Текст книги "Парижский мститель. 10 лет прямого действия"

Глава 6. Строительство фронта (конец 1982 – начало 1984 года)

В начале августа 1982 года мы решили дать себе как минимум год для того, чтобы убедиться, что организация способна перейти в наступление на политической арене. До тех пор, пока эта работа не была завершена, мы должны были исключить любую приверженность новой фазе конфронтации.

Многие товарищи приветствовали роспуск тоном «Наконец-то мы будем бороться». Было нелегко идти против течения, демонстрировать, что необходимо прервать кампанию «Борьба с революционерами третьего мира». Нельзя было начинать эскалацию на военном поле, не подготовив предварительно политическое поле.

Роспуск был государственным решением. Даже если бы мы немного помогли ему, оно не могло бы определять нас политически. Мы должны были соотноситься с общими условиями конфликта, а не с какими-то конкретными обстоятельствами. Хотя правительство открыто выступало за неолиберальную глобализацию, образ объединенных левых оставался сильным среди рабочего класса – не в последнюю очередь благодаря сотрудничеству значительной части старых «новых левых «. Поэтому в ближайшем будущем было невозможно вступить в лобовую борьбу.

Провести эту переориентацию было трудно. Многие товарищи умеренно воспринимали предложенный график. Для одних было необходимо завершить наше наступление против французской политики в Ливане важным действием. Для других было необходимо отреагировать на распад – доказать нашу способность к новым сражениям.

Эмблема Прямого действия

30 августа, чтобы высмеять мое «отсутствие жажды борьбы», товарищи подарили мне на день рождения пару тапочек и журнал Playboy: «Чтобы листать перед камином!».

Но в конце концов наш график в основном устоялся.

В течение следующих двух или трех месяцев мы с Натали часто меняли дома. Мы часто встречались и в конце концов сформировали основную группу. Она называлась «Комитет стратегического управления»… Не имея никаких полномочий и не принимая никаких решений, эта группа состояла из элементов, не входящих в организацию, и часто из иностранцев, членов других боевых организаций. Но внутри нее вскоре стало ясно, что мы должны вместе с BR и RAF[41]41
  Речь, конечно, про Красные бригады и RAF.


[Закрыть] вести общую политическую борьбу, чтобы противостоять главной оси контрнаступления буржуазии: реакционной интеграции Западной Европы.

Международные контакты

В течение долгого времени у нас было много международных контактов. Но наша стратегия должна была измениться. Необходимо было создать совместную революционную интервенцию. После многих лет решения конкретных задач – таких как создание материально-технической поддержки и баз отступления – теперь наши усилия должны были быть направлены на организацию политического мышления и единых действий.

В совместной борьбе с турками мы получили реальное представление о том, каким должно быть наше интернационалистское действие. Такие вещи вырабатываются и закрепляются не в книгах, а в контакте с пролетариями всех стран. Поэтому мы искали синтез линии обязательств за пределами национальных границ. Отправка группы в Бейрут осенью 1982 года была отменена, как и отправка в Стамбул; но благодаря нашим контактам с товарищами из COLP[42]42
  COLP – Organisation communiste pour la Libération du Prolétariat – небольшая коммунистическая организация. Создана в 1981 году в Милане. 3 января 1982 года COLP освобождает четырех боевиков «Примы линеи» из тюрьмы Ровиго в рамках совместной операции с «Коммунистическим центром». Во время этой акции пенсионер-политзаключённый Анджело Фурлан умирает от сердечного приступа. 21 января после экспроприации банков в Сиене на борту вагона произошла перестрелка, в которой погибли лидер COLP Лусио Ди Джакомо и два карабиниера, Джузеппе Савано и Евро Тарсилли. Масштабная полицейская операция продолжительности два дня, которая завершается арестом всех боевиков, бежавших с места происшествия. Один боевик был тяжело ранен, а другой подвергся пыткам после ареста. Оставшиеся боевики перебрались во Францию. К 1984 году все они были арестованы.


