Текст книги "От города ГУЛАГа к моногороду. Принудительный труд и его наследие в Воркуте"

ОТНОШЕНИЕ К ЗАКЛЮЧЕННЫМ

Многие узники, освобожденные из воркутинского лагерного комплекса с 1953 по 1960 год, после выхода на свободу чувствовали эйфорию757757
  Одно из самых эмоциональных описаний этого ощущения принадлежит Евгении Гинзбург: Гинзбург Е. С. Крутой маршрут. Хроника времен культа личности. М.: Астрель-АСТ, 2008. С. 559.


[Закрыть]. Александр Соломонович Клейн в стихотворении «Чудо», написанном после освобождения из Воркутлага в 1955 году, передает эмоции, которые он испытал после первого выхода из лагеря. Стихотворение начинается нотками недоверия и торжества:

 
Иду – и не верю:
один,
без охраны?!..
И радость,
и нежность,
и робость
во мне,
И всë удивляет,
и кажется странным,
Что номер
не надо
носить на спине758758
  Клейн А. Мой номер «2П-904». Автобиографические стихи и поэма. Сыктывкар: Б. и., 1992. С. 60.


[Закрыть].
 

Клейн ассоциирует свою новообретенную свободу с детской радостью и любопытством. Теперь он как будто стал жителем совершенно нового мира – мира без караульных вышек и сторожевых псов. Пережив «чудо» освобождения, он может познавать этот новый мир без страха перед насилием. Но это стихотворение заканчивается на неоднозначной ноте. В последней строфе Клейн пишет: «А руки / привычно / держу за спиной»759759
  Там же.


[Закрыть]. Недоверие, сочетавшееся с эйфорией в начале стихотворения, воскресло в форме тревоги, символом которой служило привычное автору как заключенному положение рук за спиной. Как и другие бывшие узники, Клейн не представлял, какое будущее ждет его за пределами зоны. После многих лет лишения свободы он должен был приступить к сложному, зачастую противоречивому процессу перехода к гражданской жизни в советском обществе.

Бывшие заключенные сталкивались с непониманием, предубеждением и иногда открытой враждебностью общества, в которое пытались вновь влиться. Даже в таком городе, как Воркута, где большую часть населения составляли бывшие заключенные и ссыльные, некоторые незаключенные воспринимали массовое освобождение узников со смесью страха и волнения. Что будет, если выпустить в город на волю тысячи заключенных? Будет ли безопасно на улицах, когда по ним станут блуждать осужденные убийцы и воры? А те бывшие заключенные, которых осудили за серьезные политические преступления вроде антисоветской агитации и терроризма, – станут ли они распространять в народе крамолу и антисоветчину? Смогут ли заключенные вновь адаптироваться к советскому обществу? Да и захотят ли?

Эта картина осложнялась еще и тем, что узники ГУЛАГа не всегда считали себя членами одной общности. Безусловно, быть «зеком» служило важным маркером идентичности бывших заключенных, и это играло важную роль в послегулаговских социальных отношениях760760
  Одна из самых замечательных историй об объединяющей силе общего тюремного прошлого: Росси Ж. Два рассказа // Воля. 2002. № 8–9. С. 143.


[Закрыть]. Но, с другой стороны, бывшие заключенные зачастую идентифицировали себя в первую очередь лишь с определенной подгруппой лагерного населения. Для многих ключевым фактором идентичности служила конкретная национальность, особенно для тех заключенных, которые принадлежали к подпольным лагерным организациям взаимопомощи, сформированным на базе национальной идентичности761761
  Scholmer J. Vorkuta. Chap. 6; Barnes S. A. Death and Redemption. P. 185–197. (О конструировании этничности в ГУЛАГе на примере анализа лагерной корреспонденции см.: Johnson E. Censoring the Mail in Stalin’s Multiethnic Penal System: The Use of Languages Other Than Russian in Soviet Inmate Correspondence // Rethinking the Gulag: Identities, Sources, Legacies / Ed. by A. Barenberg, E. D. Johnson. Bloomington: Indiana University Press, 2022. P. 43–66. – Прим. научн. ред.)


