Текст книги "Флорентийка и султан"

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА 1

Широкий спокойный Дунай катил свои воды между невысокими холмами, покрытыми густым лесом. Эта река, начинавшая свой путь среди германских равнин, протекала через земли австрийских Габсбургов, пересекала Венгерское королевство и заканчивала свой путь в Черном море, берега которого были заняты турками.

Венгрия, в которой правил король Матиаш Корвин, была похожа на тихий заповедник среди бушующей Европы. Правление венгерской короны распространялось на Словакию и Трансильванию, Хорватию, Словению и Закарпатье.

После того, как турки потерпели поражение в битве с войсками Венгерского королевства, им пришлось на время оставить идею о том, чтобы овладеть этими землями. И хотя набеги турок на южные границы королевства все еще продолжались, граница Венгрии была на замке.

Пограничную службу несли секеи, жившие в южных областях страны. Но не все из них были воинами. Многие торговали, растили скот, сеяли пшеницу.

Одним из тех секеев, которые предпочитали не брать в руки меч, был Тамаш Запольяи. Для него было гораздо привычнее держать в руках штурвал маленькой речной баржи, чем рукоятку меча. Всю свою жизнь Тамаш Запольяи провел на Дунае.

Вначале у него было собственное судно, доставшееся ему по наследству от родителей, которые умерли несколько лет назад. Тамаш зарабатывал себе на жизнь тем, что возил мясо и пшеницу из нижних приграничных областей Венгрии в Сегед и Буду.

Кто знает, может быть, и плавал бы Тамаш Запольяи на собственной барже вверх и вниз по Дунаю до конца жизни, если бы однажды, после налета янычар, его судно не сгорело. Точнее, оно было сожжено.

Это случилось, когда Тамаш спустился по Дунаю ниже Белграда. Многие предостерегали его от такого неосторожного шага, но слишком уж выгодным было предложение одного сербского торговца, предложившего пшеницу по баснословно низкой цене. Только потом Тамаш понял, что предложение это было таким выгодным только из-за того, что никто не хотел плыть к самой турецкой границе.

К счастью, турки, напавшие на маленькую деревушку, в которой остановился на ночлег Тамаш, оказались больше похожи на обыкновенных конокрадов. Они забрали в деревне всех лошадей и, захватив с собой несколько женщин, подожгли все, что могло гореть.

Так Тамаш Запольяи остался без собственного судна. Поскольку он и его предки испокон веку были моряками, и ничего другого Тамаш делать не умел, то ему пришлось наняться капитаном на баржу богатого торговца и ростовщика из Сегеда Иштвана Жигмонда.

Жигмонд был одним из самых богатых и влиятельных граждан города Сегеда. Поговаривали даже, что он водил дружбу с приближенными короля Матиаша Корвина. Один из близких родственников Иштвана Жигмонда служил сотником в «черном войске» короля Корвина.

В «черное войско» входили отборные солдаты, которым король платил хорошее жалованье.

Пользуясь связями, Жигмонд сделал состояние на поставках пшеницы для войска и купил себе дом в самом центре города.

Когда-то Иштван Жигмонд сам водил суда по Дунаю, но затем, разбогатев, предпочитал заниматься делами, не выходя из дома. Его баржа была самой крупной и красивой среди всех судов Сегеда. Не обладая особой фантазией, Иштван Жигмонд назвал ее собственным именем.

Женился он поздно, уже после того, как в его руки попали значительные капиталы. Сейчас у этого богатого торговца, годы которого уже близились к закату, подрастала красивая молодая дочь по имени Мария.

Тамаш Запольяи, которому нынешней весной исполнилось лишь тридцать лет, еще не был женат. Когда друзья спрашивали его о том, почему он так долго ходит в бобылях, Тамаш, смеясь, отвечал:

– Не встретил еще свою суженую. Вот разбогатею, тогда и посмотрим.

На самом деле он уже давно заглядывался на Марию Жигмонд, отцу которой исправно служил вот уже второй год, гоняя баржу вверх и вниз по Дунаю.

Сама же Мария, выросшая в изобилии и богатстве, мечтала о другом муже. Ей нравились люди, обладавшие состоянием, или, по крайней мере, властью. Правда, ухаживания Тамаша она не отвергала, но это было, скорее, похоже на игру.