[Закрыть] мы оказались вовлечены в итальянскую борьбу. Далекий от «политического туризма», товарищ обосновался в Италии, где он теперь боролся с оружием в руках, как полноправный член организации, к которой он присоединился, налаживая от нашего имени контакты с другими боевыми группами на полуострове.

Эта перемена не была поверхностной: отвернувшись от активизма солидарности, мы искали совместных политических действий в революционной перспективе. И в Париже, когда к нам присоединились иностранные товарищи, мы теперь принимали их в наши собственные боевые структуры. Это, конечно, создавало некоторые проблемы – хотя бы нарушение «обособленности», священного правила жизни в подполье. Но это было необходимо. Особенно для итальянских товарищей, только что вышедших из мрачного периода репрессий. Совместная борьба основывалась на взаимном и непоколебимом доверии.

Контакты с RAF были плодотворными и теплыми. Мы встречались с ними все более и более регулярно. Только что был распространен их текст о фронте. И нам казалось, что их члены искренне ищут путь вперед. Некоторые члены групп поддержки RAF 1970-х годов критиковали их утилитарную и шовинистическую практику. Но перед нами были товарищи, которые были полны энтузиазма, которые слушали дебаты, которые стремились к коллективизации решений – не говоря уже об их известной решимости и опыте. Их критиковали за то, что они ставят международный вопрос только с немецкой точки зрения. Ничто не могло быть дальше от истины для поколения RAF начала 1980-х годов (даже если некоторые из их текстов нуждались в уточнении). Например, на одной из встреч я принес с собой одну из их брошюр, в которой я обратил внимание на слово «здесь», которое было использовано около двадцати раз без каких-либо пояснений – мы два дня спорили, означает ли «здесь» эту страну или Европу…). Несмотря на нашу многочисленную критику их концепции «фронта», мы видели в ней потенциал одного из самых важных революционных опытов на континенте после мая 68-го. Тем более, что товарищи из RAF быстро включились в перспективу единства революционеров в Западной Европе.

1981 год был отмечен усилиями революционных организаций выйти за сугубо национальные рамки. Первые линии фронта уже были опробованы почти одновременным наступлением в Италии и Федеративной Республике Германии. Кампания Дозье в Италии и две акции RAF против генерала Крезена и штаба ВВС НАТО в Рамштайне вышли за рамки механистических представлений о взаимозависимости борьбы между странами. Даже если эти действия не выходили за рамки предложений, слишком общих, чтобы составить четкую и практичную стратегическую ось, они действительно были согласованными действиями. Об этом свидетельствуют лозунги, взятые из коммюнике того времени: «Развивать сопротивление против истребления в фронт революции в Европе» и «Вести всю борьбу за условия жизни во всех областях как антиимпериалистическую борьбу, тем самым выводя ее на фронт».

Через два года необходимо было переходить к новому этапу в строительстве фронта. И в Париже мы были частью этого стратегического решения. Мы были в центре подготовки первого общего наступления.

Некоторые методы сопротивления

Таким образом, 1983 год был очень активным годом борьбы и подготовки к борьбе. В частности, в обмене мнениями с зарубежными товарищами. В Париже не проходило и месяца без серии акций (и, в частности, экспроприаций, часто несколько дней подряд), проведенных с товарищами из других европейских стран.

Частые поездки, связанные с этими акциями и, в целом, фронтовая практика, требовали регулярного отслеживания и проверки дорог и тропинок в приграничных районах. В то время Жорж Сиприани жил во Франкфурте и работал ночным таксистом. Вместе с несколькими товарищами по работе он собирался заняться маркировкой переходов во Францию и страны Бенилюкса, Австрию и Данию.

В 1968 году Жорж работал в «артиллерии» Билланкура, в станкостроительном цехе. Он был активным членом автономной группы Renault и базового комитета. После мобилизации против убийства Пьера Оверни[43]43
  Пьер Оверни (1948–1972) – французский рабочий на заводе Renault и маоистский агитатор. Был убит охраной завода. Впоследствии в его честь были названы несколько ультралевых политических групп во Франции.


