Текст книги "Три выбора"

Успокоившись, я снова обратился к экрану монитора. Итак, папка «О жизни Ленина».

В папке было несколько файлов. Первый, который я и открыл, назывался «Общие соображения по теме». Там речь шла о том, что биография Ленина дает прекрасный пример проявления эвереттических склеек. Сама теория Эверетта – давал я себе указание – не должна подробно рассматриваться, на ее детальное изложение следует дать только соответствующие ссылки.

Предполагается, что современный читатель в принципе знаком с тем, что в 1957 году Хью Эверетт опубликовал статью, в которой изложил свое видение квантовой механики.

Для себя я решил, что читателю для понимания статьи должно быть знакомо следующее. В соответствии с эвереттическим взглядом на мир, во всех тех случаях, когда любая «материальная система» находится в процессе перехода от одного состояния к другому, причем результаты этого перехода могут быть разными, «на самом деле» осуществляются ВСЕ возможности. Иными словами, согласно Эверетту, когда бросается монетка, то выпадает не «орел» ИЛИ «решка», а возникают (и «в дальнейшем» реально существуют!) по крайней мере три различных вселенных, в одной из которых выпал «орел», в другой – «решка», а в третьей монетка «встала на ребро».

Выражение «по крайней мере» употреблено не случайно – различных вариантов даже в этом, простейшем примере, гораздо больше. Так, ветвь Мироздания (или, в терминологии эвереттизма, «мультиверса»), где выпал «орел», состоит из множества очень похожих «веточек» (или «волокон»), в которых этот «орел» устремляет свой взор то «на запад», то «на восток», то «на юг», то «на север». Понятно, что и эти «веточки» также расщепляются – «на северо-северо запад», «юго-юго восток» и т. д. Тоже можно сказать и про ветвь «решки».

И вообще процесс бросания монетки можно условно изобразить в виде ветвящегося древа – в момент броска ствол «исходного состояния» разделяется на три ветви – толстую ветвь «орла», которая, если присмотреться внимательнее, состоит из многих волокон – орел «смотрит на север», «смотрит на юг» и т. д., такая же толстая ветвь «решки», и тонюсенькая веточка «на ребро». Толщина ветвей соответствует тому, что и в квантовой механике, и в «обычной жизни», мы называем вероятностью того или иного исхода броска.

Если теперь вместо монетки представить себе реального человека (в данной статье – Ленина), то можно обнаружить, что его жизнь – это переплетение огромного числа ветвей и веточек эвереттических развилок, или, если употребить другую образную систему – некий канат, состоящий из жгутов и волокон разной степени ворсистости. Каждая ветвь и веточка – результат того или иного жизненного выбора, поступка.

И здесь возникают два принципиальнейших вопроса.

Первый – «где» эти ветви, веточки, жгуты, ворсинки существуют? В каком-то «надпространстве», огромном настолько, что оно способно вмещать ежесекундно умножающуюся массу все новых вселенных? Такой ответ справедливо порождает ощущение некоей дурной бесконечности. Гораздо естественнее другой ответ – все сущее извечно существует, но логически-связно реализуется только в нашем сознании. То есть ветвление – это процесс не порождения, а только проявления неких предвечных сущностей. Да, такой ответ порождает новые вопросы о природе времени и функциях Сознания, но кто сказал, что эвереттика решила все вопросы? Она поставила исключительно интересные новые – и спасибо ей за это!

Второй – существуют ли эти ветви строго сами по себе, никак не взаимодействуя, или при каких-то условиях их контакты приводят к следам, которые мы можем обнаружить в «нашем мире»? То есть ситуация требует – «коснися ж струн моих…». Воспользуемся призывом и рассмотрим ее подробнее.

В классической статье Эверетта предполагалось, что справедливо первое предположение – все «параллельные миры» являются «строго параллельными» и не взаимодействуют друг с другом. Но логика и история науки подсказывали мне, что запрет на взаимодействие – это аксиома, которая нужна была Эверетту на первом этапе формулировки нового взгляда на природу вещей. И, так же, как в геометрии, отказ от этой аксиомы не разрушает всю систему в целом, а только расширяет границы ее применимости.

