Текст книги "#Перо Адалин"

Проходя мимо переправы, которая связывала эту часть поселка с другой, на противоположной стороне реки, Винсент никак не мог избавиться от навязчивой идеи. Если верить сплетням, которые с охотой пересказывали друг другу местные жители, лжепринцесса сейчас была именно там. Как и Евандер. Командир размышлял, что его ждет, если сейчас он просто сядет в лодку и окажется там; как поступят Силиус и Феликс, осведомленные о его назначении командиром отряда настоящей принцессы, когда мертвец предстанет перед ними, и что скажет лжепринцесса на обвинения, которые он может выдвинуть?

Командир потряс головой, вновь надеясь избавиться от тревожных мыслей. Жажда увидеть друга сбивала его с верного пути. Евандер рисковал, чтобы помочь ему, находясь в стане врага, и Винсент боялся, что в любой миг стража уличат во лжи, а потому ждал следующего письма от друга с нетерпением, которое изводило его не хуже настоящего сражения.

Судьба не собиралась отдавать победу и вытаскивала раз за разом выигрышную карту из своего рукава. Поселок, в котором полным ходом шла подготовка к празднеству, обернулся для Винсента неожиданной проблемой.

На каждом углу, не понижая голоса, говорили о принцессе, что со дня на день прибудет в Мурусвальд, и только глухой не услышал бы об этом. Но Адалин, хвала небесам, едва различала голос командира, не то что пересуды в толпе, и это было заслугой Леверна, хотя слов благодарности он от Винсента никогда не дождется. Молодой рыцарь единственный сохранил хорошее настроение и без перебоя рассказывал принцессе истории из своей жизни, пока Винсент лихорадочно искал место, где не будет слышно восторженного народа на улицах. Трактир с яркой вывеской показался тогда отличной идеей – объявление на дверях гласило, что задорная музыка и именитые исполнители в этот вечер не дадут скучать даже самому привередливому гостю.

– Заходим, быстро все заходим! – торопил Винсент спутников.

Надежды его оправдались: в огромном помещении, хаотично заставленном столами и забитом людьми, сложно было услышать даже того, кто говорит на ухо. Командир провел принцессу поближе к сцене, на которой отплясывал резвый квартет под задорные звуки волынки. Исполнительница, чей голос Винсент про себя назвал скорее резким, нежели приятным, пела бодрую песню о приключениях пастуха, забывшего дома обувь; в трактире то и дело раздавался громоподобный хохот слушателей. Винсент встал к принцессе поближе, защищая от постоянно перемещающейся толпы. Адалин подавила желание высказать протест – возможно, место не было столь плохим, как ей сначала показалось.

Певица, вытянув финальную ноту, замолчала, растроганная бурными аплодисментами довольных слушателей. Шума поубавилось, и ведущий объявил о перерыве, после которого известная вокалистка порадует местный народ исполнением романсов, которые были на слуху с незапамятных времен.

Леверн где-то левее Винсента присвистнул, подзывая друзей к столу, – рыцарь, ничуть не смущаясь, спихнул со стула заспавшегося пьяницу, тем самым освободив последнее место. Посетитель пытался было противиться, но с его губ срывались только неразборчивые звуки, и неудачливый собеседник ретировался, хватаясь за гостей трактира как за опору.

– И что мы здесь забыли? – радостно поинтересовался рыцарь, оглядываясь. Местечко, хоть и во вкусе Леверна, было весьма странным, а если учесть наличие двух дам в их компании, так и вовсе неподходящим. Рыцарь, мельком взглянув на напряженное лицо Клер, подтвердил свое мнение – ни ей, ни принцессе тут не место.

– Клер, иди сюда, – улыбаясь, похлопал по пустому стулу Леверн, призывая ее сесть рядом. Девушка, ловко увернувшись от столкновения с большим, скверно пахнущим незнакомцем, села.

– Иду на поводу у большинства. Сегодня отдыхаем, – ответил наконец Винсент и, игнорируя подозрительный взгляд служанки, отодвинул стул для Адалин, на который она осторожно присела. Сам командир выбрал место напротив выхода из трактира. Альвах, привыкший к большим скоплениям людей, сел по другую сторону от Леверна, не спуская глаз с принцессы.

