Текст книги "Персия: эра войны и революции. 1900—1925"

Часть VII
Формирование нового облика Ирана

Большой город и книжная культура

Как трансформировалась в первой трети минувшего столетия не только культура Ирана, но и повседневная жизнь общества и отдельных людей? К примеру, уже на грани XIX и XX веков – и тем более к концу первой трети минувшего века – столица страны начала обновляться, становясь вполне современным для тогдашнего мира городом. Появились широкие проспекты, многоэтажные дома, городские парки и здания официальных учреждений. Но при этом неминуемо терялась часть традиций общинной жизни, которые бытовали в средневековых городах или сельских поселениях. Ведь в большой город переезжало множество разных людей, и у них не могло быть общей коллективной памяти. Одновременно с этим формировались новые группы населения и социально-культурные формы. «С 1921 г. … Иран смог вступить в письменную культуру, – пишет Ниматулла Фазели в книге «Современная иранская культура». – В результате появились технологии, ее производившее, а именно: издательское дело, школьная система, университетская система, а также ценности и убеждения, поддерживающие письменную культуру. Появился также средний городской класс, располагающий достаточным количеством времени для чтения книг».

«Реза-хан со своими казаками совершил бросок из Казвина на Тегеран, захватил его без боя 21 февраля 1921 года, произвел нужные ему аресты и стал “сильным человеком”.

Англо-иранский договор все-таки был отменен, но и советско-иранский заключен такой, что Ирану уступили все концессии и имущество, принадлежавшее империи и русским подданным. Будучи военным министром, а потом премьером, Реза-хан заигрывал с шиитским духовенством и, в частности, покровительствовал великому аятолле Хаери Язди. Он рассыпал заверения, что желает способствовать независимости и процветанию Персии, наводил порядок, подавлял восстания племен, ездил в Кум, где договорился с шиитскими лидерами о преждевременности установления республики.

В конце 1925 года с согласия парламента Каджары были низвергнуты, и на престоле появился новый шах Реза, принявший претенциозную фамилию Пехлеви, которая ассоциировалась у иранцев с Сасанидами. На дочери Йездегерда, последнего царя этой династии, был женат, по преданию, имам-мученик Хусейн. Сразу же проявились диктаторские замашки шаха Резы и страсть к обогащению».

Д.А. Жуков. Иран: от Хомейни до Хаменеи

В это время произошло соприкосновение, а порой и стремительно столкновение традиционного общества и устоявшегося жизненного уклада с «модерном» – новейшими тенденциями во всех сферах общественной и частной жизни. Для Ирана особое значение имело осмысление собственной самобытности, как на традиционном, так и на актуальном уровне. Этот процесс, в котором огромную роль играли традиции гуманитарного знания, прежде всего классической философии, развивался параллельно с не менее сложным ходом трансформации государственного устройства Ирана. Не менее важным было и осознание истинных намерений стран Запада, долгое время руководствовавшихся в своем отношении к государствам Востока преимущественно стереотипами колониальной эпохи.

«Во времена Пехлеви в результате модернизации “сверху” постепенно сформировалась система иранского городского планирования. На основании программ, нацеленных на активное участие в делах городов, государство получило ключевую роль в структурном изменении городов (особенно Тегерана). Теперь Тегеран можно уподобить Санкт-Петербургу XIX века».

Ниматулла Фазели. Современная иранская культура

Сам Реза-шах заявлял своим подданным, что во славу родины нужно воздерживаться от «ношения иностранной одежды. Иранец должен использовать ткани иранского производства. Галстук должен быть сделан в Йезде, а не в Европе… Женщины должны отбросить чадру и наряду с мужчинами появляться в обществе. Отменяются титулы – такой-то ад-доуле или такой-то ас-салтане. Вместо титула нужно выбрать фамилию семьи. Вывески магазинов должны оформляться на персидском языке, а не на европейских…».

