Текст книги "Прутский Декамерон"

– Сейчас, Катенька, сейчас, – шептал я нежно, затем схватил ее – длинную и гибкую – на руки, и понес – влажную и желанную – в постель. Вдыхая по пути ее запахи, я не почувствовал ничего постороннего, кроме ароматов чистого тела и шампуня, поэтому, уронив ее на постель, немедленно набросился на девушку со всем пылом своей страсти.

Минут через десять я все же уловил от нее все тот же характерный запашок, который так раздражал меня прежде, но теперь уже ничего не могло помешать мне довести дело до конца.

Потом, позже, когда мы отдыхали с ней лежа в постели и Катерина сказала мне, сонно улыбаясь: «Ты напал на меня, как сумасшедший и любил так долго – это было ужасно приятно», я чувствовал себя на вершине блаженства. После взаимных комплиментов и объятий мы уснули. Проснувшись около десяти утра и не обнаружив Яшку в номере, мы не стали его искать, а, резонно полагая, что рано или поздно он найдется сам, отправились завтракать, причем Катрин не удержалась и надела к завтраку вечернее платье, в чем я ей не препятствовал.

Спустившись вниз на полуэтаж, я толкнул дверь буфета, на которой, правда, висела табличка «спецобслуживание», но меня, признаться, уже давно подобные таблички не останавливают, и мы оказались внутри. Все столики в буфете оказались занятыми молодыми людьми кавказской национальности, одетыми в спортивные костюмы, – они, громко переговариваясь, завтракали, а бармен, увидев нас, развел руками, как бы извиняясь, и сказал: «мест нет».

Мы с Катюшей уже развернулись, было, чтобы удалиться, но тут вдруг все присутствующие стали нас дружно просить остаться и не уходить – глаза молодых людей, обращенные на Катерину, буквально горели от восхищения и восторга. В нерешительности мы замерли у дверей, и тогда из-за одного из столиков встал пожилой мужчина, наверное, тренер, подошел к нам и попросил присесть за столик и спокойно позавтракать. Молодые люди мигом освободили один из столиков, и, потеснив своих товарищей, пересели за соседние. Через пару минут мы получили свой заказ, а спортсмены стали постепенно покидать помещение, каждый из которых, обязательно проходя мимо нашего столика, восхищенно цокал языком.

Бармен, принеся нам кофе, шепнул, что эти ребята – игроки футбольной команды «Торпедо» Кутаиси, и у них сегодня должна состояться игра с нашим кишиневским «Нистру». Когда мы с Катюшей, позавтракав, вышли из буфета, вдоль стен в полном составе выстроились футболисты-торпедовцы, образуя, таким образом, живой коридор. Я подумал, что они ждут кого-то и не ошибся: они ждали нас, вернее Катиного выхода, а увидев ее вся команда в едином порыве издала восхищенный вздох, а некоторые даже захлопали в ладоши. Катя со своей непревзойденной грациозностью, пройдя сквозь этот почетный караул, полуобернулась, ожидая меня, в то время как я, не удержавшись, сказал громко, во всеуслышание:

– Спасибо, ребята. Желаю вам красивой игры и, конечно же, проиграть.

С этими словами мы удалились. Дежурная по коридору, когда мы возвращались в наш номер, окликнула меня и передала записку, в которой Яшка извещал, что находится на встрече всех горских евреев Молдавии, и ждет нас там же к двум часам дня на обед, – название, адрес и телефон ресторана прилагаются.

Итак, до встречи с ним у нас оставалось еще несколько часов. В своем номере мы с Катюшей переоделись в обычную, непарадную одежду и вышли на улицу. Поймав такси поехали в район Рышкановки, к магазину «Каштан». Я редко навещал этот единственный в Молдавии сертификатный магазин, так как сюда нечасто завозились новые товары, или вернее сказать, я не имел тут никаких знакомств, а без них не мог рассчитывать что-то дельное и нужное для себя приобрести.

