Текст книги "Объединенная нация. Феномен Белорусии"

Никакой глубокой теоретической проработки этой политики не было.

Беларусь пошла по очень стандартному для крестьянской производственной культуры пути выхода из пришедшего извне кризиса: затянуть пояса, работать больше, есть меньше, сохранять орудия труда и семена, помогать друг другу чем можно и упорно ждать, пока погода изменится к лучшему.

Если искать терминологический аппарат, адекватный белорусскому пути, то лучше выстраивать его вокруг понятий «прагматизм» и «здравый смысл» со всеми плюсами и минусами этих понятий.

Можно сказать и наукообразно: Беларусь искала менеджерское решение для сохранения своей крупной промышленности, а не идеологическое, ценностное решение, на какое пошли почти все постсоветские страны, провозгласившие переход к рыночным реформам. В Беларуси не происходило перехода к новой системе ценностей, происходила адаптация сложившейся к концу 80-х годов социально-экономической системы к новым внешним и внутренним вызовам. Высокая инфляция являлась косвенным налогом на секторы экономики, не связанные с промышленностью, в пользу крупной промышленности.

Примерно та же политика проводилась и в сельском хозяйстве. Здесь также была сделана ставка на сохранение крупного товарного производства и на медленные темпы развития фермерства, дабы не развалить существующие колхозы. Государство сконцентрировало основные ресурсы на поддержании нескольких десятков особо крупных производителей сельскохозяйственных продуктов. Об этом, кстати, оглядываясь назад, очень четко официально высказался и А. Лукашенко: «И, естественно, когда было сложно, мы вкладывали деньги и спасали предприятия, которые нам должны были дать через год-два немедленный эффект. Какие это предприятия? Это те, которые в советские времена были маяками, флагманами. Таких мы определили 60. Дальше. Мы спасали комплексы. Потому что они способны были дать стране необходимую продукцию. Птицекомплексы, свинокомплексы, комплексы по производству говядины. И это было оправданно. Потом пошли к средним предприятиям, колхозам, совхозам и так далее. И тоже получили определенный эффект. Сейчас настало время и остальными заняться. Довести до высочайшего уровня и те, которые сегодня на высоком уровне». (Выступление президента на выездном республиканском семинаре в Дрогичине по вопросам реализации Государственной программы возрождения и развития села на 2005–2010 годы. 27 мая 2005 года.)

Вообще надо сказать, что эта речь А. Лукашенко идеально описывает философию и основные действия Беларуси в отношении хозяйства. А. Лукашенко не говорит лишь об особой политической роли сельского хозяйства РБ, которую он подчеркивал в течение всего времени своего президентства: сельское хозяйство РБ должно обеспечить продовольственную безопасность Беларуси, то есть потребление импортных продуктов не должно превышать 20 %.

Продовольственная безопасность рассматривается в Беларуси как обязательный элемент социально-экономической сиситемы и гарантия успеха избранного пути развития. Свыше 80 % потребляемых продуктов Беларусь производит сама. Основную часть продуктов горожане в годы кризиса производили на собственных дачных участках или в приусадебных хозяйствах своих деревенских родственников.

В колхозах была проведена внутренняя реформа землепользования: колхозники получили де-факто в личное распоряжение больше земли, чем имели до распада СССР, появились личные участки, обрабатываемые колхозной техникой, и так далее, чем были дополнительно поддержаны горожане – выходцы из деревень. При этом стратегически важный блок сельскохозяйственных производителей – крупные животноводческие комплексы и мелиоративные системы – государство контролировало не менее целеустремленно и жестко, чем крупные промышленные предприятия. Колхозы в большей части Беларуси стали убыточными, превратились скорее в форму социальной поддержки пенсионеров, составивших большинство населения деревни и на западе, и на востоке РБ, а также скрытой, второй формой дачного хозяйства для горожан.

