Текст книги "Миф тесен"

Причины и смысл русской Олимпиады

Олимпиада разделила людей в России и в мире. Одни желали ей, несмотря ни на что, успеха, другие – провала. Провала – ясно почему. Чтобы мир и мы в очередной раз убедились в негодности путинского правления. Нам будет еще резоннее желать другого, а миру – нам в этом сочувствовать и поддерживать. Видите, каков этот Путин, все у него из рук валится, вот другая Россия все сделала бы лучше.

Но тут нужно понять одну простую вещь. Это мы здесь, внутри, сколько угодно можем устанавливать различия между Россией и Путиным. А там не будут: для мирового обывателя это слишком тонкий инструментарий: путинский режим, непутинский режим. Провал Олимпиады будет не провалом Путина. Мы можем сколько угодно считать это Олимпиадой Путина, но для остального мира это Олимпиада Путина, Навального, Улицкой, телеканала «Дождь», радио «Эхо Москвы», читателей «Слона» и дальше по списку.

Если все пойдет не так, мало кто подумает: этот авторитарный путинский режим не может провести Олимпиаду, другое дело – свободная Россия. Если случится что-то печальное или уродливое, подумают: эти русские опять ничего не могут сделать, кроме калашникова, все-то у них через одно место, и с демократией у них то же самое получится. И даже те, кто вслух скажут про Путина, про себя подумают про всех: мы ведь всегда знали, какие они криворукие валенки.

А это значит, тысячи людей, которые думали, не прийти ли им в Россию, с деньгами не придут. А ведь ничто так не приближает к Европе, как несколько лишних тысяч долларов ВВП на душу населения.

Мир пишущих гуманитариев состоит в основном из людей, не очень любящих Россию. Сейчас бранят Олимпиаду, потому что она путинская. Но если бы правил Ельцин, задавались бы вопросом, можно ли проводить Олимпиаду в крупнейшей клептократии мира с пьющим больным президентом, игрушкой олигархов, устроившим бойню в Чечне. Навальному бы припомнили национализм, Прохорову – неправедно нажитые миллиарды. Вопросы к любой России у пишущих людей всегда найдутся. Слишком большая, ее всегда больно много, куда ни сунься – опять она. Вот и Олимпиада – там. Уж какая распрекрасная Америка – свобода во всем от моря до моря, – а как ее в мире не любят, спать не могут.

По какой-то причине нам кажется, что позорный провал, в том числе неполитических мероприятий в России: Олимпиад, конгрессов, чемпионатов, – приближает нас к условной Европе. А там не будут ведь разбираться, кто за что отвечает. Просто решат: русские криворукие, ставят два унитаза в одной комнате, дела с ними иметь нельзя, чего мы от них и ждали. Провал Олимпиады вовсе не приблизил бы нас к Европе – наоборот: зачем Европе люди, которые не умеют ничего делать?

Хотеть провала Олимпиады все равно что мечтать по дороге на уроки, чтобы школа сгорела: ужасное детство.

Раздать бедным

Многим у нас и в наших окрестностях кажется, что правительства цивилизованных стран как-то особенно заинтересованы, чтобы Путин вышел черненьким. Как обугленная груша. Чем случайней, тем чернее.

А ведь на деле не совсем так. Все эти Геншер и Рар с освобожденным Ходорковским, все эти тайные дипломатические каналы и подпольные немецкие переговоры об освобождении самого известного узника накануне Олимпиады означают, среди прочего, что главная страна Евросоюза, Германия, не следовала логике «чем хуже Путину, тем лучше Европе». Хотя с точки зрения идеалистов должно бы быть именно так. Но это у идеалистов нет дел с Путиным. А у Германии и у Европы и с ним, и с Россией есть.

Россия не первая и не самая жесткая авторитарная страна, где проходят Игры. В 1968 году Олимпиада проходила в однопартийной и притом страшно коррумпированной Мексике, в 1988-м – в авторитарной и тоже коррумпированной Южной Корее, где к тому времени не было выборов, а были генералы у власти, в коммунистическом Китае 2008 года, застойной Москве-80. МОК явно не считает себя инстанцией, которая выдает сертификаты качества политической системе.

Если почитать русский интернет, сложится мнение, что всю эту Олимпиаду затеяли, чтобы украсть еще денег. Нет никакой возможности усомниться в том, что деньги во время Олимпиады украли, и в изрядном количестве. Но негоже забывать, что высшее политическое начальство, которое тянуло и тащило Олимпиаду в Россию, имеет доступ к любым деньгам и без нее. Чего-то ему еще хотелось кроме денег.

