Текст книги "Персия: эра войны и революции. 1900—1925"

Шах в гостях у императора

Русская великая княгиня Ольга Александровна в воспоминаниях, опубликованных под названием «25 глав моей жизни», рассказывала и о том, как принимали при российском дворе иностранных владык и порой случавшихся курьезах – из-за различий в традициях и церемониалах. Такой случай произошел во время визита персидского шаха. «Было действительно забавно слушать истории о старом шахе и его поведении в обществе, которые рассказывала нам Мама. Конечно, он получил хорошее восточное воспитание, но некоторые из его привычек не соответствовали этикету императорского двора. Такой неловкий момент наступил тогда, когда Мама представила ему молодых и пожилых придворных дам. Он поприветствовал улыбкой молодых и симпатичных, а в сторону пожилых… ткнул пальцем и спросил по-французски: “Почему?” Он не мог понять, почему такие старые и непривлекательные представлены при дворе, несомненно предпочтительней было бы их куда-то спрятать. Первый раз, когда его пригласили на придворный ужин, Мама села рядом с ним, и, в соответствии с принятыми на Востоке манерами, он выбирал самые вкусные кусочки со своей тарелки и отправлял их в рот Мама».

А вот бухарский эмир, вассал России, немного знал русский язык, но поскольку чувство собственного достоинства не позволяло ему какой-либо «чужестранный» язык, то его (со свитой в роскошных халатах) всегда сопровождал переводчик.

Наблюдения генерала Логофета

В начале XX века правительство империи считало Закавказье второстепенным участком границы, и поэтому на границе с Персией, несмотря на значительная протяженность участков границы, пограничные части были малочисленны и им часто не хватало боеприпасов и продовольствия. При этом неоднократно происходили случаи нарушения российской границы кочевыми племенами, турецкими и персидскими бандформированиями и нападения на пограничные посты, кордоны и населенные пункты. Через российско-персидскую границу шла контрабанда оружием и боеприпасами, а также переходили отечественные революционеры и их грузы.

Российская пограничная стража имела хорошие отношения не только с местными жителями, но и со многими вождями племен на персидской территории, имелась агентурная сеть. Помимо этого, согласно соглашениям 1893–1897 годов, заключенным Персией, российские пограничники имели право пересекать персидскую границу при погоне за «уходившими от них контрабандистами или вооруженными разбойниками».

Многие события на русско-персидской границе отражены не только в донесениях и рапортах пограничников, но и в записях отечественных ученых и путешественников. Среди них был Дмитрий Николаевич Логофет, русский генерал, военный публицист и писатель, востоковед, окончивший курсы восточных языков при Азиатском департаменте МИД и Санкт-Петербургский археологический институт. Нес службу в Отдельном корпусе пограничной стражи в Средней Азии, проявив не только организаторский талант (командовал пограничной линией), но и снискав славу выдающегося ученого-востоковеда, принимал участие в работе Туркестанского отдела Русского географического общества.

После Октябрьской революции служил старшим инспектором, помощником начальника Главного управления пограничной охраны РСФСР. Многие труды Логофета (написанные на основе путевых дневников) до сих пор являются одним из главных источников по истории Средней Азии конца XIX – начала XX веков.

В своей фундаментальной работе (Д.Н. Логофет. На границах Средней Азии: Путевые очерки (в трех томах). СПб., 1909) в первом томе («Персидская граница») описывает туркменские племена, которые кочуют по территории как Российской империи, так и Персии, и какие при этом возникают проблемы со сбором налогов. «Зимою на Гюргене, в Персии и даже переходят дальше в пустыню Кевир, а летом, когда там все выжигается солнцем, перекочевывают к нам на Атрек. Подати они платят, как уже я раньше вам говорил, и персидским, и нашим властям, почему их и называют двуданниками. Перейдет какой-нибудь род из России в персидские пределы, наткнется на персидскую власть, и если та с конвоем и поэтому может считаться сильнее, то платит дань беспрекословно; если же нет, то кто кого осилит. У нас же проще всего: наши пристава ведут им списки по родам, и как только они к нам перекочевывают, так сейчас же собирают с них подать. Но самое курьезное это то, что бывают случаи недоимок… Из перекочевавшего целого рода останутся в Персии по каким-нибудь причинам один-два человека. По списку и оказывается, что на столько-то рублей получено меньше, чем следовало, – значит, кого-нибудь нет. Узнают, кто отсутствует, и посылают взыскивать недоимку в Персию. Помощник чикышлярского пристава, подпоручик милиции Кара-Хан так тот неоднократно отправлялся внутрь Персии и собирал там на месте дань с недоимщиков…

