Текст книги "Миф тесен"

Конспирология как мировоззрение рабов

Когда в Думу принесли новый антитеррористический закон, и все вспомнили, что разошлись на Новый год, не договорив о волгоградских взрывах – на вокзале и в троллейбусе под самые новогодние праздники.

Кто бы это ни сделал, с точки зрения мировой общественной огласки это полностью провальная стратегия: бомбить русских в Сталинграде – это автоматически ставить себя на ложную сторону истории. Когда взрывают где-то в России – в мире, разумеется, сочувствуют, но на заднем плане, пусть не близко, всегда крутится мысль, что, конечно, ужас, но, вообще-то, этой стране есть за что мстить. География новогодних взрывов делает это воспоминание максимально неудобным. Впрочем, люди, уверенные, что ими руководит лично Творец мира, пусть даже и через пророков, как правило, очень невежественны и по части географии тоже.

Сами себя взорвали

Однако еще до всяческих расследований мы быстро получили ответ на вопрос, кто это сделал: российские спецслужбы, чтобы нас еще больше угнетать. Ответ был принят на удивление широкими кругами общественности.

Конечно, российские спецслужбы и вообще правительство несет ответственность за теракты: на то его и нанимают, чтоб несло. И к тем, которые сами себя назначают, это тоже относится. Наше правительство несет ответственность за Волгоград, Обамы – за взорванный бостонский Марафон, Буша – за 11 сентября, Путина – за Беслан, Ганди – за сожженный отель в Бомбее. Несет, разумеется, в свою очередь: сначала организаторы, потом исполнители, потом полиция, потом правительство, потом мы и т. д. И пусть не думает отделаться совещаниями и строгим видом в отредактированном эфире.

Однако ответ был дан и принят не в этом, а в гораздо более прямом смысле. «Убивец! – проговорил он вдруг тихим, но ясным и отчетливым голосом. – Ты убивец».

В связи с этим надо помнить одну простую вещь. Конспирология – мировоззрение рабов. Это совершенно рабский навык не замечать в мире ничего, кроме своего ненавистного хозяина. Сводить зло мира к злости на своего хозяина. Объяснять все неприятности мира хозяйской злой волей.

Свободный человек никогда не будет конспирологом. Я объездил множество народов: из их числа массово увлечены конспирологией самые задавленные и обиженные на мир. Поэтому особенно удивительно видеть среди конспирологов столь многих людей, считающих себя свободными.

В первую очередь в конспирологию скатывается человек или народ, уверенный, как в рекламе, что достоин лучшего, а если лучшего нет, значит, сговорились за спиной, обнесли и обидели. Это ведь гораздо выносимее для собственного достоинства, чем все другие версии.

В Новом Орлеане, как только схлынула вода урагана Катрина, я был в двух разрушенных районах – среднего класса и в бедном черном. В первом ругали правительство за бардак, во втором были уверены, что это Буш под шум дождя и ветра взорвал дамбу, чтобы выдавить чернокожее население из города.

Рабское конспирологическое мировоззрение основано на уверенности в том, что мир исключительно в руках господ. Они разыгрывают с нами и перед нами спектакли. А больше ни от кого ничего не зависит. Поэтому мы ни в чем участвовать не будем, злу противостоять не будем (нашли дураков), а будем господ разоблачать.

Однако, утверждая, что нет зла, а есть спектакль, который перед нами разыгрывают сговорившиеся хозяева, мы освобождаем зло от ответственности.

Все негодяи

Конспирология ставит человека невероятно низко. Среди исполнителей коварного хозяйского плана она не предполагает никого, кто отказался бы соучаствовать в преступлении или кто рассказал бы о нем – рано или поздно. Ведь взрывать своих можно, только если ты уверен: никто никогда об этом не расскажет. И вот конспиролог точно знает: человек так подл, что хозяевам нечего бояться. Хотя вся историческая традиция показывает обратное: преступные заговоры становятся известны довольно быстро, не до исполнения, так после.

Конспирологов, однако, эти разоблачения не устраивают. Настоящий заговор может быть только нераскрытым. Поэтому его лучше всего искать там, где никаких признаков заговора нет, а есть простые, ясные или более вероятные объяснения случившегося. Настоящий конспиролог всегда ищет заговор именно там, где полно других объяснений, его метод в том и состоит, чтобы эти объяснения отбрасывать.

