Текст книги "Жизнь как бой"

Сложились предпосылки для образования Всесоюзной федерации рукопашного боя. И это событие произошло – несколько позже, осенью, когда собранные и разработанные инициативной группой из СКА-13 документы были поданы в Коллегию Госспорта СССР на регистрацию, а 29 ноября 1989 года был утвержден новый национальный вид спорта – рукопашный бой. Такого успеха не знала еще ни одна федерация воинских единоборств.

В конце апреля 1990 года Всесоюзная федерация провела 1– й аттестационный семинар для инструкторов рукопашного боя в «Ватутинках». Он как бы являлся смотром сил не только центральных областей, но и российской «глубинки».

Люди на семинар приезжали аж с острова Сахалин и Чукотки, всего прибыло тысяча человек из двухсот сорока городов и областей Союза.

На этом семинаре неприглядно показала себя армия, около семидесяти участников из ее рядов были удалены с семинара за пьянку, а ведь это были, в основном, прапорщики и офицеры. «Динамо» присутствовало – в зачаточном состоянии.

Центр тяжести смешался в сторону работы на Федерацию, и Тадеуш Рафаилович ушел со своей должности старшего тренера МВО, уже, будучи избранным на пост Президента Всесоюзной федерации рукопашного боя и традиционного каратэ (стиль фудокан). После его ухода в МВО практически полностью прекратилась работа по подготовке инструкторов рукопашного боя и популяризации этого вида единоборств. Стало тихо как на кладбище. Держава, правда, расплатилась за это тысячами убитых: Чечня, Таджикистан…

Касьянов точно предсказал районы. Крым, Прибалтика, а возможен значительно более страшный конфликт – Китай. У нас в Сибири живут тридцать семь миллионов, а на границе с Россией в Китае миллиард двести миллионов человек. Спокойно жить они Державе не дадут. Что думают по этому поводу политики-аналитики, или они рассчитывают не дожить до этого момента?

У него часто возникал вопрос: «Почему у офицеров современной русской армии, начиная с полковника, талии, как у баобабов, щеки лежат на погонах, а солдаты попрошайничают, голодают, подвержены дистрофии, и будет ли то же самое происходить с контрактной армией?!

– Самые боеспособные американские части,– не уставал объяснять он,– так называемые «зеленые береты» в процессе четырехмесячной (у солдат, и восьмимесячной у сержантов) подготовки, по два часа в день изучают каратэ. Офицеры этих частей должны иметь коричневый пояс. Гарантирую, что если наши призывники начнут заниматься, то будут владеть приемами рукопашного боя не хуже, а лучше «зеленых беретов».

Наш спортивный рукопашный бой стабилизирует психику, делает человека спокойным и уверенным в себе.

Думы и тревога за Державу не покидали этого человека постоянно. Появилась программа подготовки допризывной молодежи и методы борьбы с дедовщиной. С небольшим коллективом офицеров создано руководство или наставление для войск национальной безопасности с финансовым обоснованием, которое можно опробовать на любом спецподразделении.

Летом того же 1990 года, откликнувшись на приглашение Тадеуша Касьянова, согласился приехать в Советский Союз и провести несколько тренировок, обладатель 7– го дана, трехкратный чемпион Европы по каратэ и пятнадцатикратный чемпион Югославии, доктор Илья Йорга.

Его имя стояло и стоит в одном ряду с такими звездами каратэ, как Тонака Осака, Чак Норрис. Доктор медицинских наук, автор 12 книг, а так же, на том момент, технический директор и член технического комитета Международной федерации традиционного каратэ (ИТКФ). И вместе с тем, доцент, и преподаватель Белградского университета специалист по клинической физиологии спортивной медицины. Человек, свободно владеющий пятью языками.

Три дня по нескольку часов он раскрывал советским спортсменам свои секреты, свое видение каратэ. Говорил: «Вы должны понять, что и для чего именно делаете». Убеждал: «Не старайтесь запомнить исполнение одного элемента, запоминайте все сразу». Настаивал. «Не забывайте о мелочах. Каратэ и состоит из маленьких, но очень важных вещей».

