Текст книги "Латино-Иерусалимское королевство"

Саладин отказался, и потребовалось, чтобы Бальан пригрозил разрушить мечеть Омара и весь город, а затем выйти и в безнадежной битве сразить как можно больше мусульман. Тогда султан отказался отомстить франкам за бойню 1099 г. (на что якобы надеялась мелькитская община города) и предложил жителям заплатить выкуп, чтобы иметь возможность направиться к Триполи. Саладин потребовал сто тысяч безантов, но Бальан побоялся, что не сможет собрать такую сумму. Договорились об индивидуальном выкупе: десять безантов за мужчину, пять – за женщину и один – за ребенка. Бальан заметил, что из городского населения только двое из каждых ста человек смогут выплатить этот выкуп: он добился, чтобы мусульмане освободили бедняков за общую сумму: 7000 человек за 30 000 безантов. Патриарх и зажиточные горожане внесли свою долю в этот выкуп, но госпитальеры и тамплиеры под предлогом, что хранившиеся в орденах деньги им не принадлежат, проявили прискорбную скупость: только под угрозой мятежа они открыли свою казну, впрочем, без особой щедрости. Помимо этих 7 000 выкупленных людей (в реальности их число было гораздо большим, так как вместо одного мужчины можно было освободить двух женщин или десять детей), Саладин, чтобы засвидетельствовать свое уважение Бальану, «ради любви к нему» отпустил на волю 500 христиан. Так же он поступил и ради Ираклия. Брат султана, Аль-Адиль, заполучил себе тысячу пленных и тотчас же освободил их.[246]246
  Ислам считает освобождение рабов благочестивым делом.


[Закрыть] Саладин соперничал с ним в жестах великодушия: все остальное население проходило мимо его «офицеров», которые разрешали идти на волю старикам и детям, но сгоняли между первой и второй стенами юношей и девушек. Вообразим, сколь ужасным стало подобное расставание для нескончаемой вереницы несчастных, которые либо видели, как их близких угоняют в тюрьмы Египта или Сирии или – еще горший вариант – на невольничьи рынки для продажи во все гаремы Востока, или же сами были обречены на эту участь. Сколько же франкских семей были разведены в период от 2 октября до 10 ноября 1187 г. под надзором мусульманских солдат, которым Саладин поручил выполнить суровую полицейскую службу?

По данным Ибн-аль-Асира, численность изгнанного подобным манером из Иерусалима населения якобы достигала 60 000 человек, но не включил ли он в эту цифру местных христиан, которые остались в городе? Хроники дают существенно разные сведения на этот счет, и заявлению Бальана (якобы более 20 000 франков были настолько бедны, что лишь двое из каждых ста человек были в состоянии выплатить за себя десять безантов) недостает точности: Бальан мог попытаться разжалобить Саладина, сгустив краски. Допустим, что от трех до четырех тысяч человек заплатили выкуп; десять тысяч были освобождены Саладином и восемь тысяч выкуплены совместными усилиями. Шестнадцать или одиннадцать тысяч были обречены на рабство, из которых 5 000 направили строить укрепления в Египет. Таким образом, в Иерусалиме могло находиться около 35 000 франков (нам неизвестно соотношение женщин, детей и беглецов): только двум старикам, пережившим первый крестовый поход, было разрешено остаться в городе.[247]247
  Michel le Syrien в Documents Armeniens, I. 399; Kamil al-Tewarikh, P. 701–702; Eracles, P. 97; Ernoul, P. 217–219.


[Закрыть]

В захваченном городе мусульмане прекратили доступ к Гробу Господню, вновь превратили церкви в мечети, в том числе и те, которые в период франкской оккупации были Templum Domini и Храмом Соломона. Церковь Св. Анны была превращена в 1192 г. в медресе, а резиденция патриарха («во главе улицы)», называемой патриаршей, около Гроба Господня, стала прибежищем суфий.[248]248
  Clermont-Ganneau. Matériaux inédits pour servir a l'histoire des Croisades (extr. Du Musée archéologique, I, P. 11).