Именно из таких соображений и была выдвинута гипотеза о «склейках» – возможном взаимодействии эвереттовских «параллельных», при которых в нашем мире обнаружились бы «странные», «загадочные», «чудесные» явления – материальные свидетельства реальности параллельных миров.

Кроме того, логично было бы предположить и существование таких склеек, которые не оставляют материальных следов, а целиком относятся нами к психическим явлениям, а точнее – к их аномалиям. Но это – отдельная тема, которая меня пока не очень волновала. Её разработку начал Ю.В.Никонов, ещё не будучи звездой психиатрии первой величины, каковой он сейчас является.

В статье о Ленине я хотел рассмотреть вопрос о том, насколько часто встречаются свидетельства «материальных склеек», как правильно их интерпретировать, как изменяется наш взгляд на Историю в случае появления убежденности в их реальности – то есть то, что является предметом разработки на нынешнем этапе развития «классической эвереттики».

Сейчас становится все более понятным, что склейки – абсолютно обыденное явление природы и они не попадают в поле нашего пристального внимания именно в силу своей обыденности, как не принимается в расчет окружающий нас воздух, до тех пор, пока он не проявится в виде ветра, бури или какого-то другого особенного явления.

Все эти «пропавшие очки», «потерявшиеся квитанции», «неожиданные находки», «компьютерные глюки» – это именно не замечаемый нами «эвереттический воздух», настолько привычный, что мы даже не задумываемся о его присутствии. То же самое можно, вероятно, сказать и о различных «кунштюках сознания» в «психиатрической эвереттике».

Но иногда (и чем чуднее, тем реже!) мы встречаемся и с удивительными чудесами – каким-нибудь полтергейстом, «кругами на полях», летающими тарелками и т. п. Именно к таким особенным проявлениям склеек относятся и исторические документы, противоречащие «твердо установленным» историческим концепциям.

Поэтому главной «изюминой» написанной мною статьи является недавно рассекреченный документ – письмо Ленина одному старому другу в Швейцарию. Содержание этого письма показывает нам его автора в таком свете, который совершенно «не вяжется» с каноническим образом Ленина – «несгибаемого борца за дело пролетариата». Показателен сам факт существования этого документа. Его анализу и философско-эвереттической трактовке и посвящена в основном эта статья.

Кроме Ленина героями этой статьи должны стать те люди, которые окружали его и имели отношение к появлению, существованию и трактовке этого поразительного документа. Среди них и философ Дегорин, и диктатор Муссолини, и главный архивист Рассеи Козлов и многие другие политики, философы, журналисты, писатели и «просто читатели».

Дальше шли выписки, цитаты, ссылки на исходные материалы. Их я читать не стал и закрыл файл. Сама статья была достаточно объёмной, а времени у меня было мало – глюки в голове ведь уже начались! И встал «микрогамлетовский вопрос» – читать или не читать?

Хотя это была и хорошо знакомая мне статья, однако работа по вычитке – одна из самых тяжелых в процессе написания любого текста – от расписки в получении ссуды до философского трактата. Тут я как-то особенно ясно ощутил, что стою на «классической» эвереттической развилке. Сознание слегка затуманилось, и мне показалось, что процесс чтения не только пошел (что так радовало в свое время последнего Генсека), но уже и завершился – я, во всяком случае, больше читать этого не буду. Пусть Андрей Скляров теперь читает…

Ах, нет! У любой статьи есть ещё и обязательный «довесок» – список использованных источников. И я снова открыл файл статьи…

…Уф! Теперь, кажется, всё… Фамилии, названия, издательства, страницы сверены с подготовительными материалами. Нужно бы, конечно, проверить ещё раз и Интернет-ссылки, ибо чудит в последнее время Интернет, ой, как чудит! …

И есть что-то серьезное в этой статье о Свирле, неизвестно как попавшей в почтовый ящик ее публикатора. Мир Интернета действительно живет какой-то своей жизнью, отличной от воли его авторов. Ссылки порой выдают какие-то загадочные тексты, явно не те, на которые эти ссылки делались, и возникающие на экранах мониторов странные тексты содержат информацию, которую можно с первого взгляда отнести или к розыгрышу, или к фантастике, или к бреду сумасшедшего или… к склейкам!