Фермерство распространилось за счет самых отсталых колхозов, и сразу стало лишний раз очевидно различие в уровнях развития сельского хозяйства на западе и на востоке Беларуси: фермеры распространены в основном в восточной части республики, а не на западе, хотя психологически население Западной Беларуси, конечно, больше подготовлено к индивидуальному труду на своих участках земли, чем люди, пережившие коллективизацию и советизацию еще в конце 20-х годов. Однако именно в западной части Беларуси крестьяне оказались наиболее склонны сохранить колхозы как производственные единицы. Вполне логичное, рациональное решение в рамках традиционной системы крестьянских ценностей. Иррациональным и нелогичным было бы стремление развалить колхозы и животноводческие комплексы с мелиоративными системами при отсутствии ресурсов для ведения крупнотоварного производства отдельными фермерами.

Cозданные в основном в 60-80-х годах производственные фонды в промышленности и сельском хозяйстве Беларуси, экономическая инфраструктура обладали немалым запасом прочности. Беларусь могла позволить себе их проедание в большей степени, нежели Восточная Украина, Урал или Поволжье, основные фонды которых были более изношенными.

Важной чертой социально-экономической структуры Беларуси выступило создание институтов сильного независимого государства. Сильное государство разгрузило экономику от решения многих дорогостоящих проблем, косвенно способствуя успеху мобилизационной модели развития, принятой Беларусью в условиях постсоветского кризиса.

Сильное государство позволило остановить развитие разрушительных внутренних и внешних региональных конфликтов, через которые прошли все постсоветские государства, но не прошла Беларусь. За все годы перестройки и постсоветского развития наиболее крупным внутриполитическим конфликтом в Беларуси был разгон демонстрации интеллигенции и молодежи в урочище Куропаты возле Минска на месте массовых расстрелов узников НКВД. В этой демонстрации приняло участие менее 50 тыс. человек. В ходе разгона милицией был применен слезоточивый газ и были задержаны несколько десятков человек. Жертв не было.

Другой массовой акцией были рабочие забастовки 1992 года. Падение производства вызвало падение доходов рабочих. В разных городах Беларуси начались забастовки. Рабочие перекрыли железнодорожное движение по магистрали Брест – Москва. Состоялся примерно стотысячный митинг в центре Минска. Однако заметных столкновений с милицией не было.

Остальные внутриполитические конфликты в Беларуси были менее масштабными, хотя символическое их значение временами бывало высоким: массовые акции в загрязненных радиацией районах Беларуси с требованием отселения беременных женщин и детей в начале 90-х годов, захват помещений государственных органов власти в ходе бунтов 1990 года в Бресте, подавление ОМОНом некоторых рабочих забастовок в первые годы президентства А. Лукашенко, массовые волнения с требованием выселения кавказцев из Бреста в начале 1994 года, изгнание силой голодающих депутатов от оппозиции из помещения Верховного совета РБ в 1996 году, столкновения с ОМОНом в ходе множества оппозиционных демонстраций второй половины 90-х годов…

Сильное белорусское государство воспрепятствовало развитию в Беларуси преступности, импорту преступности из других стран, прежде всего из России, особенно – этнической преступности, обеспечило относительно низкий уровень уличной преступности. Сильное государство дешевле сильного гражданского общества в момент экономического коллапса и перехода страны к мобилизационной экономике. Впрочем, государство в такие эпохи подавляет не столько гражданское общество, сколько клановую дезинтеграцию общества.

Внутренняя мобилизация в Беларуси была важной частью экономической политики. Однако не важнейшей ее частью. Мобилизация давала возможность и время для активизации внешней политики в интересах крупной промышленности. Крупная промышленность Беларуси требовала защиты своих интересов вне Беларуси: дешевого сырья, комплектующих, доступа к рынкам, инвестициям и технологиям, инвестиций в свою модернизацию, диверсификации поставщиков сырья, комплектующих и основных рынков сбыта, политической защиты от конкурентов. Одновременно белорусская крупная промышленность нуждалась в таких организационных трансформациях, которые позволили бы ей адаптироваться к работе в условиях рыночных пространств, расположенных вне Беларуси. Внутри Беларуси рыночные реформы были по сути приостановлены, и страна перешла к еще большей централизации управления экономикой, чем перед распадом СССР. Однако вне Беларуси, где и располагались основные экономические интересы белорусских предприятий, реформы шли.

Предприятия надо было адаптировать к выживанию в условиях конкуренции на внешних рынках, то есть все же проводить рыночные реформы в экономике.