[Закрыть] В Иерусалим позвали еврейских беженцев, и греки заняли место франков в Святых Местах: одновременно с тем, как новый византийский император Исаак Ангел направил свои поздравления Саладину, греческий патриарх прибыл в Святой Град. Что касается отпущенных из города франков, то они направились к Триполи под охраной двойного эскорта франков и мусульман, получая пропитание от арабских крестьян; но в конце этого долгого пути триполийские рыцари-грабители, осмелевшие ввиду болезни графа Раймунда III, отняли последнее имущество у беженцев и вынудили их бежать в Антиохию. В то же время Саладин, овладев всеми прибрежными крепостями, кроме Тира, принялся завоевывать мощные франкские крепости во внутренних областях, которые так долго защищали королевство от нападений с противного берега Иордана и теперь героически противостояли натиску мусульман, набросившихся на них с тыла. Если Шатонеф пал 26 декабря 1187 г., то Сафет и Бовуар держались соответственно до первых дней декабря 1188 г. и 5 января 1189 г., причем госпитальерам удалось нанести мусульманам серьезное поражение при Форбеле (2 января 1188 г.). По условиям капитулярии защитники этих крепостей смогли уйти в Тир. Графство Триполи, где в конце 1187 г. от горя скончался Раймунд III, начало поддаваться в начале 1188 г.; княжество Антиохийское потеряло множество крепостей, и его территория была сведена к нулю.

Вернувшись из Антиохии, Саладин завершил осады Бовуара и Сафета; к этому моменту лишь крепости Онфруа IV Торонского (попавшего в плен при Хаттине) по-прежнему сопротивлялись, терпя нехватку в продовольствии. Хеврон мусульманам удалось взять к концу 1187 г.; но Крак продержался до ноября 1188 г., а Монреаль, самая далекая франкская крепость, которая менее всего могла рассчитывать на скорую помощь, пала только в конце весны 1189 г., после того, как ее защитники якобы продали своих женщин и детей бедуинам, чтобы обеспечить себя продовольствием и далее продолжить борьбу.[249]249
  Саладин разрешил героическому гарнизону уйти к побережью и даже выкупил их проданных жен и детей. В 1187 г. Макризи (R. О. L., IX, Р. 35) упоминает о «первом караване (из Дамаска в Каир), который мог пересечь Палестину, не боясь нападения или выплаты выкупа». Также см.: J. Richard. An account of the battle of Hattin// Speculum, XXVII, 1952, P. 168–177.


[Закрыть] Лишь одна крепость оборонялась дольше всех и стала опорным пунктом для франкской реконкисты: Бофор, который его сеньор Рено Сидонский защитил при помощи хитрости, убедив Саладина, что не имеет другого намерения, кроме как сдать ему крепость, но медлит осуществить свой замысел, поскольку хочет избежать карательных акций против своих людей. Когда же Рено был предан, то, подвергнутый пытке, он по-прежнему продолжал воодушевлять своих вассалов: приказ о капитуляции крепости был отдан только в начале сентября 1189 г., но Бофор сопротивлялся, возможно, до 22 апреля 1190 г., благодаря своей обороноспособности, которую сумел организовать Рено, ведя свою опасную игру с Саладином.

После битвы при Хаттине, в то время как Бальан д'Ибелен предупреждал Наблус и Иерусалим об опасности, а Жослен занимался тем же в Акре, большинство баронов, уцелевших после схватки, сломя голову помчались в Тир. Раймунд III и его соратники постарались придать городу хоть какое-то подобие защиты, прежде чем отправиться в Триполи и Антиохию. Тир, которого его фортификации и островное положение делали почти неприступным местом (известно, с каким трудом Александр Македонский овладел этим городом, а вавилоняне и ассирийцы перед ним – и крестоносцы после него), нуждался в бойцах. Вне всякого сомнения, что итальянцы притворились, что собираются укрыться на своих судах, когда Раймунд III решил заинтересовать их в обороне Тира: он сделал крупные пожалования генуэзцам и пизанцам, уравняв их в правах с венецианцами, которые до этого момента занимали в Тире первое место.[250]250
  R. R., 659, 665. – Пизанцы уже владели значительным имуществом в Тире с 1156 г. В 1187 г. у них и генуэзцев имеются «консулы и виконты» в Тире.


[Закрыть] Предприняв все, что он счел возможным, Раймунд отбыл в свое собственное графство (не потеряв интереса к Тиру, как и его наследник Боэмунд после его кончины), возложив на Рено С и донского и тирского кастеляна труд защищать город.[251]251
  Eracles, P. 73–76. Был ли этот кастелян Симоном де Верзиньи, упомянутым в 1181 г., Жильбером или Ловелем, из которых двое последних названы в 1187–1188 гг. прежними кастелянами Тира (R. R., 667–668)?


[Закрыть] Но наступление Саладина оказалось быстрее, чем кто-либо мог предположить, и все, кто пережил ад Хаттина и был свидетелем полного крушения обороны королевства, сначала считали невозможным противостоять двенадцати тысячам мусульман, без рыцарей и продовольствия, до того как подойдут подкрепления. Вот почему все бароны, которые разом обретут отвагу и, как сам Рено Сидонский, смогут защищаться, не верили, что в их силах сдержать первый удар Саладина: Жослен III капитулировал в Акре, вопреки воле зажиточных горожан и прочих жителей, 9 – 10 июля. В Тире, под стены которого устремился Саладин сразу после падения Акры, Рено и кастелян, видя уход триполийских и антиохийских рыцарей, вступили в переговоры и готовились сдать город: знамя Саладина было внесено в город, чтобы водрузить на цитадели в знак капитуляции.

