Текст книги "Замуж с осложнениями"

Закатываю глаза в лучших традициях Алтонгирела.

– Азамат, у меня своя голова на плечах, тебе не нужно обо мне каждую секунду заботиться. Ешь давай, пока не остыло.

Он все еще о чем-то думает.

– Странно получается, – протягивает. – Ты вот обо мне позаботилась, а от меня того же не ждешь?

– Жжу, – говорю с набитым ртом, – но в жажумных пжежелах. И хватит уже переживать из-за глупостей, а то я все съем, и тебе не достанется.

Он усмехается и наконец-то – неужели! – принимается за еду. Уже хлеб почти остыл, блин, пока он тут телился.

Однако хорошо идут баклажанчики. И сыр не смущает, и сметану на хлеб мажем дружно, ох и растолстею я с этим постом… Смешно смотреть, как Азамат старается меня похвалить побыстрее – от баклажана до баклажана. Тем временем запах моей стряпни заполняет столовую и перебивает запах мясного маринада, и теперь в нашу сторону все поглядывают. Мы, вероятно, выглядим очень довольными.

– Тирбиш, а что это они такое вкусное едят? – слышу я Эцагана.

– Что-то земное, – сообщает Тирбиш и понижает голос до шепота: – Госпожа Лиза сама готовила.

Над общим столом разносятся ахи и вздохи, Азамат старательно смотрит в тарелку. Я, наоборот, оглядываюсь, вроде как мое имя прозвучало… и ловлю на себе странный взгляд Алтонгирела. Таким смотрят на неизлечимого больного в последней стадии. Брр.

– Кажется, Алтонгирел возненавидел меня с новой силой, – говорю.

– Это он просто завидует, – хихикает Азамат. – Он сам отвратительно готовит.

Мне остается только подвигать бровями в том смысле, что у этого человека, кажется, вообще нет положительных качеств.

– Он хоть что-нибудь делает хорошо? – спрашиваю.

Азамат пожимает плечами:

– Боги его любят. Слушай, ну как же вкусно, кто бы мог подумать, что это какие-то жалкие овощи!

– Чего ж жалкие? Хорошие овощи.

– А что, они бывают лучше и хуже? – смеется Азамат. – По мне-то все одно трава.

– Конечно, бывают. И что-то мне подсказывает, тамлинги знают в них толк. Они ведь чуть ли не все вегетарианцы.

Азамат только качает головой, закусывая хлебушком. Хлеб тоже хорошо удался на тамлингских дрожжах.

– А нельзя у вас попробовать земной еды? – спрашивает из-за общего стола какой-то стриженый парень, с которым я еще не успела познакомиться как следует.

Против него тут же поднимается волна бухтения, чтобы не наглел.

– Щас, – говорю. – Жуйте свое мясо и радуйтесь.

Азамат посмеивается.

– Только чур ужин я делаю, – заявляет он внезапно. – А то все-таки плохо это, что я тебя работать заставляю.

– Ничего подобного, – смеюсь. – Просто у нас взаимопомощь. Но вперед, делай ужин, будем чередоваться.

Сметаем мы все подчистую.

* * *

После обеда ухожу к себе, хочу проверить почту, а на буке у меня сидит зверь. Я даже не сразу понимаю, что он не настоящий, а игрушка. Или статуэтка, не знаю, как назвать. В общем, сидит там очень натуральный заяц размером с мышь от бука, и, кажется, он вырезан из дерева. Хм… В мой кабинет кроме меня только один человек мог попасть, и он, видно, свято следует правилу подкладывать подарки тайком. Очаровательная зверушка, просто как настоящая. Похоже, у нас взаимообмен наладился.

В буке письмо от мамы, которая наконец-то получила золотишко после восьми проверок на таможне. Мне кажется, что по поводу лилий она радовалась несколько больше, но зато этим добром уже успела похвастаться всем подругам, бабушке и Сашке, который (вот невежа!) велел беречь все это дело для потомков, а потом сдать в музей. Бабушка же, оторванная от сотого перечитывания Троллопа, отстраненно заявила, что лучше бы эти деньги пошли на создание школ и библиотек и что вот она, между прочим, самолично внедрила на двух планетах тотальную грамотность, а мы… Дальше ее никто не слушал, потому что бабушка, кроме своих достижений в области просвещения, может говорить только об ошибках в речи телеведущих. Что-то я смотрю, мое семейство выглядит просто оплотом культуры, кто бы мог подумать.

