Текст книги "Персия: эра войны и революции. 1900—1925"

Путевые заметки Василия Яна

Известный русский советский писатель, автор исторических романов, Василий Григорьевич Ян (настоящая фамилия – Янчевецкий), окончив историко-филологический факультет Петербургского университета, в 1901 году прибыл в Ашхабад, на службу в канцелярию начальника Закаспийской области, изучал восточные языки, принимал участие в исследовательской экспедиции вдоль персидско-афганской границы.

В «Тач-Гюль (В горах Персии)» (1910) Василий Ян изложил свои наблюдения и беседы с жителями тех мест: «В Северной Персии, вдоль нашей закаспийской границы, расположены курдские селения. Курды переселены сюда несколько столетий назад с турецкой границы – для защиты женственных персов от набегов отважных туркмен. Курды и одеваются иначе, чем персы, и говорят на особом языке…

Они ведут полукочевой образ жизни и любят на некоторое время уходить в горы из своих деревень со стадами баранов и тогда живут в темных шатрах, напоминающих арабские палатки.

Со своими стадами они часто переходят нашу границу. Бараны пасутся на вершинах хребта Копетдага, где летом остается свежая трава. Приходят они в наши равнины и зимою, когда в персидских горах начинают свирепствовать бураны и выпадает обильный снег.

У меня был знакомый молодой текинец по имени Хива-Клыч. Во время похода Скобелева на Геок-Тепе родители Хива-Клыча, опасаясь за свою участь, отвезли его в курдскую деревню и оставили там на “сохранение”.

После битвы в стенах Геок-Тепе они не приехали за сыном, и маленький Хива-Клыч был воспитан курдами, научился говорить по-курдски. Когда он подрос, его родственники, довольно богатые, привезли его обратно в родной аул, и там он вырос уже туркменом.

Среди курдов, в Персии, у него осталась та семья, которую он считал родной, где жили его сверстники, кого он называл своими братьями и сестрами.

Однажды, когда мы с ним вдвоем были на охоте и в холодную ночь грелись у костра, он рассказал мне о себе.

– В той семье, где я рос мальчиком, – говорил Хива-Клыч, – была девочка, Тач-Гюль, немного помоложе меня. Мы росли как брат и сестра. Она была очень красивая. Ее мать была персиянка, красавица, которую во время аламана (набега) увезли из Персии…»

Василий Ян жил и не раз бывал в Средней Азии, и персидская тема нашла отражение в его путевых заметках «Голубые дали Азии» (М., 1914). В одной из ее глав – «Вдоль персидской границы» – он описывает поездку-проверку, которую проводил генерал-лейтенант Русской императорской армии, начальник Закаспийской области и командир Второго туркестанского корпуса Деан Иванович Субботич. «С острова Огурчинского генерал Суботич на “Спинозе” проехал к персидской границе, в пограничный городок Чикишляр, маленький, более похожий на военное поселение. Возле него находились крупные рыбные промыслы миллионера Лианозова…

В одном месте, на самой границе с Персией, Суботича встретила небольшая группа туркменских всадников. Они сошли с коней и выразили восточный “салям” русскому “ярым-падишаху” (полуцарь).

Это был, со своими телохранителями, знаменитый глава пограничного туркменского племени Сатлык-хан, постоянно живший в Персии, известный своими набегами на туркмен, живших в русском Закаспии, и похищением пленных, которых он держал в цепях, заставлял копать арыки для орошения полей туркмен его племени, живших в Персии, занимаясь земледелием.

В разговоре с Сатлык-ханом Суботич держался довольно приветливо, но все сопровождавшие генерала ожидали каких-то внезапных, каверзных, враждебных действий от известного своей хитростью Сатлык-хана, чьи спутники, по-видимому, скрывались невдалеке за холмами. Генерала Суботича конвоировал небольшой конный отряд – всего десять-двенадцать казаков. Сатлык-хан, высокий, худощавый туркмен с очень тонкой талией, гибкий и порывистый в движениях, просил, чтобы его не считали врагом “белого царя”, и сказал, что прибыл нарочно, дабы выразить почтение его генералу и просить защиты для персидских туркмен от притеснений персов…

Суботич обещал рассмотреть эту просьбу Сатлык-хана и позже отправил в Персию комиссию, поручив выяснить какие-то претензии персидских туркмен…

Написанные мною тогда “Путевые заметки во время поездки начальника Закаспийской области 9—19 марта 1902 года”, повествующие о маршруте поездки, многочисленных просьбах населения по пути следования и сделанных в связи с этим генералом Суботичем необходимых распоряжениях, напечатали асхабадские газеты».