Постсоветское пространство не знало модели рыночных преобразований, отталкивающихся от примата защиты крупных производителей. По сути, Беларусь должна была создать на базе своих крупных предприятий и их поставщиков вне Беларуси своего рода транснациональные корпорации. Причем в одном случае белорусские крупные предприятия выступали в качестве головных для своих технологических цепочек и возникавшие на их основе ТНК имели Беларусь в качестве страны базирования. Таковыми были все промышленные гиганты Беларуси: МТЗ, БелАЗ, МАЗ и т. д.

В других случаях белорусские заводы были не самой важной частью технологических цепочек, головные предприятия которых располагались вне РБ. То есть Беларуси для сохранения этих предприятий надо было содействовать формированию ТНК с иной страной базирования. Чаще всего это касалось предприятий ВПК.

Беларусь не обладала ни экономической теорией для такого пути реформирования, ни финансовым капиталом, способным поддержать подобное реформирование, ни внешней политической поддержкой такого пути, ни кадрами, способными работать в новых условиях. Более того, Беларусь столкнулась с естественным сопротивлением такому пути экономического реформирования со стороны международных финансовых организаций, очень важных в тот момент для постсоветских стран, а также всех политических сил, нацеленных на радикальные экономические реформы в России, на Западе, внутри Беларуси.

Экономические реформы в постсоветских странах сопровождались возникновением независимых государств, установивших множество ограничений для доступа к их экономическому пространству. Промышленная политика в большинстве постсоветских стран была нацелена против именно тех секторов промышленности, которые стремилась сохранить Беларусь. Это имело во многих случаях неплохой эффект для Беларуси, ибо уничтожало конкурентов. Но с другой стороны, вместе с конкурентами исчезали и традиционные поставщики комплектующих для завязанных на Беларусь технологических цепочек. На этот рынок допускались сильные иностранные конкуренты, резко сужался традиционный рынок, охваченный разрухой, усложнялись условия доступа к рынкам в силу таможенных и трансрпортных тарифов, криминализации, а в некоторых случаях и локальных войн.

В ходе реформ и развала ряда технологических цепочек, опиравшихся на партнеров в разных республиках бывшего СССР, Беларусь лишилась ряда предприятий, занятых в космической индустрии и радиоэлектронной промышленности. Рухнула даже целая зарождавшаяся отрасль – атомное машиностроение. Потеря уже почти развернувшегося, уникального по своим характеристикам и потенциалу атомного машиностроения – видимо, самая большая потеря белорусской промышленности в ходе краха СССР.

В конце 80-х годов в Академии наук БССР до четверти всех научных сотрудников были вовлечены в разработки по линии Института ядерных исследований (Сосны, около Минска). Их основной задачей на протяжении более чем 20 лет было создание автономной атомной электростанции на базе автомобильного шасси. Такая атомная батарейка, транспортируемая тем же вездеходом, который применялся для транспортировки межконтинентальных баллистических ракет, могла быть доставлена в самый труднодоступный регион. В тундре, пустыне, безводной степи благодаря этим мобильным АЭС становилось возможным создание городов, добывающих и даже перерабатывающих производств. По мере выработки своего ресурса мобильная АЭС, могла заменяться другой такой же капсулой, смонтированной на тягаче-вездеходе. 10–15 тягачей, снаряженных такими мобильными АЭС, позволяли получать примерно столько же энергии, сколько давал стандартный реактор на стандартной советской АЭС, скажем, на Чернобыльской или Игналинской АЭС. В конце 80-х годов в Беларуси была построена действующая установка такой мобильной АЭС. И таким образом была создана технология для развертывания в РБ массового производства этих уникальных, до сих пор нигде не созданных электростанций. Сбыт этого изделия был гарантирован.

На территории РБ была создана не только действующая установка мобильной АЭС, но и научная индустрия для дальнейшего развития этой технологии и подготовки кадров. Фактически в Соснах близ Минска возник наукоград, который становился основой для такого производства, как в свое время Жодино стало базой для БелАЗа, а Барань – для производства систем связи на базе собственных элементов. Даже уникальное в масштабе планеты производство тягача-вездехода (сороконожки), который должен был транспортировать мобильную АЭС, располагалось в Минске. Но многие элементы технологической цепочки все же находились вне Беларуси. Корпус мобильной АЭС изготавливался в Эстонии и т. д. Соблюдение технологических стандартов и контроль за качеством производства комплектующих для столь опасной установки также был централизован и погиб вместе с гибелью СССР. Воспроизвести всю технологическую цепочку производства столь сложного изделия собственными силами Беларусь не могла. В результате прорывная отрасль оказалась утрачена, а огромные средства, инвестированные в нее на протяжении примерно 30 лет, – обесценены.

