Текст книги "Молочные зубы"

– О господи. Я так понимаю, вы провели не самый лучший в жизни выходной?

Она опустила глаза на девочку и тепло улыбнулась.

– Здравствуй, Ханна. Хочешь пойти в игровую комнату?

Та широко улыбнулась и вприпрыжку побежала вперед.

Пока взрослые медленно шли по холлу, приноравливаясь к ковыляющей походке Сюзетты, Ханна исчезла за дверью игровой.

– Этих травм раньше не было. Вы в порядке? – спросила Беатрикс.

– У нас случилось ЧП…

– Ханна пытается меня убить! – перебила Сюзетта мужа.

Они остановились в нерешительности на пороге кабинета. Супруги переглянулись, на их лицах отразилось одно и то же выражение обреченного смирения.

– В прошлый раз, во время вашего первого визита, мы провели вместе совсем немного времени, – сказала Беатрикс, – но я все же обратила внимание на черствость и бесстрастность Ханны.

– И что это значит? – спросил Алекс.

– Думаю, сегодня мне лучше сначала поговорить с ней, может, удастся выяснить что-то еще.

ХАННА

Беатрикс пообещала, что сейчас вернется, что ей нужно просто опустить штору в соседней комнате, чтобы им никто не мешал. Ханна нашла пазл, на котором был изображен дворец, совсем как настоящий, и разложила на столе детали. Мгновение спустя вернулась Беатрикс и закрыла за собой дверь.

– Рада тебя видеть.

У Беатрикс был приятный – мед и маргаритки – голос. Она подошла к столику на колесиках у стены, взяла из пластмассовой коробки лист бумаги и села рядом с девочкой на маленький стульчик.

– У тебя будет куча времени поиграть в этот пазл, пока я буду говорить с мамой и папой. Как думаешь, мы с тобой могли бы в течение нескольких минут заняться чем-нибудь вместе?

Ханне понравилось, что она воспользовалась словом «вместе». Благодаря милым манерам Беатрикс девочке казалось, что она ее слушает и понимает, не задавая глупых вопросов и не показывая никаких карточек. Она напоминала девочке героиню одной из книг, которая когда-то ей понравилась, – бабушку мира и всех созданных природой существ. Иногда старушка в книге уподоблялась крестной матери в облике улыбчивой феи с ямочками на щеках, а порой – океанским волнам или дереву с приветливо раскинувшимися ветвями. Она все знала и во всем видела добро. В присутствии Беатрикс грудь Ханны будто наполнялась какими-то волшебными пузырьками, поэтому она кивнула и отодвинула от себя коробку с пазлом.

– Ты, похоже, повредила руку. Теперь тебе лучше?

Ханна кивнула. Сейчас у нее и в мыслях не было возлагать вину за это на папу. В тот момент он был лишь куклой, которую дергала за ниточки мама.

– Думаю, минувшие выходные для всех вас стали напряженными.

Энергичный кивок.

– Надеюсь, все было не так страшно?

Ханна чуть склонила голову набок, покачала ею из стороны в сторону и закатила глаза. Беатрикс улыбнулась, вслед за ней улыбнулась и Ханна, потому что это нравилось Беатрикс.

– Ты слишком храбрая, чтобы бояться?

Размашистый энергичный кивок головой.

– Я так и думала.

Беатрикс разложила на столе несколько листов плотной бумаги разных цветов и с негромким щелчком открыла пластиковую коробку с карандашами и мелками.

– Я вот что подумала… Может, ты мне что-нибудь нарисуешь? Скажем, мамин портрет?

Ханна озадаченно наморщила личико и показала на соседнюю комнату.

– Да, понимаю, она совсем рядом, и ты думаешь, что я и так знаю, как она выглядит, правильно?

Ханна кивнула. Беатрикс была удивительно умна.

– Но понимаешь, все люди видят по-разному: одни – одно, другие – другое. Мне хочется понять, какой ты видишь маму.

