Текст книги "В злом сердце Бог не живет"

14

Телефонный звонок застал меня за утренним чаепитием. Я оставил недоеденный бутерброд, встал из-за стола и подошел к аппарату.

– Слушаю.

– Привет, Роберт, – раздался в трубке бодрый голос моего приятеля Петра Гасилова. – Как дела?

– Ничего, жизнь идет потихоньку.

– Ну, чего, сценарную заявку твою завернули?

– Да, о войне говорят сейчас не актуально.

– Жаль… Но ты не отчаивайся. Подумай, может что-нибудь о культуре, или на историческую тему…

– Мне, кстати, с другого канала тут предложили посотрудничать. Как раз по истории… Тоже по знакомству. Продюсер Пичхадзе – знаешь такого?

– Конечно. Известная личность, лауреат международных премий.

– Он даже аванс прислал.

– Здорово! Когда съемки?

– Понимаешь… – я слегка замялся. – Съемок не будет.

– Как? – опешил Петр. – Почему?

– Почитал сценарий… Там Советский Союз надо подавать в негативном свете. А я этого делать не хочу.

Повисла пауза. Петр явно был озадачен.

– Ты это… – неуверенно произнес он. – Зря, мне кажется. Тебе ведь этот фильм гораздо важнее, чем ему. Это реальный шанс, ты понимаешь?

– Понимаю, но все же… Не могу я делать то, к чему душа не лежит.

– Не горячись, подумай. Иногда можно пойти на разумный компромисс. Надо сначала сделать себе имя, а потом уже… Иначе так и будешь снимать свою рекламу. Ну, что ты, как ребенок, ей богу…

– Поздно. Я ему уже аванс вернул.

– Да-а-а, – тяжело вздохнул мой приятель. – Спорить с тобой бесполезно. Смотри, тебе жить…

Этот утренний разговор ненадолго заставил меня задуматься о прозе жизни, вернул к повседневным насущным проблемам. Но вскоре я уже забыл о нем. День сегодняшний сулил куда более радужные перспективы. Мы с Элей собирались поехать на дачу к друзьям, чтобы отметить там одно радостное событие. Дело в том, что мой старый товарищ Вадим получил, наконец, звание генерала.

Накатанная грунтовая дорога вела сквозь осенний лес. День выдался погожий, тихий, безветренный. Лучи солнца щедро дарили напоследок свое уходящее тепло. Эля сидела рядом, на пассажирском сидении и любовалась яркими красками ранней осени.

 
– Такие дни, и грустно и светло,
В народе называют «бабьим летом»…
 

Процитировал я строчку из стиха знакомого поэта. Эля улыбнулась:

– Повезло нам с погодой, правда?

– Повезло.

– Далеко еще ехать?

– Километра три-четыре осталось.

– Чья это дача? Того товарища, кому генерала присвоили?

– Нет… Генерала присвоили Вадиму. А дача – Андрея, который бизнесмен.

– Кто там еще будет?

– Все свои… Женька и Серега.

– А жены их?

– Обычно мы собираемся без жен, своим сугубо мужским коллективом. Так как-то проще… И выпить можно спокойно и поговорить. С женами так не получится.

– Но сегодня ты приедешь со мной. Как они это воспримут?

– Нормально… Надо же мне тебя с ними познакомить.

– Ты им сказал, что будешь не один?

– Не успел.

Эля посмотрела на меня укоризненно. Я сделал виноватое лицо. Конечно, мне следовало бы предупредить своих друзей, но получилось, как получилось. Мы подъехали к большому дому, обнесенному высоким забором. Ворота были открыты, во дворе стояли машины. Я припарковался рядом.

– Вылезай… – сказал я Эле. – Идем знакомиться.

Друзей мы нашли за домом, на открытой площадке среди деревьев. Оставив свои дела, они с удавлением глядели на нас. То, что я появился не один, было для них сюрпризом.

Я по очереди представил их Эле. Они выглядели немного смущенными.

– Что ж ты не предупредил, – попенял мне Серега. – Я бы хоть оделся поприличнее.

– Да ладно, – отмахнулся Женька. – Какие есть… Нам-то чего? Это Роберту теперь женихом надо выглядеть.