Часть II
Персия: между Британской и Российской империями

Термин «Большая игра» для описания сложного противостояния Российской и Британской империй в Южной и Центральной Азии был придуман английским офицером Артуром Конноли. Персия неизменно находилась в центре этих событий и часто принимала в них активное участие.

Большая Игра: от Конноли до Киплинга

Согласно официальной исторической версии в 1840 году Конноли записал эти слова на полях скопированного письма. Само письмо было отправлено британским представителем в Кабуле губернатору Бомбея (ныне город Мумбаи в Индии). Впоследствии популярность выражения обеспечил Киплинг, использовавший его в романе «Ким» о мальчике-ирландце, выросшем в Индии среди местных жителей, что позволяет этому «сахибу, сыну сахиба» с легкостью становиться неотличимым от них. Конечно, он оказывается для тех, кто ведет Игру, весьма ценным кандидатом, перевоплощаясь то в проводника странствующего ламы, то в мальчика на побегушках у торговца.

«– Этот военный – мелкая рыбешка, – объяснил Махбуб Али, – но со временем мы поймаем более крупную. Он лишь продает быков за две разные цены: одна цена для него, другая – для правительства, а я это не считаю грехом.

– Почему мне нельзя было просто унести книгу и на этом успокоиться?

– Тогда он перепугался бы и донес об этом своему начальству. А мы, возможно, потеряли бы след большой партии новых ружей, которые переправляются из Кветты на Север. Игра так велика, что одним взглядом можно окинуть только маленький ее участок».

Редьярд Киплинг

Впрочем, во все времена подобные тайные игры опасны для всех участников, но особенно – для рядовых исполнителей, и Большая игра не исключение. Ким по ходу действия сталкивается с одним из таких, на кого открыта охота: «– Но разве правительство не может тебя защитить? – Мы, участники Игры, беззащитны. Умрем, так умрем, и тогда имена наши вычеркиваются из книги. Вот и все. В Бандакуи, где живет один из нас, я попытался замести след и для этого переоделся махратом. Потом я приехал в Агру и уже собирался вернуться в Читор, чтобы взять письмо. Так уверен я был, что улизнул от них…»

Биография самого Конноли в каких-то чертах сходна с жизнью героя романа Киплинга – он в 12 лет остался круглым сиротой, а через четыре года уже поступил на военную службу в Индии. Однажды в 1829 году он возвращался в Индию из отпуска, проведенного в Англии, и путь его лежал через Москву. Видимо, такой маршрут был выбран не случайно. Из Первопрестольной Конноли отправился на Кавказ, а потом в Хивинское ханство. Туда не добрался, зато попал в Герат. Поездка заняла почти год, по ее итогам Конноли написал книгу «Путешествие в Северную Индию сухопутным путем из Британии через Россию, Персию и Афганистан». В этой монографии он анализировал, какими путями русская армия может быть переброшена в Индию.

Это почти совпало по времени с появлением книг другого англичанина на ту же тему. Полковник Джордж де Ласи Эванс сначала выпустил книгу «Замыслы России», где утверждал, что в Санкт-Петербурге уже готов план вторжения. А потом, когда первое сочинение было воспринято публикой с изрядным недоверием, он же написал «Осуществимость вторжения в Британскую Индию». Поскольку Российская империя примерно тогда же разгромила Турцию, вторая книга Эванса вызвала интерес. Герцог Веллингтон даже высказал опасение, что если русские дойдут до Индии, местное население встретит их радостно, и владычеству Ост-Индской компании может прийти конец. И значит, решительное сражение надо давать где-то на территории Афганистана или Персии.

«Туркестан, Афганистан, Каспийский регион, Персия – у многих эти слова вызывают ощущение отдаленности, или воспоминание о странных превратностях, или отголоски умирающего романа. Для меня, признаюсь, они – шахматные фигуры на доске, где идет игра за мировое господство».

Джордж Керзон

Есть версия, что Конноли потому и отправился в свою поездку, что получил приказ разведать путь возможного русского наступления.

При этом еще весной 1835 года появилась докладная записка штаба Отдельного кавказского корпуса, где говорилось об ошибочности представления, будто «сокровища Индии могут нас завлечь в войну с англичанами, и проход нашими войсками почти 1000 верст через чужие земли для них кажется весьма легким и доказывает, сколь мало они знакомы с регулярными войсками и с потребностями, для них нужными». Но однозначно отрицать возможность похода на Индию аналитики корпуса тоже считали нецелесообразным: «…связи со Средней Азией для нас неоценимы, и один вид, что мы имеем намерение идти в Индию, будет достаточен, чтобы склонить Англию на мир или на согласие на наши предложения в политическом каком-либо деле».

