Текст книги "#Перо Адалин"

– Магия существует, – вторила Клер. Ее голос сейчас звучал непривычно строго. – В ее существование верит каждый. Стоит верить и вам, иначе весь наш путь, проделанный и еще предстоящий, не имеет ни малейшего смысла.

Винсент ощутил, как от раздражения по коже разбегаются мурашки: «Она навязывает мне свое мнение. Откуда в ней столько смелости? Клер говорит так, словно перед ней Леверн, от которого не дождешься и слабого порицания; словно ее слова основываются на слепой, крепко вжившейся вере».

Отряд остановился.

– Моя вера – мое дело, и ты не вправе доказывать мне что бы то ни было, – давя раздражение, напомнил командир, понимая, что теперь начнется спор, которого он изначально намеревался избежать. Не дав никому себя перебить, он продолжил: – Я воспитывал в себе неприятие к магии долгие годы, опираясь на то, что вижу. Истории, что передаются здесь как священные, не более чем удобное оправдание публичному убийству, которое разрешает и поощряет закон. Простите, Адалин. – Винсент обернулся к принцессе. Мужчина был абсолютно уверен в правильности собственного мнения. Не стесняясь, он подвел черту: – Я не верю в вашу жертву. Точнее, не верю в ее необходимость.

Клер, сделав пару вдохов, прикрыла глаза. Пальцы дрожали, а послушание, воспитываемое в слугах, боролось с горячностью в сердце – ее вера требовала доказать необходимость жертвоприношения. Она не отступится, а объяснит, почему магия столь дорога и ей, и жителям королевства. Командир не смеет пренебрегать святостью веры. Их поездка – не только работа.

– Я слышала истории о вас. Подросток, найденный в пустыне. Без еды, воды и вещей. Только с птицей, охраняющей найденыша. Вы не задумывались о том, как оказались среди песков? Как выжили?

Клер в бессилии закусила губу, не увидев ожидаемой реакции.

– Магия, вас спасла магия! – воскликнула Клер, и Леверн, предупреждая ее, шагнул вперед. – И не только вас. Она спасает нас каждый день, защищая от пустыни вокруг. Дарит воду, пищу, плодоносную почву, даже силу в теле. Мы существуем только благодаря магии, ведь человек сам по себе слабее песков, окруживших королевство. Наша принцесса, королевский род – свет, указывающий магии путь, единственная нить, связывающая ее руки над нашими головами. Королевская семья спасает нас от смерти, ведь в пустыне ждет только она. Как вы можете не верить?..

Винсент и бровью не повел и, спрятав руки в карманах, ответил:

– Ты считаешь, что несчастье целого рода, который на протяжении столетий жертвует своими детьми во благо королевства, – приемлемая цена за веру? Ты, лично ты, – Винсент чеканил каждое слово, и оно ножом рубило начавшую складываться между ними дружбу, напоминая, насколько разные люди собрались вместе, – видела пески? Видела, что будет, если детей монарха не обрекут на замкнутый круг потерь? Знаешь, чем обернется тогда наша жизнь? – Командир буквально буравил взглядом Клер, и Леверн понял, что ответ его сестры окончательно сформирует о ней мнение командира.

– Я верю, что наши правители, жертвуя жизнями своих детей, понимают такую необходимость. И если самый близкий человек госпожи считает ритуал единственным выходом, священным действом, то кто мы такие, чтобы думать иначе? У меня есть веские основания считать, что магия реальна и питает нашу жизнь. Я. Видела. Ее. Своими. Глазами. – Клер приблизилась почти вплотную к Винсенту. Замерев в шаге от него, смотря на командира в упор, она добавила: – И надеюсь, что вы откроете глаза, чтобы увидеть, на чем на самом деле держится окружающий вас мир.

Тишина, повисшая над путниками, будто пыталась их раздавить. Адалин, борясь с противоречивыми эмоциями, чувствовала себя беспомощной и потерянной. Слова Винсента оказались острее ее когтей – впиваясь в кожу, они раздирали ее до костей. Она не могла понять одного: если он не верит в ее жертву, почему сейчас находится здесь?

