Текст книги "#Перо Адалин"

Снизу казалось, что лестница одна, но как только они поднялись на небольшую площадку, перед ними предстал еще один путь. На уступе вырубы в камне были как новыми, так и старыми, и Альваху предстояло выбрать самые надежные.

Они поднимались все выше, и Адалин непроизвольно замедляла шаг, с трудом удерживаясь от того, чтобы оглянуться на город. Ее неудержимо тянуло обратно, вниз, на землю, и принцесса пыталась подобрать слова, которые объяснили бы это желание.

Альвах вышел на очередную ровную площадку, не более трех метров в ширину, и остановился, дожидаясь друзей. Его внимательный взгляд был обращен вдаль, на панораму ночного города, горящего, словно печь, тысячами факелов. Оранжевое свечение тонкой полосой отделяло мрак ночного неба от городских стен, красных в свете огня. Пустое небо, заполненное едва заметными осколками звезд, и город, наполненный жизнью. Ему хотелось воспарить в небо. Альвах вдохнул, слегка запрокинув голову, – морозный воздух наполнил легкие. Все путешествие крепкая уверенность и спокойствие в его душе молча подвергались осуждению со стороны Винсента и Леверна и были совершенно непонятны принимающей все близко к сердцу сестре. Ада единственная принимала его поведение как само собой разумеющееся. Ему вспомнились слова Леверна, сказанные после выступления принцессы в трактире: «Она довольно проницательна, верно?» Леверн тогда хмыкнул, увидев настороженность Аля. Рыцарь чувствовал, что названному брату не нравится его вовлеченность; хоть он и одобрил выступление Адалин, Леверн знал, что это было показное. Пока принцесса пела, очаровывая незнакомцев в трактире и попавшего на крючок Винсента, стрелок оценивал сложившуюся ситуацию и пришел к не самым радужным выводам. Ему не нравилось, что Леверн так открыто показывает принцессе радости жизни; но, с другой стороны, лишить Адалин такого яркого воспоминания, когда ей осталось жить меньше месяца, он не смог.

Тогда Аль ответил ему, что принцесса, не обремененная осторожностью в общении, впитывает их черты характеров подобно полуживому цветку, наконец получившему живительные капли воды. Леверн, вглядываясь в аккуратный почерк друга, только посмеялся, обозвав его безнадежным романтиком. Правда, неприятный осадок остался у обоих, и вряд ли они смогут отшутиться при следующем разговоре о принцессе, который, несомненно, случится.

Альвах перевел взгляд с ночного неба на часть города, простирающегося под его ногами. Нечасто ему доводилось наблюдать такой захватывающий вид – простор, начинавшийся за обманчиво надежным уступом, манил, и стоило только шагнуть навстречу, и окажешься в его недолгих объятиях. Аль поймал себя на мысли, что его так и подмывает подойти к краю. Он желал ощутить миг, когда разум борется со страхом и все нутро наполняется эйфорией. Великолепное, яркое ощущение, которое раньше он мог испытать только в кровавой битве против заведомо более сильного противника.

– Аль, отойди, пожалуйста, от края, – донесся голос сестры. Свобода мыслей и действий существенно ограничивалась, когда Клер была рядом. Она одним своим видом напоминала о том, что ненужный риск – роскошь, ему недозволенная.

– Альвах любит ветер. – Леверн, подав принцессе руку, игриво посматривал на друга. Он прекрасно знал, что за желания боролись в брате за право быть исполненными.

– Это опасно, – подтвердила Клер и увидела, как Леверн закатил глаза.

Пока родственники ругались, Адалин подошла к краю и посмотрела вниз. Теперь нечто, тянущее ее назад, в город, превратилось в прочный канат. «Я должна вернуться».

– Я пойду обратно, – объявила принцесса и, не дожидаясь разрешения, направилась к лестнице.

– Чего?! – прогремел Леверн, прытко схватив ее за руку. Адалин дернулась, пытаясь вырваться, все равно что маленькая птичка попробовала освободить лапку, прижатую камнем.

– Я. Пойду. Обратно, – отчеканила Адалин, прожигая рыцаря взглядом. Руку он отпустил, и принцесса сделала пару шагов назад.