Отчет такого серьезного ведомства, как III Отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, за 1839 год гласил: «Англия, принимая возможность за самое дело, всегда подозревает Россию в интригах к разрушению английского могущества в Индии и влияния в Средней Азии. Кроме того, к этой мысли Англия склоняется тем более, что, употребляя политику единственно для возвышения своих торговых интересов, она обязана отчасти России упадком своей континентальной торговли и кредита… Оттого соперничество и козни англичан на Востоке, в Персии и ханствах, соседних с Персиею и на Кавказе, примыкающем к морю… По общему мнению, нет никакого сомнения, что Хива подстрекается англичанами к грабежу наших караванов. Когда разнеслись слухи, что генерал-адъютанту Перовскому поручена экспедиция в Хиву, здешнее английское посольство улыбалось, и в публике утверждали, что Англия уничтожит своим золотом все проекты России на основании влияния или владычества в Азии».

«А в начале XX века Россия и Британия договорились и по персидскому вопросу. Хотя переговоры были трудные. Никто не хотел отступать, и главное, обе стороны были уверенны, что сил отстаивать свои интересы у них хватит. Мнение персидского шаха, конечно, никто не спрашивал. Такая вот она была, колониальная эпоха. В итоге было принято решение: империи заявили, что уважают независимость Персии, что третьи страны могут там торговать и иметь дипломатическое присутствие.

Но фактически Лондон и Петербург согласились разделить Персию на две зоны влияния. Россия получила север и центр, включая Тебриз и Исфахан, Англия – юг, с нефтяными полями, включая жизненно важный проход в Персидский залив. Небольшая часть осталась как бы нейтральной, этаким буфером, вроде Ваханского коридора.

Сделкой 1907 года остались недовольны многие, и прежде всего персы, потому что переговоры шли у них за спиной».

Андрей Медведев. Война империй. Тайная история борьбы Англии против России

В 1840 году в Хиву был направлен капитан Джеймс Аббот, который должен был склонить хивинского хана на сторону Британии. Другие секретные поручения у него тоже были. Но в результате, как пишет О.М. Хлобустов в книге «Госбезопасность России от Александра I до Путина», «1 мая 1840 г. при проведении рекогносцировки в окрестностях укрепления Ново-Александровского на российской территории Аббот и его сопровождающие были задержаны патрульным казачьим разъездом и доставлены к коменданту крепости. Оттуда они были направлены в Оренбург, а об инциденте сообщено в МИД. Во избежание дипломатического скандала Аббот был оставлен на свободе “под честное слово”… В июне Аббот был препровожден в Петербург, откуда он был выслан на родину».

В то же самое время в Бухару отправился подполковник Чарльз Стоддарт, которому было поручено воздействовать на тамошнего эмира, настраивая его против России. Но эмир Насрулла быстро проникся недоверием к гостю и заключил его под стражу. Пытаясь выручить Стоддарта, в Бухару приехал уже упоминавшийся Конноли, но вскоре он тоже оказался в тюрьме. «Лондон, стремясь спасти своего незадачливого агента в Бухаре, был вынужден обратиться к своему геополитическому сопернику, – пишет О.М. Хлобустов в книге «Госбезопасность России от Александра I до Путина», – российскому МИДу с просьбой о содействии в вызволении из плена Стоддарта». Но и это не помогло. Оба британских агента были казнены в Бухаре в июне 1842 года.

В конце 1850 годов возрос интерес Императорского Русского географического общества (созданное в 1845 году в Санкт-Петербурге при деятельном участии мореплавателя адмирала Федора Петровича Литке по высочайшему повелению императора Николая I и до 1850 года называвшееся Русским географическим обществом) к исследованиям территорий, располагавшихся за пределами родной державы. То же самое касалось и деятельности географических обществ в Лондоне и Берлине. Но если их деятельность «захватывала» Африку, то Императорское Русское географическое общество уделяло внимание изучению Азии, в том числе территорий, прилегавших к персидской границе.

Помимо исследований областей географические общества испытывали не только сугубо академическое любопытство, но и собирали важную информацию для дальнейшей экспансии. Поэтому известный писатель Джозеф Конрад хлестко обозвал сложившийся в это время тесный альянс науки и расширения границ империй «воинствующей географией».