[Закрыть]. Другие идентифицировались с криминальными кастами, такими как «воры в законе»762762
  Varese F. The Society of the Vory-v-zakone, 1930s – 1950s // Cahiers du monde russe. 1998. Vol. 39. № 4. P. 515–538.


[Закрыть]. Многие заключенные чувствовали, что резкая граница проходит между осужденными за политические преступления и за другие виды преступлений – знаменитая линия разграничения между «политическими» и «уголовными», столь часто встречающаяся в мемуарах о ГУЛАГе. Аналогично и другие незаключенные не всегда воспринимали заключенных как однородную массу. В таком городе, как Воркута, где столь многие жители в прошлом были заключенными и лагерными служащими, обычные горожане часто считали, что бывшие заключенные по-прежнему принадлежат к тем же группам идентичности, к которым они относились в ГУЛАГе. Поэтому восприятие бывших заключенных и отношение к ним были гораздо сложнее и богаче нюансами, чем может показаться на первый взгляд.

Первая волна освобождений после смерти Сталина, так называемая бериевская амнистия от 27 марта 1953 года, явно не успокоила страхи перед потенциальным освобождением тысяч заключенных. Эти освобождения сопровождались актами насилия, хотя оно, как и везде, было направлено прежде всего против других заключенных, а не гражданского населения. Конфликты между местными жителями и только что освобожденными заключенными отягощались еще и насилием между лагерными охранниками и амнистированными узниками. С одной стороны, у многих бывших заключенных было с кем свести счеты на свободе; с другой стороны, лагерные охранники не очень-то хотели выпускать из рук неограниченную власть над заключенными, которой пользовались еще недавно. При таких условиях весьма часто происходили столкновения, сопровождавшиеся насилием. 17 мая 1953 года недавно освобожденный заключенный вышел из магазина с буханкой хлеба. К нему привязались пьяные лагерные охранники, находившиеся в увольнении, и избили ремнем. Избитый бывший узник вернулся с желанием «дать сдачи» в компании около сорока других бывших заключенных, живших неподалеку в переоборудованном лагерном бараке. Столкнувшись с большой толпой разъяренных бывших узников, охранники позвали около шестидесяти своих товарищей, и завязалось всеобщее побоище. Участники орудовали ремнями, кирпичами, ножами и кирками, и лишь каким-то чудом ни один из десяти пострадавших не получил серьезных травм763763
  ГУРК НАРК 2. Ф. 2216. Оп. 6. Д. 63. Л. 37–41; Д. 62. Л. 10–11; Д. 54. Л. 158.


[Закрыть].

Вину за этот инцидент без колебаний возложили на охранников и лагерных служащих, которые первыми завязали драку. В этом не было ничего удивительного, потому что лагерные охранники, обычно в пьяном виде, нередко избивали мирных жителей города, и подобное продолжалось уже несколько лет. Но хотя бывшие заключенные не были официально обвинены в драке, они – особенно те, кого считали выходцами из среды гулаговских «уголовных», – по-прежнему внушали подозрения и страх, а то и откровенную враждебность. Эта вспышка насилия между бывшими заключенными и другими людьми лишь усилила напряжение и укрепила взаимную подозрительность.

Страх общественности перед преступной деятельностью бывших заключенных только подкреплялся газетными статьями о преступлениях и наказаниях в городе. С июля 1953 года воркутинская городская газета печатала краткие отчеты о судебных делах под заголовком «Из зала суда»764764
  Об этих новостных выпусках в СССР см.: Dobson M. Khrushchev’s Cold Summer. P. 44–48.


[Закрыть]. Во многих статьях публиковались рассказы о том, как бывших заключенных осуждали за новые преступления, обычно мелкие кражи, ограбления квартир и хулиганство. Например, в статье от 21 октября 1956 года рассказали, как одного недавно освобожденного заключенного приговорили к двадцати пяти годам лишения свободы за двенадцать краж, совершенных с мая по июль 1956 года765765
  Заполярье. 1956. 21 октября.