В этом отношении престиж русского имени стоит высоко; помощника пристава никто не осмелится пальцем тронуть… Да и по существу туркмены шахскому правительству в действительности податей не платят, и пространство от реки Атрека до склонов Иранского плоскогорья принадлежит Персии лишь номинально… В прошлом году бельгийцы, организовавшие таможенное дело в Персии, обложили пошлиною торговые сношения туркмен с персидским населением. Это вызвало огромное волнение и повело к полному разрыву между ними и персидскими властями… Астрабадский губернатор собрал шесть тысяч войска, а иомуды все вооружились, и чуть не произошло столкновения…»

В издании описан и пограничный пост Российской империи на границе с Персией, который производил впечатление легкой летней постройки. «При ближайшем осмотре мы с изумлением увидели, что пост весь картонный. Небольшие окна освещали внутренность этого здания, представлявшего собою не что иное, как один из переносных бараков датской системы, которые были в свое время на Нижегородской выставке, а затем, при устройстве пограничной линии в Средней Азии, явились временными помещениями для нижних чинов пограничной стражи впредь до постройки постоянных постовых зданий. Сделанный из деревянных рам, обитых толстым, пропитанным особым составом и покрашенным картоном, домик по всем соединениям имел порядочные щели. Маленькая комнатка начальника поста с двумя чуланчиками, приспособленными для цейхгауза и кладовой, и большая комната, в которой стояло около двадцати кроватей, составляла все помещение. Около барака виднелись стены начатой постройки… Тут же невдалеке, на коновязи, под небольшим навесом из тростника, стояли казенные лошади, а около глубокого колодца вырыта была в земле небольшая яма, наполненная водою».

Далее Д.Н. Логофет уделяет внимание укреплению Чаатлы, построенному в период присоединения этого края к Российской империи: «Десяток домов как-то особенно сиротливо вырисовывались среди необъятной пустынной равнины… Деревянный высокий мост через Атрек, построенный недавно, вел в укрепление, обнесенное невысоким валом. Необходимость постоянного наблюдения за действиями приграничных наших и персидских туркмен вынудила установить особую должность пограничного с Персией комиссара, для поддержания престижа которого среди туркмен, признающих и уважающих лишь силу, был образован особый отряд, который в настоящее время состоит из роты пехоты, сотни туркменского конно-иррегулярного дивизиона и двух артиллерийских орудий. Пограничный наш комиссар, живший в укреплении Чаатлы, скоро принужден был переменить место своего пребывания, причем оно было им избрано уже на персидской территории, в центре иомудских кочевок, в местности, называемой Кумбет-Гауз, лежащий в ста с лишком верстах от русской границы. Для охранения его от возможных случайностей был назначен особый конвой, который в настоящее время состоит из целой сотни туркменского дивизиона и двух орудий. Таким образом в сущности вся территория до реки Гюргена фактически принадлежит России. Несмотря на возмущение туркменских племен против персидских властей русский отряд не испытывает от такого положения вещей никаких затруднений. Перед русским престижем одинаково склоняются и персидские власти и старшины туркменских племен. Туркмены часто говорят, что для них не составляло бы никакого затруднения истребить русский отряд, но что они сами сознают бесполезность такого предприятия, так как силы Ак-падишаха несчетны и воинов у него столько, сколько песчинок в пустыне. Если потребуется, то вместо маленького отряда появится огромный, в сотни тысяч человек. Значение русского имени так велико, что по Гюргену русский может проехать один без всякого конвоя и оружия…»