– Тут слишком шумно, – заметила Клер, не понимая, что они забыли среди праздного народа, когда предполагалось, что все устали и хотят, для разнообразия, в качестве ночлега выбрать кровать, а не сырую землю.

– Тише будет только в темнице, – возразил командир.

– Хватит вам, – встрял Леверн, напрягшись, – надоела эта бессмысленная вражда. Скоро камнями друг в друга кидаться будете. Мы все тут одно дело делаем, потому спрячьте оскал. Только Аду расстраиваете – она, наблюдая за вашими волчьими взглядами, едва не слезы льет. Вам девочку не жалко?

Альвах насупил брови и буравил взглядом сестру. Он знал, что Леверну не хватит сил нормально отчитать Клер, и даже сейчас он не смотрел на Винсента, хотя обращался, в общем-то, к обоим. Альвах потянулся к внутреннему карману, и Клер съежилась, понимая, что родному брату тоже надоело взирать на их препирания и он готов высказать все накопившееся. А такой исход был куда страшнее громких слов ее болтливого друга.

– …а то я вам обоим всыплю. Надоели, – закончил свою пламенную речь рыцарь, удивляясь, что его никто не перебил.

Винсент, недобро хмыкнув, посмотрел на Клер и в который раз воздал честь Альваху. Его влияние на родных было неоспоримо – служанка с взглядом, полным сожаления и, чего греха таить, разочарования, приняла вид покладистой овечки. Она сжимала в руке только что прочитанный лист из блокнота, а, судя по размеру послания, Альвах умудрился уместить все свои нотации в пару предложений.

– Я не буду извиняться за свои убеждения, – начала Клер, и тут же на нее вскинулись два недовольных взгляда, – но простите меня за неподобающее поведение. Слуг за такое обычно секут. Вы же стерпели, спасибо, – пробормотала она, покаянно опустив голову. Винсент едва расслышал ее последние слова.

– Секут только напыщенные индюки. – Леверн недовольно закатил глаза. – Нашла что вспомнить.

– Я также не буду извиняться за свою веру, но обещаю, что никто из вас более не услышит от меня попираний того, во что верите вы. Я буду уважать ваш выбор, каким бы абсурдным он для меня ни был.

Увидев, что от этих слов принцесса поникла, будто была не в силах бороться с разочарованием, Винсент добавил:

– Начиная с этого момента.

– Отлично! – подытожил Леверн, подзывая официантку. – Такое дело нужно отметить! Красавица, подойди-ка! Э-эй! Вы там что, уснули все?

Прищурившись, рыцарь пытался рассмотреть трех спорящих у подсобки девиц. Ни одна из них не реагировала на рыцаря.

– Такое со мной впервые. – Не скрывая удивления, Леверн нехотя поднялся со стула. Он решил не полагаться на случай, дожидаясь внимания, а пойти и узнать, что их отвлекло от работы.

– Странное место, – заметила Адалин. Сегодняшнее заведение нисколько не походило на заведение дяди Гектора, хоть так же называлось трактиром, и она внимательно оглядывалась, пытаясь понять, что не так. Винсент, наклонившись, поправил ее:

– Тебя смущает не место, а люди.

На первый взгляд, трактир был точно таким же, как у Гектора, но на деле от спокойного, домашнего прибежища его отличало решительно все, начиная от аляповатой плитки, которой был устелен пол, заканчивая людьми. Хотя люди и были главным отличием.

Дядя Гектор славился своей гостеприимностью по всей округе. Он, как радушный хозяин, старался найти хорошее слово для каждого посетителя, который хоть раз заходил к нему. Мог перечислить по именам всех детей из семьи, которая ночевала у него пару ночей кряду, интересовался здоровьем пожилой матушки почтальона или же передавал сладости детишкам сторожа. В этом и прелесть маленьких селений, где каждый приходится друг другу дальней родней. Даже путник, оказавшийся там впервые и не знающий никого из постоянных жителей этих мест, все равно будет чувствовать себя причастным к большой семье.

