Текст книги "Прутский Декамерон"

Новелла семнадцатая. Лишняя обойма

Вел себя придурком я везде,

но за мной фортуна поспевала,

вилами писал я на воде,

и вода немедля застывала.

И.Губерман

Я закончил подготовку к работе около десяти утра и в это время в дверь постучали – сильно и требовательно. Так зачастую стучит моя директриса Александра Семеновна, но она при этом еще и голос подает, типа: «Савва, открой», а сейчас ее почему-то не было слышно.

Я открыл, и в бар, прижимая меня к стойке, вломились милиционеры количеством не менее десятка, все, судя по погонам, офицеры, и вел их начальник ОБХСС райотдела, капитан Гончаков, по имени Виталий, мой старый добрый приятель. Все милиционеры были одеты в полевую форму и при оружии. «Контрольная закупка» – объявил Виталий свою обычную шутку, чем вызвал общий громогласный хохот своих коллег из чего я понял, что они уже с самого утра где-то поддали. Виталий хотя и командовал парадом, был в этой группе не самым старшим по званию: среди присутствующих я успел заметить двух майоров: Мунтяну, замначальника РОВД по оперативно-следственной работе, и начальника уголовного розыска Шишигяну Василий Васильевича; а среди прочих были также мои старые товарищи Банан и Яник. Если Виталика я искренне уважал, хоть он был далеко не так прост, каким казался на первый взгляд, то Шишигяну, честно говоря, немного побаивался – уж до того хитрющий был мент, настоящий волчара. Остальные милиционеры были опера и участковые.

Когда Виталий с шутками и прибаутками рассадил всех своих коллег за столики, Шишигяну, начальник уголовного розыска, напустив на себя «строгости» повернулся ко мне и взял слово:

– Итак, товарищ бармен, мы пришли сюда, чтобы с вами разобраться серьезно и вот по какому поводу. Вот, к примеру, не далее чем вчера вы водителя начальника РОВД Ваню-цыгана послали на х… И кто вам, спрашивается, дал такое право: человека в форме и при исполнении на х… посылать?

– Так он же, Василий Васильевич, – начал оправдываться я, – влетел в бар в самый разгар работы и сразу стал кричать, что сейчас сюда заявятся начальник милиции и запредгорисполкома, и что, мол, поэтому я должен выгнать всех своих клиентов из бара. Ну, я и послал его. Что я, этих начальников не видел, что ли? Нашли бы где и как их обслужить, можно было и в подсобку завести, или же в банкетный зал отправить.

Василий Васильевич дослушал меня до конца, но мои объяснения его не удовлетворили, и он продолжил, нагнетая давление:

– Ну а почему же матом послал, других слов не было, что ли?

– Так я же, Василь Василич, почему матом? За наглое вторжение и бескультурное поведение, – говорю я. Затем, видя, что Виталик мне подмаргивает, продолжаю:

– Вот вас, Василь Василич, я же на х… не посылаю. – Лицо майора в одно мгновение вытянулось, но я тут же продолжил: – Потому что вы – культурный человек, так бы себя не повели. – За столиками послышались смешки, а Василий Васильевич стал багроветь лицом. Он привстал со своего места и оглядел всех присутствующих.

– А ну-ка вы, оперы, чего смеетесь, возьмите этого бармена и киньте в «обезьянник», не видите, что-ли, он издевается над вашим начальником. Пусть посидит там денек-два, может придет в себя, негодяй.

Менты весело смеялись, не принимая сказанного всерьез, поэтому Василий Васильевичу тоже пришлось делать вид, что он пошутил.

– А еще по какой причине я вас никогда и ни за что бы не послал, – не успокаивался я. – По самой простой: мы же, Василий Васильевич, все вас так любим.

Эти слова вызвали новый взрыв хохота.

Сверкнув на меня глазами, Василий Васильевич говорит:

– Мне твоя любовь и на хрен не нужна, а ты давай-ка, негодяй, выставляй три бутылки водки, а не то обижусь по-настоящему.

– Если сам все три выпьешь, Василич, – говорю я, – ставлю.

