Текст книги "Сто тысяч франков в награду"

XXX

Эта трагедия не входила в планы Ружетера и потому поразила его. Он бросился в павильон, чтобы понять то, что произошло, но подземелье уже было закрыто. Только один дымок от пороха свидетельствовал о случившемся. Несколько секунд спустя проходившая мимо него Мэри-Энн шепнула ему, что ради их общего блага лучше молчать. При первом обыске одно обстоятельство, которое легко могло выдать виновных, ускользнуло от всеобщего внимания: венок Элен лежал на полу, между тем как на голове у той, которая распростерлась теперь на полу, окровавленная, был такой же венок. Ружетер успел его спрятать, а Мэри-Энн кинула венок в колодец, из которого его позже вытащила Аврилетта.

Элен, которую несли по подземному ходу, пыталась освободиться от своих похитителей, цепляясь за камни в стенах. На миг злодеям даже пришлось остановиться. Это было то самое место, где позже Лантюр нашел следы ног, и, между прочим, среди них были и женские. Чтобы лишить пленницу возможности сопротивляться, Куркодем достал из кармана какой-то флакон и влил его содержимое в рот девушке. Это была настойка на корнях манкона.

Куркодему этот яд достался от одного африканца, с которым он познакомился во время пребывания в Алжире. Зная, что это сильное наркотическое средство, он, однако, не ожидал такого быстрого результата. Но все ли равно, какие будут последствия? Ему нужно было только послушание жертвы. Действие яда просто изумляло: Элен больше не сопротивлялась. По подземелью ее донесли до Темной долины. Там похитители остановились в ожидании ночи.

С наступлением вечера, пока граф Керу сидел возле трупа убитой жены, Губерт спустился в подземелье. Теперь он считал, что ему ничто не угрожает. Подозрение пало на арестованного Давида, в комнату которого Мэри-Энн ловко подложила письмо. Оно было адресовано Губерту, но послужило уликой против Давида. Итак, преступник торжествовал, потому что правосудие оказалось слепо.

Виконт спокойно отнесся к смерти Наны Солейль. Она была соучастницей преступления, следовательно, одним свидетелем стало меньше. Кто знает, сумела бы она умолчать о связывавшей их тайне? Так думал Ружетер, освещая фонарем дорогу, по которой несли несчастную Элен до того места, где ее ждала карета. Экипаж доставил ее в Курбевуа, где позже ее посетил доктор Бонантейль.

Бедная жертва больше не оказывала сопротивления, она словно перестала жить. Вместе со способностью двигаться Элен потеряла рассудок. Странное дело, тот же Ружетер, прежде преследовавший ее, теперь не мог без содрогания смотреть на ее бледное личико. Однако злодеи должны были принять все меры, чтобы не оставить следов преступления. Куркодем, узнавший от Мэри-Энн о пропаже венка новобрачной, встревожился. Вскоре случай натолкнул его на Сильвена и Аврилетту, в чьих руках и был этот зловещий венок. Схватить девушку, замуровать ее спутника в подземелье стало для Куркодема и его шайки минутным делом.

О приключениях Аврилетты читатели знают из того, что рассказывала сама девушка. Каким образом она вырвалась из рук злодеев – этого она не знала. Позже, когда доктору Бонантейлю удалось наконец вернуть ей память и рассудок, она так и не смогла этого припомнить. Что касается Сильвена, то он спасся благодаря отверстию, вырытому Пакомом. Злодеи, вернувшись в подземелье, убедились, что он исчез. Следовало как можно скорее принять необходимые меры. «Оказавшись на свободе, он не замедлит заявить о случившемся, и тогда, – думал Куркодем, – беда тем, кого поймают!»

Чтобы предотвратить опасность, злодеи решили взорвать то место, куда выходил подземный ход. О подробностях этой драмы стало известно из рассказа самого умиравшего преступника. Близость смерти вызвала угрызения совести, и он решился откровенно сознаться во всем. Так, он рассказал, что безжизненный вид страдалицы производил на него самое тяжелое впечатление. С помощью Куркодема он похитил доктора Бонантейля, и тот осмотрел больную. Результатом посещения доктора было то, что Губерт убедился в необходимости серьезного, систематического лечения, невозможного в тех условиях, в которых он находился. Тогда молодой человек решился в чужих краях отыскать возможность излечить больную и самому обрести покой.