По контрасту с этим приходит письмо от подруги, той самой, которая собиралась работать в космосе. Ее занесло в М-81 в штате тамлингского летучего ресторана в качестве санинспектора. Собираются припарковаться на несколько месяцев, а там эти страшные, огромные, как их, на букву му, она их боится. Отлепив лоб от столешницы, объясняю, что бояться можно всех, кроме них.

Стук в дверь. Открываю, там тот самый парень, который просил поделиться баклажанами. Плечистый такой, даже несколько полноватый.

– Абозорху, – представляется он с несколько самодовольным видом, протягивая мне руку. Это первый муданжец, который вспомнил о рукопожатии.

– Элизабет, – киваю, отдавая дань вежливости. – Чем могу быть полезна?

– Вы знаете, в последнее время я что-то стал плохо спать по ночам, – говорит он, не отпуская мою руку, пока я не тяну ее на себя. – Вы не могли бы мне помочь?

– Как часто не можете заснуть?

– Да каждую ночь, часами.

Что-то он не выглядит сильно уставшим.

– А днем спите? – спрашиваю.

– Нет, какое, днем работать надо, я ведь навигатор.

– И сильно устаете?

– Да ужас вообще, – отвечает грустным голосом, поднося руку ко лбу. – Только и думаю весь день, как спать буду. Вот даже к вам пришел, хотя никогда в жизни у целителя не был, – и берет меня за руку опять. – Вы же мне поможете?

– Помогу, помогу, – высвобождаюсь. – Кофе, чай пьете?

– Только гармарру, – говорит он, подходя ко мне поближе.

Хм, а пахнет-то от него не гармаррой.

– А алкоголь? – спрашиваю подозрительно. – Для храбрости приняли?

– Ну-у есть немного, – смущается посетитель. – Все-таки к такой прекрасной женщине идти со своими проблемами… Знаете, были бы вы моей женой, ни за что бы не допустил, чтобы вы работали.

– Это очень интересно, – говорю холодно, – но, к счастью, я не ваша жена. Так вот…

– Неужели вам нравится такое положение дел? – с придыханием спрашивает он, оказавшись внезапно как-то очень близко. – Неужели вам не хочется нормального, здорового мужчину? Почему вы не выбрали меня, я ведь был так близко!

Я открываю дверь с пульта.

– Пошел вон, – говорю. – Раз здоровый, то нечего тебе тут делать.

Из-за двери на меня смотрят круглые глаза – оказывается, там топчется Ирнчин. Поскольку Абозорху не рвется выполнять команду, я быстро пользуюсь ситуацией.

– О, Ирнчин! – говорю приветливо. – Тут молодой человек заблудился немного, выведи его, пожалуйста!

Ирнчин, на которого Азамат в свое время водрузил обязанность меня охранять, подчиняется беспрекословно. Впрочем, ему стоит только приблизиться к Абозороху, как того и след простывает.

– Он вас не обидел? – спрашивает мой хранитель строго.

– Да нет, так, клеиться пришел, несмотря на то что я замужем.

– Да-а, этот такой. Небось и представился «Абозорху»?

– Да, а как?

– Нету у него никакой «А»! – рявкает Ирнчин. – Придумал, понимаете, и головы дурит девушкам.

– Логично, – говорю. – Удивительно, что он такой один. Ну ладно, а ты-то по делу или так, в гости?

– Да я… – мнется Ирнчин. – Тирбиш хорошо, конечно, готовит, но этот маринад…

* * *

Выдав Ирнчину ложку сиропа от изжоги, отправляюсь на поиски Азамата. Ему, вероятно, будет интересно узнать, что кто-то в его команде ко мне приставал.

Он обнаруживается на капитанском мостике, где делает строгое внушение пилотам, чтобы не крошили чипсами над пультом управления. Впрочем, это, видимо, не впервые, и на результат он не очень надеется, так что при моем появлении легко оставляет тему.

– Лиза! – оборачивается он с широкой улыбкой. – Спасибо тебе! – демонстрирует кончик косы с моим гизиком. По-моему, хорошо вписался.

– Тебе тоже спасибо, – говорю, – очаровательный заяц.

Притягиваю его за косичку вниз, чтобы поцеловать. Потом смотрю – пилоты на меня косятся, как будто я делаю что-то ужасно неприличное. Азамат слегка краснеет.