Винсент обратился к Адалин с едва уловимым сожалением в голосе:

– Это не значит, что я пренебрегаю своей работой. Охранять вас – это мой долг. Я обещал вашему отцу, что буду сопровождать вас, целую и невредимую, и я выполню данное слово. – Командир, не обращая внимания на злость служанки, попытался разрядить обстановку: – А ты чего молчишь, рыцарь?

Леверн повернулся к командиру, и на его лице было столько же порицания, сколько у Клер и Альваха. Только, в отличие от названных брата и сестры, взгляд рыцаря был не только холодным, но и практически надменным, не сочетающимся с образом вечного шута, – Винсент видел уже когда-то подобный взгляд. Такие же голубые глаза уже смотрели на него с подобным презрением, задолго до знакомства с Леверном. Винсент, стараясь отгородиться от неожиданных воспоминаний, не удивился позиции рыцаря. «Похоже, на четверых было одно мнение, и белобрысый слеп так же, как его семья и принцесса».

– Я видел магию, – начал Леверн, и командир хмыкнул. – Но ритуал, если быть честным, не вызывает у меня доверия.

Четыре пары удивленных глаз обратились к мужчине, но он проигнорировал всех, снимая сумки со своей лошади. Клер показалось, что она получила удар под дых. Леверн целенаправленно ни на кого не смотрел, и Клер осталась один на один с ощущением предательства.

– Давайте устроим привал здесь, – предложил рыцарь. – Все равно ничего лучше не найдем. – Он дал понять, что спор окончен и пора прятать злые и недоуменные взгляды, которыми перекидывались присутствующие.

Еще недавно ощущавшееся Адалин единство их маленького отряда сейчас от нескольких фраз распалось. Вера для одних была такой страшной и пугающей, для других была светом, но в итоге стала клинком, который разрезал едва созданные узы между людьми. Сейчас принцессе казалось, что неожиданно возникшая пропасть между ее спутниками непреодолима. Глаза зачесались, и Ада надеялась, что сможет сдержать слезы и скрыть, насколько сильно ее задели слова Винсента.

Путники в тишине готовились ко сну, каждому было о чем подумать. Леверн, кутаясь в свой плащ, неожиданно громко объявил:

– А выиграл все равно Альвах. Я ему на протяжении долгих лет таскал стопками книги из поместья – там под тысячу будет, если я правильно помню. Вся кладовка в доме забита фолиантами, которые мы не успели отнести обратно.

– Спи давай, – буркнул Винсент, занимая свой пост возле костра. Он вновь дежурил первым.

Клер нехотя улыбнулась в сверток из полупустой сумки, который заменил ей подушку, – Леверн, неприятно удививший ее сегодня, все же никогда не забывал об Але.

* * *

Рассекая бесконечные водные просторы на маленькой лодке, Винсент никак не мог убежать из плена утомительного сна, изматывающего сильнее битвы. Хотелось вырваться, но бесконечная вода не внимала мольбам, упорно ведя лодку своим путем.

Вдруг лодка исчезла, а соленая вода превратилась в ткань платья молодой женщины. Винсент устроился поудобнее и закрыл во сне глаза. Мягкая ткань нежно касалась его щек, мелодичный голос, разносившийся звонким эхом, рассказывал сказку, а мальчик знал наизусть каждое слово.

– Я ее уже слушал, – сонно пробормотал ребенок. Вдохнув, он уловил слабый запах духов. Воздух казался тяжелым, горячим – похоже, они решили отдохнуть в самый разгар жаркого дня.

– Конечно, слушал, медвежонок, ведь это твоя любимая, – ответила женщина, и мальчик вяло возразил:

– Я не медведь, я – орел.

В его словах слышалась гордость.

Вполуха слушая рассказы о Небесном Владыке, Винсент думал, что нужно найти другую книгу сказок – эта уже приелась. Раскинувшись звездочкой подле колен женщины, он задремал, убаюканный спокойным голосом и мягкой рукой, но внезапно противный писклявый голос разрушил идиллию и вырвал из приятной неги.

