Текст книги "Прутский Декамерон"

Оксана боязливо опустила руку на оконную раму и наклонилась к окну.

– Ну, смелее! – сказал я и мы, одновременно с ней перегнувшись через подоконник, выглянули в темноту. Честно говоря, я эту Оксану с удовольствием попросту выставил бы за дверь, но мне уже так не хотелось расставаться с Ларисой!..

– Не надо!.. – воскликнул Митька испуганно.

– А ты закрой рот! – грубо оборвал я его.

Краем глаза я заметил, как Лариса без сил облокотилась спиной на стену, руки ее безвольно повисли вдоль тела.

– Нет, я не буду прыгать! – заявила Оксана, внезапно успокаиваясь и делая шаг назад от окна.

– Вот и умница, – резюмировал я, прикрывая окно. – Ну а теперь, если я еще только одно кривое слово от тебя услышу, своими руками в окно выброшу!

Митька, поняв, что конфликт исчерпан и напряжение спадает, открыл холодильник и, достав оттуда бутылку шампанского, спросил:

– Савва, скажи, мы сегодня имеем право выпить по бокальчику шампусика?

«Умница, Митька, не обиделся на меня, понял, что я ему грубил для дела».

– Наливай, – сказал я. – Девчонки, присоединяйтесь, давайте жить мирно и дружно.

– И регулярно, – весело добавил Митька, разливая пенящийся напиток по бокалам.

– А можно, мы с Ларисой переговорим? – спросила Оксана, и, перехватив мой жесткий взгляд, сделала умоляющее лицо. – Ну, пожалуйста, на минуточку!

– Хорошо, посовещайтесь, – великодушно разрешил я.

(По опыту я знал, что в 99 случаях из 100 такая просьба означает капитуляцию, и теперь девушкам остается лишь решить между собой последний вопрос – кто с кем). – Только недолго, у вас на все про все есть одна минута. – И, напустив на лицо серьезное выражение, добавил: – Время пошло!

Для разговора Оксана увлекла Ларису в ванную комнату; мы с Митькой от нечего делать подошли к неплотно запертой двери. Услыхав их шепот, Митька встревожился и спросил громко, так, чтобы и за дверью тоже было слышно:

– Савва, а если девочки не захотят пилиться?

– Кто не захочет пилиться, будет сосать! – сказал я жестко.

Дверь ванной тотчас же приоткрылась, и оттуда выглянула Оксана.

– Савва, мне не нравится это слово – «сосать»!

– Да, а сам процесс? – тут же нашелся я. «Хороший экспромт, мысленно похвалил я себя, а главное – вовремя сказан». Оксана поджала губы и скрылась за дверью, в ванной некоторое время помолчали, потом опять тихо зашептались, затем вновь смолкли и, наконец, обе девушки вышли наружу.

– Ну что, девчонки, накатим по бокалу шампанского? – как ни в чем не бывало, предложил я. – И, раз вы уже обо всем договорились, давайте выпьем за встречу и за знакомство.

– Что-то мне не хочется с вами пить! – скривив губы, капризно сказала Оксана.

– Что такое, бунт на корабле? – спросил я грозно. – Так знай, Оксаночка, мое терпение истощилось. Я устал быть добреньким, с этой минуты все будет по-другому – ну-ка, немедленно, марш в спальню! – Я указал ей на дверь ближайшей комнаты. – Иди и жди меня там – я сейчас приду.

Оксана опустила голову.

– Ну, теперь в чем дело?.. – поинтересовался, в то же время ликуя в душе от радостного предчувствия.

– Я хочу, чтобы пришел Митя, – опустив глаза промямлила она. (Ну, конечно же, она, наивная дурочка, думает, что из нас двоих он более мягкий и спокойный).

– А-а!.. Как тебе это нравится? – показно возмутился я, обращаясь к Митяю и подмаргивая ему при этом. – Я к ней всей душой, можно сказать, и телом, а она… Будь после этого добрым с людьми!

Оксана, понурив голову, обреченно, на негнущихся ногах пошагала в комнату, Митяй, бросив быстрый жадный взгляд на Ларису, продолжавшую безучастно стоять у стены, медленно, словно нехотя, отправился следом за ней.

Я с удовольствием проводил эту парочку взглядом, а когда обернулся, Лариса, оторвавшись, наконец, от стены, медленно, словно сомнамбула, перешла к кухонному столику и села за него упершись локтями в стол, ладошками подперев подбородок.

Я подошел и присел перед ней на корточки.

– Давай выпьем шампанского, Лора, – сказал я миролюбиво, пододвигая к ней один из наполненных бокалов.

– Я не могу, – сказала она, посмотрев на меня сквозь слегка раздвинутые пальцы рук.