Вот так, очень и очень умно. Беатрикс поняла, что мама всегда носит маску, и решила выяснить, что под ней. Ханна схватила лист красной бумаги и черный мелок. Несмотря на мамин полезный урок, люди у нее по-прежнему не получались, поэтому она ограничилась одним лишь лицом. Большая круглая голова. Маленькие, злые глазки. Звериный рык. Некоторые зубы торчат наружу. Затем, чтобы у Беатрикс не осталось никаких сомнений, она добавила треугольную широкополую шляпу и грубо ее заштриховала. После чего повернула рисунок, чтобы доктор могла видеть его нормально, а не вверх ногами.

– Это что, шляпка ведьмы? – спросила та.

Да, да и еще раз да.

– Твоя мама – ведьма?

В самое яблочко!

– Понятно… Она говорила мне о Мари-Анн… Кажется, эта Мари-Анн была ведьмой?

Кивок головой.

– Она тебе помогала?

Да. Но… Ханна постучала черным мелком по шляпке мамы, потом еще и еще.

– Но мама тоже ведьма?

Ханна вытаращила и округлила глаза, потом медленно кивнула, чтобы Беатрикс осознала всю серьезность положения.

– А мама – страшная ведьма?

Что да, то да. Ханна взяла карандаш и махнула им, словно волшебной палочкой, пытаясь показать Беатрикс, как мама накладывает заклятия. Сделала злое, болезненное, изможденное лицо и взмахнула карандашом-палочкой.

– Это волшебная палочка? Мама насылает проклятия?

Вместо ответа Ханна схватила еще один лист бумаги – на этот раз светло-голубой – и с помощью синего мелка попыталась изобразить папу. Чтобы Беатрикс его узнала, приделала ему длинные ноги и кое-как изобразила бородку.

– Это папа?

Кивок головой. Ханна показала на мамин портрет, взмахнула карандашом-палочкой и ткнула им в рисунок папы.

– Мама наслала проклятие на папу?

Да!

– О боже, это ведь очень серьезно. Зачем маме это надо?

Ханна взяла красный мелок и нарисовала посреди папиной груди кривобокое сердце. Потом приложила ладони к собственной груди, одну поверх другой. Ткнула пальцем в нарисованное папино сердце, потом в настоящее свое.

– Папа тебя очень любит.

Ханна показала на свое сердце, затем на его.

– И ты тоже его любишь.

Решительный кивок.

– Должна сказать, Ханна, что ты молодец: прекрасно выражаешь свои мысли.

Широкая, до самых ушей, улыбка.

Объяснить следующую часть было чуть сложнее. Ханна изобразила их с папой взаимную любовь, несколько раз показав то на его сердце, то на свое. Затем с недовольством и злостью схватила мамину палочку и взмахнула ею, словно мечом, разрубая соединявшие их с папой узы.

Беатрикс нахмурилась. Ханна махнула еще раз, чтобы ее наконец поняли.

– Думаешь, мама хочет, чтобы папа перестал тебя любить?

От облегчения у Ханны обмякло все тело. Она возбужденно вскочила и чмокнула Беатрикс в щечку.

– Приятно, когда тебя понимают, да?

Ага, еще как.

– Знаю, пока ты еще не готова, но в один прекрасный день, когда тебе удастся преодолеть трудности, многое станет легче. Понимаешь, заговорить и начать общаться с окружающими нелегко, но когда ты это сделаешь, реакция и понимание с их стороны станут тебе наградой и принесут много радости.

Ханна пожала плечами, не в состоянии до конца представить себя болтающей и несущей всякий вздор, как остальные. Ее все еще пугало, что самые главные слова будут слетать с ее губ мертвыми жучками и несусветной чушью, которая не принесет ей ничего, кроме осуждающих взглядов. Она подогнула под себя ногу и опять села.

– Давай вернемся к твоим рисункам. Скажи мне, почему ты считаешь, что мама больше не хочет, чтобы папа тебя любил?

Ханна одной рукой показала на мамин рисунок, другой – на папин. Потом взяла их и сложила вместе лицом.

На лице Беатрикс отразилось замешательство.

Ханна схватила лист желтой бумаги и пурпурным мелком изобразила на нем фигурку – маленькую палочку с двумя хвостиками. Показала сначала на себя, потом на рисунок.

– Это ты.