– Давайте, ребята, поторопимся, – прервал нашу перепалку Виталий, – наливай, Савва и не беспокойся – все оплатим, а то нам через полчаса на полигоне надо быть, стрельбы начинаются. – Лишь после этих его слов я понял, отчего это все менты при форме и пистолетах. – А если будешь себя хорошо вести, – продолжил тем временем Виталий, – мы и тебя с собой возьмем.

Я выставил на столы рюмки, три бутылки водки и с десяток пива, которые были оприходованы доблестными стражами порядка в каких-нибудь пять минут и пошел переодеваться.

Когда приехал милицейский служебный «Пазик», все гурьбой высыпали из бара и погрузились в него, я тоже не преминул воспользоваться приглашением, и автобус отправился на полигон.

Менты нашего РОВД проводили стрельбы на полигоне, который принадлежал танковой дивизии, расположенной в нашем городе. Место было выбрано более чем удачно – скрытая ложбинка с бруствером, откуда могли вести огонь десятка полтора стрелков одновременно. Рядовой состав к нашему приезду уже отстрелялся и покинул стрельбы, поэтому к нам примкнули лишь ответственный по стрельбам – капитан, и пара офицеров, приехавших ранее. Для начала все пальнули по паре магазинов – стреляли по мишени с 10 и 20 метров, – а потом начали «прикалываться» – пулять на бегу, лежа, с колена, с кувырка и прыжка. Дело дошло даже до стрельбы по «летящей» мишени – один из офицеров подбрасывал в воздух тряпичную куклу, остальные навскидку пытались в нее попасть. Я тоже пулял – мы с Виталиком стреляли из его пистолета по очереди. Стреляя по мишени, я выбил 63 очка из ста и стал приставать к Банану, чтобы он объяснил мне, плохо это или хорошо, – Банан был общепризнанный «эксперт», он великолепно стрелял и с ним все советовались.

– Если бы наши опера все так стреляли как ты, – сказал он мне, – было бы замечательно.

Через некоторое время выяснилось, что боезапас весь отстрелян, но боевой дух стрелков только разгорелся, поэтому Виталик все на том же автобусе отправился в райотдел, чтобы привести еще патронов. Те, у кого еще оставалось по нескольку патронов, отстреляли их по мишеням, после чего стали хвастать друг перед другом и выяснять кто лучший стрелок. Я засунул за пояс «Макаров» Виталика с полной обоймой и вступил в общий разговор.

В это время Василий Васильевич, с удивлением и недоверием разглядывая свою мишень с редкими попаданиями, подошел ко мне.

– Ну что, бармен, – сказал он, – будешь прощения за свое поведение просить, или как?

– Или как, – ответил я, доставая из-за пояса пистолет и взводя его. – Я смотрю, Василий Васильевич, ты по-доброму не отъ…шься, значит, настало время свести с тобой счеты.

– Э…э! – подался он от меня. – Ни у кого же нет патронов.

– Зато у меня есть полный магазин, – сказал я, выбрасывая обойму на ладонь и тут же со щелчком возвращая ее обратно. Офицеры, услышав наш разговор, окружили нас, но близко не подходили.

– Так вот, Шишигяну, ты стоишь сегодня перед выбором: или ты, наконец, станешь человеком, или тебя за все твои прегрешения постигнет тяжелая кара. Я тебя вызываю на дуэль! Вот тебе четыре патрона и мне три, и разошлись на тридцать шагов.

Василий Васильевич, сделав несколько шагов назад, сказал:

– Савва, ты что, ты это… не шути с этим.

– А я и не шучу, – говорю я ему, тем временем подмаргивая остальным, чтобы не принимали наш разговор всерьез. – Говори, долго еще будешь мне мозги парить?

– Не буду, не буду, – заверил меня Василий Васильевич, положа руку на сердце, – никаких с тобой больше дел.

– Ладно, – сказал я, засовывая пистолет за пояс, – в таком случае я тебя прощаю.

В это время подъехал автобус, все потянулись к Виталику за патронами, и стали набивать магазины, но особого желания продолжать стрельбу ни у кого не было.

