Текст книги "Россия и современный мир №4 / 2016"

Политика стран ЦВЕ в вопросах освоения российского рынка

В последние годы отмечается некоторое снижение экономической активности восточноевропейского бизнеса в России. Об этом наглядно свидетельствует, прежде всего, динамика прямых инвестиций из стран ЦВЕ в Россию. Согласно данным статистики, с 2012 по 2015 г. чистый приток прямых инвестиций в российскую экономику снизился примерно на 30%, размеры участия восточноевропейских стран в капитале российских компаний сократились за этот период наполовину4141
  www.cbr.ru/statistics/


[Закрыть]. Частный бизнес стран ЦВЕ фактически теряет свои позиции на российском рынке. Рост коснулся лишь кредитных отношений.

У ряда восточноевропейских компаний в России накоплен определенный капитал. Так, в экономике России функционируют 1,2 тыс. СП с участием компаний Венгрии и России. Суммарный накопленный объем венгерских инвестиций в России – около 2 млрд долл. [8]. По данным Банка Литвы и Департамента статистики Литвы, прямые инвестиции литовских компаний составили в 2012 г. 94,1 млн евро, в 2013 г. – 81,5 млн евро. Накопленные прямые инвестиции Болгарии в России выросли с 1,0 млн евро в 2009 г. до 1,8 млн евро в 2013 г. [22].

Но партнерство предприятий стран ЦВЕ в России возможно в совместных проектах, которые не подпали под санкции. Например, в производственной сфере России работают совместные предприятия с участием венгерских, македонских компаний, капитала других стран ЦВЕ. Общая стоимость объектов, построенных, строящихся и намечаемых к строительству в Российской Федерации при содействии венгерских фирм в рамках межрегионального сотрудничества, оценивается к настоящему времени в 2 млрд евро. В течение 2014 г. продолжалось участие венгерских компаний в реализации на территории Российской Федерации инвестиционных проектов в области жилищного строительства, объектов социальной инфраструктуры, здравоохранения, пищевой промышленности и аграрного сектора. Венгерская фармацевтическая компания ОАО «Гедеон Рихтер» построила в Московской области завод по производству лекарств и объекты инфраструктуры, а также владеет почти 81% акций отечественного предприятия ОАО «Акрихин». Совокупные инвестиции упомянутой венгерской компании в отечественную экономику превышают 150 млн долл.

Банк «ОТП» (ОАО «Венгерская сберегательная касса и коммерческий банк») вложил свыше 0,5 млрд долл. в российские «Инвестсбербанк» и «Донской народный банк». В настоящее время банк «ОТП» устойчиво входит в число 50 наиболее крупных финансовых институтов Российской Федерации, а по отдельным показателям находится в группе лидеров (например, по розничному кредитованию).

Российский и латвийский бизнес прилагает все усилия, чтобы сохранить уже существующие проекты. В докладе Министерства иностранных дел Латвии по внешней политике и вопросам ЕС отмечается, что развитие событий на Украине и состояние отношений ЕС – Россия продолжает влиять на атмосферу российско-латвийских двусторонних отношений. Несмотря на это продолжается необходимое сотрудничество в решении важных для Латвии вопросов, особенно на уровне экспертов и отраслей [23]. Президент Латвийской Торгово-промышленной палаты Гунтарс Страутманис привел результаты опроса бизнесменов Латвии, который показал, что деловые круги этой страны по большей части недовольны сложившейся ситуацией и выступают за скорейшее восстановление отношений с Россией [24].

Македонские предприниматели все чаще инвестируют свои средства в Россию преимущественно в производственную сферу, где работает десяток совместных предприятий.

Несмотря на отдельные примеры участия компаний ряда стран ЦВЕ в российской экономике, налицо снижение инвестиционной активности восточноевропейского бизнеса в России.