Тамаш был красивым, статным мужчиной, с широкими плечами и узкой талией. Как у всякого моряка, у него были слегка кривоватые ноги и которые, однако, не портили его фигуру. На лице его красовались пышные черные усы, прямые темные волосы едва прикрывали широкий открытый лоб. Голубые глаза Тамаша Запольяи всегда весело глядели на мир, говоря о его спокойном и ровном характере.

В этот теплый летний день баржа «Иштван Жигмонд», возглавляемая капитаном Тамашем Запольяи, медленно поднималась вверх против течения Дуная, влекомая вперед десятком волов, которых гнали вперед несколько погонщиков.

Сам Тамаш стоял на носу судна, одетый в короткую шкиперскую куртку, простые холщовые шаровары и высокие кожаные сапоги до колен.

День был теплым и ясным, над Дунаем почти не было ветра, и баржа медленно двигалась вперед.

В этот раз Тамаш плавал в Белград за грузом пшеницы прошлогоднего урожая. Зерно было отменное, хорошо просушенное и крупное, как на подбор. Из такого зерна всегда получается самый лучший, пышный и душистый хлеб.

Рейс был довольно рискованным. По собственному опыту Тамаш знал, как опасно приближаться к границам королевства, где того и гляди можно было ожидать нападения какого-нибудь разбойничьего турецкого эскадрона.

Но на сей раз все обошлось благополучно. Тамаш провел в Белграде только два дня. Торговец, поставивший Иштвану Жигмонду свое зерно, был несказанно рад, увидев перед собой на столе мешок золотых дукатов, привезенных Тамашем в уплату за пшеницу.

Зерно на баржу погрузили немедленно, не задерживаясь в Белграде, Запольяи тут же отправился в путь.

Правда, на борту его баржи кроме груза пшеницы были и два пассажира. Возможно, Тамаш и отказался бы взять их на борт своего торгового судна, не приспособленного для перевозки людей, если бы не одно обстоятельство.

Пассажирами этими были пожилой седоволосый турок в христианской одежде, но с феской на голове, и ослепительной красоты девушка, которая, наверное, приходилась ему близкой родственницей – может быть, дочерью, а, может быть, женой.

Она была высока, невероятно красива, а таких шикарных черных волос Тамаш еще никогда в жизни не встречал. Девушка также была одета в европейское платье, которое она носила с большим достоинством. Судя по всему, она была знатного происхождения и ничуть не скрывала этого.

Но Тамаш неплохо разбирался в людях и с первого взгляда понял, что этой девушке пришлось много пережить, несмотря на ее юный возраст. В глазах ее была какая-то глубоко сокрытая печаль, свойственная людям, успевшим многое повидать на своем веку.

Эта странная пара поджидала Тамаша Запольяи прямо у дверей торговой конторы, из которой он вышел, расплатившись с торговцем за поставленное зерно. Хотя старик по виду был турком, он представился греческим именем.

– Меня зовут Аполлониус Трикалис,– сказал он на ломаном венгерском языке.– Я... торговец из Стамбула.

Тамаш рассмеялся.

– Далеко же вас занесло, господин Трикалис. От Стамбула до Белграда путь неблизкий.

Его собеседник либо не понял шутки, либо сделал вид, что не понимает. Серьезно глядя в глаза Тамашу, он сказал:

– Вы капитан этой баржи?

При этом он показал пальцем на корабль, стоявший на пристани совсем неподалеку от конторы. И снова Тамаш ответил шуткой:

– Да, я капитан, если можно назвать капитаном человека, в подчинении которого всего лишь рулевой и двое матросов. Да это, в общем, и не корабль, а баржа.

– Вы купили пшеницу у господина Младеновича,– проявляя немалую осведомленность, сказал старик.

Тамаш тут же насторожился.

– Да. А что?

Старик по-прежнему был серьезен.

– Эта пшеница еще несколько дней назад принадлежала мне,– сказал он.– Я привез ее сюда из Турции.

– Вот как? Так вы, господин Трикалис, выходит, торговец зерном? А где же ваше судно?