– Мне нужно в город, я должна попасть в храм на центральной площади. Как я только могла забыть, Леверн. Храм! – кричала она. – Самозванку не просто так ведут в святилище – настоящая принцесса обязательно должна произнести молитвы к Санкти в городе над водопадом!

– Ты уверена? – Леверна обескуражило упоминание об обязанностях в путешествии. Сам он не удосужился изучить необходимые остановки: к чему напрягаться, если для этого у него есть родня и командир.

Рыцарь, ища подтверждение слов Адалин, обернулся к Альваху. Но тот не пошевелился, а подозрение в его взгляде подстегнуло Леверна продолжить расспросы. Адалин, стараясь говорить уверенно, ответила:

– Да. Ритуал – не только жертвоприношение в храме у озера. В Мурусвальде, как второй столице, я должна воздать молитвы к Санкти, чьи тени люди берегут в городском храме, веря, что смогут там услышать голоса создателей. Только вознеся к ним молитвы, я смогу пойти дальше – вот почему меня так сильно тянет вниз.

– Словно они ответят, – фыркнул Леверн и тут же понял, что сболтнул лишнего.

– Я должна вернуться. Заодно посмотрю в глаза Евандеру – может быть, он сможет убедить меня в предательстве отца, – аккуратно добавила принцесса, следя за рыцарем. Леверн, сложив руки на груди, до этого колебался, но как только услышал о страже, застрявшем с самозванкой, он посветлел. Похоже, Адалин нашла способ крутить из него веревки.

Ада не лгала – она действительно должна посетить храм как одну из святынь на пути к озеру, но это посещение было условностью, которую можно опустить. Об этом знал только Винсент как командир процессии и Евандер как его заместитель, и сейчас оба не могут ей возразить. Принцесса с удовлетворением поняла, что ее уловка удалась, – Леверн, недовольно качая головой, согласился. Сейчас рыцарь, используя свой самый убедительный тон, уговаривал Альваха разделиться.

Стрелок не сводил глаз с принцессы, краем уха слушая трели друга. Ада впервые почувствовала, насколько неудобным может быть его прямой взгляд – внутри у нее начало зарождаться странное чувство, подталкивающее рассказать правду о том, что она жаждет встретиться с Евандером, расспросить его о странном письме; о том, что она хочет увидеть лжепринцессу, которая приняла за счастье надеть ее одеяния.

Альвах передал другу листок и с некоторой нервозностью крепко его обнял. Леверн, посмеявшись над реакцией брата, напутствовал:

– Уворачивайся от укусов Клер, пока меня не будет, дружище.

Леверн подошел к Клер, и Адалин даже в густой темноте смогла различить нежность, с которой рыцарь смотрел на сестру.

– Клери. – Леверн кончиками пальцев мягко приподнял ее подбородок. – Я вернусь. Ты ждала меня и дольше, что по сравнению с этим одна ночь?

– Ничего, – нехотя согласилась его названная сестра. Клер чувствовала, что не сможет спокойно попрощаться с оболтусом, стоявшим так близко. «Только вот такой страшной ночи не было уже долгие годы», – закончила она про себя.

– Не обижай Аля, – прошептал Леверн, наклонившись к уху сестренки. – Ты с ним в безопасности, не сомневайся даже на миг, как бы страшно ни было. Ты больно ранила его там, в трактире. Больше не делай так.

Рыцарь напоследок потрепал по голове совсем скисшую подругу и направился за Адой, не пожелавшей тратить время на прощания. Не оборачиваясь и не останавливаясь, он прокричал:

– Дождитесь меня! Приведу всех детишек, которых город манит, словно шоколад!

С этими словами двое путников исчезли, оставляя брата и сестру в одиночестве.

Клер не могла избавиться от плохих предчувствий.