– Кстати, – сказал я, – мы с Элей приглашаем вас на свадьбу. Через три недели у нас регистрация.

– Ну, об этом мог бы и за столом объявить, – вмешался Вадик. – В торжественной, так сказать, обстановке.

– Давайте, за дело, господа, – на правах хозяина предложил Андрей. – А то мы так еще долго за стол не сядем.

Мы распределили обязанности и занялись каждый своим делом. Работа нашлась всем. Одни чистили картошку, другие рубили дрова, третьи разжигали огонь и готовили салаты. Эля тоже не осталась в стороне – она сервировала стол.

– Вы с ночевкой, надеюсь? – спросил у меня Андрей.

– Если будет, куда нас разместить.

– Найдем место… Вон, в гостевом домике переночуете. Пойдет такой вариант?

– Пойдет. А ребята?

– Я здесь на первом этаже лягу, в своей спальне. А парни – на втором… Там места много и постелей на всех хватит.

– Нет, – подал голос Женька. – Я вечером уеду. Мне часам к одиннадцати дома надо быть.

– Я тоже, – отозвался Вадим. – С утра завтра на службу…

– Завтра же выходной, – напомнил Сергей.

– Это для вас выходной, а у нашей конторы свой календарь.

– Ему теперь генеральские лампасы надо круглосуточно отрабатывать, – пошутил Андрей.

Я крутился возле мангала, на котором жарились шашлыки. Вообще, это был мой конек. И, думаю, вряд ли кто-то из моих друзей мог сделать это лучше. Вот вроде бы все просто, но… Чуть передержал – мясо получилось слишком сухое. Жару дал больше, чем следует – получились угольки. Жару дал меньше или по времени поспешил – кусочки внутри остались сырыми. Ну и от углей, и от маринада, и от самого мяса тоже многое зависит. Кроме того, чтобы приготовить хороший шашлык, нельзя отходить от мангала ни на минуту. Все время танцевать вокруг него должен. И только тогда, когда все эти условия выполнены, можно рассчитывать на определенный результат.

Мясо на шампурах зарумянилось, покрылось тонкой аппетитной корочкой. Капли прозрачной влаги медленно стекали по обжаренным кусочкам и с шипением падали на горячие угли. Воздух наполнился непередаваемым ароматом.

Подошел Андрей, молча встал рядом. Я продолжал колдовать над мангалом.

– Скоро будет готово? – спросил он.

– Минут пять, не больше… – ответил я и, аккуратно поворачивая длинный металлический вертел, с нанизанным на него мясом, добавил. – Хорошие у тебя шампуры. Сам покупал?

– Нет, подарили.

– Удачный подарок… Никогда не сделаешь хороший шашлык на прямых шампурах. На них мясо обжаривается только с двух сторон. Совсем иное дело – витые… Тут можно поворачивать как угодно, в любом положении будет держаться. Настоящий шашлык только вот на таких вертелах можно приготовить.

– Согласен.

Мы помолчали, ощущая на лицах жар, идущий от малиновых углей, лежащих на дне раскаленного, закопченного до черноты железного мангала.

Потом я вспомнил, что Андрею не так давно делали операцию: извлекали маленький осколок – кусочек стальной оболочки, отколовшийся от той самой пули, что пробила ему грудь в Грозном. Тогда этот осколок почему-то трогать не стали. Может, побоялись, что слишком близко от сердца, а может, просто не заметили. Но теперь, годы спустя он вдруг снова напомнил о себе. «Эхо войны», – сказал бы по этому поводу один известный персонаж.

– Как здоровье? – поинтересовался я.

– Ничего… Тьфу-тьфу-тьфу!

– Врачи там хорошие были?

– И врачи, и условия… Клиника известная в Европе.

– А почему решил именно в Германии оперироваться?

– Не знаю, так получилось. Знакомые посоветовали…

Шашлыки наши тем временем окончательно дозрели.

Мы выложили их на широкое блюдо и понесли к столу.

На веранде, под навесом народ уже томился в ожидании. Наше появление встретили одобрительными возгласами. Я поставил блюдо на стол и сел рядом с Элей.

– Что будешь пить? Вино, шампанское?

– Нет, – покачала головой Эля. – Воды налей мне, пожалуйста.