В 90-х годах Беларусь столкнулась с направленной на деиндустриализацию политикой международных финансовых организаций, которые позволяли постсоветским странам пережить тяжелый период реформ. МВФ, Всемирный банк и практически все остальные источники кредитных ресурсов для структурной перестройки экономики Беларуси требовали от нее проводить стандартную политику отказа от крупных промышленных производств, полагая их неэффективными. Беларусь вошла в конфликт с этими организациями и лишилась возможности получения значительных кредитов по их линии. У этого обстоятельства был и плюс – Беларусь, не получив кредитов, не приобрела и крупного внешнего долга, каковой имеют почти все остальные постсоветские страны. Однако в критический момент, когда Беларусь нуждалась во внешней поддержке для спасения своих заводов, эта поддержка не пришла, и государство было вынуждено искать ресурсы для спасения крупных заводов иным путем.

Хочется еще раз подчеркнуть: в середине 90-х годов Беларусь не отказалась от рыночных реформ, но проводила реформы иного типа, чем остальные постсоветские страны.

Беларусь проводила реформы, но они имели целью сохранение и развитие крупной промышленности, а не малого и среднего бизнеса при продаже остатков крупных заводов иностранным инвесторам, как произошло в странах Балтии, Польше или Венгрии.

Единственным источником устойчивости для белорусской промышленности в этот сложный момент могло выступить только государство. Государство обеспечило мобилизацию и перераспределение внутренних ресурсов в интересах всей социально-экономической системы (т. е. крупной промышленности прежде всего). Государство также использовало в общих интересах геополитические и стратегические ресурсы, которыми обладала Беларусь и ее территория.

Внешнеполитический курс Беларуси в этот критический период абсолютно логичен. В 90-х годах Беларусь попробовала разные варианты. Закрепиться на рынках, расположенных за морем. Выстроить независимую от России систему получения сырья из региона Каспия и Персидского залива, опираясь на прибалтийские порты (Балтийско-Черноморский коллектор). Переориентироваться на европейский рынок. Но при всех этих вариантах Беларусь гарантированно теряла основную часть своей промышленности, что было хорошо видно по тенденциям начала 90-х годов. Единственным путем сохранения крупной промышленности оказалась однозначная ориентация внешнеэкономической активности Беларуси на Россию.

Именно этот курс пытался реализовать премьер-министр Беларуси Вячеслав Кебич в начале 90-х годов. Однако лишь Александр Лукашенко смог обеспечить устойчивый союз Беларуси с Россией и доступ белорусской промышленности к российскому экономическому пространству. Ориентация Беларуси на союз с Россией в то время, как другие восточноевропейские страны стремились переориентироваться на Запад и начали процесс интеграции в Европейский союз, была внутренним рациональным белорусским выбором. Этот выбор привел к осложнению отношений Беларуси с европейскими странами и с либеральными силами в самой России, но именно этот курс позволил сохранить белорусскую крупную промышленность.

Парадоксальность белорусской ситуации в том, что Беларусь заинтересована в интеграции с Россией больше, чем сама Россия.

Обладая большими сырьевыми ресурсами, РФ может развиваться как большая Канада и Австралия, как сырьевое продолжение Европы на востоке. У Беларуси в 90-х годах такого выбора не было. Сохранение крупной промышленности было равноценно сохранению самой страны и даже культурной белорусской целостности. Союз с Россией обеспечивал Беларуси все. Прежде всего национальное самосохранение. Союз с Россией отвечал белорусским национальным интересам и обслуживал национальный интерес. Это феномен: национальные интересы других восточноевропейских стран требовали дистанцирования от России, но специфика социально-экономического устройства Беларуси диктовала иное.