Правильно. Она положила портреты мамы и папы лицом вверх, взяла карандаш, ткнула в маму и наложила заклятие, постучав по папе. Потом опять взяла оба рисунка, соединила их и слегка повертела в руках, изображая чмоки-чмоки. А чтобы было яснее, изобразила губами поцелуй. Схватила собственный рисунок, разорвала его на большие неровные куски и швырнула на пол. Наконец взяла портреты мамы и папы и показала, как они уходят от обрывков, разбросанных на полу.

– Значит, ты думаешь, что мама наложила на папу заклятие. Считаешь, что она тебя не любит?

Конечно, нет.

– И околдовала папу, чтобы он тоже тебя не любил. Они тебя бросают и уходят вместе. Ты им не нужна.

Печально, но так и есть.

– Тебе, должно быть, очень плохо. Представляю, как я чувствовала бы себя на твоем месте.

Да – с грустным вздохом.

– Итак, если я все поняла правильно, ты пытаешься причинить маме вред, чтобы папа всегда тебя любил?

Ханна кивнула головой, но тут же энергично ею замотала. Не причинить вред. Она нарисовала на мамином лице большой жирный крест и разорвала лист бумаги пополам.

– Ты хочешь, чтобы мама ушла? Умерла?

Так надо.

– Но ведь ты проводишь с ней очень много времени – думаешь, если ее не станет, ты не будешь по ней скучать?

Не-а. Ханна показала на рисунок папы.

– Тогда папа будет всецело принадлежать тебе?

Точно.

– Спасибо, что ты всем этим со мной поделилась. Рада, что ты мне доверяешь.

Беатрикс была для Ханны вторым после папы любимым человеком. И все понимала. Без всяких слов. Ханна подумала о маме, как она любила рисовать и покупала ей в подарок всевозможные принадлежности для художников. А мама знала, что рисунки способны заменять слова? Девочка постучала пальчиком по не вылезшему до конца зубу и подумала о возможности создать собственный язык цветных мазков. Потом ему можно было бы обучить папу, и тогда они смогут общаться.

– Для меня очень важно, чтобы ты знала: я беспокоюсь за тебя, хочу помочь и делаю для этого все от меня зависящее. Понимаешь?

У Ханны внутри все звенело и пело. Беатрикс знала, что ей больше всего нужно, а с помощью такого взрослого человека, как она, им наконец удастся заставить маму убраться с глаз долой.

СЮЗЕТТА

Она сидела, вытянув ноги вдоль кушетки. На другом конце примостился в ожидании Алекс, поглощенный тяжелыми мыслями. Мутная, непрозрачная штора закрывала окно смотровой комнаты, будто катаракта. Зрение ее где-то подвело. Когда-то Ханна была воздушным, мирно висевшим на ниточке шариком. В какой же момент этот шарик унесло вихрем восходящего воздуха? И почему она ничего не заметила?

Время застыло будто болото. Наконец вошла Беатрикс, подняла штору, и они увидели по ту сторону стекла Ханну, которая в этот момент вытаскивала из коробки пазл. Доктор села в кресло, стоявшее между зеркальным окном и диваном, и стала поглядывать на своих клиентов.

– Она?..

До конца свой вопрос Сюзетта не задала.

– Горела желанием общаться, – ответила Беатрикс, – и проявила к этому удивительные способности, даже без слов.

– Она сказала вам?.. – съежился Алекс. – Если бы не я, ничего не было бы… Это я во всем виноват… Не надо было праздновать эту Вальпургиеву ночь.

Беатрикс нахмурила брови, открыла рот, но не успела вымолвить ни слова, как ее опередила Сюзетта, рассказав, как они устроили этот шведский праздник, как пытались помочь Ханне избавиться от опасного второго «я», о костре, об отделении неотложной помощи.

– Не надо было затевать семейные посиделки у огня. Это было глупо, не знаю, о чем я думал.

Он с силой потянул себя за волосы.

Сюзетта хотела его утешить, но не смогла дотянуться.

– Вы проявили творческий подход, – сказала Беатрикс, – и с учетом всех факторов…

– Нельзя было допустить, чтобы Сюзетта умерла… – перебил ее Алекс.

– Я в порядке.