Проблемы взаимного экономического сотрудничества

С начала 2000-х годов в российской внешнеэкономической политике определенное место занимают страны Центральной и Восточной Европы. Но постепенное восстановление экономических связей с государствами региона и их динамичное развитие сдерживается на протяжении последних 15 лет рядом факторов. К ним относится общая экономическая ситуация в России, ее неопределенность в ближайшем будущем, существующий деловой климат (высокие административные барьеры, коррупционность российской бюрократии, слабая правовая защита собственности, неэффективная судебная система). По этим причинам многие иностранные компании решили сворачивать работу в России. Сложившаяся отраслевая структура российской экономики, низкая конкурентоспособность товаров существенно ограничивают возможности включения в экспорт России промышленных товаров высокой степени обработки, которые могли бы успешно конкурировать на рынках Европы и других регионов. Ограничен доступ иностранных компаний (включая и компании стран ЦВЕ) к государственным заказам.

Несмотря на существующие проблемы компании стран ЦВЕ не оставляют желания работать в России, укрепиться на российском рынке. Эти настроения поддерживаются руководством ряда стран ЦВЕ. Так, главы правительств Венгрии, Сербии, Словакии, Чехии неоднократно выражали нежелание жертвовать упущенными возможностями бизнеса в России [10]. Для них экономическая выгода ставится выше политических интересов. Более оптимистично воспринимают экономическую ситуацию в России компании, относящиеся к медицине и фармацевтике. Финансовые и энергетические компании настроены в основном негативно. Резервы роста взаимных экономических связей сторон имеются в осуществлении проектов в отраслях обрабатывающей промышленности, в строительстве, сельском хозяйстве и др.

Многое зависит и от перспектив развития экономики стран ЦВЕ. В то же время в ряде стран сохраняется проблема ликвидности, что ограничивает финансовые возможности компаний работать на зарубежных рынках. К этой группе причин можно отнести, как мы уже отмечали, и внешнеэкономическую политику стран ЦВЕ, их ориентацию преимущественно на европейский рынок.

Под влиянием санкций осложнились условия деятельности российских компаний в странах Центральной и Восточной Европы. Европейским финансовым организациям и компаниям запрещено выдавать кредиты или приобретать доли в проектах, которые затронуты секторальными санкциями, покупать или продавать новые облигации, акции или подобные финансовые инструменты со сроком обращения более 90 дней, выпущенных российскими банками с преобладающим участием государства, банками развития, их дочерними учреждениями.

Санкции против России, введенные Вашингтоном и Евросоюзом, не всеми странами ЦВЕ поддерживаются безоговорочно. По мнению экс-премьера правительства Чешской Республики Р.М. Тополанека, антироссийские санкции ведут к потере странами ЦВЕ российского рынка. В конечном счете, по его словам, санкции «приведут к усилению напряженности в Европе» [18]. Более откровенно эту точку зрения разделяет и В. Длоуш, бывший министр экономического развития Чехии: «Санкции – проявление беспомощности. Наши фирмы должны удерживать контакты с русскими партнерами там, где политики не видят перспектив сотрудничества… Европейские фирмы теряют в России рынки, на которые с восторгом ринутся экспортеры из других частей света» [9].

На российско-болгарском бизнес-форуме, проходившем в Москве в мае 2015 г. с участием около 100 компаний из Болгарии и России, министр экономики Болгарии Божидар Лукарски заявил: «Большой интерес к настоящему форуму свидетельствует о категорически выраженном желании представителей бизнеса из двух стран продолжить активные отношения в экономической области и преодолеть негативные тенденции. Болгаро-российские экономические отношения имеют особую важность для нашей страны, и мы готовы поддержать совместные инициативы, которые способствовали бы динамичному развитию двустороннего сотрудничества». По его словам, несмотря на европейские санкции и российские контрмеры, двусторонние экономические отношения продолжают развиваться на хорошем уровне. Во время форума был подписан меморандум о сотрудничестве между болгарским Агентством поощрения малых и средних предприятий и московской ассоциацией предпринимателей [9].