Старик задумчиво пожевал губами.

– Мне не удалось уговорить капитана пересечь границу Венгрии. Поэтому целую неделю зерно дожидалось переправки в Белград. Но, хвала аллаху, нам помог господин Младенович.

«Странно,– подумал про себя Тамаш.– Зачем было вести из Стамбула такой ненадежный груз, к тому же, не имея на него покупателя?»

Но вслух он ничего не сказал, продолжая с вниманием слушать господина Трикалиса.

– Это зерно очень много значит для меня,– продолжил старик.

– Интересно, вы сами его выращивали? – пошутил Тамаш.

Но тут он заметил во взгляде господина Трикалиса нечто такое, что заставило его умолкнуть.

– Чего же вы хотите от меня?

– Мы хотели бы узнать, куда идет ваше судно? – спросил старик.

Все это время девушка молча стояла рядом с Трикалисом, не вмешиваясь в разговор. Тамашу вообще показалось, что она ничего не понимает по-венгерски.

– Я отправляюсь в Сегед,– сказал он.– Вообще-то, эта баржа не моя. Видите название на борту? «Иштван Жигмонд». Так зовут владельца судна. Он один из самых богатых людей города Сегеда.

Осторожно подбирая слова, старик спросил:

– Как вы думаете, не будет ли возражать господин Жигмонд против того, что капитан его судна согласится подвезти двух пассажиров?

Тамаш снова внимательно посмотрел на старика и девушку.

– Вы имеете в виду себя?

– Да,– ответил старик, бросив странный взгляд на свою спутницу.

Та по-прежнему стояла молча, и лишь по ее нервно вздрагивающим пальцам Тамаш догадался, что она сильно волнуется.

– Боюсь, что господину Жигмонду это не понравится,– также осторожно ответил Тамаш.– Он вообще человек своенравный. К тому же, на моей барже немалый груз пшеницы.

– Может быть, мы не слишком перегрузим ваше судно? Просто считайте, что вы загрузили на два мешка пшеницы больше. За это я хорошо заплачу,– после некоторой паузы добавил он.

Тамаш колебался. Вообще-то, он не имел ничего против того, чтобы захватить с собой в Сегед двух пассажиров, особенно, если учесть, что среди них была такая очаровательная особа. Однако, кто-нибудь из матросов наверняка доложит Жигмонду о том, что на его барже без его личного разрешения капитан Запольяи вез двух пассажиров.

Кто знает – может, они турецкие лазутчики? Впрочем, вряд ли турки поручили бы какую-нибудь секретную миссию столь дряхлому старику. Да и девушка мало похожа на шпионку.

– У вас какие-то дела в Сегеде? – на всякий случай спросил Тамаш.

– Нет,– ответил старик,– наш путь лежит дальше. Может быть, в Буду, а, может быть, в Вену. Это будет зависеть от того, как все сложится в ближайшие несколько дней.

Разговаривая с Тамашем, старик несколько раз оглянулся по сторонам, словно боялся, что за ними следят.

Тамаш молчал, обдумывая просьбу господина Трикалиса.

– Я хорошо заплачу,– снова напомнил о себе старик.

Девушка, заметив, что Тамаш по-прежнему колеблется, подалась вперед и, тяжело дыша, произнесла:

– Перфаворе.

Тамаш был не силен в языках, но это выражение на итальянском было ему знакомо. Оно означало «пожалуйста». Увидев ее широко раскрытые глаза и пересохшие от волнения губы, Тамаш, наконец, решился.

– Что ж, я могу вас взять с собой, однако... предупреждаю – у меня на корабле две каюты. Вам не придется рассчитывать на особое удобство.

Старик в ответ радостно улыбнулся и, наклонившись к своей спутнице, негромко произнес несколько слов, которые Тамаш не смог разобрать. Но, судя по тому, что девушка радостно улыбнулась, обнажив прекрасные белые зубы, он понял, что господин Трикалис сказал ей что-то ободряющее.

Старик тут же достал из кармана небольшой кошелек из алого бархата и, высыпав на руку десяток золотых монет, протянул их капитану.

– Возьмите. Я думаю, это будет достойным вознаграждением за вашу милость.