Бывают случаи, когда страны отказываются от Олимпиад по причинам экономии, как недавно отказался Стокгольм. Но, вообще-то, за ними гоняются как развитые страны, так и развивающиеся.

Зачем Олимпиада Лондону, где каждый год мерзнут от нехватки денег на отопительный мазут одинокие британские пенсионерки? Тем более, зачем она в Рио, где два миллиона человек живут в трущобах? Это ж позор. Протестующие на улицах там так и говорят: «Позор». И зачем было строить этот самый Нотр-Дам де Пари во времена, когда самая ужасная нищета была ежедневной нормой. Любое миро можно продать, а деньги раздать нищим. И зачем дарить друг другу подарки на именины, печь на них каравай вот такой ширины? Не лучше ли собраться всем вместе и пойти раздать все бедным? Но в той самой книге, которая вся про милость, говорится, что иногда, в редких случаях, все-таки можно иначе.

К тому же идеальная формула Олимпиады – потратить много денег, чтобы понравиться и привлечь больше потраченного.

Праздники свои и чужие

Есть два типа Олимпиад. Развитые страны просят Олимпиаду, чтобы подтвердить, что у них по-прежнему все хорошо, что они по-прежнему передовой отряд человечества, все умеют, все им по плечу. Когда Олимпиада достается США, Англии, Франции, никто же не удивляется: «Как это США, как это Англии, почему им, кто они вообще такие?» Всем все ясно. Это первый вариант. Все в очередной раз вспоминают, где эти и где остальные.

Второй тип Олимпиад – это в развивающихся странах, которые совершили какой-никакой экономический рывок и хотят зафиксировать успех в головах у остального мира. Олимпиада в США – это само собой разумеется; Олимпиада в Бразилии – это уже очень свежая мысль. А в Индии – даже слишком свежая. Этим странам нужно показать, что они теперь тоже всё умеют. Россия, конечно, в этой группе. В Средние века было техническое понятие шедевра capolavoro: произведение, которое подмастерье должен изготовить, чтобы его взяли в цех. Сапог не хуже, чем у умелого сапожника, извоз не хуже, чем у матерого извозчика, с ветерком, колбаса как на столе у короля Артура. Олимпиада такой шедевр и есть. Кто тут в роли ученика на цеховом пороге, Путин или Россия?

Это как строительство небоскребов в городах. С функциональной точки зрения никакой необходимости в них нет, и во множестве развитых стран, в Западной Европе например, их почти и не строят. А в развивающихся странах строят бесконечно. Показывают, что могут, умеют, деньги есть. Небоскребы – это экзаменационные шедевры, современные нотр-дамы, миро, не проданное ради нищих, именины сердца, на которые всех зовут посмотреть.

Олимпиада – как день рождения. Он может окупиться или нет. Но вряд ли по окончании застолья вы суммируете стоимость подарка и сравниваете с расходами: и еще глупые эти розы, добавлять их или нет, все равно завянут. А что не всех на этот праздник позвали и не все его чувствуют своим, так в Москве у меня под боком каждый день чужие праздники, частные и казенные, и я на них не зван. Я и на День города не хожу, и на митинги не на все, не отменять же теперь.

А нашему политическому начальству нужно понять: да, в мире довольно много людей, которым Россия не понравится никакой, и Олимпиада в ней – никогда. Но нельзя каждый раз отговариваться этим. Гораздо больше в мире колеблющихся, которым интересно, которые не расстроятся, если услышат что-нибудь хорошее из этой Галилеи. Репутация – это совокупность множества вещей. Нельзя поднять ее одним, даже идеально организованным массовым праздником, и двумя нельзя. В конце концов, Северная Корея довела искусство массового праздника до абсолютного совершенства, а толку? А ведь там тоже считают: не любят, потому что завидуют успехам.

По-настоящему поднимет репутацию и выправит имидж не просто Олимпиада, а Олимпиада, про которую скажут: надо же, все получилось, никто не обижен, никто не уязвлен, ничего не украдено, все флаги в гости.