Степень открытости доктора Йорги свидетельствовала о его доверии к нашей школе рукопашного боя. Приходилось переводить на русский язык каждое слово, но, кажется, наши ребята многое схватывали до перевода. Ничего удивительного в этом нет, люди, преданные одному делу, всегда легко находят общий язык.

Как только Глеб Горячев один из «черных поясов» заканчивал проведение разминки, на середину зала частыми шагами выходил этот средних лет, среднего роста, средней комплекции, среднего роста улыбающийся человек. Сорок пар глаз внимательно смотрели на него. Сорок душ с этой минуты ему принадлежали. И он вдруг преображался: брови сошлись к переносице, взгляд стал пронзительным, движения обнаружили огромную степень концентрации энергии.

После очередной тренировки обычно происходил его разговор с российскими спортсменами.

– Так кто же вы, господин Йорга,– спросили его однажды,– «врач в каратэ» или «каратист в медицине»?

– Я и caм не знаю, что для меня является хобби – медицина или каратэ. Скорее всего, медицина,– с улыбкой отвечал он – Врачебную карьеру я начинал как хирург. Но потом понял, что эта профессия требует стопроцентной отдачи. Именно в это время я проиграл чемпионат Европы по каратэ. И тогда решил перейти в науку, потому что здесь у меня было больше свободного времени.

Ну, а чемпионат Европы я все-таки выиграл. Причем со сломанной ногой. Это было в 1970 году, в финале я встретился с Хорстом Ханделом чемпионом ФРГ по каратэ.

Хандел перед этим только что вернулся из Японии, где год тренировало, у профессора Очи. Между Очи и моим профессором Казе существовало что-то вроде конкуренции. И победа на чемпионате означала не просто победу Йоргн или Хандела, а победу стиля, школы.

Я первым атаковал Хандела ударом мае гэри. И он, блокируя мой выпад локтем, сломал мне ногу. Я упал на пол. Ко мне сразу же подбежал наш спортивный врач Муевич. Но я не мог покинуть зал, потому что это означало бы мое поражение. Собравшись с силами, я оперся на пятку, поднялся и нанес удар Хорсту. Меньше всего он ожидал этого от меня и потому пропустил очко. Основное время закончилось «вничью». Нам дали дополнительное. Мы вроде бы на равных с Ханделом, но у меня сломана нога. И вот здесь свою роль сыграл вопрос тактики. Ханделу достаточно было «крутиться» вокруг меня, и я бы не смог двинуться за ним. Но как любой немец, который любит четкость и порядок, он атаковал меня прямым ударом, на какие-то доли секунды я опередил его и выиграл.

– Это была, конечно, великая победа, но не могли бы вы подробно рассказать о своих учителях?– спросили Илью.

– Самым первым моим учителем был мой брат Владимир.– Многие из присутствующих в зале знали, что Владимир Йорга долгое время являлся директором Европейской федерации фудокан каратэ-до.– И хотя он старше мне всего на год, я все делал вместе с ним. Он всегда был заводилой во всех наших выдумках. В детстве по характеру я отличался от него.

Я играл на пианино, увлекался скульптурой. А брат считал все это не мужскими занятиями. И по ночам. Когда я спал он пробирался в мою мастерскую и делал там «погромы». Он был уверен, что в мужчине главное – смелость, сила духа. И это все мог дать спорт. Сам он тогда записался в секции дзюдо, и однажды демонстрируя на мне прием, сломал мне руку. Но и это его не остановило…

Доктор Йорга попросил, чтобы в России (тогда в Советском Союзе), начали развивать стиль фудокан. И вот, после его приезда, в 1990 году – появилась «Всесоюзная федерация традиционного каратэ (стиль каратэ-до) ». Сначала ее возглавлял А. Н. Сутугин, но вскоре съезд освободил его от занимаемой должности. Через год, в 1991 году «Всесоюзная федерация традиционного каратэ (стиль каратэ-до) » была объединены с «Всесоюзной федерацией рукопашного боя» под руководством Тадеуша Рафаиловича, тогда и появилось словосочетание «Всесоюзная федерация рукопашного боя и традиционного каратэ».