Этого ощущения сейчас очень не хватало Адалин. Принцесса, сравнивая трактиры, не ощущала никакого единения среди присутствующих гостей.

– Не можете понять, что их отличает от людей, которых вы видели ранее? – Винсент видел, как Ада нервно поджимает губы, вглядываясь в лица незнакомцев.

– Они все… настороже?

Клер, высматривая Леверна возле официанток, с интересом обернулась на слова своей госпожи.

– Это привычно для тех, кто живет вблизи больших городов, – подтвердил Винсент, улыбаясь. Клер видела подобную горделивую улыбку у Леверна, когда она впервые попала из лука в мишень.

– Почему? – Адалин чувствовала себя ребенком, который упустил очевидное.

Винсент задумался: «Она видела все впервые – как объяснить разницу?»

– Не все люди живут одинаково. Ты видела тех, кто служит королевской семье, их уклад жизни тебе знаком. Ты видела селян, жизнь которых проходит среди знакомых лиц, они открыты и не ждут подвоха. Здесь же, как и в Мурусвальде, тебе встретятся жители больших городов – они куда более замкнуты, чем сельские обыватели. Внешне они могут казаться открытыми, но внутри они всегда ждут чего-то, непредвиденной опасности, которая может встретиться на пути. Драки, воровство, обман, клевета – они чаще других сталкиваются с подобными вещами. Даже в столице, которую ты не видела за стенами замка, люди ведут себя так же.

– Не только они напряжены, – поделилась Клер, закрывая шею мехом плаща. Альвах, услышав ее слова, накрыл руку сестры, напоминая, что он рядом.

– А в этом конкретно наше отличие от остальных присутствующих в трактире, – заметил Винсент. – Вы в безопасности, даже если ощущения говорят об обратном.

– Кто и что говорит? – Леверн вернулся с подносом чашек и был вознагражден двумя сияющими улыбками – рыцарь в удивлении смотрел то на Клер, то на Аду, не понимая, в чем причина такого теплого приема.

– Передника не хватает, – оценил его образ Винсент, и плечи Альваха подозрительно задергались – юноша беззвучно смеялся.

– Ох, простите, ваше командиршество, моего размера не нашлось, – парировал рыцарь, выписывая поклон начальству. – И вообще, не моя вина, что чай пришлось добывать с боем – у персонала там трагедия.

Леверн замолчал, осушая свою чашку.

– Певица, которая с романсами должна была выступать, не приехала. Бурный скандал: дама вместо концерта укатила с любовником на другой конец королевства. Вот и бегают, в панике пытаясь решить, чем забить еще час времени. Народ жаждет развлечения. Кстати, командир, комнату нам здесь не снять – нет ни одного свободного уголка. Все заняли поклонники сбежавшей певицы. – Леверн откинулся на стуле, расслабленно вытягивая ноги под столом.

Адалин замерла, слова завертелись на языке, в затылке сильно пульсировала кровь. Кто-то чужой нашептывал ей: «Давай, давай. Скажи. Соберись с силами и скажи».

– Я могу спеть.

Никогда еще слова из уст принцессы не вызывали у собеседников такого удивления.

Так Винсент и оказался в скверном расположении духа за большим столом на пару с чашкой. Его друзья – командир мысленно сплюнул на этом слове, обещая себе, что окончательно пересмотрит отношение к ним, когда закончится путешествие, – вовсю готовились к выступлению принцессы.

#11. Мой голос ныне стих

Леверну не составило труда договориться о выступлении – хозяин трактира, прознав, что в его заведении есть певица, едва ли не на коленях умолял Адалин, надеясь на спасение.

Принцесса согласилась всего на одну песню, но и это было большим облегчением для отчаявшегося трактирщика. Новая певица отвлечет рассерженный народ, и музыканты, за которыми он послал одного из служащих трактира на другой конец поселка, должны успеть приехать со всеми инструментами. Как оказалось, никого, кроме Винсента, не волновала абсурдность происходящего, а потому командира, который высказался по этому поводу, попросту проигнорировали. Даже Альвах, самый разумный в семейке, с которой Винсенту не посчастливилось оказаться в одном отряде, не спешил останавливать Адалин. Стрелок бросал недовольные взгляды на Леверна, а участливые дарил принцессе. Она, вдохновленная поддержкой, взволнованно пересказывала текст песни их компании. Клер, услышав, какую песню для выступления выбрала госпожа, в ужасе схватилась за руку брата. Их лица были полны недоверия и удивления – песню все трое знали наизусть.