[Закрыть] он был уволен и внесен в черный список работодателей. Именно тогда он решил отправиться в изгнание во Франкфурт. Но он продолжал поддерживать связь с сетью Helyette и поддерживал нас при любой возможности.

Прослушка в приёмнике

К этому времени мы с Натали переехали в небольшую квартиру на верхнем этаже дворового дома в 9-м округе, на улице Мануэль. В дополнение к нашей деятельности в группах действия, мы отвечали за прослушивание полицейских радиостанций и отслеживание частот специальных подразделений. Хотя квартира находилась у подножия холма Монмартр, она была довольно высокой, и под крышей мы смогли высунуть антенну из светового люка.

По несколько часов в день Натали сидела за своим столом с двумя работающими приёмниками. Она записывала позывные и коды в блокнот, а затем сверяла их с предыдущими прослушиваниями. Она купила газету Le Parisien, чтобы проверить выступления той или иной бригады. Она составила организационную схему полиции Парижа и его пригородов, сумев перехватить более 90 % сообщений. Как только служба была определена, она брала свои блокноты и отслеживала все частоты, которые она использовала на «общих» (TNZ1) или интервенционных волнах. Таким образом постепенно были выявлены все отделы судебной полиции и уголовного розыска. Их кодовые имена были драгоценными камнями! «Топаз» для БРИ, «Рубин» для БРБ, «Сапфир» для наркомата и т. д. Для РГ и ДСТ это был «Атлас».

Вечером Натали оставила приёмники включенными, пока мы ели. Для нас это было не Poivre d’Arvor в двадцатичасовых новостях, а прямая трансляция с Quai des Orfèvres о «переманивании» групп наблюдения. Часто полицейские упоминали о встрече или операции, запланированной на следующий день. Через некоторое время Натали опознала голоса: «Это такой-то и такой-то из группы Topaze»; «Слушай, это Куртинат»…

В дни проведения операций подслушивание начиналось рано и было сосредоточено на подразделениях, которые могли следить и вмешиваться. Хотя у групп действия были свои собственные системы прослушивания, Натали дала им зеленый свет. То же самое касалось и встреч с легальными товарищами, некоторые из которых постоянно прослушивались. Натали даже знала кодовые имена, которые им давали РГ и Крим, так что мы знали, на крючке они или нет, удалось ли им сорвать слежку или нет. Перед тем как отправиться на место встречи, они звонили ей: «Все ли чисто?

La Cause du peuple – газета французских маоистов

На собраниях, которые она посещала, Натали часто оставалась на связи. Когда около дюжины из нас собирались в квартире в Валь-де-Марн, она перехватила хвост на площади Италии, затем у Porte d’Italie… Когда он приближался, мы смотрели друг на друга, чтобы понять, кто из нас еще не приехал. Потом прозвучало имя. Опоздавший товарищ, пренебрегая всеми мерами безопасности, шел к нам, таща за собой армаду полицейских. Мы приготовились очистить место, пока Натали, как по литавре, шла по улицам к нашему зданию. Первая группа вышла. Затем настала наша очередь со всеми вещами, которые нам пришлось нести. В холле здания мы встретили опоздавшего. К тому времени, как мы сказали ему, что он попался, шестеро из нас уже забирались в единственную свободную машину. Полицейские не успели перегруппироваться. Когда они указали на вход в здание, мы поспешили выйти. «Он выходит, он выходит…», – плевался все еще работающий приёмник. Организованные для преследования человека пешком, они не могли нас догнать. А когда они среагировали, мы уже были далеко.

На протяжении многих лет наши методы перекрестной проверки и подслушивания часто давали нам преимущество перед правоохранительными органами. И они спасли жизни многим товарищам. Не в силах признать свои ошибки, копы выдвигали самые абсурдные гипотезы, обвиняя ПС или крота в министерстве в том, что они предупредили нас перед операциями. Журналисты, всегда жаждущие подобной чепухи, тиражировали ее в газетах группы Герсана.