Виталий на этот раз выглядел еще более пьяным чем до отъезда. Наверняка уже в каком-то кафе отметился, подумал я. Переходя от одного стрелка к другому он стал всех расспрашивать:

– Банан, где мой пистолет?

– Не знаю, – отвечал тот, – у меня свой.

– Яник, я тебе свой пистолет не давал? – спросил он другого.

– Нет, – отвечал тот. – А ты номер то свой помнишь?

Обойдя почти всех, Виталий покачиваясь подошел ко мне:

– Савва, ты не видел мой пистолет?

– Не знаю, – спокойно отвечаю я. – У меня мой. – Сказал, и потопал на линию стрельбы.

– Вот блин, – развел руками Виталий, – отдал кому-то, а кому, не помню.

Прошло минут наверное десять, затем ко мне вновь подошел Виталий.

– Эй, какой же у тебя твой? – спросил он. – Ну-ка давай посмотрю номер.

С улыбкой я возвратил ему его пистолет.

Стрельбы в тот день завершились благополучно, пострадавших не было. Но менты почему-то меня больше с собой никогда на стрельбы не брали.

Коктейль «Сердцеед».

Ликер «Банановый» 15 мл.

Ликер «Кюрасо» (голубой) 15 мл.

Новелла восемнадцатая. Компромат

Не грусти что мы сохнем, старик,

мир останется сочным и дерзким,

всюду слышится девичий крик,

через миг становящийся женским.

И.Губерман

Ровно в полдень я распахнул двери бара и с этого начался мой трудовой день.

Вообще-то я любыми способами старался избегать работы днем по вполне банальной причине – отсутствие посетителей: наш городок небольшой и, хотя он считается «центром» юга Молдавии, всего в нем проживает меньше сорока тысяч народу, и в полуденное время – с двенадцати до пяти часов вечера – наши потенциальные клиенты, как и подавляющее большинство нормальных советских граждан, трудятся на производствах и по барам не ходят, поэтому эти часы я всегда считал и считаю бездоходными как для общепита, так и для себя лично.

Иногда случалось, конечно, что в полуденный час в бар забредала какая-нибудь скучающая молодая особа из приезжих курортниц; да еще если дамочка искала приключений и не была обременена строгими моральными устоями… и, таким образом, могла скрасить бармену, а заодно и себе это скучное время дня… Но это бывало так нечасто, так нечасто…

Впрочем, я отвлекся.

Во все дни недели, исключая выходные – субботу и воскресенье – зал нашего ресторана в обеденные часы работал в режиме и по ценам обычного кафе, и сюда стекалась масса народа со всех концов города, чтобы в приятной обстановке и под музыку вкусно и недорого пообедать. Но сегодня, в связи с ремонтом паркетных полов в означенном зале, обед, понятное дело, не состоялся, и десятки, а может и сотни постоянных клиентов пришли и… ткнулись носом в закрытые двери. Табличка от администрации с извинениями не всех удовлетворила и часть клиентов направилась в бар, поэтому мне терпеливо и в учтивой форме пришлось объяснять расстроенным людям ситуацию, и тогда некоторые из них, махнув рукой на пропавший обед, оседали, занимая место в баре, заказывали какой-нибудь коктейль, а к нему непременно пару бутербродов и сок, – это и был их сегодняшний обед.

Вскоре бар заполнился народом, в основном служащими молодого и среднего возраста, работавшими в городских учреждениях, преимущественно почему-то женщинами от 20 до 35 лет, поэтому, когда в помещение быстрой легкой походкой вошла очередная посетительница, одетая в летнюю импортную курточку, с копной темно-русых волос на голове и улыбкой на открытом симпатичном лице, я подумал: «Вот еще одна горемычная, из тех, кому придется сегодня вместо полноценного обеда довольствоваться бутербродами».

Девушка подошла к стойке, а я, извинившись, выскользнул на минуту в вестибюль, чтобы передать со швейцаром на кухню записку, где было сказано, что мне немедленно требуется еще с полсотни бутербродов. Лицо девушки, на которую я успел взглянуть мельком, показалось мне знакомым, но позже, вернувшись и приглядевшись повнимательнее, я так и не смог припомнить, где встречался с ней раньше, из чего заключил, что она просто похожа на кого-то из множества молодых, симпатичных дамочек из тех, что мелькают перед моими глазами каждый день.

