Текст книги "Россия и современный мир №1 / 2013"

ФРГ сумела создать разветвленный институциональный механизм взаимодействия с КО, включающий в себя различные уровни и форматы (двусторонний и многосторонний), а также типы участников (правительственные и неправительственные). Наиболее эффективными проводниками германского влияния являются Генконсульство ФРГ в Калининграде, немецкий бизнес, а также культурно-образовательные структуры ФРГ и организации немецкой общины КО.

На основании проведенного анализа можно сделать следующие выводы более общего порядка. Во-первых, в комплексе германо-российских отношений важное место по-прежнему занимают российские регионы.

Во-вторых, именно на региональном уровне инструменты и механизмы «мягкой силы» получают наибольшее развитие, поскольку они оказываются относительно автономны от флуктуаций «высокой политики» и составляют самостоятельный вектор двухстороннего сотрудничества, часто облекаемого – по инициативе ФРГ – в многосторонние форматы.

В-третьих, вся совокупность внешне деполитизированных форм сотрудничества, описанная нами, дает тем не менее важные политические эффекты. Именно благодаря присутствию в регионах России целого ряда влиятельных экономических акторов и неправительственных организаций в ФРГ формируется и поддерживается мощное лобби, выступающее коллективным адвокатом крупных проектов сотрудничества с Россией, ориентированного не столько на ценностный подход к германо-российским отношениям, сколько на соблюдение интересов германского делового сообщества. В частности, такой позиции придерживается Восточный комитет германской экономики.

Другим примером взаимосвязи между проектами, реализуемыми на региональном уровне, и внешней политикой ФРГ является идея германо-польско-российского «триалога»: она находит свое выражение как в образовательных и экспертных проектах, так и в попытках превратить «триалог» в политическую «площадку» для лидеров трех стран.

С нашей точки зрения, сама концепция «мягкой силы», реализуемая ФРГ в РБМ в целом и в КО в частности, позволяет найти точки соприкосновения между нормативными задачами внешней политики и вполне утилитарными целями. С одной стороны, само внедрение немецкой деловой культуры оказывает нормативный эффект в виде распространения успешных бизнес-практик и европейских стандартов качества. С другой стороны, реализация в КО проектов гуманитарного профиля способствует формированию общих германо-российских дискурсивных «площадок» не просто для обмена мнениями, но и для выработки общих подходов к трактовке таких ключевых политических концептов как европеизация, безопасность, суверенность и т.д.

Поскольку в течение последних нескольких лет интерес Москвы к инструментализации идеи «мягкой силы» значительно возрос, было бы уместным начать серьезно анализировать германский опыт в этом отношении и идти по пути создания общих «площадок», в рамках которых Россия и ФРГ (да и не только ФРГ) не конкурировали бы, а сотрудничали к взаимной выгоде.

Литература

1. Винокуров Е.Ю. Экономическая специализация Калининградской области: Монография / Науч. ред. А.П. Клемешев. – Калининград: Изд-во РГУ им. И. Канта, 2007.

2. Девятков А.В., Макарычев А.С. Восточная политика Германии: Экспертные оценки и политические перспективы // Мировая экономика и международные отношения. – 2012. – № 9. – С. 52–60.

3. Демографический ежегодник Калининградской области. 2010. – Калининград, 2011.

4. Конышев В.Н., Сергунин А.А. О новой военной доктрине Б. Обамы // Проблемы национальной стратегии. – 2012. – № 3. – С. 98–113.

5. Конышев В.Н., Сергунин А.А. Стратегия национальной безопасности Б. Обамы: Состоялось ли радикальное обновление? // Обозреватель-Observer. – 2010. – № 12. – С. 87–95.

6. Макарычев А.С., Сергунин А.А. Расмуссен: НАТО и Россия больше не представляют угрозу друг для друга (Европейская безопасность и ее новая архитектура) // Современная Европа. – 2011. – № 1. – С. 5–21.

7. Макарычев А.С., Сергунин А.А. Российско-европейские отношения: В ожидании «перезагрузки»? // Россия и современный мир. – 2012. – № 1. – С. 133–148.