Волей Резы-шаха для иранских военнослужащих и государственных чиновников был введен особый головной убор – пехлеви, своей формой напоминающий французскую высокую шапку с козырьком.

Помимо этого, проводя реформы, шах повелел отменить ношение традиционных национальных костюмов, вызвав массовые возмущения в кочевых племенах, для которых сформировавшийся поколениями костюм и головной убор на протяжении столетий были узнаваемым знаком их этнической идентичности.

Писатель Ольга Шатохина специально для этой книги так оценивает ситуацию с принудительной переменой облика подданных нового персидского владыки: «В этих распоряжениях, относящихся к одежде, явно заметна двойственность. Ткани и портные – местные, но фасоны непременно западные. То есть энергичную вестернизацию всей жизни в ее наиболее тесно затрагивающей любого человека повседневности (одежду-то всякий надевает каждый день) планировалось сочетать со столь же энергичным продвижением собственных товаров и предметов роскоши. По части роскоши персидская традиция во все времена могла дать Западу сто очков вперед, но Реза-шах хотел одновременно на равных играть с Европой на поле ее традиции. Мол, мы не перенимаем моду у вас, эта одежда – такая же наша собственная, как и у вас. Отсюда резкие запреты на традиционные головные уборы – все должны носить европейские шляпы. Фетр для их изготовления может быть и местным, и должен быть таковым, но главное – облик, облик! Персия – не отсталая страна! Все свое – и не хуже, чем в Париже! Поэтому и женщинам было предписано срочно отказаться от чадры, причесаться по-европейски и выходить в свет… На самом деле упомянутая двойственность – еще и предвестье “заката Европы”, о котором как раз в те времена в ней самой и заговорили. Лучшее европейское платье – “мужское, дамское и детское” – уже совсем не обязательно европейского производства… И способность его носить вовсе не отличительная черта коренного европейца. Мода на традиционную одежду, на заимствования из нее, уже дает о себе знать в фантазиях лучших модельеров, пока еще только все в той же Европе, где расцветает стиль ар-деко. Но игра под девизом “мы ничуть не хуже” пока еще идет в рамках английского костюма. Пусть даже ткань для него соткана далеко от английских мануфактур…»

В Иране была введена всеобщая воинская повинность, деятельность иранской армии (разделенной по родам войск) определялась новым уставом, для подготовки кадров начали работать офицерские училища, поскольку шах решил заменить офицеров из представителей элиты на выходцев из средних слоев, получивших военное образование и лояльных к шаху.

Произошли преобразования и в экономической жизни Ирана – был создан Национальный банк Ирана, в стране строились текстильные предприятия, наиболее быстро развивалась пищевая и строительная промышленность, прокладывались железные дороги и автомагистрали. В Иране была введена единая система судопроизводства, стали действовать Свод коммерческих законов, Уголовный и Гражданский кодексы.

Современный облик Тегерана в заметной степени связан с именем и заслугами архитектора Николая Маркова, выходца из России. По его проектам были возведены несколько десятков зданий, в том числе семь мечетей, среди которых весьма известные Фахрэт Доуле и Амин Доуле. Также им спроектированы здания Министерства финансов, Военного министерства, Министерства юстиции, Главпочтамта, посольства Италии, здания старого муниципалитета и Альборз-колледжа, многие другие значимые постройки.

Николай Марков появился на свет в Тифлисе в 1882 году. Он был потомком старинного дворянского рода, ведшего свою родословную от Марка Росса, или Марка Толмача, посла великого князя Иоанна III при дворе Узун-Хасана, правителя Ак-Коюнлу и родственника будущей династии персидских владык Сефевидов.

Марков обучался на архитектора в Императорской академии художеств, а потом окончил Персидское отделение Восточного факультета Санкт-Петербургского университета. После начала Первой мировой войны добровольно ушел на фронт, служил в Кавказской армии. Потом на Персидском фронте стал адъютантом генерала Баратова.