[Закрыть]. Страх, что бывшие заключенные нарушат общественный порядок, не был вполне беспочвенным: в одном докладе горкому от сентября 1960 года указывалось, что 31% преступлений за первую половину того года совершили бывшие заключенные766766
  ГУРК НАРК 2. Ф. 2216. Оп. 14. Д. 108a. Л. 154.


[Закрыть].

Некоторые бывшие узники сами боялись опасности, исходившей от других бывших арестантов. В особенности бывшие заключенные, считавшие себя «политическими» и «контрреволюционерами», часто боялись стать жертвами насильственных преступлений со стороны бывших «уголовных». Бывший «политический» Олег Боровский вспоминает, как в 1956 году все боялись, что их ограбят и изобьют представители уголовного мира, недавно освобожденные из ГУЛАГа, особенно в период полярной ночи с ее двадцатичетырехчасовой темнотой. Он пишет: «Мы <…> здоровые мужики, с работы в город ездили небольшими группами, вооруженные металлическими дрынами с гайками, а некоторые из нас даже с ножами»767767
  ВМВЦ. Ф. ОФ. Д. 3094/1–2. Л. 336.


[Закрыть]. Таким образом, не только незаключенные с опаской смотрели на заключенных, но и между разными группами освобожденных узников существовало взаимное недоверие.

Но враждебность и подозрительность внушали не только «уголовные». Городские и республиканские партийные и государственные функционеры, особенно сотрудники госбезопасности (КГБ), на партийных совещаниях высказывали опасения, что некоторые бывшие контрреволюционеры якобы являются активной угрозой для советского общества. Потенциальная опасность, исходившая от бывших заключенных, актуализировалась после восстания в Венгрии, вспыхнувшего 23 октября 1956 года и через неполные две недели подавленного советскими танками и пехотой768768
  Taubman W. Khrushchev: The Man and His Era. P. 294–299.


[Закрыть]. После него ЦК разослал 19 декабря 1956 года письмо по всем республиканским, областным, городским и районным партийным организациям Советского Союза. Это письмо призывало все партийные организации усилить бдительность и активно бороться против враждебных «вылазок антисоветских элементов», происходивших в контексте недавних беспорядков в Венгрии. Среди потенциальных источников угрозы в письме выделялись недавно освобожденные заключенные. В письме признавалось, что большинство заключенных добросовестно и успешно стараются приспособиться к гражданской жизни, но указывалось, что некоторые, «особенно из числа бывших троцкистов, правых оппортунистов и буржуазных националистов», продолжают свою антисоветскую деятельность. В довольно резких выражениях авторы письма предупреждали: «Партийные организации и советские органы должны принимать самые решительные меры пресечения и поступать так, как мы всегда поступали с враждебными нашему строю людьми»769769
  Реабилитация. Как это было. Т. 2. С. 208–214. Цитата на с. 213.


[Закрыть].

Месяц спустя устойчивые выражения из этого письма прямо воспроизвел первый секретарь воркутинского горкома В. А. Шихов в своей речи на городской партийной конференции. По его словам, «среди них [бывших заключенных], особенно бывших троцкистов и буржуазных националистов, есть люди, которые злобно настроены против Советской власти, группируют вокруг себя антисоветские элементы, пытаются возобновить свою враждебную, антисоветскую деятельность». Чтобы не допустить этого, партия должна действовать в двух направлениях: во-первых, просвещать «население и бывших заключенных», чтобы дать им прививку от тлетворных влияний; во-вторых, внимательно следить и быстро пресекать действия истинно антисоветских элементов770770
  ГУРК НАРК 2. Ф. 2216. Оп. 7. Д. 92. Л. 43.


[Закрыть]. Против бывших заключенных не принимали суровых мер, но письмо ЦК и общая тревога в связи с венгерскими событиями заставили повысить внимание к деятельности некоторых бывших заключенных и усилить слежку КГБ.

