Текст книги "Дом ведьмы в наследство"

– Точно… Не помню. – Настасья Петровна глянула на собеседницу жалобно. – Чары это, Анастасьюшка. Не справиться мне самой с беспамятством этим.

– Если чары, то их можно снять, – задумалась Настя. –  Хоть бы намек какой получить. Подсказочку…

И тут в памяти всплыла собранная из четырех частей записка, где на одной стороне был странный стишок, а на другой – медведь.

Медведь в треугольнике!

Настю осенило.

– Треугольник! И под ним квадрат. Это же дом! Схематичный рисунок дома. А в доме ты, – обратилась она к Настасье Петровне.

– Ну так в доме я и есть. Где ж мне быть-то еще? – удивилась и задумалась медведица.

Настя не унималась.

– Но это же что-то значит. Ты в доме. Почему это так важно?

– Не знаю, Анастасьюшка, – грустно ответила Настасья Петровна. – Уж чего не ведаю – того не ведаю.

И снова все застопорилось, а потом Настю с головой захватили каждодневные дела.

Доделать заказ. Позаниматься с Лёлькой. Собрать подписи у жителей проезда Трясинного – Анна Михайловна снова обратилась за помощью. Проезд оказался совсем недлинным  – всего десять домов по обеим сторонам – и Настя прошла его за час.

Потом мама позвонила. Она обновила телефон и установила мессенджер, чтобы не тратиться на звонки. Скинула фотографии своих последних работ, отобранных для выставки галереей. Настя похвасталась собственными росписями на мебели. Написала про то, что работает, и про то, что рисует. Мама обрадовалась, и опять обеспокоилась насчет Белова – не донимает? Настя сообщила, что бывшему мужу ее теперь не найти.

« … И не спрашивай меня, как, мам. Я для него теперь недосягаема».

«Переехала в другой город?»

«Нет».

«В закрытый поселок?»

«Ну… почти что…».

Настя скинула фотографии дома снаружи и изнутри. Мама изумилась – откуда особняк?

«Снимаешь?»

«Нет. Это мой новый дом».

«Целый дом? Но как…»

«Расскажу однажды»…

Они долго общались. Никак не могли наговориться. Мама прислала наброски будущих картин. И несколько завершенных, задуманных, еще когда они жили вдвоем, а теперь воплощенных в жизнь.

Настя скинула фотографии поврежденных изображений из комнаты с росписями. Вместе с мамой они повосхищались, поудивлялись, прикинули, как восстановить.

В конце разговора Настя сбросила фото таинственной четырехчастной записки. Той стороны, где картинка. Поинтересовалась:

«Как бы ты расшифровала этот рисунок?»

Подумала, что мама сейчас напридумывает чего-нибудь невероятного: медведь летит в ракете к звездам, медведь Шрёдингера сидит в коробке, или, может, решит, что это вообще не медведь…

А мама, обычно такая творческая и неординарная, выдала вдруг совершенно банальное и в то же время точное:

«Ой, не знаю…Думаю это послание. Совет. Побуждение к действию. И оно гласит следующим образом: посади медведя на чердак, например… Извини, мне пора. Позже спишемся».

Настя погасила смартфон и убрала в карман, пораженная.

И почему она сама не догадалась насчет чердака? Про дом додумалась сразу, а про то, что медведь нарисован не просто в доме, а под самой его крышей, почему-то не обратила должного внимания.

А вот на чердак она как раз так пока и не попала. Вернее, там даже не чердак, а целая мансарда. И выход на балкон. Интересно, как с него выглядит улица Болотная?

И как на этот секретный этаж попасть?

С помощью стремянки можно на балкон прямо с улицы взобраться. Но вообще, это как-то глупо. Через окно. Как воровка. В свой же дом.

Должна где-то быть проклятущая лестница. Или может, ее заделали? Даже если и так, место, где она раньше существовала, должно быть как-то обозначено…

Настя еще раз последовательно и внимательно обошла все помещения. В сенях поглядела. Прошлась туда-сюда по веранде. В мастерской все углы еще раз осмотрела.

Завершила осмотр в расписной комнате, уставшая и разочарованная.

Присев возле аквариума с морскими обезьянками стала жаловаться им вслух:

– Пропала целая лестница на второй этаж. Представляете?