– Играть, играть! – вопило чудище, и голову сдавило от ноющей боли. Недовольно разлепив глаза, он окинул взглядом нечто в розовом платье с рюшами, едва стоявшее на ногах. Девочка с огромными глазами на круглом лице и перекинутыми вперед двумя длинными косичками, которые он давно мечтал оторвать, пристально на него смотрела и выкрикивала единственное знакомое ей слово: – Играть!

– Как же ты мне надоела, мелкая! И умудрились же родители назвать такое чудовище…

– Вставай, просыпайся, подъем! – раздался над ухом командира другой голос, и мужчина нервно подскочил, тут же теряя равновесие.

– Что за… Леверн, загрызи тебя голодный Тенебрис! – выругался Винсент, не понимая, что происходит. «Где маленькая девочка в розовом платье? Где женщина с нежным голосом? Как она выглядела, как ее звали? Кто это…»

Голова невыносимо болела, словно он всю ночь провел в трактире, а не в поле. Как хорошо, что плотные тучи скрывают солнце – Винсент щурился даже от небольшого потока света, стараясь к нему привыкнуть. Перед ним появилась размытая фигура, напоминающая Леверна, но точнее сказать он не брался.

– Клер, ты ничего там не подмешивала в еду вчера? Командир выглядит так, словно принял либо литр-другой вина, либо отравы. Я бы понял, если бы ты подмешала сегодня, – с лицом, полным всепрощения и понимания, разливался соловьем рыцарь, – но вчера – это прям стратегический ход!

Служанка бросила на рыцаря недовольный взгляд и продолжила помешивать готовящийся на костре суп.

– Ты сегодня без завтрака, – оповестила она названного брата, и Леверн тотчас отвлекся от страдающего командира. Перспектива остаться голодным до следующего привала его не радовала.

– Вы в порядке?

Винсент сел на землю и сжал голову руками, не находя сил ответить принцессе. Адалин, аккуратно присев рядом, чувствовала себя неловко – вчерашние споры были еще свежи, и она теперь не знала, как к нему относиться. Весь их откровенный разговор в городе, те крупицы, которые ей удалось узнать о нелюдимом командире, она воспринимала теперь по-другому. Принцесса поднесла тыльную сторону руки ко лбу Винсента, проверяя, не горячий ли он. Поняв, что жара у него нет, принцесса облегченно выдохнула. Командир, не моргая, смотрел на нее.

Адалин никогда не видела у мужчины такого взгляда. Более того, на нее так вообще никто никогда не смотрел, и она попросту окаменела. Все тщательно выстроенные барьеры Винсента рухнули. Адалин видела командира потерянным, словно он – ребенок в огромной толпе. Взгляд, полный отчаяния. Ада словно оказалась в его доме, в душе, без согласия, не имея ни сил, ни желания сбежать. Время будто замерло, когда их взгляды встретились.

– Что… – она не смогла договорить. Сглотнув, Адалин попробовала еще раз, продолжая держать руку на лбу мужчины: – Что случилось?

Винсент не мог ответить. Сон, искрой пройдя по венам, ускользал, оставляя лишь жалкие образы. «Женщина в синем платье, ребенок с косичками. Я – маленький мальчик, ее рука на моей голове. Что же меня так напугало? Почему сердце, стуча словно сумасшедшее, подсказывает, что люди из сна дороги мне, близки? Можно ли отдать жизнь за шанс отыскать их?»

– Если бы я знал… – охрипший, скрипучий голос превратился в стон.

Ада хотела что-то сказать, но не могла подобрать слова. Все, что приходило на ум, звучало неправильно. Аккуратно убрав руку, она прошептала:

– Чтобы это ни было – вы справитесь. Все будет хорошо. Вот увидите.

Винсент, неведомые страхи которого постепенно начали уходить, не удивился ее словам – в конце концов, он один из тех людей, в которых верит наивная принцесса, а значит, ему нужно быть сильным.

– Извини, – едва слышно произнес он и, заметив удивление, посмотрел в сторону. – Напугал, наверное.

