Текст книги "В злом сердце Бог не живет"

5

Мой друг Вадим свое слово сдержал. Не прошло и двух недель, как я уже был на итоговом собеседовании у работодателя. Вице-президент корпорации «Промнефтегаз» Антон Валерьянович Романенко, вальяжно развалившись в кресле, внимательно изучал мое резюме.

– Боксер, говоришь?

– Было дело… В молодости занимался.

– Опасно с тобой связываться, – усмехнулся Антон Валерьянович. – Побьешь еще…

– Ну, что вы… Как можно… К начальству всегда с уважением.

– Та-а-ак… Профильное образование у тебя есть.

– Да. Я окончил факультет журналистики Государственного Санкт-Петербургского университета, работал в газетах, издательском доме… Потом учился на курсах режиссеров кино и телевидения, работал по специальности в телекомпании режиссером-постановщиком, много лет занимался видеопроизводством, сотрудничал с телеканалами.

– Ну, с рекомендациями я ознакомился. Портфолио тоже видел… Шеф, в принципе не возражает против твоей кандидатуры. Сейчас подойдет директор департамента административно-хозяйственного обеспечения Черняев Виталий Устинович, твой непосредственный начальник и покажет тебе рабочее место. Пока на вот, изучай обязанности пресс-секретаря…

Антон Валерьянович выложил передо мной стопку листов формата А4. Я пробежался глазами по страницам, пытаясь вникнуть в смысл написанного, но у меня ничего почти не оседало в голове. Я был слишком взволнован, что бы что-то запомнить. Меня переполняли эмоции, радость и гордость от того, что вопрос с моим трудоустройством решен положительно. До этого я уже успел в качестве кандидата на должность написать пару статей, изготовить несколько полиграфических эскизов, в общем, проделал кое-какую работу. Но уверенности в результате не было.

– Вот тебе еще Устав корпорации, структура управления, состав руководства… Через три дня будешь сдавать зачет. Мне лично…

– Понял, – ответил я, укладывая все эти бумаги в свою папку.

Честно говоря, объем информации и сроки несколько напрягали. Но настрой у меня был такой, что я готов был ко всему. Надо, значит надо.

Зазвонил телефон, вице-президент взял трубку.

– Да… Ну… И что?.. Иди, давай сюда быстрее, мы тебя тут ждем.

Он опустил трубку на рычаг аппарата.

– Устиныч звонил, сейчас подойдет.

Антон Валерьянович держался уверенно и даже слегка надменно. Он был высок ростом, массивен, крепок телом. Коротко стриженная круглая голова уверенно сидела на мощной шее, плавно переходящей в покатые плечи. Было в нем что-то от борца-тяжеловеса. Но шикарный дорогой костюм и яркий галстук выдавали в нем делового человека.

Так сложилось, что большинство руководящих должностей в компании занимали выходцы из силовых структур. Я уже знал, что Романенко служил в ФСБ, уволился в звании полковника. Другие вице-президенты и члены совета директоров так же раньше были офицерами. А сам шеф – Леонид Павлович Байкалов – вообще в свое время носил генеральские погоны и брюки с лампасами. Но меня это ничуть не смущало. Наоборот, мне казалось, что со служивыми людьми будет легче сработаться.

– Разрешите? – в кабинет, постучавшись, заглянул невысокий человек в сером костюме.

– Входи, – кивнул Романенко. – Знакомься, Устиныч, это наш новый пресс-секретарь – Стрельцов Роберт Викторович.

Мы пожали друг другу руки. Я быстрым взглядом окинул своего прямого начальника. Среднего роста, с пышными седыми усами и такой же седой шевелюрой он чем-то напомнил мне известного телеведущего развлекательной программы, долгие годы регулярно выходящей по пятницам в эфире одного из каналов. Я даже подумал, не родственники ли они с ним.

Виталий Устинович провел меня по широким, длинным коридорам многоэтажного особняка, показал, где находятся те или иные структуры. Несколько раз мы проходили через кордоны охраны, которая была здесь повсюду Как будто это был секретный стратегический объект. Мой временный пропуск изучали особенно придирчиво. Пару раз пришлось даже вытаскивать металлические предметы из карманов, чтобы пройти через турникет. Наконец мы попали в то крыло здания, где находилось мое рабочее место. Выяснилось, что сидеть мы с Черняевым будем рядом, в одном кабинете. И вместе с нами еще одна девушка-специалист по имени Оля.