Достав бутылку с минералкой, я до краев наполнил ее бокал. Уговаривать по поводу спиртного, у нас было как-то не принято. Мало ли какие у человека есть на то причины?

Первый тост подняли, естественно, за Вадима. Андрей сказал от всех нас пламенную речь, поздравил его и пожелал успехов в службе. Мы дружно выпили по этому поводу.

Я был рад за Вадима, за то, что ему, наконец, присвоили звание генерала. Он всегда, сколько его знаю, хотел служить в силовых структурах. Помню, в свое время, Вадим из-за этого даже из госпиталя раньше времени сбежал. Кто-то сказал ему, что с контузией могут забраковать на приемной комиссии. Вот он собрал вещички и был таков… Чтобы отметку в военном билете не поставили.

«А ведь для него, в отличие от нас, эта война все еще не закончилась, – подумал я. – Сколько раз за эти годы он побывал там в командировках. И не только там… Сколько раз рисковал жизнью. Про него никто не сможет сказать, что он заработал свои генеральские погоны на паркете».

– Помните, генерал-лейтенанта Крылова? – спросил Женька. – Он перед самой отправкой приезжал к нам в часть с инспекцией.

– Ты даже фамилию не забыл? – удивился Серега.

– Представь себе…

– Помню, конечно, – отозвался я. – Как раз в наряде был, дежурным по роте, когда он со своей свитой в нашу казарму зашел. Седой такой весь, в парадном мундире; красный кант, золотое шитье по отворотам и обшлагам; и еще – большие блестящие пуговицы с гербом… Больше всего мне почему-то именно пуговицы запомнились.

– Красавец, – лаконично изрек Андрей.

– Он мне почти небожителем показался. В каком-то сияющем ореоле… – продолжал вспоминать я.

– А прикинь, сейчас Вадим у нас таким станет, – вставил Серега. – Важня-я-я-я-к…

– Сколько же лет тому генералу было? – задумался Женька.

– Лет шестьдесят, наверное? – предположил я. – Он мне довольно пожилым показался.

– Ничего удивительного… – усмехнулся Андрей. – Мы ведь тогда еще совсем пацанами были. В те времена все, кто выше капитана нам уже почти стариками казались.

– Ну, наш Вадим еще молодой, – заметил Женька. – Правда, Эля?

– Правда, – подтвердила она. – Вы все еще не старые.

– Как приятно это слышать… – расцвел Серега. – Давайте, выпьем за молодых… Ну, в смысле – за Роберта с Элей.

Все охотно поддержали его. Зазвенели бокалы и под одобрительные возгласы друзей мы с Элей поцеловались.

– Серега, – предложил я, когда все выпили и принялись за закуску. – Пойдешь к нам свидетелем?

– Пойду… А чего надо делать?

– Ничего, – ответил за меня Женька. – Следить, чтобы невесту не украли. Это как раз по твоему профилю. Ты же у нас охранник…

– А кто будет свидетельницей? – поинтересовался Серега.

– Это надо у Эли спросить, – сказал я.

– Эля… Свидетельница красивая будет?

– Обязательно. Вам понравится.

– Ну, тогда решено, я согласен.

За разговорами мы не заметили, как солнце покраснело, словно спелое наливное яблоко и опустилось к горизонту. На улице стало прохладно, от озера, которое было совсем рядом, потянуло зябкой сыростью. Все же осень давала знать о себе. Мы собрали еду и вино со стола и переместились под крышу.

В одной из комнат по стенам висело множество фотографий. На них хозяин дома позировал то в майке и шортах среди пальм; то в плавках, на берегу моря; то в деловом костюме среди высоких небоскребов; то в ярком комбинезоне на фоне ледяной безжизненной пустыни.

– Это мы на Бали, это на Канарах… В отпуске с женой… Это в Нью-Йорке… В командировке в прошлом году.

– А это что, тоже в отпуске? – спросил Женька, показывая на фото с ледяными торосами.

– Нет, это по работе… На полярной станции, в Арктике…

– Каким ветром тебя туда занесло? – поинтересовался я.

– Наша компания там ангары для самолетов строила, – ответил Андрей. – Ездили сдавать первый объект.

– Круто, – одобрительно отозвался Серега. – Уши не отморозил?