Однако, добравшись до места, мы обнаружили у дверей толпу в сотню-полторы человек, которые жались к стенам магазина и друг к другу, спасаясь от свежего, если не сказать пронизывающего ветра, – место было слишком открытое. Прислушавшись к разговорам окружающих, я понял, что сегодня обещали «выбросить» в продажу целую кучу новых товаров.

Так как все очереди в Союзе (за редким исключением) существуют по принципу «кто сильнее тот и первый», мы с Катюшей, когда очередь, поглядывая на часы, зашевелилась в беспокойстве, применив таранный прием прорвались к дверям и оказались в первых рядах. Еще через несколько минут ожидания стрелка часов добралась до десяти, дверь открылась и народ, демонстрируя на входе сертификаты, ломанулся внутрь. (Тех же, кто не имел их, в магазин попросту не пускали).

Оказавшись внутри, я оставил Катьку озираться по сторонам, а сам ускоренным шагом пошел вдоль полок с видом бывалого покупателя. Дело в том, что мне часто приходилось бывать в московских магазинах этой же торговой сети под названием «Березка», поэтому мне были знакомы почти все представленные товары, и размеры всех систем – европейской и американской я знал назубок, что немаловажно, когда оказываешься в подобной ситуации: пока начнешь примерять на себя какую-нибудь тряпку, а она не подходит – глядь, другие размеры уже расхватали, причем без всякой примерки.

На этот раз товаров в магазине оказалось на удивление много, и я успел набрать в руки несколько вещей еще до того, как нахлынувшая толпа буквально «смела» с полок все оставшееся.

В этот момент меня и обнаружила Катюша. Глаза ее, и от природы не маленькие, были в эту минуту вдвое больше обычного, и я забеспокоился – с чего бы это: от давки ли при входе или от обилия никогда прежде не виденных ею товаров. Она молчала, но так жалобно-просительно посмотрела на меня, что тронула мое сердце и я кивнул ей поощрительно – давай, действуй! Мне пришлось пойти вместе с Катей, и брать вещи, ориентируясь на ее рост и размер, причем, как выяснилось позже, хватая их, как говорится «на глазок», я не разу не ошибся! – все ей подошло.

Катюшины покупки потянули на тысячу пятьсот чеков, то есть на три тысячи рублей по спекулятивному курсу.

– Милый, у нас хватит денег, чтобы расплатиться? – спросила она с невинной улыбкой, и мне особенно понравились слова «милый» и «у нас».

– У нас денег хватит, – ответил я, и Катька зашептала мне на ухо: «Я отдам, я верну тебе эти деньги, мой милый, мой дорогой Савва!» Мог ли я ей отказать, даже если бы она не сказала этого?

Коробки с накупленным барахлом – ее и моим – еле разместились в салоне такси, но счастливые Катькины глаза стоили того. Пока она разбирала все это в гостиничном номере, подошло время отправляться в ресторан, где Яшка ожидал нас в кругу своих земляков. Катька с сожалением оторвалась от разглядывания обновок, примерила кое-что и спросила меня:

– Можно мне пойти в этом?

Я улыбнулся и сказал:

– Конечно можно. Этим ты шокируешь Яшку уже во второй раз за два дня.

Счастливая Катька, совсем по-бабьи махнув рукой, засобиралась в ресторан. У нее было, как минимум, одно несомненно ценное качество – мгновенно собираться, если в этом была необходимость. Через полчаса на такси мы добрались до места – нужный нам ресторанчик находился на окраине города. На дверях мы обнаружили привычную для подобных мест вывеску «Спецобслуживание», дверь, естественно, была закрыта, но тут же вынырнувший откуда-то седовласый администратор подошел и сказал с улыбкой:

– У меня есть указание пропустить одну очень красивую даму с молодым человеком, который будет ее сопровождать. – И тут же поправился, глядя на меня: – Вы извините, мне именно так сказали.

Конечно, мне не понравилась формулировка «сопровождать», но я не обиделся и сказал:

– Что вы, что вы, мне вообще нравится эта роль – быть бесплатным (ой ли!) приложением к журналу «Фемея Молдовей»

(Женщина Молдавии).