«Хорошенькое дело, – разочарованно подумал я, рассчитывавший на отдельные апартаменты. – Как же я буду здесь писать? Ведь невозможно сосредоточиться».

Но вариантов не оставалось, пришлось принимать это, как должное.

– Вот ваш рабочий стол, Роберт Викторович, – сказал Черняев. – Насчет канцелярских принадлежностей – это к Оле. Все, что нужно для работы она вам выдаст. Видеокамера и фотоаппарат вот здесь, в шкафу.

Я сел за широкий угловой стол, осмотрелся. Прямо передо мной стоял большой жидкокристаллический компьютерный монитор, слева возвышалось МФУ – многофункциональное устройство, сочетающее в себе функции принтера, сканера, факсимильного устройства, копировального модуля. В ящиках стола еще лежали бумаги моего предшественника.

«Надо бы порядок навести» – подумал я.

Но тут раздался телефонный звонок и Черняев, коротко переговорив, позвал меня с собой.

– Пойдёмте, – сказал он. – Представим вас шефу.

Опять мы отправились по длинным широким коридорам к центру здания, спустились на второй этаж. Там к нам присоединился Романенко. Дальше мы пошли уже втроем.

В приемной никого не было. Только секретарша одиноко сидела в дальнем конце за стойкой ресепшн. Мы вошли, поздоровались, секретарша приветливо кивнула нам в ответ и с улыбкой произнесла:

– Проходите, Леонид Павлович вас ждет.

Робея, я вошел в кабинет. Вернее, это был даже не кабинет, а просторный и светлый зал: с высокими потолками, широкими окнами, паркетным полом и респектабельной мебелью. За массивным огромным столом из красного дерева, покрытым зеленым сукном сидел президент корпорации «Промнефтегаз» Леонид Павлович Байкалов – представительный мужчина за пятьдесят, среднего роста, солидного сложения, с коротко стрижеными русыми волосами. Строгий костюм и галстук дополняли образ серьезного руководителя.

Вплотную к столу, за которым сидел Байкалов, примыкали еще два длинных прямоугольных стола из красного дерева, располагавшиеся строго по центру, отчего вся композиция напоминала букву «Т». Мы с двух сторон сели за эти столы, на кожаные кресла, поближе к руководителю. Романенко представил меня, сообщил результаты собеседования. Леонид Павлович одобрительно кивнул, задал пару вопросов и подвел итог.

– Хорошо, давайте, с понедельника приступайте к своим обязанностям.

В отделе кадров девушки, узнав, на какую должность я оформляюсь, игриво поинтересовались:

– А вы к нам тоже на три месяца?

– Ну, это как понравится, – в тон им ответил я.

Потом я узнал, что все предыдущие пресс-секретари дольше трех месяцев не задерживались. Тогда я не придал этому особого значения. Мало ли, почему люди увольняются? Может им профессионализма не хватало, может работоспособности… Но я-то человек, который все огни и воды прошел. Я просто так не сдамся.

С зарплатой, правда, меня разочаровали. Оказалось, что платить будут совсем не ту сумму, на которую я рассчитывал. Пообещали через какое-то время прибавить, однако, не очень убедительно. Но меня это уже не остановило: деньги были на втором плане. Главное, что мне хотелось – поработать пресс-секретарем. Ведь это по моим представлениям было так увлекательно, интересно…

* * *

Хмурое серое небо низко стелилось над грязно-белой холмистой землей. Все вокруг было бледным, бесцветным, унылым. И даже могучий Терек, воспетый Пушкиным и Лермонтовым, ничем не выделялся на этом мрачном фоне.

Наша колонна в походном порядке шла по разбитой грунтовой дороге. Впереди, насколько хватало глазу, можно было видеть силуэты боевых машин. И позади нас тоже двигалась техника. Комья грязи летели из-под гусениц на обочину, на почерневший, слегка подтаявший снег.