– Почему, Лариса?

– У меня вот тут какой-то спазм, – сказала она словно извиняясь, прижав одну руку к груди. – Прости!

«Вот мудак!.. – разозлился я сам на себя. – Дошутился. Застращал девчонку так, что она теперь почти в шоке. Вот тебе и момент подходящий – бери и трахай ее, полупарализованную».

Я бережно взял ее ладонь (ту самую, которую несколько минут назад выворачивал) в свои руки и стал целовать на ней каждый пальчик, каждую фалангу.

– Рука, надеюсь, не болит, – спросил я с виноватой улыбкой. – И увидев, что Лариса почти плачет, добавил: – Ну-ну, это еще что такое, немедленно взбодрись, ты же каратистка!..

Девушка конфузливо улыбнулась, в ее глазах все еще стояли слезы.

– Это ты меня прости! – прочувственно сказал я. – Прости, Лариска-ириска! Причиной моего гадкого поведения являешься ты сама: я всего лишь хотел быть рядом с тобой в этот вечер…

Она мягко отняла свою ладонь:

– Я хочу пойти умыться.

Я подал ей руку, девушка встала из-за стола, и мы вместе отправились в ванную. Лариса открыла кран и подставила под льющуюся воду ладони. Я довернул кран, открыв его на полную мощность и наклонив одной рукой голову девушки под струю, стал усердно растирать ее лицо другой, вспомнив слова одного древнего восточного автора: «Если хочешь увидеть свою избранницу в ее природной красе, умой ее…».

Когда Лариса, задыхаясь от насильственных водных процедур, выпрямилась, ее лицо выражало крайнее возмущение, но при этом было прекрасно своей естественной, девичьей красотой, подчеркнутой приятным румянцем. Я сорвал с вешалки полотенце и, предупреждая те справедливые слова упреков, которые должны были быть высказаны в мой адрес, обмотал им голову девушки. Я помог Ларисе вытереться, потом отбросил полотенце и, схватив ее в охапку, стал целовать. Вначале девушка вырывалась, затем сопротивление ее постепенно стало ослабевать, и Лариса, видя, что я не предпринимаю никаких агрессивных действий, стала даже, как мне показалось, подставлять свои губы для поцелуев! Когда мы, наконец, выбрались из ванной, она была почти в норме.

– Подай мне бокал, – попросила Лариса, усаживаясь за стол, и я с готовностью поднес ей бокал с шампанским.

Она подняла бокал и стала наблюдать за пузырьками, цепочкой рвущимися вверх; я сделал несколько глотков из своего бокала, после чего встал, сказал: «извини, я сейчас, на минуточку» и, как мне показалось, незаметно для девушки скользнул во вторую, свободную комнату, где быстро начал расстилать постель. За этим занятием меня и застала Лариса: неслышно войдя в комнату, она остановилась прямо за моей спиной. Обернувшись, я увидел, что она, скрестив руки на груди, как-то чуть отстраненно смотрит, дожидаясь пока я закончу, затем спросила:

– Это для кого, для нас?..

– Да, – ответил я, делая шаг ей навстречу. – Для нас с тобой. – И после паузы добавил самым нежным тоном: – Я отдам все, поверь, за одну твою улыбку, Лариса. Только прошу тебя: не хмурься, улыбнись и не думай ни о чем плохом.

– Ну конечно, ты ведь мужчина, хозяин жизни, – сказала она с обидой в голосе, – а меня можно и не спрашивать, хочу я этого или нет!

– Почему же? Я тут приготовил удобное гнездышко, чтобы мы могли друг друга о чем угодно спрашивать, – попробовал отшутиться я, беря обе ее руки в свои и целуя их, – и у нас впереди теперь есть целая ночь для вопросов и… положительных ответов.

– Савва, я, наверное, не та девушка, которая тебе нужна, – сказала она грустно. – Ты во мне наверняка разочаруешься. Не лучше бы тебе было просто отпустить меня?

– Лариса, не мучай меня, – взмолился я. – Я был сто раз неправ, я готов целую ночь на коленях молить твоего прощения за то, каким способом я завлек тебя сюда, но прошу тебя: будь со мной, будь моей! Если ты еще девушка, мы с тобой просто посидим, поболтаем и останемся добрыми друзьями. Но я, конечно, буду ужасно страдать. Если же… если ты готова к любовным отношениям… тогда я весь твой… – Мой вожделенный взгляд, устремленный на нее, казалось, прожигал девушку насквозь.

Лариса вздохнула и отвела взгляд.

– Скажи, я могу пойти сполоснуться? – стыдливо спросила она после некоторой паузы.