И нужно бы заняться всем этим поподробнее. Нужно бы и к почте присмотреться – спам порой такое приносит! Но мало ли чем стоило бы заняться!

Хотел бы я, например, завтра посмотреть последний «клад» – кучу мелочи, которую я выкупил у профессионального нищего, сидящего в подземном переходе. Что-то такое там было «подозрительное», из-за чего я и не пожалел сотенной, которую «нищий» на всякий случай проверил ультрасинатовым детектором валют – то ли редкий «юбилейный» биметаллический червонец, посвященный полету Гагарина, на аверсе которого по странной ошибке монетного двора был отчеканен профиль Титова, то ли фальшивый пятирублевик из сплава Вуда. Да не будет этого – завтра с утра запоет о чем-то тайга «под крылом самолета», на котором я полечу в Амгарск…

… Но перед глазами поплыла не тайга, а та, первая комната с тайваньским телефоном. Чей-то палец с неровно остриженными ногтями крутил диск салатового дешевенького аппарата. В тишине было слышно его прерывистое дыхание, даже посапывание, и мягкий стрекот вращающегося диска. После того, как на том конце провода сняли трубку (а я слышал перед этим длинные гудки), незнакомый мне голос с некоторым напряжением спросил:

– Алло… Отец, это ты?.. Да нет, я не спросонья. Ну, мало ли кто! Ладно, прости, не сообразил, что в твоем кабинете никто, кроме тебя, трубку снять не может. Не узнал – богатым будешь! Что?.. Не хочешь сквозь игольное ушко? Да все равно ведь как-то нужно – не минуешь этого. А через ушко ли, через «второе кирильцо» – не все ли равно? Не будешь же ты даже и там в очереди стоять!.. Хорошо, понял – у тебя достаточно связей, чтобы Святой Петр не мешкал при оформлении входной визы…

Последнюю фразу голос произнес со смешком, но тут же перешел на серьезный тон:

– Сходил я… Да нет, один, конечно! Я его отправил на 24 этаж в женский туалет кран чинить – подтекает и барышни из «Либресс инвизибл», торговый дом их там, жалуются, что, неровен час, потечет потолок в мужском на 23-м, так что тогда о них мужики из дилерской конторы «Кондом и сыновья», которая как раз на 23-м, говорить будут?!.. Ага! И барышни эти предполагают примерно тоже…

Под конец этого диалога тон снова стал игривым, но тут же снова и охладел:

– Нет, с ключами особых проблем не возникло. Тут как раз недели три назад, когда я дела начал принимать, охрана, побаиваясь моей инспекции, генеральную уборку проводила. Ну, и в ящике для ключей пыль вытирали. Как-то неловко его тряхнули – банки и посыпались. И печати где смазались, а где и вовсе поотлетали. Всех арендаторов, естественно, попросили обновить. Куда там! Только двое из семерых это сделали… Да конечно, это для них, «деловых», пустое дело, мелочь, формальность…

На другом конце провода, вероятно, проявилось раздражение этой болтовней, потому что голос прервался и следующую фразу произнес строго, почти официально, но, в то же время, и с явным торжеством:

– И, представь себе, не зря! Бумажонка одна оказалась о-о-чень любопытная! Нет, читать я ее не буду. Ребус это… Думаю, что ты его разгадаешь быстро и не без пользы… Я уже для себя кое-что из нее извлек и на заметку взял – есть тут жирненькие телята и телки, будет кого за вымя взять… Да не все они мои – и тебе кое-что остается… Я к тебе сейчас приеду…

Глава 18

О вечернем чаепитии с Нателлой, парадоксах квантовой механики и неорганической химии, рассеянном студенте, а также о качестве тосола. Первый морок об отце и сыне.