* * *

Судьба, похоже, решила обратить свое внимание на людей, прятавшихся в многотысячном городе. Одна ее рука, длинная, едва заметная среди танцующих теней, несла благую весть. Прикосновения этой руки, легкой, будто весенний ветер, не замечали, желая поскорее получить все хорошее, что она могла дать. Вторая – короткая и темная – была тяжелее горного ряда, обрамлявшего город, ее липкое касание подмечалось людьми сразу; все плохие вести, неудачные встречи, горести, обрушившиеся на человека, – все с проклятьями приписывалось этой руке.

Винсент являл собой натянутую тетиву лука и как никогда жаждал прикосновения легкой руки. Он стоял неподалеку от храма, напоминавшего гигантского дикобраза, застывшего в камне, – десятки острых шпилей устремились к небу, устрашая грешников на земле.

«Быть тебе наколотым на шпиль храма, чудовище», – со звоном колоколов храма к нему пробилось воспоминание, отрывая мужчину от наблюдения за главной дорогой. Там, образуя огненную стену, в нетерпении ожидали принцессу сотни людей. Внезапно гул усилился – вдали показалась долгожданная процессия. Винсент, поборов желание положить руку на эфес меча, надежно скрытый плащом, протиснулся ближе к храму.

Командир пытался высмотреть Евандера и едва не опешил, заметив друга. Его размывающийся от дыма факелов силуэт едва ли не сливался с алым пятном, являющимся, без сомнения, лжепринцессой. «И как теперь выхватить Евандера, когда он идет в начале шествия?»

Винсент в надежде оглянулся, прикидывая, как лучше поступить. Большая площадь, на которой он оказался, едва вмещала всех желающих посмотреть на процессию самозванки. Тысячи людей вокруг – толпа была ему на руку, потому что королевская стража, пребывавшая на площади в устрашающем количестве, все равно не справлялась со взбудораженным народом. Винсент прошел перед бледнолицым стражем, и тот не обратил на него никакого внимания. Вообще, представители закона с бегающими глазами и вспотевшими лбами выглядели в этот вечер не лучше слабой и замученной Адалин.

Рядом бледнолицый страж подметил коллегу и устремился к нему, уронив на ходу свой головной убор. Винсент проследил за тем, как мужчина со шляпой в руках слушает своего напарника, совсем мальчишку, и удивился, увидев на его лице кровоподтек, но не смог ничего расслышать. Ему оставалось только наблюдать, как напуганный юнец отчаянно машет рукой в сторону, противоположную от храма, а после направляется туда с бледнолицым стражем, на ходу распихивая людей локтями. Винсент решил, что и помимо его маленького отряда в Мурусвальде королевской страже есть чем заняться.

Нереида, надо отдать ей должное, не утомляла его разговорами, привлекая внимание, только когда командир выбирал не ту дорогу.

– Есть предложения, как нам подобраться к Евандеру? – спросил Винсент. Глупо было надеяться, что она найдет еще какой-то тайный ход, который мигом решит их проблему. Но, возможно, вместе они что-то придумают.

Нереида покачала головой – ей не нравилась площадь. Тот, кто жил в Мурусвальде хотя бы несколько лет, не раз был свидетелем казней, проводимых по решению монахов на площади перед лицом Санкти. Нереида попала в город относительно недавно, но поместила себя в ряды неудачников – нельзя посчитать за счастье увидеть казнь в воскресный день, направляясь на рынок, расположившийся на соседней улице. С этого момента храм стал для нее чем-то вроде памятника человеческому хладнокровию. У этих высоких, темных стен, не в пример светлым оттенкам города, забирали жизни одних людей, чтобы придать смысл существованию другим. «Как вера во что-то может быть настолько пугающей?» – Нереида не понимала и не желала понимать.

Служанка, потирая озябшие руки, тут же позавидовала длинным рясам монахов, полностью закрывавшим их фигуры, не в пример ее собственному наряду – в спешке поверх рабочего платья она надела только легкую накидку с рукавами до локтя. «Переодеться бы, что ли», – подумала бывшая служанка, и выход из ситуации нашелся сам собой.

– Винсент! – свистящим шепотом позвала Нереида, дергая командира за рукав. – Я знаю, как попасть внутрь храма и как заставить Евандера без подозрений отойти от принцессы.

Лукавость, почти утерянная за последний месяц, вновь ожила в ее душе тонким ростком.