Прослушивание стало частью нашей повседневной жизни. Мы больше не путешествовали без предварительной проверки. На операциях и в дальних поездках товарищи всегда надевали на уши наушники. Как только был введен «план Бари» (общее наблюдение и контроль с блокпостами и т. д.), были приняты меры, чтобы избежать прохождения через контрольно-пропускные пункты, которые мы могли определить благодаря подслушивающим устройствам. Затем мы наметили различные контрольные пункты, следуя сетке префектуры (буквы и цифры), и после того, как руководители автобусов объявили о себе, мы точно знали, где они находятся, и поэтому могли избежать их и быстро покинуть район.

Когда мы ехали по городу, на приёмниках также отображались записи раций специальных подразделений по расследованию убийств. Это давало нам знать, что мы приближаемся к контролируемому району. Их «интер» имел ограниченный радиус действия, несколько улиц, не больше. Как только мы приближались к ним, он начинал пикать, потом мы слышали какую-то фразу… И как только вы могли прекрасно слышать разговор, вы оказывались в центре устройства. Даже если их не было рядом, мы должны были быть начеку, потому что они всегда могли нас узнать. В любом случае, если что-то шло не так, мы не могли быть удивлены.

Список машин без опознавательных знаков

В то время сбор регистрационных номеров автомобилей без опознавательных знаков специальных подразделений и, в целом, территориальных бригад PJ был также систематизирован. Мы все должны были записывать марку, цвет и регистрационный номер гражданских машин, мимо которых мы проезжали каждый день. В то время как товарищи регулярно проходили мимо гаражей полицейского управления или Quai des Orfèvres, чтобы определить новые автомобили, фургоны и другие немаркированные транспортные средства, используемые в качестве «подводных лодок».

Таким образом, у нас были целые справочники, которые регулярно обновлялись и были упорядочены по маркам и моделям. Если возникали сомнения, можно было заглянуть в «записную книжку» и проверить, был ли это автомобиль без опознавательных знаков, и если да, то к какой службе он принадлежал – а значит, нормально ли было его там найти…

Однажды, недалеко от площади Навье, в районе Эпинет, у нас была встреча с некоторыми боевиками, включая товарища из RAF. Это был район детства Натали и Жоэль, где все еще жили их семьи. Когда мы приехали туда, мы заметили автомобиль R9 с номером, соответствующим номеру Crim[44]44
  «Le Crim» (до реформы орфографии времён Миттерана – «Le Crime») – известный еженедельник, посвящённый преступлениям и работе полиции.


[Закрыть]. Он был припаркован рядом со школой. Пустой. Мы отправились искать, куда делись полицейские. Ничего. И эфир молчал. Они следили за родителями Жоэль? Что-нибудь еще? Мы подобрали своих товарищей, пересекая площадь. Затем мы дошли до небольшого супермаркета с двумя входами, один на авеню Сент-Уэн, другой на рю Орденер. Именно тогда сканирование подтвердило присутствие полиции. Они контролировали этот район и поймали нас.

Наша машина была неподалеку. Пока двое из нас пошли искать ее, мы прикрывали их. Сразу же началась погоня. Но мы хорошо знали местность, поэтому быстро вырвались вперед. Прибыв на большой скорости к Porte de Clignancourt, мы сразу заметили полицейскую машину, припаркованную на тротуаре посреди моста через бульвар Марешо. Полицейский за рулем делал вид, что смотрит в сторону. Но по рации его голос звучал довольно нервно. Он отчаянно сообщал о нашем местоположении.

Сделав полный разворот на площади, мы поехали в сторону старого Сент-Уэна. Ни один полицейский не мог за нами угнаться.

Требования конспирации

Вся эта систематическая работа по контрнаблюдению сопровождалась серьезностью каждого товарища, вовлеченного в конспирацию. Помимо методов борьбы, безопасность всех зависела от мер предосторожности, предпринимаемых каждым боевиком и каждым политическим контактом.