Эта внезапная оттепель была совсем некстати. Мало того, что дорога превратилась непонятно во что, так еще и видимость упала до предела. Холодный туман густой белесой пеленой наползал от реки. В воздухе пахло талым снегом и раскисшей сырой землей.

Солдаты в бронежилетах и касках сидели сверху, на броне БМП. Я раньше думал, почему бойцы так ездят? Ведь внутри от пуль и осколков укрыться легче. Но оказалось, что тут не все так просто… От автоматной пули может и спасешься. Но крупнокалиберная бронебойная тебя и там найдет. А если мина на пути попадется? Или кумулятивная граната в борт влетит?.. В этом случае у тех, кто наверху шансов выжить гораздо больше. Да сверху и обзор лучше, что в боевой обстановке очень важно. А при опасности можно спрыгнуть с машины, рассредоточиться и залечь. Вот и выходит: сверху на броне ездить – безопасней.

Я сидел на БМП третьего отделения. Вместе с младшим сержантом Гориным, ефрейтором Масляковым, рядовыми Майдановым и Белохановым. Мы с земляками старались держаться вместе. И в этом была определенная логика… Ведь на войне от того, кто с тобой рядом во многом зависит твоя собственная жизнь.

Колонна шла сквозь туманную морось, в неизвестность, туда, где уже не первый день гремела война. Туда, где гибли наши ровесники, такие же, как мы – простые российские парни. Кого-то из них уже оплакивали безутешные родственники, а кто-то еще не успел получить печальную весть, и даже не подозревал о случившемся. Мы ведь в большинстве своем тоже ничего лишнего не рассказывали в письмах домой. Зачем зря волновать родителей? Если уж суждено погибнуть – и без нас сообщат. Да если честно, в плохое не верилось. Может быть, с кем-то что-то и может произойти, но только не со мной. Так рассуждали все… Молодость, что тут скажешь. Разве можно всерьез думать о смерти в девятнадцать лет? Когда жизнь только начинается, когда все еще впереди.

На обочине показались какие-то странные изваяния. Что-то темнело там, вдалеке сквозь туман. Когда подъехали ближе, оказалось, что это разбитая техника – сгоревший остов грузовика, танк без башни, искореженный взрывом БТР. Их не успели убрать – только стащили с дороги. Но снег уже припорошил красновато-коричневую окалину на броне. Значит не вчера, и даже не позавчера это было. До оттепели еще… Может, неделя прошла.

Мы молча смотрели на эти останки боевых машин. Слова здесь были совсем неуместны. Впервые война так близко подошла к нам, и мы уловили ее ледяное дыхание. Страха у меня не было, но внезапный озноб холодной волной пробежал по спине.

– Дай закурить, – сказал Серега Масляков, перекладывая из руки в руку свою СВД с зачехленным прицелом.

– Ты же не куришь, – удивился я, протянув ему сигарету.

– А сам-то чего?

– Я просто балуюсь… Временно.

– Спортсмены… – скептически усмехнулся Андрей Белоханов. – Давай и мне тоже, за компанию.

– Мы бросим, – заверил я его, щелкнув зажигалкой и пуская огонь по кругу. – Когда на гражданку вернемся.

Сидеть на броне было неудобно: и холодно, и ноги затекли. Хотелось встать в полный рост, походить, размяться. Скорей бы уж какая-нибудь остановка.

Дорога пошла в гору, по обочинам сквозь туман проступил частокол мелколесья. Я поправил лежащий на коленях автомат, провел ладонью по холодной накладке, стирая влажную изморось. Ощупал подсумки, набитые магазинами. Бойцам сказал, чтобы лучше смотрели по сторонам. Мало ли что…

И тут идущая впереди машина остановилась. Мы тоже встали.

Из люка показалась голова в танковом шлеме. Это был Вадим Горин.

– Чего стоим? – спросил я.

– Взводный сказал, что наблюдает непонятную технику.

– Где?

– Справа по ходу, на примыкающей дороге.