Водные жители толпились возле линзы, с интересом поглядывали на хозяйку, но в проблему глубоко, как казалось, не вникали.

По половицам тянулась тень от «нарнийского» шкафа, как бы намекая…

Настя задумчиво осмотрела резные створы и массивные ножки. Вспомнилось старое доброе старшешкольное время, когда тусовались с подругами по дачам, по маленьким каркасным домикам с крохотными, будто кукольными, комнатками. Со вторыми этажами, на которых помещалась разве что кровать. У Лины Кавериной, помнится, лестница на второй игрушечный этажик была спрятана в шкафу…

Вот же он! Ответ!

Спустя пару минут связка с ключами уже гремела в руках. Большой ключ снова был засунут в скважину «нарнийского» шкафа и… Настя попробовала силой – налегла всем весом! Не помогло. Внутри скрежетало, скрипело, но не поддавалось.

Проснулась Настасья Петровна, вздремнувшая в обед. Удивилась:

– Что за надобность, Анастасьюшка?

Настя сообщила многозначительно:

– В шкафу лестница на второй этаж.

И снова попробовала провернуть ключ.

– Думаешь, там что-то ценное найдется? Дай-ка я… – Медведица мягко отстранила Настю и налегла на ключ. – Помягче надо. Вот этак.

Механизм пронзительно щелкнул. Дверь отворилась. Луч фонарика прорвал залежалую тьму, выдрал из бурого мрака деревянные ступени в паутинных кружевах, в невесомой барханной пыли.

– Умеешь ты с ключами обращаться, – похвалила медведицу Настя.

– Так ведь ключницей всю жизнь, считай, проработала, – отшутилась та. Затем они обе чихнули хором. – Тут помыть бы, прежде чем лезть.

– Успеется.

Насте не терпелось попасть в мансарду. Поглядеть поскорее – что там? И понять, что должна там увидеть, узнать или сделать Настасья Петровна.

Медведица остановилась вдруг, тронула за рукав.

Настя обернулась.

– Что такое?

– Боязно, Анастасьюшка… Боязно что-то…

– Настасья Петровна, милая, – Настя обняла медведицу за деревянную шею, – знаю, что боязно. Самой как-то жутковато, но эту записку барыня твоя наверняка оставила. Не просто так. Дело важное, я чувствую. Мы должны дойти до конца.

И она пошла вверх по скрипучим ступенькам.

Лестница совершила виток, пронизала потолок квадратным люком, огороженным лакированными перилами. В открывшемся за ними помещении царила темнота. Ни единого намека на свет, хоть за окном, когда они с Настасьей Петровной открыл шкаф, было не столько непроглядно.

Окон нет.

Настя провела лучом фонарика по стенам. Снова всё в газетах. Оклеено в несколько слоев. Потолок углом. Перегородка с дверью. Балкон должен быть там, за ней…

Первый шаг на белесый от пыл пол. На крашеной доске остается темный след подошвы.

– Апчхи! – Настя уткнулась носом в рукав, зажмурилась, сглотнула, чтобы погасить  вспыхнувшее в горле жжение. – Настасья Петровна? Смотри!

Медведица встала рядом. Принялась озираться по сторонам. Взгляд ее маленьких глазок придирчиво обшаривал стены. Наконец она сдалась:

– На что смотреть-то? Тут и нет ничего.

– Должно быть. – Настя всучила медведице фонарь и подошла к ближайшей стене. Ковырнула загнувшийся край газеты. Потянула. Сорвала с внутренней доски бумажную корочку в желтом клестере. Мелькнула в свете тонкого луча часть узорчатой росписи. – Есть тут что-то. И мы сейчас выясним, что это.

Она вспомнила про магию, к которой до сих пор окончательно не привыкла – процесс пошел быстрее. Вскоре ошметки рваных газет горкой возвысились над полом, а со стен глянули изображения, заплетенные в узорную вязь. Стиль напоминал тот, что был в расписной комнате – лубочно-сказочный.

Настя забрала у притихшей медведицы фонарь, стала водить лучом по рисункам, подробно разглядывая каждый.

Вот девочка в какой-то избе прядет у лучины. Рядом шитье лежит. На столе – недоструганная деревянная ложка. Под лавкой – корзина недоплетенная. Возле корзины деревянная игрушка-лошадка, раскрашенная наполовину, и маленькая кукла.