Леверн, получивший в руки любимый инструмент, не сомневался в способностях Адалин. Они вышли на сцену. Рыцарь, последний раз проиграв принцессе быстро подобранную мелодию, удовлетворенно кивнул. Музыка, по его мнению, была лекарством от многих бед. Человек чувствующий способен открыть в своей душе небывалые глубины, следуя за извилистой рекой музыки. И кому, как не принцессе, зачаровать публику исполнением – ее большое сердце, бьющееся ради каждого не подозревающего об этом посетителя, было залогом успеха.

Стараниями хозяина народ в трактире притих, и все внимание обратилось к девушке, занявшей сцену. Мягкие звуки тирфы разнеслись по залу, притягивая взгляды к музыканту, сидевшему на стуле позади Адалин, закрыв глаза, и полностью отдавшемуся музыке. Принцесса глубоко вздохнула, стараясь успокоить громко бьющееся сердце, – ее выход, начало, первая нота зададут тон всему выступлению.

Послание в стихах, однажды найденное в стенах замка, Адалин не смогла вернуть хозяину – отправитель не был указан, а разыскать девушку, чье имя значилось на уголке пергамента, ей не удалось. Принцесса долго хранила послание – кусочек чужой жизни, который случайно попал ей в руки. Адалин настолько понравились стихи, что она напевала их, когда было скучно, но в те дни ее голос слушали только стены, а сейчас, в темном зале трактира, выступления ожидала толпа. Робость сковывала ее тело, но желание поразить тех, кто сейчас смотрел на нее, никуда не исчезло.

 
Мой сон, несчастная душа
Горит без пламени, не стоя и гроша.
И словно призрак, молчанием корима,
Напугана – ведь ты необходима.
 

Винсент поставил свою чашку, не отрывая взгляда от сцены, удивленный проникновенностью исполнения. Голос Адалин то креп, набирая мощь горного потока, то тут же затухал, превращаясь в тонкий ручеек, растекающийся тихими звуками. Адалин не хватало опыта, и исполнение выходило неровным. Она словно не могла решить, сколько силы стоит вкладывать в голос. Винсент наблюдал, как Леверн на очередном скачке поднял глаза на принцессу – проверить, все ли нормально. Умело перебирая пальцами струны, он хорошо подстраивался под ее пение, сглаживая неровности. Мастерству рыцаря можно было воздать честь, но Винсент уже напрочь забыл, что Адалин на сцене не одна.

Он вслушивался в пение, но не разбирал слов – смысл был в голосе, где слабость боролась с силой. Песня лилась из самого сердца, Адалин открывала незнакомым людям небывалую палитру эмоций.

 
Ярость выбрав в качестве стрелы,
Ты не заденешь даже головы.
Вороной обернулись все мои мечты,
Блеск оказался полон пустоты.
 
 
В тот день предвестником прощания
Я счел твое угрюмое молчание.
Ты оказалась бессердечна. Я не знал,
Что понапрасну преданность твою желал.
 
 
Я не забуду никогда рассвет прозренья,
Что в чаше чувств ее дыра,
Отныне я способен на презрение —
Ей не увидеть от меня добра.
 

Адалин сделала паузу, и все вокруг будто замерло. В зале царила звонкая тишина. Адалин, поймав внимательный взгляд Винсента, допела последние строки с той тоской, которую всегда чувствовала к концу песни:

 
Но как прекрасен был тот миг,
Когда у сердца крылья были,
И пусть мой голос ныне стих —
Лишь бы душа и сердце не забыли.
 