– У Евандера ведь длинные волосы?.. – спросила она.

#14. Смиренная и непокорная

Величественный город накинул на свой светлый лик ночную маску и спрятался во мраке; Ада едва понимала, куда бредет. Леверн выпустил ее руку всего на мгновенье, но этого оказалось достаточно – повернув за угол изящного двухэтажного домика на пересечении узких улиц, принцесса потерялась.

Горожане, прекрасно ориентировавшиеся в сети тонких, как вены, проулков, походили на сытых пауков – им не было дела до бабочки, запутавшейся в липкой паутине. Ада шагала осторожно, почти крадучись, и внимательно смотрела по сторонам, надеясь увидеть Леверна. Она с ужасом представляла, как рассердится на нее добрый рыцарь и, что еще страшнее, как отреагирует Винсент, узнав о ее беспечности.

«Попрошу Леверна умолчать об этом», – решила она, резко отметая душевные терзания. Но, продолжая идти темными улицами в толпу спешащих горожан, Ада все больше ощущала, как в ее душе растет страх. Она была одна.

В этом чувстве не было ничего легкого и прекрасного, сродни той свободе, какую ей довелось испытать в яблоневом саду. Мурусвальд казался ей негостеприимным, он олицетворял кичащихся аристократов, гордых и холодных. Адалин должна была чувствовать себя комфортно, поскольку с рождения жила среди роскоши, вот только с каждым шагом вдоль голубых стен богатых домов она все больше чувствовала – это не ее место. Принцесса старалась проникнуться этим уголком королевства, пока есть шанс, но перед второй столицей она не потерпела поражения.

Адалин вздрогнула, пытаясь собрать воедино разбредшиеся мысли. У нее мало времени и глубоко задумываться, даже на ходу, некогда, тем более Винсент учил ее быть внимательной. Хорошо, что патрульные в парадной форме торопились либо к храму, либо, наоборот, к границе города и до девушки, которая прятала лицо под тяжелым капюшоном и медленно брела по улице, им не было никакого дела.

Адалин увидела, что дальше по улице толпа полностью закрывает проход. В воздухе витало недовольство; принцесса слышала отголоски ругани, приглушенной гулом многочисленных зрителей. Она подошла вплотную к стоящим впереди людям, надеясь рассмотреть хоть что-то. Перед ней показались лишь спины приодетых к празднику горожан разного сословия: она приметила простого лекаря, не снявшего белого халата и в выходной день, и ухоженную девушку, чьи длинные воздушные юбки на кринолине подминались обувью галдящих зевак, которая высоким голосом громко жаловалась и осуждала невнимательных горожан, стараясь спасти богатый наряд от расправы. Однако выказывать уважение госпоже, находящейся среди простых людей, никто не спешил – развернувшееся перед все прибывающим народом действо было гораздо интереснее возмущений девушки.

Госпожа снова нервно дернула подол своего пышного платья, пытаясь освободить наряд из-под обуви мужчины. Он не обратил на движение никакого внимания, усиленно вытягивая шею, чтобы хоть краем глаза увидеть драку королевской стражи, которая, судя по ропоту в толпе, сейчас и происходила. Весть передавалась из уст в уста, обрастая домыслами: если впереди наблюдатели видели, что размахивающих мечами стражей было не больше двадцати, то застрявшие позади любопытные жители города уверяли, будто в драке участвует более пятидесяти человек.

Внезапно мужчина шагнул вперед, желая протиснуться поближе, и платье незнакомки наконец оказалось на свободе, но, к несчастью, она в это же время особенно сильно дернула юбку. Потерявшая равновесие девушка едва не упала на Адалин.

– Ой-ай-ай! – Женское сопрано, вытянутое быстро отпрянувшей барышней, резануло слух принцессы. – Ты что, невидимка?! – возмутилась незнакомка, насупив веснушчатый нос. Судя по интонации, она не испытывала угрызений совести. Девушка окинула Адалин заинтересованным взглядом и спросила: – Что это у тебя?