Катрин и администратор рассмеялись, после чего мы прошли внутрь.

Официальная часть – деловая, судя по всему только что закончилась: я понял это по Яшкиному взъерошенному виду и гуляющим попарно в зале солидным мужчинам. И очень скоро, судя по запахам, витающим в воздухе, должно было наступить время застолья.

– Мы с тобой, Катрин, подоспели очень вовремя, – сказал я, прохаживаясь с девушкой под руку вдоль длинного, уже засервированного стола, и давая ей пояснения.

Официанты соорудили его на кавказский манер, и у меня появилось ощущение, что мы каким-то чудесным образом перенеслись на Кавказ – так все на столах точно тому соответствовало. Свою короткую (шесть месяцев) армейскую службу я проходил в Азербайджане и успел полюбить тамошние чайханы; потом я провел около полутора месяцев в Тбилиси, где мне посчастливилось обойти половину городских ресторанов, – на всю жизнь мне понравилась кавказская, или, вернее, грузинская кухня. И вот теперь я смог увидеть все мои любимые блюда этой кухни здесь – в столице Молдавии. Все на столиках было свежим и натуральным, как то: мясо на гриле – баранина и говядина нескольких видов, истекающие жирком и дразняще пахнущие чесноком кебабы и домашние колбасы; птица – целиком, кусками, в соусе и в паштетах, рыба, разнообразные салаты, непривычные вкусу европейца соусы с добавлением грецких орехов, море овощей – целых, резаных и тушеных, целые вороха зелени, явно завозной, фрукты, хлеб обычный, лаваш, хачапури, молдавская вертута и много всего прочего, а совсем не то, что подается обычно в ресторанах в разделе «кавказская кухня» и сохраняет от нее в лучшем случае одно название. Да и с названиями этими нередко случаются казусные неувязочки – вспомните только, как в меню различных ресторанов писали «Чахохбили» – и «Чехомбили» и «Чахомбили» – одними названиями по слуху били.

Через пару часов веселого и чудесного застолья под молдавский, грузинский и армянский коньяки, водки и разнообразные вина – сладкие, полусладкие и сухие, где на столах не хватало, по справедливому Катькиному замечанию, лишь свинины, после множества красивых и витиеватых тостов, мне пришлось встать и взяв Катьку за руку, спешно уводить ее, так как внимания к моей даме к этому моменту было уже в избытке – на три десятка «джигитов» в нашей компании приходилось всего с десяток женщин, и всем этим дамочкам по внешним достоинствам до Катьки, если честно, было далеко, как от Кишинева до Кисловодска, откуда, если верить Яшке, прибыли когда-то в Молдавию все его земляки, да и он сам тоже. Поэтому мы и решили скрыться от разгоряченных мужских глаз, распалившихся не на шутку, тем более, что «простых» в этой компании не было – все присутствующие здесь были если не миллионерами, то уж «упакованными» сверхдостаточно – такие люди не привыкли себе ни в чем отказывать, того и гляди – возгорятся желанием к Катерине, а там и до эксцессов недалеко.

До двери нас проводил Яша.

– Яшенька, все было просто замечательно, извини, что уходим по-английски, не прощаясь. Объясни своим ребятам, что у нас дела, театр, концерт, дома лялька плачет, в общем, придумай что-нибудь, – пожал я ему руку и махнул призывно таксисту, стоявшему неподалеку.

– Не исчезайте совсем. Сообщите швейцару или горничной, где вас можно будет найти, – сказал на прощание Яшка, открывая дверцу остановившейся рядом «волги», на которой были изображены шашечки. – Я тоже скоро собираюсь покинуть компанию своих сородичей, одной-двух встреч в году с ними для меня вполне достаточно.

Мы приехали в центр города, и тут уж, не торопясь, сделали обход всех близлежащих баров, выпили в каждом из них по бокалу шампанского, пообщались со знакомыми мне барменами, потом перебрались в «Интурист» на второй этаж, где удобно устроились в местном баре.