Из-за тумана, мелколесья и небольшого поворота, нам ничего не было видно, что там впереди. Мы просто стояли и ждали. Люк был открыт и я слышал, как Вадим разговаривал со взводным по рации. Потом впереди стоящая машина поехала, и мы тоже. На повороте показалось БМП первого отделения, в открытом люке которого находился старший лейтенант Громов. Мы подъехали и встали рядом. Он что-то сказал мне, но я не расслышал из-за расстояния и работающих двигателей.

Спрыгнув с брони, я подошел ближе и влез к нему на БМП. Мне не терпелось узнать причину остановки. Командир взвода подал мне бинокль.

– Вон там, видишь, на дороге, машины…

Я присмотрелся и заметил в тумане метрах в ста пятидесяти очертания двух грузовиков. Чуть дальше стоял белый микроавтобус.

– Да, вижу.

– Мы едем и они… Сюда, на эту дорогу хотели попасть. Нас видать, заметили, встали. Мы тоже остановились. Я ротному доложил, он говорит – поди, посмотри, что за люди.

– А вдруг это боевики? – усомнился я.

– Хрен его знает. Может и боевики… Шастают тут. Машины-то видел сожженные?

– Что делать будем?

– Не знаю… Поедем, посмотрим. Я впереди, ты за мной.

На двух БМП мы спустились с основной дороги в низину. Никакого движения возле машин не наблюдалось. Это настораживало… Мы приблизились метров на семьдесят и увидели людей в маскхалатах. Два вооруженных человека стояли возле ближнего грузовика.

– Кто такие?! – крикнул старший лейтенант Громов.

– Свои, – последовал спокойный ответ.

Я немного расслабился. Мало ли здесь служивого народу сейчас шатается? Спецназ какой-нибудь заплутал… Или еще кто.

– Какие свои? – недоверчиво переспросил взводный. – Подразделение назовите.

Пауза длилась несколько секунд, а мне показалось – целую вечность. Старший лейтенант Громов повернулся ко мне, хотел что-то сказать, и в этот момент серый свет туманного дня озарился яркой огненной вспышкой. Потом раздался оглушительный грохот и, стоящая перед нами БМП содрогнулась от взрыва. Почти одновременно воздух наполнился дробным перестуком автоматных и пулеметных очередей.

Мы как горох посыпались на землю и залегли, телом отыскивая малейшие впадинки, стремясь слиться с ней, чтобы спрятаться, укрыться от этого шквального огня. Пули чиркали по броне, с истошным завыванием уходили в небо; попадая в железо, высекали снопы белых искр; вспахивали покрытую снегом землю, чавкали, разбрасывая по сторонам темную грязь; с сочным чмоканьем входили в стволы деревьев, ломали ветви и сорили мелкой трухой; с коротким свистом рассекали тугой холодный воздух.

В первую машину попало еще две гранаты, она загорелась. Вторая наша БМП, упрямо огрызаясь огнем, маневрировала по пологому склону. В нее тоже попали, но граната ударила под углом, не пробив броню.

Оглушенный и ошарашенный, я лежал в небольшой ложбинке за дорогой, в размокшей снежной жиже и не мог заставить себя даже поднять головы. Тело стало тяжелым и непослушным. В ушах стоял непонятный гул. И вдруг сквозь этот гул и звуки стрельбы я услышал протяжный стон. Кто-то, обезумев от боли, издавал этот мучительный приглушенный вопль раз за разом, словно пытался докричаться до небес. Слышать это было просто невыносимо… Но, как ни странно, именно этот жуткий стон вывел меня из состояния ступора. Я подтянул к себе автомат, смахнул с него налипший снег, передернул тугой затвор. Чуть приподнявшись на локтях, упер приклад в плечо и, не целясь, наугад дал длинную очередь по сереющему придорожному кустарнику на той стороне.

Выпустив по кустам весь магазин, я отстегнул его, убрал в подсумок и вставил новый. Только теперь ко мне вернулась способность хоть немного соображать. Я огляделся… Рядом со мной лежал боец со второго отделения по фамилии Жигалов. В руках у него был автомат, но он не стрелял. Наверное, тоже был в шоке.

– Живой? – спросил я.

– Кажись да, – неуверенно ответил он, продолжая втягивать голову в плечи.