8. Рябушев А. «Дранг нах Остен». Современный вариант // Независимая газета. – 2002. – 15 апреля <http://www.ng.ru/regions/2002-04-15/7_nazi.html>

9. Сергунин А.А. Международная безопасность: Новые подходы и концепты // Полис (Политические исследования). – 2005. – № 6. – С. 126–137.

10. Федоров Г.М., Городков М.А., Жуковский И.И. Роль Калининградской области в развитии российско-германских связей // Балтийский регион. – 2011. – Выпуск № 4 (10). – С. 41–48. <http://journals.kantiana.ru/upload/iblock/c5a/rliqjkomdmznzw%20xu.%20vb.,%20mesfs byvynqflhrt%20xa.%20el.,%20mixlvxhssduehmkanj%20wm.%20wm._41-48.pdf>.

11. Council of the Baltic Sea States Annual Report. Norwegian Presidency, 2010–2011 // http://www.cbss.org

12. Council of the Baltic Sea States. Lithuanian Presidency 2009–2010. Annual Report of the Committee of Senior Officials // http://www.cbss.org/CBSS-The-Council/thecouncil

13. Nye J. Soft Power: The Means to Success in World Politics. – New York: Public Affairs Group, 2004.

14. SEBA: Modernization Partnership for the South Eastern Baltic Area. 2011 // https://www.cbss.org/seba/context/

15. Sergunin A. Towards an EU-Russia Common Space on External Security: Prospects for Cooperation // Research Journal of International Studies. – 2012. – N 24. – P. 18–34.

16. Smorodinskaya N., Zhukov S. The Kaliningrad Enclave in Europe: Swimming Against the Tide. Diagnostics of the State and Potential of Economic Development. – Moscow: East-West Institute, 2003.

Факторы развития приграничья (на примере приграничных территорий России и Китая)4141
  Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, проект «Концептуальные основы развития приграничья в контексте национальной безопасности России» (№ 12-03-00002).


[Закрыть]

А.Н. Михайленко, И.И. Арсентьева

Михайленко Александр Николаевич – доктор политических наук, профессор Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ.

Арсентьева Ирина Ильинична – доктор политических наук, профессор Саратовского государственного университета.

Министр иностранных дел России С.В. Лавров в статье, посвященной десятилетию Договора о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между Российской Федерацией и Китайской Народной Республикой, заявил: «Наши государства опираются на широкое совпадение базовых приоритетов – как в сфере внешней политики, так и в экономике, науке и технике, имеют хорошие перспективы расширения взаимодействия в области культурных обменов, образования, здравоохранения, во многих других областях» [10]. Однако эти базовые приоритеты совпадают не всегда. В частности, имеются серьезные различия в российском и китайском подходах к развитию приграничья. Достаточно взглянуть на два города на берегах Амура – российский Благовещенск и китайский Хэйхэ, чтобы убедиться в этом. В чем причины разного подхода к вопросу, важному с точки зрения обеспечения национальной безопасности?

Китай сегодня успешно развивает свои приграничные территории, формирует «приграничные пояса открытости». Данная политика опирается на следующие институциональные механизмы: создание хорошо оснащенных пунктов таможенного пропуска на государственной границе, присвоение привилегированного «открытого» статуса ряду приграничных городов, учреждение свободных экономических зон и т.д. В китайском законодательстве существуют большие преференции для приграничных районов: упрощенный порядок лицензирования и квотирования операций приграничной торговли, пониженная ставка подоходного налога для предприятий приграничных территорий, расширенные права местных органов власти в области регистрации компаний, занимающихся торговлей в приграничной полосе, и т.д.

Китайский опыт разумного использования преимуществ приграничного положения, учета особенностей и разнообразия приграничных территорий дает мощный импульс для развития даже самых неблагополучных из них. Ситуацию же с развитием российского приграничья следует считать неудовлетворительной. Об этом свидетельствует, в частности, объем валового регионального продукта (ВРП) на душу населения: в большинстве приграничных административно-территориальных образований России он ниже среднего по стране уровня.