Сюзетта чувствовала себя спокойнее и была куда меньше настроена на конфликт, чем все последние месяцы, хотя и не могла этого объяснить. Ее даже перестали беспокоить боли в животе, хотя она по-прежнему испытывала желание прикрыть рукой забинтованную щеку.

– И Ханна… Не знаю, может, в нее действительно вселился демон…

– Нет, не вселился, – протяжно и задумчиво произнесла Беатрикс. – Нам нужно о многом поговорить. Если бы выходные прошли по-другому, я, вероятно, стала бы действовать иначе и занялась оценкой состояния Ханны, о чем мы с вами говорили. Но, думаю, на это у нас нет времени.

– Что вы предлагаете? – спросила Сюзетта.

– Помните, в пятницу я сказала, что хочу кое-что посмотреть? Несколько лет назад ко мне обращалась семья, в которой тоже рос агрессивный ребенок. Ему нельзя было оставаться дома. В те времена я много занималась этой проблемой, а в пятницу позвонила в заведение, куда его поместили. На всякий случай, просто чтобы понять, есть ли у нас такой вариант. И, думаю, действительно есть.

Алекс наконец поднял голову. Сюзетта старалась прочитать выражение его лица. Она знала, что в глубине души он навсегда сохранит верность Ханне. Он питал к ней самые нежные чувства. Но как далеко супруг зайдет на этот раз? Поведение Ханны ранило его лично. Дочь предала его. Без помощи и вмешательства со стороны так дальше продолжаться не может. Сюзетта закрыла глаза, испытав облегчение оттого, что ее фантазии могут стать реальностью и Ханну хотя бы на короткое время можно будет отослать из дома, но не хотела, чтобы Алекс увидел ее радость и готовое вырваться наружу ликование.

– Вы хотите поместить ее в больницу? – спросил он.

– Да, в специализированное учреждение.

– Для душевнобольных?

– Совсем не того типа, что вы думаете.

– Ханна… она психопатка?

У него упал голос. Он поднес ко рту кулак и прочистил горло, стараясь держать себя в руках. Неужели это то, о чем он думал минувшей ночью? И их ребенок – жестокое чудовище, монстр?

– Я хочу в деталях объяснить вам мой предварительный диагноз и рассказать о «Маршз» – том самом учреждении.

Беатрикс встала.

– Мне нужно на минуту выйти на кухню, отменить десятичасовой прием и по-быстрому отправить в «Маршз» электронное письмо. Подождете меня? Я скоро.

Доктор не стала закрывать дверь, и они посмотрели ей вслед, когда она зашагала по холлу – хрупкая, как танцовщица, – и скрылась в жилой части дома. Сюзетта спустила с кушетки ноги, подвинулась и взяла Алекса за руку.

– Что думаешь о клинике? – спросила она.

– Не знаю. Нам пока ничего неизвестно. Я хочу сказать… Неужели все обстоит именно так? Похоже, что да. Только вот… ей семь лет. Почему она не может с нами жить?

– Не может, Алекс. – Сюзетта смягчила тон, понимая, что муж по-прежнему отстает от нее на несколько шагов. – Я думаю, что не может. Посмотри, что она со мной сделала. Мы не в состоянии с ней справиться…

– И поэтому нам все кажется безнадежным.

По его телу прокатилась дрожь. Сюзетта, с силой сжимавшая его руку, немного ослабила хватку своих пальцев.

– Неправда. Если Ханна больна… Будь у нее астма или лейкемия, мы ей обязательно помогли бы. И процесс этот затянулся бы надолго. Мы сделали бы все, чтобы она выздоровела. Правда?

Она была обязана поступить так ради дочери.

Алекс потер глаз и посмотрел на нее.

– А если она не поправится?

Вот она – рана, которую он так пытался скрыть. Страх перед монстром, которого нельзя будет победить.

– А если поправится?

Сюзетте не оставалось ничего другого, кроме как верить, что это возможно. Она по себе знала, как можно одолеть даже неизлечимую болезнь. Дочь не должна всю жизнь их терроризировать. Саму Ханну тоже нельзя обрекать на кошмар душевных терзаний. Сюзетта не могла простить себя за то, что не разглядела симптомов патологии раньше, но ведь хорошие родители обязаны обеспечить девочке уход, в котором она нуждается. Даже если ее придется поместить в клинику. Это ведь не навсегда.