В изменившихся условиях в мире экономические интересы диктуют необходимость более гибкого подхода к решению проблем сотрудничества стран ЦВЕ с Россией в различных областях экономики. Назревшая задача для России – повернуться лицом к активизации экономического сотрудничества с ней. Понимание актуальности этой задачи встречается и в политических кругах стран ЦВЕ. Оживление в деятельности межправительственных комиссий по экономическому и научно-техническому сотрудничеству тому подтверждение. Активизировалось взаимодействие торгово-промышленных палат России со странами ЦВЕ, деловых советов и деловых клубов. Очевидны области взаимных интересов России и стран Центрально-Восточной Европы. Это солидный потенциал и база для двустороннего сотрудничества между агентами рынков России и стран ЦВЕ. Оценка почти 70-летнего многогранного опыта деятельности СЭВ могла бы послужить положительным примером налаживания широкого экономического и научно-технического взаимодействия. Нужна четкая стратегия развития взаимных связей с регионом даже на среднесрочную перспективу.

Перспективам сотрудничества России и стран ЦВЕ серьезный ущерб наносит политизация экономических отношений. Ухудшение атмосферы взаимодействия России с ЕС, пролонгация экономических санкций Запада против России сохраняет риски торможения взаимного экономического сотрудничества, так как обострение отношений России с ЕС неизбежно отражаются на характере ее отношений с ЦВЕ. Поэтому политическое урегулирование отношений ЕС с Россией на основе переговоров, поиски компромиссов могут помочь преодолевать возникающие противоречия, устранять существующие барьеры на пути развития экономического и внешнеторгового сотрудничества между Россией и странами Центральной и Восточной Европы.

Литература

1. Волотов С.О. Россия в энергетической политике Венгрии / В сб. статей «Энергетическая безопасность. Геополитические аспекты энергодиалога России и ЕС. Часть II. Вестник научной информации. 2009. № 2. – М.: ИЭ РАН, 2009. – С. 151, 154, 155.

2. Волотов С.О., Волотов О.Г. Россия – Венгрия. Глава в монографии «Россия и Центрально-Восточная Европа: Взаимоотношения в 2011–2013 гг. – М.: ИЭ РАН, 2014. – С. 135, 136.

3. Джогсон, Стив. Нефтяное ускорение // Ведомости. – 2015. – 11 июня. – С. 5.

4. Евросоюз проанализирует необходимость «Северного потока-2» // Ведомости. – 2015. – 8 декабря. – С. 11.

5. Князев Ю.К. Россия – Македония. Глава VI в монографии «Россия и Центрально-Восточная Европа: Взаимоотношения в 2011–2013 гг.» / Кол. авторов; отв. ред. И.И. Орлик. – М.: ИЭ РАН, 2014. – С. 147.

6. Копытина М.О. Россия – Чехия. Глава в монографии «Россия и Центрально-Восточная Европа: Взаимоотношения в 2011–2013 гг.». – М.: ИЭ РАН, 2014.

7. Милованов В.С. Россия – Хорватия. Глава в монографии «Россия и Центрально-Восточная Европа: Взаимоотношения в 2011–2013 гг.». – М.: ИЭ РАН, 2014.

8. РБК. www.hungar y-nn.ru/id=223

9. РИА Новости. 2015. 29 мая.

10. Россия и Центрально-Восточная Европа: Взаимоотношения в 2011–2013 гг. / Кол. авторов; отв. ред. И.И. Орлик. – М.: ИЭ РАН, 2014. – С. 77, 78.

11. Россия и Центрально-Восточная Европа: Трансформации в конце ХХ – начале XXI в. Т. 2. – М.: Наука, 2005. – С. 68–70.

12. Фейт Н.В. Встраивание Центрально-Восточной Европы в мировой торговый обмен. Глава в монографии «Россия и Центрально-Восточная Европа: Взаимоотношения в 2011–2013 гг.» / Кол. авторов; отв. ред. И.И. Орлик. – М.: ИЭ РАН, 2014. – С. 77, 78.