Одна из важных тем, на которые обращает внимание в своей книге Д.Н. Логофет, – это положительная роль появления России на границе, в том числе – русских войск в наведения порядка и защите персидского населения от набегов кочевников. «На персидской стороне, примыкая к Закаспийской области, расположены Астрабадская и Хоросанская провинции с городами Астрабадом и Мешедом, причем первый является только административным центром, тогда как второй имеет огромное значение как религиозный и торговый пункт. До присоединения Закаспийской области к русским владениям, как уже раньше сказано, кочевые и крайне воинственные туркменские племена гоклан, иомудов и текинцев жили почти исключительно на счет персидского населения Астрабадской и Хоросанской провинций, совершая периодически на них набеги. Вследствие такого положения приграничная сторона Персии по ту сторону гор Копет-Дага постепенно все пустела и огромные плодородные площади земель по Атреку, Гюргену и в Мешедской долине превращались в пустыни. Торговля же между Персией и Хивою была развита крайне слабо. С завоеванием же русскими войсками текинского оазиса положение всего персидского населения разом изменилось и Хоросан ожил. В самое короткое время на всех удобных для земледелия местах появились люди и началась какая-то лихорадочная деятельность, а в горах Копет-Дага начали пастись огромные стада баранов и рогатого скота, пригнанного на пастбища с юга. И край, в котором культурная жизнь отсутствовала в течение почти нескольких сот лет, ожил…

В особенности быстро заселились плодородные долины Мешедская, Ширванская и Кучанская. В более худших условиях очутилась местность приграничная Астрабадской провинции, но и то благодаря постановке отрядов русских войск в Чаатлах и Кумбет Гаузе постепенно водворяется порядок среди иомудов и гоклан, кочующих между Атреком и Гюргеном, в силу чего можно думать, что в недалеком будущем этот когда-то культурный край, сплошь почти покрытый развалинами городов, встречающихся на каждом шагу среди дремучих девственных лесов, снова заживет прежнею жизнью…

Со времени постройки Закаспийской железной дороги постепенно стала развиваться персидско-русская торговля, и древние торговые пути между Хивою и Персией снова были протоптаны огромными караванами верблюдов…»

Генерал Масловский: в гостях у хана

Подробно состояние русско-персидской границы до Первой мировой войны описал генерал Евгений Васильевич Масловский, окончивший в 1906 году Николаевскую академию Генерального штаба и служившего по Генеральному штабу в Кавказском военном округе.

В 1912 году Масловский исполнял должность начальника штаба отряда, направленного в город Ардебиль в Северной Персии для «умиротворения курдских племен», занимал в Первую мировую войну ответственные посты в штабе Кавказской армии. Автор книги «Великая война на Кавказском фронте. 1914–1917 гг.» (М.: Вече, 2015).

В парижском журнале «Военная быль» были опубликованы мемуары «Вдоль персидской границы. Генерал Масловский. Из воспоминаний Ген. штаба генерал-лейтенанта Масловского». В них рассказывалось, как, для того чтобы «освежить» производством тактических занятий знания офицеров Пограничной стражи, расположенной вдоль всей турецкой и персидской границы, весной 1909 года по просьбе командира 6-го округа Пограничной стражи, штаб Кавказского военного округа командировал двух офицеров Генерального штаба – подполковника Андреевского и автора мемуаров. Ему и поручили выполнить эту задачу на русско-персидской границе, причем участок Масловского начинался от горы Арарат, где сходились границы сразу трех держав: России, Турции и Персии.