Ада не успела увернуться – теплые, тонкие, словно у музыканта, пальцы бесцеремонно притянули ее кисти поближе к лицу обладательницы наглого характера. Девушка в упор уставилась на серебряные когти.

– Вот это… штучки! – Она не смогла найти другого обозначения столь необычному аксессуару и продолжила наседать на Адалин: – Вещица на заказ? Иначе я похожее украшение уже бы видела. Кто мастер? Красивые кольца. Так необычно! – не жалела комплиментов восторженная девушка, рассматривая ритуальные когти.

Адалин собралась. Выдернув руки из цепких пальчиков любопытной незнакомки, принцесса спрятала их за спину. Адалин сразу поняла, что девушка перед ней чувствует себя в своей песочнице, даже если песочницей был целый город. Искорки хитрости в ее глазах не давали Аде чувствовать себя в безопасности; она интуитивно знала, что завести дружбу с этим юным созданием не выйдет, даже если бы такое желание возникло.

Адалин злилась на себя. Сегодня она совершала ошибку за ошибкой, и сейчас необходимо как-то улизнуть от вопросов незнакомки, да и Леверн точно ищет ее.

– Я, пожалуй, пойду, – попыталась уйти принцесса, пятясь.

– Да постой! Я не кусаюсь. Ну же, скажи, где взяла украшения! Я в долгу не останусь, – добавила девушка. Драка стражей ее больше не интересовала.

Аду неожиданно озарило. «Разве можно упускать шанс, когда он сам приплыл в руки? Прости, Леверн».

– Мне нужна помощь, – сказала Адалин, выпрямившись. – Я хочу попасть к храму и увидеть принцессу, но не знаю, как поспеть туда вовремя. Помоги мне, и я подробно расскажу, где найти мастера, который сделал мне когти.

– Когти, – повторила незнакомка, слегка протянув гласную «о», будто смакуя новое слово. – Договорились. – Не мешкая, она подняла руку вверх. Подобный жест – кисть в полуобороте – Адалин уже видела. По нему к гостившим в замке отца господам сбегались слуги.

У незнакомки жест был отработанным и изящным, он как бы говорил «я привыкла к повиновению других». На молчаливый призыв сбежались четверо – две служанки и два охранника, послушно склонили головы. Они были одеты в одинаковую синюю форму, не такую строгую, как у прислуги в замке, но не менее эффектную. Адалин не увидела монограммы, по которой можно было бы определить, к какому знатному роду принадлежала новая знакомая – похоже, та стремилась остаться неузнанной. Адалин это желание было знакомо.

– Подготовьте карету и одно из моих платьев. Это запачкалось, – приказала ее собеседница, и слуги исчезли по ее поручению. – Я не люблю жаловаться слугам, – пояснила госпожа, неверно истолковав долгий взгляд Адалин. – А тот невежа свое еще получит.

Ада рассеянно кивнула.

– Меня зовут Церес, – неожиданно по-доброму протянула любопытная девушка – интонация разительно отличалась от той, с которой она обращалась к прислуге. Пусть в ней и не было презрения, с которым узколобые дворяне привыкли разговаривать с челядью, но явная надменность обрисовала для Ады характер Церес. Таких людей в замке она видела бесчисленное множество и настолько привыкла к их поведению, что никогда и не думала, что можно иначе.

Но отныне она жаждала задумываться о каждом действии, которое ранее, по ее мнению, не стоило никакого внимания, будь то обращение к служанкам или наказание, с легкостью назначаемое другими от ее имени. Она видела, что можно поступать иначе: ей нравилось, как строго, но справедливо общался Винсент с подчиненными в процессии до нападения; то, как Леверн, будучи по положению выше Нереиды, отмахивался от официозного обращения; то, как относились к ней ее друзья, – они не стали бы ей близки, если бы выполняли в поездке все предписания поведения с особой королевской крови.

– Ты какая-то рассеянная, – обиженно подметила Церес, не в силах терпеть невнимательность новой знакомой, и надула губы. – А вот и карета! Стоит поторопиться к храму, если мы хотим попасть внутрь.

Они прошли через толпу, и Адалин уже успела сесть в карету, когда Церес схватили за руку, выше локтя, крепкие мужские пальцы.