– Ну ты уж при посторонних-то, – упрекает меня тихо, выводя с мостика. – Я думал, сказать что-то хочешь.

– Э, – говорю, – надо было предупреждать, что у вас нельзя целоваться при посторонних.

– Не то чтобы совсем нельзя, красивым-то можно…

Опя-а-ать начинается.

– А моей красоты на двоих не хватит? – спрашиваю, скривившись.

Азамат смеется.

– Вряд ли. Это как рваное платье надеть – неважно, как ты выглядишь, все равно неприлично.

– О боже, Азамат, не надо таких сравнений! Этим красавцам до тебя… как до Земли. Тут вот зашел ко мне один, этот, Бозорху.

Азамат поджимает губы.

– И чего он?

– Ну я так поняла, он был в своем репертуаре. Хорошо Ирнчин мимо проходил, спугнул его.

Азамат угрюмо молчит, а я продолжаю разглагольствовать:

– Это ж надо так обнаглеть, приставать к жене своего же капитана. Он тебя вообще, что ли, не уважает? Так хоть за кошелек свой побоялся бы!

– Лиза… – перебивает меня супруг. – Не кипятись. Тебе стоит привыкнуть к тому, что никто не будет принимать твой выбор всерьез. Всем слишком очевидно, что я тебя не заслуживаю.

– Ты еще и защищать его будешь?! – поражаюсь.

– Ну а что я еще должен делать, – разводит руками Азамат. – Он красивее меня, и я не могу ставить ему…

– Вломить ему промеж глаз ты должен! Чтобы неповадно было руки распускать! – взрываюсь я. – Или ты как, собрался позволять всяким придуркам ко мне подкатывать?

Азамат смотрит на меня круглыми глазами.

– Как тебя задело… – говорит он наконец. – Прости, если что не так… Я правильно понял, ты хочешь, чтобы я не позволял другим мужчинам с тобой флиртовать?

– А что, – говорю с такими же круглыми глазами, – тебя это не заботит?

– Как это может меня не заботить? – Он смотрит в сторону. – Конечно, заботит. Просто я не вправе тебя ограничивать…

– Знаешь, дорогой, – говорю неверным голосом, – я не для того за тебя выходила, чтобы потом изменять тебе со всякими молокососами, у которых мозги между ног. Мне очень обидно, что ты обо мне так думаешь.

– Лиза, я… – начинает он и замолкает в поисках слов. – Я так не думаю. Точнее, я вообще об этом не думал еще. Я никогда не был женат и правда не задумывался, как относиться к изменам. Просто привык, что мое мнение в личных вопросах обычно не учитывается. Следить за красивой женой – последнее дело, только ссориться. А уж я-то вообще ничего не могу от тебя требовать.

– А я тебе и не предлагаю требовать от меня. – Я несколько смягчаюсь. Могла бы и догадаться, что это он не меня в подлости подозревает, а себя в несовершенстве, как обычно. – Меня только интересует, чтобы все прочие мужики хорошо понимали, что я не буду с ними спать.

– Спать? – повторяет Азамат.

– Заниматься сексом, – поясняю стальным голосом.

– Ах да, прости, забыл. Хорошо, нет проблем. С Бозорху я поговорю немедленно.

– Уж сделай милость, – соглашаюсь. – А то это уже ни в какие ворота… И предупреди его, что если он снова ко мне полезет, я-то не постесняюсь ему нос сломать.

Азамат кривится, как будто я говорю о каком-то отвратительном сексуальном извращении.

– Лиза, ну пожалуйста. Ты ведь ему всю жизнь искалечишь.

– Вот тогда и прочувствует на своей шкуре все унижения, – беззаботно пожимаю плечами. – А то он, понимаете ли, нормальный, так значит, можно к чужой жене прикалываться.

Азамат, до сих пор слушавший меня с угнетенным видом, внезапно улыбается.

– Знаешь, так странно внезапно находить среди твоих чужих и диких представлений идеи, которые мне созвучны.

Я слегка давлюсь – это мои-то дикие?! С другой стороны, это я знаю, что я из метрополии, а он из какой-то дыры, для него-то, наверное, все строго наоборот…

– У меня похожая ситуация, – говорю. – С той разницей, что вас много.