«Сразу же после Пасхи я и выехал в эту командировку, доехав сначала до местечка Игдырь. Там я явился в штаб отдела Пограничной стражи, где уже были предупреждены о моем приезде, и отсюда начал свою поездку по всей персидской границе, посещая каждый пост. Как правило, на каждом посту мне давалась верховая лошадь и конвой в шесть человек…

Наши посты Пограничной стражи вдоль персидской границы располагались почти на всем протяжении в дикой, зачастую ненаселенной местности. Первоначально, от Арарата, – по высшим точкам его восточного отрога до реки Аракса, далее, на протяжении многих сотен километров вдоль левого берега реки Аракс, – до мест. Джульфы, в южном направлении, а от последнего пункта – в общем направлении на восток, до поста Карадулинского, все – вдоль левого берега Аракса. От последнего пункта посты располагались вдоль искусственной, совершенно прямой пограничной линии, проходящей поперек Муганской безводной степи, от реки Аракс на юг, к местечку и посту Белясувар. От Белясувара посты опять построены на высших точках водораздельного хребта Талышинских гор до мест. Астары, на Каспийском море, и наконец оттуда, вдоль низменного берега последнего, до гор. Ленкорань, на север.

Посты были связаны между собой, как уже говорилось, не колесной дорогой, а тропой, местами очень трудной. Все посты были расположены вдоль самой государственной границы, вне населенных пунктов, а от Джульфы – в совсем дикой местности. Вся персидская граница была разделена на четыре отдела; каждый отдел включал в себя 3–4 отряда, а отряд состоял из 3–5 постов. Штаб отдела располагался приблизительно за серединой фронта, занимаемого его отрядами. Отряд представлял собою как бы роту, и во главе его находился командир отряда, ротмистр или штабс-ротмистр, имея чаще всего одного младшего офицера, поручика или корнета. Посты соответствовали взводам, и во главе их находились: на наиболее ответственном – сам командир отряда, а на остальных – младший офицер, вахмистр или унтер-офицер. Пост состоял обычно из взвода в 40–50 человек, из которых 12–15 было конных. Командир отдела был подполковник, соответственно должности командира батальона. Несколько отделов составляли бригаду…

Так как наша граница с Персией прилегала к стране малокультурной и со слабой центральной властью, не пользовавшейся большим авторитетом, особенно – на периферии государства, и так как вдоль значительной части этой нашей границы были земли воинственных кочевников – шахсевен, не признававших над собой никакой вообще власти, то спокойствие на границе постоянно нарушалось: партии, иногда очень сильные, с персидской стороны стремились пройти через границу для провоза контрабанды или же для грабежа приграничного населения. Это вызывало постоянные столкновения с нашей Пограничной стражей, охранявшей границу. Большие партии шахсевен производили нападения и на самые посты, поэтому все посты были построены в виде небольшого укрепления, обычно – в форме квадрата, с одними воротами, над которыми возвышалась сторожевая вышка поста. Казармы и вообще все постройки поста были возведены внутри этого квадрата, вдоль внешней стены, с узкими бойницами в поле и с окнами, обращенными во внутренний двор. Дежурная часть почти всегда находилась в полной боевой готовности на случай тревоги, и каждую ночь в обе стороны поста выставлялись секреты в шесть человек. Каждую ночь место выставляемых секретов менялось, и эти места назначал сам начальник поста. Секреты занимались пешими людьми; в случае нападения или при попытке провоза контрабанды секрет открывал огонь, и по этой тревоге, переданной часовым на вышке, через несколько минут из отворенных ворот поста вылетала конная часть поста с его начальником, спеша на помощь секрету. Ни буря, ни дождь, ни полнейшая темнота грозовой ночи, ни существование лишь одной узкой и опасной горной тропы не уменьшали хода скачущих полным карьером на помощь пограничников. Они по опыту знали, как важна была их скорейшая помощь как для захвата или непропуска контрабанды, так и для спасения от возможной гибели своих товарищей в немногочисленном секрете».

Масловский уделяет описанию персидской контрабанды несколько абзацев, в деталях излагая как ее опасности для Российской империи, так и ее тогдашнюю специфику (ассортимент) и сезонность, а также применяемые при переходе границы хитрости, отвлекающие маневры и прочие разнообразные уловки.