А там, где заговоры раскрываются, где завеса тайны действительно падает, там надо не верить. Катынь, WikiLeaks, Сноуден, убийство Троцкого, авиакатастрофа под Смоленском, чеченцы в деле Хлебникова и Политковской, революции – арабские, цветные, бархатные, Уотергейт, Майдан, – так мы и поверили, ищите дурака в другом месте, не на тех напали, все эти ваши так называемые разоблачения просто часть другого, более сложного сговора, который никогда не будет раскрыт. Раскрытой тайны для конспиролога не бывает: она всегда часть другого, нераскрытого заговора. Мир – это бесконечная матрешка заговоров, где каждая раскрытая тайна помещается внутри нераскрытой.

Альтернативная история

Душа конспиролога скроена по истинно рабской мерке: ведь она исходит из того, что коварный план, злая воля нелюбимых хозяев перевешивает взаимосвязанные перекрестные свидетельства сотен и тысяч людей, сведения родственников и друзей о судьбе своих близких. «Никто не погиб, – говорит он. – Никого не убили. Все было не так. Ничего не было». Это другой самолет, несвежие трупы, другой автобус – один взорвали, другой нам показывают.

В этом есть что-то от сосредоточенного безумия математика Фоменко. Когда, уперевшись в одну деталь, опровергают всю взаимно переплетенную традицию указывающих друг на друга свидетельств. Как правило, конспирологи и любители альтернативной истории – пересекающиеся сообщества.

Тацит знал, что до него жил и писал Ливий, Ливий знал, что до него был Фукидид, но Фукидид не знал ни Плутарха, ни Ливия, ни Тацита. И это знание в одну сторону и незнание в другую никак не перепутать. Фукидид знал, что Перикл – его современник, Аристид – предшественник, и ничего не знал о Филиппе Македонском. Знание о современниках и предшественниках и кто в каком порядке и за кем и неведение о потомках гораздо прочнее скрепляют историю, чем правильное изображение созвездий на каменном потолке храма.

Нескольких ключевых выражений достаточно, чтобы поставить диагноз конспирологической болезни. «На самом деле ничего – никакого теракта, никакого убийства, никаких протестов – не было». «Сообщение о взрыве, подозреваемом, жертве, белой ленте появилось в сети до события». «На фото, видео, аудио участники ведут себя не так, как положено при войне, теракте, протесте, высадке на Луну». «Современные технологии позволяют…» Обычно это пишут те, чье знакомство с современными технологиями ограничивается навыками работы на клавиатуре.

Вот известный писатель (Захар Прилепин) обнаружил, что борьба за свободу личности – это в действительности заговор «мировых элитарных клубов» с целью понизить рождаемость по всему миру. «Решение о создании подобных трендов принималось где-то наверху». Слышали, Вольтер и Руссо? «Мы имеем дело с очевидным образом смоделированными ситуациями». Понял Наполеон, утвердивший разводы и убравший из Кодекса гомосексуальную статью? «Каждый пятый книжный и кинематографический бестселлер освещает определенную тематику – ай, какая случайность, случайней не бывает», – не стыдно вам, Боккаччо, Шекспир, Набоков, Тарковский? Только Дэн Браун вывел вас всех на чистую воду.

Вот и наше политическое начальство постоянно говорит о мировом заговоре против российской нравственности и демографии. Но политическое начальство в России почти всегда среди главных конспирологов.

Неправильный дым

Главный симптом конспирологии – болезненное мелочное внимание к непроверяемым деталям. «Посмотрите, вот эта оторванная нога лежит не так, как должна. Настоящая оторванная нога должна согнуться под другим углом и лежать на метр дальше. Это даже ребенок знает». «Разве столько крови должно вылиться из этой раны? Да тут должно быть все залито. Краски пожалели, украли, наверное». «Такого цвета дым бывает от фейерверка. Вы вообще видели когда-нибудь дым от тротила, он совсем другого цвета». «Вот этот для раненого слишком чистый, и лицо слишком довольное. Ясное дело – плохой актер в кетчупе».