Когда произошла Октябрьская революция, Марков был уже капитаном инженерных войск. Из Тифлиса он уехал в Тегеран, где поступил на службу в Персидскую казачью бригаду. Впоследствии он успешно совмещал занятия архитектурой и военную службу, достигнув генеральского чина.

Николай Марков с большим уважением относился к традиционной архитектуре и принятым в Иране методам строительства, поэтому созданный им архитектурный стиль гармонично вписался в старинную застройку столицы Ирана. Он изучал местные строительные материалы – кирпич, камень, черепицу, традиционную штукатурку – и в своей работе отдавал им предпочтение. Впоследствии один из видов местного кирпича, который Марков особенно часто использовал при возведении зданий, получил название «аджоре Маркови», то есть «кирпич Маркова».

Был и еще один выходец из Российской империи, который внес свою лепту в архитектурное убранство Тегерана. Это Владислав Городецкий, создатель известного как примечательный образец стиля модерн Дома с химерами в Киеве. В конце 1920-х годов он работал в Иране в области железнодорожного строительства, и одним из самых заметных его произведений стал Тегеранский вокзал. Городецкий умело связал в единое целое традиционные архитектурные формы и модные тогда европейские тенденции, и это – при строгом лаконизме общего решения. Также Городецким был спроектирован один из дворцов в комплексе Саадабад. Там тоже сочетались восточные и западные мотивы, но в более парадном варианте.

Великолепные памятники персидской архитектуры, прославленное в веках искусство создания живописных миниатюр неоднократно становились источником вдохновения для художников из самых разных стран. Среди тех, кого персидская традиция впечатлила всерьез и надолго, хорошо известен художник русского происхождения Павел Иванов, работавший под псевдонимом Поль Мак.

Способности к художественному творчеству проявились у него еще в детстве, а вскоре после окончания гимназии в Москве он уже сотрудничал в качестве карикатуриста со многим журналами, посвященными театральному искусству. Его шаржи и остроумные жанровые сценки пользовались большой популярностью. Это был расцвет Серебряного века, и в тогдашних работах Иванова запечатлелось все многообразие его утонченной противоречивости, когда насмешливый взгляд мог сочетаться с воспеванием красоты, а отображение бурных страстей – с искренним стремлением к высокому. Поль Мак создал сатирические портреты С.В. Рахманинова, Н.К. Рериха, Н.С. Гончаровой, М.М. Фокина, В.Ф. Нижинского, Анны Павловой и многих других.

Во время Первой мировой войны Поль Мак окончил военное училище и был произведен в офицеры, проявил немалую доблесть на полях сражений, был произведен в капитаны и награжден Георгиевским крестом, а во время знаменитого Брусиловского прорыва получил тяжелое ранение. После революции вместе с женой уехал на юг России, а оттуда перебрался в Персию, где поселился в Тегеране.

Поначалу художник зарабатывал себе на жизнь, тренируя скаковых лошадей. Но в то же самое время он сосредоточенно изучал технику классической персидской миниатюры. Это позволило ему создать новый оригинальный стиль живописи, в котором традиционные старинные приемы органично переплелись с легкостью рисунка, свойственной признанному мастеру шаржей, будучи дополнены элементами утонченного модерна и мотивами, унаследованными от древнерусской живописи. Это принесло живописцу известность среди ценителей искусства. В 1926 году в Тегеране с большим успехом прошла выставка его работ – миниатюр на восточные темы («Саломея», «Шехеразада», «Тамерлан», «Чингисхан», «1001 ночь») и жанровых зарисовок из персидской жизни.

Поль Мак был представлен британским министром сэром Перси Лорейном шаху Реза Пехлеви, давшему Маку персидское подданство и позже сделавшемуся придворным художником. Среди работ художника – выполненный в технике персидской миниатюры монументальный, занимавший четырнадцать квадратных метров, портрет шаха на Павлиньем троне, размещенный в тронном зале Голестанского дворца в Тегеране.