– Ну что ж,– сказал Тамаш, подставляя руку.– Охотно приму. Деньги никогда не мешают. Тем более, что их у меня не так уж и много. Вот раньше, когда я ходил сюда на собственной барже, меня можно было считать, если не богачом, то вполне зажиточным человеком. Сейчас – другие времена. Хозяин не слишком-то балует меня, и за каждый дукат приходится рисковать собственной жизнью. Ведь сюда частенько наведываются янычары.

Старик кивнул.

– Да, да, мы знаем. Надеюсь, что сейчас мы сможем спокойно доплыть до Сегеда.

Тамаш вздохнул.

– Не скажите. Иногда турецкие корабли поднимаются по Дунаю до Белграда и даже выше. Не хотел бы я с ними встретиться.

В ответ на эти слова старик промолчал.

– Ладно,– сказал Тамаш,– раз уж я взял вас на свою баржу, можете захватить свой багаж и подниматься на борт. Господин Младенович распорядился начать погрузку зерна немедленно, и часа через три мы уже сможем отправиться.

Старик показал на стоявшие чуть поодаль пару дорожных баулов.

– Вот наш багаж,– сказал он.

– И всего-то? – удивился Тамаш.– Для торговца – немного. Впрочем, это ваше дело,– Тамаш неожиданно подмигнул.– На вашем месте я бы тащил за такой красавицей целый воз добра. Ей ведь нужно хорошо выглядеть.

Старик смущенно посмотрел на девушку.

– Это... Это моя дочь,– сказал он.– Ее зовут Фьора.

Тамаш изумленно посмотрел на девушку.

– Фьора? Что-то я не слыхал такого турецкого имени.

– Она моя приемная дочь,– поправился старик, не вдаваясь в подробности.

Тамаш рассмеялся и развел руками.

– Ну, что ж, приемная так приемная. Мне-то, в общем, все равно, раз уж я согласился везти вас до Сегеда.

На этом разговор был закончен, и пассажиры вместе со своим багажом направились на баржу. Проводив их в свою каюту, Тамаш вернулся на пристань, чтобы руководить погрузкой мешков с пшеницей.

Все прошло без особых происшествий, если только не считать появление на пристани уже перед самым концом погрузки двух подозрительных личностей.

Они выглядели, как простые крестьяне, однако у обоих под холщовыми рубахами топорщились какие-то свертки. Наметанный глаз Тамаша безошибочно определил: они прятали кинжалы, завернутые в тряпку.

Пассажиры баржи «Иштван Жигмонд» не выходили на палубу с тех пор, как Тамаш проводил их в каюту. Подозрительные личности, немного покрутившись возле баржи и поболтавшись на пристани, исчезли.

Может быть, это были обыкновенные разбойники, каких сейчас немало шлялось по дорогам приграничных венгерских земель, а, может быть... Может быть, это были шпионы, посланные турками.

Эх, жаль, что нигде поблизости не было видно стражей. В другое время Тамаш обязательно бы занялся этими подозрительными личностями, но сейчас его внимание целиком было поглощено погрузкой пшеницы, которая закончилась гораздо быстрее, чем он ожидал.

Солнце было еще в середине небосвода, когда баржа, влекомая вперед запряженными в пары волами, медленно двинулась против течения. Тяжело груженное судно вышло на середину Дуная, и час спустя белградская пристань осталась далеко позади.

Господин Трикалис со своей приемной дочерью, которая носила странное имя Фьора, по-прежнему находились в каюте. Капитан Тамаш Запольяи стоял на носу баржи, держа в руке длинный рог, который он время от времени прикладывал к губам. И тогда протяжный звук разносился далеко над рекой, возвещая погонщикам о том, с какой скоростью нужно гнать волов.

Если капитан гудел в рог один раз, это означало, что волов нужно гнать обычным шагом, два раза – шаг нужно увеличить, три раза – гнать быстро, насколько можно, а четыре сигнала рога означали остановку.

Наконец, когда баржа отошла на довольно значительное расстояние от Белграда, господин Трикалис вышел из каюты на палубу. В руках у него был какой-то странный предмет, похожий на трубу, на противоположных концах которой сверкали стекла. Тамашу прежде никогда не приходилось видеть подзорной трубы, и он не знал, что это такое.