13. Countries in Transition 2002. – P. 311.

14. Dl only V. Ruski nesmime vyklidit pozici // HN.2014.18srpna

15. Eurostat Datebase 24.06.2015.

16. Eurostat table // ec.europa.cu/eurostat/tgm/table do?

17. Global Energy Statistics. 2015.

18. Hospodářské noviny. 2014. 27 zazi.

19. Népszabadság. 2015. 4 szeptember.

20. Világgazdaság. 2015. 11 szeptember.

21. WIIIW Handbook of Statistics 2009. – P. 276.

22. www.ved.gov.ru

23. www.mixnews.lv/ru/politics/news/2015-12-12/191113

24. www.tppf.ru/ru/news

Социальные итоги независимого развития постсоветских государств (к 25-летию образования СНГ)

Т.В. Соколова

Соколова Татьяна Владимировна – кандидат экономических наук, старший научный сотрудник Института экономики РАН.

Путь независимого развития длиной в 25 лет, пройденный бывшими советскими республиками, оказался в социальном плане гораздо более сложным, тяжелым и непредсказуемым, чем представлялось на старте радикальных социально-экономических преобразований. «Немногие специалисты могли предсказать, что процесс перехода к рыночной экономике и демократической форме правления будет проходить столь бурно и достанется столь высокой ценой с точки зрения благосостояния отдельных людей, особенно в странах нового Содружества независимых государств (СНГ)» [23, с. 183].

Распад СССР стал сродни мощному тектоническому сдвигу, который коренным образом изменил некогда единый социальный ландшафт, положив начало длительному переходу от социалистической плановой экономики к свободной рыночной. Исследователи отмечают, что за истекшую четверть века преобразований ни одной из стран СНГ так и не удалось преодолеть рубеж перехода ни в геоэкономическом, ни в геополитическом, ни в социальном плане [7, с. 23–24].

И первое (критически важное), и второе десятилетие реформ не увенчались в регионе успехом в социально-экономическом развитии. Более того, «…произошедшие в 1990-е годы изменения в национальных экономиках новых независимых государств под влиянием трансформационных и геополитических шоков вызвали глубокую деиндустриализацию, отбросили их на периферию мировой экономики, вернули с точки зрения уровня социально-экономического развития на десятилетия назад» [4, с. 24]. В 1995 г., в конце первой пятилетки реформ, ВВП на душу населения по паритету покупательной способности (ППС) в ряде стран (Грузии, Таджикистане, Азербайджане и Молдавии) составлял лишь 35–45% предреформенного уровня, в наименьшей степени этот показатель упал в Белоруссии, Казахстане и России (70–74% от уровня 1990 г.). В Узбекистане снижение хотя и было незначительным (всего на 20 процентных пунктов), однако происходило на фоне исходно крайне низкого значения этого показателя в 1990 г. Наиболее глубокий экономический спад затронул Грузию и Армению. Тем не менее Армении уже к середине 90-х годов удалось переломить ситуацию за счет внешних кредитов и помощи, радикализации курса реформ, высоких налогов, ограничения и без того низких доходов населения, блокирования реального сектора экономики, сокращения социальной инфраструктуры [17, с. 84; 26, c. 48, 49].

Второе десятилетие реформ «в еще большей степени усилило различия государств по уровню, целям и ресурсам развития. Сильно изменившаяся экономика обеспечила им по многим параметрам место в нижней части списка стран мирового сообщества» [4, с. 33]. Вплоть до середины 2000-х годов реальный размер ВВП на душу населения оставался в большинстве из них гораздо ниже дореформенного уровня: за исключением Белоруссии, России и богатого нефтью Казахстана, ВВП на душу населения в пересчете на ППС не достигал и 5 тыс. долл. США. Тем не менее и в этой группе стран-лидеров не была проведена кардинальная диверсификация экономики, они до сих пор зависят от добычи и экспорта сырья. На Кавказе в начале 2000-х годов ВВП на душу населения был ниже половины от предшествовавшего переходному периоду уровня.