«О торговле с Персией»

25 декабря 1930 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло документ, регламентирующий торговлю с Персией. В тексте было указано: «Согласиться на установление в торговом договоре с Персией из принципа конечного нетто-баланса при условии, что Персидское правительство снимает вытекающие из персидского валютного законодательства ограничения в отношении нашей торговли…

Установить такие цены на покупаемые и продаваемые в Персии товары, чтобы они были конкурентоспособными с соответствующими иностранными товарами на персидском рынке…»

10 июня 1931 года на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) было утверждено «О торговле с Персией». В нем предусматривалось начало переговоров с Тегераном о заключении торгового договора сроком на 3 года вместо предложенного Персией заключения годового временного соглашения по режиму торговли. Советское руководство соглашалось на принятие персидской денежной единицы (крана) как расчетной валюты при покупках и продажах в Персию, а также допуская расчет ею и на советской территории. Помимо других условий, в переговорах с персидским правительством планировалось добиться сохранения деятельности советских хозяйственных организаций на персидской территории и упоминался ряда товаров, в экспорте которых Советский Союз был заинтересован (спички, лес, метизы, хлопчатобумажные ткани, одежда…).

«Уход Советов из Персии создал военно-политический вакуум. Персия, по словам официального биографа лорда Керзона, “оказалась со всех сторон окруженной британскими пикетами”. Из Персии английские войска шли на Кавказ и в русский Туркестан. Но с поражением Деникина на суше и на Каспийском море большевики продвинулись до персидского порта Энзели (ныне Пехлеви). Англичане отступили. Позже части Красной армии, принимавшие приказы от грузинских коммунистов, в частности, от Сталина, закрепились на севере Персии и основали так называемую Гилянскую советскую республику, которую Ленин и Чичерин впоследствии отдали на слом, утверждая, что лишенная пролетариата Персия еще не созрела для коммунистической революции.

Военный министр Реза-хан Пехлеви, позже провозгласивший себя шахом и основавший новую, Пехлевийскую династию, произвел 21 февраля 1921 года государственный переворот и сформировал новый кабинет, который немедленно расторг англо-персидское соглашение от августа 1919 года. 26 февраля был подписан договор между РСФСР и Персией. Советское правительство по договору отказывалось от всех конвенций и соглашений, “заключенных бывшим правительством России с третьими державами во вред Персии и относительно ее”. Однако в статье 6-й договора предусматривалось, что, если со стороны третьих стран будет иметь место вооруженное вмешательство в Персии с целью поставить под угрозу границы РСФСР или ее союзников и “если Персидское Правительство после предупреждения со стороны Российского Советского Правительства само не окажется в силе отвратить эту опасность, Российское Советское Правительство будет иметь право ввести свои войска на территорию Персии, чтобы, в интересах самообороны, принять необходимые военные меры”. Это значило: если британская армия вернется в Персию, большевистские войска тоже придут.

Реза не был ни революционером, ни реформистом. Он принадлежал к типу правителей, и он понимал, что, чтобы править, он должен избавить Персию от господства двух иностранных держав. Аманулла воображал себя Петром Великим Средней Азии…»

Фишер Луис. Жизнь Ленина

Беглый секретарь Сталина

Среди событий, связанных с отношениями Персии и раннего СССР, особое место занимает история бегства за границу Бориса Бажанова. Он с 1923 года занимал должность секретаря Политбюро и помощника Сталина по делам Политбюро. Поэтому его часто называют личным секретарем советского вождя, хотя официально он так не именовался никогда. На принятие решений Бажанов, конечно же, не влиял, но был в курсе отношений между членами Политбюро, видел все закулисье тогдашней советской политики, как внутренней, так и внешней.