– Как вы себя чувствуете, господин Трикалис? – осведомился он у пассажира,– заметив необычайную бледность, заливавшую лицо старика.

– Благодарю вас,– односложно ответил тот, прикладывая трубу к глазу.

Однако он смотрел не вперед по движению судна, как этого ожидал Тамаш, а назад. Тамаш с улыбкой обратился к нему:

– Что вы надеетесь там увидеть, господин Трикалис? Белград остался далеко за холмами.

– Это еще не значит, что мы избежали опасности,– глухо ответил старик.

В его голосе Тамаш почувствовал плохо скрытую тревогу. Сопоставив в уме события последних нескольких часов, Тамаш прямо спросил:

– За вами следят?

Старик удрученно кивнул головой.

– Боюсь, что да. Вы не видели на пристани никаких подозрительных людей, господин капитан?

Тамашу не оставалось ничего другого, как ответить правду.

– Да, были там двое довольно противных типа. Но я не думал, что...

Старик, словно пораженный громом, резко обернулся к Тамашу.

– Это правда? Капитан пожал плечами.

– А зачем мне врать? Жаль, что поблизости не было стражей, я бы их сдал, куда следует. Но, честно говоря, я не подумал, что это может быть как-то связано с вами, господин Трикалис. Мало ли грязного отродья шляется по дорогам Сербии и Боснии. Ведь если где-то беспокойно, то таких бродяг хоть пруд пруди.

– Они были вооружены?

– Одно могу сказать точно,– натужно рассмеялся Тамаш,– сабель и ятаганов у них не было.

– Но у них были кинжалы,– мрачно произнес Трикалис.

Тамаш неопределенно пожал плечами.

– Да, кажется...

Старик умолк и, повернувшись лицом к корме, с удвоенным вниманием принялся разглядывать форватер.

– А что это у вас такое? – спросил Тамаш.

– Подзорная труба,– ответил старик.– Хотите посмотреть?

– Не откажусь,– простодушно сказал капитан, подходя к Трикалису.

– Зажмурьте правый глаз и приложите трубу к левому,– посоветовал старик.

Тамаш так и сделал. Поначалу ему ничего не удавалось разглядеть, но потом, сосредоточившись, он смог увидеть приблизившиеся на расстояние вытянутой руки холмы, покрытые огромными деревьями.

Не веря своим глазам, Тамаш оторвался от подзорной трубы и посмотрел на холмы.

– Вот это да! – воскликнул он.– Так, значит, в эту подзорную трубу можно разглядывать все, что невозможно увидеть простым человеческим глазом?

– Да,– подтвердил старик.– И главное ее достоинство состоит в том, что можно заранее увидеть угрожающую тебе опасность. Позвольте мне.

Он забрал у Тамаша подзорную трубу и снова, приложив ее к глазу, начал особенно внимательно разглядывать многочисленные дунайские рукава.

Спустя несколько минут лицо его исказила гримаса ужаса. Тамаш, который вернулся на нос судна, не видел, как лицо старика побледнело, руки задрожали, на лбу выступили мелкие капельки пота.

Рулем баржи «Иштван Жигмонд» управлял Габор Мезекер, старый друг семьи Запольяи, который плавал на барже еще с отцом Тамаша. Это был опытный моряк, крепкий, коренастый мужчина лет пятидесяти с седой шапкой волос на голове и такими же седыми, отвислыми усами.

– Капитан! – крикнул он.– Впереди отмель, течение усиливается! Нужно прибавить ходу, иначе нас начнет сносить назад.

– Знаю,– откликнулся Тамаш.

Приложив к губам рог, он прогудел три раза. Услышав этот сигнал, погонщики стали отчаянно хлестать волов, чтобы баржа могла побыстрее пройти опасный участок.

Габор тем временем стал выворачивать руль, чтобы баржа могла обойти отмель.

Тем временем господин Трикалис, медленно ступая негнущимися ногами, подошел к носу судна.

– Капитан,– позвал он Тамаша.

Тот обернулся.

– Что случилось?

Старик протянул ему подзорную трубу.

– Взгляните туда.