Вот девочка уже не в доме, а в лесу. Мрачные еловые лапы тянутся к ней со всех сторон, блестят из-под кустов глаза диких зверей. Мчатся по небу облака – цветные всадники. Ветер рвет листья с редких чахлых рябинок.

Вот перед девочкой изба на курьих ногах стоит-возвышается. Бросает длинную тень. С частокола глядят черепа, скалят зубы, глазницами светят. И сама колдунья уже тут как тут – улыбается, в одной руке помело, другой о ступу оперлась.

Вод девочка уже в избе. А там чего только нет. И банки, и склянки, и травки разные пучками,  книги всякие волшебные-колдовские, и звери чудные и магия. Даже на рисунке понятно!

А потом девочка уходит от Бабы-Яги и несет в ладонях свет плотным шаром…

– Ого! – только и смогла выдохнуть Настя.

Обернулась на Настасью Петровну и поняла, что та стоит, завороженная, и глаза ее белым сиянием исходят.

– Вспоминаю, – говорит. – Вспоминаю кой-чего, Анастасьюшка!

Настя тоже вспомнила. Уж больно знакомым сюжет про ту девочку показался. Она решила поделиться наблюдением:

– Все эти рисунки, на сказку похожи… – Тут в голове у нее сложилось одно с другим. – Точно! Про Василису… Сказка про Василису Прекрасную! Там ее еще мачеха с сестрами в лес к Бабе Яге за огнем послали… Что-то такое…

– Похоже, но не совсем, – разъяснила Настасья Петровна. – Моя-то Василиса настоящая. Не сказочная. И история ее настоящая. Вспомнила я историю, Анастасьюшка.

Настя воодушевилась:

– Так рассказывай скорее, не томи.

И медведица поведала.

Жила-была давным-давно одна девочка. Во всяком ручном труде талантливая. За что ни возьмется – все у нее в руках спорится. Возьмет пряжу, кружево сплетет красоты неземной. Ножик возьмет – зверей всяких диковинных навырезает из коряжин мелюзге соседской на радость. Глину с реки принесет – свистулек и горшков налепит, да и распишет еще потом. А если надо, то и починит все – хоть забор, хоть крышу. Одна беда – умерла у девочки мать. Мачеха появилась со своими дочерями. Ссорились они первое время с Василисой, все ужиться не могли, чужие да плохознакомые. Один раз сидели за рукоделием в ночи, повздорили так, что жарко стало. Открыли окно, ветер последнее пламя на лучинах и задул. Злой то был ветер, черный – по всей деревне пламя сгубил, так что тьма непроглядная пала. Надо кому-то за новым огнем идти – Василису и выбрали. Пошла она через леса, через топи, через ночь. Сутки шла. День встретила, солнце проводила, снова во мрак окунулась. Пришла, наконец, к избушке на курьих ногах, в которой ведьма жила. Попросила огня, но ведьма так просто не дала – велела сей ценный дар отработать. Согласилась Василиса, и как всегда у нее работа заспорилась. Увидала это ведьма, изумилась, какая пришла к ней помощница талантливая, взяла ее к себе в ученицы и колдовству обучила. «Зачем мне магия?» – Василиса как-то спросила, на что получила ответ: «Чтобы красоту творить тебе никто не мешал. Чтобы всегда были у тебя и свет, и силы, и время на дела твои. Чтобы всего тебе хватало»… А потом Василиса домой вернулась и сестер своих тоже магии обучила – поделилась с ними заветной силою.

И стали они жить поживать, три колдуньи, со своею кому матерью, кому мачехой. Жили дружно, никого не обижали, всем помогали. Василиса, вспомнив ведьмино обучение, волшебный дом им всем выстроила. Мог дом с места на место, если надо, переходить. Когда старая мать-мачеха умерла, переехали сестры-колдуньи в город, обосновались там. Потом одна из них, Варвара Маровна, в Сибирь уехала – уж больно тишину да глушь любила. Другая, Яна, сорвалась в столицу, так как обожала роскошь, блеск двора, развлечения и балы. Осталась Василиса одна, но не загрустила, зачаровала свои краски и кисти и стала волшебные картины рисовать, что могли двери в иные места открывать. Через них сестры и виделись.