Наша организация уже имела определенную боевую историю. Это, конечно, имело свои преимущества, но также и некоторые недостатки. С одной стороны, у нас был реальный опыт подпольной борьбы и проверенные методы. С другой стороны, многие из наших политических контактов были известны полиции. Так, мы поняли, что некоторые товарищи выбирали фиксированные встречи: «Каждый понедельник в 18:00»[45]45
  Так договаривались о встречах в те времена, когда не было Джаббера и защищённых мессенджеров типа «Сигнала». Выбиралось условное место (явка). Туда в назначенное время приходили два человека – побеседовать. Их встречи проходили в одно и то же время. Каждый день, раз в неделю или раз в несколько дней.


[Закрыть]. Другие всегда встречались в одних и тех же местах, слишком близко к месту работы. А некоторые из них всегда использовали одни и те же уловки, одни и те же магазины, чтобы избежать слежки. Если полицейские часто упускали свой шанс из-за спешки (особенно бригады по борьбе с бандитизмом, привыкшие к отсутствию мер предосторожности), то RG и DST, более привычные к длительной работе, возвращали своих коллег на след.

Оружие государства – время и численность. Во время партизанской фазы каждый боевик сталкивается с большим количеством полицейских: до двухсот к одному. Необходимо всегда помнить об этой диспропорции. Это относится ко всем обычным расследованиям, слежке, давлению, проникновению и т. д. Но это также относится и к конкретному событию. Но это касается и конкретного события – например, одним летним днем 1984 года, когда полицейские заметили меня в Gibert Jeune на бульваре Сен-Мишель, по их собственным данным, двести из них вышли на охоту в течение десяти минут.

Главным оружием партизанской войны всегда была величайшая мобильность. «Кусай и беги. Кусать несравненно более мощные и лучше оснащенные силы, концентрируя действия против одного пункта полицейского аппарата. Действуйте неожиданно и готовьтесь к бегству». Но дело не только в физической мобильности. Бегство – это также вопрос умственной мобильности: вырваться из рутины, проявить фантазию, варьировать методы и формы борьбы, быть внимательным к деталям и т. д.

Пьер Оверни – убит

Партизану необходимо большое количество боевиков в легальной системе – в том числе для вербовки, которой мы посвятили много усилий. Не потому, что конспирация была слишком громоздкой или слишком дорогостоящей, а потому, что партизан не может жить или выжить без множества контактов с революционным движением во всех его формах борьбы. Сила партизана опирается на эти контакты, которые также являются его ахиллесовой пятой, потому что именно через них репрессии часто достигают подполья. Поэтому отношения с этими товарищами были слабым звеном в нашей организации. С этого момента было крайне важно быть очень осторожными на встречах между легальными и подпольными боевиками организации, независимо от того, находятся они в розыске или нет.

Испанские товарищи пережили период Франко, итальянцы – более десяти лет вооруженной борьбы, а немцы – строгую методологию первых поколений. За редким исключением, парижские боевики страдали либо от неосознанности ставок безопасности, либо от недостатка опыта. Движение было пропитано недостатками легального группового духа. Для этих боевиков полицейские были теоретическими врагами. Их социал-демократический взгляд на политические репрессии не позволял им понять природу повседневной конфронтации. На самом деле, большинство из них все еще питали иллюзии относительно «демократии». И если они играли с нами в борцов Сопротивления и радикалов, то меры предосторожности, которые они принимали, были поверхностными. Для них конкретные репрессии сводились к обвинению ЦРБ в разгоне демонстрации.

Все более частые несчастные случаи во время собраний вынудили нас создать фильтр, состоящий из легальных, но опытных кадров. Расположенное между вооруженными боевиками и движением, это ядро приобрело важное значение в динамике партизанского движения. И, конечно, оно стало одним из главных объектов репрессий. Несколько месяцев спустя центральное положение этой группы дорого нам обойдется.

Расстрелы, ошибки и смерть

31 мая 1983 года. В течение нескольких дней предпринималась попытка провести крупную операцию по сбору средств на площади Мадлен. Для этого были мобилизованы две группы. После очередной отсрочки некоторые товарищи пришли пообедать в квартиру на улице Мануэль. Другие встретились в баре-табаке на авеню Трудэн. Был прекрасный весенний день, жалюзи были опущены, и мы болтали, сидя в полумраке и попивая кофе.