Он махнул рукой в сторону одного из притоков Дуная.

– Видите?

Между двумя низко нависшими над водой скалами из белого песчаника на широкую равнину Дуная выруливало маленькое судно, похожее на баркас, под треугольным оранжевым парусом. По обоим бортам корабля равномерно поднимались и опускались в воду весла.

Присмотревшись внимательнее, Тамаш увидел на носу баркаса высокого человека в цветастом тюрбане и длинном, до пят, халате. Обернувшись назад, он энергично отдавал какие-то команды, показывая рукой в сторону баржи капитана Тамаша.

– Черт возьми,– выругался Запольяи.– Неужели они выследили нас?

Он опустил подзорную трубу. Старик выглядел насмерть перепуганным. Руки его тряслись, он то и дело смахивал со лба капли пота. Казалось, что его морщинистое лицо лишилось последней кровинки.

– Неужели это турки? – спросил Тамаш, все еще отказываясь верить увиденному.– Как они могли оказаться здесь? Ведь мы уже давно покинули Белград и не видели за собой никаких подозрительных судов.

Старик в отчаянии прикрыл глаза рукой.

– Вы еще не знаете турецкой хитрости,– промолвил он.– Вполне может быть, что они поджидали нас здесь.

– Но как они могли узнать, что вы будете плыть на моем судне?

– Наверное, лазутчики, которых вы видели на пристани, все-таки успели известить их.

Тамаш снова приложил подзорную трубу к лицу и, окончательно убедившись в том, что он не ошибся, сгоряча сплюнул на палубу.

– Только этого нам не хватало.

Старик, потеряв самообладание, бросился к Тамашу и схватил его за полы куртки.

– Это турецкое судно! – воскликнул он.– Они гонятся за мной. Я знал, что мне не удастся уйти, и все-таки надеялся спастись. Но, как видно, судьба всегда идет за человеком по пятам. Наверное, такова воля аллаха.

Тамаш стоял в растерянности, не зная, что ответить этому бедняге. Если бы баржа не была так тяжело нагружена, они могли бы оторваться даже от парусного судна: все-таки лучший способ двигаться против течения – это не парус и не весла, а сила дюжины хороших волов. Но, имея на борту такой груз пшеницы, трудно было рассчитывать на то, чтобы спастись бегством.

Старик вцепился в шкиперскую куртку капитана Тамаша с такой силой, как будто он был утопающим, шедшим ко дну, и капитан был его единственной надеждой на спасение.

– Прошу вас! – восклицал он.– Помогите мне! Помогите ради аллаха! Подумайте об этой несчастной девушке, ведь она так слаба и беззащитна.

Тамаш в растерянности переминался с ноги на ногу.

– Даже не знаю, чем могу вам помочь,– сокрушенно произнес он.– Если бы не эта проклятая пшеница...

– Сделайте же что-нибудь,– взмолился старик,– ведь вы опытный моряк. Вы знаете эту реку. Придумайте что-нибудь. Клянусь Магометом, я отплачу вам так щедро, что вы будете помнить об этом всю свою жизнь. Подумайте о девушке. Если они догонят нас, ей не миновать страшной участи. Ее заберут в гарем султана. Это означает ее неминуемую гибель. Она слишком нежна и хрупка, чтобы перенести такое. Вы не представляете себе, что значит быть заточенной в каменном мешке.

Когда старик умолк и опустил руки, бессильно повисшие плетями вдоль тела, Тамаш уже знал, что ему нужно делать.

– Габор,– крикнул он рулевому,– будь наготове.

После этого капитан взял рог и протрубил пять раз. Это был сигнал, к которому моряки на Дунае прибегали в случае крайней опасности. Он означал, что необходимо гнать волов со всей силой, на которую они были только способны.

Если на реке случалось такое, то волы падали бездыханными уже спустя четверть часа после этой бешеной гонки. Но сейчас иного выхода не было. Во-первых, нужно было обойти мель и вывести баржу на ровный участок реки, а, во-вторых, попробовать оторваться от преследователей.

Заметив, что тяжело груженая баржа ускорила ход, гребцы на турецком судне также увеличили темп. Весла лопатили воду, поднимаясь и опускаясь с почти молниеносной быстротой.