Несколько позже, когда в бар набилось слишком много народа, мы покинули и его, поднявшись лифтом на 14 этаж – там располагался небольшой, но уютный валютный бар, где, впрочем, отпускали и за рубли.

День плавно перетекал в вечер, позолота вечернего заката сползала постепенно со зданий, что удобно было наблюдать с той высокой точки, где мы теперь находились, и с которой был виден почти весь город.

Мы по-прежнему пили лишь шампанское и развлекались тем, что указывая вниз, пытались угадать знакомые места – улицы, проспекты, здания и парки.

Публика в баре была немногочисленной, но солидной – зачастую тут назначались встречи серьезных деловых людей, а барменом здесь работал знакомый мне паренек Ваня – он всего полтора года назад начинал в нашем провинциальном ресторане поваром, и вот, за такой короткий срок вырос до бармена в столичном валютном баре. Помню, в первый вечер, когда мы с Ваней только познакомились, я спросил его, что он умеет хорошо, как профессиональный повар, готовить. Тогда он поинтересовался, чего бы я хотел съесть. Я и ляпнул, что давно, мол, мечтаю отведать люля-кебаб – это было первое название, пришедшее мне на ум. После этого я спустился к себе в бар, а еще минут через сорок уже здорово оголодавший и сильно рассерженный, вновь поднялся наверх, а повар Ваня развел руками и сказал извиняющимся тоном, что мой заказ – люля-кебаб – будет готов лишь через десять минут. Я хотел было рассмеяться, сказать ему, что с моей стороны это была всего лишь шутка, но потом понял, что парень отнесся к своему делу предельно серьезно и решил не обижать его, а потерпеть немного и дожидаться-таки так любовно приготовляемого им люля-кебаб.

По правде говоря, я не завидовал Ване, и тому, что он забрался так высоко – во всех смыслах: валютный бар «Интуриста», да еще 14 этаж – здесь «капусты» особо не нарубишь, нет достаточного оборота клиентов. Зато на этом месте можно приобрести массу ценных и нужных знакомых, включая иностранцев – это не менее, а зачастую более важно на современном этапе жизни. Впрочем, на такое место случайного человека не возьмут: обязательно надо было заключать с КГБ договор, а затем очень технично маневрировать между этой очень серьезной фирмой и не слишком законопослушным окружением, чтобы урвать свой кусочек.

И здесь, на 14 этаже, «моя» Катрин пользовалась успехом: ее беспрерывно приглашали танцевать. Освободившись от очередного ухажера, она увлекла меня на медленный танец и, положив голову мне на плечо, прошептала:

– Савва, они мне все надоели, не пускай меня больше танцевать с другими.

– Почему, моя девочка? – поинтересовался я.

– А все они во время первого же танца объясняются мне в любви.

– Но это же хорошо, – сказал я.

– Нет. – Катя приблизила свои огромные миндалевидные глаза вплотную к моему лицу. – Вот если бы ты говорил мне о любви, было бы совсем другое дело.

– Я? О любви? Прости меня, Катрин, я с некоторых пор даже собственной жене не говорю «люблю».

– А зря, милый, зря, женщины так любят это слово, – томно сказала Катька, закатывая игриво глаза и повисая на моей шее. После танца мы вернулись за столик и Катьку вновь стали приглашать. Теперь я отказывал всем подряд, делая зверскую физиономию и копируя кавказский акцент, после чего мы с Катькой заливались от хохота, и вскоре нас оставили в покое.

Но были среди посетителей и такие, которые, не покидая своих мест, пялились на Катьку во все глаза, и тут уж я ничего не мог поделать.

Особенно я отметил для себя какого-то нахального лысого коротышку: он сидел за столиком с еще двумя мужиками его примерно возраста и солидного вида – несколько часов тому назад мы уже общались в кругу им подобных – и все время наблюдал за Катериной, периодически вытирая лысину носовым платком и залпом опрокидывая в глотку коньяк – рюмку за рюмкой.

Проведя весь день и вечер целиком в праздношатании, мы вернулись в свой номер около полуночи. Пропуская Катю перед собой в гостиничный номер, я ощутил от нее все тот же остренький запашок – ее родной, – но теперь меня это больше не беспокоило, я уже твердо решил для себя, что прошедшая ночь, ночь нашей любви, была первой и последней.