– Надо стрелять! Огонь! Давай, Жигалов!

Подавая ему пример, я снова приподнялся на локтях и дал пару коротких очередей. Куда ложились пули, было в этот момент неважно. Главное, что в сторону противника. Глядя на меня, Жигалов тоже начал стрелять.

– На одном месте не сиди! – крикнул я, вспомнив, чему нас учили. – Меняй позицию!

– Ага! – отозвался Жигалов. – Понял.

Лицо его было перепачкано грязью. Я подумал, что и сам, наверное, выгляжу не лучше.

Впереди, метрах в сорока, горел БМП первого отделения. Возле подбитой машины лежал кто-то из экипажа: в бушлате без поясного ремня, в шлемофоне… Лежал не двигаясь, без признаков жизни.

Раненый, подававший голос перестал стонать и затих. Может быть, умер, может быть, просто потерял сознание, а может быть кто-то из наших, кто был рядом пришел к нему на помощь.

Я пополз по канаве вдоль дороги и наткнулся на пулеметчика Белоханова. Укрывшись за валуном, он вел огонь короткими скупыми очередями. Рядом с ним лежал второй номер расчета рядовой Иванов и тоже бил из автомата в направлении леса.

– По кому стреляете? – спросил я, подползая.

– А хрен его знает, – честно признался Белоханов. – Было вроде какое-то движение возле лощинки, в кустах… И вон там, за каменной грядой. Я больше для профилактики, по местам возможных огневых течек работаю. Так-то разглядывать особо некогда. Вон, слышь, чего делается…

Над нами со свистом пролетели пули. Словно кто-то тонким прутиком быстро, наотмашь рассек несколько раз воздух.

– Тут только высунешься не по делу, сразу пуля в хайло прилетит, – вставил рядовой Иванов, перезаряжая автомат. – Не успеешь мама сказать.

– Да, – согласился я, – это точно…

– Надо сваливать отсюда, – сказал Белоханов, прижимая к груди пулемет и сползая с ним вместе по склону. – Пристрелялись, собаки.

Позади нас, на основной дороге гулко бухнула танковая пушка, в воздухе прошелестел снаряд и почти сразу раздался взрыв.

– Ого! – радостно воскликнул рядовой Иванов. – Наконец-то сообразили.

Я посмотрел назад и увидел в прогалок между ветвей размытый туманом серый силуэт танка. Потом послышался лязг гусениц и еще какая-то, большая и грузная машина встала с ним рядом. Сверкнуло белое пламя, грозный рокот прокатился над окрестностями.

«Шилка», – догадался я. – Хорошо… Молодцы, ребята! Дайте им жару!»

Эта огневая поддержка пришлась как нельзя кстати. Интенсивность стрельбы со стороны противника заметно снизилась. Пользуясь случаем, я осторожно выглянул из-за укрытия. Взрывы танковых снарядов методично вздымали вверх серую взвесь, состоящую из комьев снега, земли и песка; разбрасывали по сторонам осколки каменьев, обломки ветвей, вырывали с корнями кусты и валили деревья. Огненный смерч сметал все на своем пути, дым от взрывов мешался с туманом, и казалось, что в этом кромешном аду ничему живому невозможно уцелеть. Но едва стихали разрывы, тут же с той стороны упрямо отвечал пулемет, слышались сухие и хлесткие автоматные выстрелы.

Я вставил новый магазин, дослал патрон в патронник и, приложившись щекой к прикладу, дал несколько коротких очередей. Потом переполз по канаве чуть дальше и снова начал стрелять по темнеющим возле дороги кустам. Самого противника я не видел, но старался бить уже более осмысленно – по тем местам, где теоретически он мог укрываться.

Все три машины боевиков были разбиты, одна из них полыхала ярким огнем, словно гигантский факел, под оглушительный аккомпанемент разрывающихся боеприпасов. Наша подбитая БМП уже почти выгорела изнутри и густо чадила едким черным дымом.

Я подумал об экипаже, о тех, кто сидел на броне: что с ними, неужели никто не уцелел? От этих мыслей стало жутко и муторно. Ведь мы служили в одном взводе. А это все равно, что жили в одном дворе… Я хорошо знал каждого из них, с кем-то дружил.