Они молча сидели и смотрели на дочь, которая с довольным видом собирала в соседней комнате пазл, ни о чем не подозревая.

* * *

Вскоре вернулась Беатрикс с подносом благоухавшего ромашкой чая.

– Я принесла травяной чай и рогалики. Полагаю, вы не сторонники безглютеновых диет?

Они покачали головами. Доктор поставила чай на журнальный столик.

– Судя по вашему виду, что-нибудь горячее вам не повредит. Ханна завтракала?

– Да, съела немного хлопьев, – ответила Сюзетта.

– Ну что же, тогда угощайтесь.

– Спасибо, – Сюзетта сделала из чашки глоток, – вкусно.

– Я только отнесу ей что-нибудь перекусить и скажу, что мы немного поговорим.

Беатрикс намазала половинку рогалика творожным сыром с клубничным джемом и вышла из комнаты.

Они опять стали наблюдать, как доктор общается с их ребенком. Какой же вежливой и чудесной казалась Ханна, когда взяла рогалик и вонзила в него свои резавшиеся зубы. Беатрикс вернулась и закрыла за собой дверь.

– Ну что ж, прежде всего позвольте заметить, что психическое расстройство так же реально, как и любое другое. Но в силу его проявлений может выглядеть гораздо страшнее.

Она закинула ногу на ногу, положила на коленку «молескин» и вооружилась ручкой. Алекс и Сюзетта взяли себе по рогалику, стали откусывать понемногу и запивать чаем, не сводя с Беатрикс глаз.

– Если бы у меня были только ее рисунки, я могла бы прийти к выводу, что в вашей семье происходят какие-то события, вызывающие в ее душе ревность или же порождающие другие, более типичные проблемы во взаимоотношениях матери и дочери, то есть ребенка и того, кто о нем заботится, замаскированные фантазиями и игрой. Возможно, подумала бы о некоем конфликте с действительностью. Но данный случай серьезнее даже вызывающего оппозиционного расстройства. По сути, выполненные девочкой рисунки проливают свет на намерения, скрывающиеся за поступками, о которых вы мне говорили: кнопки, костер, ваши травмы…

Ваше изуродованное лицо.

– И я полагаю, что к этим намерениям следует относиться очень и очень серьезно, особенно с учетом столь быстрого нагнетания ситуации. Как я уже говорила, «Маршз» – единственное специализированное учреждение, которое мне удалось найти несколько лет назад для обратившейся ко мне семьи. Оно создано по образу и подобию аналогичного заведения в Великобритании и обеспечивает лечение детей с серьезными поведенческими расстройствами, погружая их в другую среду. Ханна будет там жить, ходить в школу и получать надлежащий уход. За ней будет осуществляться круглосуточное наблюдение. В классе, за игрой и даже ночью с девочкой обязательно будет кто-нибудь рядом…

– Больше похоже на тюрьму, – враждебно произнес Алекс, пережевывая рогалик.

– В «Маршз» разработана очень эффективная стратегия, частично основанная на изъятии ребенка из окружения, способного усугубить его проблемы.

Беатрикс немного помолчала, по очереди глядя на каждого из них.

– Врать не стану: там есть ребята из семей, где насилие цветет буйным цветом…

Сюзетта перестала жевать, к горлу подступила тошнота. Она считала: если у дочери определят психическое расстройство, это избавит их от неприятностей и ни одна живая душа не скажет, что она плохая мать. Она взглянула на мужа, едва ли не моля, чтобы он взорвался. Он смотрел на Беатрикс яростным взором, но слушал не перебивая.

– Они подвержены приступам ярости, испытывают трудности во взаимоотношениях с окружающими. Многие из них сталкиваются с коммуникативными проблемами. Но здесь очень важно понять, что в поведенческом плане для многих детей чрезвычайно важна такая составляющая, как окружение, хотя каждый ребенок выстраивает с ним сугубо индивидуальные отношения. Порой комбинация среды и отношений ребенка с ней не срабатывает, и тогда могут оказаться полезны заведения типа «Маршз». Там найдут возможность понять Ханну и достучаться до нее, а потом свяжутся с вами и подскажут, как того же можно добиться в домашних условиях.