В этот момент, то есть спустя десять дней после Хаттина, произошло новое событие: 14 июля 1187 г. маленькая пизанская или, генуэзская эскадра, приплывшая из Константинополя и ускользнувшая из рук мусульман возле Акры, прошла под сводчатыми вратами, которыми запирался вход в тирскую гавань. На ее борту находился крупный барон с Запада: им был маркграф Конрад Монферратский, дядя Балдуина V, который оставил родину в 1185 г., чтобы присоединиться, к своему племяннику, и провел два года при дворе византийского императора, где играл значительную роль. Прибытие этих кораблей (это были две галеры), рыцарей из свиты Конрада и самого маркграфа, энергичного вождя, который привез с собой большие богатства, в корне изменили ситуацию. Зажиточные горожане Тира упросили Конрада принять командование обороной города.

Этот амбициозный барон, наполовину немец, наполовину итальянец, не колебался: как и Бальану в Иерусалиме, ему потребовалась полная уверенность в своих бойцах, иначе говоря, оммаж от них; но он пошел гораздо дальше: он потребовал от жителей клятвенно признать его сеньором города и поступить так же в отношении его наследников, что и было теми выполнено. Рено Сидонский, представитель сирийских баронов, которые при таком повороте событий оказывались лишенными своих владений, бежал из Тира вместе с тирским кастеляном, опасаясь, как бы Конрад не наказал их за переговоры с Саладином. Сам султан появился перед Тиром некоторое время спустя и нашел свое знамя во рву. Он предложил Конраду освободить его отца, старого маркграфа Монферратского, попавшего в плен при Хаттине, в обмен на капитулярию города. Конрад отказался, и Саладин, не настаивая, пустился в дорогу к Аскалону: он утратил преимущество, которое ему могла дать немедленная атака на Тир.

Конрад не терял времени даром: он приказал вырыть ров, который преграждал перешеек, отделявший город от суши, починил стены и призвал новых защитников: гарнизоны городов, которые капитулировали перед Саладином, нашли пристанище в Тире. Кроме того, Конрад замыслил создать из Тира итальянскую колонию, чтобы заинтересовать купцов из разных стран в обороне города, подтвердив и расширив пожалования Раймунда III. Один генуэзец, Ансальдо Бонвичини, стал кастеляном города; пизанцы получили от Конрада подтверждение дарений, сделанных им Балдуином III и Раймундом Триполийским, а также целый квартал из королевского домена, с поместьями в пригороде (октябрь 1187 г.) и привилегиями различного рода. Барселонцы обрели зеленый дворец, поместье, пекарню и торговые привилегии, так же как и марсельцы, жители Сен-Жилль[-дю-Гард] и Монпелье (октябрь 1187 г.). Конрад даже пообещал пизанцам имущество в Яффе и Акре, а также владения Жослена III. Он повел себя как «наместник заморских королей»,[252]252
  Deux Jardins, P. 400.


[Закрыть] не считаясь с правами прежних владельцев: можно отметить, что он особенно пользовался имуществом сторонников Лузиньяна (как это уже делал Раймунд III?), тамплиеров и Жослена, чтобы наделить им итальянцев, своих соотечественников. Итальянцы же, в свою очередь, оказали ему весьма активную поддержку, рассматривая защиту Тира как «сделку»; компания пизанских купцов, Вермильони, выторговала себе в обмен на участие в обороне Тира огромные привилегии в Тире и Акре и часть «сеньории Жослена» с Шато-дю-Руа.[253]253
  R. R., 665, 666, 667, 668, 674, 675, 682, 724.


[Закрыть]

Этот вариант защиты увенчался полным успехом: когда после захвата Иерусалима Саладин прибыл осаждать Тир, то не смог разместить свои осадные орудия на узком перешейке. Конрад же приказал построить подвижную батарею, «barbotes», которая обстреливала арбалетными стрелами мусульманские отряды.[254]254
  Eracles, P. 106–109.