Минут через десять она вернулась из ванной; я все это время сидел на краешке кровати и ждал. Лариса подошла почти вплотную, наклонилась и заглянула мне в глаза и, надо сказать, это была одна из самых сладостных минут в моей жизни, потому что вслед за этим она произнесла:

– Гаси же свет, коварный соблазнитель!

Мы разделись по разным сторонам кровати, после чего одновременно полезли под одеяло. Я, протянув руку, прикоснулся к ее плечу, кожа девушки была упругой и прохладной на ощупь; Лариса лежала на самом краешке кровати, слегка отстранясь от моих ищущих горячих ладоней и полуотвернувшись. Я не набросился на нее, хотя мне ужасно этого хотелось, наоборот, я медленно придвинувшись начал гладить ее волосы, затем стал целовать шею, маленькие, будто детские ушки, затем, повернув девушку к себе, добрался сухими горячими губами до груди и тогда Лариса прошептала, укладываясь поудобнее:

– Иди ко мне, милый, только обещай, что будешь со мной нежен, я совсем еще неопытная в этих делах.

– Я буду ласковым и нежным, я буду, каким ты только захочешь, – произнес я и с этими словами крепко сжал ее упругое тело в своих объятиях, она изогнулась в моих руках и сказала чуть охрипшим голосом:

– Так знай же, я ждала тебя, мой сильный мужчина. Иди же, милый, иди скорее, любимый, я хочу тебя…

Мы соединились, слились в одно целое – это было прекрасное, сладостное ощущение. Прошло какое-то время и мне показалось, словно что-то сладостно-гипнотическое, чему невозможно да и не хотелось противиться, обволакивает нас обоих, и это что-то заполняет собой все пространство вокруг, а я утопаю и полностью растворяюсь в этой женщине и охватившей нас обоих любовной неге! Это блаженное состояние продолжалось, наверное, целую вечность, и под конец, оставшись совсем без сил, я обнял ее прекрасное тело и забылся в сладостном сне.

Потом, несколько позже, выйдя из этого сладостного забытья, я увидел склонившееся надо мной девичье лицо. Беспредельно милое и такое прекрасное. Длинные черные волосы, льющиеся с матовых плеч, щекотали, касаясь, мое лицо, огромные карие с золотистым отливом глаза глядели на меня сквозь завесу волос ласково и немного задумчиво. Лариса сидела в постели в красивой позе, в руке она держала бокал с шампанским. Я с восхищением разглядывал ее. Ее точеное тело с чуть смуглой кожей казалось мне совершенным. Мне стало тепло и радостно на душе, и я понял, что влюблен в нее, в эту девушку, которую едва знаю. Я легко коснулся ее руки, шампанское из бокала пролилось, тонкие прозрачные струйки зазмеились, побежали по ее груди и животу, спускаясь к темнеющему ниже пупка треугольничку курчавых волос. Я тут же устремился к ней, и сухими губами страждущего стал эту влагу по капельке подбирать, сцеловывать с ее тела. Лариса, потянувшись, отставила бокал на столик у кровати и рассмеялась, обхватив мою голову руками.

– Ты фантастически красива, – прошептал я, жадно разглядывая ее. – И поистине прекрасна в постели. Какое счастье, что я встретил тебя.

Лариса медленно склонилась надо мной.

– Я люблю тебя! – неожиданно прошептала она. И поцеловала в губы – долгим и жадным поцелуем. В одно мгновение почувствовав, как во мне пробуждаются все дремавшие до этой поры силы, я опрокинул девушку навзничь и нетерпеливо набросился на нее. Это была бесконечная ночь, или вернее, ночь бесконечной любви. Мы оба были в эти минуты счастливы, нам было чудесно вместе.

Когда мы все вместе вновь собрались на кухне, было что-то около восьми утра. Оксана, почти не скрывая радостной и жеманной улыбки, повсюду ходила за Митькой, то и дело стараясь прижаться к нему – видно было, что ночью они времени даром не теряли. Я легко шлепнул ее по заднице, туго упакованной в форменные брючки, затем прошел к окну, отворил его и, перевесившись вниз, крикнул дурашливо:

– Ксанка, если ты еще жива и можешь отклеиться от асфальта, поднимайся к нам, кофейку попьем!

Ксанкин голос отозвался совсем рядом, позади меня, к тому же подкрепленный чувствительным тычком в спину.

– Пошел к черту, обманщик! Похититель молоденьких девушек!

Я повернулся к ней и посерьезнел лицом:

– Я обманщик? Я похититель? А ну, быстро на колени! И немедленно проси прощения!

Оксана испуганно посмотрела на меня, потом растерянно на Митьку – он молчал. Тогда она сказала:

– Да идите вы к черту с вашими шуточками! – Голос ее почти дрожал от испуга и обиды.