«Нет, не может быть, чтобы все… Не верю. Не хочу даже думать об этом».

БМП третьего отделения, укрывшись за складками местности, вела огонь из башенного орудия и пулемета. А на другом фланге, ближе к основной дороге, я увидел еще одну БМП – первого отделения нашего взвода. Когда они успели подъехать, я в горячке боя не уследил. Машина тоже вела огонь, десанта на броне не было. Видимо успели спешиться.

Танк и «Шилка» снова дуэтом ударили со своих позиций. В воздух опять полетели ошметки земли, пространство наполнилось грохотом разрывов. Ту часть леса за дорогой, где скрывались боевики, заволокло сизым дымом.

Потом вдруг наступила тишина… Все закончилось почти так же внезапно, как и началось. Конечно, какое-то время кое-где еще были слышны запоздалые редкие выстрелы, но потом, после команды прекратить огонь, затихли и они.

Я лежал на раскисшей от подтаявшего снега земле, сжимая в руках свой автомат и не верил, что все позади. Ствол у автомата был горячий, от него поднимался пар. В холодном туманном воздухе остро пахло сгоревшим порохом. Поставив оружие на предохранитель, я огляделся по сторонам.

Тут и там копошились люди. Они словно бы появлялись из-под земли. Было немного странно их видеть… Ведь только что это была абсолютно пустынная вымершая местность.

«С боевым крещением, Роберт, – неожиданно подумал я. – Вот ты и стал настоящим солдатом».

Это было банально, может быть пошло, но я подумал именно так. Безо всяких эмоций… Потом я заметил, что меня немного трясет. И явно не от холода… Видимо все еще никак не мог отойти от боя.

Группами и поодиночке солдаты с нашей роты стали собираться возле подбитой БМП. Командир взвода старший лейтенант Громов тоже был там. Верхняя одежда на нем немного обгорела, но сам он был цел. Увидев его, я обрадовался… Все это время я почему-то думал, что он погиб.

Собрали раненых, их оказалось четыре человека, почти все со второго отделения. Только рядовой Фролов – с третьего. Двое были ранены тяжело, но оба в сознании; двое других отделались легкими ранениями. Еще один боец получил тяжелую контузию. Это был рядовой Кротов – тоже со второго отделения. Когда граната ударила в БМП, его взрывной волной сбросило на землю, и он ударился головой то ли о камень, то ли о дерево. Была бы на голове каска, все бы обошлось. Но он был в одной зимней шапке. Каску то ли сорвало, то ли он ее вообще не надевал. В результате – закрытая черепно-мозговая травма с потерей сознания… И один «двухсотый» у нас был – рядовой Щагин. После первого попадания его ранило, но он сумел покинуть машину. Однако не успел уйти с линии огня, и был срезан пулеметной очередью. Это его, лежащего возле горящей машины, я и видел во время боя.

Подошел Серега Масляков.

– Жив?

– Живой.

Мы обнялись.

– А я одного лично завалил, – закуривая, поделился Серега. – Вон там, в кустах лежит… Пойдем, посмотрим.

Мы пошли с ним к прореженному танковым огнем кустарнику. По дороге к нам присоединился оператор-наводчик Женька Майданов. Во время боя он выпустил почти весь боекомплект и немного оглох. Поэтому, когда говорил, отгибал край ребристого танкового шлемофона, чтобы лучше слышать. Лицо его все потемнело от пороховой гари, только зубы блестели.

– Жалко Колю Щагина, – сказал он, – хороший был парень… Вчера только фотки свои мне показывал. Мать, отца, сестренку… Как сейчас они будут жить, когда узнают об этом.

– Да, – согласился я. – Это не дай бог никому… Кстати, не в курсе, кто там так кричал?

– Это Кондрат, – ответил Серега. – Его в ногу ранило, нерв какой-то там видно задело… Если бы Славка Иванов не подполз и промедол ему не вколол, мог бы запросто помереть от болевого шока.