Ада улыбнулась. Винсент задумчиво следил, как она встала и расправила юбку синего платья, а затем предложила ему руку для опоры. Адалин, надеясь его отвлечь, обратилась к служанке:

– Я тоже голодна!

Никто более не обратил внимания на странное состояние Винсента. Только Альвах, хмуря лоб, продолжал наблюдать за командиром и принцессой. Он чувствовал, что назревает ссора, скрывшаяся от внимания сдержанного Винсента и грозившая вылиться в нечто неслыханное. Учитывая вчерашние откровения командира.

Альвах дотронулся до кинжалов в ножнах, привязанных ремешками к его бедру. В трудную минуту он всегда принимал решения быстро, без душевных терзаний, потому что знал: сомнения – враг, сидящий в тени. И, возникни необходимость убрать Винсента, он не растеряется.

#10. Лошадь на синем поле

Поселок, находившийся всего в десятке километров от Мурусвальда, походил скорее на маленький городок с ухоженными чистыми улочками, цветниками и дамами в накрахмаленных платьях в сопровождении господ. В поселке даже существовали собственный небольшой театр, школа музыки и театрального искусства, множество мастерских и книжных лавок, а также сад с лечебными растениями – гордость местных лекарей. Столько уникальных трав, сколько выращивали здесь, нельзя было найти даже в столице. Конечно, на окраинах все еще процветала фермерская жизнь, и возделанная земля кормила не одно поколение жителей. Евандер знал, что устроенный здесь привал даст замечательную возможность Винсенту обогнать их отряд, и если его друга ничто не задержит, то он пройдет Мурусвальд раньше, чем лжепринцесса ступит на дорогу к городскому храму.

Жители Мурусвальда по праву гордились монументальным сооружением, украшавшим центральную площадь. Городской храм в десятки раз превосходил размерами храм у озера, в котором совершали жертвоприношение; у его дверей собирались сотни и сотни тысяч прихожан, внимая служителям Санкти, а на протяжении многих веков монаршие дети следовали традиции, вознося молитвы в храме во второй столице, пусть это и не требовалось для ритуала. Со временем простая молитва обросла ворохом деталей и превратилась в обряд, который стал представлением для народа, и уже мало кто помнил, что ко второй столице само жертвоприношение не имеет никакого отношения.

Евандер догадывался, что Агату поведут в городской храм, чтобы не вызвать подозрений у народа, и надеялся, что настоящая принцесса не побоится пропустить необязательную для ритуала молитву, выигрывая себе тем самым еще немного времени.

В поселении поблизости второй столицы лжепринцессу уже ждали. Новость о том, что ее высочество прибудет со дня на день, разнеслась как пожар, и каждый житель желал увидеть монаршую дочь хоть краешком глаза. Самые любопытные встречали процессию возле въезда в поселок, размахивая знаменами с изображением белой лошади на синем поле – гербом Мурусвальда.

Агата заинтересованно выглядывала из кареты, не внимая наставлениям Евандера, – лжепринцесса игнорировала своего рыцаря после того, как вывихнула ногу.

– Ваше Высочество! – Евандер в который раз попытался привлечь внимание госпожи, но она продолжала делать вид, что его не существует. Заметив флаги, страж отвлекся на радостные лица встречающих.

«Жаль, настоящая принцесса не увидит радости своих подданных», – подумал он мельком.

– Добро пожаловать, Ваше Высочество! – пробасил широкоплечий мужчина, ударяя рукой по доспеху. Агата еще больше вытянула шею, желая рассмотреть «своих» подданных. – Мы будем бесконечно счастливы принимать вас в нашем уютном поселке, пусть и недолго. Пир в честь милостивой принцессы уже подготовлен, и после него мы с честью сопроводим вас до второй столицы. Мурусвальд откроет вам свои ворота уже этой ночью.

Позади кареты послышался довольный гул стражи. Евандер, понимая, что упустил что-то важное, спросил взволнованного мужчину:

– Ее Высочество не останется в поселке до завтра?

Услышь эти слова Силиус, по его желанию Евандер вылетел бы и из седла, и из процессии в целом.