Эти данные отражают зарегистрированные (без учета результатов хозяйственной деятельности в неформальном секторе) изменения в объеме производства. Соответственно, они могут как завышать истинные масштабы падения производства, так и занижать темпы последующего экономического роста. В начале 2000-х годов доля неформального сектора в ВВП Армении достигала 45%, в Азербайджане – 60, Грузии – 66, Киргизии – 39, Молдавии – 44 и Узбекистане – 33%. Несмотря на сложности сопоставления объемов производства до и после преобразований (поскольку неизвестно, какими были истинные масштабы теневой экономики), можно констатировать резкое падение объема производства и доходов на душу населения в регионе СНГ [23, с. 183, 184, 185].

После завершения острой фазы финансового кризиса 1998 г. материальное и социальное благополучие населения все равно улучшалось крайне медленно. В условиях крайней нищеты находились около 50 млн человек. И хотя на фоне экономического роста доля населения, живущего за чертой бедности, ощутимо сократилась (исключение составила только Армения), существенного снижения степени неравенства в доходах так и не произошло (табл. 1).

Таблица 1

ДИНАМИКА УРОВНЯ БЕДНОСТИ И НЕРАВЕНСТВА ДОХОДОВ

¹ 2003 г.; ² 2004 г.; ³ 2006 г.; ⁴ 2007 г.; ⁵ 2008 г.; ⁶ 2009 г.; ⁷ 2012 г.

Составлено по: The World Bank (Data Sets) http://data.worldbank.org/indicator/SI.POV.GINI; http://data.worldbank.org/indicator/SI.POV.NAHC

Официальная статистика, к сожалению, далеко не всегда дает точное представление об уровне реальной бедности. Это связано как с определенными методологическими трудностями, так и с тем, что официально установленная черта бедности (величина прожиточного минимума) может быть значительно ниже уровня, необходимого для обеспечения устойчивого социально-экономического развития. По мнению экспертов, реальные масштабы бедности в Казахстане существенно выше официальных данных (2,8%) и находятся в пределах 10–20% общей численности населения [2, с. 112]. По данным Института демографии и социальных исследований НАН Украины, в 2014 г. к бедным относилась почти треть украинцев, а в первом полугодии 2015 г. этот показатель составил уже 53,5% и имел устойчивую тенденцию к росту4242
  Демоскоп Weekly. 2016. № 675–676, 22 февраля – 6 марта. – http://demoscope.ru/weekly/2016/0675/panorm01.php#8


[Закрыть].

В странах СНГ наблюдается громадный разрыв в размере доходов богатых и бедных. Относительно низкий коэффициент Джини на Украине (0,25 в 2013 г.) обманчив и, к сожалению, свидетельствует о «равенстве в нищете» на фоне тотальной бедности украинцев. По данным Росстата, в середине 1990-х годов разница в достатке 10% самых обеспеченных россиян и 10% наименее состоятельных составляла 13,5 раз, а в 2013 г. – уже более чем 16 раз. Если опираться на данные независимых исследователей, то значение коэффициента Джини 0,42, которое приводит Росстат по состоянию на 2013 г., занижено как минимум в 2 раза. Сотня самых богатых россиян контролирует 30% богатства страны, в то время как на долю 10% самых бедных не приходится и 2% [15, с. 24].

Столь большой разрыв в доходах богатых и бедных является основой напряженности в обществе (усиливает чувство социальной несправедливости), влечет за собой неравенство возможностей, особенно в области образования и здравоохранения, а также приводит к увеличению смертности и падению рождаемости. В Армении, Белоруссии, Молдавии, России и Украине завершился процесс демографического перехода4343
  Демографический переход – исторически быстрое снижение рождаемости и смертности, в результате чего воспроизводство населения сводится к простому замещению поколений. Этот процесс является частью перехода от традиционного общества (для которого характерна высокая рождаемость и высокая смертность) к индустриальному.