Несмотря на то, что волы тащили баржу, выбиваясь из последних сил, расстояние между «Иштваном Жигмондом» и турецким судном-преследователем неуклонно сокращалось.

По тому, что баржа резко ускорила ход, Фьора догадалась, что их все-таки настигли. Не осмеливаясь выходить на палубу, она выглянула из дверей каюты и убедилась в собственной правоте. Ярко-желтый треугольный парус турецкого судна медленно, но неуклонно приближался к барже.

– Пресвятая дева Мария,– прошептала она и перекрестилась,– спаси и сохрани. Неужели весь этот ужас снова повторится со мной?

Через несколько минут после начала гонки Тамаш почувствовал, что волы начинают уставать, и баржа замедляет ход. Однако, по счастью, судно уже миновало наиболее опасный участок и вышло на равнинное место, с обеих сторон окруженное многочисленными притоками и извилистыми рукавами. Некоторые из этих небольших речушек были довольно глубоки, а берега их густо поросли тростником и камышом.

Тамаш давно плавал по Дунаю и знал кое-какие затоки, где можно было спрятаться, если судну угрожала опасность.

Сейчас наступил именно такой момент. Нужно было действовать быстро и решительно.

Еще раз бросив взгляд на старика, который опустился на палубу, удрученно обхватив руками голову, Тамаш снял с капитанского мостика большой топор с широким острым лезвием и быстро подошел к короткой мачте. Именно вокруг нее был обмотан канат, за который волы тащили баржу вперед.

Когда судно немного набрав ход на равнинном месте, приблизилось к одной из глубоких заток, Тамаш резко взмахнул рукой и крикнул рулевому:

– Поворачивай направо!

Когда нос судна почти поравнялся с заросшим тростником входом в рукав, Тамаш одним ударом топора обрубил канат.

Преследователи не могли видеть этого маневра капитана Тамаша, потому что именно в этом момент их судно поднималось вверх по течению, обходя отмель.

Габор Мезекер был отличным рулевым. Мало кто из моряков справился бы с таким резким разворотом руля.

Но дело было сделано – и баржа, продолжая двигаться по инерции, с ходу вошла в узкий приток Дуная и скрылась за поросшим ивами и камышом поворотом. Погонщики волов лишь с недоумением смотрели на обрубленный конец каната, проводив взглядом стремительно исчезающую в зарослях корму баржи.

Укрывшись за поворотом, капитан приказал бросить якорь. Двое матросов вместе с рулевым, составлявших немногочисленный экипаж судна, бросились исполнять приказание. Вскоре якорь опустился на дно, и судно застыло на месте.

– Ну что ж,– сказал Тамаш, подходя к старику, немного пришедшему в себя,– теперь нас не снесет течением в Дунай.

Трикалис с благодарностью посмотрел на Тамаша.

– Я понимаю, что вы рискуете, господин капитан...

Тамаш отмахнулся.

– Э, да что там,– он снова повернулся к матросам.– Освобождайте трюмы от лишнего барахла, да поторапливайтесь.

Матросы стали распахивать крышки трюмов, доставая оттуда доски, которыми были прикрыты мешки с пшеницей.

– Давайте, давайте! – прикрикивал капитан.– Нечего жалеть этот хлам! Все в воду! Нам нужно облегчить баржу!

Габор, оставив свое место у руля, подошел к капитану. Недоуменно посмотрев на доски, которые поплыли, увлекаемые быстрым течением притока, он спросил:

– Неужели этой ерундой можно облегчить баржу? Тамаш засмеялся и махнул рукой.

– Конечно, нет, но это часть моего плана.

– Какого плана?

– Турки увидят плывущие им навстречу доски и прочую ерунду и подумают, что мы не выдержали гонки и потерпели крушение. Они же видели, что баржа тяжело груженая и неповоротливая.

Габор улыбнулся.

– Значит, мы пошли ко дну так стремительно, что даже не успели на прощание услышать благословение аллаха?

– Вот именно.

– Ну что ж, если они немного задержались на подъеме, то этот план должен сработать. К тому же, здесь вокруг столько притоков, что им придется долго искать нас, если они даже захотят этого.