Встречающий настороженно ответил:

– Как и просил господин Феликс, все необходимые приготовления были сделаны еще ночью. Мои люди со всей тщательностью собрали провизию, строго следуя списку, и я не посмею надолго задерживать Ее Высочество.

Евандер почувствовал, как воображаемая петля на его шее резко затянулась.

Громадный Мурусвальд был виден даже отсюда – шпили домов сизой дымкой нависали над горизонтом. Им достаточно нескольких часов, чтобы туда добраться, тогда как Винсент, по его подсчетам, окажется там не ранее завтрашнего утра, и нет ни одного шанса, что ему удастся выйти раньше них к храму у озера.

– Тенебрис подери… – прошептал Евандер.

«Нужно что-то делать», – набатом звучала мысль, пока он лихорадочно пытался найти решение.

* * *

Пиршество было в самом разгаре. В большом зале, вместившем около сотни гостей, воздух полнился голосами, и у Евандера закладывало уши. В отличие от своего охранника Агата чувствовала себя великолепно: в роскошном алом платье, с драгоценностями на шее и в волосах – лжепринцесса ощущала на себе десятки восхищенных взглядов. Сегодня она – самое необычное зрелище, и чувство собственного великолепия наполняло душу ее пьянящей радостью.

Евандер с интересом отмечал, как элегантно двигалась его госпожа, сколько явного снисхождения сквозило в ее взгляде. Людей, которые восторженно окружили самозванку, она полностью подкупила лишь своим обликом. Хозяин поместья, в котором принимали ее высочество, упивался собственной значимостью – после сегодняшнего приема его авторитет среди жителей поселка вырастет до невиданных высот, ведь сколько гостей прибыло к нему вслед за принцессой! Даже сын графа, ведомый любопытством, приехал из Мурусвальда, чтобы увидеть дочь короля раньше жителей второй столицы. Евандер продолжал наблюдать за Агатой и гадал, кто же она на самом деле: в лесу она вела себя как сельская девица, неожиданно получившая власть над другими; сейчас же, в зале, полном почитателей, Агата предстала знатной дамой, очаровав всех присутствующих в зале. Силиус и Феликс тоже наблюдали за своей протеже, надеясь, что лжепринцесса никому не покажется странной. Но вроде жителям поселка она понравилась, и они готовы были целовать подол ее алого платья в знак ничего не стоящего восхищения.

Сын графа, Орфей, быстро пал жертвой очарования принцессы и с завидным упорством боролся за внимание Агаты. Прекрасно понимая, что его ничто не может связывать с госпожой, чья жизнь стремительно подходит к концу, он мечтал прослыть тем, кто успел украсть ее сердце за один вечер. Орфей уже предвкушал истории, которые будут пересказываться по всему королевству: о прекрасной любви, разбившейся о жестокие традиции. Образ романтичного героя, наполненный еще юношескими мечтами и представлениями о высоком, будет воспеваться в балладах не один век. Он станет героем, чья душа искромсана потерей, и симпатия народа ему будет гарантирована.

Агата наслаждалась разговором с благородным незнакомцем, радуясь его вниманию и понимая, что несколько мгновений фантазии не повлияют на ее жизнь, но смогут оставить поистине незабываемые воспоминания. Орфей, опережая стоявшего рядом хмурого мужчину с длинными волосами, схватил с подноса последний бокал с игристым вином и предложил принцессе:

– Наше лучшее вино, Ваше Высочество, но даже его изысканный оттенок едва сравнится с вашим нарядом. Вы словно роза, с чьей красотой не посмеет соперничать ни один другой цветок. – Комплименты сыпались, словно осенние листья в грозу, и Агата довольно улыбалась, прекрасно зная им цену – даже капля вина в ее бокале стоит дороже; вино сильно отдавало травами, и лжепринцесса, впервые попробовав дорогой напиток, довольно прикрыла глаза.

– Ваши слова слаще вина, Орфей. – Агата чувствовала, как горят ее щеки. Ей казалось, что она тонет в мягкой патоке, и это было последнее ощущение, которое она запомнила перед тем, как потерять сознание. Бокал упал на натертый до блеска пол, а следом за ним упала и принцесса.