Но потом случилась с Василисой неприятность. Приглянулась она одному купцу-соседу. Захотел он на красивой да гордой деве жениться. Отказала ему Василиса, не до того ей было – столько еще сотворить красоты надо! Некогда на шуры-муры отвлекаться, да и не особо, надо отметить, хочется. Объясняла она это настойчивому поклоннику, втолковывала – а ему, что в лоб, что по лбу, знай свое талдычит: «Жениться хочу!» Надоел хуже горькой редьки.

И кисть одну волшебную украл.

Василиса осерчала от такой наглости, дом под мороком спрятала. Никакого больше общения!

А купец тот негодный учеником колдуна оказался. Не слишком радивым, но настырным. Прознал он секрет волшебных картин, из одного места в другое переносящих, нарисовал с помощью краденой кисти окошко Василисиного дома, чтоб пробраться в него тайком и несговорчивую деву обидеть.

Пробрался.

Василиса его уже ждала. Устроила вору головомойку, а потом с позором обратно в портал его выкинула. Не по нраву ей пришлось, что из чужого дома в ее собственный без разрешения пройти теперь можно. Делать нечего – отправилась она в дом к вредному купцу, чтобы на картину его чары наложить. Чтобы пустил, схитрить пришлось, объявить, что мириться пожаловала. А как пустили – быстро-наскоро колдовать-ворожить над злополучной картиною.

Понял «жених», что его облапошили, разозлился, и сотворил черное проклятье, в которое вложил всю свою магическую силу и лютую ненависть. Швырнулся он этим проклятьем в картину. Сдержало его по ту сторону Василисино волшебство, но часть черноты все же в дом ее просочилась. И отравила стену,  окно, и саму хозяйку. Стало магическую силу из дома тянуть. Стремительно высасывать, выпивать все волшебство.

Ослабела Василиса, ощутила, что не может с проклятьем злым справиться. Тогда она силу всю колдовскую вокруг заглушила. Усыпила дом и жильцов его чудесных. Нарисовала картину с девушкой, на себя похожей и сказала: «Родиться скоро (для ведьмы сто лет – не срок) девочка, на меня похожая, и сила моя вся в нее перейдет, не разрушится, не развеется, проклятью черному, как тело мое, не поддастся».

Сказала так, и во тьме исчезла.

– … Она меня последней усыпила, когда магический генератор уже погашен был, – шмыгнула носом расстроенная воспоминаниями Настасья Петровна. – Помню сквозь сон, как она сестрицу свою, Янушку, за домом пустым присмотреть просила и еще наказывала наследницу дожидаться. Вот Янушка и дождалась.

– А что же с самой Василисой стало? – разволновалась Настя. – Жива ли она?

– Ох, не ведаю, – всплакнула медведица, утерла глаза лапой.

Да уж! Неприятная ситуация. И все так непонятно. Стала Настя, выходит, наследницей чужой колдовской силы. Здорово, конечно, но что же с первой хозяйкой? Вдруг ей помощь нужна, а тут неизвестно даже как найти ее…

Настя призадумалась:

– Эх, с Яной Маровной бы поговорить на этот счет… А то непонятно все как-то. Как выводить теперь эту тьму заоконную. Она дому здорово мешает, хоть и злая сила в ней явно поубавилась… А еще, вдруг барыню твою выручить как-то можно?

Медведица согласилась, посмотрела с надеждой:

– Я бы и сама с удовольствием с Янушкой повидалась. Она головастая. Пусть ветреная порой – но умная!

– Постой-ка! – Настю вдруг осенило. – Она ведь в картину ушла, так? А я туда войти не смогла. Только это наяву было. Но, быть может, та картина тоже лишь через сны открывается? По крайней мере, посторонним  людям, вроде меня?

– Не посторонняя ты, – ласково произнесла медведица.

Настя пояснила:

– Это я фигурально. Но суть не в том. Я сейчас лягу спать и попробую во время сна пробраться в картину с березами. Вдруг найду Яну Маровну? Очень надеюсь, что найду…

Она еще раз осмотрела разрисованные стены. Их тоже придется реставрировать. Все эти прекрасные рисунки…

Из помещения с росписью за перегородку вела небольшая дверца. Она оказалась незапертой. Раз уж выдался случай, нужно было выяснить, что за ней.