[Закрыть] Египетский флот выслал к Тиру двенадцать галер: Конрад заманил из них пять в гавань, затем натянул цепь, преграждающую туда вход и захватил корабли противника: уравняв таким образом силы, он направил свои семь галер против мусульманских, пятеро из которых были выброшены на берег, а две бежали к Бейруту. Хотя буря на море и помешала подходу подкреплений, присланных Раймундом III Триполийским (десять галер с рыцарями и провиантом), Саладин, после своей неудачи на море (30 декабря 1187 г.) в ночь на 1 января снял осаду, которая продлилась два месяца. С этого момента защитники Тира и мусульмане сходились только в стычках, часто необычайно кровопролитных, особенно в 1189 г.[255]255
  Арнольд Любекский (Monumenta hist. Germaniae, XXI, p. 176) заявляет, что Саладин заключил тогда договор с Конрадом, выплатив ему крупную сумму денег, чтобы маркграф согласился воздержаться от нападений на мусульманские поселения. Арнольд, как и все немцы, благоприятно относившийся к Конраду (близкому родственнику Фридриха Барбароссы, поскольку он был сыном Вильгельма IV Монферратского и тетки великого императора, сестры Конрада III), пытается оправдать его за этот пакт – который, по правде сказать, развязывал Саладину руки для завоевания внутренних территорий королевства – упомянув, что хотя люди и порицали маркграфа, но тот трудился только на благо христианского мира. Были ли эти перемирия подобными тем, что заключал Рено Сидонский ради Бофора? – Deux Jardins, I, 402.


[Закрыть]

Сирийские бароны, по примеру Раймунда III, не оставили Конрада в одиночку продолжать борьбу: до этого Триполи был центром франкского сопротивления; но постепенно все, что осталось от вооруженных сил Иерусалимского королевства, объединялось вокруг Тира. В октябре 1187 г. там можно было увидеть архиепископов Цезарии и Назарета, епископа Сидона, великих прецепторов тамплиеров и госпитальеров, предводителей их орденов, приора Сен-Жилля, приведшего с собой подкрепления из командорств госпитальеров с юга Франции, Готье Цезарейского, Гуго и Рауля Тивериадских. На следующий год к ним присоединились Рено Сидонский и Пейен из Хайфы. Конрад со своим окружением и прообразом правительства (его сенешаль, «канцлер и нотарий»), выступил в роли регента королевства,[256]256
  R. R.,-665, 675. Амбруаз, éd. G. Paris, v. 2366 и далее, возлагает лавры за защиту Тира Гильому де Шапелю, обоим братьям Тивериадским, и также Конраду Монферратскому, «который хорошо повел там дела – он пришел, когда земля была захвачена, но недолго состоял на службе Господа, хотя и благим было начало, но злым и ложным был конец».


[Закрыть] но его положение было непрочным. «Сеньор Тира», силой узурпировавший королевский домен, подчинится ли он королю Ги, когда тот обретет свободу, или же отвергнет положение вещей, существовавшее до Хаттина? В который раз участникам крестового похода предстояло либо влиться в ряды жителей латинской колонии на Востоке, либо относиться к «пуленам» как к придатку оккупационной армии и пренебрегать их правами; начнут ли крестоносцы с «табула раса», восстанавливая «латинское королевство» или же согласятся признать незыблемыми права сирийских баронов, приобретших их в силу долгого владения и не прекращаемой борьбы против ислама?

II
Осада Акры:
Конрад I против Ги де Лузиньяна

Крестовый поход – третий крестовый поход – не заставил себя ждать. Можно представить, какой резонанс вызвала на Западе, столь долгое время остававшемся глухим к призывам франкского королевства на Востоке, весть о поражении при Хаттине и падении Иерусалима. Бароны, уцелевшие после разгрома, первыми в письме известили христианский мир. Позднее Конрад послал архиепископа Тирского к папе, чтобы ускорить прибытие вспомогательных войск.

Вильгельм II, король Сицилии, был первым из государей, кто взялся за оружие. В тот момент он воевал с Византией, но тут же заключил с ней мир, чувствуя себя отчасти повинным в падении Иерусалима: ведь он в течение двух лет, дабы пополнить свою армию для войны с Василевсом, нанимал к себе на службу паломников, которые прибывали в итальянские порты для отправки в Святую Землю, тем самым лишив латинское королевство значительного числа «наемников». Как только наступил благоприятный сезон, король отправил графу Триполи (Боэмунду IV) маленькую эскадру с двумястами рыцарями на борту, чье прибытие спасло Триполи от Саладина. В августе 1188 гг. из Сицилии прибыли еще 300 рыцарей, и Вильгельм подготовил крупную экспедицию, которую намеревался лично возглавить на Востоке. Но он решил дождаться подхода англичан, чтобы выступить вместе с ними: смерть нарушила его планы в 1189 г., незадолго до прибытия англичан, которые приплыли только в сентябре 1190 г. Наследник Вильгельма, Танкред Леккский, столкнулся с проблемами наследования и не смог присоединиться к армии крестоносцев.[257]257
  Ernoul, Р. 338, 339, Eracles, Р. 114 – Ричард Львиное Сердце поссорился с Танкредом и взял Мессину приступом.