Политика защиты национальных интересов посредством союза с Россией, понимание смысла союза в сохранении крупной промышленности позволяло Беларуси не опасаться потери политической самоуправляемости, подчинения Кремлю или какой-то околокремлевской группировке. Войди Беларусь в состав России хоть в статусе сельсовета, задача сохранения крупной промышленности продиктовала бы администрации этого сельсовета примерно ту же политику, которую проводило руководство РБ: внутренняя мобилизация, реформы в интересах крупной промышленности, а не мелкого бизнеса, борьба за внешние рынки с помощью политических рычагов и т. д.

Центральная власть в России в 90-х годах была настолько слаба, что не могла контролировать даже собственные субъекты Федерации, которые объединяли в лучшем случае несколько миллионов человек каждый. Что уж говорить про консолидированную белорусскую элиту, обладавшую осознанным общим курсом на сохранение крупных заводов. В 90-х годах Кремль в принципе не мог контролировать белорусский правящий класс, и потому политическое сближение с Россией в этот период не несло в себе никакой заметной угрозы Беларуси. Скорее напротив, консолидированная Беларусь превращалась и превратилась в Москве и России в одну из наиболее мощных политических группировок, лоббистских групп, в один из центров власти, временами приближавшийся по своему влиянию на Россию и в России к влиянию Кремля.

Именно Беларусь в силу своих национальных интересов была инициатором создания союза двух стран.

Союз России и Беларуси был создан вопреки воле Кремля. Сам Лукашенко пришел к власти в 1994 году, опираясь примерно на те политические лозунги, с которыми в октябре 1993-го выступил против Б. Ельцина мятежный Верховный Совет РФ.

Кремль не смог отказаться от союза с РБ, но всячески тормозил интеграцию двух стран. Каждый год Минск с трудом продавливал очередной интеграционный шаг и с большим трудом переводил интеграцию двух стран на более высокие уровни. Союз РБ и РФ 90-х годов – это не проявление имперской воли России к воссозданию огромной страны с центром в Москве. Союз двух стран – это в первую очередь следствие стремления Беларуси сохранить себя как целостность при опоре на любые силы в России, которые бы способствовали этому союзу.

Союз РФ и РБ полностью оправдал себя. Беларусь несколько раз сумела добиться прощения накопившихся топливных долгов России, то есть сохранить для себя относительно невысокую цену на российские энергоносители. Беларусь получила доступ к российскому рынку – Таможенный союз – как раз в тот момент, когда политика Кремля была направлена на уничтожение или, по-крайней мере, на ослабление собственной перерабатывающей промышленности. Российские заводы – конкуренты белорусским гигантам уходили именно с тех рынков, которые были необходимы белорусским заводам. Конечно, в этот момент на российский рынок хлынула продукция западных и восточных корпораций, но далеко не во всех случаях эта продукция составила слишком большую проблему для белорусских производителей. В сельскохозяйственном машиностроении и грузовом автомобилестроении сохранялась инерция зависимости от сложившейся технологической культуры. Втиснуться в традиционную культуру с помощью дорогого трактора «Джон Дир» вместо «МТЗ» или дорогой «Скании» вместо «МАЗа» было сложно.

Гораздо большую проблему для белорусских предприятий представляло общее сужение рынка в силу обнищания и деиндустриализации России. Условия конкуренции на российском рынке обострялись в основном именно в силу сужения рынка продаж. Но тут сработала лоббистская мощь белорусского государства: долгое время расчеты между РБ и РФ за полученные российские энергоносители производились по клирингу, бартеру или иным формам взаимозачетов. Заметная часть продукции белорусской промышленности уходила в РФ, минуя собственно рыночный уровень борьбы, минуя свободную конкуренцию. Белорусские предприятия имели возможность подготовиться к борьбе за рынок, будучи поддержаны своим государством.

Государство также обеспечило финансирование белорусских предприятий по линии союзных программ («Дизельное машиностроение», в меньшей степени – «Союзный телевизор» и т. д.), стимулированием создания межгосударственных финансово-промышленных групп (особенно важно для ВПК), препятствуя появлению на российском рынке некоторых опасных иностранных конкурентов (принципиально важна борьба вокруг перспективы прихода в Россию американских тракторопроизводителей). Не всегда эти усилия были успешными, но в той степени, в которой они были удачными, они способствовали сохранению Беларусью своих крупных производств, а они были бы невозможны без курса на союз РБ и РФ. Разумеется, вместе с белорусскими гигантами сохранялись и их смежники в РФ. Союз РБ и РФ был и является формой политического обеспечения интересов не только белорусской перерабатывающей промышленности, но и большого сегмента перерабатывающей промышленности РФ.