После 90 года отношения в Федерации стали более профессиональными. Прежде это было любительство. Люди действительно любили боевое искусство, им было весело общаться. Постепенно пришло понимание, что надо работать и давать результат. Любая работа, профессия – требует рамок, порой рамок жестких. Постепенно Федерация пришла к такому порядку, что региональные отделения – работают с областными спорткомитетами, их поездки на соревнование всероссийского уровня худо-бедно финансируются, а значит, с них спрашивают. Денег дают мало, но много спрашивают: какие завоевали медали, каково число занимающихся?

Тюрьма делает слабых – слабее, а сильных – сильнее

Он стоял, окруженный 26– ю омоновцами, смотрел на свой балкон и думал: «Видит ли происходящее здесь, внизу жена?» Тадеуш сразу же понял, что произошло, и в душе закипала злоба. В голове мелькнуло: «Если кинуться на ближайших милиционеров – стрелять не будут, слишком близко они стоят друг от друга». Но где-то в глубине билась и другая мысль: «Зачем бежать? Ты ни в чем не виноват».

Подъехали два Уазика. Некий широкоплечий, кургузый человек в гражданском пригласил Тадеуша Касьянова сесть на заднее сиденье одной из машин. В салон запрыгнули омоновцы и один из них (впоследствии представившийся капитаном Ануфриевым) сказал, что для порядка и профилактики надо надеть наручники.

Арест Тадеуша напоминал дешевый детектив. Задержание происходило в Москве, а производил его ОМОН Татарстана! Случилось это 24 июля 1992 года – канун провозглашения независимости этой поволжской Республики.

Он попросил привести к машине жену и, когда увидел ее широко открытые, испуганные прекрасные серо-голубые глаза, прижался к ним прощальным поцелуем, предчувствуя, сколько всего драматического будет впереди.

Как выехать с Преображенки на город Химки менты не знали, и Таду пришлось подсказывать своим конвоирам дорогу – чтобы быстрее добраться до места и прояснить свое положение. В стране уже начинался разгул правового беспредела.

Тадеуш даже не спросил, кто эти люди, захватившие его, т. к. доброжелатель из Казани позвонил ему за два дня до ареста, сказав, что его выехали «брать». Лишь в КПЗ города Химки кургузый представился полковником МВД РТ и показал краешек удостоверения из нагрудного кармана пиджака. Он и его подчиненные как-то осторожно передвигались около Тадеуша, смотря на него словно на зачумленного. Все-таки председатель Федерации рукопашного боя страны, мало чего «отчубучит», лучше поосторожней, и подальше от него, и оружие наготове.

Несколько раз и полковник, и его подчиненные пытались заговорить с Тадеушем, и в разговоре сразу же навязать ему его мнимую вину, но Тад ушел в себя, лицо его было бесстрастно, отвечал односложно и неинтересно для милиционеров.

– Если снимем наручники – драться не будешь?– вдруг спросил полковник. «Да… со спецподготовкой у них туго,– отметил про себя Тадеуш,– и с духом тоже».

Осмотрев сумку-визитку, отобрав документы и 38 тысяч рублей (которые никогда так и не вернули), Тадеуша отвели в одну из камер шириной 2x2.

«Жуткие серо-коричневые тона помещения, запах мочи, и еще какая то вонь заставили бы воскреснуть мертвых, но как есть, так есть»,– думал про себя Тад.

В камере четыре «шконки» (нары), две заняты какими-то парнями, которые предупредили, что на других могут быть клопы и вши, но была уже ночь, Тад страшно устал и, расстелив носовой платок на подушку, он закрыл глаза и попытался проанализировать день.

«Да… так красиво начался этот день, жарой, но в то же время и какой-то смутной тревогой и предчувствиями».

Интуиция редко подводила его, и он ожидал, что вот-вот что-то должно произойти. Произошло – вот тебе и «школа выживания». Выживай! «От тюрьмы и от сумы не зарекайся» гласит старая русская поговорка.