«Контрабанда шла из Персии круглый год, особенно усиливаясь с весны до глубокой осени. Предметами контрабанды были ковры, шелка, шерсть, сабза (изюм без косточек), скот и другое. Провоз производили в глухую, темную ночь, часто в бурную, большими вооруженными партиями, в случае надобности пробиваясь через границу силой и стараясь уничтожить встретившийся на пути секрет. На Муганской степи, кроме провоза контрабанды, с наступлением зимнего периода, когда на персидскую Мугань возвращались с их летних кочевок племена шахсевен с их громадными стадами, производились частые нападения шахсевен для прогона скота на зимние пастбища русской половины Мугани, за недостатком пастбищ у себя, в персидских пределах. В этих случаях происходили форменные бои с пограничными частями и с высылаемыми им на усиление на этот период частями Кавказской армии. Нападающие старались вызвать тревогу в одном месте, чтобы в это время скрытно прогнать скот в другом… Крупные партии контрабандистов при провозе контрабанды применяли такую же тактику, поэтому было необходимо проявлять на постах много бдительности, опыта, быстроты действий и отваги, чтобы успешно выполнять трудную задачу охраны границы чрезвычайно малыми силами. Эта служба в постоянной тревоге, сопровождавшаяся почти ежедневной опасностью, вырабатывала в личном составе Пограничной стражи отличных одиночных бойцов, полных смелости, быстроты соображения, умеющих хорошо разбираться на местности, опытных и вместе с тем, когда было нужно, осторожных разведчиков, хорошо знавших местность и противника. Среди офицеров, сверх того, вырабатывались смелые, сообразительные и привыкшие к самостоятельным действиям и решениям начальники… У Худоферинского поста, перед входом в Мигринское ущелье, имелся прочный каменный мост, на обоих концах которого были поставлены деревянные ворота, всегда закрытые, у которых всегда стояли часовые: на левом берегу – русский, на правом – персидский. Пост был каменной кладки, в виде квадратного укрепления, с бойницами, того общего типа, который был мною описан ранее. На противоположной стороне, персидской, по крутым склонам высоких гор персидского Карадага, также вплотную подходящих к реке, вилась такая же тропа, как и на нашей стороне. Эта тропа была лучшей связью Карадага с Тавризом, столицей всего Азербейджана, и по ней постоянно шли караваны с товарами, направлявшиеся в Тавриз».

В тексте Масловского дается описание жизни пограничников и установление офицерами неформальных дружеских связей с вождями соседних (живших на персидской территории) племен. Так, прибыв на пост Бартазский, Масловский узнал от командира отряда ротмистра Германа, что «один крупный персидский хан Карадага, богатый владетель двадцати восьми деревень, живущий в своем поместье, и с которым установились добрососедские отношения, узнав о моем приезде, просил передать мне его убедительную просьбу посетить его, приняв приглашение на обед. Сначала я отказывался, ссылаясь на необходимость на следующий день, после утренних занятий с офицерами, продолжать свой путь по намеченному маршруту, не обременяя излишне хозяина поста своим длительным пребыванием. Но командир отряда, поддержанный командиром отдела, убедительно просил меня остаться у них и на следующий день, приняв приглашение хана. Они говорили, что мое пребывание их нисколько не стеснит и эта поездка на персидскую сторону может представить для меня интерес, а для них тоже может быть полезна. Они рассказывали, что этот хан, крупный карадагский владетель, влиятельный у себя, живет, как феодал, имея свой собственный значительный конный отряд нукеров (всадников), хорошо вооруженный. Ранее, в своей молодости, хан был отчаянным разбойником (конечно, по нашим понятиям), производил постоянные налеты на нашу приграничную полосу, грабя население находящихся там сел, или же занимался провозом контрабанды на нашу сторону, почему был в то время беспокойным и опасным нашим соседом. Состарившись, он отказался от этой своей деятельности, приносившей нам большой вред, перешел к спокойной, мирной жизни и установил дружеские отношения с находящимися против его владений нашими пограничными частями, стараясь быть им полезным. Он не только не допускал во всем ближайшем районе никаких набегов персов на нашу сторону, но часто, в трудные минуты, когда в зимнюю пору снега, а весною – сильные разливы горных речек, прекращали на некоторое время всякое сообщение постов Пограничной стражи с населенными районами, помогал отрядам приобретать продовольствие на персидской стороне. Имея у себя хорошо вооруженный отряд в 200 всадников, он действительно мог поддерживать спокойствие в значительном районе прилегающей к нашей границе персидской полосы. Поэтому-то командирам отдела и отряда было бы неприятно, если бы я своим отказом обидел самолюбивого старика. Эти объяснения и доводы были достаточно убедительными, чтобы я согласился остаться и принять приглашение хана. На берегу нас встретил с группой персов хан – высокий, сухощавый, бодрый старик».