Шум, звучавший на протяжении пиршества, разом прекратился, и никто не решался приблизиться к страже, окружившей принцессу. Пока Феликс аккуратно поднимал бесчувственную Агату, Евандер взял ее бокал, и, поднеся его к лицу, сразу почувствовал травяной запах, кооторый не вызвал подозрения у Агаты.

– Принцессу отравили! – взревел он, доставая свой меч, за ним обнажила клинки вся охрана ее высочества. Господин Орфей в панике судорожно замотал головой:

– Это не я, не я…

– Схватите его, – приказал Силиус, не обращая внимания на ужас, прокатившийся по рядам гостей.

– Постойте, здесь какая-то ошибка, – начал хозяин поместья, но увидев негодование седовласого рыцаря, тотчас замолчал.

– Зовите лекаря, – вмешался Феликс, державший принцессу на руках. – Живо! – заорал он, и слуги бросились прочь из зала.

Покои для гостьи нашли мгновенно, а лекарь явился туда несколькими минутами позже принцессы. Всех посторонних выставили за дверь.

– Остаешься здесь и глаз с нее не спускаешь. Про твою беспечность еще поговорим, – приказал Феликс Евандеру, направляясь к выходу.

Евандер подумал, что зал, откуда не выпустили ни одного гостя, сейчас станет комнатой для допроса: командир направился именно туда, и от его чеканного шага дрожали стены.

Евандер, прислонившись к холодной стене, закрыл глаза, борясь с желанием разбить ее головой, чтобы вытрясти из себя дурные мысли. Понимание произошедшего наконец обрушилось на него – он отравил самозванку. Нахальную девчонку, которая по его вине теперь может не выжить. Спрятав лицо в ладони, Евандер прокручивал события торжества снова и снова, пытаясь понять, мог ли он хотя бы не дать Агате упасть.

«Не было выхода, не было», – повторял он про себя словно молитву. Несколько редких трав, раздобытых недалеко в аптекарском огороде, шум праздничного обеда, бестолковый мальчишка, мысли которого угадать мог и дурак, ловкость рук, чтобы подсунуть нужный бокал, и Агата потеряла сознание, а у него не было ни малейшего шанса не выдать себя, чтобы подбежать и спасти ее от удара при падении. Орфею необходимо переломать руки – растяпа даже не дернулся помочь ей.

Какой-то ритмичный звук вернул его к реальности, и Евандер понял, что все-таки бьется головой об стену. От отвращения к себе его мутило, и впервые страж подумал, как ненавидит Винсента за то, что тот, не зная, поставил его в такое положение; ненавидит сумасшедшего правителя за то, что ему захотелось поиграть жизнями дочери и десятка других ни в чем не повинных людей; ненавидит себя за то, что не нашел другой путь – такой, чтобы ему не пришлось подставлять под угрозу Агату.

* * *

За сотни километров от Евандера мучился еще один человек. Он отличался от молодого воина решительно всем – и внешностью, и возрастом, и положением в обществе, однако роднила их причина терзаний. Внешне короля Антония сложно было назвать мучеником, а сейчас он и вовсе скорее походил на зверя, которого раздразнили сырой кровью, а после оставили в клетке биться в ярости и жажде растерзать обидчика.

Король, расхаживая от стены к стене подвала, в нетерпении похлопывал кнутом по ноге. Начальник королевской стражи замер неподалеку от повелителя. Сейчас дедушка Леверна казался куда менее довольным жизнью.

– Где принцесса? – повторил Антоний, и так гневно он обращался к пленнику в камере, чье лицо благодаря кнуту его величества походило на бесформенное месиво – который вечер король не жалел сил, чтобы развязать предателю язык.

Морщины Ролло за последние дни стали глубже, но он и не думал жалеть заключенного, радуясь, что сохранил жизнь обидчику – мгновенная смерть от клинка куда приятнее, нежели пытки, предстоявшие виновному.

Новость о неудачной попытке отравления Ролло, при которой и поймали заключенного, распространилась быстро, несмотря на попытки начальника королевской стражи удержать это в тайне.