Ночь пролетела быстро, уже в четыре утра его выдернули из камеры, едва дав умыться, и повезли на аэродром, объяснив, что его переправляют, за его же деньги, в Казань, где он, якобы, совершил преступление, и что следствие будет вестись там. Дополнили также, что если он «дернется» к побегу, то дан приказ применять оружие на поражение.

Тадеуш чувствовал, что омоновцы вокруг него хотят заговорить с ним, но мешало начальство, а Тад, чисто профессионально, подмечал, что так, как его охраняют, он бы спокойно ушел с травмами и членовредительством для охранявших.

В то же время, будучи человеком дисциплинированным, он не хотел никаких непоняток, и предположил, что милиционеры далеко зашли в своих заблуждениях. Он надеялся, что все встанет на место, но предчувствие, что накатывается что-то большое, нехорошее, темное, не оставляло его.

«Да… надо мне все это в мои 55 лет,– думал про себя Тад,– разрушат ведь, козлы, все то, что создавалось такими трудами, а самое главное – не их руками. Разрушать-то всегда легче, чем строить».

На аэродроме подъехали прямо к самолету и заняли место, крайнее у входа. Вокруг расположились вооруженные омоновцы. Экипаж узнал Тадеуша и командир корабля спросил:

– На соревнования к нам, Тадеуш Рафаилович?

Тад только улыбнулся в ответ: наручников не было видно, на скованную руку, была перекинута джинсовая куртка. Но когда прилетели в Казань, улыбок на лицах экипажа уже не было, все всё поняли, милицейские машины стояли у выхода из лайнера, мигали и гудели сиренами.

Как только Тада и Рамиля Амирова, молодого помощника, работавшего с Тадеушем Рафаиловичем перед арестом, посадили в машины, за ними следом поднялся милицейский вертолет, ведь везли «опасных преступников». И вся эта кавалькада – понеслась на печально известное «Черное озеро», еще в тридцатых годах описанное в книге Евгении Гинзбург «Крутой маршрут»,– вотчину МВД Татарии.

Была суббота 25 июля 1992 года – День провозглашения суверенитета Татарстана. Нужен был громкий процесс над человеком из Центра, надо показать всем, что жители солнечной Татарии – на самом деле вполне суверенны. Не дав опомниться, Тадеуша сразу же выдернули на допрос к следователю по особо важным делам полковнику Арабаджану. Над его головой возвышался портрет его идейного вдохновителя, «отца народов» И. В. Сталина.

Глаза Тада фиксировали каждую мелочь, даже то, что что-то положили с чайной заваркой в чайник. Но страшно хотелось пить, ведь шли уже вторые сутки мучений, а никто не предложил ни глотка воды, ни крошки хлеба, поэтому Тад плюнул на подозрения и хлебнул чайку.

Горечь чая насторожила Тада, но сильно хотелось пить, и он делал глотки, еще и еще. Уже много позже выяснилось, почему быстро высыхал язык, становились красными глаза и движения принимали замедленный характер.

Мастер спорта, чемпион Европы по боксу (как он представился), «коллега» Арабаджан любил подсыпать в чаек на допросах аминазин или галаперидол, расслабляя волю и психику подследственных. Допрос начался вкрадчиво, но интуиция и многолетний опыт общения с властями подсказывали Тадеушу, что это враг, и враг серьезный, хотя пытается показаться либералом.

В результате ответы прозвучали и легли в протокол округло. Тад вины за собой не чувствовал и ничего не признавал, а в конце допроса задал Арабаджану вопрос, знает ли полковник, что такое «социалистический плюрализм?» Тот ответил, что нет.

– Это когда следователи с подследственными меняются местами,– пояснил Тадеуш,– помяни мое слово, года не пройдет, будешь сидеть на моем месте.

Забегая вперед, скажем, что и Арабаджан, и еще семеро, кто арестовывал Тадеуша и его учеников, действительно сами были арестованы и провели много месяцев под следствием за коррупцию, но были отпущены такими же ментами на свободу, «ведь ворон ворону глаз не выклюет».

