Автор книги: Жан-Батист Мольер
Жанр: Старинная литература: прочее, Классика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
Т е ж е, г – н Д и а ф у а р у с, Т о м а́ Д и а ф у а р у с и л а к е и.
А р г а н (прикладывая руку к своему колпаку, но не снимая его). Господин Пургон, сударь, запретил мне обнажать голову. Вы сами медики и должны понимать, как это может быть опасно.
Г – н Д и а ф у а р у с. Наши посещения во всех случаях должны приносить только пользу, а не вред.
Арган и г-н Диафуарус говорят одновременно.
А р г а н. Я принимаю, сударь…
Г – н Д и а ф у а р у с. Мы пришли к вам, сударь…
А р г а н…с превеликим удовольствием…
Г – н Д и а ф у а р у с…мой сын Тома` и я…
А р г а н…ту честь, которую вы мне оказываете…
Г – н Д и а ф у а р у с…засвидетельствовать вам, сударь…
А р г а н…и желал бы…
Г – н Д и а ф у а р у с…ту радость…
А р г а н…иметь возможность посетить вас…
Г – н Д и а ф у а р у с…которую вы нам доставляете тем, что оказываете нам честь…
А р г а н…чтобы уверить вас в этом…
Г – н Д и а ф у а р у с…изъявляя желание нас принять…
А р г а н…но вы знаете, сударь…
Г – н Д и а ф у а р у с…в лоно вашей досточтимой…
А р г а н…что такое бедный больной…
Г – н Д и а ф у а р у с…сударь, семьи…
А р г а н…которому остается только…
Г – н Д и а ф у а р у с…и уверить вас…
А р г а н…сказать вам…
Г – н Д и а ф у а р у с…что в любом деле, которое будет зависеть от нашей профессии…
А р г а н…что он будет постоянно искать случая…
Г – н Д и а ф у а р у с…а также и во всех прочих..
А р г а н…доказать вам, сударь…
Г – н Д и а ф у а р у с…мы будем всегда готовы, сударь…
А р г а н…что он весь к вашим услугам!
Г – н Д и а ф у а р у с…выказать наше усердие. (Сыну.) Ну, Тома`, подойди, засвидетельствуй свое почтение.
Т о м а` Д и а ф у а р у с (г-ну Диафуарусу). Начинать-то с отца?
Г – н Д и а ф у а р у с. С отца.
Т о м а` Д и а ф у а р у с (Аргану). Сударь! Я пришел сюда, чтобы в вашем лице приветствовать, признать, полюбить и почтить второго отца, и притом такого второго отца, которому, смею сказать, я более обязан, чем первому. Первый произвел меня на свет, вы же меня избрали. Он принял меня в силу необходимости, вы же приняли меня по собственному желанию. То, что я получил от него, – это творение его плоти, то же, что я получил от вас, есть творение вашей воли. И чем выше духовные свойства телесных, тем более обязан я вам и тем драгоценнее для меня наша будущая родственная связь, ради которой я и пришел сегодня, дабы заранее выразить вам мои искреннейшие и почтительнейшие чувства.
Т у а н е т а. Да здравствует школа, из которой выходят такие искусники!
Т о м а` Д и а ф у а р у с (г-ну Диафуарусу). Я хорошо говорил, батюшка?
Г – н Д и а ф у а р у с. Optime[1]1
Отлично (лат.).
[Закрыть].
А р г а н (Анжелике). Поздоровайся с господином Диафуарусом.
Т о м а` Д и а ф у а р у с. Мне можно ее поцеловать?
Г – н Д и а ф у а р у с. Можно, можно.
Т о м а` Д и а ф у а р у с (Анжелике). Сударыня! Небо справедливо нарекло вас второй матерью прекрасной девицы, ибо…
А р г а н. Это не жена моя, а дочь.
Т о м а` Д и а ф у а р у с. Где же ваша супруга?
А р г а н. Она сейчас придет.
Т о м а` Д и а ф у а р у с. Мне подождать ее прихода, батюшка?