В этой связи возникает вопрос: какие факторы влияют на формирование подходов двух стран к развитию приграничья? На наш взгляд, можно выделить несколько групп таких факторов. В советское время приграничные территории прежде всего из-за соображений военной безопасности, а также удаленности от центра, слабой транспортной освоенности и замкнутости государственной экономики развивались фактически по законам военного времени. Из-за возможных военных угроз важные экономические отрасли и предприятия размещались в отдалении от государственной границы. Многие соседние страны априори считались потенциальными противниками, что, естественно, сопровождалось атмосферой подозрительности, недоверия и не способствовало расширению международных контактов как важному элементу развития приграничных территорий.

Этот фактор воздействовал и на китайскую концепцию развития приграничья. Так же, как и в Советском Союзе, приграничная зона долгое время была особо охраняемой, в ней не размещались стратегические производства, эти территории занимали особое место в мобилизационных планах на случай военных действий. Таким образом, исторический фактор воздействует на формирование концептуальных подходов к развитию приграничья не только России, но и Китая.

Однако в 60–70-е годы прошлого столетия Китай начинает обращать более пристальное внимание на развитие своих приграничных территорий, справедливо полагая, что их нужно укреплять. Данный подход нашел логичное продолжение при осуществлении политики реформ и открытости, когда КНР активизировала внешнеэкономические и внешнеполитические связи. Это не замедлило сказаться на уровне жизни населения приграничных территорий. В России изоляционистская политика привела к тому, что после распада СССР и с началом экономических реформ в приграничных регионах разразился глубокий социально-экономический кризис. Поэтому сегодня большинство приграничных субъектов Российской Федерации, в том числе граничащих с КНР, весьма слабы в экономическом отношении и не способны к международному сотрудничеству на паритетных началах.

На развитие приграничья влияет и фактор диспропорций в региональном развитии соседних стран. Отметим, что такие диспропорции не являются специфическими только для России или Китая. Они имеются практически во всех странах, в том числе развитых. Так, в странах Организации экономического сотрудничества и развития 10% регионов дают 40% ВВП [17]. Однако, несмотря на влияние фактора дифференциации «Центр – периферия», приграничье в одних странах развивается быстрыми темпами, как в Китае, а в других отстает, как в России. Механизм влияния этого фактора имеет сложную структуру и требует дополнительного исследования.

Можно было бы попытаться объяснить разницу в развитии территорий по разные стороны границы наличием / отсутствием полезных ископаемых и других ресурсов. Но в этом отношении складывается как раз парадоксальная картина. Российские приграничные территории богаты природными ресурсами, в то время как китайские обеспечены ими недостаточно (и, возможно, именно это заставляет китайцев проявлять изобретательность). Так, Забайкальский край, располагающий вторым по протяженности участком российско-китайской границы (более 1000 км), – один из богатейших минерально-сырьевых регионов страны. В забайкальских недрах сконцентрировано около 87% общероссийских запасов урана, 42 – плавикового шпата, 36 – циркония, 30 – молибдена, 25 – меди, 23 – титана, 16 – вольфрама, 13 – серебра, 9 – свинца, 9 – золота, 6 – олова, 3 – цинка, 2 – железных руд, 1,3% – угля [8]. Однако край занимает лишь 75-е место среди субъектов РФ по качеству жизни населения. Неблагополучные экономическая и демографическая ситуации характерны не только для Забайкалья, но и всех других российских территорий, граничащих с КНР. Это позволяет констатировать, что дальневосточное приграничье России приходит в упадок.

В данной работе мы не останавливаемся на факторах, которые влияют на развитие и российского, и китайского приграничья. Но есть ряд факторов, которые создают разницу в указанных подходах. Условно их можно разделить на внутренние и внешние. Условность объясняется тем, что в современном мире постепенно стирается грань между внешней и внутренней политикой и экономикой. Тем не менее в целях теоретического анализа рассмотрим внутренние и внешние факторы, определяющие различия российской и китайской политики в отношении приграничных территорий.