Решение эмигрировать он сам объяснял тем, что разочаровался в коммунистических идеях и особенно в том, к чему они приводили в реальной жизни. Каганович, когда-то рекомендовавший его Сталину, утверждал, что его прежний протеже «попал под влияние зиновьевцев» и поэтому сбежал за границу. Можно предположить, что реальные мотивы, побудившие Бажанова к бегству, лежали не столько в идеологической, сколько в практической области: наблюдая воочию безжалостную борьбу за власть среди группировок большевистского руководства, он осознал опасность своего положения. Все шло к полной и окончательной победе Сталина, но, кто бы ни победил, мог усмотреть в секретаре Политбюро слишком осведомленного свидетеля. К моменту бажановского бегства уже произошла и альтернативная демонстрация троцкистов к 10-летию Октябрьской революции, и сам Троцкий был не только снят со всех постов, но и исключен из партии. Впрочем, готовиться к эмиграции помощник Сталина начал еще раньше и весьма тщательно.

Как писал Бажанов в мемуарах, он стал искать пути к бегству и понял, что польская граница надежно охраняется, румынская прикрыта естественной преградой – рекой Днестр. Попытка не вернуться из Финляндии сорвалась по личным причинам, а потом Бажанова перестали выпускать за границу. И спасением ему показалась далекая, если смотреть из Москвы, экзотическая, но относительно открытая Персия. «…Изучая карту, я останавливаюсь на Туркмении. Ее населенная полоса тянется узкой лентой между песчаной пустыней и Персией. И столица – Ашхабад – находится всего километрах в двадцати от границы. Не может быть, чтоб там не нашлось возможности легально приблизиться к границе… Я решаю бежать в Персию из Туркмении».

И Борис Георгиевич Бажанов начал свой путь в Персию. «В Ашхабаде я явился к первому секретарю ЦК Туркмении Ибрагимову. Я его знал по ЦК. Когда я был секретарем Политбюро, он был ответственным инструктором ЦК и рассматривал меня как большое начальство. Тем более он был удивлен моему приезду. Первая идея – я приехал на его место. Я его разубедил, объяснил, что я хочу на маленькую низовую работу…» Потом Бажанов назвался страстным охотником, причем, непременно на крупную дичь. Под этим предлогом запросил у начальника 46-го пограничного отряда войск ГПУ, который нес охрану границы СССР и Персии, два карабина и два пропуска на право охоты в пограничной полосе. Почему два пропуска? По словам бывшего секретаря Сталина, он умудрился привезти с собой из Москвы знакомого, который, как Бажанову было известно, ведет за ним слежку для ГПУ. И даже устроил того «на небольшую хозяйственную работу». Зачем он так поступил, вряд ли кто-то может сейчас сказать. То ли решил изощренно пошутить, то ли предпочел использовать уже известного агента вместо необходимости соображать, кого приставят вместо него.

Обзаведясь пропуском в пограничную полосу, Бажанов стал выяснять, хорошо ли охраняется персидская граница. «Часто, разговаривая с Ибрагимовым, я расспрашивал его о Персии. Меня смущает, что железная дорога – наша главная связь со страной – проходит все время по самой персидской границе. В случае войны персам ничего не стоит перерезать нашу главную коммуникационную линию. Ибрагимов смеется: “А наш 46-й пограничный отряд на что?” Я возражаю: “Я говорю ведь об армии…” В другой раз я говорю: “Здесь у вас граница совсем рядом; наверное, часты случаи бегства через границу”. “Наоборот, – говорит Ибрагимов, – чрезвычайно редки. Конечно, граница очень велика, и линию границы охранять было бы очень трудно. Но чтобы приблизиться к границе, надо добраться до какого-то населенного места, а именно за ними сосредоточено постоянное наблюдение. Никакой новый человек не может быть незамеченным”. “Хорошо, – говорю я, – но это не относится к партийцам. Ответственный работник без труда может приблизиться к границе и перейти ее. У вас бывали такие случаи?” “Два, – говорит Ибрагимов, – они не представляют никаких затруднений. Ответственного партийца, бежавшего в Персию, мы хватаем прямо в Персии и вывозим его обратно”. “А персидские власти?” – “А персидские власти закрывают глаза, как будто ничего не произошло”. Это выглядит довольно неутешительно…»