– Ты молодец. – Он гладит меня по голове. – Я знаю, что ты очень стараешься все делать по-нашему, и понимаю, как это трудно. К сожалению, ребята не всегда об этом задумываются.

– Да мне в принципе достаточно, чтобы ты понимал, – сообщаю ему. – Остальные пусть что хотят, то и думают.

– Слушай, – внезапно спрашивает Азамат, – а как тебе удалось выпить целую фляжку пионовой водки и уйти на своих ногах?

Глава 18

Загадочно ответив Азамату, что это, дескать, секрет фирмы, я отпускаю его разбираться с обидчиком, а сама иду возвращать Эцагану его швейную машинку, благо у меня теперь есть своя. Он сидит у себя в каюте за бессмысленным занятием: пинками подбрасывает какой-то маленький предмет в воздух. Предмет каждый раз приземляется обратно ему на мысок и снова отправляется вверх. В общем, для этого, безусловно, нужна изрядная тренировка.

– Привет, – радостно говорит Эцаган, не прекращая своего занятия.

– Привет, – говорю. – Я так рада, что ты снова тут, а то прямо не знала, к кому пойти за советом.

– За советом лучше к Алтонгирелу, – отвечает он. – Ой, моя машинка! А я уж и забыл, что вам ее отдал. Вам разве больше не нужно?

Эцаган даже немного огорчается.

– Я себе купила собственную, – говорю. – Хотя эта совершенно прекрасная. И спасибо тебе еще раз за ткань.

– Пожалуйста. – Он пожимает плечами.

Мне кажется, парень как-то меланхолически настроен.

– Тебя опять не выпускают, что ли? – спрашиваю.

– Да нет, выпускают, конечно, я же теперь пассажир.

– А чего ты понурый такой?

– Да не хочу я на Муданг, – вздыхает уныло. – Мне не с чем туда возвращаться. Ничего не сделал, ничего не достиг.

– Да подожди еще, – говорю, – у тебя еще вся жизнь впереди, достигнешь, куда ты денешься.

– Ага, на Муданге достигнешь, как же… Там везде эти джингоши, умхнувш…

Последнее слово, видимо, было ругательством. Надо запомнить. Пока только развожу руками.

– Эцаган, если б я могла тебе чем-то помочь, обязательно бы так и сделала.

Он кивает, принимая мои слова, потом ловит мысками обеих ног свой мячик и потягивается.

– Значит, собираетесь еще много шить?

– Было бы неплохо, – говорю. – Вот просвети меня, если я кому-то кроме Азамата что-нибудь сошью, это как воспримется?

– Ну-у, смотря что… – протягивает Эцаган. – А вы Азамату много нашили?

– Нет, пока только рубашку, и еще гизик сплела.

– Это маловато, – строго отвечает Эцаган. – Если сейчас кому-то еще подарки делать начнете, получится, что этот кто-то вам почти так же важен.

– Ой, – говорю, – нет, мне так не надо. Мне надо, чтобы Азамат лидировал с большим отрывом.

– Ну тогда нашейте ему кучу всего, а потом уже можно что-нибудь простенькое остальным.

– Отлично, – говорю, – так и сделаю. Поможешь мне с фасонами?

Эцаган прямо загорается этой идеей.

– С удовольствием! – говорит. – Может, и я шить научусь? Только вот не знаю, хорошо ли это будет выглядеть, если мы станем много времени вместе проводить…

– Надо будет кого-нибудь третьего рядом усадить, – усмехаюсь, – чтобы был свидетель, что мы ничего плохого не делаем.

Эцаган, похоже, принимается всерьез обдумывать мою идею, высказанную исключительно в шутку.

– Да ты что, – говорю, – у нас с тобой десять лет разница, не говоря уже об ориентации.

– Десять лет? – повторяет он недоуменно. – В какую сторону?

– То есть как «в какую»? – ржу. – Мне двадцать восемь.

Он таращится на меня, как будто привидение увидел.

– Вы, земляне, не стареете, что ли? – спрашивает наконец.

– А чего, – говорю, – по-твоему, это так много?

Тут внезапно открывается дверь и входит… правильно, Алтонгирел!

– Ты знаешь, что ей двадцать восемь лет? – тут же спрашивает у него Эцаган, тыча в меня большим пальцем.

Духовник делает кислую рожу.