Эта слежка была нацелена на три типа потенциальных оппозиционеров из бывших заключенных: политических, националистических и религиозных. Первая категория, политическая оппозиция, являлась самой аморфной из трех. Политически подозрительной деятельностью считали критику советской внешней политики, особенно в Венгрии771771
  ГУРК НАРК 2. Ф. 2216. Оп. 6. Д. 27. Л. 51–55.


[Закрыть]. К ней относили также распространение антисоветских материалов, как в случае одного бывшего заключенного, который показал свою записную книжку с «антисоветскими стихами» молодой женщине, приехавшей на Воркуту в числе добровольцев772772
  Там же. Оп. 14. Д. 17a. Л. 53.


[Закрыть]. КГБ особо интересовался и теми, кто слушал иностранные радиостанции, например Би-би-си773773
  Там же. Оп. 6. Д. 27. Л. 45–46.


[Закрыть]. Но такие травоядные антисоветчики не удостаивались и малой толики того внимания, что уделялось националистической и религиозной оппозиции.

Подозрительность в отношении опасных политических высказываний и действий бывших заключенных распространялась не только на них самих, но и на их семьи. Пока Сталин был жив, любовные и сексуальные связи с бывшими заключенными обычно влекли серьезные последствия для членов партии и комсомола. Например, в январе 1952 года местная комсомольская организация рассмотрела дело молодой женщины, которая «пыталась выйти замуж за бывшего заключенного по ст. 58-10». Ее не исключили из комсомола, но вынесли выговор, и горком комсомола обратился на ее место работы с просьбой понизить ее в должности774774
  Там же. Ф. 1791. Оп. 1. Д. 27. Л. 24–25.


[Закрыть]. Подобные вещи практиковали до конца пятидесятых годов, что говорит о значительной степени преемственности в отношении к незаключенным, заводившим связи с бывшими заключенными. Например, в 1958 году несколько женщин – членов партии, вышедших замуж за бывших заключенных, получили выговор в резких выражениях на заседании горкома. Кажется, никого из них не исключили из партии, но недоброжелательное внимание к ним было ясным сигналом, что лояльность членов партии, состоящих в браке с бывшими заключенными, находится под большим вопросом775775
  ГУРК НАРК 2. Ф. 2216. Оп. 14. Д. 19a. Л. 49; Д. 19. Л. 94; Д. 17a. Л. 56.


[Закрыть].

Как и в западных приграничных областях Советского Союза, подозрительная деятельность бывших националистов представляла особый интерес для воркутинского КГБ776776
  Weiner A. Empires Pay a Visit. P. 360–371.


[Закрыть]. В начале пятидесятых годов большинство заключенных в воркутинской лагерной системе были нерусскими, и потому нерусские составляли большинство заключенных, освобожденных в пятидесятых годах. За десять лет после смерти Сталина местные сотрудники КГБ отмечали разнообразные виды потенциально подрывной националистической деятельности в Воркуте и ее окрестностях. В 1956 году почти двести бывших заключенных из Латвии собрались на кладбище в Инте (ближайшем городе к югу от Воркуты) на открытие памятника латышам, умершим в лагерях. По словам начальника местного управления КГБ Курашова, собравшиеся бывшие заключенные произносили «антисоветские речи» и пели национальный гимн «буржуазной» Латвии под музыку духового оркестра777777
  ГУРК НАРК 2. Ф. 2216. Д. 92. Л. 106.


[Закрыть]. Таким образом, собрание с целью почтить память умерших товарищей выглядело, как минимум в глазах КГБ, политизированным событием с опасными националистическими обертонами.