Бажанов и его спутник Максимов перешли границу 1 января 1928 года около города Лютфабад. По утверждению Бажанова, посылать за ними вооруженный отряд в тот момент было некому и не из кого его составить – по случаю Нового года все были побеждены избыточным количеством крепких напитков. Тут-то Максимов, опять же, по словам Бажанова, и узнал впервые неприятную новость: тот, за кем он следит, намерен уйти прочь из СССР, а агент волен поступать по собственному усмотрению. «Аркадий Романович, это пограничный столб и это – Персия. Вы – как хотите, а я – в Персию…» Карабин у Максимова в этот момент имелся, но все патроны Бажанов благоразумно оставил у себя.

Ушли в итоге оба вместе. «В центре дистрикта меня ждет новый необыкновенный шанс. Это – начальник дистрикта, Пасбан… человек умный, волевой и решительный. Он должен нас отправить в столицу провинции (Хорасана) – в Мешед. Он мне объясняет, что между нами и Мешедом горы в 3000 метров высотой. Колесная дорога только одна; она идет в обход гор, приближаясь к Ашхабаду, и против Ашхабада проходит сквозь горы по глубокому ущелью и перевал через город Кучан и затем идет налево к Мешеду: “Послать вас по колесной дороге в Мешед, значит послать вас на верную смерть: с сегодняшнего дня будет дежурить отряд чекистов с автомобилем, который вас схватит и вывезет в Советскую Россию. Единственный ваш шанс – идти напрямик через горы. Здесь нигде дороги нет. Есть тропинки, по которым летом жители иногда идут через горы. Сейчас зима, все занесено глубоким снегом. Но вы должны попробовать. Большевики в горы пойти не рискнут. Я вам дам проводников и горных лошадок. Не питайте никакого доверия к проводникам; питайте полное и неограниченное доверие к горным лошадкам – они найдут дорогу”».

Четыре дня маленький караван карабкался по занесенным снегом перевалам. «Вконец измученные, мы спускаемся наконец на пятый день в долину Мешеда и уже в его предместьях выходим на автомобильную дорогу. Здесь циркулирует грузовик на правах автобуса. Мы попадаем в него вовремя, занимаем задние места, сейчас же за нами в автобус садятся два чекиста, но они вынуждены занять места перед нами. Они, вероятно, полагают, что мы вооружены, и ничего себе не позволяют».

В единственной гостинице Мешеда разворачиваются события, достойные остросюжетного фильма. Сначала Бажанов в последний момент отнимает чашку кофе у своего спутника, учуяв запах цианистого калия. Потом единственная свободная комната оказывается без замка в двери. Кое-как заклинив дверь стульями, беглецы пытаются немного поспать, но их будит местная полиция и тащит в участок. «Оказывается, с нашим приездом в Мешед началась необычайная суматоха во всех советских организациях. Информаторы полиции, следящие за советчиками, видели, как советский военный агент Пашаев, встретясь с советским агентом Колтухчевым (директором нашей гостиницы), передал ему револьвер и еще что-то (очевидно, яд). Полиция, сообразив, в чем дело, устроила засаду под нашей дверью. Ночью Колтухчев подымался с револьвером, чтобы нас ухлопать (вслед за чем его обещали сейчас же вывезти в Советскую Россию), но под нашей дверью его арестовали, а нас перевезли в полицию».

В итоге Бажанов и Максимов какое-то время обитали в кабинете начальника полиции, ради своей безопасности почти не выходя оттуда, а между Москвой и Тегераном шли переговоры о выдаче беглецов. «Все последние годы между Персией и СССР были всегда три-четыре спорных вопроса, по которым ни одна сторона не уступала, настаивая на своем праве. Это были вопросы о рыбных промыслах в пограничной зоне на Каспийском море (много икры), о нефтяных промыслах и в особенности о линии границы, которая определяла, кому принадлежит очень богатый нефтью пограничный район. За мою выдачу Сталин соглашается уступить персам по всем этим спорным вопросам, и, кажется, персидское правительство склоняется к тому, чтобы меня выдать».