В записках Масловского присутствует и тема «прохождения» самой российско-персидской границы, точнее недостатки, поскольку, как отмечает Масловский, «граница наша, совершенно искусственная, не соображенная ни с местными условиями, ни с государственными интересами, служила постоянной причиной набегов шахсевен на наши приграничные села и деревни и прорывов их на нашу Мугань, о чем я скажу подробно далее, когда буду описывать нашу борьбу с шахсевенами, начатую в 1909 году и закончившуюся в 1912 году…

В 1912 году, после шахсевенской экспедиции, я подал начальнику штаба Кавказского военного округа генералу Юденичу докладную записку с изложением мысли о необходимости изменения нашей границы с Персией, от Асландузского брода до Белясувара. В этой записке я подробно мотивировал необходимость такого исправления и указывал, что особых препятствий к этому не встретится. Как было встречено мое предложение, я не знаю. Возможно, что начавшаяся вскоре война, а потом революция были причиной того, что изложенная в записке мысль канула в вечность…

Иной раз, весной и летом, когда семьи и стада шахсевен находятся на летних кочевьях, в безопасности, далеко от нашей границы, крупные партии шахсевен производят нападения на наши приграничные села с целью грабежа, и тогда на границе происходят настоящие бои. Вот почему кавказским командованием было принято за правило ежегодно с началом весны посылать на все участки персидской границы, в помощь малочисленной Пограничной страже, от пехотных и казачьих полков роты, сотни казаков и команды разведчиков, а в некоторых случаях и целые конные и пешие части.

Масловский подробно описывает действия племен, которые регулярно совершали набеги на приграничные территории Российской империи, и часто вступали в схватки с пограничниками, и в случае успеха уходили с добычей на персидскую землю. «…45 племен, скорее крупных родов, воинственных кочевников, родственных между собой, но независимых друг от друга, и от степени воинственности племени и от характера его главы зависела большая или меньшая безопасность участка границы. Так, два наиболее сильных и воинственных племени, Ходжа-Беклу и Ходжа-Ходжалу, обитали вдоль Аракса, ближе к персидскому Карадагу; в юго-восточной Мугани, в районе Белясувара проживало большое племя Талыш-Микейлю, которое является потомками некогда переселенных сюда грузин; оно одно из самых робких и мирных среди шахсевен. Южнее них, в магале (уезде) Уджаруд, живет племя Аларлу; оно несколько меньше численностью, но чрезвычайно воинственное. Как раз в описываемый мною период во главе этого племени стоял старик Мамед-кули-хан. Он был настолько смел и решителен, настолько не боялся центрального персидского правительства и считал себя независимым, что величал себя “Мамед-кули-ШАХ”. Он доставлял много беспокойства персидским властям, не признавая их и производя постоянные набеги на персидские села под самым Ардебилем, резиденцией персидского генерал-губернатора».

Но сколь бы ни было воинственным кочевое племя, предводительствуемое этим вождем, центральная власть перехитрила его. Как описывает Масловский, в конце 1910 года, между его собственным первым и вторым пребыванием в Персии, губернатор сумел под каким-то предлогом заманить Мамед-кули-шаха в Ардебиль. А там он был немедленно схвачен и казнен.