Осада Герата персидскими войсками для Англии стала весьма неприятным сюрпризом. «25 октября 1856 года после весьма непродолжительной осады Герат сдался персидским войскам, – пишет Питер Хопкирк в книге «Большая игра против России. Азиатский синдром». – Весть об этом целый месяц добиралась до Индии и застала англичан врасплох, хотя Дост Мохаммед предупреждал из Кабула, что Персия такую акцию планирует. Чтобы получить возможность отразить любое вторжение Персии в Афганистан, он просил оружия и помощи, но напрасно… Как бы там ни было, но чтобы Герат не стал плацдармом интриг против Индии или в конечном счете исходным пунктом для вторжения, Персию следовало оттуда вытеснить, и поскорее. Нельзя было забывать, что Россия давно заключила с Тегераном соглашение, по которому имела право открывать свои консульства в любых провинциях, подвластных шаху».

Неоднократно высказывались и предположения, что восстание сипаев в Индии тоже было очередным ходом в Большой игре, хотя обычно подобные версии опровергались. Хопкирк как раз принадлежит к числу опровергающих связь мятежа с британо-российским противостоянием, впрочем, с оговорками: «Подобно Крымской войне и экспедиции в Персидский залив, он не был частью Большой игры, даже если некоторые “ястребы” подозревали участие в нем российских или персидских агентов. Кстати, ходили слухи, что в Персии похвалялись этим в открытую».

Слухи действительно ходили, некоторые из них нашли отражение в «Записке генерал-майора А.К. Гейнса о политическом положении и англичанах в Индии, о численности и состоянии ее войск, ее населении», датированной 3 апреля 1878 года. «После взятия Дели, столицы Магомет-Шах-Багадура (в 1857 году), в его архивах была найдена переписка, веденная им во время Севастопольской осады, с Персию относительно совокупных действий против англичан, – писал Гейнс. – В это же время Набоб Данди Пан, который приобрел впоследствии такую широкую известность под именем Нена Сахиба, ездил по Индии, рассказывая про неудачи англичан в Крыму. Подписка, открытая английским правительством в пользу раненых в Севастопольскую войну, получила у индусов название русской подати и, по мнению туземцев, предназначалась на пополнение истощенных сил Англии для новой борьбы с Россиею…»

Более того, отмечал автор «Записки», опубликованной вместе с другими архивными документами в сборнике «Большая игра» в Центральной Азии: «“Индийский поход” русской армии», по поводу отношения Британии к туркестанским интересам России тоже не должно быть иллюзий.

На самом деле Бахадур-шах, Бахадур-шах II (Сирадж уд-Дин Абу-л-Музаффар Мухаммад Зафар) – последний падишах Империи Великих Моголов, официальный правитель Индии с 28 сентября 1837 по 14 сентября 1857 года, не имел реальной власти, находившейся в руках Британской Ост-Индийской компании. На 82-м году жизни последнему Великому Моголу суждено было сыграть заметную роль в ходе Индийского народного восстания 1857–1858 годов. 11 мая 1857 года, когда отряды восставших сипаев заняли Дели, он подписал воззвание, в котором говорилось о восстановлении имперской власти и звучал призыв ко всем индийцам объединиться в борьбе за свою родину.

«Нет никакого сомнения, что Англия с помощью денег будет стараться возбудить против нас Бухару, Хиву и туркмен и, может быть, южных киргизов оренбургского ведомства. Центром враждебной России пропаганды, вероятно, будет английское посольство в Персии и консульство в самом северном персидском городе Мешхеде»

Генерал-майор А.К. Гейнс

После разгрома восстания англичане начали судебное разбирательство в поисках виновных, и в показаниях арестованного Бахадур-шаха было сказано, что «все документы, которые сипаи считали необходимыми, составлялись по их приказанию. После этого их приносили ко мне и заставляли прикладывать к ним печать. Часто они прикладывали печать на пустые и незаполненные конверты. Всякий раз, когда принцы Мирза Могол, Мирза Хайр Султан или Абубакр приносили ко мне петиции, их неизменно сопровождали сипайские командиры, которые приносили приказы, какие им было желательно, уже написанные на отдельных листах бумаги, и заставляли их переписывать моей собственной рукой. Я был во власти солдат, и они с помощью силы делали, что им нравилось». Бахадур-шах был лишен власти, британское правительство объявило о ликвидации института Могольской империи. Бахадур-шах был отправлен в ссылку и 7 ноября 1862 скончался в Рангуне. Англичане убили двух его сыновей (Мирзу Могола и Мирзу Хайра Султана) и внука Мирзу Абубакра.

Так что, несмотря на заявления русского генерала, вряд ли последний могольский падишах переписывался с владыкой Персии Насреддин-шахом о совместных действиях против англичан, с которыми до 4 апреля 1857 года (когда был подписан мирный договор) персы вели войну.