Г – н Д и а ф у а р у с. Нет, приветствуй пока невесту.
Т о м а` Д и а ф у а р у с. Сударыня! Подобно тому как статуя Мемнона издавала гармоничный звук, когда солнечные лучи озаряли ее, так и я преисполняюсь сладостного восторга, когда восходит солнце вашей красоты. И подобно тому как, по словам естествоиспытателей, цветок, именуемый гелиотропом, неизменно обращает лицо свое к дневному свету, так и сердце мое будет отныне всегда обращаться к лучезарным светочам обожаемых очей ваших, как к своему единственному полюсу. Дозвольте же мне, сударыня, возложить сегодня на алтарь ваших прелестей в виде жертвоприношения мое сердце, которое мечтает только об одном счастье: на всю жизнь, сударыня, стать вашим смиреннейшим, покорнейшим и преданнейшим слугой и супругом.
Т у а н е т а. Вот что значит наука! До чего же красиво говорят ученые люди!
А р г а н (Клеанту). Ну? Что вы на это скажете?
К л е а н т. Скажу, что это замечательно. Если господин Диафуарус такой же хороший врач, как и оратор, то быть его пациентом – одно удовольствие.
Т у а н е т а. Еще бы! Это просто чудо, если он так же прекрасно лечит, как и говорит.
А р г а н. Скорей сюда мое кресло и стулья всем гостям!
Лакеи приносят кресло и стулья.
Ты садись сюда, дочка. (Г-ну Диафуарусу.) Вы видите, сударь, что все в восторге от вашего сына. Это большое для вас счастье – быть отцом такого юноши.
Г – н Д и а ф у а р у с. Могу смело сказать, сударь, и не потому, что я его отец: я имею основание быть им довольным, и все, кто его знает, находят, что он добрый юноша. Правда, он никогда не отличался ни пламенным воображением, ни блестящим умом, как некоторые другие юноши, но именно поэтому я ожидал, что у него непременно разовьется рассудительность – качество, необходимое в нашем деле. Он никогда не был резвым и бойким ребенком. Он всегда был кроток, спокоен, молчалив, никогда ни с кем не разговаривал и не играл в так называемые детские игры. Его еле-еле научили читать: в девять лет он толком не знал азбуки. «Ничего, – думал я, – деревья, которые поздно цветут, приносят наилучшие плоды. Чертить на мраморе гораздо труднее, чем на песке, но то, что на нем начертано, сохраняется несравненно дольше. Так и здесь: неспособность к ученью, вялость воображения – все это признак будущего здравомыслия». Когда я отдал его в школу, ему нелегко было учиться, но он мужественно боролся с трудностями, и его наставники всегда хвалили его за прилежание и усидчивость. В конце концов, в поте лица своего, он с честью получил степень, и я могу сказать не хвастаясь, что в течение двух лет ни один кандидат не отличался на диспутах так, как он. Он на всех навел страх, не проходит ни одного заседания, на котором бы он с пеной у рта не защищал противоположного мнения. Он тверд в споре, непоколебим в своих взглядах, никогда не меняет своих суждений и отстаивает то или иное положение, пользуясь всеми изворотами логики. Но особенно нравится мне в нем то, что, по моему примеру, он слепо верит нашим древним учителям и не желает даже слушать о так называемых открытиях нашего века касательно кровообращения и о прочем тому подобном.
Т о м а` Д и а ф у а р у с (вынимает из кармана длинный свиток и подает Анжелике). Против последователей теории кровообращения я написал трактат, который, с позволения вашего батюшки, я осмеливаюсь поднести вам, сударыня, как почтительное приношение первых плодов моего разумения.
А н ж е л и к а. Сударь! Для меня это совершенно бесполезная вещь, я ведь в этом ничего не понимаю.
Т у а н е т а (берет свиток). Давайте, давайте, это нам пригодится: повесим на стену вместо картины.