Куркодем снова согласился помочь ему. Он зашел слишком далеко, чтобы и в этом случае не оказать содействие виконту. Куркодем даже стрелял в самого графа, чтобы поскорее сделать его племянника наследником и получить вознаграждение. Вот как обстояли дела, когда вездесущий Паласье застал виконта у Блазиво – товарища и приятеля Куркодема. Губерт де Ружетер явился к нему для того, чтобы объявить о своем отъезде и попросить о последней услуге.

Спустя несколько часов виконт уже ехал в Крейль, увозя с собой пленницу, но его преследовали доктор Бонантейль, граф Керу и Сильвен, а позже и храбрый Паласье, который, ускользнув от сыщиков, бросился к Вильбруа и убедил его погнаться за беглецом. Обе группы соединились в Скотленд-Ярде. Ловкость лондонского Лекока была изумительна. Не прошло и трех дней, как Губерт де Ружетер оказался в Лондоне, а полиции уже было известно о таинственных визитах доктора, недавно вернувшегося из Индии.

Сопоставив некоторые факты, установленные по заявлениям графа Керу и доктора Бонантейля, полицейские власти убедились в том, что это был действительно виконт Губерт де Ружетер, обвиняемый, или, лучше сказать, подозреваемый в убийстве. Мы присутствовали при появлении полиции, намеревавшейся арестовать Губерта, но рука Всевышнего опередила суд человеческий. Вскоре предсмертная агония охватила несчастного, и все было кончено: Губерт умер. Но что стало с его жертвой?

XXXI

Вернемся в тот зловещий дом на улице Мон-Сени, к которому мы уже как-то приводили читателя. Около полуночи, через две недели после описанных нами событий, трое наших старых знакомых собрались в комнате над тем погребом, где хранилось сокровище. Куркодем и Блазиво, облокотившись на стол, внимательно слушали Мэри-Энн, которая, стоя напротив них, видимо, страшно волновалась.

– Я вам говорю, что, если Небеса не помогут нам, мы окончательно погибли.

– Да ты с ума сошла!

– Я с ума сошла? – разразилась она хохотом. – Говорю вам, на всех станциях железных дорог за нами следят, вся полиция на ногах. Я не могла выехать из Парижа…

– Напрасные тревоги!

– Говорю вам, нужно бежать, бежать, не теряя ни минуты, иначе нас схватят, и тогда вы сами знаете, что нас ожидает… Эшафот! – закончила она зловеще.

– Замолчишь ты, старая ведьма! – злобно проворчал Куркодем.

Блазиво встал и грубо сказал:

– Перестаньте! Да, без сомнения, мы допустили много неосторожностей. Когда можно пальцем дотронуться до крови, не нужно погружать в нее руку по локоть. Раз дело было сделано, следовало отправить туда же Ружетера и его голубку, тогда бы мы спали спокойно… Мэри-Энн, возможно, права.

– Значит, ты думаешь, надо удирать?

– Вероятно, да…

– И ты едешь с нами?

– Я? Никогда! Зачем мне бежать с вами? Я тут ни при чем. Я ссудил вас деньгами, получив векселя от господина, которого знаю только как дебитора. Я умываю руки.

– То есть ты бросаешь нас, потому что видишь, что придется иметь дело с полицией, – язвительно заметила Мэри-Энн.

– Бросаю? Ничуть… Я только отстраняюсь. Каждому по заслугам.

– Как бы не так! – воскликнула Мэри-Энн. – Вам, значит, мешок с деньгами, а мне – голову на плаху? Благодарю! Этого не будет! Если уж умирать, так с музыкой и всем вместе!

– Ах ты, мошенница! – закричал Куркодем. – Она ведь сделает как говорит, она нас выдаст!

Мэри-Энн отошла назад и, скрестив руки на груди, вызывающе посмотрела на Куркодема.

– Не нужно силы! – вмешался Блазиво. – Только шуму наделаем. Вот самое верное средство, – сказал он, вытаскивая нож из кармана.

При виде смертоносного оружия Мэри-Энн вздрогнула и онемела от ужаса. Но вдруг рука Блазиво, не причинив никому вреда, опустилась, и он сдавленным голосом спросил:

– Вы ничего не слышали?