– Не знаю, но не удивлен. Земляне дольше живут, – потом он поворачивается ко мне. – Это, кстати, хорошо, что ты старше, чем выглядишь, а то Старейшины не любят большую разницу в возрасте. А теперь можно узнать, что ты тут делаешь?

– Так просто зашла… – начинаю я, но Эцаган меня перебивает:

– Мы хотим организовать швейный клуб!

Алтонгирел высоко поднимает брови и пару секунд обдумывает услышанное.

– Только в моем присутствии, – наконец говорит он.

Я кривлюсь.

– Я в твоем присутствии себе пальцы пристрочу, – говорю. – А больше нас некому проконтролировать?

– Только самому Азамату, – пожимает плечами Алтонгирел. – Но у него и другие дела есть, и тем более шить-то ты ему собралась, надо надеяться? Не в его же присутствии.

– А мне ты не доверяешь? – с усмешкой спрашивает Эцаган.

Вот только не хватало мне их поссорить…

– Я могу сколько угодно тебе доверять, – отстраненно говорит Алтонгирел, – но Старейшинам глубоко наплевать на это. А мы все заинтересованы в их расположении.

Я тяжело вздыхаю. Господи, неужели когда-то этот вопрос решится и мне не надо будет больше думать о реакции Старейшин, а?

– Ладно, – говорю, – я потерплю.

– Вот и прекрасно, – деловито кивает Алтонгирел. – А теперь марш в игровую, и так вчера ничего не делали.

И уходит. Эцаган бодренько подскакивает и принимается натягивать чулки-сапоги прямо поверх треников.

– Куда он нас послал? – спрашиваю.

– Игры начались, – говорит парень радостно. – После Белого Дня неделю надо играть, чтобы год был счастливым.

– Во что играть? – моргаю.

– Во все, – подробно объясняет Эцаган. – Пойдемте.

* * *

Мы спускаемся уровнем ниже – мой топографический кретинизм не позволил мне даже задуматься, что у корабля есть другие уровни. Там обнаруживается внушительных размеров спортзал, где уже собралась почти вся команда. В команде у нас, как я наконец-то посчитала, пятнадцать человек. Точнее, тринадцать плюс Эцаган и Гонд. Из них я уже хорошо знаю четверых – Алтошу, Тирбиша, Ирнчина и Дорчжи, еще более-менее знакома с тремя – это Хранцицик, Ахамба и Бозорху, будь он неладен, еще двоих знаю по именам – Орвой и Бойонбот, ну и, наконец, есть еще запасной повар, который не представился, пилоты, которые почти не появляются даже за столом, и длинноволосый парень, который когда-то давно еще на земном звездолете охранял нас на пару с Гондом. А ведь это было всего двенадцать дней назад, подумать только! Парень этот кого-то мне напоминает – ах да, мужа Эсарнай. Интересно, может, братья?

Так вот, в зале присутствуют все, кроме Алтонгирела, Азамата и пилотов. И присутствуют они не просто так. Они играют в бабки. Нет, на полном серьезе, посреди зала выстроены в линию костяшки, и все по очереди по ним швыряют еще одной. Первобытный боулинг, ага.

– О, Лиза! – окликает меня Тирбиш. – Присоединяйтесь?

Меня дважды просить не надо, я уже привязалась к этим косточкам. Мы играем с полчаса, но я так чувствую, это только начало. Тут является Алтонгирел в халате – в смысле парадном халате, хотя и не таком нарядном, как тот, что он надевал на встречу с другими муданжцами.

– Разогрелись? – спрашивает он бодрым голосом. – А теперь давайте в тивик.

Вот есть у нас всякие сказки про гусли-самогуды, от звука которых все вокруг против воли принимаются плясать. Теперь я знаю, как это выглядит. Муданжцы разделяются на две команды, каждый достает какую-то металлическую шайбочку, подбрасывает ее в воздух… и принимается подкидывать то одной ногой, то другой, но не носком, а внутренней стороной лодыжки. В итоге вся шарашка скачет на месте, быстро поочередно задирая то одну, то другую ногу коленом вбок, и все это с ужасно сосредоточенными физиономиями, да еще и считают вслух! Я хохочу, зажимая себе рот, чтобы их не сбить, давлюсь, но даже кашлять не могу, так мне смешно. В итоге Хранцицик меня замечает и сбивается, его шайба падает на пол. Однако игра продолжается. Постепенно игроки один за другим теряют свои фишки, и в итоге остаются только Эцаган и тот парень, похожий на мужа Эсарнай. Они больше не стоят на месте, а кружат вокруг друг друга, глядя не на шайбы, а друг другу в глаза. В какой-то момент Эцаган все-таки дожимает противника, и тот промахивается. Он, впрочем, тут же поднимает свою шайбу и кидает ее Эцагану, который с выражением превосходства на лице ухитряется отбить ее ногой вместе со своей шайбой и продолжает подкидывать уже две. Остальные принимаются улюлюкать, и я невольно присоединяюсь – пожалуй, это и правда круто.