Вернувшись на свое рабочее место, я улыбнулся ей: «Да, пожалуйста?», и девушка, присаживаясь у стойки, попросила:

– Коктейль «Тройку», будьте добры.

Я кивнул и ловко, одним пальцем за ножку выудил из стройного ряда посуды подходящий узкий фужер. Коктейль «Тройка» был у нас самый ходовой – классический американский «короткий» кислый коктейль: водка, ликер и сок лимона – последовательно 50+30+20=100, не считая нескольких кубиков льда, – смешал ингредиенты и готово. Естественно, я эти незамысловатые коктейли «лепил» всего за несколько секунд. Девушка, сидела напротив меня, потягивала через соломинку золотистого цвета коктейль с плавающими внутри кубиками льда и ниточками лимона, и изучающе на меня поглядывала.

«Кого-то она мне все же напоминает» – опять подумал я, пытаясь угадать, о чем девушка думает в эту минуту – вполне вероятно, подойду ли я ей как партнер на сегодняшнюю ночь, – с некоторых пор я стал уже привыкать к такого рода взглядам. Впрочем, я не слишком заблуждался на свой счет: ведь до того, как я стал работать в баре, я почти не пользовался успехом у женщин, поэтому их внимание к своей персоне я прежде всего соотношу с местом своей нынешней работы. Решив со скуки все же заговорить с ней, я, в очередной раз взглянув на девушку, начал с первого, что пришло на ум, с ее одежды:

– У вас такая симпатичная курточка…

– Да, это не ширпотреб, – улыбнувшись, поддержала она разговор и похвастала: – мне брат привез ее из Москвы в подарок.

– Боюсь, что мы с вами сегодня не смогли бы вместе пройтись по городу, даже если бы вы этого вдруг захотели, – сказал я.

– Да, это почему же? – спросила девушка заинтригованно.

– Потому, что я сегодня пришел на работу точно в такой же курточке, – добродушно улыбнулся я.

– Правда? – тонко улыбнулась она в ответ. – Мой брат купил ее в специализированном магазине «Березка» в Москве, на Таганской набережной; вот не думала, что в вашем городе найдется еще одна такая же.

– И представьте себе, есть такая, до сегодняшнего дня единственная в городе, я ее в том же магазине, что и ваш брат покупал. – Я усмехнулся. – Вполне возможно, что мы с ним в одно и то же время в очереди толкались – эти курточки, как я сейчас припоминаю, расхватали за какой-нибудь час.

Принесли бутерброды, и я предложил девушке на выбор: с колбасой; с селедкой; с яйцом; и даже с отварным языком, но она отказалась, сказав что сыта.

Продолжив взаимоинтересную тему, мы поговорили с ней о Москве, о чековых магазинах «Березка», которые девушка, как оказалось, посещала довольно часто, и разбиралась в их ассортименте не хуже меня. Разговор наш занял минут, наверное, двадцать, после чего я предложил:

– Давайте, наконец, познакомимся, меня зовут Савва, а вас?

Она подала свою руку, я подумал что для рукопожатия, улыбнулся, протянул через стойку свою, и тогда она взялась рукой сверху за мою кисть, и привстав, потянулась перегибаясь через стойку, наклонилась почти к самому моему уху и прошептала:

– То, что ты, Савва, не помнишь моего имени, меня не удивляет, потому что я приезжаю сюда не чаще раза в год, и не больше, чем на неделю. А теперь, ну-ка вспомни, – добавила она, освобождая мою руку и медленно, не сводя с меня взгляда, опускаясь обратно на свой пуфик, – ведь в прошлом году мы уже знакомились с тобой, а потом провели ночь вместе – это ты тоже забыл? – Глаза ее в эту минуту сверкали, а голос, вначале приглушенный, теперь вибрировал, почти звенел от негодования.