А пока Арабаджан не знал, что с ним произойдет в будущем, и сам позвонил жене Касьянова, чтобы приехала, но обязательно с деньгами и побольше. То ли действительно хотел за деньги освободить, но больше, пожалуй, хотел на взятке арестовать и жену Тада.

Десять дней провел Тадеуш на «Черном озере», особых издевательств не было, но кормили один раз в сутки и то какой-то «блевотиной». Похудев на 10 кг, Тад влезал и вылезал из джинсов, не расстегивая их. Какой-то специалист из МВД составил рацион подследственных, сам, очевидно, страдая ожирением.

Из истории нашей пенитенциарной системы надо вспомнить, что рацион немецких концлагерей был составлен эсэсовцами по образцу и подобию советских концлагерей. Многое из методики НКВД взяли наши диетологи из кабинетов красоты. Несмотря на эти первые трудности, Тадеуш тренировался по два раза в день, хотя поел первый раз только на седьмой день после ареста.

Публика в камеру поступала разная, но всегда присутствовала пара «дятлов» (стукачей-доносчиков). Тадеуша узнавали почти сразу же и относились к нему с уважением, желая на будущее добра и свободы. Была еще пара допросов, и Арабаджан получил ответ один в один, как и первый день.

Очная ставка с Беляковым (якобы потерпевшим) прошла неинтересно, этот проворовавшийся ублюдок пытался обвинить Тада, которого еще до недавнего времени называл не иначе как отцом родным, во всех своих злоключениях. Естественно допросы велись с обвинительным уклоном, и Тадеуша пару раз вызвал к себе даже зам. министра МВД РТ полковник Виноградов Иван Петрович, этакий красивый гоголевский Держиморда.

Он, ласково улыбаясь, пообещал, мол, не сознаешься – сделаем из тебя террориста и дадим лет восемь.

«Ну как этим уродам доказать, что я не виновен, что приезжал отдохнуть, а не сводить счеты с Беляковым»,– думал про себя Тад. Президент федерации рукопашного боя Татарстана Василий Зюкалин пригласил Тадеуша отдохнуть в Казани денька два-три от московских забот, и Тад принял приглашение.

Первая казанская тюрьма «стояла на ушах», все уже знали, что привезли какого-то знаменитого спортсмена. «Хозяина» не было, и его принимал зам. начальника тюрьмы подполковник Кирсанов, как старого знакомого, он попросил какого-то опера закрыть дверь на ключ, чтобы не мешали, и только тогда задал вопрос:

– В чем дело, Тадеуш Рафаилович, что случилось?

Увидев, как Тадеуш пожал плечами, мол, превратности жизни, сам себе ответил:

– Ну, свою невиновность Вы доказывайте следствию, а наша задача создать Вам сносные условия,– и, позвонив врачу, распорядился, чтоб диета была, и камера с деревянным полом.

Провожавший до камеры охранник полушепотом сказал, что занимался здесь, в Казани, у ученика Тада:

– Осторожно, в хате пара подсадных, ради Бога, осторожней, я знаю, Вас просто не взять.

«Да, даже в этом темном царстве и то есть солнечные блики,– подумал Тад.– Они сделали для меня все, что могли, Бог не фраер, он все видит».

В «хате» Тада встретили спокойно, предложили чаю и кусок хлеба с колбасой, что после голодовки на «Черном озере» было подарком, и выделили шконку (нары), правда, недалеко от параши, но уже вечером «смотрящий» за хатой по фамилии Рабинович сообщил Таду, что завтра он будет лежать у окна.