Т о м а` Д и а ф у а р у с (кланяется Аргану). Позвольте мне также, с разрешения вашего батюшки, доставить вам развлечение и пригласить вас, сударыня, на вскрытие женского трупа, которое состоится на днях, – я буду там давать объяснения.
Т у а н е т а. Нечего сказать, приятное развлечение! Обыкновенно люди водят своих возлюбленных в театр, но показать вскрытие трупа – это, конечно, гораздо более светское удовольствие.
Г – н Д и а ф у а р у с. Затем, что касается до свойств, необходимых для супружества и для продолжения рода, то уверяю вас, что, по данным медицины, он всеми ими обладает в полной мере. Способность деторождения у него отлично развита, и темперамент у него как раз такой, какой требуется, чтобы потомство было вполне здоровым.
А р г а н. А вы не имеете намерения, сударь, представить его ко двору и там выхлопотать ему место врача?
Г – н Д и а ф у а р у с. По правде говоря, должность врача, состоящего при великих мира сего, никогда не привлекала меня; мне всегда казалось, что лучше всего для нас, грешных, держаться простых смертных. С ними куда легче. Вы ни перед кем не отвечаете за свои действия: надо только следовать правилам науки, не заботясь о том, что из этого получается. А с великими мира сего это очень хлопотливо: когда они заболевают, они непременно хотят, чтобы врач вылечил их.
Т у а н е т а. Вот забавно! Какие чудаки! Хотят, чтобы ваш брат, доктор, их вылечивал! Но ведь вы совсем не для этого при них состоите! Ваше дело – получать от них вознаграждение и прописывать им лекарства, а уж они пускай сами выздоравливают как умеют.
Г – н Д и а ф у а р у с. Это верно. Мы должны только соблюдать правила.
А р г а н (Клеанту). Сударь! Пусть дочь моя что-нибудь споет гостям.
К л е а н т. Я ждал ваших приказаний, сударь. Чтобы развлечь общество, я решил спеть с вашей дочерью одну сцену из новой оперы. (Анжелике, подавая ей ноты.) Вот ваша партия.
А н ж е л и к а. Моя партия?
К л е а н т (Анжелике, тихо). Пожалуйста, не отказывайтесь. Дайте мне возможность объяснить вам, что это за сцена, которую мы будем с вами петь. (Громко.) Голос у меня неважный, но на это хватит. Надеюсь, господа, вы меня извините: ведь я буду петь только для госпожи Анжелики.
А р г а н. А стихи хорошие?
К л е а н т. Это, в сущности, маленькая импровизация. Вы услышите размеренную прозу, нечто вроде вольных стихов, какие страсть и необходимость могут вложить в уста двух лиц, которые говорят о том, что их волнует, и при этом без всякой подготовки.
А р г а н. Прекрасно. Послушаем.
К л е а н т. Вот содержание сцены. Один пастух был поглощен приятным зрелищем, как вдруг его внимание привлек шум, раздавшийся поблизости. Он оборачивается и видит, что какой-то грубиян оскорбляет пастушку. Пастух тотчас же становится на защиту того пола, перед которым должны преклоняться все мужчины; затем, наказав грубияна за дерзость, он подходит к пастушке и видит, что из чудных очей этой молодой девушки струятся дивные слезы. «Ах, – сказал он себе, – возможно ли оскорблять такое прелестное существо? Кто тот бесчеловечный, тот варвар, которого не тронули бы ее слезы?» Он пытается остановить слезы, которые кажутся ему такими прекрасными, а любезная пастушка между тем старается отблагодарить его за небольшую услугу, и она делает это так очаровательно, так нежно и страстно, что пастух не в силах сопротивляться, и каждое ее слово, каждый взгляд – это пламенная стрела, пронзающая его сердце. «Что может быть достойно, – думает он, – таких милых слов благодарности? Какой услуги не оказал бы всякий, какой опасности не подверг бы он себя с