– А-а-а-а, – протянул я, будто бы припоминая, а сам тем временем оглядываясь с легким беспокойством по сторонам – еще не хватало, чтобы этот разговор услышал кто-либо из моих знакомых или постоянных клиентов, – ну конечно, то-то я думаю, откуда мне твое лицо знакомо…

– Подлец! – шепчет она мне почти ласково. – Извини, конечно, за выражение, но ты пошляк и блядун! Хоть я и не имею на тебя никаких прав, хочу сказать, что совести у тебя нет совершенно, и несчастна будет та женщина, что полюбит тебя.

– Успокойся… Тома! (я вдруг вспомнил девушку, ее имя и даже, кажется, некоторые детали той ночи, что мы провели вместе). – Ведь нам с тобой это не грозит: любовь… верность… права друг на друга… – Мои глаза подобрели, и я закончил почти ласково: – Но вину свою я готов искупить. Причем сегодня же вечером.

Тома встала, не допив свой коктейль, небрежно выронила из ладони на стойку трояк, повернулась и уже на ходу бросила:

– Я еще подумаю, достоин ли ты этого. – И, тряхнув волосами, гордой походкой пошла к выходу, а я еще целую минуту стоял, словно оглушенный, и глядел ей вслед, пока меня не вывело из этого состояния появление моего друга Кондрата, который появился в баре войдя через внутреннюю дверь, со стороны ресторана. Он негромко кашлянул, желая привлечь мое внимание, я обернулся: Кондрат стоял у стойки, на его усталом лице блуждала обычная ухмылочка, в руках он держал обрезки каких-то досок и инструменты, уложенные в большой прозрачный целлофановый мешок, к одежде и даже к волосам его прилипли мелкие стружки.

– Здорово, брат-Кондрат, – радостно приветствовал я товарища, мне всегда было приятно видеть его. – Как идет строительство? У меня, веришь, даже минутки не было забежать, тебя проведать.

– Привет, – ответил он устало. – Верю, верю, видно, что ты здесь не скучаешь. – И он обвел взглядом полный зал.

– Я налью тебе большой стакан соку? – спросил я утвердительно, и он, кивнув, сказал: «Налей, если сможешь, два».

Мой товарищ в эти дни был занят нелегким, но очень нужным делом: вот уже вторую неделю, с тех пор, как в ресторане затеяли ремонт, а заодно и обустройство маленького банкетного зала на первом этаже ресторана, он с усердием и любовью отделывал этот самый банкетный зал – причем по собственному желанию и совершенно бескорыстно, то есть работая бесплатно. Я, похвастаю, тоже внес свою лепту в строительство банкетного зала: с неделю тому назад, когда рабочие вместе со строительным мастером придя в ресторан после выходных, с умным видом рассматривали стену кабинета толщиной в полкирпича, выложенную ими накануне, я стал их стыдить за то, что она выглядит ненадежно, словно картонная, а чуть позже, на спор с мастером, в течение 10 минут разбил руками и ногами всю кладку размером 4 на 2 с половиной метра, а свой выигрыш – ведро вина – отдал строителям, с условием, что они на этот раз выложат стену толщиной в кирпич, а вино выпьют после окончания работы.

Кондрат попросил два стакана с соком, так как явился в бар не один – из-за его широкой спины выглядывал «ассистент» – это был тщедушно сложенный, смазливый хлыщ, который появился в нашем кругу совсем недавно и словно кусок смолы к ботинку очень плотно прилепился к Кондрату. История моего знакомства с ним интересна и достойна короткого описания, потому что поучительна для других фраеров вроде него.

Недели две тому назад, в один из субботних вечеров, в баре отдыхала компания молоденьких женщин, приехавших, как выяснилось из разговора с ними, из Кишинева на сезонную работу на местный консервный завод, для чего они оставили свою основную, очевидно не очень нужную работу в Академии наук Молдавии. Пока дамочки пробовали и нахваливали мои «фирменные» коктейли, я с интересом к ним приглядывался и в итоге сделал вывод, что они довольно привлекательны и стал было подумывать как договориться с ними о продолжении вечера, начав с того, что принес за их столик бутылку шампанского. Девушки поблагодарили, осыпав меня многообещающими взглядами и улыбками, однако тотчас же после того, как я вернулся за стойку, к ним за столик подсел этот самый, тогда еще незнакомый мне хлыщ, ничем, в общем, не примечательный, но зато смазливый внешне, и стал с дамочками как со старыми знакомыми шутить и заигрывать.