В номере, совершенно по-свойски, каждая со стаканом шампанского в руке, располагались вчерашние «девушки» – оказалось, что им было проплачено наперед, причем и за этот вечер тоже. Девочки поглядывали на Катерину настороженно: они чувствовали, конечно, что она – из их круга, но понимали, что с такой внешностью она им не конкурентка – ее уровень много выше. Вообще-то говоря, такса этих девочек была строго определенная: режиссерская жена получала 25 рублей за один постельный сеанс, «сосочки» – по 10 рублей за каждый минет, плюс 10 за визит. Эти девочки и сообщили мне, что «наши друзья» – «Торпедовцы» Кутаиси, проиграли молдаванам, если не ошибаюсь со счетом 1: 2. Та девушка, что сообщила мне об этом, так меня осчастливила (я хоть и не футбольный болельщик, но все же патриот своей республики), что я решил с ней удалиться в соседний номер, который, – она, оказывается, была в курсе дела, – был в данный момент свободен. «Профессионалка» уложила меня на диванчик и исполнила минет, который затянулся минут на тридцать. В один прекрасный момент она, подняв голову и по-собачьи тяжело дыша, жалобно спросила:

– Ты кончаешь вообще когда-нибудь?

И я ей ответил:

– Не отрывайся, пупсик, это было уже так близко…

– Ты такой «долгоиграющий» и обильный, – недовольно процедила «пупсик», когда мы, спустя еще какое-то время поднялись с постели, – это просто ужас.

– Не переживай, – шутливо шлепнул я девушку по заднице. – Скажу Яшке, чтобы он тебе один раз со мной посчитал за два. Или за три, как за работу в особо тяжелых условиях.

Все вместе мы собрались уже после полуночи: Яшка, режиссер, я и Катерина, которая, кстати, осталась в этот поздний вечер совсем без внимания. Она с упреком поглядывала на меня, когда я вернулся в наш номер с той телкой, минетчицей и футбольной болельщицей. Однако сил больше ни на что не оставалось, и я, стараясь не встречаться с Катюшей взглядом, отправился спать, а Яшка, сидя рядом с ней, стал предпринимать попытки ее соблазнить, а она отчего-то артачилась. Не знаю уж, чем там у них все закончилось, я уснул.

А утро следующего дня началось с приятных неожиданностей: едва мы проснулись, как в дверь постучали, я приоткрыл и услышал: «доброе утро», затем: «ваш заказ», открыл шире – к нам была целая делегация: две официантки и метр из ресторана вошли внутрь с полными подносами, уставленными всякой снедью; за ними кухрабочий и лифтер занесли в ящиках все недостающее и, как оказалось, все это нам было предназначено на завтрак! Для Яшки принесли отдельный поднос: он соблюдал некое подобие кашрута – свинину не ел, а мясное не смешивал с молочным, и когда чуть позже Катрин его спросила, что это такое – кашрут, он сказал, что это такая специальная религиозная диета сугубо для нежных еврейских желудков. Через минуту следом за официантами прибыл и сам Яша – в костюме, чисто выбритый, улыбающийся, а с ним режиссер Вольдемар с какой-то новой, незнакомой нам молодой женщиной.

Мы сели за стол и отдали дань всякой вкуснятине; были открыты бутылки с шампанским, коньяком и даже водкой, но лично я считаю потребление алкоголя излишним во время завтрака, хотя еда, надо признать – соответствовала: без крепких напитков ее попросту нельзя было одолеть. Какие-то салаты из помидоров и огурцов (и все это, заметьте, в марте месяце!), ассорти рыбное и мясное, икра, и еще какие-то блюда, даже мне, работнику общепита незнакомые, но вкусные и нежные – паштеты фирменные натуральные из птицы ресторанского производства, мясо в горшочках и т. д. Этот завтрак нам обошелся в 300 рублей – Яша мне позже об этом по секрету поведал.