Фонарь осветил короткий коридорчик и расходящиеся от него по сторонам две комнатки без дверей. Обе заставлены старой, потемневшей от времени мебелью. Тут нашелся и туалетный столик-трюмо с мутным зеркалом, и старинный секретер красного дерева. Его ноги, исполненные в виде грифонов, смотрелись впечатляюще. Были еще какие-то шкафчики, стеллажи, этажерки и кресла. Красивый стул с обивкой из потертого бархата, сундук, окованный позеленевшей медью, корзины, шкатулки, восхитительные, хоть и поношенные, шляпы и стопка пухлых чемоданов.

И сервант, в котором стояли несколько запылившихся бутылок рома, лежал высохший пальмовый лист, рядом с ним павлинье (или еще чье-то) яркое перо и два кокосовых ореха.

Следы чьей-то красивой, но – увы – оставшейся в прошлом, веселой жизни.

Настя подошла к следующей двери, ведущей за перегородку в конце коридорчика. Перегородка отделяла последнюю часть чердака.

Подергала ручку. Попробовала подобрать ключ. Нужного в связке не оказалось.

Интересно, это последняя тайная дверь в этом доме, или нет?

Глава 10. Ведьмы

Настя и Настасья Петровна сидели на кухне почти до полуночи.

Привычно пили чай.

Настроение было такое взвинченное, что хотелось непременно из самовара, поэтому аромат по дому разносился особый, смолистый, с дымно-еловым привкусом. Топили на шишках. В прикуску шли курабьешки с вишневой начинкой и тростниковый коричневый сахар. И варенье, которое дала на днях тетя Нина. Очень вкусное! Сваренное из медовой золотистой тыквы с добавлением апельсиновых долек, цельных, вместе с цедрой. Вкус и вид аппетитных полупрозрачных, как драгоценный янтарь, кусочков ассоциировался отчего-то с ананасом…

Настя нервничала, и чай, самоварный, с мелиссой и мятой, призван был успокоить нервы перед судьбоносной встречей. Медведица тоже успокаивала. Словами.

– Ну чего ты, Анастасьюшка, так волнуешься? С Янушкой ты и прежде говорила. Ничего такого ведь.

– А если я не найду ее? Если сон нужный не пойдет? Если не хочет Яна Маровна видеться – не просто так, ведь, в картину ушла?

Медведица улыбнулась ласково, так что острые зубы блеснули, хищница все же.

– Как будет, так и будет. Все равно попробовать стоит. Есть у тебя право такое – о самой себе истину знать. Да и дом лечить надо, а кто, кроме Янушки, лучше на этот счет подскажет? Она последняя тут живала-бывала, ей одной и ведомо. Встретишь ее – всю правду узнаешь.

– Так зачем же она ушла тогда? – спорила Настя. – Не просто так ушла. Была причина у нее. И подарки свои она мне лично не отдавала. Оставляла, чтобы я их заметила и нашла, а сама появиться – ни-ни.

Настасья Петровна пожала плечами. Повторила:

– Вот встретишь ее и все узнаешь…

Решительно допив чай, Настя сполоснула чашку, после чего дошла до ванной – почистить зубы и принять душ перед сном. Хотела набрать воды и поотмокать немного, но тут же остановила себя, пристыдив: «Зачем время тянешь? Идти в картину в любом случае придется, так чего откладывать?»

И то верно…

Сон пришел не сразу.

Сначала за дело взялись ночные звуки. Они отвлекали, будили, казались оглушительными. Тиканье часов звучало, как набат. Машины за окном пронеслись одна за другой. Кто-то прошел под форточкой, громко разговаривая по телефону. Потом все вроде бы стихло, и тогда навстречу очевидным звукам пришли звуки неочевидные. Такие, которых и слышно-то не должно быть…

Шум локомотива, несущегося через тьму по железной дороге, находящейся за несколько километров от Болотной улицы. Монотонный перестук колес и тоскливый зов паровозного гудка в ночи.

Шелест листьев, всегда неслышный, а тут вдруг вычленившийся из тишины.

Бархатный шумок мягких крыльев пролетевшей мимо открытой форточки летучей мыши.