В связи с этим у меня появилось неприятное ощущение, словно почва уходит из-под ног – так непривычна мне была ситуация, когда вот-вот «телок», на которых я уже, как говорится, положил глаз, из-под самого моего носа уведут. Мои шансы падали с каждой минутой: этот бес, надо признать, болтун был отменный и в короткий отрезок времени наплел девушкам столько всяких-разных небылиц, что я уже всерьез стал подумывать, как от него, неожиданного конкурента, без шума и драки избавиться. Как раз к этому времени он сам перешел все дозволенные границы и стал во всеуслышание говорить неслыханные вещи, как то:

– Да что это, девушки, за бар? – Он картинно-брезгливо огляделся по сторонам. – Так себе, забегаловка. Вот я в Кишиневе, помнится, красиво отдыхал во всех центровых барах, меня там везде встречали как своего, потому что я и сам бармен – три года в Интуристе проработал. – Тут парень сделал паузу, наблюдая за девушками в надежде угадать какой эффект среди присутствующих он произвел. И произвел же, сволочь, это было видно по лицам дамочек.

И тут во мне взыграла профессиональная гордость и даже злость. Я уже замечал этого парнишку несколько раз у себя в баре и ресторане прежде – он никогда со мной не заговаривал, а ведь как коллега, если уж верить его словам, он мог подойти хотя бы чтобы просто поговорить, пообщаться. Что-то тут было не так, мальчик явно перевирал, тем более что и кишиневских барменов я почти всех знаю в лицо – приходилось с ними по делам встречаться, приходилось и выпивать сообща, и хлыща этого я среди них почему-то не замечал. Когда паренек совсем уже разошелся в своих фантазиях, я не стерпел.

– Подойди-ка сюда, уважаемый коллега, – подозвал я его.

Он нехотя встал из-за столика и подошел. Девушки за столиком навострив ушки обернулись к нам, и я сказал:

– Так ты, говоришь, барменом работал?

– Да, в интуристе, – не сморгнув, соврал он настолько уверенно, что чуть было не поколебал мои сомнения. И тогда он спросил: – Хочешь, чтобы я тебе посоветовал какой-нибудь коктейль?

– Нет, я попрошу тебя кое о чем другом, – сказал я, от злости едва не скрипнув зубами. – А вас, девочки, попрошу подойти, засвидетельствовать, так сказать.

Девушки замялись, стали перешептываться, затем одна из них, видимо самая бойкая, все же встала, подошла, и я пригласил ее вместе с этим парнем-выскочкой пройти со мной в подсобку.

– Слушай, как тебя там?.. – спросил я его, когда мы оказались внутри подсобки.

– Виктор, – ответил он.

– Теперь послушай, Виктор, если ты нам сейчас продемонстрируешь свой профессионализм, с меня извинения и ящик шампанского, если же проиграешь, – в этом месте я сделал паузу, – ты сюда, в бар, больше ни ногой. Договорились?

– Хорошо, – вздохнул Виктор. Он почувствовал, конечно, что я ему готовлю какой-то подвох, но отказываться было неудобно, да и поздно.

– Возьми стаканчик, – указал я на один из множества стаканчиков, скопившихся в мойке, – и вымой его. Если ты даже просто работал в посудомойке, это тебе будет нетрудно проделать, ну а у барменов вообще своя особая специфика в этом деле.

Виктор, тревожно поглядев на меня (наверное, подумал в это момент, о какой такой специфике я веду речь, а специфики, как вы сами понимаете, никакой нет да и быть не может), взял стакан тремя пальцами правой руки и, сунув его под струю воды, сделал какое-то неловкое движение и выронил его внутрь умывальника, затем поднял, обхватил его ладонью и стал взбалтывать. Я вздохнул.