Во время завтрака я с интересом разглядывал новую спутницу Вольдемара – Нелли: это была сексапильная – пухлые губки чуть подвывернуты наружу, – хорошо сложенная и броская внешне, обладающая к тому же довольно крупным бюстом темная шатенка. Несколько вульгарный макияж выдавал в ней представительницу известной всем древнейшей профессии, и вид у нее, надо признать, был даже чересчур сексуальный, – от нее, как мне показалось, просто пахло сексом, о чем я не замедлил сообщить Вольдемару.

– Не разглядывай ты ее так, – хохотнул он, когда мы с ним вышли покурить в коридор. – Хочешь, поменяемся, ты мне – Катерину, – на одну ночь, я тебе Нелю – хоть навсегда?

– Я тебе честно признаюсь, она на меня так действует, что я не могу оторвать от нее глаз. (Я не сказал ему, что порой так же притягательно на нас действует уродство человека, заставляя вновь и вновь на него смотреть, да еще и вслед оборачиваться). – Но, увы, лично я маршала на потрепанного солдата сексуального фронта не меняю, – пошутил я.

– Э-э, не скажите, товарищ, она хоть и проститутка, да не простая, ее дядя сидит там, – Вольдемар указал пальцем куда-то вверх, – заведует общим отделом ЦК.

– Так что же она… – вырвалось у меня, – …дядю своего позорит?

– Да она не столько ради денег этим занимается, сколько ради искусства – любит она это дело, – Вольдемар рассмеявшись изобразил руками недостойный жест. – Впрочем, я пошутил, можешь с ней просто договориться, ее цена для своих полтинник за ночь, могу записать телефончик.

– Запиши-запиши, Вольдемар, не забуду твоей доброты, чем-то она мне действительно приглянулась.

После завтрака нам с Катюшей была предоставлена полная свобода действий, Яша объявил, что сбор после обеда, здесь же, в гостинице, а сам тут же укатил куда-то по своим делам. Мы с Катюшей пошли гулять по городу, а когда подошло время обеда, отправились в европейский зал «Интуриста».

Несмотря на излишнее внимание со стороны мужчин – надо же, и здесь все то же самое! – Катюша вела себя вполне пристойно и корректно, со всеми была вежлива, со мной предупредительна, и вообще, поведение ее за последние несколько дней сильно улучшилось – она с каждым днем все более походила на светскую даму, отвыкая от роли дешевой шлюхи.

Я привел ее в ресторан лишь с одной целью – чтобы она на людей посмотрела, а не из желания поесть – у меня в желудке еще достаточно обильный завтрак полностью не переварился.

Кое-кому, быть может, описание наших с Катериной бесконечных походов по барам и ресторанам покажется утомительным и скучным, но без этого и сам рассказ не имел бы смысла – ведь все происходившее с нами и – главный момент этой истории – о котором будет рассказано впереди, было тесно связано именно с этими «злачными местами». Неподалеку от нашего столика весело и шумно гуляла какая-то солидная компания, и одним из членов этой компании оказался вчерашний наш «знакомый» из бара на 14 этаже – тот самый лысый придурок лет 40, низенького роста, который вчера на Катьку заглядывался.

Он, конечно же, узнал ее, и уже несколько раз подходил и приглашал танцевать; мой взгляд, направленный на лысого, раз от раза становился все неприветливей. Катька же, как ни странно, не отказывала ему, весело крутила своего «кавалера» в танце, и хотя сегодня она надела новенькие туфельки почти без каблуков, все равно была на голову выше его, что немало меня веселило. Когда лысый подошел в очередной раз приглашать Катрин, я рассмеялся этому карлику в лицо:

– Слушай, катись ты ко всем чертям, шар бильярдный. Надоел, недомерок.