На следующий день он лежал у окна, обдуваемый ветерком,– смотрел сверху со шконки телевизор. Была Олимпиада в Барселоне, мелькали события, а мысли Тада текли далеко-далеко, он страшно устал и пользовался этой короткой передышкой, чтобы восстановить силы, предчувствуя, что легкого в будущем не ждать…

Тада беспокоила мысль, что делать, если менты попросят потренировать их. Ведь по тюремным законам этого нельзя делать. Он поделился этой мыслью с Рабиновичем. В хате посовещались и решили устроить встречу со «смотрящим» за корпусом. Встреча состоялась на другой день в хате 126 у «смотрящего». Им оказался старый знакомый Тада Феликс Хайрулин. Они познакомились незадолго до этих событий, на Чемпионате СССР по рукопашному бою 1991 года в Казани, когда Феликс, сам будучи неплохим боксером, с товарищами зашел к Таду засвидетельствовать свое почтение и поболтать о текущих делах.

Радости (если в этих местах еще можно радоваться) и смеху не было границ. На столе появилась еда, чаек. За разговорами и воспоминаниями час пролетел, как минута, и, прощаясь, Феликс назвал Тада Батей, и это прозвище так и прилипло к нему, пока он находился в тюрьме. Этот визит и то, что вся камера поголовно, включая даже стариков, уже неделю занималась каратэ, не осталось незамеченным администрацией – еще один авторитет, правда, из другого мира,– этого для одной тюрьмы было много, и Тада решили перевести во Вторую казанскую тюрьму…

Суд да дело

Елена Арсеньевна тем временем старалась держаться. Ей было плохо. Когда после первого свидания, она приехала из тюрьмы, ей вызвали скорую – у нее отнялась рука. Дело в том, что как только Тада арестовали, она, и его ученики на двух машинах выехали в Казань. Но в городе учеников… тут же задержали милиционеры, якобы за нарушение общественного порядка. Лена металась по отделению милиции, крича, что если их не отпустят, она перережет себе вены! Их так и не выпустили, они отсидели от пяти до пятнадцати суток, якобы за административные нарушения.

Но мужу она ничего об этом не сказала. И в больницу ложиться было некогда. Нужно было зарабатывать деньги. Она бегала по урокам, только чтобы достать валюту. Потрясающе сволочной первый адвокат брал только доллары. А где и как было доставать эти доллары? Причем, надо было все делать так, чтобы и ее еще не «привлекли к ответственности»?

Но она перед этим ездила в Югославию, преподавала английский и русский. Вернулась, а связи остались. Она учила детей знакомых югославов. Они ей платили три доллара за ребенка в час. Эти деньги она и отдавала адвокату, но затем от него отказались, потому, что он совершенно ничего не делал.

Не смотря на все старания, честным учительским трудом заработанных денег, Лене хватало только на продуктовые передачи. Адвокатам Тада и Рамиля Амирова, арестованного вместе с ним, платили Софья и ее муж Андрей, работавший тогда в охранной фирме.

У Касьяновых была охранная фирма «Кассиус», деятельность которой – не сворачивали. Но с клиентами заключались договоры – до определенного срока. Да было тяжело, особенно когда появились первые статьи, в газете «Коммерсант», например, после нее у охранной фирмы половина клиентов «отлетела». Но были люди порядочные, которые продолжали с ней работать.

Дочери и зять работали, зарабатывали, платили адвокатам и казанским и московским. Мать Елена преподавала югославам, но это – был такой мизер, что ни на каких адвокатов не хватило бы. Но зять Андрей начав свой первый серьезный бизнес, стал прилично зарабатывать. Софье говорили: «Он тебя бросит, ни один мужик этого не будет терпеть: работа в федерации, постоянные поездки в тюрьмы».

Он был замдиректора фирмы «Кассиус», стал им буквально перед посадкой, за три-четыре месяца, быстро вник в ситуацию, поскольку все было взвалено на него, ведь несерьезно, если к клиентам охранной фирмы будут ездить молодые женщины: Наташа, Настя или Соня. Ведь клиенты скажут: «Что они умеют, только кокетничать!» А тогда в охранном бизнесе дела были серьезные, времена были очень непростые: разборки, стрельба, взрывы.

Затем, когда государство ужесточило лицензирование частных охранников, стало необходимо лицензировать каждого сотрудника, причем за такие деньги, что при текучести кадров, держать небольшую охранную фирму стало просто не выгодно.