[Закрыть] Короли Франции и Англии, официально принявшие крест в январе 1188 г., тут же начали воевать между собой и лишь летом 1190 г. Филипп-Август и Ричард Львиное Сердце пустились в дорогу к Сирии (потеряв шесть месяцев в Сицилии). Фридрих Барбаросса, находившийся на вершине могущества (в 1183 г. ему удалось подчинить себе мятежные города Ломбардии), выступил в поход И мая 1189 г. с большой армией. При известии, что император одолел преграду, которой являлась сельджукская Турция, на Востоке началась паника: Саладин приказал разрушить укрепления многих сирийских городов, чтобы они не попали в руки немцев. Известно, что случай лишил крестовый поход его предводителя: 10 июня 1190 г. лошадь Фридриха поскользнулась при переправе в Киликии и ее седок утонул. Немецкий крестовый поход тут же полностью распался: сын императора Фридрих Швабский привел 7 октября под стены Акры только слабое подобие армии.[258]258
  Интересную деталь приводит Амбруаз, строфа 3327: под стенами Акры франки не могли использовать водяные мельницы, чтобы молоть муку. Рядом с мельницами, которые приводили в действие лошади, германцы построили первую в Сирии ветряную мельницу (зима 1189 г.).


[Закрыть]

Но отвоевание Святой Земли уже начал тот самый Ги, чье поведение было столь малоприятным; до 1187 г. он не успел проявить мужество, но доказал его в грядущей кампании. Освобожденный Саладином – который обещал отпустить его после падения Аскалона, затем Иерусалима – только в конце лета 1188 г., I и поклялся уплыть за море и более никогда не подымать оружие против султана. После освобождения Лузиньян велел передать Саладину остроумный ответ – что он пересек морской пролив, отделявший Тортосу от островка Руад, и повесил свой меч не на пояс, но на ленчик седла: получалось, что не он, а его конь нес оружие!

Прекрасный рыцарь, не лишенный ума, храбрости и благородства, – он подтвердил свое великодушие, когда спас своего противника Конрада Монферратского 4 октября 1189 г. (кто знает, способен ли был Конрад ему ответить тем же), – Ги обладал всем (включая его романтическую историю возведения на трон), чтобы завоевать симпатии тех, кому был дорог дух рыцарственности, и, главное, Ричарда Львиное Сердце. Его противник Конрад был ломбардцем, не свойственным к рыцарским поступкам, человеком расчетливым и суровым (за что понравился Филиппу-Августу). И прежде всего, у него не было в пассиве Хаттина, который разрушил престиж Ги, власть которого еще мало упрочилась к моменту этого сражения. Клан Ибеленов, не простивший молодому королю его возвышения, основывал всю свою пропаганду именно на Хаттине. Споры вокруг сражения отразились и В произведениях историков, что значительно усложняет поиск реальных виновников разгрома. Писатели из «анжуйской» партии ставили акцент на тайный сговор Раймунда III, неоспоримого вождя оппозиции Ги, с Саладином, и трактовали его прорыв сквозь ряды мусульманского войска как бегство, объясняя этой уловкой поражение христиан. Напротив, писатели из партии «французов» и «пуленов» яростно нападали на Ги, упрекая его в слабоволии и послушании Жирару де Ридфору, главному виновнику гибельного марша через Галилею.

Таким образом, когда Ги появился с королевой Сибиллой под стенами Тира, Конрад приказал им сказать, «что никогда не позволит ступить им в пределы города».[259]259
  Eracles, P. 124. – причудливое искажение всех этих обвинений, где воспоминания о 1187 г. смешались с историей ссоры между Даимбертом и Балдуином I, перекочевало в «Балдуина де Себурка» (Labande, P. 87): Готфрид Бульонский во время осады Дамаска отравлен патриархом Иерусалимским, ломбардцем по имени Эракль, в котором следует видеть Ираклия. – Амбруаз в строфе 2513 пишет о Раймунде III: «И хотя возможно, что он это сделал, а может быть, и не делал, но более всего говорили…, что он предал в сражении».