Может и обидно ему было это слышать, но он показался мне уж больно назойливым, и я хотел чтобы он это понял. Лысому после этого захотелось объясниться, и он пригласил меня отойти с ним на разговор, и мне подумалось, что он жаждет получить трепку, – поэтому, как только мы с ним вышли в коридор, я взял его за отворот пиджака и сказал:

– Или ты, карлик, уберешься с наших глаз и больше не будешь надоедать, или я тебя выброшу в окно (не приходилось даже говорить всерьез о драке с этим коротышкой). Однако он схватил меня за рукав пиджака обеими руками и стал запальчиво говорить:

– Вы кое-чего не знаете, Савва, я очень серьезный товарищ и Катя мне ужасно нравится.

– Мне тоже, – усмехнулся я, а про себя подумал: «Она мне, правда, лишь временами нравится, в частности, сразу после ванной».

– Но у меня в отношении нее только серьезные намерения, поверьте, – выпалил лысый и вновь, вытащив платок, стал вытирать лысину. – Вы, Савва, только выслушайте меня, я вам объясню, что это означает.

Лично по мне все же стоило послать его к чертовой матери, а еще лучше – треснуть по лысине, – я прямо горел желанием сделать это, но Гриша – так звали коротышку – уже успел что-то такое нашептать Кате во время танцев, отчего та, улыбаясь, глядела на него снисходительно и, как мне показалось, даже кокетливо-благосклонно. Итак, благодаря моему слишком доброму нраву, уже через десять минут лысый сидел за нашим столиком (влиться в их компанию я категорически отказался) и что-то там плел о любви с первого взгляда и тому подобный бред. Товарищ этот, признаюсь, был мне абсолютно антипатичен, к тому же теперь он называл меня почему-то не по имени, а по профессии – «барменщик», что выводило меня из равновесия, и я вновь стал подумывать, что не мешало бы ему все же для «профилактики» накатать по шее. Однако из его слов я уяснил себе, что он уже выпытал у Катьки секрет наших с ней отношений, он даже знал, что я женат, а она всего лишь подруга. В этом месте я втихаря показал ей кулак. В ходе дальнейшего разговора выяснилось, что Катька ему наплела также, будто знакома со мной с прошлого года, с тех пор как закончила 10 классов, и теперь вот уже месяц как живет со мной, отдавшись мне девушкой – все это я понял из Гришиных намеков и недомолвок. Тут уж я ей показал кулак в открытую. Затем Гриша добавил без излишней скромности, что занимается камушками и антиквариатом и чувствует себя достаточно уверенно в материальном плане, а я из всего вышесказанного осознал главное – он просит у меня Катькиной руки.

У меня? Ха-ха! Катькиной руки? Хо-хо! Каково, а!?

Тогда я ему заявил немедленно, и на всякий случай с металлом в голосе, что он делает мне больно, если хочет разрушить нашу с Катериной «любовь». Теперь уже Катька не удержалась и под столом наступила мне на ногу, а я, надувшись как индюк, стал перечислять и расписывать вероятному жениху ее достоинства – настоящие и мнимые. В связи с очевидной серьезностью разговора мы втроем спустились на первый этаж, перейдя в бар «Лидо», где знакомый мне бармен Леня – высокий симпатичный и добродушный парняга медвежьего телосложения, предложил нам охладиться финским пивом. Оставив Катьку у стойки – развлекать бармена, мы с Гришей пересели за дальний столик. И там под финское по рублю за штуку баночное пиво я и продал Катьку, причем не только в переносном, но и в прямом смысле этого слова, – Гришка пообещал мне за нее отступного.

Получилось так, что он сам спросил:

– Сколько, по-твоему, если без обид, я должен буду тебе за Катеньку?

– А сколько не жалко за такой бриллиантик? – спросил я.

– Сам назначь сумму… – осторожно протянул он.

– Скажу откровенно, что Катенька дорога мне как сто других «катенек», бумажных, если ты понимаешь, о чем речь, плюс одна.

– Обижаешь, – сказал Гриша, на лбу его выступил обильный пот. – Я так понимаю – десять тысяч? То есть десять тысяч сто рублей. Я согласен.

– Считай, это подарок тебе, – процедил я сквозь зубы. – Катька – сама по себе драгоценность. А какая упаковка, ты обратил внимание? Одна только упаковка стоила мне половину этой суммы, и куплена вся не позднее, чем вчера.