Мирное дыхание животных.

Стук сердца.

Вдох-выдох…

И сон, наконец, пришел.

Настя окунулась в его шелковистую темную синеву, освещенную гирляндами бабочек. Пустота больше не напрягала – Настя знала, что так положено. Сейчас она должна действовать одна.

Картина в кабинете встретила непривычной яркостью. Тусклая в реальности полянка с березками теперь переливалась сочными красками. Изумруден и малахитов был луг. Березы сверкали белизной, и черные полоски на них были вычерчены с особой четкостью. Небо отчаянно голубело. Стелились по нему многослойные облака. Листва искрилась россыпями крошечных капель, осевшими после дождя, что уже прошел.

Настя скользнула в картину.

Трава под ногами мягко спружинила. Запахи напомнили лето из детства. Сырость, свежесть, зелень, ветер, мед…

Уходила за березы тонкая тропа и стекала куда-то за склон холма.

Настя пошла по ней, наслаждаясь простором. В этой картине он ощущался особенно реально. В небе, в самом зените, носились скоростные стрижи. Стрекотали кузнечики. Далеко мычали коровы – их даже видно не было.

За гребнем начинался длинный спуск в долину, поросшую молодыми деревцами. Нарядные ёлочки, кружевные дубки, легкие кустики черемухи и бузины обрамляли путь. Серебристыми полушариями лежал ивняк. Южно выглядели зонтики акаций.

Тропинка привела к ручью, который пришлось пересечь, прыгая с камня на камень.

За ручьем деревья стали выше, постепенно сгрудились в почти непроходимый лес. Молодые растения сменились старыми. Зеленая кислица и черничник – подушками лилового и дымчатого ягеля.

Тропа все петляла.

Меж стволов, меж вывороченных корневищ, под которыми стояла в ямах бурая торфяная вода. Меж кряжистых пней с корнями-щупальцами. Мед высоких кочек и редких валунов, укрытых шапками мха.

Кругом темнело. Зажигались под тяжелыми лапами елей цепочки призрачных огоньком.

«Ничего себе! Таких «длинных» портальных картин я еще не встречала», – раздумывала Настя, петляя в череде резких поворотов. Прыгая через поваленное бревно. Шагая через зеркальную лужицу с торчащими из воды головками лягушек.

Наконец тропа привела ее к ступеням из дерева, уходящим через  буйство бузины и папоротника куда-то вверх. Настя пошла по этой лестнице и вскоре оказалась перед дверью, окаймленной зарослями. Не успела она спланировать свои дальнейшее действия, как дверь эта открылась, и навстречу вышла Яна Маровна собственной персоной.

От неожиданности Настя потеряла дар речи. Когда спохватилась, поздоровалась запоздало:

– Здравствуйте. Извините, что беспокою вас здесь.

– Не волнуйся, милая. И не извиняйся, – приветливо улыбнулась старушка. – Все ты правильно делаешь.

– Простите…

Настя не сразу въехала в суть разговора. Ее тут, похоже, ждали? И что она сделала правильно? Хотелось бы узнать обо всем поточнее…

– Проходи, не стой на пороге.

Яна Маровна приветливо распахнула дверь, приглашая Настю в освещенное голубовато-зеленым светом помещение.

Это была большая, обшитая деревом комната с круглыми окошками и стеллажами до потолка. Сам потолок, высокий и округлый, венчался массивной лампой из оленьих рогов, подвешенной на длинной цепи. На роговых отростках – самых кончиках – сияли световые шарики размером с кулак. Они-то и освещали пространство вокруг.

За окнами буйствовала почти непроглядная зелень.

А стеллажи пестрели от книжных корешков. Книг было невероятное множество – забито до потолка. Полированные полки чуть заметно прогибались под весом массивных томов.

В центре этой «хоббичьей норы» находился круглый стол из цельного древесного спила. Стулья с такими же круглыми седушками и спинками-сердечками стояли на толстом ковре с длинным ворсом.

– Садись. – Яна Маровна пододвинула Насте один. – Дошла все-таки. Быстро ты с магией разобралась, я смотрю. Хотя, сила ж располагает…

Настя призналась:

– Сказать честно, владеть этой силой я еще только учусь. Никогда прежде не сталкивалась с магией.