[Закрыть] Маркграф намеревался сохранять этот королевский город до прибытия королей из-за моря: без сомнения, его советники напомнили, что Балдуин IV хотел предоставить права на арбитраж государям Запада. После этого Конрад написал архиепископу Кентерберийскому, жалуясь, что не имеет возможности использовать для защиты Тира все «пожертвование короля Англии» – эту знаменитую английскую казну, которую Жирар де Ридфор уже тратил перед Хаттином, и из которой госпитальеры брали средства на выкуп бедных пленников в Иерусалиме, сыграла значительную роль в пропаганде двух партий. Если госпитальеры истратили всю находившуюся у них часть этих денег для помощи Конраду, то Великий Магистр тамплиеров отказался последовать их примеру, и маркграф Монферратский жаловался на сговор враждебных ему сил с королем Ги, «грандами» королевства и Жираром де Ридфором. Конрад послал своего канцлера, мэтра Бандена, высказать свои жалобы ко дворам Европы (сентябрь 1188 г.).[260]260
  R. R., 676. «История Эракля» (стр. 90) уверяет, что в 1187 г. в Иерусалиме не осталось ничего от английских денег в казне тамплиеров: лишь у госпитальеров еще сохранилась их часть.


[Закрыть]

Из этой апелляции маркграфа к Западу, свидетельствующей о возникновении скрытой борьбы между двумя соперниками, мы узнаем также, что Ги, законный король, вновь сплотил вокруг себя почти всех баронов, без сомнения, взволнованных революционными идеями Конрада, лишавших их надежды на возвращение своих собственных владений.

При их поддержке король, избравший своей резиденцией Триполи, вновь попытался заставить Конрада признать свои права на Тир (апрель 1189 г.). Еще раз получив отказ, Ги решился перейти к завоеванию своего королевства. Он собрал маленькую армию, в основном состоявшую из сицилийских рыцарей, прибывших в Святую Землю годом ранее, а также иерусалимских баронов и рыцарей. Вместе с королем одним из командиров этого войска стал его брат, Жоффруа де Лузиньян: этот суровый воин, узнав о пленении Ги при Хаттине, тут же без колебаний переправился через море.

Из Триполи Ги стремительным маршем провел свой отряд по землям, занятым Саладином: не останавливаясь возле Тира, 26 августа он достиг Казаль-Юмбера, и уже через один день франки появились под Акрой. Саладин в тот момент осаждал Бофор. Не веря в смелость армии, которую он разбил при Хаттине, султан подумал, что речь идет всего лишь о диверсии, предпринятой христианами с целью отвлечь его от осады Бофора: он упустил возможность раздавить отряд Ги в ущельях Сканделиона, а когда поспешил ему навстречу, было слишком поздно. Ги со своими людьми уже укрепили свои позиции, что было необходимо, так как франки оказались куда более малочисленней, чем гарнизон Акры, а уж тем более, чем вся Эйюбидская армия, в свою очередь, расположившаяся позади них.[261]261
  Согласно Арнольду Любекскому (стр. 176), под командованием Ги находились всего две сотни рыцарей, с которыми он и осадил Акру.


[Закрыть]

Благодаря этому отважному рейду по захваченной стране Ги добился преимущества над Конрадом: один за другим западные крестоносцы прибывали под стены Акры, и итальянские эскадры устроили блокаду этого города. Пизанские корабли, собравшиеся 6 апреля 1189 г. в Тире, двинулись к Акре, а вслед за ними и генуэзская эскадра. Конрад Монферратский сам направился морем в Акру, чтобы влиться в ряды осаждающей армии; правда, власть Ги он так и не признал (крестовый поход позволял ему действовать подобным образом). Мало-помалу крестоносцы прибывали – итальянцы, немцы, шампанцы, бургундцы, датчане, фризы, бретонцы, фламандцы. Саладину удалось восстановить связь по суше между Акрой и своей армией, что сделало бесполезным преобладание крестоносцев на море. 4 октября 1189 г. Ги де Лузиньян попытался прервать эту коммуникацию, но его первоначальный успех не мог быть развит. В этом бою был убит Жирар де Ридфор. Тем не менее Саладин, из-за угрозы эпидемии, был вынужден перенести лагерь к востоку: тогда франки восстановили блокаду, вырыв ров вокруг Акры. Благодаря третьему крестовому походу стало возможным военное превосходство как франкской кавалерии, так пехоты и инженеров с Запада.