Горизонтальные связи между заключенными одной национальности, создававшиеся внутри лагерей, часто воспроизводились и на свободе. Подобное социальное взаимодействие легко вызывало подозрения, будто неисправимые националисты-повстанцы беспрепятственно разгуливают по городу. Многим осужденным националистам в конце пятидесятых годов поневоле пришлось вернуться в Воркуту после безуспешных попыток возвратиться в родные места в западных приграничных областях, и этот нюанс только усиливал атмосферу подозрительности и тревоги778778
  ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 4851; Weiner A. Empires Pay a Visit. P. 333–376.


[Закрыть]. С точки зрения местных сотрудников КГБ, повторная депортация бывших заключенных способствовала росту стереотипов и подозрений по отношению к бывшим заключенным нерусской национальности, особенно с Западной Украины. Для депортированных заключенных отправка назад в Воркуту была болезненным напоминанием о несмываемом клейме, наложенном на них советской властью с ее политикой идентичности. Это лишь укрепляло связи соплеменников в послесталинский период.

С точки зрения партийных функционеров и сотрудников КГБ, предполагаемая деятельность националистов была особенно опасна тем, что бывшие заключенные могли заразить вирусом антисоветского национализма множество молодых завербованных работников, приезжавших в город в пятидесятых и шестидесятых годах. Например, в 1958 году в одной квартире справляли день рождения. На этом собрании бывшие заключенные из Литвы «пели националистические песни, песни бывшей буржуазной Литвы»779779
  ГУРК НАРК 2. Ф. 2216. Оп. 14. Д. 17a. Л. 53.


[Закрыть]. Больше всего партийных функционеров встревожило празднование дня рождения новоприбывшего демобилизованного солдата, а не бывшего заключенного. Это было гораздо серьезнее: выходило так, что неисправимые националисты, справедливо отбывшие свои сроки за борьбу против советской власти в Прибалтике, могут сбить с пути впечатлительную молодежь. В свете указаний ЦК этот день рождения выглядел как угрожающая попытка индоктринировать лояльного советского гражданина.

Наконец, еще одна область интереса КГБ в плане потенциальной оппозиционности в Воркуте во второй половине пятидесятых годов появилась благодаря возобновлению антирелигиозной пропаганды при Хрущеве и его непрерывной борьбе против религиозных верований в Советском Союзе780780
  Paert I. Demistifying the Heavens: Women, Religion, and Khrushchev’s Anti-religious Campaign, 1954–64 // Women in the Khrushchev Era / Ed. by M. Ilic, S. E. Reid, L. Attwood. New York: Palgrave Macmillan, 2004. P. 203–221; Zhidkova E. The Antireligious Campaign in Kuibyshev Oblast’ during the Thaw // Russian Studies in History. 2011. Vol. 50. № 1. P. 3–18.


[Закрыть]. В Воркуте религиозные «сектанты» часто служили объектом слежки КГБ в связи с этой кампанией. В 1957 году сотрудник городского управления КГБ рапортовал, что в Воркуте действуют религиозные группы всех типов, в том числе свидетели Иеговы781781
  Организация включена Минюстом РФ в реестр террористов и экстремистов Росфинмониторинга.


[Закрыть], баптисты и меннониты. Неудивительно, что бывшие заключенные и их семьи часто фигурировали в рапортах о деятельности этих групп. Чекисты особо выделяли свидетелей Иеговы. Согласно одному донесению, «иеговисты в различных районах города нелегально собираются для отправления религиозных обрядов, проводят работу по вербовке в секту новых членов, среди верующих и граждан распространяют иеговистскую литературу, поддерживают связи с единоверцами, проживающими в различных областях Советского Союза, и иеговистскими миссионерами капиталистических государств». Религиозные группы часто собирались на квартирах бывших заключенных, многие из которых уже отбыли сроки в сороковых и начале пятидесятых годов за свои неортодоксальные религиозные верования. Такие люди, как Король Прокопьевич Нищий, бывший узник, ныне работавший кузнецом на шахте № 30, руководили регулярными еженедельными сходками, где собирались до двадцати шести участников. Но самым опасным в деятельности свидетелей Иеговы властям представлялся открытый отказ многих из них участвовать в выборах782782
  ГУРК НАРК 2. Ф. 2216. Оп. 6. Д. 27. Л. 48–51. Цитата на л. 48.