Вся эта история с посадкой Тада уже давно замышлялась силовыми теневыми и мафиозными структурами. Интересы трех сторон совпали, дело вначале оказались действительно громким, но затем, в конце процесса, съехало на нет, как спущенный баллон. Эти полтора года, беспричинно проведенные в четырех тюрьмах России, дали Таду многое. Он увидел, что около 30% по отечественным источникам и около 70% по зарубежным, сидело, как говорят, «бесплатно» (без причины). Просто следователи сводили счеты и самым наглым образом обманывали государство, создавая видимость работы, раздувая дела, устраивали геноцид собственного народа.

Общеизвестно, что ГУЛАГ не воспитал и не исправил ни одного арестанта, зато, сколько миллионов похоронено и сколько семей сделано несчастными. Страшно то, что система, созданная ГУЛАГом («Главное управление лагерей» при Сталине) в России, будет нужна, и будет существовать всегда: при коммунистах, демократах, фашистах. Эту систему не поколеблет ничто. И самое удивительное, что в стране, где сидел каждый десятый, об этой системе мало знают, еще меньше интересуются и думают о ней. Но это до поры, пока не грянет гром…

Во Второй казанской тюрьме Тада бросили в «дроби»– так назывались хаты (камеры) с дробями 2/1, 2/2, 2/3, 2/4. Сердце слегка ушло вниз, когда хата 2/3 распростерла свои арестантские объятия. Кубатура 1,5 х 3, туалет устроен так, что с нижней шконки видно, какого цвета у тебя геморрой, опять-таки амбре (запах). То, что называется окном, забито и приварено крест-накрест сантиметровыми полосками железа и только две дырки, величиной с ноготь, излучали свет и движение воздуха.

В дверях хаты окошко на запоре, через которое арестанту дают пищу, колют уколы в зад и руку, подают грязную тряпку для мытья полов, и, иной раз, задают вопросы. А на дверях хаты пять внутренних и висячих запоров.

«Не дай Бог, пожар,– много раз проигрывал ситуации Тад,– ведь никто не придет и не побеспокоится, или сгоришь или задохнешься». Да и по МВД есть указания не спасать зэков, да и подследственных тоже. Это ведомство всегда было «гуманным».

«Так вот, где надо существовать, надолго ли придется здесь задержаться?»– окидывая хату взглядом, думал про себя Тад.

Вообще при любых передвижениях по тюрьмам Тадеуш старался не думать ни о доме, ни о родных, гнал от себя мысли, специально создавая внутри себя пустоту, иначе сердце заходилось от боли и злобы.

«За что?– спрашивал он себя иной раз.– Как много в мире зла, как приятно издеваться над человеком сильным и известным». Оставалось только терпеть, ждать и… тренироваться. Тад знал: надо быть готовым всегда, в любых условиях.

Навстречу с нижней шконки поднялся человек с крупной головой и широкими сильными плечами. Развитые надбровные дуги и глубоко посаженные глаза говорили о жестком характере.

– Геннадий Грибаков,– представился он, а глаза пристально и с тревогой следили за Тадом: «Какой масти арестанта привела судьба в хату?»

Тад бросил пожитки на шконку и с интересом взирал на этого, уже почти седого мужика.

– Да ты не волнуйся, я из мира спорта,– ответил Тад и увидел, как обмякло тело, и как схлынула напряженность с лица зека, а в глазок наблюдали, как произойдет знакомство, как снюхаются эти два непростых человека. Но в хате было все спокойно.

У Тада были кое-какие продукты, разобрали шмотки, заварили чаек, и потекла беседа. Геннадий был местный, уже осужденный, и ждал этапа. Человек с кошмарно тяжелым прошлым, бывший Мастер спорта СССР по вольной борьбе, был специально «упрятан» по грязной статье. Он знал всех и вся в своем родном городе. Многие лидеры группировок родились и поднимались при нем. Это была его вторая ходка (судимость) и в МВД знали, что этот человек может повернуть молодняк в любую сторону, и боялись его, желая как можно скорее убрать и опорочить его. Вот с этим человеком Тад и провел пять месяцев в одной «хате».