Саладин решил восстановить связь с Акрой, только что им утраченную, с помощью своего флота. Борьба на море становилась все оживленней; египетской эскадре удалось снабдить провизией гарнизон Акры, но помешать Конраду Монферратскому подвести из Тира продовольствие, в котором так нуждались франкская армия, она была не в силах: сражение 4 марта 1190 г. положило конец превосходству, на короткое время приобретенному мусульманами на море. На суше осажденному городу грозили передвижные башни, но они вскоре были уничтожены мусульманами (5 мая 1190 г.). 25 июля внезапное нападение франкской пехоты на мусульманской лагерь, совершенное вопреки приказу Ги, обернулось катастрофой для «сержантов», которые оставили на поле боя семь тысяч человек убитыми. Но прибытие к Акре 27 июля отрядов графа Генриха Шампанского спасло положение. Правда, теперь осаждавшим, как и осажденным, грозил голод. Сын Фридриха Барбароссы, герцог Швабский попытался более энергично вести военные действия: самое важное его предприятие – марш на Хайфу за провизией (ноябрь 1190 г.), в которой отличился Ги де Лузиньян, не увенчалось успехом, впрочем как и намерения Саладина победить христианскую армию в этой кампании. Франки усвоили тактику «каре», когда их пехотинцы образовывали стену, сквозь которую мусульманские всадники не могли пробиться. Но с приходом зимы мусульмане получили шанс действовать на море, поскольку в плохую погоду осуществлять морскую блокаду было невозможно: именно тогда, 13 февраля 1191 г., гарнизон Акры, поредевший за полтора года боев и плохого питания, был заменен, правда, только частично.

Боевые действия стали более удачными, как только прибыл Филипп-Август, (20 апреля 1191 г.), а вслед за ним (7 июня) и Ричард Английский (который по пути захватил Кипр у самопровозглашенного императора Исаака Комнина). Завоевание Кипра, хоть и задержало взятие Акры, все же позволило облегчить снабжение армии осаждавших. После того как Ричард потопил последний мусульманский корабль, а Филипп провел несколько мощных штурмов города, короли, которые приняли на себя командование крестоносной армией, «поделили» меж собой обязанности: король Англии ввязался в битву с мусульманской армией, а король Франции стал сражаться с гарнизоном Акры. После одного из самых яростных штурмов, Саладин, пытавшийся отговорить гарнизон города от капитуляции, был вынужден начать переговоры о сдаче города: он обещал выплатить 200.000 динаров, освободить 2.500 пленников и вернуть христианам Святой Крест.[262]262
  «История Эракля» уверяет, что Святой Крест пропал при Хаттине: некий же сержант поведал Генриху Шампанскому, что его тогда закопали, но все поиски оказались безрезультатными. Во время осады Иерусалима на стены выносили крест сирийцев.


[Закрыть] За падением Акры (13 июля 1191 г.) последовал отъезд Филиппа-Августа – сначала в Тир, где он передал своих пленных, среди которых находился правитель Акры, «Каракуа» или Каракуш, Конраду Монферратскому (что вызвало живейшее недовольство англичан, которые рассчитывали на выкуп, чтобы заплатить армии), и оттуда – во Францию (начало 1191 г.). Король Ричард сделался единственным предводителем похода, если не считать Гуго III, герцога Бургундского (того самого, кто был помолвлен с Сибиллой Иерусалимской), который командовал сильной французской армией (650 рыцарей, 1.300 оруженосцев), оставленной королем Филиппом.

Но одновременно с осадой Акры разворачивалась другая драма. После своего освобождения Ги де Лузиньян обрел свои королевские прерогативы, признанные даже его крупными вассалами (Боэмундом IV, который его принял в Триполи, и Боэмундом III, который «экипировал» его в Антиохии); по прибытии короля к Тиру его старые бароны, тирские рыцари и двое братьев – Гуго и Рауль Тивериадские (если верить Амбруазу – «самые верные люди во всей Сирии»), без колебаний покинули Конрада, чтобы сопровождать Ги;[263]263
  Ambroise, v. 2736: согласно этому автору, германцы и пизанцы также присоединились к Ги.


[Закрыть] все последующее время Ги вел себя как король, подтверждая привилегии, дарованные пизанцам Конрадом (ноябрь 1189 г.), сам жалуя привилегии амальфийцам, марсельцам, генуэзцам, которых постепенно перетягивал из лагеря Конрада на свою сторону;[264]264
  R. R., 683, 684, 690, 593, 697, 702, 704, 705.


[Закрыть] он чеканил монету,[265]265
  Монеты Ги, также как й Амори II, отличаются своей низкой пробой (см.: Schlumberger. Numismatique, P. 84 и далее). На монетах Ги отчеканена надпись «Король Ги Иерусалимский», на лицевой стороне – изображение бородатого короля в короне, на оборотной – купол Храма.