Алтонгирел дает знак прекратить, Эцаган ловит ладонью свои шайбы и отходит в сторону.

– Это никуда не годится, – сурово распекает проигравшую команду Алтонгирел. – Ваше мастерство с прошлого года совершенно не выросло. Эцаган как был лучшим, так и остался, а ведь он был ранен. Что, больше никто не может работать над собой? А?!

В таком духе он ворчит еще некоторое время, хотя, по-моему, все очень здорово попрыгали, у меня вот до сих пор живот болит от смеха. Ребята мрачнеют, и в воздухе начинает попахивать адреналином. Впрочем, когда Алтонгирел объявляет, что следующим номером будет борьба, я понимаю, зачем он всех разозлил. Теперь вместо шайб парни извлекают что-то вроде фехтовальных масок, только очень крупноячеистых. Отхожу к двери на всякий случай и сталкиваюсь там с Азаматом, который как раз входит.

– А-а, – говорит он с довольным видом, – я как раз вовремя.

– Ты пропустил разминку, – говорю я.

– Боюсь, что она мне не понадобится, – вздыхает он. – Вряд ли кто-то из них отважится меня вызвать. Когда в прошлом году нам пришлось на праздники задержаться на Гарнете, корабль был неисправен, вот там были мне противники. А тут все в другой категории. Ирнчин еще когда-то пытался со мной бороться, но ему это надоело.

– Ну ничего, – говорю, беря его под руку. – До Муданга доберемся, там-то найдутся желающие.

– Да-а, летом-то большой будет выбор, когда все съедутся… – кивает Азамат, и я практически могу посмотреть у него в глазах краеведческий фильм по воспоминаниям.

Тем временем Тирбиш бодреньким речитативом в стихах вызывает Бойонбота, а тот немного смущенно откликается, явно путаясь в ритуальных словах. Насколько я понимаю, они сводятся к тому, что я такой крутой хочу помериться силой с тобой таким крутым. Очень позитивно. Пока они кружат друг напротив друга, Алтонгирел затевает бойкую песенку о том, как победа сильнейшего должна благотворно сказаться на достижениях всей нации. Мне просто удивительно, как этот циничный, высокомерный человек может с такой отдачей и совершенно искренне распевать подобную муть.

– Алтонгирел все-таки очень странный, – говорю я Азамату.

Он уже вынырнул из мира грез и внимательно и серьезно следит за происходящим на «арене».

– Мм? – откликается он, видимо не желая отвлекаться. – Он прекрасный проводник воли богов.

А дальше начинается собственно бой. Насколько я могу понять, у борцов задача не столько надавать сопернику, сколько увернуться от его ударов. Во всяком случае, попадают они друг по другу крайне редко и, видимо, не очень больно, зато мечутся как бешеные: прыгают, кувыркаются, изгибаются… Еще у них есть совершенно чумной удар ногой по голове, который, к счастью, еще ни разу ни одному из этой парочки не удался, потому что второй все время подныривает. Время от времени эти удары сыплются подряд с обеих сторон, так что получается и вовсе танец какой-то: пинок-нырок-пинок-нырок, и так в противофазе. Алтонгирел ходит вокруг них почти вплотную, периодически перегораживая нам весь вид своим халатом.

– Бойонбот кой-чему научился, – бормочет Азамат. – Но устает быстро…

В итоге Тирбиш побеждает: сбивает противника с ног. Бойонбот, впрочем, не выглядит расстроенным. Подбегает к Азамату тяжело дыша, на ходу стаскивает маску, улыбка до ушей.

– Видели, сколько я продержался?

– Да, молодец, тебе очень хорошо удается…

Дальше сыплются термины, видимо, названия приемов. Азамат очень подробно разбирает весь раунд, и как он только помнит, кто там что сделал…

Следующим номером Тирбиш довольно быстро укладывает Ахамбу, и тот не подходит к Азамату, а просто присаживается у стены.