Мы подошли к лесополосе. В самой кромке, среди кустов увидели лежащего навзничь человека. Он был одет в зимний маскировочный костюм с эффектом объемной маскировки. Такие костюмы за счет большого количества лоскутов материала позволяют визуально размывать контуры тела и делают человека почти невидимым. Особенно в обесцвеченном зимнем лесу, да еще в тумане.

– Как тебе удалось его разглядеть? – спросил я.

– Оптика… – Серега нежно похлопал по зачехленному прицелу своей снайперской винтовки. – Сначала шевеление кустов увидел, потом газово-дымовой выброс из ствола, а потом уж его самого. Дальше – дело техники: с первого выстрела убрал.

Мы осторожно склонились над убитым. Его неподвижные глаза поблекли и превратились в застывшее заветренное желе. В них уже не отражалось небо. Черный провал приоткрытого рта обрамляла густая рыжеватая борода. Рядом с безвольно откинутой в сторону рукой лежал пулемет с заправленной лентой. И множество стреляных гильз на примятом, подтаявшем снегу.

«Быть может, именно он убил Колю Щагина, – подумалось мне. – Но сам тоже не ушел от возмездия. И теперь его близкие, так же осиротели».

Я смотрел на поверженного врага и совсем не чувствовал к нему злобы. Было только ощущение тошнотворной брезгливости и какого-то мистического страха, свойственного всем живым при соприкосновении со смертью. Убитый боевик лежал неподвижно и уже мало походил на человека. Скорее это была большая восковая кукла, обряженная в человеческую одежду. Душа покинула свое вместилище и улетела в неведомые пределы. А то, что осталось здесь – не имело к ней никакого отношения.

К нам подошли прапорщик Радченко и несколько бойцов с нашей роты.

– Так, давайте грузите тело на плащ-палатку – и к БМП, – деловито распорядился ротный старшина. – Комбат приказал всех собрать… И оружие тоже.

Я взял пулемет, ребята вчетвером перевалили убитого на расстеленную плащ-палатку, взялись за концы и, продираясь сквозь кустарник, понесли свою ношу к месту сбора. Прапорщик с оставшимися солдатами пошли дальше – осматривать место недавнего боя.

– Смотри, кровь… – услышал я их отдаленные голоса. – А никого нет.

– С собой забрали… Идем…

– Смотрите, вон еще кто-то лежит.

Всего с поля боя мы собрали пять убитых. Были замечены так же несколько окровавленных лежек, но как мы поняли, раненых они унесли. А оружие их с собой брать не стали. Поэтому в качестве боевых трофеев мы обзавелись пулеметом, пятью автоматами, парой пистолетов АПС, снайперской винтовкой СВД и одним разбитым карабином. Часть патронов и гранат они тоже оставили на месте. Все это мы тоже забрали.

Убитых боевиков сложили в ряд возле сгоревшей БМП, по другую сторону которой, лежали «двухсотый» и «трехсотые» наши. Посмотреть на поверженных врагов собрались бойцы. Они обступили их тесным кругом.

– А ну, где эти твари?! – раздался чей-то возбужденный голос. – Дайте мне на них глянуть!

Круг разомкнулся и в центре, возле убитых оказался младший сержант Филин. С ходу он пнул крайний труп, так, что что-то екнуло у того внутри; потом прошелся прямо по телам, встал подошвами сапог прямо на лицо одного из убитых, попрыгал на нем.

– Суки! Они Кольку убили! Дайте нож, я ему уши отрежу!

Я подошел к Филину, взял его за рукав.

– Прекрати истерику… Слезай… Не дело это – над трупами глумиться.

– Что? Ты кто такой! Раскомандовался…

Я с силой дернул его за рукав и он, не удержав равновесия, свалился на землю.

– Вот так значит, да? – с обидой в голосе звонко крикнул младший сержант, поднимаясь. – А они нас убивать могут, да?.. Могут, имеют право?!

– Они – это они. А мы – это мы… Понял? – сказал я, подступая к нему вплотную.

– Правильный какой… Смотрите! А может ты с ними заодно?! Застрелю, сволочь!

Он схватился за автомат, пытаясь передернуть затвор.