радостью, чтобы только вызвать на мгновение трогательные чувства такой ласковой и признательной души?» Зрелище более не привлекает его, но он жалеет, что оно слишком кратко, потому что конец зрелища разлучает его с обожаемой пастушкой. И с первого же мига встречи, с первого взгляда в его сердце вселяется бурная страсть, какая обычно созревает лишь в течение долгих лет. Он уже ощущает всю боль разлуки, он уже страдает, не видя той, которую видел так мало. Он делает все возможное, чтобы еще раз увидеть ту, о ком днем и ночью лелеет сладостное воспоминание, но ему мешает неволя, в которой живет его пастушка. Сила страсти заставляет его решиться просить руки обожаемой красавицы, без которой он уже не может жить. Он ухитряется переслать ей записку и получает от нее согласие. Но в то же время его предупреждают, что отец красавицы хочет выдать ее за другого и что скоро должна состояться свадьба. Посудите сами, какой это жестокий удар для сердца бедного пастуха! Он охвачен смертельной тоской, он не может представить себе без ужаса, что его любимая находится в объятиях другого. Его любовь, доведенная до отчаяния, подсказывает ему средство проникнуть в дом пастушки, чтобы узнать о ее чувствах и услышать от нее приговор, которому он должен будет подчиниться. Там он наблюдает за приготовлениями к тому, что так страшит его. Он видит, как приходит его недостойный соперник, которого отцовская прихоть сделала помехой его любви. Он видит, как торжествует этот смешной соперник подле любезной пастушки, словно победа уже за ним. Все это рождает в нем гнев, с которым он едва может совладать. Он бросает горестные взгляды на ту, которую обожает: его уважение к ней и присутствие ее отца позволяют ему объясняться только взглядами. Но в конце концов порыв страсти преодолевает все препятствия, и он произносит такие слова. (Поет.)
Филида милая, страданий слишком много!
Молчанья разорвем мучительную сеть.
Откройте сердце мне, скажите, ради бога,
Жить мне иль умереть?
Анжелика
(поет)
Вы видите, Тирси́с, как грустно мне, как больно!
Перед супружеством немилым я дрожу,
Вздыхаю, как и вы, в тоске на вас гляжу.
Сказала я – довольно!
А р г а н. Ого! Я и не думал, что у меня дочка такая искусница: так и распевает с листа без ошибки.
Клеант
Филида нежная! Ужели
Невыразимое судил мне счастье рок
И в вашем сердце уголок
Вы дать Тирсису захотели?
Анжелика
В моем отчаянье я скромность преступлю:
Да-да, Тирсис, я вас люблю!
Клеант
О, что за слово! Дивный миг!
Но верно ль я его постиг?
Скажите вновь его, чтоб отогнать сомненье.
Анжелика
Да-да, Тирсис, я вас люблю!
Клеант
Еще, молю!
Анжелика
Я вас люблю!
Клеант
Еще, еще сто раз, не зная утомленья!
Анжелика
Я вас люблю, я вас люблю!
Да-да, Тирсис, я вас люблю!
Клеант
Вы, боги, вы, цари, властители вселенной,
На мир у ног своих глядящие надменно, —
Все ваше счастие сравнится ли с моим?
Филидой я любим!
Но мысль одна страшней всего:
С отчаяньем соперника я вижу…
Анжелика
Ах, я его смертельно ненавижу!
Мне пытка, как и вам, присутствие его.
Клеант
Что, если вас отец к замужеству принудит?
Анжелика
Скорее я умру,
Но этого не будет!
Скорее я умру, скорей умру!
А р г а н. А что говорит на это отец?
К л е а н т. Ничего не говорит.
А р г а н. Ну и дурак же этот отец: терпит такие глупости и ничего не говорит!
Клеант
(продолжает петь)
Любовь моя…
А р г а н. Нет-нет, довольно! Эта комедия подает очень дурной пример. Пастух Тирсис – нахал, а пастушка Филида – бесстыдница, раз она так говорит при отце. (Анжелике.) Покажи-ка мне ноты! Стой, стой, а где же слова, которые ты пела? Здесь только ноты.