Спокойствие в замке было нарушено. Знать усердно делала вид, что ничего не происходит, но запросы на дополнительную охрану для вельмож не прекращались. Короля же мало волновала нарастающая паника среди обитателей замка – монарх после первого общения с заключенным выяснил, что предатель имеет отношение к отряду, напавшему на его дочь в лесу.

– Ролло, воды, – приказал Антоний, и дед Леверна вылил полное ведро ледяной воды узнику на голову. Пленник закашлялся, приходя в себя.

– Ты не умрешь, пока я не получу ответ на свой вопрос. – Король занес хлыст для очередного удара. – Где! Моя! Дочь!

Хлыст свистел. Один удар. Два. Десять. Ролло сбился со счета, ожидая, когда спадет ярость его величества.

– Тебе… – послышалось из уст пленного, и король в последний момент успел увести хлыст в сторону. – Тебе не найти ее раньше других. Нас тысячи, и каждый делает вид, что принадлежит тебе. Принцесса мертва, даже если еще дышит. Мой хозяин позаботится об этом.

Голова пленника запрокинулась, и он упал набок – потерял сознание. Антоний, глубоко дыша от бессилия и ярости, что никак не могла найти выход, выбежал из камеры. Поднимаясь по винтовой лестнице, король жаждал одного – обнять сына.

– Пытайте его дальше, – внезапно остановившись, приказал Антоний, обращаясь к шедшему за ним Ролло. – Я хочу знать все, что вы сможете выжать из этого червяка. И, Ролло. – Король обернулся, нависая исполином над начальником стражи. – Пошли весть Байону. Я должен знать, почему он до сих пор не нашел мою дочь. Пусть делает, что хочет, только без лишнего шума – мы не можем допустить, чтобы жертвоприношение сорвалось. Иначе монахи придут за моим сыном.

Ролло кивнул и направился обратно к подвальной камере. Там его встретил надзиратель – он ждал указаний, но начальник королевской охраны не спешил возобновлять пытки. Дедушка Леверна, при всем своем самообладании и внутренней силе, чувствовал себя ужасно – он едва спасся от костлявых рук смерти, и теперь слишком сильно беспокоился за внука, ведь, сам того не зная, он отправил Леверна в гущу событий. Письмо, полученное от верного друга, было едва ли не единственной вестью, сохранявшей надежду на то, что Леверн жив – Гектор вскользь упомянул, что Леверн наведывался к нему с друзьями пару недель назад.

«Живи, оболтус, живи», – думал Ролло, когда, не в силах более сопротивляться боли, сползал по каменной стене подвала, прижимая руки к сердцу. Откуда-то сверху эхом доносились крики надзирателя, который звал на помощь.

«Ради всех святых, живи».

* * *

На другом конце королевства, в той его части, жители которой видели монарший замок только на картинках, встретились двое. Господин в своем кабинете, застланном великолепным белым ковром, вальяжно раскинулся в кресле. Во всей его позе ощущалась расслабленность; его собеседник, напротив, ощутимо нервничал.

Советник Габор то и дело одергивал рукав своего черного камзола и такой нервозностью забавлял хозяина кабинета. Габор чувствовал себя зажатой под когтистой лапой мышкой, которая пытается предложить нечто посущественнее собственной жизни голодному коту. Не выдержав откровенного веселья, Габор сказал:

– Не вижу ничего смешного, милорд.

– Правда? – возразил его собеседник, улыбаясь еще шире. Но Габор мог поклясться, что улыбка не затронула холодных глаз господина. – Вы переживаете по любому поводу, советник. – Милорд поднялся и подошел к высокому окну; дальнейшие его слова теплым дыханием отпечатались на стекле. – Принцесса как правильная девочка следует к храму. Она сама придет к вам, не волнуйтесь. Вашей самой непосильной, – в этом слове Габор явственно услышал издевку и стиснул зубы, – задачей сейчас является ожидание. Проявите силу и выполните ее. Вы ведь помните, для кого стараетесь?