* * *

На наш взгляд, один из основных внутренних факторов, определяющих низкий уровень развития приграничных субъектов РФ, состоит в слабости российского федерализма и российской региональной политики. Жесткая вертикаль власти и контроль за регионами были необходимы в период 90-х годов прошлого века, когда страна могла просто развалиться по политическим причинам. Сегодня угроза регионального сепаратизма маловероятна, однако политический курс на централизацию по инерции сохраняется, что не позволяет субъектам Федерации проявлять в полной мере свою политическую субъектность. Данное обстоятельство негативным образом воздействует на региональную безопасность, а значит, и национальную безопасность России. Однако, по нашему мнению, гораздо бóльшую угрозу представляет социально-экономическая запущенность, необустроенность российского Востока в целом и приграничья в частности.

Ради справедливости отметим, что российское руководство осознает недостаточную эффективность политики жесткой централизации в современных условиях и необходимость изменений. В июне 2011 г. президент Д.А. Медведев на встрече с главами ряда субъектов Федерации заявил, что необходима децентрализация части полномочий, которые в настоящий момент закреплены за федеральным Центром, передача их на региональный уровень [1]. Однако скажем образно, полномочия – это автомобиль, который служит своему хозяину. Но если старый водитель передаст его новому, который раньше управлял только трактором, то вряд ли можно надеяться на улучшение положения дел. Цель предстоящих преобразований состоит в повышении эффективности развития регионов, в том числе приграничных. Чтобы выявить критерии этой эффективности, обратим внимание на китайский опыт регионального управления.

Американские исследователи, изучающие природу китайского успеха, отмечают, что вышестоящие управленческие звенья требуют от нижестоящих выполнения ряда условий. К ним относят, в частности, обеспечение устойчивого роста ВРП, поддержание социального порядка, отсутствие громких скандалов и публичных конфликтов [15]. Это своеобразная «сделка» («deal»), только при выполнении условий которой руководители всех уровней (провинция, город или район) могут продвигаться по карьерной лестнице [14]. Между провинциями, городами и районами существует конкуренция. Она заставляет местные власти максимально эффективно использовать имеющиеся в их распоряжении ресурсы. Такой подход проявляется и в других китайских начинаниях. Например, в начале XXI в. Министерство культуры КНР утвердило План строительства всекитайского культурного коридора приграничных территорий длиной в 10 тыс. ли на 2001–2010 гг. В финансировании принятого документа использовались преимущественно средства местных бюджетов, а средства Центра играли вспомогательную роль. Каждый приграничный район должен был обеспечить свой путь строительства «культурного коридора», и все вместе сформировать целостную систему [6, с. 133].

Очевидно, что практикуемая в России вертикаль власти требует определенного однообразия субъектов подчинения, в то время как в развитии приграничья, судя по зарубежному опыту, сегодня лучше полагаться, наоборот, на специфические свойства, особенности соответствующих регионов. В новых условиях успеха добивается тот, кто эффективно использует свои конкурентные преимущества.

Одним из важнейших конкурентных преимуществ приграничных территорий Дальнего Востока и Восточной Сибири РФ является соседство с КНР. В 2010 г. Китай вышел на второе место в мире по ВВП, рассчитанному по паритету покупательной способности. Согласно прогнозу крупнейшей в мире аудиторско-консалтинговой компании PricewaterhouseCoopers, к 2025 г. экономика Китая превзойдет экономику США [19]. Сегодня Китай – один из мировых «локомотивов», и многие страны мира умело используют этот геополитический и геоэкономический фактор для развития своей экономики и реализации своих национальных интересов. Однако эффективная реализация этих преимуществ российским приграничьем не может происходить автоматически только благодаря фактору соседства. Для этого необходимы организационные, правовые и другие основы.

Анализ правовых основ российского приграничного сотрудничества показывает, что в настоящее время отсутствует законодательная база, определяющая формы и порядок его осуществления. Так, Федеральный закон «Об основах приграничного сотрудничества в Российской Федерации» до сих пор находится в стадии разработки. Еще в 1999 г. Россия подписала Европейскую рамочную конвенцию о приграничном сотрудничестве территориальных сообществ и властей и ратифицировала ее в 2002 г. Основополагающие принципы этого документа могут быть в полной мере использованы не только в отношениях нашей страны с европейскими государствами, но и с другими соседями, в том числе с Китаем. Однако, мягко говоря, далеко не все положения Конвенции претворяются российским государством в жизнь.