[Закрыть].

Как и в большинстве случаев потенциально опасной «антисоветской» деятельности, местные сотрудники КГБ и партийные организации применяли политику арестов зачинщиков и решительных мер по пресечению религиозной пропаганды. Профилактические меры включали в себя публикации в местной газете с резкой критикой и разоблачениями сектантов. Например, в марте 1959 года в местной газете вышла большая статья с рассказом о Кривчуке, бывшем заключенном, который стал свидетелем Иеговы, пока отбывал срок за украинский национализм. Вскоре после освобождения в 1955 году его призвали в армию, а затем арестовали вторично, на этот раз за то, что он заманивал сослуживцев в свидетели Иеговы. Теперь он жил в Воркуте, «окончательно порвав с сектантами „Свидетели Иеговы“, начал трудиться <…> Он жизнерадостен, общителен и благодарен товарищам по труду, принявшим его в свою рабочую семью». Мораль состояла в том, что душевный мир нужно искать не в религии, а в коллективном труде783783
  Кривчук обвиняет // Заполярье. 1959. 21–22 марта.


[Закрыть]. Несмотря на репрессии и пропаганду, «сектанты» продолжали существовать, особенно свидетели Иеговы; в 1961 году один их лидер по фамилии Казак, работавший на шахте № 9, был арестован, а большое количество религиозной литературы, найденной у него в доме, конфисковано784784
  ГУРК НАРК 2. Ф. 2216. Оп. 15. Д. 13. Л. 20.


[Закрыть]. Слежка за бывшими заключенными, которых подозревали в нелегальной религиозной деятельности, продолжалась и в шестидесятых годах.

Фактически КГБ продолжал следить за бывшими заключенными еще долгое время после Хрущева. В 1967 году бывший заключенный Павел Негретов был официально допрошен КГБ по поводу планов его жены съездить в Западную Германию навестить семью. Допрос начался с того, что незнакомый человек, назвавшийся агентом КГБ, подошел к нему на автобусной остановке и пригласил на беседу. Хотя официально темой разговора была поездка жены, Негретов вскоре понял, что на него давят из‑за деятельности во время Второй мировой войны. Во время войны он вступил в «Национальный трудовой союз нового поколения», протофашистскую организацию русских эмигрантов на Западе. За это его приговорили к пятнадцати годам в ГУЛАГе. Теперь, двадцать лет спустя, воркутинский КГБ просил Негретова написать письмо с осуждением этой группы, возродившейся в форме антикоммунистической организации «Национальный трудовой союз». Негретов категорически отказался785785
  Негретов П. Все дороги ведут на Воркуту. С. 142–145.


[Закрыть]. Непрекращавшаяся слежка КГБ постоянно напоминала Негретову и другим бывшим заключенным об их статусе аутсайдеров. Люди, подозреваемые в потенциально антисоветской политической, националистической и религиозной деятельности, еще долгое время после освобождения служили жертвами подозрений, слежки, давления и даже арестов.

СТРЕМЛЕНИЕ К РЕАБИЛИТАЦИИ

Перспективы бывших заключенных в советском обществе дополнительно осложнялись их правовым статусом. Одно лишь освобождение из ГУЛАГа не вело к немедленному восстановлению всех прав советского гражданина. Заключенные, чьи приговоры не были отменены и кто не был официально «реабилитирован» государством, сталкивались с разнообразными ограничениями гражданских прав786786
  Elie M. Ce que réhabiliter veut dire. P. 101–113.


[Закрыть]. Главным из этих ограничений было то, что заключенные, осужденные за «особо опасные преступления» и не реабилитированные, обычно не получали полноценных паспортов, дававших право жить в любом месте Советского Союза. Вместо него они получали так называемый паспорт с минусом, который не позволял им жить ближе 101 километра к большим городам и в приграничных зонах с ограниченным доступом787787
  Adler N. Gulag Survivor. P. 28; Elie M. Les anciens détenus du Goulag. P. 249–250.