– Слишком осторожничать стал, – качает головой Азамат. – Жаль, жаль…

Следующим номером Эцаган выносит Тирбиша, который, как и Бойонбот, совершенно не расстраивается по этому поводу, они даже исполняют какой-то муданжский аналог рукопожатия: сцепляют локти и кружат на месте в знак примирения.

Впрочем, Эцаган в следующий тур не переходит: его после долгой схватки почти на равных побеждает Дорчжи. Ну тут я скорее удивлена, что Эцаган так долго держался, он ведь такой щупленький по сравнению с этим шкафом. Хотя ловкий, конечно.

Дорчжи также вышибает Бозорху и запасного повара, который, кстати, ни фига не зашел за своими таблетками. Надо будет его отловить.

У Гонда сломана рука, он отказывается участвовать, и правильно. Хоть в чем-то парень разумный. Так что Дорчжи сцепляется с Орвоем и проигрывает. Азамат очень сердится, подзывает его и долго отчитывает, что, дескать, расслабился, решил, что самый крутой, и по невнимательности пропустил роковой удар. Дорчжи понуро кивает. Тем временем из следующего поединка выходит победителем неизвестный мне парень, похожий на…

– Кто это? – спрашиваю у Азамата.

– В смысле… как кто? Тебе имя назвать? – лукаво улыбается он.

– В смысле, мне кажется, что он похож на мужа Эсарнай.

– О, ты заметила? Обычно земляне нас вообще друг от дружки не отличают.

– Это как это? – говорю. – Вы же все разные.

Азамат смеется.

– Эндан – брат Экдала, но они поссорились несколько лет тому назад, так что постарайся при нем его не упоминать, обидится.

– А кто из них Эндан, а кто Экдал? – не понимаю я.

Азамат снова хитро улыбается. А, это от меня таким образом скрывают имя. Прекрасно. Остается только покачать головой.

Эндан-Экдал проигрывает Хранцицику (вот уж от кого я не ожидала такой прыти!), и теперь тот вцепляется в Ирнчина не на жизнь, а на смерть. Бой длится минут пятнадцать, всем уже скучно.

– Их надо растаскивать, – говорит Азамат.

Алтонгирел, как раз оказавшийся к нам лицом по ту сторону единоборцев, поднимает вопросительный взгляд на капитана. Тот машет ладонью из стороны в сторону, дескать, разгоняй. Духовник открывает было рот, но тут, изогнувшись, аки змея, Ирнчин каким-то хитрым ударом по лодыжке валит Хранцицика на обе лопатки. Красные и потные, они довольно формально сцепляют локти и расходятся, вставая в круг с прочими борцами. Под руководством Алтонгирела все вместе возносят хвалу богам и обещают приложить по двенадцать раз столько усилий, сколько они вложили в битву, чтобы Муданг процветал.

Когда все расходятся из зала, Алтонгирел приближается к нам.

– Слушай, Азамат, с этими двумя надо что-то делать. Так не может продолжаться, они каждый праздник портят.

Азамат пожимает плечами.

– А что мы-то можем сделать? Вот доберемся до Муданга, может, там что-нибудь разрешится.

– Ну да, жди, – мрачно кивает Алтонгирел.

– А что они не поделили? – спрашиваю.

Алтонгирел фыркает:

– Женщину, что ж еще. Привечает, сучка, обоих, никак не определится. Я уж с ней и так, и эдак…

Мне страшно представить задушевный разговор в исполнении Алтонгирела. А он продолжает развивать мысль:

– Ты бы, кстати, с ней поговорила, когда там будем. Может, тебя послушается.

– А что я ей скажу? Вдруг она и правда выбрать не может. – Не нравится мне эта идея.

– А ты бы сама кого выбрала? – спрашивает Алтонгирел.

– Азамат, – говорю, тыча пальцем в духовника, – это провокация.

Капитан усмехается.

– Да ладно, скажи уж. Нам ведь интересно, как вы, земляне, судите.

– Мы, земляне, и я лично – это очень разные вещи, – говорю сухо. – Если вас уж так волнует этот вопрос, то мне лично больше приятен Ирнчин, хотя бы потому, что он производит впечатление человека, хорошо делающего свое дело.

– Ты все злишься на Хранцицика за Эцагана, – говорит Азамат.