– Да как вы смеете!.. – начала девушка, оборачиваясь. За долю секунды она успела про себя нелестно обругать слугу, посмевшего ее коснуться, но увидела перед собой рыцаря.

Адалин, выглянув из окошка кареты, испытала чувство вины – Леверн, державший руку Церес, выглядел как загнанная лошадь: его грудь вздымалась от учащенного дыхания, а пряди волос прилипли ко лбу; в целом его облик выражал крайнюю злость.

– Я… – Адалин высунулась было из кареты, чтобы оправдаться, но ее тут же грубо оборвали:

– Замолчи.

– Вот это встреча. – Церес хитро сощурила глаза и с неприкрытым отвращением выдернула руку из крепкой хватки Леверна, даже тряхнула ее, словно пытаясь избавиться от грязи.

– Если у меня останутся синяки – я спущу на тебя всю охрану из поместья.

– Отлично, давно мечтал начистить их довольные физиономии. – Едкий, будто дым от костра, тон голоса рыцаря удивил Адалин. «Откуда подобные интонации?»

Адалин знала, что Леверн зол на нее, но сейчас он срывался на невинной девушке, с которой, как оказалось, был знаком. «Вновь бывшая возлюбленная? Она достаточно молода – едва ли старше меня. С Леверном она точно в плохих отношениях, но слуги не пытаются защитить ее. Боятся? Но и от мужчины, что протоптался по ее платью, они тоже не спешили ее уберечь.»

– Угрожать будешь младшей сестре. Хотя постой, самая мелкая в семье – ты. Увы, никто твои жалкие попытки не оценит, – процедил рыцарь сквозь зубы. Церес рванула к Леверну, намереваясь дать пощечину выскочке, но он отступил, легко избежав женской атаки, и резким движением открыл дверцу кареты.

– Вылезай, – приказал он.

– Она согласилась подвезти меня до храма, – жалобно выпалила Адалин, надеясь умаслить разбушевавшегося друга. – У нас нет времени, прошу, поехали с нами!

– Дойдешь пешком, – прорычал Леверн, бесцеремонно вытаскивая Аду из кареты.

– Иди-иди пешком, Леверн, – напутствовала Церес, сложив руки на груди. Ее голос сочился ядом. – А я поеду к храму – меня там ждет Пия. Ей будет интересно узнать о нашей встрече, а после заинтересуется и старший брат, узнав, какую птичку я видела в Мурусвальде.

Леверн остановился; принцесса уже почти видела, как над его головой скапливаются тучи, которым позавидовал бы даже Винсент. Ему не нравилась Церес, и Ада жаждала знать почему.

– Я передумал, – вынес вердикт мужчина и посадил Адалин обратно. Леверн придержал дверь, молча предлагая взбешенной Церес присоединиться к принцессе.

– Кто тебе сказал, что я сяду рядом с тобой? – от злости лицо Церес покрылось алыми пятнами.

– Я сказал. Вези к сестре, может, она найдет на тебя управу. Бестия, – добавил рыцарь.

Ада не удивилась бы, если бы Церес накинулась на Леверна с кулаками. Новая знакомая не выглядела борцом, но явно была им – эмоции одна за другой сменялись на ее живом лице, а кулаки то сжимались, то разжимались. Но она повиновалась и с гордо поднятой головой, проигнорировав руку Леверна, забралась в карету и не проронила ни слова, пока он садился рядом. Адалин подметила его разочарование, словно он видел в Церес упущенную возможность, какой-то промах, совершенный им, а девушка и вовсе не смотрела на него. Отдав приказ: «Поехали!», она всю дорогу до храма подчеркнуто уделяла внимание только окну.

* * *

Карета с трудом проезжала по дорогам города. Принцесса, рассматривая людей напротив, решила, что Леверн и Церес очень похожи – внешне они были спокойны, но внутри каждого бушевал огонь, и оба делано смотрели в свои окна, подпирая рукой подбородок. Этот обычный жест был неосознанно симметричен. Новая знакомая принцессы справлялась с эмоциями немного хуже рыцаря – девушка сильно стиснула зубы, чтобы наверняка остаться безмолвной.