К л е а н т. Разве вы не знаете, сударь, что недавно открыли способ писать слова нотными знаками?
А р г а н. Хорошо, хорошо. Будьте здоровы, сударь. До свидания! Мы прекрасно обошлись бы и без вашей нелепой оперы.
К л е а н т. Я думал вас развлечь.
А р г а н. Глупости не развлекают… А вот и моя жена!
Клеант уходит.
Явление седьмоеА р г а н, А н ж е л и к а, Т у а н е т а, г – н Д и а ф у а р у с, Т о м а` Д и а ф у а р у с, Б е л и н а.
А р г а н. Душенька! Вот сын господина Диафуаруса.
Т о м а` Д и а ф у а р у с. Сударыня! Небо справедливо нарекло вас второй матерью прекрасной девицы, ибо на лице вашем…
Б е л и н а. Сударь! Я в восторге, что имею честь видеть вас у себя.
Т о м а` Д и а ф у а р у с…ибо на лице вашем… ибо на лице вашем… Сударыня! Вы прервали меня на полуслове, и это меня сбило.
Г – н Д и а ф у а р у с. Доскажешь в другой раз, Тома.
А р г а н. Я жалею, душа моя, что вас сейчас здесь не было.
Т у а н е т а. Ах, сударыня, вы много потеряли! Тут был и второй отец, и статуя Мемнона, и цветок, именуемый гелиотропом.
А р г а н. Ну, дочь моя, дай руку твоему нареченному и поклянись ему в верности как твоему будущему мужу.
А н ж е л и к а. Батюшка!
А р г а н. Что «батюшка»? Что это значит?
А н ж е л и к а. Умоляю вас, не торопитесь! Дайте нам по крайней мере узнать друг друга. Пусть у нас возникнет взаимная склонность, которая так необходима для заключения счастливого союза.
Т о м а` Д и а ф у а р у с. Что касается меня, сударыня, то во мне она уже возникла, мне нечего дольше ждать.
А н ж е л и к а. Если вы так спешите, сударь, то я зато более медлительна. Признаюсь, ваши достоинства еще не произвели на меня достаточно сильного впечатления.
А р г а н. Ладно, ладно, это еще успеется, когда вы поженитесь.
А н ж е л и к а. Ах, батюшка, прошу вас, повремените! Брак – это такая цепь, которую нельзя налагать на сердце насильно, и, если господин Диафуарус – благородный человек, он, конечно, не согласится на брак с девушкой, которую отдают за него против ее воли.
Т о м а` Д и а ф у а р у с. Nego consequentiam[2]2
Не вижу в ваших словах никакой последовательности (лат.).
[Закрыть], сударыня. Я отлично могу быть благородным человеком и все-таки с благодарностью принять вас из рук вашего батюшки.
А н ж е л и к а. Насилие – дурной способ заставить полюбить себя.
Т о м а` Д и а ф у а р у с. Нам известно из книг, сударыня, что у древних существовал обычай насильно увозить невест из родительского дома, чтобы невесты не думали, что они по своей доброй воле попадают в объятия мужчин.
А н ж е л и к а. То были древние, сударь, а мы – люди современные. В наш век притворство не нужно, и, если брак нам по душе, мы отлично выходим замуж без всякого принуждения. Потерпите немного; если вы любите меня, сударь, вы должны желать всего, чего желаю и я.
Т о м а` Д и а ф у а р у с. Да, сударыня, но постольку, поскольку это не вредит интересам моей любви.
А н ж е л и к а. Однако высшее доказательство любви – это подчинение воле того, кого любишь.
Т о м а` Д и а ф у а р у с. Distinque[3]3
Тут надо различать (лат.).
[Закрыть], сударыня. В том, что не касается обладания любимым существом, – concedo[4]4
Согласен (лат.).
[Закрыть], но в том, что касается, – nego[5]5
Возражаю (лат.).
[Закрыть].