Беларусь преодолела экономический спад лишь во втором полугодии 1996 года. Именно тогда был достигнут первый, еще небольшой промышленный рост, а в 1997 году, на первый взгляд неожиданно, Беларусь стала лидером в масштабе всего бывшего СССР и всей Европы по темпам экономического роста: свыше 10 % составил рост ВВП и почти 17,8 % – рост в промышленности. В то время как в России, Украине и остальных постсоветских странах продолжался экономический спад, Беларусь превратилась в наиболее мощный промышленный регион на территории как минимум Союзного государства РБ и РФ.

Результаты развития Беларуси во всей его динамике приведены в таблицах. Видимо, ничего не остается, как признать: в целом модель экономического развития, принятая Беларусью, оказалась успешной (см. табл. 23, 24, 25, 26, 27, 28, рис. 6).

Экономический рост не был устойчивым. По сути, Беларусь всего лишь более экономно, чем остальные постсоветские страны, проедала советское наследство, притом весьма богатое наследство. Однако главная задача – сохранить промышленность за счет консолидации нации и активной внешней политики в момент коллапса советского социально-экономического организма – была выполнена. Даже в год августовского кризиса 1998 года, который пришел в Беларусь извне, экономика РБ демонстрировала не падение, а лишь замедление темпов роста.

Таблица 23

Производство валового внутреннего продукта[10]10
  Источник: сайт президента РБА. Лукашенко http://www.belstat.gov.by/homep/ru/indicators/gross.htm.


[Закрыть]

Рис. 6. Отраслевая структура внутреннего валового продукта, % к итогу

Начало XXI столетия сопровождалось резким ростом мировых цен на нефть и газ. Это привело к резкому изменению экономических процессов на постсоветском пространстве. Прекратился крах российской экономики. Усилилась сырьевая специализация экономики РФ, но исчезла угроза полного развала экономики и страны. Россия стабилизировалась. Основной поток российского сырьевого экспорта оказался направлен в страны Европейского союза. В результате Беларусь вступила в новую эпоху своего развития, оказалась вынуждена приспосабливаться к новым внешним вызовам. В силу резкого повышения цен на сырье образовался очень заметный дефицит в торговле РБ с РФ.

Таблица 24

Индексы физического объема валового внутреннего продукта, в постоянных ценах[11]11
  Источник: Статкомитет Республики Беларусь.


[Закрыть]

Таблица 25

Отраслевая структура валовой добавленной стоимости в 2003 году в текущих ценах, % к итогу

Таблица 26

Стоимостная структура валового внутреннего продукта в текущих ценах, % к итогу

Таблица 27

Структура использования валового внутреннего продукта в 2003 году в текущих ценах, % к итогу

Таблица 28 Индексы основных социально-экономических показателей (стоимостные показатели в постоянных ценах)

Таблица 28 (продолжение)

Таблица 28 (окончание)

Нефтяной бум вызвал резкое расширение внутреннего рынка в РФ. Это привело к резкому увеличению объема белорусского экспорта в РФ и в денежном выражении, и по физическим объемам. Промышленный рост в РБ вновь ускорился, но теперь уже он стал следствием привязки экономики РФ к экономике ЕС в качестве поставщика углеводородного сырья, следствием роста мировых цен на углеводородное сырье.

Расширение русского рынка привело к оживлению промышленных предприятий самой России, как, впрочем, и Украины и иных постсоветских стран. Нефте– и газодоллары поставили на ноги ряд конкурентных белорусским гигантам российских заводов (КамАЗ, телевизионная отрасль и т. д.). Белорусские производители и белорусское государство столкнулись с нажимом на них не только со стороны традиционно «противостоящих» им нефтяников и газовиков с их стремлением поднять цену на свое сырье, но и с сопротивлением российских конкурентов-переработчиков. Конкуренция за российский рынок усилилась и потребовала вложений в модернизацию промышленных предприятий.