– Я учту, – вставил Гриша и судорожно сглотнул. – Только… можно я спрошу?

– Валяй.

– Скажи, почему сумма не круглая?

Я поднял уже руку, чтобы хотя бы шутя шлепнуть его по лысине, но потом, сдержавшись, с сожалением опустил:

– Круглыми бывают только идиоты, Гриша. Ну да ладно, – снисходительно заключил я, – к тебе это не относится. – И, сделав серьезное лицо, предупредил строго: – Только, естественно, никакой самодеятельности, она будет со мной до самого расчета, уяснил? Если мы с тобой вообще о чем-либо окончательно договоримся.

– Уяснил, – прошептал Гришаня. Я еще некоторое время зачем-то мутил, морочил ему мозги, расхваливая Катьку, и под конец мы договорились о том, что у всех троих будет неделя подумать. После чего мы созваниваемся, и он – Гриша (это его собственные слова) прилетает за Катей в наш город на «крыльях любви».

– А у тебя, Савва, говорят, красивая жена? – неожиданно спросил он.

– Не продается, – довольно резко оборвал я собеседника, желая прекратить эту тему, и хлопнул его ладонью достаточно сильно по плечу, хотя по-прежнему испытывал огромное желание заехать прямо по лысине.

Григорий вновь сник.

– Не тасуйся, Грегор, – сказал я ему на прощание. – Это будет самой удачной твоей сделкой, может быть за всю жизнь.

Когда Гриша, перекинувшись двумя словами с Катькой ушел, я подумал, что ему, возможно, плевать на такую сумму, и что он хочет, и может, таким образом, от меня окончательно избавиться, а в этот момент сам предмет обсуждения и торга – Катька – подошла и спросила:

– Ты что, всерьез все это говорил? Ну, насчет денег и тому подобное?

Я с удивлением и недоумением на нее уставился: мне казалось, что это было именно то, чего Катька подсознательно хотела и подспудно добивалась.

Поэтому я сказал осторожно:

– Таким образом, Катенька, ты сможешь устроить свою жизнь, свое будущее. В конце концов, не вечно же по барам и блатхатам шляться-болтаться. Еще пара лет и малолетки подопрут, вытеснят тебя с этого поприща, помни – бабий век очень короток.

В общем, я стал развивать эту тему вширь и вглубь, и вскоре добился того, что Катька надулась и вообще перестала со мной разговаривать.

Когда мы вернулись в гостиницу, оказалось, что Яшка уже давно ждет нас, и мы сразу, погрузив свои вещи и многочисленные коробки в машину, выехали в наш прекрасный южно-молдавский город. Всю дорогу я сидел, прижавшись виском к прохладному стеклу дверцы и размышлял о том, что в бизнес совместно с Яшкиными друзьями мне не удалось влиться – вместо этого мы с Катюшей все время на рестораны ухлопали, – но все же прибыль с этой поездки, как ни странно, я возможно сумею еще получить, и с неожиданной стороны – от случайно встреченного нами влюбившегося в Катерину Григория.

Через несколько дней мы с Катериной встретились в баре и серьезно обо всем поговорили, причем поначалу мне пришлось ей чуть ли не по голове стучать, чтобы до нее все дошло, и в установленный час мы с переговорного пункта, что в центре города, позвонили Григорию. Я думал, что у Гришки за прошедшие дни наступит похмелье и он с шуткой ответит на мой звонок, или не станет разговаривать вообще, но он, оказывается, с нетерпением ожидал звонка, и голос его в трубке, несмотря на помехи на линии, был возбужденным и счастливо-восторженным.

«Григораш, это ты?» – спросил я его, сознательно произнеся его имя на молдавский манер, но он не отреагировал на юмор, спросил, где Катерина и тогда я передал трубку и позволил Катьке сказать в трубку всего несколько слов: «Приезжай, найдешь меня в баре, жду», после чего, нажав на рычажок, прервал разговор. Тут же, в переговорной, Катька вдруг прильнула ко мне и заплакала.