– Да, что-то было, – ответил Куркодем, прислушиваясь. – Шаги с улицы. Должно быть, просто прохожие, – добавил он, стараясь казаться спокойным, хотя голос его дрожал.

– В такой час? Прохожие на улице Мон-Сени?

Блазиво не успел докончить фразы: громкий свисток поверг мошенников в ужас.

– Смотрите, – прошипел он, кидая нож в самый темный угол комнаты. – Дело пахнет полицией!

– Чтобы спасти свою шкуру, эта ведьма выдала нас! – злобно проговорил Куркодем, поднимая нож. – Подожди, я сведу с тобой счеты…

– Не глупи! – прервал его Блазиво. – Полиция тут. Не будем терять время в спорах и удерем…

– Удерем? Но как? Дом окружен!

– А погреб? Куркодем, живее за дело!

Вдвоем они переставили стол, закрывавший вход в погреб. Блазиво нажал на пружину, и часть пола поднялась, открыв под собой лестницу с мокрыми и скользкими ступенями. В эту минуту в дверь раздался страшный стук, и до слуха Куркодема долетели слова:

– Откройте дверь, именем закона!

– Спасайся кто может! – крикнул Куркодем и бросился к погребу, но у самой лестницы он натолкнулся на Блазиво.

Разбойники столкнулись так сильно, что свалились с ног. Мэри-Энн, торопясь спуститься, случайно задела пружину, и тяжелая крышка опустилась на ноги Куркодема и Блазиво, уже успевших встать на первую ступень лестницы. Перепуганная Мэри-Энн отскочила назад и задела стол. Лампа, стоявшая на нем, упала, керосин вспыхнул, и комната огласилась тремя отчаянными криками мошенников.

Осада двери между тем не прекращалась. Время от времени слышался голос Кастора Паласье, ободрявший полицейских, но крепкие замки двери выдержали напор. Ко всему этому шуму и диким крикам, раздававшимся из дома, прибавился пожар. Задыхаясь от дыма, Куркодем и Блазиво тщетно пытались поднять крышку погреба. Мэри-Энн, платье которой полыхало, металась по комнате как сумасшедшая и издавала нечеловеческие вопли.

Наконец все смолкло. В эту минуту жандармам удалось выломать дверь, но они с ужасом отскочили. Остановить пожар не было никакой возможности. Паласье с горя ломал себе руки. Как! После стольких опасностей, потраченного времени его личный враг Куркодем избежал мщения! Но вдруг его размышления были прерваны взрывом. Яркий свет заставил его зажмуриться. Когда он открыл глаза, то увидел обломки рухнувшего дома, скрывшие под собой обугленные тела убийц Наны Солейль. Правосудие свершилось.

Эпилог

Вернемся в Трамбле, в замок, где произошла ужасная драма, с рассказа о которой началось наше повествование. Крестьяне снова столпились во дворе, но не было слышно ни радостных криков, ни праздничных песен. Повсюду царила тишина. В замке вместе с господином Керу были Сильвен, доктор Бонантейль и много других людей, присутствовавших когда-то на свадьбе графа. Сегодня он носил траур, и на глазах его блестели слезы. Но из-за чего? Все попытки графа найти Элен до сих пор не увенчались успехом; лучшие французские и английские сыщики потерпели неудачу. Страшно испугавшись, бедняжка, вероятно, погибла.

– Не теряйте мужества, граф, – проговорил Бонантейль. – Уповайте на Бога.

– Да, надейтесь! – сказал Сильвен. – Раз Господь уже совершил чудо, вернув вам ее однажды, он не заберет ее снова.

Но господин Керу только покачал головой: все его надежды рухнули. В это время толпа во дворе пришла в движение. Все повернулись к воротам парка, где медленно двигалась похоронная процессия; впереди шел господин Вильбруа. Американец, по-прежнему любивший Нану Солейль, получил разрешение графа Керу на то, чтобы перевезти тело Полины Савернье в Париж, а оттуда – в Америку. Тем, кто никогда не любил, такой поступок покажется странным, но найдутся и те, кто отнесется к нему с пониманием. В глубокой задумчивости господин Вильбруа возглавлял шествие, тогда как четыре человека, следовавшие за ним, несли гроб.