[Закрыть] правда, очень плохие денье, скверная проба которых свидетельствовала о бедности короля и королевства. Но тут Ги постиг удар, тяжко сказавшийся на его власти. Королева Сибилла родила в браке с ним двух дочерей, Аэли и Марию, потому будущее династии иерусалимских Лузиньянов казалось упроченным. Но летом 1190 г. королева и ее дочери умерли: партия Ибеленов тут же сообразила, какую пользу можно извлечь из этих смертей. Ги был коронованным королем – последним королем, коронованным в Иерусалиме – но корона досталась ему от жены. Так после смерти Сибиллы встал вопрос – следовало ли оставить, несмотря ни на что, у власти ее мужа, или же, напротив, надлежало передать корону младшей сестре умершей королевы – Изабелле?

Не останавливаясь долго на юридической силе двух тезисов, Ибелены стали действовать в русле строгой династической наследственности. Это значило сделать Изабеллу королевой Иерусалимской, а ее мужа Онфруа Монреальского – королем; однако бароны, обманутые в 1186 г. отступничеством Онфруа, который признал коронацию Ги, единым фронтом выступили против подобного решения. Епископ Бове подсказал средство обеспечить ставленнику Ибеленов, Конраду, права на корону: нужно было всего лишь выдать Изабеллу замуж за маркграфа Монферратского. Правда, брак Изабеллы с Онфруа был прочным с канонической точки зрения: между ними не было никакого близкого родства, которое позволило бы его расторгнуть. С другой стороны, утверждали – было ли это неправдой? – что Конрад не имел права вступать в брак в Святой Земле, поскольку ему приписывали одну жену в Ломбардии и другую, также законную, в Константинополе.[266]266
  Возможно, произошла путаница с браком брата Конрада, Ренье Монферратского, который был женат па дочери Мануила Комнина и погиб в 1183 г. Известно, что этим брачным союзом воспользовался их третий брат, Бонифаций, чтобы в 1205 г. потребовать для себя Фессалонику. О семье Монферратов см.: Cronica Alberti de Bezanis, ed. Holder-Egger, P. 33, 41–42.


[Закрыть] Но и это ничего не изменило; заговорщики во главе с Бальаном д'Ибеленом располагали могущественной поддержкой: королева-мать Мария Комнина, жена Бальана д'Ибелена, ненавидела своего зятя (и особенно его мать, Этьеннетту де Мильи), а папский легат (архиепископ Убальдо Пизанский) входил в партию маркграфа Монферратского. Мария Комнина рассматривала брак своей дочери как недействительный из-за отсутствия согласия: помолвленная в восемь лет, Изабелла вышла замуж за Онфруа в одиннадцать по настоянию своего дяди-тирана, Балдуина IV, вопреки своей матери и собственному желанию. Вот это как раз являлось условием для расторжения брака, но можно подозревать свидетельницу – Марию Комнину – во лжи. Кроме того, трудно вообразить более неразлучную пару, чем Онфруа и его жена: Изабелла обожала своего мужа, одного из самых прекрасных рыцарей своего времени, и тот отвечал ей полной взаимностью. Тем не менее, несмотря на протест супругов, их брак расторгли. Поскольку Онфруа отказался подчиниться, виночерпий Франции, Ги Санлисский вызвал его на судебный поединок. Наследника благочестивого Онфруа II всегда считали трусом: он не осмелился принять вызов.

Не теряя времени, Изабеллу тут же выдали замуж за Конрада Монферратского – первым же шагом новой «дамы Тира» было объявить о том, что ее вынудили силой вступить в новый брак, и вернуть Онфруа владения, которые тот в 1180–1183 гг. передал королю Балдуину (Торон и Шатонеф).

Правда, свадьба Конрада и Изабеллы не обошлась без противодействия: архиепископ Кентерберийский яростно протестовал против вопиющего случая двоебрачия, которому он не в силах был помешать (папский легат высказался в пользу аннуляции брака) и объявил второй брак Изабеллы недействительным. Папа Иннокентий III согласился с его мнением, но было уже слишком поздно. В любом случае «анжуйский» хронист Амбруаз, для которого законным королем Иерусалима оставался Ги де Лузиньян, утверждал, что божественная кара не заставила себя ждать. 24 ноября, сразу после свадебной церемонии, бароны из партии Монферрата отправились веселиться в сельской местности, не подозревая о близости мусульман, которые внезапно на них напали и убили двадцать человек; виночерпий Ги Санлисский был захвачен в этой стычке и более его никто не видел.[267]267
  Амбруаз, строфа 4145 и далее; Eracles, P. 153.


[Закрыть]

Эти события развязали ожесточенное династическое соперничество: из-за неспособности разрешить вопрос в рамках права – кто имел власть, чтобы это сделать? – положиться на суд «королей», которые прибыли только в апреле 1191 г. Но в их ожидании Конрад Монферратский, без сомнения, не желавший находиться в подчинении у Ги, уехал в Тир, откуда вернулся только с Филиппом-Августом.