– Звучит здорово. Это как раз то что надо, – сказала Сюзетта, вкладывая в свои слова больше энтузиазма, чем испытывала в действительности.

Но Алекс, похоже, еще не сдался.

– Может, существуют какие-нибудь… Если она больна, может, ей можно выписать какие-то препараты? – спросил он.

Беатрикс потеребила в пальцах ручку, глядя то на мужа, то на жену.

– Прошу прощения, но все не так просто. При некоторых патологиях лекарства действительно являются частью лечения. Но вот другие в большей степени базируются на изменении поведения. Вполне возможно, что психиатры «Маршз» что-нибудь вам и посоветуют, когда проведут полное обследование. У них огромный опыт лечения детей, у которых в той или иной форме диагностировали психо– или социопатию…

– Полагаете, Ханна страдает от такой же патологии? – спросил Алекс.

Его поза выдавала настороженность и отчаянное желание услышать, в чем же действительно заключается проблема.

– Ситуация Ханны уникальна. Большую часть времени она ведет себя вполне нормально, даже сдержанно и хорошо. Может, несколько замкнуто. Но налицо проблемы с речью. Она за выходные что-нибудь сказала? Эта ведьма, ее второе «я», произнесла на прощание какие-то слова?

– Нет, ничего, – ответила Сюзетта.

Перед тем как продолжить, Беатрикс сделала в блокноте запись.

– Я сообщила специалистам «Маршз» некоторые предварительные сведения, все, что мне известно на данный момент: некоторые аспекты душевного расстройства, элементы ее ошибочных представлений. Девочка наделена очень развитым воображением, а то, что для взрослого считается патологией, в случае с ребенком может означать нечто другое. Но наибольшую озабоченность вызывает расчетливый характер ее жестокости, недвусмысленные намерения и решимость, равно как и полное отсутствие даже намека на раскаяние…

– Неправда! Она сожалеет, что так поступила, – вмешался Алекс.

– Нет, она сожалеет лишь, что не смогла довести дело до конца, – сказала Сюзетта и пристально посмотрела на мужа, желая, чтобы он увидел разницу.

– На данный момент я не могу поставить точный диагноз. Девочка, вероятно, испытывает к Алексу что-то вроде сострадания или же какое-то другое чувство, хотя на вас оно не распространяется. Но мы, по сути, не понимаем, что у нее в голове и что она думает по поводу происходящего. Так что психопатию исключать нельзя.

– Боже мой, нет… – застонал Алекс.

Сюзетта взяла мужа под руку и с силой к нему прижалась. Его дыхание сделалось поверхностным и неровным.

– Это излечимо? – спросила она высоким дрожащим голосом.

Женщина слишком любила дочь, чтобы желать девочке повторения собственной судьбы. Она хотела, чтобы Ханна поправилась. Ей было страшно даже мысленно обрекать ребенка на неизменно суровое, безжалостное будущее, понимая, что дочь всегда будет ходить по краю пропасти.

– Погодите, я вижу на ваших лицах панику. Давайте не будем забегать вперед. Надо все делать по порядку. Мы постепенно узнаем о патологии Ханны все больше и больше. На мой взгляд, между социопатией и психопатией существует определенная разница, и, потом, если подобный диагноз ставят в детском возрасте, это в конечном счете даже хорошо. Дети с такого рода патологиями легче поддаются лечению, чем взрослые. Поскольку они еще окончательно не сформировались, им можно прививать другие модели поведения, модифицируя образ действий в тех или иных ситуациях, развивая способности к сопереживанию и сочувствию. Цель всех подобных усилий – активизировать участок их мозга, ответственный за эти чувства.