В Китае юридические аспекты развития приграничья разработаны в деталях. Помимо этого, принимается множество программ регионального развития. Если мы говорим о граничащем с Россией Северо-Восточном регионе (провинции Хэйлунцзян, Цзилинь, Ляонин, восточная часть автономного района Внутренняя Монголия), то можно сослаться на такие документы, как Программа возрождения старых промышленных баз Северо-Восточного Китая, План развития туризма Северо-Восточного региона КНР на 2010–2015 гг. и др. С 2006 г. ведется работа по координации нормативно-законодательной базы провинций Хэйлунцзян, Цзилинь, Ляонин. Важную роль в региональном развитии призвана сыграть Программа сотрудничества между регионами Дальнего Востока и Восточной Сибири Российской Федерации и Северо-Востока Китайской Народной Республики на 2009–2018 гг., подписанная в 2009 г. главами двух стран.

В последние годы российское руководство проявляет озабоченность развитием граничащих с КНР территорий. Однако согласимся с Л.Е. Бляхером, который отмечает, что Дальний Восток России каждый раз оказывается значим не сам по себе, а как средство для достижения чего-то внешнего по отношению к нему: через него проходит труба, по которой сибирский газ должен попасть к потребителям в АТР; из его портов отходят танкеры с тем же углеводородным и иным сырьем; через него в европейскую часть России и в Европу проникают «нехорошие мигранты» и т.д. [2, с. 40–41]. Показательна в этом плане Стратегия социально-экономического развития Дальнего Востока и Байкальского региона на период до 2025 г., где основное место отводится не самому региону, а выгодам и угрозам соседства России со странами АТР [11].

Таким образом, на существующую разницу в подходах России и Китая к развитию приграничья влияет ряд внутренних факторов, среди которых политические, экономические, юридические и др.

* * *

Внешние факторы, влияющие на развитие приграничья, в основном связаны с возникшим относительно недавно, но интенсивно развивающимся противоречием между глобальной экономикой и локальной политикой. В.С. Загашвили пишет: «Сегодня в мире, где в полной мере сохраняются политические границы, правительства несут ответственность перед своими гражданами и обязаны заботиться прежде всего о благосостоянии населения своей страны. Однако экономические границы становятся все более прозрачными. По мере становления глобального рынка постепенно теряет смысл противопоставление внутреннего и внешнего рынка» [3, с. 380]. Для разрешения указанного противоречия необходимо овладеть тем инструментарием, который ранее во многом считался внешнеэкономическим, и использовать его в региональном развитии. Рассмотрим несколько таких инструментов с точки зрения особенностей их использования Россией и Китаем в развитии приграничья. Эти свойства должны соответствовать глобализационным процессам, т.е. быть динамичными и открытыми [3, с. 387].

Китай активно использует в своем развитии такой инструмент, как свободные экономические зоны (СЭЗ), большинство которых находится в приграничье. Первоначально СЭЗ создавались в целях формирования так называемого «приморского пояса открытости». В 1980-е годы форпостом структурной перестройки и модернизации экономики выступили восточные и юго-восточные приморские провинции Ляонин, Фуцзянь, Хэбэй, Цзянсу, Чжэцзян, Шаньдун, Гуандун, Гуанси-Чжуанский автономный район, а также города центрального подчинения Шанхай и Тяньцзинь. Им предоставили значительные льготы в налогообложении предприятий, производящих экспортную продукцию; дали широкие полномочия при ведении внешнеэкономической деятельности. Четыре города – Шэньчжэнь, Чжухай, Шаньтоу, Сямэнь – были объявлены специальными экономическими зонами. На острове Хайнань была создана одноименная провинция, ставшая самой крупной в стране специальной экономической зоной. Правительство КНР открыло для внешней торговли 14 приморских городов (в основном крупные порты).