Произошла внутренняя политическая консолидация Российской Федерации. В России резко уменьшилась политическая поддержка Союзного государства РФ и РБ: протестный электорат, противостоявший реформаторам в 90-х годах, традиционно поддерживавший Беларусь, резко уменьшился в силу начавшегося в РФ экономического роста. Часть социальных групп, связанных с предприятиями-конкурентами РБ, также перестала воспринимать Беларусь благожелательно. Интересы сырьевого сектора в силу происшедшего резкого роста объемов поставки сырья в Европу перестали быть слишком тесно связаны с транзитом сырья через территорию РБ. Если в конце 90-х годов через Беларусь отправлялось транзитом почти 70 % российской нефти, то после ввода в действие нефтяных портов в районе Санкт-Петербурга и увеличения объема российского нефтяного экспорта доля белорусского транзита упала примерно до половины российского нефтяного экспорта.

Нефтяной бум дал возможность России планировать строительство новых крупных нефтегазопроводов в обход территории Беларуси. Усилилось стремление российского капитала поглотить белорусские предприятия и транзитные артерии.

Характер белорусско-российского союза изменился. Беларусь потеряла инициативу в интеграционных отношениях и даже была вынуждена пойти на торможение интеграции, дабы не потерять управляемости собственной экономикой. Условия доступа белорусских производителей к российскому рынку ухудшились. Однако белорусская нефтеперерабатывающая и химическая промышленность получили возможность резко наращивать экспорт готовых нефтепродуктов в страны ЕС. Беларусь не имеет возможности реэкспорта российского сырья, но общий рост цен на нефть сделал крайне выгодным для РБ экспорт продукции переработки нефти. В основном за счет этого экспорта РБ компенсировала торговый дефицит, образовавшийся в торговле с РФ. В 2005 году РБ сумела за счет экспорта в ЕС получить заметный профицит внешней торговли. Часть дохода от экспорта нефтепродуктов в Европу перераспределяется в интересах других отраслей промышленности и секторов экономики РБ. В отличие от России в Беларуси действительно происходит перетекание средств из нефтехимии в иные секторы.

Фактически лишь с 2005 года Беларусь начала переход к устойчивому экономическому росту. Еще возможны откаты назад в силу изменения конъюнктуры на нефть или ухудшения российско-белорусских отношений. Но движение в сторону устойчивого роста уже очевидно. Впервые за много лет РБ не проедает советское наследство, а преумножает его. Резко увеличились инвестиции в основной капитал крупных предприятий. Вырос уровень жизни населения. Безработица оказалась сведена примерно к уровню 1990 года – 1–2% трудоспособного населения. Рабочие вернулись с дач и базаров на заводы или ушли в сферу услуг без ущерба для крупного производства. Учитывая общую тенденцию к продолжению роста мировых цен на нефть и заинтересованность ЕС в наращивании Россией поставок сырья в Европу, можно ожидать продолжения экономического роста РБ.

Происходит именно то, ради чего в 90-х годах Беларусь, напрягаясь из всех сил, сохраняла советские заводы: новая экономическая реальность дала этим сохранившимся заводам ресурсы для технической модернизации и роста. Беларусь как бы дождалась именно того, чего ожидала, затягивая пояса в 90-х годах.

Однако расцвет белорусской промышленности теперь связан не столько с эксплуатацией русского рынка, сколько с эксплуатацией рынка стран ЕС. Именно за счет европейского рынка Беларусь может наращивать профицит своей внешней торговли и получать необходимые для модернизации крупной промышленности финансовые средства и, часто, технологии. Рост цен на нефть открыто превратил РБ в часть европейского полюса в системе экономических отношений Европа – Россия, основанных на неэквивалентном обмене.

В пользу Беларуси также играет появление в регионе больших масс нефти и газа из региона Каспийского моря. Каспийское сырье позволит уменьшить конкуренцию между РБ и Украиной за углеводородный транзит в Европу. Сырья становится так много, что конкуренция, по сути, теряет смысл. Если Украина сможет пропустить через свою территорию ожидаемые объемы каспийского газа и нефти, то Беларусь ожидает как минимум сохранение объемов прокачки российского сырья. При каких-то политических обстоятельствах можно ожидать строительства на территории РБ новых транзитных трубопроводов.