– Боюсь, дорогой товарищ, что ты никогда не работал в баре, даже в качестве официанта или посудомойщика. Ну, а теперь скажи нам это сам, имей мужество признаться честно.

Виктор выдохнул воздух, облизнул губы, глаза его виновато забегали, и я сказал:

– Ну хорошо, не будем усугублять. Ваше мнение? – обратился я к девушке. Она пожала плечами и улыбнулась застенчиво, затем сказала:

– Ну… я не знаю.

– Что ж, – сказал я. – Шампанское мы все равно будем пить, только боюсь, уже без нашего друга, как вы сказали вас зовут, молодой человек?..

Виктор, не отвечая, повернулся и с видом оскорбленной гордости отправился на выход, а когда мы с девушкой вышли из подсобки, его спина мелькнула в проеме двери и исчезла.

Девушка прошла на свое место, а я, видя устремленные на меня взгляды ее подруг, пожал плечами и сказал:

– Подходите девушки, присаживайтесь у стойки. Придется мне наливать – «назвался груздем, полезай в кузов».

Часом позже мы с Кондратом посадили двух девушек-«академичек» из этой компании в нашу машину и повезли на «явочную» квартиру, расположенную неподалеку от того места, где они проживали, а проживали они в одном из зданий на территории консервного завода. Дамочки, когда мы им стали намекать на то, что нам предстоит остаться вместе до утра, поначалу стали капризничать, но именно в эту минуту, а мы как раз проезжали мимо городской тюрьмы, рядом с нами вдруг стали раздаваться автоматные очереди и пистолетные выстрелы. Стреляли довольно густо и, если честно, даже нам с Кондратом стало страшновато, хотя мы понимали, конечно, что это или бунт на тюрьме, или, в худшем случае, побег, и при любом раскладе весьма маловероятно, что кто-то станет стрелять по нашей машине. Девушки, услышав выстрелы, растерялись, побледнели, мгновенно утихли, поняли, наверное, что все бренно на этой земле и, когда мы прибыли на квартиру, безропотно нам отдались.

А Виктора после того вечера я пару недель не видел, не встречал, а потом он вновь появился в ресторане, и как-то очень быстро и совершенно незаметно притерся – примазался к Кондрату, а затем и к нашей компании, стараясь по мере возможности меня избегать.

И теперь вот уже вторую неделю он целыми днями крутился в ресторане, вынюхивал и высматривал все вокруг и, кажется, стал Кондрату незаменимым помощником, выполняя любые его задания и поручения.

Сейчас он, также как и Кондрат, был загружен материалами для ремонта – у ног он поставил инструменты и ведро с краской, вся его одежда была обляпана пятнами краски и побелки.

Казалось, какое мне, бармену, дело до банкетного зала, а уж тем более Кондрату, который и вовсе был музыкантом, но на самом деле мы с ним были заинтересованы в обустройстве этого помещения больше всех остальных, понимая главное: первое – что банкетный зал возьмет на себя обслуживание местного (и не только) партийного руководства и всякого другого начальства, избавив тем самым меня от весьма сомнительного «удовольствия» – обслуживать их в баре; второе – впоследствии там можно будет иногда и самим отдыхать: никто не догадается стучать в дверь, почти незаметную с улицы, а в двери и окна бара клиенты уже попривыкли по-свойски колотить почти что круглосуточно.

Кондрат, положив на пол обрезки досок, устало опустился на пуфик, Виктор присел с ним по-соседству и подобострастно поздоровался со мной. Я едва заметно кивнул в ответ: по правде говоря, с самого первого момента нашего знакомства я невзлюбил его – маленькие, круглые, с короткими рыжими ресницами поросячьи глаза его все время рыскали в разные стороны, и никогда нельзя было поймать их взгляд; он отчего-то все время суетился, даже когда в этом не было нужды; еще он часто рассказывал нам какие-то неправдоподобные истории о многочисленных своих победах на женском фронте во время учебы в Кишиневе, и в то же время преданно глядел нам с Кондратом в глаза, как собака делая стойку, то есть всегда готов был исполнить любую нашу просьбу. Я даже как-то высказался Кондрату о нем: «У этого козлика такой вид, будто его бедная мама через задницу родила».