Быстрое развитие приморских территорий, с одной стороны, способствовало росту национальной экономики в целом, с другой – усилило дисбаланс в региональном развитии, т.е. дисбаланс в развитии восточных, юго-восточных, северных и западных регионов. По этой причине в конце 1980-х годов началось формирование «поясов открытости» на других приграничных территориях КНР. На границе с Россией зоны приграничного экономического сотрудничества открыты в городах Маньчжурия, Хэйхэ, Суйфэньхэ, Хуньчунь. В июне 2011 г. было объявлено, что Китай планирует создать две свободные экономические зоны на территориях, граничащих с Киргизией и Казахстаном [4]. Это решение связано с рядом стратегических целей. Первая – развитие собственно западных регионов Китая. Вторая – ликвидация упомянутого выше дисбаланса в развитии восточных и западных регионов страны. Третья – усиление связей с государствами Центральной Азии, которая представляет для Китая стратегический интерес. Конечно, эти задачи решаются не исключительно с помощью инструмента СЭЗ, он выступает в связке с другими средствами и методами, но роль его очень велика.

В России развитие СЭЗ на данный момент оставляет желать лучшего. До 2005 г. в стране было создано более 20 СЭЗ, однако действовали они фактически полулегально. О.В. Коробова и Н.В. Наумова считают, что создание зон происходило хаотично, без должной законодательной базы, в условиях постоянной борьбы регионов и федерального Центра за максимальные льготы для свободных зон и право контроля над ними [5, с. 96]. Обратим внимание на ключевое слово «борьба» в характеристике отношений Центра и регионов, а ведь между ними должно быть не противоборство, а теснейшее взаимодействие и координация. Кроме того, «налоговые льготы и инфраструктурные условия функционирования СЭЗ в России гораздо менее привлекательны по сравнению с зарубежными аналогами. Местные российские власти стремятся не столько создать льготные условия для иностранных инвесторов, сколько использовать инвестируемые средства для решения социальных проблем региона» [5, с. 96]. Между тем СЭЗ, как показывает опыт Китая, могли бы решать довольно широкий спектр задач – развитие международных связей, возрождение депрессивных регионов и пр. Россия использует инструмент СЭЗ гораздо менее эффективно, чем Китай.

Китай, несомненно, преуспел и в области создания инновационных производственных схем. Акцент на инновационность заложен в Плане научно-технического развития страны на 12-ю пятилетку (2011–2015). Для повышения конкурентоспособности по всей стране создана сеть технопарков; образован комплекс научных парков в надежде на создание китайской Силиконовой долины. В Пекине в одном лишь научном парке «Чжунгуаньцунь» (Zhongguancun High Tech Park) расположены тысячи высокотехнологичных предприятий. В программу инновационных разработок включены и китайские университеты. Пекинский университет, например, создал обучающую программу «Инновации и предпринимательство». Согласно данным Лондонского королевского общества (The Royal Society of London for the Improvement of Natural Knowledge), доля китайских научных публикаций от их общего количества в мире выросла с 4,4% в 1999–2003 гг. до 10,2% в 2004–2008 гг., тем самым КНР заняла второе место, уступая по этому показателю только США [16]. По оценкам некоторых экспертов, если такая динамика сохранится, то уже к 2013 г. Китай выйдет на первое место [12]. Доля же российских научных публикаций увеличилась очень и очень незначительно.

В Докладе ВТО о мировой торговле в 2011 г. отмечается такая современная тенденция международного экономического сотрудничества, как выстраивание интеграционных производственных цепочек. Особое внимание обращено на международные производственные сети как основное объяснение происходящей сегодня в мире глубокой интеграции. В этих сетях этапы производства разделяются и разносятся по разным странам мира в зависимости от их конкурентных преимуществ. В Докладе показано, что Китай за счет дешевой рабочей силы и других факторов перетягивает к себе производства из других стран. Для производственных сетей важно наличие необходимой инфраструктуры, институциональные рамки и способствующие этому меры регулирования [20].

У России нет преимущества низкой стоимости рабочей силы. Однако опыт переноса на территорию России крупных западных автомобилестроительных производств показывает, что наша страна может участвовать в производстве довольно сложной продукции. Конкурентное преимущество России в этом плане – довольно высокий образовательный уровень населения, и его нужно использовать (попутно отметим, что образовательный уровень россиян предлагают использовать и китайские ученые, занимающиеся разработкой концептуальных основ развития приграничных территорий КНР).