[Закрыть]. Уровень рождаемости не обеспечивает даже простого замещения населения, для которого необходимо как минимум 2,1 рождения на одну женщину. В Азербайджане, Казахстане, Киргизии, Таджикистане, Туркмении и Узбекистане также постепенно набирает силу общемировая тенденция к уменьшению рождаемости и увеличению среднего возраста населения, хотя все еще и сохраняются высокие показатели воспроизводства населения (табл. 2).

Таблица 2

ОБЩИЕ КОЭФФИЦИЕНТЫ РОЖДАЕМОСТИ И СМЕРТНОСТИ (на 1000 человек населения)

Источники: [34; 35; 36, с. 282].

The World Bank (Data Sets): http://data.worldbank.org/indicator/SP.DYN.CBRT.IN; The World Bank (Data Sets): http://data.worldbank.org/indicator/SP.DYN.CDRT.IN

Сокращение общей численности населения, но с меньшей интенсивностью, чем в предыдущие годы, по-прежнему характерно для Белоруссии, Молдавии и Украины. Улучшение демографической ситуации происходит здесь в основном за счет снижения естественной убыли населения, вызванной как повышением рождаемости, так и снижением смертности. В Азербайджане, Белоруссии, России и Украине положительным фактором выступает миграционный прирост, а в Молдавии – сокращение миграционного оттока. В России в 2013 г. миграционный и естественный прирост способствовали увеличению численности населения страны на 320 тыс. человек.

Контрасты социального, в том числе демографического, ландшафта постсоветского пространства неизбежно усиливают потоки трудовой миграции. В 2015 г. в Таджикистане, Киргизии, Казахстане и Узбекистане (по данным за 2014 г.) был наиболее выражен вектор предпочтений стран региона СНГ. В Армении, напротив, произошел значительный спад ориентаций населения на трудовую миграцию в страны СНГ – с 38% от числа опрошенных в 2014 г. до 28% в 2015 г. Слабая положительная динамика наблюдалась в Казахстане и Киргизии. На Украине, в Грузии, Молдавии, Армении, Белоруссии и России растет интерес к странам Евросоюза [15, с. 41].

Для стран-доноров миграция играет позитивную роль благодаря денежным переводам и получению мигрантами новых навыков и знаний. По данным исследования Института общественного мнения Гэллапа, мигранты из Таджикистана и Киргизии очень ценят приобретенный опыт работы в России, 39% смогли в результате получить на родине более высокооплачиваемую работу после возвращения [41, с. 69]. Денежные переводы трудовых мигрантов вносят существенный вклад в нивелирование неравенства, частично блокируют расширение бедности, снижая тем самым социальную напряженность.

Так, на протяжении последнего десятилетия в Таджикистане, где около 60% населения живут за чертой бедности (менее чем на 2 долл. США в день на человека), для очень многих домохозяйств доля годового потребления, обеспечиваемая денежными переводами мигрантов, превышает 35%, а для бедных семей – 50%. В период с 1991 по 2011 г. в более чем половине таджикских домохозяйств были члены семей, выезжавшие для работы за границу. Таджикистан лидирует на постсоветском пространстве и по доле денежных переводов в ВВП (48%), значителен этот показатель и в Киргизии (31%). По оценкам Всемирного Банка, в Киргизии за счет роста денежных переводов и трудовой миграции удалось сократить уровень бедности населения с 68% в 2003 г. до 37% в 2013 г. [20, с. 5]. Кроме того, денежные переводы трудовых мигрантов являются и важными стартовыми условиями для реализации предпринимательского потенциала населения. Более половины домохозяйств в Таджикистане готовы вложить средства, полученные от трудовой миграции, в открытие и развитие собственного дела: каждый четвертый респондент хочет открыть магазин или торговую точку на рынке, около 8% хотят купить автомобиль, который можно использовать для заработка, еще 6% готовы открыть небольшое производство, 3% – кафе или ресторан [30, с. 15].