Принцесса замолчала и опустила голову. Зал разразился аплодисментами – люди неожиданно прониклись новой песней. Кто-то свистел, кто-то стучал кружкой по столу, группа уже подвыпивших посетителей требовала еще, заставляя Адалин улыбаться. Леверн, под неутихающие овации, увел ее со сцены, придерживая под руку. Ада смотрела по сторонам и всюду видела восхищенные лица. Это ощущение триумфа, признания было самым ярким за всю ее жизнь. Получив, пусть на миг, любовь посетителей трактира благодаря своим способностям, а не родословной, Адалин чувствовала небывалый подъем.

– Умница, – произнес над ее ухом Леверн, и Адалин распознала в его голосе гордость. – Только на вторую песню не выйдешь, и не проси.

– Спасибо. – Адалин надеялась, что друг поймет, насколько ценный подарок он ей преподнес, договорившись с хозяином трактира.

– Запомни это ощущение, – добавил Леверн. – Этот вкус жизни. Настоящей, яркой, полной – такой, какая должна быть у каждого. Даже у тебя.

Адалин в неверии глядела на рыцаря. «Неужели он намеренно показал мне, насколько яркой может быть жизнь? Дразнит или же не понимает, что выбора у меня нет?» Принцесса не успела задать вопрос – они уже подошли к своему столу.

На сцену тем временем вышел хозяин, чтобы представить музыкантов, которые в спешке добрались с другого конца поселка.

– Вы покорили мое сердце, – призналась Клер. – Ваш голос полон волшебного очарования, – восхищенно добавила она.

Принцесса кивнула, пряча разочарование. Их жизни менялись, и королевская дочь ощущала это буквально каждую минуту. Все больше отдаляясь от родного дома, она все меньше желала придерживаться положенных правил. Ей так хотелось поговорить, и она верила, что сможет найти в Клер хорошего друга, но время уходило, а сестра Альваха оставалась любезно отстраненной.

– Так официально, что на зубах скрипит, – заметил Леверн, смотря на Клер.

– Ты тоже отлично справился, Одуванчик. – Слова Клер вызвали смешок у Винсента. Не успел Леверн вскипеть из-за прозвища, как названная сестра добавила: – Я соскучилась по тому, как ты играешь. Словно эхо из прошлого.

Леверн встал позади сестренки и, нагнувшись, прошептал ей что-то на ухо. Светлые волосы рыцаря щекотали щеку Клер, которая придерживала его руку на своем плече. Принцесса, с трудом оторвав взгляд от этих двоих, взглянула в ожидании на командира, но он не спешил делиться впечатлениями. Она безумно хотела и одновременно боялась услышать мнение Винсента.

– Гхм, мне понравилось, – обращаясь скорее к чашке, нехотя признал он.

– Конечно, – ехидно протянул Леверн; Клер продолжала держать его руку.

Адалин благородно решила не мучить расспросами неразговорчивого командира. Он не ругал ее за выход на сцену, хотя имел на это все основания, и она была благодарна. Давняя мечта осуществилась, и ей больше не суждено появиться на сцене. Теперь, вытеснив радость, к ней пришло опустошение, ощущение триумфа уходило.

Принцесса обратилась к Альваху:

– Ты раньше уже слышал эту песню, верно?

Адалин пришлось встретить долгий, неловкий взгляд Альваха, которому вдруг захотелось рассказать принцессе обо всем, что связывало его со стихами. Но стрелок молчал, не имея возможности выразить вслух ни горечь, ни радость во всей их силе. Альвах разочарованно взял свой блокнот. «Разве может бумага передать эмоции? – думал он. – Адалин смогла мне напомнить – стихи, обыденные на бумаге, в устах звучат заклинанием. Она дала им новую жизнь, а Леверн пробудил старые воспоминания».

Пораженная Адалин вчитывалась в ответ.

– Ты… ты написал ее?.. – Принцесса порывисто поднялась со стула. К ним незаметно подошел один из посетителей трактира и поинтересовался, не хочет ли певица исполнить еще пару песен, но тут же замолк, поняв намек, – Винсент указал просителю на свой меч.

Адалин в ужасе уставилась на Альваха, того самого человека, к которому не раз мысленно обращалась в стенах замка. С первого дня, как она нашла послание, Адалин мечтала найти автора, и фантазия рисовала немыслимые пути воплощения. В моменты привычной меланхолии она представляла, что письмо очутилось во дворце по ошибке и автор стихов живет за тысячу километров от столицы. И вот он сидит напротив, и принцесса не знает, что делать с осуществившейся мечтой.