[Закрыть]. Нереабилитированные заключенные обычно не могли вступить в КПСС или восстановиться в ней, и этот фактор существенно ограничивал их социальную мобильность. У них не было прав даже на ту символическую денежную компенсацию, которую получали по советским законам реабилитированные заключенные (две месячные зарплаты). Годы, проведенные в тюрьме, лагере и ссылке, не засчитывались при начислении премий и пенсий788788
  Реабилитация. Как это было. Т. 1. С. 257–259.


[Закрыть]. Словом, нереабилитированные бывшие заключенные были с правовой точки зрения гражданами второго сорта.

Перспектива реабилитации бывшего заключенного в значительной степени зависела от того, как именно конкретного человека освободили из лагеря. Люди, чьи сроки истекли или были сокращены центральными и местными комиссиями, работавшими в 1954–1956 годах, обычно освобождались без реабилитации. Освобожденных по УДО и по амнистиям обычно тоже не реабилитировали. Из 100 с лишним тысяч заключенных, освобожденных из лагерей Воркуты с 1953 по 1960 год, имели хоть какие-то шансы на немедленную полную реабилитацию только те, кого освобождали центральные и местные комиссии в 1954–1956 годах. Одним из таких заключенных был Василий Егорович Романовский, арестованный в 1953 году по обвинению в подготовке покушения на Сталина. Поскольку единственным доказательством его вины служил визит в Оружейную палату в Кремле, комиссия по пересмотру уголовных дел в Воркуте в мае 1956 года единогласно постановила реабилитировать и освободить его789789
  Реабилитация. Как это было. Т. 2. С. 120.


[Закрыть]. Но Романовский принадлежал к явному меньшинству, поскольку эти комиссии давали полную реабилитацию лишь в очень немногих случаях790790
  Согласно Марку Эли, комиссии 1954 года реабилитировали осужденных только по 4% дел, которые они рассматривали, а комиссии 1956 года реабилитировали только 6,5%: Elie M. Ce que réhabiliter veut dire. P. 104.


[Закрыть]. Подавляющее большинство узников, освобожденных из воркутинских лагерей, не были реабилитированы сразу после освобождения. Кроме того, правовой статус освобожденных людей создавал большую путаницу из‑за того, что массовыми освобождениями руководили несколько разных государственных органов и проводили их при помощи разных механизмов791791
  Dobson M. Khrushchev’s Cold Summer. P. 53.


[Закрыть].

Поэтому подавляющему большинству бывших заключенных для реабилитации приходилось писать письма, апелляции и ходатайства в центральные государственные органы792792
  Adler N. Gulag Survivor. Chaps. 3, 5; Dobson M. Khrushchev’s Cold Summer. Chap. 2.


[Закрыть]. Некоторые, например Леонид Маркизов, получали реабилитацию в течение нескольких лет после освобождения в результате успешной апелляции793793
  Маркизов Л. П. До и после 1945. С. 155.


[Закрыть]. Другие, как Александр Клейн, ждали больше десяти лет794794
  Клейн А. Улыбки неволи. С. 286.


[Закрыть]. Остальные, такие как Юрий П., Галина С. и Павел Негретов, были реабилитированы только в девяностых годах795795
  Юрий П., интервью с автором, цифровая запись, Воркута, Россия, 1 июня 2003 года; Галина С., интервью с автором, цифровая запись, Воркута, Россия, 14 мая 2003 года; Негретов П. Все дороги ведут на Воркуту.


[Закрыть]. Исход дела зависел не только от конкретных обстоятельств каждого лица, подававшего апелляцию. На него влияли и другие факторы. Как указала Мириам Добсон, процесс вынесения решений по апелляциям сильно зависел от человеческого фактора и потому исход в значительной степени определялся личностью чиновника, принимавшего решение по апелляции796796
  Dobson M. Khrushchev’s Cold Summer. P. 54.