В какой момент рядом оказался ефрейтор Масляков, я не заметил. Молниеносно среагировав, Серега ударил с правой так, что шапка у Филина полетела в одну сторону, а сам он в другую. Вадик Горин, Женька Майданов и Андрей Белоханов решительно вышли вперед, готовые к бою.

Филин молча встал, утер кровь с разбитой губы и, не оглядываясь, пошел прочь. Кто-то поднял с земли и бросил вслед ему извалянную в снегу шапку.

– Чепец забери, простудишься!

Я вздохнул с облегчением… Этот тип реально мог выстрелить. Вот была бы глупая смерть на глазах у всего взвода. Но промолчать и остаться в стороне я тоже не мог. Во-первых, я все-таки заместитель командира взвода; а во вторых, просто противно было на это смотреть.

– Старший сержант Стрельцов! К командиру роты!

Машинально поправив снаряжение, я быстрым шагом направился к ротному. Капитан Борисов вместе с нашим командиром взвода руководили погрузкой раненых на машину.

– Товарищ гвардии капитан… – начал я, но он прервал меня властным жестом.

– Собирайся, поедешь с ранеными. Довезешь, сдашь в медсанбат, потом роту догонишь.

Для перевозки раненых выделили одну машину. По-быстрому скинули часть груза, освободив место для четырех раненых и одного «двухсотого». Контуженного рядового Кротова решили везти в кабине, потому что места в кузове не хватило. Там оставался только крупногабаритный груз, трогать который не имело смысла – слишком много возни, если снимать вручную. Да и перегрузить было некуда. В общем, мы с водителем Сагитдиновым подняли контуженного в кабину КАМАЗа, завели движок и поехали.

Я сидел у окна, Кротов полулежал у меня на коленях, согнутыми ногами упираясь в коробку передач. Можно было бы на заднее спальное место его положить, но там все было завалено личными вещами водителя.

Дорога была не очень хорошая, машину болтало из стороны в сторону, как корабль в шторм. Я боялся, что мы можем застрять, и тогда будет совсем худо. Карты настоящей у нас не было. Рядовой Сагитдинов сверял маршрут по какой-то черно-белой ксерокопии, изрядно потертой и замусоленной на сгибах.

Туман стал понемногу рассеиваться, но это не радовало. На глазах сгущались сумерки и перспектива потеряться и заехать куда-нибудь не туда сильно тревожила. Тем более, что свежи еще были в памяти рассказы о таких случаях. Как раз перед выходом нам прапорщик, контрактник, рассказывал о гибели двух парней-срочников. Их БМП следовала в составе автоколонны, направлявшейся в один из районов. Но из-за неисправности машину оставили на трассе, а ребятам приказано было охранять технику до приезда ремонтной бригады. Самое интересное, что командование автоколонны оставило рядовых охранять БМП без оружия. Их автоматы военные забрали с собой… О чем думали отцы-командиры – не ясно. Это какими же разгильдяями надо быть, чтобы допустить такое… Военной прокуратурой в отношении них было возбуждено уголовное дело. Это конечно правильно… Но матерям погибших от этого не легче – ведь ребят уже не вернешь.

Я придерживал Кротова за плечи, чтобы его меньше болтало. Голова у него была огромная, как дыня. Шапка на нее не налезала. Лицо все затекло и посинело. Неприятное было зрелище… Но чувство сострадания пересиливало. Любой из нас мог бы оказаться на его месте.

– Далеко еще? – нетерпеливо спросил я у водителя, глядя на унылый и сумрачный пейзаж за окном, который все больше и больше погружался в темень.

– Судя по этой мудрой схеме – не очень, – успокоил меня Сагитдинов. – Через поле переедем, и считай уже на месте. Вон уже вдалеке огоньки горят.

Обнадеженный, я вздохнул и почувствовал, что Кротов зашевелился у меня на коленях. Я даже подумал, что он очнулся. Но это были судороги… Он дернулся раз, другой, потом захрипел и начал биться прямо у меня перед носом. Я испуганно замер, не зная, что предпринять. Машину неожиданно дернуло в сторону и повело…

– Ах, ты!.. Так твою перетак! – закричал Сагитдинов, вцепившись в руль. – Ноги! Ноги держи!.. Он же на газ давит!