На мой взгляд, социопатия чаще всего представляет собой приобретенное поведение, являющееся результатом жестокого обращения или же патологии мозга. Социопаты склонны лгать и манипулировать окружающими для достижения желаемого результата, но при этом не так бесчувственны и черствы, как психопаты. Психопатия может носить генетический характер, обусловленный изменениями структуры мозга, и включать в себя как химические, так и физические компоненты. В отличие от социопатии, в ее основе может лежать дисфункция определенного участка мозга, при этом для нее характерны более агрессивные и беспощадные черты: там, где социопат прибегает к манипуляциям, психопат безжалостно нападает.

Сюзетта нашла выход из положения и поняла, как отсрочить приговор, чтобы прямо сейчас не услышать наихудшего диагноза.

– А компьютерная томография в таких случаях что-нибудь показывает? Я имею в виду, патологии? Ханне совсем недавно делали томограмму, и на ней все было в порядке.

Лицо сидевшего рядом с ней Алекса озарилось надеждой. Но Беатрикс нахмурилась.

– Вообще подобные аномалии выявляются с помощью метода магнитно-резонансной томографии с использованием особо контрастных веществ. В будущем стоит подумать о таком варианте.

Сюзетта и Алекс, тут же растерявшие весь энтузиазм, согласно кивнули.

– Я понимаю, как это выглядит в ваших глазах, но такого рода поведение, особенно в раннем возрасте, можно изменить: детей можно научить состраданию, даже если от природы оно совсем им не присуще. И подобный диагноз хоть и пугает, но отнюдь не означает, что все потеряно. Особенно в детстве. Процесс лечения, как и в случае с любым другим хроническим заболеванием, затянется надолго.

– Это как моя болезнь Крона, – сказала Сюзетта Алексу, не желая, чтобы он терял надежду. – Ханне будет трудно, но она научится и совладает со своим недугом.

Он поднял на жену глаза, полные слез.

– Вы прекрасно знаете, что в характере Ханны есть веселая, любознательная сторона. Общение с ней не раз доставляло вам неподдельное удовольствие, девочка очень талантлива и умна, – произнесла Беатрикс, подчеркивая каждое положительное слово. – Я вижу реальную, обнадеживающую основу для дальнейшей работы. Не все еще потеряно.

Алекс кивнул с более оптимистичным видом, чем раньше. Но вот Сюзетта никак не могла избавиться от страха, что когда-то ей пришлось совершить поступок, который сидящая перед ней доктор и специалисты из «Маршз» сочтут жестоким обращением с ребенком, и тем самым она превратила Ханну в социопата.

– А чем все закончилось для той, другой семьи? – спросила она. – Они опять живут вместе? С ребенком все в порядке?

– Да, у них все хорошо.

Слова Беатрикс, прозвучавшие осторожно и равнодушно, были Сюзетте ненавистны. Перспектива поместить дочь в «Маршз» привлекала ее по той причине, что решала две первостепенные задачи: отправить Ханну на какое-то время из дома и вернуть, когда они будут во всеоружии, чтобы жить дальше счастливой жизнью. Но это решение еще не сулило им беспечного будущего.

– Может, есть другие варианты? – спросил Алекс. – Амбулаторное лечение?

– Регулярные визиты к врачу, – Беатрикс покачала головой, – этого недостаточно. Если Ханна останется дома, жизни Сюзетты будет грозить реальная опасность. Это совершенно очевидно – больше чем что-либо другое.

Сюзетта едва дыша ждала, когда на нее посмотрит Алекс. Кого он выберет? Возможность того, что муж, чтобы не помещать Ханну в специализированное учреждение, предложит ей уйти и оставить их вдвоем, повергала ее в ужас.

Но когда он поднял на нее глаза, в них читалось волнение и стояли слезы.

– Зря я в тебе сомневался, – сказал он, – не исключено, что Ханна больше не может оставаться с нами по моей вине. Мне бы прислушаться к тебе раньше… Но я просто не мог поверить… всем, кто говорил, как она вела себя в школе, всем без исключения. И порой – я никогда не мог этого сказать, как не могу и сейчас, – мне тебя очень не хватало, и меня одолевало чувство вины. Вины за то, что ты была права: став родителями, мы оба очень изменились. Мысль о том, какими наши отношения были до того, как родилась Ханна, меня убивала. Ты принадлежала мне без остатка. Потом я почувствовал, что больше в долгу перед ней, ведь какой отец время от времени не сожалеет о том, что…

Она прижалась к нему лбом и схватилась за его волосы, будто он мог вытащить ее из пропасти, разверзшейся у их ног из-за того, что каждый думал об одном и том же, но слишком боялся в этом признаться.