Альвах согласно кивнул и разбудил задремавшую было Клер; Леверн так и держал руки на ее плечах. Клер взяла протянутый ей блокнот, и настроение ее тут же испортилось.

– Не проси меня рассказывать о ней, пожалуйста, – взмолилась она.

– Там и рассказывать нечего, – вмешался Леверн, заглядывая в листок через плечо сестренки. В отличие от чуткой Клер, он не смутился от подобной просьбы.

Рыцарь, усевшись на свое место, закинул ногу на ногу, прочистил горло и начал повествование:

– Лет эдак шесть назад Альвах влюбился в девушку. Взаимно. Чувства бушевали, мы с Клер их уже венчать собирались – в общем, полная идиллия.

– Большая ошибка, – шепотом вставила Клер.

– Аль писал ей много стихов и песен. Мы, выучив пару особо удачных куплетов, как два кота, выли под ее окнами, и все собаки в селе нам аккомпанировали. Но в один день ответные чувства дамы пропали. Альвах потерял голос, – пояснил Леверн.

«Неужели?..» – нахмурилась про себя принцесса.

– Барышня была по меркам нашей деревушки знатная, ей прочили работу в замке. Дальние земли, неизведанные возможности – большой соблазн для сельской девчонки. Немой возлюбленный, нуждающийся в опеке, не вписывался в ее планы. – Леверн остановился, вспоминая. – Это стихотворение – последнее, что мой друг написал ей. В память о пережитом, так сказать. Вот и все.

– Твое сердце не для нее. – Клер наклонилась к Альваху ближе, желая обнять. Однако он, не обращая внимания на сестру, передал Адалин листок: «Даже несчастная любовь лучше ее полного отсутствия. Я ни о чем не жалею. Твой голос заставил сердце вспомнить былые чувства. Спасибо».

Адалин мягко улыбнулась, испытывая жалость и сочувствие. Она не понимала девушку, которая бросила Альваха. Он был невероятным человеком, вызывал в ней бесконечное уважение, даже мог влюбить в себя весь мир, стоило только узнать его получше.

– Ей же хуже, – сказала Адалин. Клер была полностью с ней согласна.

* * *

Холода, не сверяясь с расписанием странствия, уже наступали. Винсент стоял на улице возле трактира, рассматривая ночное небо. Свет из окон заведения едва освещал его ноги. Парочка, выскочившая на улицу, бросила на него испуганный взгляд и прекратила смеяться: видимо, счастливые ребята во мраке ночи приняли его за огородное пугало. Винсента, впрочем, ничто не волновало. Он сосредоточил все внимание на дыхании, холодном, обжигающим легкие вдохе. Воздух, нагревшись, паром срывался с губ на выдохе, растворяясь причудливыми формами. Вдох, выдох. Вдох. Вдох.

«Проклятье. Сбился».

Рука сжала сверток бумаги. Алерайо улетел всего пару минут назад, но Винсенту казалось, что прошел час. Болезненный час.

– Греешься? – произнес кто-то за спиной, и командир сжал зубы. Веселый тон подошедшего слышался издевательством, царапающим нервы. Возможно, если он отыграется на рыцаре, злость уйдет.

– Охлаждаюсь.

Леверн подошел к командиру, проигнорировав ядовитый тон.

Винсент выскочил из трактира внезапно, не захватив и плаща, и рыцарь подумал, что друг решил прогуляться. Но командира все не было и не было, и заботливый напарник решил проверить, не случилось ли чего с несчастным.

– Да тебе, смотрю, совсем жарко. О, новое письмо! – обрадовался любопытный Леверн, но тут же умолк, обратив наконец внимание на паршивое настроение командира. Посерьезнев, он спросил: – Что там?

– Скажи мне, Леверн, зачем мы здесь?

На столь неожиданный вопрос он ответил, даже не задумавшись:

– Мы выполняем приказ.

– Чей?

– Короля.