Кондрат медленно оглядел помещение, присутствующих, потом спросил:

– А кто эта матрешка, что выскочила минуту назад из бара в твоей куртке?

– А… так… знакомая одна, – усмехнувшись, ответил я. – Если вечером подойдет, познакомлю тебя с ней. Можешь ею заняться.

– Заняться – это само собой. А куртку твою она на фига забрала?

– Я сам дал, – рассмеялся я. – И шутя добавил: – Чтобы, если вечером не заявится, у меня был повод нагрянуть к ней домой в любое удобное для меня время.

Виктор с интересом прислушивался к нашему разговору, а я, глядя на него, с трудом скрывал брезгливость, так как он распространял сейчас вокруг себя запах пота, едкий как у козла.

Я обратился к нему, специально делая вид, что забыл его имя:

– Слышь, как тебя там…

Виктор в этот момент вертел в руках какой-то строительный инструмент, кажется угломер, и когда я его окликнул, поднял на меня свои круглые глазенки, при этом так и замер с открытым ртом – подумал, наверное, что ослышался, и что я обязан был за время нашего знакомства запомнить его имя.

– Витя, – ответил он, наконец, – а ты разве… не знаешь?

Я не ответил ему, потому что в это самое мгновение боковым зрением ухватил, увидел, как в бар вошли, нет, попросту вплыли три новенькие дамочки – ни одной из них я прежде не встречал. Кондрат тоже заметил девушек и, вытянув голову, даже приподнялся с пуфика, пытаясь оглядеть вновь прибывших с головы до ног – ему это было нетрудно сделать, так как он был выше нас на полголовы.

– Одну из них я знаю, – уверенно сказал он, не отворачивая головы и продолжая смотреть на девушек, – вот эту, черноволосую, ее Людой зовут, а тех двоих – нет, не знаком с ними, впервые вижу. – И он сел на место.

– То есть ты хотел сказать, что знаком с Людмилой близко? – спросил я, припоминая, что в одно время у него в любовницах ходили подряд три или четыре Людмилы.

– Да, – коротко и просто ответил он.

– А ту, что ростом повыше остальных, знаете? – вклинился в наш разговор Виктор, склонившись над стойкой так, чтобы его не могли слышать со стороны. – И не дождавшись ответа, сказал:

– Ее зовут Марина. 19 лет. В Кишиневе финансово-экономический техникум заканчивает, сейчас здесь на практике. На машиносчетной станции работает, что возле консервного.

– Исчерпывающая информация… Трахается? – свой вопрос Кондрат задал уже почти шепотом, потому что девушки как раз в это время направились к стойке, и одна из них, как раз та, что была более высокая, подойдя кивнула Виктору как старому знакомому, ее лицо, впрочем, не выразило при виде его большой радости. Я встал со своего стула и шагнул к ним навстречу.

– Да, пожалуйста, девушки, чего желаете?

Девушки заказали по стакану апельсинового сока и по пирожному, после чего отправились за дальний, единственный свободный столик в угловой кабинке, а я вернулся к тому месту где сидели Кондрат и Виктор.

– …Конченая бл…ь, – продолжал тем временем свой рассказ Виктор. – И трахается и все что хочешь исполняет, за время учебы в технаре два аборта сделала. – Он улыбался в эту минуту во весь рот, так как внимание наше было исключительно на него, и последнюю фразу произнес почти торжественно.

Я слушал его и одновременно наблюдал за девушкой, о которой Виктор так вдохновенно рассказывал: в эту минуту она стояла ко мне вполоборота, наклонившись над столом – красивый, гибкий изгиб ее девичьего тела приятно волновал глаз. Она была хорошо сложена, стройна, волосы пепельно-золотистые (мой любимый цвет!) пострижены под «Гарсон», небольшая, но приятно подчеркнутая обтягивающим ее джемперком достаточно высокая грудь, округлая приподнятая попка – из тех, что встречаются у одной на тысячу молодых женщин, – и понял, что девушка, безусловно, весьма привлекательна, и неудивительно, что она пользуется у мужского пола вниманием, успехом и гм… спросом.