Около двух часов дня вышел первый товарищ, затем двое других, неся в двух сумках снаряжение для отложенной утром операции, автомат и два или три пистолета-пулемета. На улице Тур-д’Овернь они обнаружили машину без опознавательных знаков. Один из них попытался выяснить, где находятся полицейские, не понимая, что своим поведением привлек внимание тех, кого он искал, – группы из бригады по борьбе с грабежами, спрятавшейся под порто-кошером. Несмотря на приличную одежду, двое товарищей, каждый из которых нес очень тяжелую сумку, соответствовали образу «грабителя». Заинтригованные, полицейские взяли этих двух товарищей под наблюдение. Трое мужчин и женщина. Простые миротворцы, добровольцы для работы в штатском в составе ВАС, только что созданного для борьбы с мелкими воришками. Не будучи подготовленными для таких задач, полицейские были быстро замечены. Когда они оказались примерно в десяти метрах от бара, где их ждали, двое товарищей знаками предупредили, что за ними следят. Четверо полицейских подошли, готовые к проверке личности. Первый не успел закончить свое «Стоять, полиция…», когда на них указали пальцем.

После секундного колебания товарищи хотели разоружить их и надеть наручники. Но один из них прыгнул вперед. Он был застрелен. Затем двое других, как только они схватились за оружие – один из них, изрешеченный пулями, спасся только чудом.

Товарищи сразу же начали искать машину, чтобы как можно быстрее эвакуироваться из района. Они указали на автомобиль R5, припаркованный дальше по направлению к станции метро Anvers, на улице Rodier. Они сели в него. Приехав на площадь Нации, они бросили машину на маленькой улочке, где она была найдена несколько недель спустя.

Товарищ, покинувший бар до начала стрельбы, только что пришел в квартиру на улице Мануэль. Он уже собирался сесть за стол, когда по радио пришло первое сообщение: «Мужчина ранен пулей перед сапожной мастерской», на улице Унтель, в нескольких десятках метров от авеню Трудэн. В полицейском участке сообщили, что, возможно, есть еще несколько раненых. Товарища спросили: «Вы видели, как они уходили?

Первая полицейская машина, прибывшая на место происшествия, передала краткое сообщение: «По меньшей мере двое коллег погибли. Сообщается, что еще больше раненых…». Было ясно, что между товарищами и полицейскими произошла перестрелка. Но было неясно, связана ли она с квартирой или только с местом встречи. И ждать выяснения не было смысла. Если это касалось нас, то стрельба неизбежно привела к дезорганизации ловушки. Поэтому нам нужно было очень быстро уходить, если мы хотели воспользоваться этим.

Дойдя до двери на улицу, мы спрятали оружие под куртками. Дальше по проспекту у нас было две машины (одна из них была использована утром), но стрельба велась именно с этой стороны. Поэтому мы вышли внизу, на улице Шато-Ландон. Мы шли быстро, отделяясь друг от друга примерно на десять метров, внимательно прислушиваясь к каждому движению вокруг нас. Со всех сторон свистели полицейские сирены. Подъехало свободное такси. Мы сели в него.

На другом берегу Сены на главных перекрестках уже стояли полицейские блокпосты. Первые два мы проехали без проблем. Но через сто метров после второго, на углу бульваров Сен-Мишель и Сен-Жермен, мы предпочли продолжить путь пешком по маленьким улочкам 5-го округа.

Первые встречи после стрельбы выявили нечто очевидное: мы оказались в противоречии. С одной стороны, мы хотели взять на себя коллективную ответственность за стрельбу. С другой стороны, если бы мы сделали это в тот момент, то ввязались бы в политическую конфронтацию на местности, которую мы не выбирали. Мы дали бы почву для риторики против амнистии 1981 года. Это усилило бы реакционную волну и заставило бы правительство мобилизовать все свои силы против нас, чего оно до сих пор не делало, относясь к нам с презрением, приравнивая нас к вульгарным общим правам. В конце концов было решено взять на себя ответственность за это дело в первых коммюнике предстоящего наступления. Это было сделано осенью 1984 года.