Господин Керу был готов выполнить просьбу американца только с одним условием: перед тем как увезти гроб, его должны были открыть в присутствии графа. Граф желал взглянуть на ту, которая так походила на его Элен. Господин Вильбруа вошел в залу. Граф Керу жестом указал на то самое место, где когда-то лежало бездыханное тело, и гроб опустили. Крышку открыли, и всем представилось лицо покойной в его мраморной неподвижности. Глубоко потрясенный, американец подошел к графу и торжественно сказал:

– Не готовы ли вы простить ее?

Граф выпрямился, его лицо исказила судорога. Взглянув на покойницу, он спокойно ответил:

– Только жертва может простить своего палача. Если бы Элен была здесь, может быть…

– Элен здесь, – раздался чей-то тоненький голосок. – Она здесь и прощает…

Дверь отворилась, и на пороге комнаты в белом платье, как в день свадьбы, возникла Элен Керу. Позади стояли Аврилетта и худощавый Кастор Паласье в сюртуке, застегнутом на все пуговицы. На его глазах сверкали слезы, которые он старался незаметно смахнуть.

– Элен? Элен жива! – вскрикнул граф, отступая назад и не веря своим глазам. – Не теряю ли я рассудок?

– Слава богу, нет, – с улыбкой произнес Бонантейль.

Доктор подошел к Элен, взял ее за руку и подвел к мужу.

– Элен, моя Элен! – воскликнул граф со слезами на глазах, прижимая ее к сердцу. – Кто мой благодетель? Кому я обязан ее спасением?

Внутренне торжествующий Паласье скромно опустил глаза, но Аврилетта воскликнула:

– Вот он!

Да, то был Паласье, державший на веревке радостно вилявшего хвостом Пакома. Один только доктор мог рассказать обо всем, что произошло, он один знал истину. Если он молчал все это время, то лишь потому, что не хотел тревожить графа, надежды которого уже не раз были обмануты.

Несмотря на все неудачи, Паласье не отчаивался. Он верил в свою звезду, в Бога и честных людей. Вернувшись из Парижа, где он стал свидетелем гибели Куркодема и его сообщников, сыщик взялся за розыски. Он попросил доктора Бонантейля доверить ему уже поправившуюся Аврилетту и Пакома – они могли оказаться ему полезны. Провидение помогло ему. Элен, лишившись последних сил, нашла пристанище в доме одного крестьянского семейства неподалеку от города. Там благодаря смышлености и чутью Пакома ее и обнаружил Паласье. Аврилетта сделала остальное.

Робко высвободившись из объятий мужа, Элен подошла к гробу и, встав на колени, сказала:

– Полина, да смилостивится над тобой Господь! Сестра твоя прощает все.

Вслед за тем дверь открылась, и, поклонившись графу, в комнату вошел Давид. Бросив на Элен полный меланхолической задумчивости взгляд, он приблизился к Аврилетте и, соединив ее руку с рукой Сильвена, сказал:

– Дорогое дитя, вот твой муж. Я уверен, что он составит твое счастье.

Носильщики между тем заколотили гроб и поставили его на дроги, на которых останки Полины должны были отправиться в Париж.

Перед тем как удалиться, господин Вильбруа с глазами, полными слез, подошел к Элен и сказал:

– Госпожа, будьте благословенны за ваше великодушное прощение. Пусть милость, оказанная вами здесь, на земле, успокоит ее душу на том свете.

И, обращаясь к господину Бонантейлю, он добавил:

– Доктор, возьмите этот портфель, в нем пятьсот тысяч франков, которые я прошу вас потратить на основание больницы для умалишенных.

– Благодарю вас от лица науки и человечества, – ответил почтенный доктор. – Но какое название мне дать этому учреждению?

– Назовите его… «Надежда».

Наконец, подойдя к Паласье, спокойно дожидавшемуся своей очереди, он сказал:

– Я не забыл наших условий. Вы должны были отыскать Нану Солейль живой или мертвой. Вы не могли вернуть мне ее живой, от вас это не зависело. Вот ваши сто тысяч франков.

В заключение скажем, что Аврилетта вышла замуж за Сильвена и живет с ним счастливо. Граф и графиня забыли все страдания, которые им пришлось перенести. Паласье стал управляющим графа Керу и каждый вечер играет с Лантюром партию в карты. Что касается Вильбруа, то он уехал в Америку и увез с собой дорогие останки любимой им Наны.