– Нет… Мы же весной там были. Морозов больших не застали… Да, чуть не забыл – знаете, кого я недавно встретил?

– Кого? – в один голос отозвались мы.

– Леху Минибаева… Помните, из третьего взвода.

– Смутно, смутно…

– Да такой узкоглазый был, с усиками… На гитаре еще играл.

– Ну, и чего?

– Ничего… Посидели с ним в ресторане. Он проездом был, пол дня всего в Питере… До сих пор переживает, что ранение в военный билет не записали.

– Что за ранение?

– Была там мутная история… – вспомнил Вадим. – Во время обстрела ему вроде как стеклом каким-то керамическим руку зацепило. А врачи говорят – это ты сам случайно порезался. И в отказ… В общем, чем там дело закончилось я не в курсе.

– Вот тем выходит, и закончилось, – резюмировал Женька. – Был бы он офицером – наверняка бы записали. Правильно?

– Ну, это тоже, смотря какой чин, – засомневался Серега.

– У нас в командировке однажды случай был, – продолжил тему Вадим. – Начальства из штаба понаехало до дури… А тут как раз обстрел. И надо же было так попасть… Мина прямо в нужник залетела. Причем не раньше, не позже, а именно в то время, когда там самый главный полковник сидел. Шарахнуло – только щепки полетели… Этот штабной как заорет! Мы думаем – все, отвоевался, сердешный. Выбегает оттуда без штанов, в жо…

Тут Вадим, смутившись, прервался.

– Простите, Эля, увлекся… Выбегает, а в задней округлости щепка торчит. Небольшая такая, с палец толщиной… Вытащили ее, залепили пластырем и отправили с богом обратно. Так он потом не только ранение записал. Он еще и награду вдобавок получил…

Мы дружно посмеялись над незадачливым штабистом. Только Женька отнесся к нему с пониманием:

– Смех смехом, – философски заметил он, – но надо признать, что угроза здоровью все же реально была. А если бы эта щепка ударила чуть пониже? Вот, то-то и оно…

За окнами, в темноте, блеснули яркие фары, послышался звук мотора. Это водитель на служебном автомобиле приехал за Вадимом.

– Что, уже? – удивились мы.

– Нам пора… Женя, давай собирайся, я тебя до дома довезу.

Вадим и Женька начали одеваться. Мы выпили с ними на посошок и друзья наши уехали. Нам тоже настало время определяться с ночлегом.

Андрей пошел провожать нас с Элей в гостевой дом. Когда мы вышли во двор, я поднял голову вверх и изумился: все небо светилось от звезд. Их было великое множество. Они безмолвно сияли в темной вышине словно драгоценные диковинные самоцветы: крупные, мелкие, и совсем крохотные, похожие на блестящую, искрящуюся звездную пыль. Все небо от края и до края было озарено этим чудным голубоватым мерцающим светом.

– Смотрите, – сказал я. – Какая красота…

– Да, – согласился Андрей. – В городе такого не увидишь.

– А где здесь Большая Медведица? – спросила Эля.

– Во-о-он, – показал я ей пальцем, – прямо над этим деревом смотри… Видишь?

– Ага… Ковш такой с ручкой?

– Точно. А чуть выше, вон там… Тоже ковш, только поменьше и перевернутый.

– Вижу.

– Это созвездие – Малая Медведица.

– Здорово… Как в планетарии.

Мы стояли под звездным небом и смотрели в бескрайнюю высь. Не было ни луны, ни облаков… Только бесконечная холодная даль простиралась над нами. И было в ней что-то манящее, таинственное, неземное. То, к чему изначально так стремится наша мятущаяся душа, но чего не в силах понять и постичь человеческий разум.

Я проснулся с рассветом, едва за окном посветлело. Эля лежала рядом, безмятежно раскинувшись на широкой постели. Светлые длинные волосы, в беспорядке разметавшиеся по подушке, обрамляли ее прекрасное лицо. Оно было неподвижным, спокойным и каким-то удивительно одухотворенным. С каждой минутой нежный утренний свет добавлял ее тонким чертам новых красок. Как будто умелый художник легко выписывал изящный портрет, вдыхая в него жизнь уверенными точными мазками. Я смотрел на нее и не мог оторваться. Мне хотелось продлить эти счастливые мгновения как можно дольше, но Эля вдруг глубоко вздохнула, потянулась и открыла глаза.