– Конечно, злюсь, – отвечаю. – А чего он лезет туда, где ничего не понимает? Хорошо хоть не навредил.

– М-да, – кривится Алтонгирел. – Это вряд ли будет аргументом для нашей самки.

– Тебе пойдет быть немного добрее, – весело говорит ему Азамат.

Духовник кривится еще сильнее.

– Чем советовать, лучше бы поразмялся. Я что-то вообще не помню, когда ты тут был в последний раз.

– Недели две не был, – припоминает Азамат, снимая куртку и извлекая из ее кармана кожаные перчатки.

Алтонгирел вытряхивается из халата, глядит на меня пустым взглядом.

– Смотреть будешь? – спрашивает наконец.

– Если никто не против… – говорю. Мало ли, может, он меня стесняется.

– Смотри-смотри, – усмехается. – И пусть твоими глазами боги смотрят. – С этими словами он поводит рукой у меня перед лицом, очень близко, а потом разворачивается и отходит в ту часть зала, где шли поединки. Азамат уже там, в маске и перчатках. Они, я так понимаю, нужны, чтобы противнику было не противно. Ну или богам…

Азамат и Алтонгирел сходятся беззвучно, спокойно, медленно переступая. А потом вдруг вместо людей я вижу только вихри, мелькающие настолько быстро и ритмично, что у меня в глазах вырисовывается фрактал, а в воздухе стоит тоненький свист и тихое шарканье ног по полу.

Так же внезапно снова возникает картинка: Алтонгирел врезается спиной в стену, Азамат конденсируется из воздуха сбоку от него, лицом ко мне. Одной рукой он придерживает свою косу.

– Сильно ушиб? – спрашивает.

– Нет, ничего, – отвечает духовник, отлипая от стены и переводя дыхание. – Я, правда, привык, что ты волосы убираешь, а не используешь в качестве дополнительной конечности.

Он потирает грудь по диагонали – видимо, как раз так пришлась коса.

– Знаю, что привык, – отвечает Азамат насмешливо. – Отвыкай. Ты ведь хочешь совершенствоваться?

Алтонгирел кивает, и схватка возобновляется. То ли они устали, то ли мои глаза привыкли к скорости движения, но теперь я иногда вижу отдельно мелькающие конечности и лица или хотя бы два более-менее цельных пятна вместо разрозненных мазков.

Второй раунд заканчивается еще быстрее, Алтонгирел прокатывается несколько метров по полу, медленно садится и тяжело дышит. Азамат тоже немного запыхался. Подходит к духовнику, присаживается на корточки.

– Все, – хрипло говорит тот. – Хватит на сегодня.

– Тебе надо поработать над обзором, – советует Азамат. – Ты не видишь меня, когда разворачиваешься.

– А как, как?! – восклицает духовник, с трудом вставая на ноги.

– Головой надо быстрее крутить, – смеется Азамат и дальше объясняет что-то еще, чего я не понимаю, а потом переходит к наглядной демонстрации: разворачивается на месте, да так быстро, что я как будто вижу его сразу со всех сторон.

Алтонгирел поджимает губы с видом упертой решимости. Он этот прием победит…

Я слегка встряхиваюсь, чтобы прогнать застрявшие в сетчатке призраки движений, и мужчины меня замечают.

– Насладилась? – спрашивает Алтонгирел, и я киваю, поскольку обнаруживаю, что где-то забыла голос.

– Круто, – выдавливаю наконец. – Невероятно здорово.

Слов у меня в голове непростительно мало, но офонаревший вид, похоже, их компенсирует. Азамат довольно улыбается:

– Тебе бы на настоящий бой посмотреть… Это-то так, урок.

– Боюсь, что настоящего боя я просто не увижу, – говорю. – Я и этот-то еле-еле…

Они оба смеются. Кажется, это первый раз, когда у Азамата и Алтонгирела одновременно хорошее настроение.

Мы идем наверх, причем Азамат несколько хозяйским жестом притягивает меня поближе, и я обхватываю его вокруг пояса одной рукой. Только сейчас, практически уткнувшись ему под мышку, соображаю, что вот этот сладковатый травянистый запах – это на самом деле запах пота, а вовсе не какого-нибудь талька, как я сначала думала, когда еще вся команда скакала с шайбочками. Алтонгирел вон мокрый весь, а пахнет чем-то вроде сена.