[Закрыть]. Кроме того, судебный аппарат с трудом справлялся с потоком запросов о пересмотре уголовных дел. К концу хрущевской эпохи, по оценкам, Министерство юстиции успело рассмотреть лишь около трети дел лиц, осужденных за «контрреволюционные преступления» с двадцатых годов до смерти Сталина. Наконец, на перспективы апелляций о реабилитации значительно влияла общая политическая ситуация в Советском Союзе. При Леониде Брежневе процесс реабилитации физических лиц и групп не прекратился, но его темп значительно замедлился797797
  Elie M. Ce que réhabiliter veut dire. P. 105, 108.


[Закрыть].

Из всех правовых ограничений, с которыми сталкивались многие заключенные, несомненно, тяжелее всех были паспортные. Согласно историку Марку Эли, около половины заключенных, освобожденных из ГУЛАГа в эпоху Хрущева, получили неполноценные паспорта798798
  Elie M. Les anciens détenus du Goulag. P. 250.


[Закрыть]. Для заключенных из Москвы, Ленинграда и других крупных городов получение неполноценного паспорта означало невозможность вернуться домой. Так было с Галиной С., которая долго жила в Москве, а в 1952 году была арестована и отправлена отбывать наказание в Воркуту. Когда Галину освободили, начальник «специальной части» лагерного отделения выдал ей справку об освобождении и паспорт (с ограничениями). Начальник спросил ее, как полагалось, куда она собирается ехать. Она ответила: «В Москву», на что чиновник ответил: «Вас там не пропишут». Но дочь Галины жила в Москве, и она была твердо намерена туда ехать. Прожив почти месяц в столице, Галина поняла, что начальник был прав: ее не могли прописать, несмотря на то что ее дочь и сестра были москвичками. Без полной реабилитации у Галины практически не было шансов в Москве. «Куда еще я могла поехать, кроме Воркуты?» – сказала она мне799799
  Галина С., интервью с автором, 14 мая 2003 года.


[Закрыть]. Но большинство заключенных воркутинских лагерей происходили не из больших городов, поэтому паспортные ограничения сдерживали их мобильность, но не мешали вернуться домой после освобождения.

Тысячам бывших заключенных также пришлось пройти через процесс международной репатриации. Среди заключенных Воркутлага и Речлага доля лиц нерусской национальности была выше среднего, и также там содержались тысячи узников, заявлявших о гражданстве другого государства. Например, в начале 1953 года в этих лагерях содержалось 2626 иностранных граждан, большинство которых прибыли из Германии, Польши и Венгрии800800
  ГАРФ. Ф. Р-9414. Оп. 1. Ч. 2. Д. 492.


[Закрыть]. Для них освобождение было только первым шагом к получению разрешения вернуться на родину. Некоторые заключенные иностранцы вернулись домой сразу после освобождения, такие как Йозеф Шолмер, освобожденный из Воркуты в декабре 1953 года и вернувшийся в Восточную Германию в начале 1954 года801801
  Scholmer J. Vorkuta. Chap. 12.


[Закрыть]. Но многим после освобождения из лагеря пришлось пройти долгий процесс получения разрешения на репатриацию. Например, к 1955 году десятки бывших заключенных-поляков запрашивали разрешения на репатриацию в Польшу. Такой процесс требовал согласования не только с МВД, но и с Министерством иностранных дел. Поэтому прошения из Воркуты могли долго блуждать по московским учреждениям802802
  См., например: ГАРФ. Ф. Р-9479. Оп. 1. Д. 910. Л. 216–217.


[Закрыть]. Но репатриация вскоре начала набирать обороты, и в декабре 1955 года с воркутинского вокзала отправился целый эшелон заключенных поляков803803
  Там же. Д. 920. Л. 313–314.


[Закрыть]. В отличие от советских граждан нерусской национальности, многие из которых остались в Воркуте на десятки лет, к концу пятидесятых годов в городе вряд ли осталось хоть сколько-нибудь иностранных граждан.