Т у а н е т а (Анжелике). Спорить бесполезно. Господин Диафуарус только что со школьной скамьи, вам за ним все равно не угнаться. И чего вы так упорствуете и отказываетесь от чести принадлежать к медицинскому сословию?
Б е л и н а. Не увлечена ли она кем-нибудь?
А н ж е л и к а. Если б я и увлеклась, сударыня, то, уж во всяком случае, не потеряла бы ни ума, ни чести.
А р г а н. Хорошенькую же роль я во всем этом играю!
Б е л и н а. На вашем месте, родной мой, я бы не стала принуждать ее выходить замуж. Уж я знаю, что бы я сделала.
А н ж е л и к а. Я знаю, сударыня, что вы хотите сказать, я знаю вашу доброту ко мне, но все же боюсь, что ваш совет будет не очень удачен.
Б е л и н а. Конечно, такие разумные и добродетельные девицы, как вы, презирают повиновение и покорность воле отца. Это в старину…
А н ж е л и к а. Долг дочери имеет свои пределы, сударыня; ни разум, ни законы не требуют от нас, чтобы мы распространяли его решительно на все.
Б е л и н а. Другими словами, вы только и думаете, что о замужестве, но вы желаете выбрать себе супруга по своему вкусу.
А н ж е л и к а. Если батюшка не хочет выдать меня замуж за того, кто мне нравится, то я буду умолять его по крайней мере не принуждать меня выходить за того, кого я не могу полюбить.
А р г а н. Я, господа, прошу у вас за все это прощения!
А н ж е л и к а. У каждого вступающего в брак есть свои цели. Так как я хочу иметь мужа только для того, чтобы любить его по-настоящему и быть верной ему до гроба, то, признаюсь вам, я отношусь к этому с некоторой осторожностью. Есть такие особы, которые выходят замуж только для того, чтобы избавиться от родительского гнета и получить возможность делать все, что им вздумается. Есть и такие, сударыня, которые смотрят на замужество как на чисто коммерческое предприятие, которые выходят замуж только в надежде на наследство, в надежде, что они разбогатеют, когда супруг умрет. Они без зазрения совести перебегают от одного мужа к другому, чтобы завладеть их наследством. Вот такие особы, по правде говоря, не очень разборчивы, им все равно, за кого выйти замуж.
Б е л и н а. Вы сегодня очень красноречивы. Мне только хотелось бы знать, что вы хотите всем этим сказать?
А н ж е л и к а. Я, сударыня? Что же я могу хотеть сказать, кроме того, что говорю?
Б е л и н а. Вы так глупы, душенька, просто невозможно!
А н ж е л и к а. Вам хочется, сударыня, вызвать меня на какую-нибудь дерзость, но я вас предупреждаю, что вы этого удовольствия не получите.
Б е л и н а. С вашей наглостью ничто не может сравниться.
А н ж е л и к а. Нет, сударыня, что бы вы ни говорили.
Б е л и н а. В вас столько нелепой гордости и глупейшей самонадеянности, что только руками разведешь.
А н ж е л и к а. Всем этим вы ничего не достигнете, сударыня. Наперекор вам я останусь благоразумной, а чтобы отнять у вас всякую надежду добиться того, чего вам хочется, я избавлю вас от своего присутствия. (Уходит.)
Явление восьмоеА р г а н, Т у а н е т а, г – н Д и а ф у а р у с, Т о м а Д и а ф у а р у с, Б е л и н а.
А р г а н (вдогонку Анжелике). Слушай, ты! Выбирай одно из двух: или ты через четыре дня выйдешь за него замуж, или отправишься в монастырь. (Белине.) Не огорчайтесь, я ее приберу к рукам.
Б е л и н а. Мне жаль вас оставлять, деточка, но у меня неотложное дело в городе. Я скоро вернусь.
А р г а н. Идите, душенька. Да зайдите к вашему нотариусу: пусть он устроит то, о чем мы говорили.
Б е л и н а. Прощайте, дружочек мой!
А р г а н. Прощайте, моя милочка!
Белина уходит.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.