 
Всё в ней – жизнь, и свет, и звуки:
Подходи лишь только к ней
Не с анализом науки,
А с любовию детей!
 

Вздрогнув от очередного клочка сонного тумана, я смог ухватить из него только вид корявого пальца, крутящего телефонный диск, да почему-то название фирмы «Либресс инвизибл». Наверное, запомнилась из какой-нибудь надоедливой телерекламы – то ли детской присыпки, то ли турагентства…

Закончив работу над правкой статьи, я взглянул на часы. Время приближалось к полуночи, Нателла уже спала после сегодняшнего «сумасшедшего» для нее трудового дня. С утра она действительно проводила занятия с коммерческими студентами, у которых через пять минут после начала семинара от честных попыток вникнуть в механизм действия квантовых законов, от всех этих «принципов неопределенности Гайзенберга», и «полуцелых спинов электрона» определенно «поехала крыша».

А что ещё могло произойти с головами этих будущих менеджеров, когда Нателла говорила им, что в соответствии с «принципом Гайзенберга» один и тот же электрон может и участвовать в образовании химической связи между двумя атомами водорода в пузырьке газа, поднимающегося со дна стоящей перед ними на столе пробирки с железными опилками, залитыми соляной кислотой, и может быть обнаружен американовским роботом, ползающим по удаленному от нас на 60 миллионов километров Марсу?

И могли ли они представить себе строение какой-нибудь 2s-орбитали с ее «луковичными» слоями электронной плотности у атома углерода, входящего в состав тех самых мозгов, у которых уже «поехала крыша», но которые все-таки должны были эту двухслойную луковичность осмыслить?

Или понять, что у электрона (того же самого, «пробирочно-марсианского»), частицы по «научным представлениям абсолютно точечной», вместе с тем есть хоть и «полуцелый» (в единицах планковсого кванта действия), но вполне реальный «вращательный момент», порождающий магнитное поле и, возможно, какое-то новое электромагнитное излучение? «Вращение абсолютной точки вокруг собственной оси» – могут ли понять такое даже хорошо проплаченные «коммерческие мозги»?

И могла ли всерьез пенять им на это Нателла? А ведь через месяц, в зимнюю сессию, какой-нибудь доцент, принимающий экзамен, «влепит» такому студенту двойку, да ещё спросит при этом: «А кто у вас семинары вел? Разве он вам не объяснил этих элементарных вещей?».

А вечером, за «обедом-ужином», Нателла говорила мне, что и сама она воспринимает эти кунштюки квантовой механики, конечно, как «объективную реальность, данную нам в ощущениях». Например, подобную столь запомнившейся нам по летней прошлогодней экскурсии в господский дом подмоковной усадьбы «Молоди», но понимает, почему так все устроено в этом мире, не больше, чем поняла тогда замысел строителей таинственной усадьбы даже после объяснений нашего сына-альпиниста, обследовавшего ее загадочные подвалы, закутки неясного предназначения и длинный коридор на почти обрушившемся втором этаже с окнами во внутренние комнаты…

Этот момент, когда мы обмениваемся дневными впечатлениями, я очень люблю потому, что мы почти всегда в это время находимся и «в фазе» и на одном уровне жизненного процесса – я глубокая «сова», а Нателла – «жаворонок», так что ко времени обычного нашего «приема пищи» – между «файф-о-клок’ом» и семичасовым выпуском теленовостей – я уже «вошел во вкус» текущего дня, а она – «ещё не вышла» из него.

В Мелехово, в музее А.П.Чехова, в коридоре перед столовой находится знаменитый «Дорогой многоуважаемый шкаф!». В нем мать Чехова прятала варенье и прочие сладости. Надеясь на его благосклонность и открытие доступа к сладостям, дети, гостившие в имении, обращались к нему столь почтительно.