– Короля… – выдохнул Винсент и сжал письмо еще сильнее. – Благородный отец, отдавший дочь в лапы безумцев храма. Семнадцатилетнюю девочку. Ребенка, Леверн. – Его собеседник не реагировал, и Винсент повторил: – Мы ведем ребенка на смерть. Спасаем ее сейчас, чтобы самим отвести к смерти. Ну же, рыцарь! – Винсент сорвался на крик, не понимая, почему ему приходится втолковывать то, что он понял уже давно. – Кем нужно быть, чтобы чувствовать себя нормально?!

– Успокойся. Нашел непонимающего, – отрезал Леверн. В его глазах виднелось уже давно принятое решение, а голос не выдал ни единого сомнения: – Наше дело – служить. Ты давал присягу короне, вот и исполняй клятву. Да, задание не сахар, но стоит дать свободу таким мыслям, как захлебнешься в сомнениях. Думаешь, мы с Альвахом – бесчувственные звери? Что нам ее не жаль? – Леверн умолк. Тишина в ответ подтвердила его догадку. – Ты, видно, так и думаешь. – Горький вздох все же сорвался с губ Леверна. – Твое право. Можешь не верить в магию, ритуалы и страшные сказки о пустыне, которыми пугают детей, но прими за единственно верный факт: принцесса верит, что добровольно спасает мир. Поэтому убери этот омерзительно щенячий взгляд, которым ты смотрел на Аду, пока она пела, и помни о приказе. Если не помогает, вспоминай короля или Ролло. Образ начальства обычно восстанавливает дисциплину.

– Я как раз сейчас вспоминаю Его Величество, – сквозь зубы процедил Винсент, гнев только начал расходиться по венам. – Евандеру удалось разведать, что к чему. – Он помахал мятым письмом. – Это король организовал нападение на нас! По случайному совпадению, тот самый, которому мы служим! Ну же, рыцарь, – мужчина постепенно понизил голос, – мысли о преданности все еще возникают?

– О чем вы?

Этот голос принадлежал, увы, не Леверну. Командир обернулся, до последнего надеясь, что ему показалось и голос принадлежит не принцессе.

Адалин в ужасе смотрела на него, придерживая от порывов ветра серебряными когтями капюшон. Шанс, что она не слышала его последних слов, мгновенно испарился.

* * *

Клер, потягивая третью по счету чашку чая, с удовольствием наблюдала, как ест Альвах. Ее братец давно наплевал на правильный режим питания, и войны за то, чтобы Аль ел хотя бы пару раз в день, продолжались уже несколько лет. Он, по мнению сестры, вообще недостаточно заботился о себе. Он был опрятен, часто пребывал в хорошем настроении, был в отличной физической форме, ел (когда ему об этом напоминали), но Клер все равно была недовольна. Братик после истории с покинувшей его возлюбленной не искал ни с кем встреч. Уже который год он отказывался от любых знакомств, что ему настоятельно подсовывал Леверн, вызывая таким поведением беспокойство у сестры и друга.

– Клер, а почему музыка Леверна – эхо былого? – поинтересовалась Адалин, решившись отвлечь служанку от мыслей, из-за которых хмурился ее лоб.

Клер, удостоверившись, что брат не против рассказа, выдохнула, беспокойно перебирая кончик косы:

– Когда Аль… говорил… – Она запнулась. – Он часто напевал свои стихи под аккомпанемент Леверна. Альвах научил его играть на тирфе, вопреки россказням, что это умение снизошло на Леверна во сне. Леверн и тогда не играл без моего брата, не играл без него и сейчас – он отказался от тирфы. – Клер смотрела на принцессу, надеясь, что ее высочество поймет, какой получила подарок. – До сегодняшнего вечера. Он забыл о добровольном ограничении ради вас.

Адалин смущенно улыбнулась Альваху, испытывая стыд. Ее коробила сама мысль о том, что она, пусть и невольно, отняла что-то у него, ведь она скорее лишится руки, нежели позволит произойти подобному. Но юноша смотрел на нее без осуждения, и принцесса знала, что он не таит обиды ни на нее, ни на рыцаря.