Карета остановилась и кучер, крикнув что-то неразборчивое, бросил вожжи и соскочил на мостовую. До ожидавших объяснений в карете донеслась отборная ругань, к зычному голосу извозчика присоединилось несколько других, солидарных с ним.

– Вот же поганый… – остаток фразы Церес вовремя проглотила. Адалин не к месту озарило, и она, слегка наклонившись к молодой госпоже, попробовала разглядеть цвет волос под шляпкой.

Леверн нервно открыл дверцу и выпрыгнул из кареты.

– Медведь косолапый, – прошептала Церес, спускаясь вслед за ним. Она сделала вид, что не заметила протянутую руку вездесущего слуги, но окинула его полным чистейшей ненависти взглядом, – бедняге досталось предназначенное другому.

Кучер, едва завидев Леверна, начал в панике потирать рукой лысеющую макушку и извиняться. Рыцарь никак не отреагировал и всматривался в толпу на дороге. До храма, исполином возвышающегося над улицей, было рукой подать.

– Отсюда пойдем пешком, – решил он.

– Вот сам и пойдешь, – подоспев, огрызнулась Церес, резким движением расправляя измявшуюся ткань пышного платья.

Адалин, подойдя к Леверну, опасливо дотронулась до его локтя.

– Не сердись, прошу, – сказала принцесса, ощущая нарастающую вину. Он не ответил, только прищурился так, что веки скрыли голубую радужку глаза.

– Что ты, – протянул Леверн, и Адалин поняла, что до прощения ей далеко. – Разве я имею право злиться? Ты с самого начала делала то, что взбредет в голову, не думая о последствиях. Орел, трактир, и вот сейчас – мало было просто возжелать обратно в город, так нужно еще и улизнуть от меня при первой возможности. – Леверн говорил без эмоций. Так зачитывает список покупок на местном рынке нерадивый муж, мечтая поскорее оказаться в трактире.

Адалин обиделась; рыцарь ранее не обвинял ее, предпочитая относиться к ее наивным поступкам с долей иронии. «Неужели Леверн из тех, чье мнение меняется в зависимости от ситуации?» Ей очень не понравился такой вывод.

– Не мешай мне сейчас, – вдруг попросил рыцарь, заставив Адалин недоумевать. «Не мешать в чем?» Выглянув из-за плеча Леверна, Ада и сама поняла.

Им навстречу направлялась девушка. Церес, завидев ее, довольно ухмыльнулась, из-за чего Адалин решила, что незнакомка – Пия, которую представили как оружие против рыцаря.

Весь облик приближающейся девушки был образцом сдержанности, которой часто пренебрегают молодые люди. Если бы не по-девичьи невинное лицо, обрамленное светло-русыми пышными локонами, стянутыми в замысловатую асимметричную прическу, Ада приняла бы девушку за мать Церес. Однако Пия была молода и могла приходиться Церес разве что старшей сестрой. Удобное приталенное пальто, застегнутое под горло, не оставило и кусочка оголенной кожи для посторонних глаз; Ада решила, что Пия в мелочах весьма скрупулезна. В руке, затянутой в белую перчатку, был зажат закрытый зонтик, хотя ночь была безоблачной – значит, скорее всего, она предпочитала прятаться от давно исчезнувших за горизонтом солнечных лучей.

– Давно не виделись. – Лицо Леверна превратилось в камень; Пия остановилась на некотором расстоянии.

– Давно не виделись, – повторила она глубоким голосом.

– Мне нужна услуга, – рыцарь тут же перешел к делу, тогда как Ада никак не могла догадаться, что же их связывает. «Леверн не видел красивую девушку, стоящую перед ним, уже много лет; он не улыбается, не шутит и ведет себя, в общем-то, не так, как большую часть времени, а безжалостность его голоса совершенно сбивает с толку. Церес явно ожидает представления. Похоже, Леверн перед обеими давным-давно провинился».

Пия вздохнула и заправила выбившийся из прически локон. От нее не исходили волны неистовых эмоций, бушевавших в ее сестре, нетерпеливо ожидающей расправы, но было заметно – она не рада встрече.