– Вот и учись, – улыбнулась ведьма. – Видишь? – Она обвела рукой книжные полки. – Знания. Они тебя ждут.

Настя обрадовалась:

– Вот она где, оказывается. Библиотека. Настасья Петровна вспоминала…

Ведьма перебила:

– Как она там? Медведица наша?

– В порядке. Только вспомнить всего в деталях не может про прошлую свою жизнь.

– Ох, – Яна Маровна покачала седой головой. – Побочное действие от защитного заклинания… Память отнимает. Бывает.

Настя встрепенулась, вспомнив, что находится во сне, который может скоро кончиться, а обсудить еще много чего надо.

– Настасья Петровна мне историю вашей семьи рассказала. С самого начала… И про проклятье тоже! Про Василисино исчезновение. Про то, что она силу свою мне передала.

– Все верно, передала, – подтвердила Яна Маровна. – Чтобы ты сохранила ее и приумножила.

– Вот именно, что сохранила. – Настя серьезно посмотрела на собеседницу. – И я готова вернуть всю эту силу хозяйке обратно, как только узнаю, что с ней и где она.

Ведьма улыбнулась печально.

– Вернуть, думаю, уже не получится. Ведь с тех пор, как Василиса во тьму канула, ее больше никто никогда не видел.

– Что значит «канула»? – насторожилась Настя.

– Во тьму, ее дом поразившую, ушла, чтобы побороть. Но не вышло у нее. Тьма сильнее оказалась.

– Так зачем же она силу отдала?

– Затем, что с силой туда совсем нельзя было. Тьма та, проклятьем созданная, силой питалась. Пила ее, словно влагу живительную, – пояснила старая колдунья.

Насте стало обидно за Василису:

– Что же, выходит, зря она собою пожертвовала? Все зря, получается?

– Почему же, зря? – не согласилась с ней Яна Маровна. – От проклятья того только чуть черноты за окошком теперь осталось.

– Там, в доме, правда, одно окно темное есть, – подтвердила Настя. –  Но оно все еще дому вредит. Он даже сбежал один раз, от боли, бедненький.

– Знаю про это. Видела.

Реальность всколыхнулась. Пошла рябью. Из иного, несонного, мира дотянулся до Настиного сознания громкий звук. Трудно было опознать, чего именно, но то, что он нездешний, не лесной – яснее ясного.

Пробуждение может случиться в любой момент…

Она не стала тянуть, задала следующий вопрос. Важный.

– Почему вы здесь живете? Почему из дома ушли, стоило мне к вам заявиться?

– Вот почему. – Ведьма продемонстрировала ладонь с черной отметиной в середине. – Проклятье и меня зацепило. Заразило. С Василисы на меня, когда последний раз виделись, перекинулось. Я ведь за сестрой во тьму ринуться хотела. Но проклятье меня сперва отбросило, не пустило – одной Василисе было предназначено. А после все-таки и на мне проросло – метку свою оставило. Не знаю, как избавиться от нее насовсем – все книги уже перечитала. Стоит в дом зайти – начинает жечь и разрастаться. И вроде угасло сперва, почти схлынуло после Василисиного исчезновения, но как ты пришла, опять ожило. Пришлось мне здесь, в заповедном лесу укрыться. В библиотеке тайных знаний.  Поэтому, Настенька, я с тобой и не осталась. Издали за жизнью твоей наблюдала. Вот так. – Она выдвинула из-под столешницы ящичек, достала из него тарелку с яблоком. – Видела такое?

Настя подтвердила:

– Да. В сказках.

– Во-о-от. – Ведьма убрала магический агрегат обратно в стол. – Ну, и передала тебе, кое-чего.

Настя вспомнила про деньги, права и паспорт.

– За это отдельное спасибо! И за машину. Она ваша?

– Моя. Но ты бери, пользуйся, коли нужно. Мне сейчас не до вождения. – Ведьма указала на свернутый в рулон ковер, лежащий в углу. – Уж если и лечу куда, то по воздуху и быстро.

– Ковер-самолет? – изумилась Настя.

– Он самый.

Хотелось расспросить и о книгах, и о ведьмах, и о волшебных штуках, но сон снова прорвался звуками. В этот раз Настя отчетливо расслышала бой часов.