Я бы, с учетом заслуг в гармоническом течении нашей семейной жизни, к нашему кухонному столу, за которым нами с Нателлой столько сказано друг другу, применил более уважительное обращение: «Наипредостопочтеннийший кухонный стол!»

Кстати, именно здесь, за этим кухонным столом, и произошел сегодня ключевой эпизод этой загадочной истории с винтиком из дужки моих очков – «Вскрытие грейпфрута»…

А после семинаров пришлось Нателле ещё проводить дополнительные лабораторные работы с «хвостистами». Тут уже она выступала в роли «мучителя-доцента» и задавала бедным «коммерсантам», пришедшим после пропуска всех уже состоявшихся работ практикума, коварные вопросы «на засыпку».

Так, для того, чтобы определить, журнал какой именно группы взять из ячейки шкафа, где документы хранились рассортированными по фамилиям преподавателей, она наивным тоном спрашивала: «А кто у вас занятия вел?» И бедолага, не посетивший ни одной лабораторной работы, должен был выкручиваться из этой колючей для него ситуации. В ответ звучало, как правило, классическое: «А я не помню…».

Но Нателла продолжала мучительный допрос (ей-то каково перелопачивать три десятка журналов в поисках фамилии студента!) и «конкретизировала»: «Так Буйнов или Шпагина?». И, в «условиях дефицита времени», от замороченного чехардой преподавательских лиц бедолаги-прогульщика порой звучало: «А я их путаю…». На что обескураженная Нателла уточняла: «Буйнова со Шпагиной путаете?!». И заливающийся зеленью стыда студент, осознавший, какую глупость он сморозил, продолжал все-таки упорствовать: «Ага!..»

И вот с таким контингентом нужно было еще и проводить демонстрационные опыты! Сегодня их тема звучала так: «Окислительно-восстановительные реакции». Опыты, конечно, красивые – одни только цветовые переходы малиново-синатового раствора перманганата калия чего стоят! Тут и нежно-фиолетовая окраска в щелочной среде, и зеленовато-бурый осадок в нейтральной, и почти прозрачный, нежно-голубой цвет сильнокислого раствора.

А классическая реакция термического разложения бихромата аммония! Когда изначально голубая конусообразная горка порошка бихромата, подожженная сверху риновым пламенем горелки Бунзена, начинала извергать фиолетовый «вулканический пепел» двуокиси хрома, образующей быстрорастущий конус «вулкана», а нагретый в его жерле воздух оранжевой, краснеющей при охлаждении на высоте полуметра струей, поднимался из раскаленной до зеленого свечения вершины!

Но красота эта требовала и предварительной подготовки растворов и последующей уборки и мытья многочисленной посуды! А после лаборатории нужно было ещё набрать на компьютере объемистую докладную записку с перечислением названий и марок списываемого в этом семестре оборудования и реактивов с обязательным приложением обоснования расходных норм на этилгидроксид.

Последнее было особенно тягомотным, ибо повторялось при каждом акте списания, хотя и так все прекрасно знают, что сумма объёмов этой жидкости, использованной для протирки оптики, приготовления растворов индикаторов и в других «научных целях» всегда меньше ее объёма, полученного на складе химреактивов. И причина этого давно открыта и зафиксирована даже в студенческом фольклоре:

 
Как ни строг у вас учёт —
Мимо колбы утечёт
То, что душу так бодрит —
Этилена гидроксид!
 

Тягомотность возникала именно потому, что всем была прекрасно известна причина («подходи лишь только к ней не с анализом науки») того, за какие такие «коврижки» так любят именно кафедру химии стеклодувы, сантехники, механики, электрики, маляры, штукатуры, пожарные, сторожа и даже некоторые доценты и профессора с других кафедр, не имеющих доступа к «веселящей душу» жидкости с молекулярной массой 46 дальтонов, являющейся предметом особого учета и столь строгого контроля!