Pussy Riot как новый Малевич

У России появился мировой бренд, причем там, где мы давно не выступаем успешно, – в области современного искусства. Одна из участниц судимого девичьего трио жаловалась в первый день процесса, что суд «пытается исключить творческую составляющую дела, хотя это – основное». И правильно жаловалась. Даже для их защитников – тут всё про религию, но не про культуру. А как не про культуру-то? Всё уже совершилось. Pussy Riot – самые известные на сегодняшний день русские современные художники. И музыканты тоже.

Это нам кажется, что все у нас пропитано духовностью и культурой, чтеньем и письмом, живописью, ваянием и зодчеством. И важнейшим из искусств для нас является, да какое ни возьми, одно важнее другого.

Мы, разумеется, признаем, что культура у нас не в лучшей форме: недофинансирована, недокормлена, недопоена, недонесена в народ. Но даже такая, какая есть, не сыта, не голодна, все равно она великая. Само собой. Уж этого не отнять. Уж точно покультурней малограмотной Америки или какой-нибудь Украины, которой вообще нечего предъявить всемирного значения, кроме точки над i.

Нам это очевидно. А остальному миру нет. Остальной мир сидит, вспоминает, что у нас есть прямо сейчас. Тянет-потянет и вытягивает Малевича со Шнитке. Внучка за бабку, бабка за дедку – а дедушка уже старый, ему все равно, или вовсе помер. А внучку никто не знает.

С классической музыкой еще более-менее все в порядке. Наши исполнители – в ее первых десятках-двадцатках. Композиторов тоже знают – те, кто вообще что-то слышал про современных композиторов. В кино знают живых классиков от Сокурова до Михалкова, а неклассики получают призы. С литературой сложнее. Мы читаем Пелевина и Сорокина, а они из наших – больше киевлянина Андрея Куркова и русского француза Андре Макина.

А вот в современном искусстве и музыке внучка все никак не сделает международной карьеры. Напрасно мастера монументальной открытки Шилов и Андрияка и примитивист-гигантоман Глазунов делают вид, что известны за рубежом. Неизвестны. И слава богу.

Но и с настоящим искусством у нас не так чтобы хорошо. В феврале 2007 года я ездил на «Сотбис», на первые торги русского современного искусства, выяснить: нашим современным искусством стали торговать в Лондоне потому, что мы теперь такие крутые, или потому, что недостаточно крутые. Оказалось, потому, что на полпути. Покупатели на русское современное искусство уже есть, но пока еще свои же, российские. А в просто аукционы современного искусства, мировые, без уточнения «русского», из наших включают одного концептуалиста Кабакова.

С неклассической музыкой похожая история. Прорыв русского рока на Запад не удался. В результате мы обладаем закромами шедевров для внутреннего пользования. В душе лежит сокровище, а ключ на фиг никому не нужен.

Какую же русскую группу знают по имени все крупные западные музыканты? Раньше ответа не было, теперь он очевиден: трио Pussy Riot. Про них уже сказали и написали Стинг, Red Hot Chilli Peppers, Faith No More, Питер Гэбриэл, Franz Ferdinand, Pet Shop Boys, Джарвис Кокер, и не успеваю следить за растущим списком. И все западные газеты. И Мадонна, а Мадонну церкви как осудить? И все они готовы спеть с Pussy Riot. Пригласят на разогрев. Выведут с собой на сцену. Позовут на фестиваль. Свозят в тур. Запишут совместный диск. Уже записали.

Родился первый в истории путинской России, да что там – первый со времен перестройки русский бренд мирового значения в области современного искусства и современной музыки. Нам внутри страны этого не видно, нам этого не понять, нам это, может быть, даже неприятно, но назад пути нет: Pussy Riot – самые известные в мире русские художники и самые знаменитые в мире русские музыканты.

Вот как оно происходит, назидательное явление Немезиды. Это совсем не та русская культура, которую хотело бы экспортировать начальство. Начальство делает всё, чтобы продвинуть русскую культуру за границей. Но представляет эту культуру скромной честной девушкой, благодарной за вывоз за рубеж. Взяли, а могли бы и одни поехать. Спасибо ответственному товарищу за нашу счастливую выставку. Русская же культура за это должна вести себя прилично, быть милой и очаровательной, никого не смущать, не позорить Родину и благодетелей, быть как комсомолка, награжденная путевкой в Чехословакию.