– Пойду поблагодарю его. – И принцесса выбежала на улицу, на ходу укутываясь в плащ.

– У госпожи доброе сердце, и Одуванчик правильно сделал, что помог ей, – поделилась Клер, упустив момент, когда у их стола появился незнакомец и заслонил собой свет над столом.

– О, а красавица убежала? – влез он в разговор.

Мужчина держал четыре кружки с пенным пивом и недоуменно оглядывал пустые стулья. Не спрашивая позволения, незнакомец сел на свободное место и поставил на стол свою ношу. Запах хмеля ударил в нос Клер, и она невольно задержала дыхание.

Мужчина был навеселе и, не понижая голоса, пробасил:

– Я только познакомиться собрался. Подружка ваша поет как соловей! А хмурый такой тип, с вороньим взглядом да мечом за пазухой, – ухажер ее, что ль? – не обращая внимания на молчание, продолжал навязчивый посетитель. Развязный тон полностью соответствовал его облику: закатанные до локтя рукава темной рубахи, от которой сильно разило потом, и лицо, бордовое от количества выпитого.

– Но, тсс! – Незнакомец приложил палец к губам и, словно доверяет близким людям тайну, прошептал: – Я тоже кой-чего имею. Таким обычно оленей освежевывают. Незаменимая штука! Особенно для трактиров. – Громоподобно рассмеявшись, он довольно продемонстрировал замотанный в ткань охотничий нож.

Клер резко выпрямила спину и боялась пошевелиться, сердце в ужасе забилось быстрее. Она сцепила дрожащие пальцы, не сводя глаз с небольшого ножа в руках гостя, которым тот хвастливо играл.

«Брось, брось, – мысленно умоляла Клер. – Мозолистые пальцы обычного работяги. Пусть и пьяного. Они ничем не похожи на другие руки, с гладкими ногтями. Его пальцы не запачканы кровью. Он не сделает ничего плохого. Не сделает же? Его наглость – из-за осушенной до дна кружки. Она временна». Но страх, минуя любые доводы в голове, рос комом. Тенью перед глазами вырастала чужая фигура.

Аль потянулся к тонким кинжалам на бедре, бросив сестре предупреждающий взгляд. Юноша был собран, за годы службы он видел не одну пьяную драку и благодаря сумасбродству Леверна едва ли не в каждой сам принимал участие. «Пьяница уйдет живым, пусть только уберется сейчас, пока не поздно. Но как сказать ему об этом, если Клер не может вымолвить ни слова, как и я?»

– Нет вашей подружки. Неудача, – расстроился мужчина, обращаясь сам к себе. – Хотя ты, пташка, тоже ничего. Хилый мальчик молчит, значит, не против? – Мужчина, решив, что Альвах не представляет опасности, потянулся через стол к замершей девушке.

Примерно через минуту Леверн вошел в трактир и стал свидетелем следующей картины: Альвах, забыв о раненом плече, вжимал физиономию странного бугая в стол, заведя его руку за спину. Судя по красному лицу и визгу, который, как оказалось, издавал незнакомец, ему было больно. Губы немого юноши искривились, а взгляд не скрывал ярости. Сердце Леверна замерло, когда он перевел взгляд на Клер.

«Только бы не…»

Подскочив, Леверн бросил Альваху:

– Что за тип?

Мужчина дернулся, и Альвах надавил на его кисть; рука вывернулась под большим углом, и очередной крик разнесся по трактиру. Внимание к их столу еще больше возросло – посетители за столиками перешептывались, с осуждением поглядывая на стычку. Альвах сжал губы и кивнул на сестру.

Леверн присел перед ней. Клер смотрела в одну точку, не обращая на него внимания. Рыцарь быстро додумал картину происходящего, и у него перехватило дыхание, когда он понял, о чем напомнила подруге эта ситуация.

– Клери, – тихо позвал Леверн, беря ее ладони в свои.

Внутри рыцаря, скаля зубы, начало просыпаться нечто колючее.

– Давай, обрати на меня внимание, – попробовал он еще раз, заслоняя собой вид на неудачливого поклонника.

Клер пошевелила пальцами, и с ее губ сорвался хрип.