Габор сжал рукоятку своей трости, вырезанную в форме головы куницы – он помнил. В руках милорда блеснул колокольчик – серебряный звон разлетелся по комнате, и спустя миг на пороге кабинета показался слуга и склонился в поклоне перед Габором.

«Похоже, милорд считает разговор оконченным. Наглый, самовлюбленный…» – нелестные эпитеты в мыслях советника приобретали зловещие оттенки, а градус ненависти по отношению к нему рос с каждой их встречей. Но Габор прекрасно знал, что разбрасываться подобными связями он не имеет права, и высокородный господин, который выделял немалые суммы на его замыслы, был далеко не последним человеком в его плане. В конце концов, ему удавалось руководить и манипулировать самим королем – какое значение тогда имеет какой-то лорд, пусть даже влиятельный и могущественный?

«Я использую вас всех, будь вы хоть потомками проклятого рода, хоть богатыми отпрысками. Всех, кто недостоин моего сына, и каждого, кто поможет завоевать для него весь мир», – размышлял Габор, выходя из комнаты.

«Некогда отвлекаться на заносчивого лорда. Подготовка в храме идет полным ходом, и Агата с сопровождением скоро прибудет. И пусть только попробуют наемники не доставить ритуальные когти вовремя – я устелю их трупами всю дорогу до настоящей принцессы».

– Милорд, советник Габор отбыл. Он благодарен вам за гостеприимство, но не смеет более утруждать вас своим присутствием.

Светловолосый мужчина, до этого не отрывавший взгляда от окна, обернулся. Затянутая в черную шелковую перчатку рука вцепилась в спинку стула, выдавая его настрой, – он ненавидел принимать Габора в поместье. Человек, принесший вести, был ему куда ближе, чем покинувший кабинет советник. По-настоящему верных людей у господина было немного, особенно таких, чья вера не нуждается в подпитке золотыми монетами.

– Милорд, – продолжил гонец, и в его голосе послышалась толика недоумения. – Судя по полученному ранее докладу, господин Леверн все еще с принцессой. Мне следует что-то предпринять?

Для слуги господин, которому он служил, был человеком, которому чужда привязанность к кому-либо, – произнесенное имя никак не потревожило спокойствие на его лице, словно речь шла о незнакомце, который не стоил и капли его внимания. Будь гонец ближе, возможно, он увидел бы единственный жест, выдавший мужчину, – на миг его рука дернулась. Милорд, отворачиваясь от слуги точно так же, как до этого от советника, едва слышно ответил:

– Ждать.

* * *

Винсент начинал всерьез подозревать, что обидел чем-то старушку судьбу. Старая карга заставляла некогда прямую дорогу петлять, а после завязывала ее в немыслимые узлы – не иначе как решила напомнить смертному, что даже самый продуманный план она может сломать, как сухую тростинку. Командир еще вчера утром был уверен в своем нерушимом авторитете среди путников, но уже сегодня его никто не хотел слушать, словно его слова были не важнее лепета пятилетнего ребенка.

Винсент сидел в трактире, полном пьяных, праздных людей, которые в ожидании развлечения громко стучали кружками по столу. Попивая из своей чашки пресный чай, который принес ему Леверн, он буравил взглядом сцену, на которой ехидный рыцарь настраивал струнную тирфу. Игра на этом инструменте считалась женским делом, но Леверна это, похоже, не волновало. Где рыцарь ее добыл, командиру было плевать, – из всех событий за сегодняшнюю ночь это было наименее значительным.

Началось все невинно. Небольшой поселок, от которого до Мурусвальда было подать рукой, вселял радость и некоторое облегчение и в его спутников, и в него самого. Винсент порядком устал от напряжения, накапливающегося в нем, словно пыль на полках старого шкафа. Их продвижение было и вполовину не таким быстрым, как он ожидал, и командир всю дорогу с тревогой размышлял, сможет ли Евандер выиграть столько времени для его отряда. Только завидев наконец долгожданный поселок, за которым виднелась вторая столица, он позволил себе перевести дух. День подходил к концу, и жалобы его спутников, слившиеся в дружный хор, перевесили его желание мчаться дальше – он согласился, что им всем необходима пара часов отдыха.