Ведь русская культура – возвышенная и одновременно скромная. Богата духовно. Честная, как Татьяна Ларина. Национальная, как Садко. Европейская, как Пиковая дама. Пусть это будет Андрей Рублев, хор кубанских казаков, ансамбль песни и пляски, памятник Пушкину, академический симфонический оркестр, «Щелкунчик» без зубов, Чайковский без сексуальной ориентации, березка без черных пятен, сапожник без сапог, но с томиком Пушкина, пейзаж с куполом, натюрморт с хризантемами, незнакомка, три богатыря, явление Христа народу. Сирень, грачи, московский дворик, вечный покой.

Максимум – красный конь как самый ретивый нарушитель вечного покоя. Чтобы угодить неугомонным вкусам заграницы, так и быть, расширим экспозицию: широка страна моя родная, от иконы до авангарда, от Москвы до Владивостока, от Альфы до Омеги. Russia! Такую ведь выставку, под таким названием возили по миру в середине прошлого десятилетия.

Но коня не знают, грачей не хотят, покой только снится. Хотят Малевича. И знают Пусси Райот. Pussy Riot – это и есть от иконы до авангарда в одной точке времени и пространства. На заднем плане, за спиной танцующих – иконы, на переднем – чистый авангард. Именно так рождались важнейшие международные бренды русской культуры ХХ века: Малевич, Кандинский, Тарковский, Маяковский, Эйзенштейн и т. д. Вот и новый родился в той же славной традиции. Мы, может, и хотим быть страной Есенина (я не очень), и страной классики (я за), но классика у них есть своя. А мы, раз уж сбились с пути, теперь страна революционного искусства. А что власти раскручивают его вопреки собственной культурной политике, это, конечно, так. Только это ведь не первый в России случай государственной раскрутки неофициальной культуры: русская власть – ее давний и проверенный продюсер.

Интеллигенция тоже хотела бы, чтобы Россию представляли другие. Pussy Riot – совсем не лучшие. Но ведь не всегда самое известное или самое широко продаваемое за границей местное вино – оно же и лучшее. Но без никого никто не узнает, что в этой стране вообще есть вино.

Возмущаться бесполезно. Что скажешь иностранцам? «Pussy Riot хорошо, но, знаете, у нас тут есть получше музыканты, поумнее тексты. Не забудьте похвалить Бориса Гребенщикова». Что тут скажешь власти? «Вы репрессировали не тех. Репрессируйте, пожалуйста, Леонида Федорова – чтобы поинтересней было по музыкальной части, а по живописной – посадите, пожалуйста, на время «Синие носы», Кошлякова, Дубоссарского с Виноградовым»? Мировые художественные бренды не рождаются в результате уговоров.

Pussy Riot стали международным лицом русского современного искусства. Поступить с этим можно двумя способами. Отбиваться что есть сил. «Мы с вами где-то встречались? Вы случайно не русская культура?» – «Что вы?! Вы ошиблись. Русская культура – она гораздо, гораздо лучше. Не хотите познакомиться?» – «С удовольствием, но в следующий раз». Либо считать, что Pussy Riot – вроде ледокола. Теперь в мире в курсе, что у нас есть лихие ребята в художестве и музыке. А ведь не может быть, чтобы они одни, на пустом месте. Оно и не пустое. У ночи много звезд прелестных, красавиц много на Москве. Только в церквях больше танцевать не надо, выйдет вторично.

Награда за очернение

Совсем не удивлен, что фильм «Левиафан» получил награду за мрачность и очернение российской действительности. Призы эти, глобусы, оскары, львы, орлы, куропатки – сплошь и рядом дают за мрачность. Простой честный парень возвращается с хорошей, справедливой войны, и отчего бы не показать, как страна дает ему учиться и работать, так нет, показывают как в пропитанной мраком и преступлением жизни он ступает на кривую дорожку, становится убийцей, а в окружающей его мерзости гибнет возлюбленная. Вокруг бандиты правят жизнью, от них не уйти честному человеку: только честный человек пытается сказать «нет», как просыпается в собственной постели с отрезанной лошадиной головой. Идет к полицейскому, а тот на зарплате у мафии, как и политики. Стоит снять фильм про то, как невозможно остаться честным человеком в этой стране, и дать кощунственное название «Крестный отец», и вот букет призов.