– С добрым утром, – сказал я.

Она улыбнулась и как-то по-детски протянула ко мне свои руки. Я подался ей навстречу, мы обнялись. Нежно, бережно, и вместе с тем крепко – тесно сливаясь телами, разомлевшими ото сна.

– Ну, как, понравилось тебе здесь? – поинтересовался я, не разжимая объятий.

– Да… Хорошие у тебя друзья, – ответила Эля, щекой прижимаясь к моей щеке. Потом, помедлив немного, добавила:

– Я хочу тебе что-то сказать…

– Что?

Эля еще сильнее прижалась ко мне и, щекотно касаясь губами моего уха, прошептала:

– У нас будет ребенок.

– Что? – встрепенулся я. – Повтори, что ты сказала.

– Да, Роберт… Ты не ослышался.

– Элька-а-а… – я едва не задохнулся от счастья. – Вот это новость… Что же ты раньше молчала?

Приподнявшись, она села на постели, обхватив руками колени. С улыбкой посмотрела на меня.

– Во-первых, не была до конца уверена. А во-вторых, не хотелось сообщать тебе об этом на бегу, впопыхах…

Я сел рядом с ней, обнял за плечи, нежно поцеловал в теплые, податливые губы.

– Я люблю тебя.

– Я тоже… – прошептала она, склоняя голову мне на плечо.

Какое-то время мы сидели так, прижавшись, друг к другу, и смотрели, как за окном пламенеет осенний рассвет. Эмоции переполняли меня, хотелось сделать ей что-то приятное. Вспомнив, что по дороге сюда Эля восхитилась багряными кистями рябины, я решил принести ей такой букет.

Одевшись, я вышел со двора и спустился к озеру. Здесь, на берегу, было много деревьев рябины. Несмотря на осень, кое-где резные листья все еще сохраняли яркий зеленый цвет. Среди зарослей густой листвы тут и там, вызывающе горели рубиновыми красками тяжелые гроздья крупных спелых ягод.

Утренний туман неподвижно висел над тихой водой. Сквозь эту белесую зыбкую пелену едва проглядывало красное солнце. И было так тихо вокруг, что отчетливо слышался шум крыльев ворона в вышине, спешившего куда-то в этот ранний час по своим вороньим делам.

Я присел на валун прямо у среза воды. Сухие стебли прибрежного тростника отражались в зеркальной озерной глади. Красноватые блики солнца придавали им нежно-розовый окрас. Туман продолжал таять, становясь все прозрачнее, легче, превращаясь буквально на глазах в невесомую дымку. И вот уже чистое небо заголубело над моей головой, и солнечные лучи щедро залили светом округу, согревая своим теплом прохладный осенний воздух.

Любуясь всем этим великолепием, я словно заново открывал для себя способность видеть окружающий мир, замечать какие-то незначительные на первый взгляд детали. И как будто вновь учился простой житейской премудрости – быть счастливым. Я прислушивался к себе и хотел понять, что должен чувствовать при этом человек, какие испытывать ощущения. Ведь столько лет в глубине души я покорно носил тяжкий груз одиночества, неприкаянности и тоски. А теперь пришло время новой жизни.

Разные испытания выпадали мне, разные трудности. Иногда казалось, что жизнь действительно кончена и нет смысла продолжать бороться. Хотелось опустить руки и покориться судьбе… Но все равно, в любых, самых безнадежных ситуациях, я никогда не сдавался. Свято верил, что Бог не оставит меня, поддержит и поможет. И вот, наконец, свершилось… У меня теперь есть все, чего можно только пожелать. Жизнь обрела смысл, наполнилась радостью и счастьем. Еще недавно я был один, потом нас стало двое, а теперь – мы уже настоящая, полноценная семья. Пройдут годы, вырастут наши дети, у них народятся свои, а у тех, в свою очередь – свои… Мы состаримся и растворимся в Вечности. А жизнь будет продолжаться. Наши дети, наши внуки и правнуки, придут нам на смену. Со своими бедами и радостями, взлетами падениями, продолжат они наш тернистый путь. И нить жизни – не прервется…