Пришлось опять перейти к насущному:

– Мне Василиса послание оставила с предупреждением. А еще я видела, как по ту сторону темного окна кто-то колдовал, чтобы оттуда, где картина проклятая, тьму рождающая находится, в дом пробраться.

– Вот как? – Яна Маровна нахмурилась. Первый раз за время разговора с ее лица исчезло невозмутимое благодушие. Кажется, ее встревожило сообщение о недоброжелателях. – И кто же это, интересно, у нас безобразничать надумал?

– Пока неясно, – ответила Настя и добавила решительным тоном: – Но я это обязательно выясню. А еще узнаю, как с проклятьем разобраться. Хватит уже нам всем от него мучиться.

– И как разбираться планируешь? – прищурилась ведьма.

– Раз от картины оно идет, значит, надо найти ее и… что-то сделать с ней, – предположила Настя.

Ведьма согласилась:

– Разумно. Корень зла в картине, так и есть. Я бы тоже ее поискала, но нужно ведь знать, что искать. А картину ту не видел никто из нас.

– Как это никто? – Настя азартно сверкнула глазами. – Я же видела! Во сне. И не только я. А еще голос слышала того, кто во всем виноват. Я в помещение то, где полотно проклятое висит, через портал пробралась. И картину запомнила. И комнату. И разговор… Не узнала, правда, что за дом,  что за место… – Она хлопнула себя ладонью по лбу. Ну, конечно! И почему не додумалась сразу? Добавила уверенно: – Отыщем картину и заказчика. Я помощи попрошу.

– У кого же? – Яна Маровна вопросительно приподняла белую ниточку седой брови.

– У демона одного.

Ведьма улыбнулась.

– Симпатичный, хоть, демон-то?

Настя смутилась.

– Хороший… И картину он тоже видел.

– Ладно. – Яна Маровна прошествовала к стеллажам и указала на книги. – Сон твой скоро на побудку пойдет. Так что времени нам для разговоров немного осталось. Сегодня. Раз ты теперь в доме хозяйка, знания тебе понадобятся. Вот. – Она вытянула с полки несколько книг. – Вынеси их из сна. Умеешь выносить уже?

– Да, – кивнула Настя.

– Почитай. Там много полезного для жизни. И еще. Как картину в реальности отыщешь, свяжись со мной. Я пока думать буду, как проклятье на нет свети.

***

Из сна, где она встречалась с Яной Маровной, ее выкинуло прямо в предутреннюю насыщенную темноту. Небо за окном готовилось прорваться рассветом, но заря еще не пробилась из-за горизонта. Оглушительно пели соловьи. Их ночное одиночество нарушал первые утренние птахи.

Потаращившись минуту в черный прямоугольник выключенного телевизора, Настя откинулась на подушку и проспала еще несколько часов.

Вскочила в восемь.

С кухни наползал аромат кофе, смешанный с запахом ядреной луковой поджарки. Настасья Петровна тихо напевала себе под нос:

– По малину в сад пойдём, в сад пойдём, в сад пойдём. Плясовую заведём, заведём, заведём. Солнышко на дворе, а в саду тропинка. Сладкая ты моя, ягодка-малинка.

– Доброе утро,  – поприветствовала медведицу Настя, выскальзывая в по-утреннему свежие сени, через них в кладовую, а там – в подземный коридор, мимо умиротворенных сфинксов, вниз, к генератору.

Спустя несколько минут она так же стремительно вернулась обратно, таща в охапке стопку старинных книг.

– Откуда ж? – удивилась Настасья Петровна.

– Яна Маровна передала.

– Янушка? – Медведица чуть не выронила деревянную лопаточку, которой собиралась снять со сковороды луковую поджарку и четыре глазуньи.

Настя рассказала все про сон, про путешествие в картину, про встречу, про беседу.

– … Вот кулинарная книга. Помнишь, ты искала?

На стол лег пухлый том в кожаной обложке и с пожелтелыми страницами.

– Спасибо, – Настасья Петровна радостно прижала книжку к груди и снова встревожилась.  – Значит, и с Янушкой беда? И она под проклятье попала?

– Да. Зацепило ее, – не стала преуменьшать проблему Настя. – Но то, что мы с ней встретились, возможно, поможет быстрее разобраться с проблемой.