Наши требования к безопасности

Эта ситуация заставила нас быть более осторожными во всех областях нашей деятельности. Особенно в области сбора средств, где защита была усилена снова и снова. Например, при нападении на штаб-квартиру крупного банка в пригороде в машине охраны находилось не менее четырех человек, двое из которых были вооружены пистолетами, а еще один – автоматом. С этого момента вылазка с восемью или девятью боевиками стала уже не исключением, а нормой.

Эти меры безопасности были призваны дать возможность различным группам покинуть районы, которые все чаще подвергались нападениям: большой треугольник площадь Мадлен-Опера-улица Ла Файетт. И, конечно, наша «историческая» зона, 17-й округ. В то время говорили, что если группа способна правильно действовать на проспекте Оперы (без сомнения, наряду с Елисейскими полями, проспектом, за которым наиболее пристально следят антитормозные устройства), то она может справиться с любой боевой ситуацией. Это была наша главная цель. Нас меньше интересовал сбор средств – хотя мы в них нуждались, поскольку два партизанских отряда и формирующиеся в других странах группы тогда частично финансировались за счет нашей деятельности, – чем воспитание сообщества до уровня подготовки, необходимого для следующего наступления.

Смерть Чиро Риццато

Чиро приехал в Париж с группой товарищей из Милана в октябре 1983 года. Он казался очень молодым. Однако у него уже был большой революционный опыт в одном из крупных миланских кварталов рабочего класса. Будучи членом Прима Линеа, он отказался от дезавуирования и диссоциации, которые последовали за его капитуляцией. И он присоединился к координации COLP. Его группа переживала очень трудный период. Их старейший товарищ, старый революционный боевик из Турина, избежавший всех арестов с 1970-х годов, только что был схвачен после перестрелки с полицией, в которой был убит человек, с которым он встречался.

Как и другие боевики, которые хотели подготовиться к вооруженным действиям, молодые итальянцы начали со сбора средств. Группа, в которую входил Чиро, состоявшая из старых и «новых» итальянцев и французов, располагалась в квартире в Леваллуа, недалеко от железнодорожного вокзала. Идеальное место для проведения акций в 17-м округе.

Группа решила начать с отделения Société Générale в метро Ваграм. Операция должна была состояться в начале дня. Натали и я были свободны, чтобы провести последние проверки. Мы обошли район, улицу за улицей. Я проверял машины и подводные лодки, а Натали, надев наушники, слушала, нет ли слежки. Около двух часов дня мы проходили мимо террасы, где товарищи пили кофе. Чиро улыбался. Мы подошли к столику, чтобы сообщить, что путь свободен. И продолжили свой путь по проспекту.

Итак, все выглядело хорошо. Но было ясно, что в этой операции преобладает рутина. Во-первых, группа решила обойтись без машины охраны. Водитель и товарищ, оставшийся снаружи, были одни – это был минимум безопасности. Во-вторых, доля новичков была слишком велика – тем более, что одному из них пришлось одному подниматься наверх, в обменный пункт.

Однако все начиналось хорошо. Внизу зал быстро опустел. Но наверху это заняло слишком много времени. Чтобы избежать проблем, нужно было, не теряя ни секунды, покинуть район. Спешка взяла верх.

Менее чем через километр после старта товарищам преградил путь большой BMW, водитель которого с трудом пытался припарковаться. Человек, руководивший операцией, решил вмешаться. Он вышел из машины и попросил ее освободить улицу, представившись полицейским. Чуть дальше за происходящим наблюдали два детектива БРБ. По словам товарищей, полицейские должны были подумать, что их коллеги попали в беду. Но через несколько сотен метров, увидев двух мужчин с сумками, они поняли, что именно они ответственны за вооруженное ограбление, о котором сообщило их радио.