И тогда я обнял ее за талию, поднял и закружил в воздухе; я готов был даже поцеловать ее – бледненькую и страшненькую – за ту приятную встречу, что произошла у нас вчера вечером и в благодарность за то, что у нее есть такая чудесная подруга.

Попив кофе, мы погрузились в машину Митяя и отправились к студенческому лагерю. Девчонки опасались, как бы кто-либо из студентов или преподавателей не увидел их вместе с посторонними людьми, да еще в такое время, рано поутру, поэтому, не доехав до лагеря метров двести, мы остановились.

– Прощай, любимый!.. – прошептала Лариса, глядя на меня во все глаза, и от этих слов сладостно замерло сердце, уже давно меня так никто не называл.

До свидания, прекрасная Лариска-ириска! – ответил я, хотя также как и она был уверен, что нам никогда больше не суждено встретиться.

* * *

С той поры минуло около полугода, осень плавно перетекла в зиму, вслед за ней наступили теплые весенние деньки, и в один прекрасный день мы с Кондратом, моим другом, коллегой и главным компаньоном по интимным вопросам (тогда он уже вернулся из армии), будучи в Кишиневе, решили посетить факультет иностранных языков столичного университета, где у нас, как мы справедливо полагали, было множество знакомых девушек, с которыми мы общались во время прохождения студентами «летнего семестра» в нашем городе на протяжении вот уже нескольких лет подряд. Необычайно интересно было оказаться в этом новом для нас месте, где нам очень скоро предстояло встретить множество знакомых лиц.

Мы стояли у входа в здание и никак не решались войти.

– Представляешь, Савва, – сказал Кондрат, – я волнуюсь.

– И мне, честно говоря, тоже немного не по себе, – сказал я.

Мы с Кондратом, одетые элегантно и даже с претензией на шик, вошли наконец внутрь и медленно продефилировали по всему учебному корпусу.

Была переменка и нас таки узнавали стоявшие тут и там кучками, группами и парами девушки, это становилось понятно по тому, как они при виде нас начинали шептаться, и этот шепот словно волна настигал, сопровождал и порой даже опережал нас. Девушек, которые узнали нас, было тут, наверное, не менее двух-трех сотен.

– Среди этого цветничка, Савва, – не сдерживая легкой улыбки негромко проговорил Кондрат, – есть десятки знакомых нам девушек, которые знают нас не только в лицо, но и гораздо ближе.

Я не ответил товарищу, но тоже не смог сдержать самодовольной улыбки.

Шепот по-прежнему преследовал нас по пятам, а мы шагали гордо и уверенно, стараясь не оглядываться по сторонам. И тут передо мной вдруг появилась, словно возникла из воздуха – она! Лариса! Лишь она одна не постеснялась подойти к нам, вот так, открыто, на виду у своих соучеников.

– Ты приехал ко мне, Савва? – спросила девушка, выступив нам навстречу из толпы студентов и остановившись совсем близко, так, что я уловил запах ее волос, ее золотисто-карие глаза глядели прямо в мои. В немой растерянности я оглядел девушку с головы до ног: на Ларисе была короткая, выше колен юбка и приталенная блузка. Что ж, следует признать, она была очень эффектной девушкой, одной из самых хорошеньких, пожалуй, во всем университете. Воспоминания о той, одной-единственной нашей с ней дивной ночи, живо и ярко всплыли в моей памяти.

– Да, Лариса, – ответил я негромко, – в целом мире мне нужна одна лишь ты. (Сказал, конечно, в шутку, но в какую-то секунду почувствовал, что это могло быть и правдой).

Лариса еще несколько секунд пристально разглядывала меня, потом вдруг словно очнулась, огляделась по сторонам, все взгляды окружающих были прикованы теперь к нам двоим, и даже Кондрат в эту минуту каким-то образом оказался в стороне, и тогда она слегка приподнявшись на носочки, прижалась своей щекой к моей и прошептала мне в ухо ласково: «Лжец!», и тут же добавила улыбнувшись: «А ведь я ждала тебя!» и тут же отступила, отошла назад, затем сделала несколько размашистых шагов и тут же пропала в глубинах коридоров, только длинные стройные ноги ее мелькнули и исчезли за одним из поворотов.

Я растерянно поглядел на своего товарища, который наблюдал за мной и чуть насмешливо улыбался. Что ж, грустно… и приятно, черт возьми!

Когда мы выходили из университетского корпуса, я спросил Кондрата: «Хочешь анекдот?» и он ответил: «Валяй».

– Вежливый индюк, выходя из индюшатника, оглядел всех его обитательниц и сказал: «Простите, мне кажется, что я тут у вас немного натоптал».