– Да, только придется немного подождать. Пусть немного пройдут вперед, а мы тем временем позагораем на солнышке.

Он уселся на баке, вытянув ноги и блаженно подставив лицо живительным лучам. Тем временем старик Трикалис спустился вниз в капитанскую каюту, где укрывалась Фьора. Печально посмотрев ей в глаза, он сказал:

– Услада очей моих, мне хотелось бы поговорить с капитаном наедине. Ты не могла бы немного побыть в соседней каюте?

Фьора все поняла и без лишних слов молча удалилась в соседнюю каюту, отделенную от капитанской толстой деревянной переборкой. Она уже успела немного узнать характер своего спутника и приготовилась к самому худшему.

Спустя несколько мгновений старик вышел из каюты и направился к капитану, который полулежал на баке, прикрыв глаза от удовольствия. Казалось, его ничуть не заботило то, что смертельная опасность была совсем рядом.

– Капитан,– тихо позвал его старик,– будьте добры, зайдите вместе со мной в каюту. Это очень, очень важно.

Он дважды повторил последние слова, подчеркивая их значение. Тамаш последовал за стариком, который, неожиданно ссутулившись и шаркая ногами, стал спускаться в каюту.

Когда капитан вошел в каюту, старик, пошатываясь, стоял у узкой кровати и держался рукой за ее спинку. Было видно, что ему очень тяжело стоять.

– Присядьте, господин Трикалис,– сказал Тамаш.

– Да, да.

Старик тяжело опустился на постель и, тяжело дыша, произнес:

– Эта девушка... Я позвал вас сюда ради нее.

Тамаш развел руками.

– Но сейчас вам нечего бояться, господин Трикалис. Вы в полной безопасности. Уверяю вас, наши преследователи ни за что не догадаются, где мы укрылись.

– Старик, дыша все тяжелее и глубже, отрицательно покачал головой.

– Речь идет не обо мне, господин капитан. Речь идет о ней. Не будем терять времени. Послушайте меня. Будьте добры, наклонитесь пониже.

Когда Тамаш исполнил его просьбу, старик едва слышно произнес:

– Только что я принял яд.

Тамаш оторопело хлопал глазами.

– Яд? Но ведь нужно...

Он еще ничего не успел сказать, как старик возразил:

– Нет, нет, ничего не нужно. Оставьте. Мне уже ничего не поможет.

Неожиданно он опустил голову и застонал. Феска упала с его головы, и старик без сил рухнул на постель.

Чтобы хоть как-то помочь своему умирающему пассажиру, Тамаш присел на постель рядом с ним и положил его голову себе на колени.

Несколько мгновений старик молчал, а затем, не открывая глаз, прохрипел:

– Не оставляйте ее, господин капитан. Я очень прошу вас...

Он снова умолк, будто собираясь с последними силами.

Тамаш внимательно слушал. Наконец, уста старика снова открылись.

– Прошу вас, господин капитан... Никому не говорите о том, кто я такой. Иначе, смерть настигнет и вас, и ее.

Старик произносил слова, словно в бреду.

– Раньше меня звали Али Чарбаджи... Я был казначеем Стамбула... Султану понадобились мои деньги, и мне пришлось сбежать. Если бы я остался в Стамбуле, султан приказал бы изрубить меня на куски и скормить мясо собакам... Я благодарю аллаха за то, что он послал мне в мой смертный час встречу с таким человеком, как вы... Вы откликнулись на нашу просьбу и взяли нас с собой на корабль. Умоляю вас... Исполните мою последнюю волю...

Старик опустил руку под кровать и принялся шарить под ней, как будто что-то отыскивая.

– Возьмите... Здесь...– снова прохрипел он. Тамаш наклонился и увидел дорожный баул.

– Там... Маленький сундучок... Достаньте... Капитан вынул из баула сундучок и поставил его на столик рядом с постелью.

– В этом ларце,– задыхаясь, произнес старик,– сто золотых монет. Возьмите их себе. Но это, конечно, не все мое богатство... Все остальное находится внизу, в вашем трюме, в пшенице.

Капитан опешил.

– Так вот почему вы так хотели попасть на мое судно.