Мощным инструментом развития приграничья выступает развитая инфраструктура как связующее звено между страной и внешним миром. Сегодня общей проблемой российских таможенных пунктов пропуска является необустроенность и неукомплектованность. Например, в Забайкальском крае функционируют девять пунктов международного пропуска, пять из которых обеспечивают барьерно-контактные функции на российско-китайской границе. В качестве примера можно рассмотреть автомобильный пункт пропуска Староцурухайтуйский, где таможенное оформление и пограничный контроль пассажиров и грузов производятся в одном зале. Пункт не оснащен современным досмотровым оборудованием и уже давно нуждается в реконструкции, однако финансовые средства до сих пор не выделены. Китайская сторона, напротив, проводит постоянную модернизацию своих пунктов пропуска. В 2009 г. завершена реконструкция сопредельного Староцурухайтуйскому китайского пункта пропуска Хэйшаньтоу. Пассажирское и грузовое направления разделены, построены зал въезда и выезда, площадь каждого составляет 2000 м². Пропускная способность пункта пропуска: пассажирская – 2 млн. человек в год, грузовая – 2 млн. т грузов в год. Кроме того, сдана в эксплуатацию подъездная к пункту пропуска автодорога Хэйшаньтоу-Лабудалинь протяженностью 78 км [7, с. 10].

В зарубежной печати появились материалы о попытках России изменить ситуацию к лучшему в этом отношении, в частности о планах сделать город Улан-Удэ (Республика Бурятия) инфраструктурными воротами Азии [18]. По нашему мнению, так же как и в вопросе о Сколково, нужны не одни ворота, а множество ворот. Конечно, хотелось бы, чтобы сразу возникла большая река инноваций, инвестиций, качественной инфраструктуры, но все же реальнее было бы работать над созданием множества ручьев, которые и образуют реку. Федеральный Центр может ограничиться крупными проектами типа Владивостока или других городов в связи с грядущими мероприятиями в рамках АТЭС, трубопроводом ВСТО и т.д. А региональные и местные власти в сотрудничестве с Центром должны находить и реализовывать имеющиеся у них конкурентные преимущества, которые из Москвы не всегда и не сразу увидишь.

* * *

Успешный опыт многих стран свидетельствует, что активное включение в мирохозяйственные связи через приграничный периметр требует глубокой теоретической и практической работы, в основе которой должна лежать соответствующая научная концепция. В России открытие государственных границ и оживление приграничной торговли, начавшиеся в 1990-е годы, не имеют под собой сколько-нибудь серьезной теоретической основы. Базовые цели, принципы и приоритеты приграничной политики были обозначены Концепцией приграничного сотрудничества в Российской Федерации, принятой еще в 2001 г. Однако заложенные в этой Концепции положения, касающиеся российской приграничной политики, за прошедшие десять лет быстрых изменений устарели и требуют серьезной переработки.

Концептуальные основы развития приграничья должны включать в себя ряд внутренних и внешних факторов, среди которых исторические, политические и геополитические, экономические, правовые, культурные и др. Эти факторы взаимосвязаны, и отсутствие политической воли к развитию приграничного сотрудничества не может компенсироваться, например, только высоким качеством соответствующего законодательства. Необходимо применять комплексный подход к разработке концепции развития приграничья. Должен быть определен особый статус приграничья с вытекающими из него последствиями. При этом целесообразно использовать как политический опыт, так и законодательные разработки зарубежных стран и международных организаций. Особый интерес в этом плане представляет опыт государств, добившихся высоких результатов в развитии приграничья. Изучение точек соприкосновения и различий будет способствовать выработке более эффективных концептуальных подходов к развитию российского приграничья.

Сегодня можно услышать, что Восточная Сибирь и Дальний Восток РФ не могут поступательно развиваться, поскольку находятся в стагнации. Но эти регионы не могут, как в сказке, развиться в одночасье, необходимы перспективные проекты, «точки роста». По нашему мнению, одной из наиболее реальных «точек роста» может стать приграничье. Его основное конкурентное преимущество – непосредственная близость с мощно развивающимся Китаем – пока остается «вещью в себе». Это преимущество требует глубокой научно-теоретической разработки, иначе оно никогда не превратится в «вещь для других».