– А потом, вчера вечером… доктор мне не поверил, но не смог ничего доказать. И Ханна его одурачила. Прижалась ко мне, будто я был ее героем, несмотря на то что тогда с ней сделал… Увидев это, я подумал: а сколько раз… Но ведь ты говорила мне о ней не один год… И все это время я всего лишь хотел защитить то, что было нашим или что мы таковым считали. Теперь я даже не знаю, что и думать. Но при этом должен тебя сберечь. Прости, я так виноват.

Он зарыдал и уронил голову Сюзетте на грудь.

Беатрикс осторожно подвинула к нему пачку салфеток, так своевременно оказавшуюся на столе. Он схватил сразу несколько и высморкался.

Сюзетта обнимала его, прижимала к себе и тихонько баюкала. Сколько пар сидело на кушетке Беатрикс, понимая, что недоумение и чувство потери никуда не денутся сами собой, без всяких усилий с их стороны? Не исключено, что и другие родители точно так же терпели крах, выслушивая страшный диагноз и чувствуя, как разум убивает призрачную надежду.

– Знаю, вам сейчас тяжело, – сказала Беатрикс, – но вы будете не одни. Я наблюдала ту семью и после того, как их ребенка поместили в «Маршз», и так же намерена поступить с вами. Я до сих пор почти ничего не знаю о вашей личной жизни, но если вы позволите поделиться известными мне сведениями со специалистами «Маршз», это очень поможет им понять, что происходит с Ханной.

– Само собой разумеется, – без колебаний согласился Алекс, сел прямо и вытер с пунцовых щек слезы.

Сюзетта ему завидовала. Если Ханну в конечном итоге признают психопаткой, ни один из них не будет в этом виноват. Но если в «Маршз» решат, что проблемы девочки стали следствием того, что они плохие родители и растили ее в неблагополучной семье, львиная доля осуждения достанется ей.

– Что нам теперь делать? – спросила она.

– Я сообщила о вас в «Маршз» и теперь должна дать им знать, когда вас ждать. Новых пациентов там предпочитают принимать по средам и субботам, но если вам нужно отвезти Ханну туда сегодня или завтра…

– Но до среды осталось каких-то два дня… – Сюзетта поражалась, как быстро меняется ситуация.

– Она ничего об этом не знает, ей надо собраться, – сказал Алекс, протестующе повысив голос.

– Я не советую вам ждать, – ответила Беатрикс. – Ханна может предпринять новое покушение на жизнь Сюзетты.

После этих слов они будто язык проглотили. Алекс тяжело вздохнул.

– Я буду дома все время, пока мы ее туда не отвезем, – пообещал он Сюзетте.

– А где это? Как часто мы сможем ее навещать? – спросила та.

– В пригороде Харрисберга, примерно в трех часах езды отсюда. Когда-то там была ферма, так что территория у них приличная. Да и места замечательные. – Беатрикс на мгновение застыла в нерешительности. – График посещений в «Маршз» определяется индивидуально, в зависимости от того, что больше всего пойдет на пользу Ханне. Приукрашивать действительность я не буду – речь может идти о трех-четырех посещениях в год. В некоторых случаях визиты родственников вообще запрещены…

– В год? Вы сказали в год? – Алекс не мог скрыть охватившего его потрясения. – И как долго она будет там оставаться?

– Здесь я тоже не буду вводить вас в заблуждение. Обычно пациенты проводят в «Маршз» от года до трех лет.

Сюзетта изумленно открыла рот. У нее не укладывалось в голове, что Ханна вернется к ним, только когда ей исполнится десять. Этого она точно не хотела. Ей требовалась передышка, несколько недель, может, месяцев. Но только не лет.

Они с Алексом переглянулись.

– Ты… против?.. – спросил он.

– А что нам еще остается делать?

Червем прогрызла себе путь непростительная мысль: не станет ли для них жутким кошмаром, если они опять останутся вдвоем?