И этот секрет Полишинеля требовали хранить как государственную тайну и дважды в год писать эти акты с расшифровкой расхода с точностью до миллилитра! Не иначе, как для каких-то лохов из ЦРУ, которым наше ГРУ подбрасывает эти отчеты (за отдельную, конечно, плату, пополняющую стабилизационный фонд) в виде «дезы» о высоком уровне трезвости в нашем обществе.

И ведь ещё предстояло добраться до дома в плотном потоке моковских машин, ползущих со скоростью черепахи от одной пробки у светофора до другой или буквально толкающих друг друга на сужениях, возникших при проведении дорожных работ, затеянных «с целью повышения пропускных способностей магистралей» еще ранней весной и не оконченных до сих пор. А сугробы на обочинах? А мороз, от которого замерзает даже тосол, если в спешке или по незнанию при заливке не обратил внимания на его производителя (только импортный!)?

Так что я прекрасно понимаю всю степень сегодняшней усталости Нателлы и тихонько (она спит очень чутко) крадусь на кухню и включаю чайник – без глотка крепкого чая мне не удастся закончить намеченную на сегодня работу. А её ещё много, хотя перед полетом нужно бы поспать хотя бы часа 4, а лучше – 5.

Ничего, отосплюсь в самолете – только бы «заботливая стюардесса» не разбудила идиотским по несвоевременности предложением «выпить чашечку кофе»…

Разбудила меня не стюардесса. Разбудил солидный, очень пожилой мужчина со следами спортивной – или военной? – выправки, с округлыми, несколько оплывшими чертами лица, обрамленного сверху остатками когда-то явно буйной шевелюры, который поднялся из-за стола, очень похожего на стол в кабинете Василия Васильевича и, шагая мне навстречу, сказал:

– Ну, подставляй макушку, Мефодий!

На мгновение промелькнуло это незнакомое мне лицо. Как было ясно видно вблизи – старческое, покрытое не желто-розовой, просвечивающей, а вышедшей на поверхность кожи зеленоватой сетью капилляров, и сверху раздался чмок поцелуя.

Человек снова уселся в свое кресло, показал жестом, что и носитель моих глаз может сесть, и нетерпеливо сказал:

– Давай, не тяни, показывай хабар!

Левая рука Мефодия оттянула маренговый лацкан фланелевого пиджака (где же это я видел очень похожий оттенок совсем недавно?), а правая достала из внутреннего кармана небольшой предмет из хорошей пластмассы светло-серого цвета, напоминавший с первого взгляда приличную зажигалку.

– На флэшку скинул, – сказал, ухмыляясь хозяин кабинета. – Правильно! Начальству – флэшку, а оригинал, небось, уже лежит где-нибудь в схроне? Грамотно, хвалю… В семейном, значит, нашенском архиве… А и пусть лежит… Вот стану мемуары писать «Записки кагэбэшного волчары» с подзаголовком «50 лет на страже Родины Слонов» – пригодится…

Говорил он все это глядя мне в глаза, в то время как его руки сняли крышку «зажигалки» (там был разъем, а не ожидавшееся мною колесико для добывания искры), вставили предмет в ноутбук и начали бегать по клавишам клавиатуры.

Когда на экране появилась «картинка», я без труда узнал в ней добычу ночного посетителя кабинета шефа – роспись «воздаяний» сотрудникам и «нужным людям». И пиджак вспомнил – Мефодия Филипповича, нового начальника нашей охраны, был этот пиджак.

И понял я, что именно в этом пиджаке будет теперь ходить Тот, кто владеет Волей шефа и направляет курс нашего корабля – «Ипотеха»…

Глава 19

О спаме в электронной почте, появлении у нас международной фотокорпорации, происхождении названия «Моква», кавказских сепаратистах, моих детских воспоминаниях, философском определении материи и физическом диапазоне видимого спектра, а также о получении Очень важного письма. Второй морок об отце и сыне.