Или «Горбатая гора» про ковбоев в прериях. Осталось медведя с балалайкой, индейцев со скальпами, вождя и его скво. В этих самых прериях два ковбоя полюбили друг друга – а это уже надругательство, но автору мало. Влюбленных ковбоев душит убогая, темная, беспросветная жизнь, ограниченные люди, злые бабы, агрессивные тупые мужики – а как иначе, иначе призов не дадут. И разумеется, вся эта злобная человеческая масса убивает одного из героев и оставляет несчастным второго. Весь фильм о том, что в этой стране невозможно отличаться от серой массы, что она тебя растворит или уничтожит. И, конечно же, иуда заработал свои тридцать «Оскаров».

А вот другое. Наглые хозяева жизни – англосаксы с обеих сторон океана – путешествуют первым классом и не считают за людей хороших итальянцев, евреев, ирландцев, поляков, которые путешествуют в третьем. Негров, малайцев и прочий народ в море качает другой пароход. Когда приходит беда, эти англосаксы, приличная с виду публика, запирают хороших ирландцев и евреев в трюмах корабля – «тоните все», и бежит захватывать шлюпки, бросая женщин и детей на произвол судьбы. Когда же кому-то из хороших итальянцев удается приблизиться к полупустой лодке, джентльмены отталкивают его веслами, а леди – зонтиками: мерзни в океане, чурка нищий. Понятно, что жюри всех этих академий с радостью хватается за ксенофобский пасквиль и осыпает его горой призов.

Или из современности: две подруги-американки приезжают в Барселону и тут же обнаруживают, что испанцы, в отличие от них, живут глубокой, красивой, страстной жизнью, проживают ее как драму, как искусство, а все американцы – скучные обыватели. Сами барышни умеют говорить только плоские банальности («Я изучаю каталонский модерн»), а их американские мужики – неуклюжие зануды в бесформенных синих рубашках или, хуже того, в футболках-поло, заправленных в штаны, и умеют очаровать женщину только разговорами о низкой ставке по ипотеке и будущих распродажах. «Оскар» обеспечен.

«Миллионер из трущоб» – всякий, кто смотрел, понимает – получил своего «Оскара» за то, что очерняет Индию (боятся там на Западе развивающихся гигантов) и ее традиционные ценности: кастовую систему, неграмотность, жизнь на улице, профессиональных нищих, грязь и суеверия, которые составляют духовную основу жизни индийского народа. В Индии у кинотеатров массово протестовали «гордые индусы»: жгли чучело режиссера. В настоящей-то индийской жизни, про которую снимают хорошее индийское кино, одну из сестер похищают цыгане, но потом родители опознают ее по золотой сережке и выдают замуж за соседского махараджу, которого прежде тоже похитили цыгане и узнали родители. Отдельный протест организовали жители трущоб за то, что режиссер очернил их трущобы: жизнь в трущобах гораздо лучше, чем в его пасквиле.

Каннское жюри осыпает золотыми ветвями и встречает по-съездовски продолжительной – самой длинной в истории фестиваля – овацией фильм о том, как малограмотный, но ушлый президент Джордж Буш напал на мирную страну Ирак, защищая интересы своего кореша, саудовского короля, и лично семейства бен Ладенов. А местная американская пятая колонна дает фильму издевательские призы: худшая мужская роль – Буш, худший дуэт – Буш и Кондолиза Райс, худший актер второго плана – Дональд Рамсфельд. И это про президента, избранного большинством американского народа, во время войны, на которой героически гибнут американские солдаты, фильму, автор которого – несистемный критикан, для американского истеблишмента что-то вроде нашего Шендеровича.

А и от всей великой русской литературы иногда такое впечатление, будто ее отбирал и премировал закулисный оскаровский комитет, тайные каннские мудрецы. В «Мертвых душах» все мертвы, в «Ревизоре» все продажны. Мерзость в каждом русском человеке, а как попытался написать про хорошее – так сразу в печь. Молодой дворянин маялся от скуки, убил на поединке друга, промотал любовь и, говорят, собирался еще выйти против властей на Сенатскую площадь. Другой дворянин даже на нее не собирался, потому что она уже была, а до Болотной было еще далеко, и просто убил приятеля, погубил кавказскую девушку, обманул русскую и бросил верного слугу. Третий лежит мечтает, а все полезное делает оборотистый немец. Женщину мещанского сословия совратил купец и пристрелил жених, другая – купеческого – сиганула с обрыва в реку, как птица, третья – дворянского, – под поезд. Небогатый князь вылечился было в Швейцарии, но от ужасов русской жизни снова спятил. Другой, студент, от безысходности убил, а потом от бессмысленности во всем признался. И только в конце, как у Звягинцева, какая-то мутная духовность. Три одаренные девушки рвутся в столицу, но вязнут в унылой русской провинции. Горький, основатель Союза писателей и «Литературной газеты», и вовсе не стал ничего выдумывать, а собрал все отбросы в одном месте, бомжей и алкоголиков, да и продал в заграничные театры: вот вам Россия. По псевдониму и пьеса. В общем, много вопросов к русской классике.

