирбиш. – То есть можно, конечно, и в руки отдать, но ведь намного приятнее, когда случайно находишь подарок, правда?

Ну, о вкусах не спорят. Тирбиш отправляется скликать народ на обед, я следую за ним, пока не нахожу Азамата где-то в техническом отсеке. Он тщательно отмывает руки у общественной раковины.

– Капитан, обед готов, – неуверенно говорит Тирбиш.

– Да я пропущу, наверное, – отвечает Азамат, не оборачиваясь.

– Я тебе пропущу! – откликаюсь. – Что ж теперь, совсем не есть, что ли?

Он поворачивается на звук моего голоса со своей фирменной удивленной улыбкой.

– А ты запаслась постной едой? Тогда я сейчас.

– Давай-давай, – говорю, – я подойду через пару минут.

Пока Азамат с гарантией не в каюте, иду подложить ему гизик. Захожу, естественно, через свою каюту, поднимаю стенку и оставляю шнурочек на крышке бука, завязав бантиком. Получилось довольно мило. Шнурок красно-зеленый, как Рождество, но расцветку Дорчжи предложил, а я ему верю, тем более что Азамат любит красный и носит зеленый.

В дверях столовой мы сталкиваемся, Азамат сразу садится за отдельный стол, а я иду с Тирбишем на кухню проконтролировать сервировку незнакомого ему блюда. Ничего, справился, я тем временем хлеб нарезала и сметану в пиалушки разложила. А еще заварила себе чай. По-моему, мы лопнем.

Нам сервируют во вторую очередь, так что все уже радостно чавкают сырым мясом, когда Тирбиш выкатывает столик с нашими баклажанами и прочими излишествами. Азамат отвлекается от потягивания травяного чая и задирает брови:

– Я смотрю, ты не устаешь экспериментировать, – говорит Тирбишу.

– Это не я, – смущается Тирбиш. – Это ваша супруга.

До Азамата доходит не сразу.

– Ты что, готовила для меня? – говорит он наконец, почему-то шепотом.

– Для нас вообще-то, – пожимаю плечами. – А что в этом такого удивительного?

– Боги, Лиза, да не надо было, – бормочет супруг. – Я думал, ты свои йогурты есть будешь, а то бы сам что-нибудь сварганил…

– Конечно, я йогурты, а ты ничего, здорово. Если хотел поголодать денек, так бы и сказал. Впрочем, не хочешь, не ешь, заставлять не буду, – ворчу и вгрызаюсь в баклажанчик. Хорошие баклажаны Тирбиш купил, не горчат совсем.

– Не обижайся, – внезапно строго говорит Азамат, я аж жевать перестаю. Он очень серьезен. – Мне просто неудобно, что я не позаботился о твоем обеде.