– С чего ты взял, что я буду тебе помогать? – поинтересовалась она.

– Ты умнее Церес. – И, не отвлекаясь на возражения, тщательно подбирая слова, рыцарь продолжил: – У тебя скоро свадьба. В конце зимы, я правильно помню? Спорю, Фелиция уже перевернула весь дом в подготовке.

Адалин внимательно следила за Пией. Каждое слово Леверна маленькой иголочкой впивалось в нее, разрушая невозмутимость: сначала появилась небольшая морщинка на лбу; потом скользнули вниз уголки губ; и наконец, появился осуждающий взгляд.

– …Уверен, он тебе не нравится. Для семьи брак идеальный, для тебя же, – Леверн изобразил задумчивость, – худший ночной кошмар, от которого не просыпаешься. Сон длиною в жизнь. Такое же сновидение утянуло Фелицию, и теперь добрые руки подталкивают к нему тебя. Только, в отличие от сестер, – Леверн покосился на Церес, – ты не жаждешь этого, верно?

Рыцарь подошел к Пие ближе, заставляя Аду и онемевшую Церес вслушиваться.

– Я помешаю браку. К счастью, твой жених по совместительству мой большой должник. Он для виду поспорит, но от невесты откажется, только чтобы перестать быть мне обязанным. Некоторым тяжело жить с долгами, – добавил рыцарь; слова прозвучали оскорблением.

– Что я должна сделать? – мгновенно спросила Пия.

Леверн широко улыбнулся, только во взгляде радость не отразилась.

– Она, – рыцарь махнул рукой в сторону Церес, не соизволив обернуться, – ни меня, ни мою спутницу не видела. Ты тоже. Никто. Никто, – повторил он с нажимом, – не узнает, что мы тут были. О том, как убедить бестию, думай сама. Она тут клялась, что обо всем донесет идеальному брату. – Источаемому Леверном яду позавидовал бы любой аспид.

Пия кивнула в знак согласия.

Церес же, наблюдавшая за заключением сделки, явно чувствовала себя брошенной у обочины. Ее сестра, старше всего на год, сейчас ответила вместо нее, не сомневаясь и минуты.

Леверн повернулся к Адалин, взял ее за руку и повел к толпе, не посчитав нужным попрощаться с девушками.

Пия, глядя им в след, в порыве крикнула:

– Надеюсь, ты сдержишь обещание! Хоть раз!

Леверн оступился и пробормотал себе под нос:

– Надеюсь, я вас больше никогда не увижу.

Ада услышала в его голосе отчаяние.

* * *

Не смотря на свое неприятие происходящего, Евандер невольно восхитился, когда увидел масштабность храма, являвшегося центром площади и сегодняшнего шествия. Все вокруг находило в нем отклик. Венчающие вход статуи были единственными белыми пятнами среди черных стен сооружения и притягивали взгляд: две высеченные из камня фигуры дев тянули головы ввысь, поддерживая плечами многоуровневую крышу. Одна из статуй держала свою ношу в муках: каменное лицо кривилось от боли, а плечи сгибались под тяжестью. Другая открывала прихожанам лицо, наполненное смирением: кроткая улыбка, закрытые в покое глаза. Вся ее фигура выражала то, что ей легко и она смогла бы удержать устремляющиеся к небу шпили одним пальцем.

Два разных образа: один для тех, кто не мирится с предложенной жизнью, второй для тех, кто на своем пути обрел покорность. Евандер видел в статуях образы двух принцесс, которым он служил. Ему хотелось бы, чтобы Агата не испытала мук, которые пророчила ей статуя непокорной; но едва ли она была образом смиренной девы, даже чертами каменного лика походившей на Адалин.

Пока Евандер, раскрыв рот, рассматривал наружное убранство храма, Агата, ухватившись за предоставленную руку своего рыцаря, спешилась. Голова у нее шла кругом, а в глазах рябило от отблесков пламени. Покачнувшись, она схватилась за плечо Евандера, привлекая, наконец, его внимание – ей было плохо, и сил скрывать это больше не осталось.