Но есть один вопрос, от ответа на который зависит, классика она или нет, литература или нет, кино или нет, художественное произведение или учебно-методическое пособие – раздаточный материал. Классика, как выразился коллега Максим Саморуков, никогда не списывает вечные уродства мироздания на всякую сиюминутную ерунду.

Можно ведь как было написать или намекнуть в тексте прозрачно: убил на поединке друга, жалкий жребий, потому что в России нет конституции. Лежит и мечтает, пока немец все делает, потому что нет регулярной сменяемости власти. Бросилась под паровоз, и свеча, при которой читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, навсегда потухла, потому что нет ответственного перед парламентом кабинета. Студент убил старушку, потому что вынужден прозябать в черте оседлости, а дали бы переехать в Петербург, старушка осталась бы жива. Князь выздоровел было, да сошел с ума, потому что нет качественного медицинского обслуживания, как в нормальных странах. Очень своевременные вышли бы книги.

А у них госпожа Бовари, несмотря на конституцию, спасается от серости провинциальной жизни в беспорядочных половых связях. Несчастные герои Фолкнера обманывают и калечат друг друга среди унылых пейзажей и убогой жизни американского Юга – несмотря на регулярную сменяемость власти. Персонажи Голдинга изнывают в беспросветной английской глуши, хотя рядом, в Лондоне, – кабинет министров, ответственный перед парламентом. Американские евреи мучаются у Филипа Рота, несмотря на полное отсутствие черты оседлости. И Бегбедер, дыша вольной атмосферой Парижа, находит, что «отравлен хлеб и воздух выпит». Великие западные писатели и режиссеры, несмотря на справедливый суд и честные выборы, выходят на тот же уровень негодования и растерянности, недоумения и тоски, что и наши, хоть там и конституция.

А как греки-то очернили свою древнегреческую действительность, это же никакой здоровый рассудок не вместит. Жена с любовником заманила героя войны, заслуженного полководца на пир да и зарубила. А сын их за это укокошил родную мать – в здравом уме и твердой памяти: долго выбирал до этого между матриархатом и патриархатом, общался с богами. И отец хорош: завлек дочку видным женихом, а на самом деле – чтобы убить, а убить – чтобы решить деловые вопросы. Другой отец замуровал дочку живьем за то, что хоронила брата. А его нельзя – потому что предатель родины: пошел войной на родной город и другого брата, но этим кого удивишь? Жена продала мужа и отечество за побрякушки – это тоже сплошь и рядом, но могли бы и промолчать. Другая за стати молодого любовника-иностранца бросила свою страну и обокрала отца, а младшего брата порубила в лапшу. А когда тот ушел к другой, сожгла живьем разлучницу и переколола собственных детей от гулящего мужика: черного кобеля все равно ведь не отмоешь до бела. Откроешь историков – все полководцы как один пидарасы. Откроешь философов – и эти такие же. В комедиях – мат-перемат, сплошная ненормативная лексика. В судебных речах – ворюги и кровопийцы, в политических – интриги да обжорство. В общем, так древние себя очернили, что до сих пор не отмыть, но читаем.

Но это – Запад, он разлагается. Мы же – христианская цивилизация и поступим по заповеди: с другими так, как хочешь, чтобы с тобой, на ближайшем Московском кинофестивале наградим голливудский фильм, который демонстрирует положительный образ Америки. Фермеры в золотых полях от моря до ослепительного моря собирают рекордный урожай, амбары полны кукурузы, в Техасе стахановскими темпами идет сланцевая революция, в Кремниевой долине разворачивается производственная драма: Брин предлагает вживить себе в голову гугл-транслейтор, а Цукерберг отговаривает друга от опасного эксперимента, но лишь затем, чтобы провести его на себе. Умелые американские врачи в последний момент спасают героя-предпринимателя. Вживленный переводчик работает, астронавт ступает на Марс, десантники громят исламское государство, детишки с цветами бегут в колледж, граждане избирают первого президента-женщину. Когда наградим, тогда и будем жаловаться.