Буквально часа через два или три после появления Тада в камере открылась кормушка и «дубак» (охранник), не показывая своего лица, тихо произнес:

– Касьянов, это тебе,– быстро протиснул подарок-передачу и добавил: – сам знаешь, от кого!

В передаче были чай, шоколад, колбаса, сахар, сало и «малява» (записка). «Батя, делюсь, чем Аллах послал, не обессудь, что мало, это пока. Кого-то из твоих вот-вот привезут сюда тоже. Скоро постараюсь повидать тебя. Ф.» «Смотри-ка, а тебя знают,– констатировал удивленный Геннадий,– кто этот Ф.?»

Тад несколько часов рассказывал Геннадию, кто он и чем занимался в жизни, и кто такой Феликс.

Затем были дни, когда зам. начальника тюрьмы майор Мизяев, нормальный мужик, позволял Таду и Феликсу встречаться в прогулочном дворике, поболтать и потренироваться. Наступил сентябрь 1992 года, но на допрос Тада никто не вызывал, а у Геннадия начались гонки (переживания), и он очень страдал, так как дома осталась молодая жена и грудная дочка, которую Гена любил без памяти. Таду приходилось уговорами и массажем снимать его стрессовое состояние. За это время вышло несколько статей о беспределе, творившемся тогда в МВД Татарстана:

«… в материале шла речь о незаконных методах задержания и следствия Тадеуша Касьянова,– писалось в одной из них,– президента Федерации каратэ и рукопашного боя России, Представитель истца начальник отдела следственного управления МВД Татарстана В. Шишляев настаивая на публикации опровержений содержащихся в статье фактов, порочащих честь татарских юристов, требовал возмещения моральных убытков в размере стоимости тиража одного номера и командировочных расходов Суд, скрупулезно изучив все обстоятельства дела, заслушав свидетелей с обеих сторон, иск отклонил. Прокурор Свердловского района Т. Шурупоева в своей обвинительной речи подчеркнула профессионализм газеты и журналиста, отметив, что это качество, увы, отсутствует, а работе следственных органов Татарстана и именно они, а не журналист Ольга Белан порочат и низводят к нулю авторитет организации, призванной защищать, честь, достоинство и жизнь граждан».

Министерство внутренних дел Татарии было раздражено: как это так, центральные газеты защищают преступника, и разразилось рядом ответных компрометирующих материалов по «делу Касьянова». 10 ноября 1992 года по телевидению Татарстана показали тренировку по рукопашному бою, которую проводил Касьянов, с комментариями: «Вот, мол, главный мафиози, смотрите, чему учит». Вышли статьи Матвеева «Жертва на краю могилы» и Галимова «Стой, стрелять буду», в которой геройский опер Ануфриев захватывал Касьянова.

Коллекция оружия, собранная за двадцать пять лет Касьяновым, значилась как орудия убийства. Но эти провинциальные журналисты Матвеев и Галимов очевидно не знали, что ту самую коллекцию показывали в свое время Андропову, уверяя, что, мол, есть у нас специалисты, могущие готовить паши спецподразделения и армию.

Не обмолвились они и о том, что шестьдесят единиц совершенно невосполнимых экспонатов просто и тривиально украли слонявшиеся по квартире во время обыска офицеры МВД РТ и от всего отперлись, мол, ничего и не было, и мы ничего не брали. Вот оно, комсомольское воспитание и закалка: «мое – это мое, и твое – мое».

Вообще со стороны отдельных сотрудников МВД Татарстана было много провокаций и по части съемок скрытой камерой, и по части засылали в хату провокаторов. Камеру 2/3 обложили и сбоку и сверху комитетскими и ментовскими стукачами! Но Гена превосходно разбирался во всей этой тюремной азбуке, и они с Тадом еще и еще раз доказали ментам, что усилия их подсадных бесполезны, постоянно «выкупая» (обнаруживая и проявляя) провокаторов. Учеников и сочувствующих у Тада было множество. «Дубаки» (охрана) помогали, как могли, пронося и еду, и «малявы».