Группа разделилась слишком быстро. Двое товарищей сели в автобус на бульваре, а двое других, включая Чиро, отправились в жилой комплекс Porte d’Asnières, где была припаркована вторая машина. Двое полицейских попытались задержать водителя первой машины, который остался один, но тот вырвался и бросился за свою машину, открыв огонь. На звук выстрелов один из двух товарищей, которые отъезжали, достал из сумки ПМ и побежал обратно. Из-за угла улицы он выпустил несколько коротких очередей по детективам, блокировавшим водителя. Один из них был ранен, а другой убежал. Это позволило водителю скрыться.

Когда завязывалась перестрелка, принцип заключался в том, чтобы как можно скорее увести новичков. Поэтому Чиро держался в стороне. Но как раз когда он собирался присоединиться к остальным, с противоположной улицы показалась сорокапятка R5 из бригады кольцевой дороги. Изолированный от других товарищей, находившихся далеко позади него, Чиро оказался на передовой. В двадцати метрах от него полицейский выстрелил в него, не имея возможности сделать что-либо, чтобы защитить себя. Легкая мишень для этого инструктора по стрельбе (как писали нам газеты в последующие дни) с личным оружием, гораздо более мощным и точным, чем штатный пистолет. Выстрелив в горло, Чиро мгновенно упал, смертельно раненный. Из его шеи текла кровь, пузырясь с каждым ударом сердца.

По R5 было выпущено две очереди из MP, затем квадратная граната. Она не взорвалась, но полицейские убрались с дороги, позволив двум товарищам скрыться в машине охраны. Чиро умер, когда его везли в больницу.

Издание ежемесячного журнала L’Internationale

Наша фронтовая политика не сводилась ни к нескольким совместным вооруженным акциям в Париже с итальянцами и немцами, ни к международным встречам – даже если они были регулярными. Начиная с зимы 1982–1983 годов, часть организации вложила свои силы в создание газеты. Ежемесячника, способного защищать линию фронта и одновременно вести контр-информационную работу, которая стала необходимой для противостояния «политкорректности», которая проникала даже в крайне левые бюллетени.

Рейганизм продвигался под международным знаменем «войны с террором», политико-идеологической матрицы, мобилизованной против малейшей социальной конфронтации. Империалистическая буржуазия повсюду навязывала один и тот же бинарный порядок: либо ты принадлежишь к ее лагерю, лагерю «демократии», либо присоединяешься к лагерю «террористов». Мало кто сопротивлялся этому новому мировому порядку. Очень немногие колебались, когда понимали, что они собираются поставить под угрозу свои организации, свою роль протестующих, интегрированных в систему, субсидии, предоставляемые их прессе, и т. д. Старые марксистские и анархистские «новые левые» теперь участвовали в общем осуждении всего, что не вписывалось в авторизованную политику. Любое осознание необходимости революционного насилия осуждалось. Любая поддержка партизан была запрещена.

Столкнувшись со свинцовым покрывалом, которое теперь нависло над всем движением, мы считали необходимым распространять тексты из международной революционной практики: коммюнике от RAF, BR, бельгийских товарищей из CCC[46]46
  CCC–Cellules communistes combattantes – Сражающиеся коммунистические ячейки – леворадикальная бельгийская партизанская организация. По официальным данным возникла в 1983 году. В реальности в 1983 году было лишь объявлено о планах по её созданию в подпольной прессе. Первые акции прошли в 1984 году, окончательно организация сформировалась к 1985 году. Создателями организации стали ветераны NAPAP Фредерик Ориах и Бертран Сассуа. Организация просуществовала в неизменном составе до 1986 года, когда основные её лидеры были арестованы. Позднее организацию несколько раз возрождали, но следующие поколения организационно не имели к первому никакого отношения. В настоящее время название CCC используется сразу несколькими подпольными группами в Бельгии.


[Закрыть] и Прямого действия в Канаде, тексты баскских и испанских заключенных, призывы американских антиимпериалистов, дебаты между политзаключенными разных территорий, досье на партизан, участвовавших в освобождении Пуэрто-Рико, и т. д. Мы собирались уточнить наши позиции, сделать их более острыми перед лицом проблем времени и в преддверии борьбы.