 
Две параллельные дороги
Пройти нам в жизни суждено:
Мы снисходительны – вы строги;
Вы пьете квас – мы пьем вино.
 

Смахнув очередную тревожную маяту, от которой остались смутные образы рисунка старческой кожи, фирменной зажигалки для трубок с боковым факелом и, почему-то, слоган эпохи Стального Вождя «Рассея – родина слонов!», я прихватил на кухне кружку с горячим чаем и отправился к себе в комнату.

Так, теперь – проверка почты. И ответы на самые срочные письма. Кто нам сегодня пишет? Посмотрим… Пришло за день… Аж 49 писем! Неужели столько людей сегодня вспомнили обо мне? Нет, конечно! В основном все это спам, спам, спам…

Вот предлагают дачные участки площадью «от гектара и выше», вот – приглашают принять участие в прибылях какой-то исландско-малагасийской фирмы, вот соблазняют узнать (всего-то за 100 лысорозовых!), как научиться зарабатывать 200 в день (обучение – трехдневное в неоловом конференц-холле гостиницы «Сиреневый закат» около бывшей ВСНХ с 12 до 18 часов, бесплатный кофе входит в стоимость обучения), вот – предложение за ту же сотню «розовых бутонов» оформить любой документ – от справки об успешном прохождении теста на беременность, до диплома нобелевского лауреата, при этом «конфиденциальность и бесплатная курьерская доставка в пределах Садового кольца гарантируются»…

Какие-то письма на ябонском и иврайте, предложение «поднять голос своего гневного протеста против засилья олигархов» от «Международного комитета за равноправие всех форм собственности». Разумеется, и многочисленные призывы «приятно отдохнуть в обществе образованных пенсионерок без комплексов». Короче – спам, спам, спам – в «корзину» его, в папку «удаленные»!

Однако, стоп! А это что за Ксения Максимова из ЭФОК? Не тот ли это самый ЭФОК, который, как сообщил мне недавно лучший знаток Его биографии Евгений Борисович Цивошвех из Тормасока, кормит последние десять лет нашего нобелиата? Что пишет эта барышня? «Сейчас нет необходимости посещать фотосалон для того, чтобы распечатать свои фотографии. Достаточно посетить сайт www.mkadr.ru, регистрируетесь, получаете доступ, на который Закачиваете фотографии, которые Вам нужны, указываете адрес для доставки и свой контактный телефон. С Вами связывается наш менеджер и уточняет необходимые детали. Вы утверждаете свой заказ и в течение трех рабочих дней Вы получаете свои распечатанные фотографии уже на ФОТОбумаге! Стоимость одной фотографии 10х15 – 6 рублей. Курьерская доставка по Москве 150 рублей».

Забавно! Писала это – судя по стилю и небрежению к правилам грамматики – какая-то не очень грамотная особа. Даже в названии города допущена смешная опечатка – появилась столь нашумевшая в последнее время нелепая «Москва».

И это вместо вполне осмысленного слова «Моква», которое ясно говорит человеку, для которого рассейский язык является родным, что город расположен в регионе с избыточной влажностью! Исстари эту особенность его обитатели знали, а потому и зафиксировали в ясном топониме, несущим информацию о природной влажности местности («мокрое» это место!), усилив и подчеркнув «мокроту» с фольклорной игривостью введением звукоподражательного лягушачьего слога «ква».

Так кстати, когда-то и писалось это слово – «Мок-ква». И только во времена реформы рассейского языка, великий его преобразователь Николай Еремеевич Струйский II решительно сократил его на одну букву и, значительно облегчив произношение, придал ему новую экспрессию. И прав наш замечательный поэт Николай Уболотский, когда призывает нас помнить заслуги Николая Еремеевича перед рассейской словесностью:

 
Ты помнишь, как из тьмы былого,
Из блат взращенная Мок-ква,
По воле Струйского второго
Теперь есть Матушка-Моква?
 