Узнав, что его, скорее всего, выдадут, Бажанов выбрал момент, когда по случаю выходного дня все местное руководство разъехалось по загородным резиденциям, и потребовал встречи с командующим Хорасанским военным округом. И сообщил тому, что Абдольхусейн Теймурташ – министр двора и ближайший сподвижник шаха, сыгравший важную роль в его восхождении на престол, – на самом деле советский агент. Кстати, этот государственный деятель в 1919–1920 гг. был губернатором Гиляна, как раз когда там вовсю начинали разворачиваться драматические события неудавшейся персидской социалистической революции.

Бажанов узнал о тайной роли Теймурташа по долгу службы – как секретарь Политбюро. «До революции в Персии был Русско-Персидский банк. Как мне говорили в Ашхабаде, будущий шах служил в те времена в вооруженной охране банка. После большевистской революции банк заглох, но с НЭПом возобновилась торговля с Персией, и все торговые дела шли через банк, который практически их монополизировал. Во главе банка стоял некий Хоштария, который установил с Советами очень хорошие отношения. Он часто приезжал в Москву, и его принимал директор Государственного банка, которым в то время был Пятаков. В один из своих визитов Хоштария говорит Пятакову: “Хотело ли бы ваше правительство, чтобы вашим агентом стал – конечно, за высокую мзду – один из наиболее видных и влиятельных министров персидского правительства, к тому же личный друг шаха?” Пятаков ответил, что в принципе это очень интересно, но каковы условия? Хоштария назвал денежные условия такого сотрудничества, но, кроме того потребовал, чтобы кроме Пятакова и Политбюро (он, видимо, недурно был осведомлен о подлинном механизме советской власти) это оставалось никому не известным. “Даже ГПУ?” – спросил Пятаков. – “В особенности ГПУ. Это основное условие. Если ГПУ будет в курсе дела, рано или поздно какой-то сотрудник ГПУ бежит от вас, откроет секрет, и это будет стоить головы и министру, и мне”. Пятаков обещал войти с докладом в Политбюро. Что он и сделал. Условия были приняты…»

Вот эту историю Бажанов, как он вспоминал, и изложил командующему-эмилякшеру, который тоже был достаточно близок к шахскому двору. Взамен попросил, чтобы конвой, который повезет его в Тегеран, был поголовно неграмотным. «Эмилякшер улыбнулся: в Персии, где 80 % населения было неграмотным, это не представляет никакого труда. Это он мне обещает».

В итоге Бажанов убедил неграмотных конвоиров, что его надо везти не в Тегеран, а в Дуздаб, что на персидско-индийской границе. Мол, про Тегеран сказали вслух, чтобы сбить с толку большевиков, вот, сами прочитайте, что написано на пакете с сопроводительным письмом… Прочитать по понятным причинам не смогли, говорил Бажанов уверенно. В общем, повезли его к индийской границе, где и сдали местному губернатору. Тот поначалу ничего не понял, запросил по телеграфу инструкции., но тем временем из Дуздаба бывший секретарь Сталина сумел перебраться в Индию, а потом и во Францию, где жил сравнительно благополучно до конца дней.

«В Коммунистическом университете трудящихся Востока (КУТВ), образованном в 1921 г. как одно из учебных заведений Коминтерна, готовилась и агентура ОГПУ/НКВД. Кроме “головного офиса” в Москве, КУТВ имел филиалы в Баку, Иркутске и Ташкенте. В разные годы в КУТВ, упраздненном в 1938 г., обучались представители 73 национальностей из десятков стран мира. Его выпускниками стали видные деятели коммунистического движения…»

П.В. Густерин

Судьба министра Теймурташа оказалась печальной. Действительно ли главным источником сведений против него оказался беглый сталинский помощник или вмешались влиятельные недруги, но началось следствие. В 1933 году Теймурташ был казнен по обвинению в шпионаже в пользу СССР.