Однако снижение в последние годы темпов экономического роста в странах, принимающих трудовых мигрантов (главным образом в России), привело к резкому сокращению объемов денежных переводов мигрантов, ограничило рост потребления на уровне домохозяйств и многократно усилило их уязвимость в отношении бедности. По данным Национального Банка Таджикистана, в течение первых шести месяцев 2015 г. объем денежных переводов в долларовом выражении сократился на 32% по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года. Несмотря на то что снижение было менее резким (около 18%) в национальной валюте (сомони), потери доходов были гораздо значительнее, чем статистические данные о ВВП [12, с. 1]. Поскольку денежные переводы являются вторым по величине источником доходов домохозяйств страны, они стараются найти дополнительные каналы спроса на рабочую силу как внутри страны, так и на внешних рынках труда (помимо России и Казахстана).

В целом первая половина третьего десятилетия постсоветских реформ (2010–2015), к сожалению, пока только продолжает «историю восторженных ожиданий и упущенных возможностей» [40], в том числе и в социальном плане. Лавирование стран – соседей России между ЕАЭС и альтернативными интеграционными проектами, которые настойчиво предлагают им США, ЕС и Китай, постепенно сокращает унаследованную постсоветскими республиками взаимозависимость, «определенный уровень целостности и своего рода “остаточную” идентичность. Следы прошлого остались в размещении экономики и населения, транспортной сети, в широко используемых до сих пор советских технологиях, общем социокультурном и научном наследии, в существовании обширных социальных коммуникаций» [3, с. 190; 6, с. 12]. К коммуникациям, доставшимся «в наследство» от советского этапа развития, добавились новые, сложившиеся на базе потоков трудовой миграции как временного «маятникового» характера, так и связанного с переездом на постоянное место жительства (жители Киргизии и Таджикистана в России, жители Молдавии в России и Украине, граждане Узбекистана в России и Казахстане). Один из важных показателей социокультурной близости населения – непрекращающееся общение с родственниками, близкими, коллегами, находящимися в других странах. В среднем 57% респондентов в 2015 г. указали, что имеют такие связи на постсоветском пространстве [15, с. 68, 134].

По прошествии 25-летнего периода реформ приходится признать, что наименее проработанным при создании СНГ оказался именно социальный блок реформ: «…реформаторы действовали на основе крайних государственнических либо ультралиберальных идей, не отвечавших институциональным и культурным условиям и не учитывавших интересы значительной части общества, в то время как догоняющее развитие требует общественного согласия и координации усилий государства и бизнеса» [39, с. 133]. Ставка на достижение в первую очередь быстрого экономического роста в ущерб решению социальных проблем не оправдала себя не только на постсоветском пространстве. Как справедливо подчеркивает лауреат Нобелевской премии по экономике Саймон Кузнец, если экономический рост «…сопровождается увеличением неравенства в доходах, вытекающее из этого напряжение и конфликты могут вызвать кардинальные изменения в социальной и политической организации общества» [18, с. 122]. Иными словами, нельзя начать с экономических реформ, отложив далеко «на потом» социальные и политические трансформации, без которых невозможно устойчивое экономическое развитие. Однако в регионе, как показала практика, «во многих случаях конечная цель преобразований – улучшение условий жизни простых людей – отошла на второй план под натиском императивов экономического роста» [24, с. 183]. И опыт новых независимых государств наглядно подтверждает следующий тезис: «Исчерпание прежних механизмов экономического роста и вынужденный отказ от проведения сильной социальной политики обнажает проблемы и дисбалансы сложившейся системы, оставляя человека наедине с ухудшающейся социально-экономической ситуацией…» [31, с. 43]. Об это свидетельствуют и данные об объеме ВВП на душу населения и растущей безработицы в последние годы (табл. 3).