А у автора этого письма с детства знакомая «Матушка-Моква» вдруг совпала с печально известной карикатурной аббревиатурой «МОСКВА» – «Министерство Обороны Северо-Кавказской Вневедомственной Ассоциации», ибо неизбежно ассоциируется у грамотного рассеянина с недавно возникшей незаконной территориальной единицей в составе Рассеи – «НОСКВА» – «Независимая Особая Северо-Кавказская Вневедомственная Ассоциация». Особенно печально, что эта самая «вневедомственность» – просто неуклюжее прикрытие сепаратистских устремлений лидеров этого неконституционного образования. Это стало окончательно ясным (и обозначило реальную опасность!) после создания ими так называемого «Министерства Обороны»…

Но, если простить эти неизбежные «издержки становления» в столь далекой лингвистической среде, можно только приветствовать появление у нас ЭФОКа. Значит, Его бизнес стал транснациональным и за последние полвека прошел путь от любительства, ограниченного «щёлканием» друзей и сослуживцев, до большого дела, до создания корпорации, которая вот уже и у нас в Мокве открыла двери своих салонов и офисов.

Помню, каким ментальным шоком отозвалось открытие на Пушкиновой площади первого «Мак-до-Донышка», уютные заведения которого я потом встречал почти в каждом крупном рассейском городе. Они спасали мой желудок от необходимости глотать пачками активированный уголь и «Немезид-Форте» после «употребления вовнутрь» результатов жульнической изобретательности местного общепита, таких как котлеты из позавчерашних отбивных и беляши с мясом неизвестных зоологии животных.

А потом пришли и «Samsud», и «Mersebes», и «Kefal’» и многие другие, сделавшие наш быт если и не цивилизованным, то, по крайней мере, настолько похожим на цивилизованный, что, попадая куда-нибудь на юг, например, на океаническое побережье Порт-у-Галлии, на ее замечательные пляжи в Аль-Гарви, или, наоборот, на север, на берега нордических фиордов, уже не удивляешься ни чистоте их, местных «Мак-до-Донышков», известной тебе ещё по башкирскому Салаваю, ни ароматному табачку «Cherry Ambrosia», давно знакомому по тёмно-зеленым благородного вида пачкам, в которые упаковывают его в подмоковном Солнцеграде на улице Зеленая, дом 69-а.

Теперь вот пришла пора и цивилизованного фотосервиса. Но то, что она пришла к нам именно с ЭФОКом от создателя теории, открывшей многомгновенный мир мультиверса, который стал всеобщим достоянием после его интерпретации Дж. Барбуром, безусловно символично.

Весьма, на мой взгляд, точно эту интерпретацию иногда ещё называют «фотоальбомной», имея в виду, что мультиверс по Барбуру – это собрание «мгновенных состояний» мироздания, как бы его «фотографий», движение и время в котором возникают из-за перемещения нашего сознания от кадрика к кадрику по законам логики и причинности благодаря таинственному дару – нашей свободе воли.

Символично также, (и мне, рассеянину, не скрою – приятно!) и то, что термин «фотография» в современную философию ввел наш соотечественник Владимир Ульянов-Ленин в своей знаменитой (и как бы ни относиться к ее содержанию – действительно эпохальной по своему влиянию на деятельность нескольких поколений отечественных философов) книге «Материализм и эмпириокритицизм», к появлению которой приложили свою руку и евруй Дегорин, и итальянец Муссолини…

Я принадлежу к тому поколению, которое входило в жизнь в окружении деревянных «Моквичей» на тихих и извилистых, но вполне для них «проходимых проезжих частях» Арбатовских переулков, суточных щей «м.б.б.м.» в рабочих столовых, фотоаппаратов «Юный КГБэшник», заправляемых 35-мм фотопленкой «Свема» чувствительностью 45 ед. ГОСТ.

А голова была забита цитатами из ещё «тёпленьких», прямо из-под печатного станка, неолово-синатовых томов 5-го издания 55-томного ПСС В.И.Ульянова-Ленина и, особенно, из его 18 тома, где дано «классическое определение материи».