Английские эмиссары неоднократно наведывались в среднеазиатские ханства, собирая разведывательные данные и по возможности лоббируя интересы Британии. Развернувшее соперничество между Российской и Британскими империями и сложная политическая обстановка в Европе, связанная с победоносной для России Русско-турецкой войной 1877–1878 годов, явились причиной того, что в Российской империи было принято решение начать поход войск Туркестанского военного округа на юг в сторону Афганистана и Индии – так называемый Индийский поход.

Судя по архивным документам, этот поход с самого начала планировался как отвлекающий англичан маневр, для пресечения их замыслов, направленных против России в Средней Азии. Немаловажную роль в реализации этой антибританской демонстрации должны были сыграть дружеские отношения Российской империи с Персией.

«Наше движение в туркменские степи выгодно для Персии, и эти выгоды должны быть сознаны персидским правительством. Поэтому при наших важных операциях, по-видимому, лучше отказаться от занятия, напр., верховьев Атрека, чем дать повод Персии отнестись враждебно к нашему движению в глубь туркменских степей…»

А.Н. Куропаткин

20 января 1879 года датирована «Докладная записка полковника А.Н. Куропаткина по поводу депеши военного агента в Великобритании Свиты Его Императорского Величества генерал-майора А.П. Горлова». В ней будущий военный министр Российской империи пишет следующее: «Наиважнейшая для противодействия англичанам наша новая граница, по-видимому, должна заключить в районе наших владений ханство Бухарское (до р. Аму-дарьи) и кочевья туркмен с Мервом и верховьями р. Мургаба. Мы тогда примкнем нашими границами к Персии и Афганистану и будем в силах не пропускать английское оружие и инструкторов в Бухарские владения и, что еще важней, в кочевья туркмен…

Утвердившись в Текинском оазисе, но не желая одним ударом покончить с Мервом, возможно начать подготовлять средства для борьбы с Англией путем дипломатических переговоров с Персией. Принятая нами на себя оборона этой богато одаренной от природы полосы привела бы ее в цветущий сад. Принятие подобного взгляда Персиею было бы для нас чрезвычайно выгодным. Обязавшись защищать Персию от туркмен, мы могли бы добыть право занять нашими гарнизонами Мешхед и Серахс».

Видный британский государственный деятель лорд Джон Рассел, дважды (с 1846 по 1852 гг. и с 1865 по 1866 гг.) занимавший пост премьер-министра Великобритании, в 1860 году писал: «Наше воздействие на Санкт-Петербург следует оказывать крайне осмотрительно и чрезвычайно редко. Ничто не возмущает Российское правительство так сильно… Необходимо дать России почувствовать, что ее поведение не является центром всеобщего внимания и что отношения Великобритании и Персии строятся как дружественные…»

В последней трети XIX века Российская империя занялась расширением своих среднеазиатских владений и завоеванием Туркестана войсками под командованием Михаила Скобелева, что немедленно привело к новому витку Большой игры. «Британское правительство также пробовало выработать политику в отношении Центральной Азии и Персии, – пишет Фируз Казем-заде в книге «Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии». – Отправной точкой послужила депеша от британского посланника в Тегеране, Тейлора Томсона (№ 136 от 25 июня 1874 г.), в которой он возрождал предложение Иствика о предоставлении помощи Персии, для того чтобы препятствовать России в завоевании туркменских земель, в том числе Мерва. Томсон, подобно Иствику, чувствовал необходимость посылать британских офицеров в Тегеран для обучения и наведения дисциплины в иранском войске. Можно было бы даже субсидировать Персию «с целью обеспечения безопасности этой страны как барьера для Британской Индии против России».

Питер Хопкирк так описывает возросшую разведывательную активность британцев: «Если бы утром 1 октября 1880 года кто-то пересекал пустыню в Центральной Персии к востоку от Исфахана, он мог бы случайно наткнуться на любопытное зрелище. В уединенном, Богом забытом месте европеец явно военного вида и выправки раздевался и напяливал на себя наряд армянского торговца лошадьми. На нем были такой же традиционный длинный стеганый халат и черная шапка из овчины, как и на двоих молча наблюдавших за ним спутниках. Они были одеты точно так же, с той лишь разницей, что это были подлинные армяне, в то время как он – британский офицер. Подполковник Чарльз Стюарт из 5-го пенджабского пехотного полка, вырядившись подобным образом, готовился отправиться на отдаленный участок северо-восточной границы Персии. Оттуда он собирался наблюдать за передвижениями российских войск в пустынных районах на севере Туркмении».