В большинстве стран региона уровень безработицы близок или превышает социально приемлемый (не более 10–12%). Ни одной из стран так и не удалось запустить механизм вертикальной социальной мобильности. Более того, многочисленные социологические опросы, начиная с середины 1990-х годов, фиксировали нисходящий характер социальной мобильности большинства населения, следующий из сравнения респондентами своего прошлого и нынешнего социальных статусов [1, с. 109]. Не воплотился в реальность ни один из основных лозунгов, под которыми начались реформы 1990-х годов: свобода работать и зарабатывать без ограничений и открытие новых лифтов социальной мобильности через бизнес. Вместе с тем, согласно социальной теории, существует прямая взаимосвязь между условиями вертикальной мобильности для широких слоев и групп населения, с одной стороны, и оценкой ими справедливости социального устройства – с другой [10, с. 20].

Таблица 3

ВАЛОВЫЙ ВНУТРЕННИЙ ПРОДУКТ И УРОВЕНЬ БЕЗРАБОТИЦЫ В СТРАНАХ СНГ

* Оценочные данные.

** По методологии МОТ (включая численность ищущих работу самостоятельно – без обращения в службу занятости).

Источники: [13, c. 13–14; 36, c. 288–289; 25, с. 46].

The World Bank (Data Sets): http://data.worldbank.org/indicator/SI.POV.GINI; http://data. worldbank.org/indicator/NY.GDP.PCAP.PP.CD; http://data.worldbank.org/indicator/SL.UEM.TOTL.ZS; http://data.worldbank.org/indicator/SI.POV.NAHC

Неудачный старт реформ на постсоветском пространстве в начале 90-х годов истекшего столетия (прежде всего, приватизация и ваучеризация государственной собственности) подорвал и без того хрупкий кредит доверия населения к преобразованиям. В 2003–2011 гг. за возможность пересмотра итогов приватизации выступали от 68 до 75% россиян. При этом россияне ставят под сомнение как легитимность сложившихся за четверть века реформ прав частной собственности (80% респондентов), так и легитимность самого института (30% респондентов) [9, с. 36, 45, 48]. В 2015 г. 2/3 респондентов в РФ считали, что в результате приватизации выиграли чиновники, управленцы и представители теневого бизнеса, лишь 7% назвали себя лично и свою семью [21, с. 41].

Несмотря на то что уровень бедности в России к 2013 г. снизился до 11,2% (с 33,5% в 1992 г.), выигравшими от происходящих в стране перемен чувствуют себя только около 8% россиян, еще 14% – проигравшими. Основная масса (63%) констатирует, что в целом все осталось по-прежнему, 15% затрудняются ответить, лучше им сейчас или хуже. Поэтому различия в оплате труда сегодня воспринимаются более болезненно, чем во времена перестройки, и в несправедливости столь большого разрыва в окладах между богатыми и бедными в 2014 г. были уверены уже 41% жителей страны (по сравнению с 29% в 1989 г.). Несправедливость всего происходящего в обществе часто или иногда ощущали 86% россиян. Причем этот показатель держится на одном уровне на протяжении всего времени проведения реформ: в 1995 г. так думали 87%. Около 62% россиян считают, что их труд оплачивается несправедливо или не всегда справедливо, и лишь 20%, что справедливо. Только половина работающих россиян (51%) полагают, что получаемое ими денежное вознаграждение (включая заработную плату, премии и т.д.) соответствует объему и сложности работы, которую они выполняют. Чувство несправедливости, несоответствия труда и вознаграждения испытывают 43% работающих, и оно тем острее, чем ниже заработная плата. Однако такая корреляция в первую очередь связана не с чувством зависти к тем, кто получает больше, а с запросом на достойную жизнь, уважение к человеку, независимо от его доходов [16, с. 25, 26].

Основные проблемные зоны социального ландшафта постсоветского пространства четко фиксируют данные опросов социологической службы Гэллапа (табл. 4).