Вот эта еврейка в Бабьем Яре какая-то слишком спокойная. Вот на этом поляке в Катыни лычки на петлицах неправильно нашиты: плохо бутафорский цех знает матчасть. А арабы эти вечно вытаскивают откуда-то своих окровавленных детей, у них склад, наверное. Эта чеченка сама себя изнасиловала. Этот русский, которому якобы сейчас отрежут голову, – посмотрите, как тут тень от горы падает? От гор по-другому тени ложатся. Эти плакаты на митингах – ну ясно, что такие за вечер не нарисуешь, три года заготавливали на иностранные деньги импортными фломастерами.

И что это, на этой якобы Голгофе Мария под распятием одета как итальянка XV века? А римские воины – как голландские солдаты XVII века. И город, посмотрите на этот город. Это разве Иерусалим? Да там таких дворцов отродясь не было. А башни? Сколько там башен? А тут? Ясно все с этим вашим Евангелием. И что это там Христос такой спокойный: когда распинают, разве так себя ведут.

Первопричины

На трудные вопросы, на загадки у знатока того, как бывает на самом деле, всегда есть простой ответ, вернее, три-четыре одинаковых ответа: всё это для того, чтобы нас отвлечь, чтобы пилить бабло, чтобы усилить за нами контроль, чтобы захватить власть и нефть.

Главное здесь – болезненная рационализация иррационального, схематизация естественного. В мире есть множество сил, совершающих зло, потому что оно им представляется благом. Разумным добрым делом, рациональным поступком. От ужаса иррационального зла конспирологи закрываются его рационализацией. Взорвать себя, чтобы отомстить неверным и попасть в рай, – это чушь. Вот деньги – это понятно, власть – это понятно, политическая интрига – тоже, нефть – это ясно и объяснимо.

Вот и требований в Волгограде, Бостоне, Нью-Йорке, Москве никто не выдвигал. Террористы по всему миру выдвигают требования, а раз их нет, значит, это спецслужбы вышли подзаработать. И бог с ним, что мир давно устроен не так. И ответственности давно никто на себя не берет, или берут не те, а беспомощная мелочь, а так пусть сами догадаются, пусть со всех сторон боятся. И это не только в Нью-Йорке. В южном Таиланде много лет идет исламистское восстание, убивают чиновников и учителей, и никто никогда не берет ответственности. Все и так правильно понимают. Но это ведь надо знать, а знания – обычно не сильная сторона конспиролога.

Лишь бы не с этим

Понятно, почему многим хочется, чтоб вокзал и троллейбус, дома и метро взорвали ФСБ и Путин. Потому что если признать существование независимого от него зла – а Путин с ним борется, – по правилам силлогизма придется признать, что мы на стороне Путина, ну или он на нашей. А это для многих психологически невозможно – быть с ним на одной стороне.

К счастью, у нас не так много людей, способных встать на сторону любого зла, лишь бы против Путина. Но для гораздо большего числа проще два зла свести в одно, чтоб избежать неприятного силлогизма. И это, конечно, вполне устраивает маленьких воинов бога с гранатами на поясе. Мечта террористов – создать из России территорию тьмы. Где что-то все время взрывают, но непонятно, кто и зачем. Может, враги; может, делят чего между собой; может, мафия, националисты; может, КГБ, Путин, Газпром. В общем, там никому нельзя доверять, нечего там делать. Прочь оттуда.

Власти наши не часто бывают на желанной высоте. Но, чтобы не делить дом разума с одними чудовищами, мы подселяем к себе других.

Русская идея

Россия – спаситель традиций. Новая национальная идея

Наконец у нас появилась национальная идея. Не было, и стала. Ни гроша, да вдруг алтын. Мы теперь знаем, для чего живем. Разумейте, языцы, и покоряйтеся: Россия – хранитель традиций. Не каких-то местных, этнических – вроде письма на бересте, вырезания свистульки из ольхи и здорового сна на еловом лапнике – этим кого удивишь, своя береста у всякого есть. А – мировых традиций, вернее – европейских, западных. Они промотали, а мы уберегли.

Запад забыл, что такое семья, а мы, слава богу, помним. Помним еще, что такое любовь мужчины и женщины, что такое отец и мать. Там уже не в курсе, что такое вера Христова и церковь, а у нас знают. Там забыли, что такое грех, так мы им напомним при случае. Там уже не умеют воспитывать детей, ну ничего, мы-то своих как надо воспитаем. В общем, они сдались, а русские не сдаются. У западного мира закат, абендланд в очередном унтерганге, но – ex oriente lux, человек звучит гордо, и тьма не объяла его.

Бог спасет мир через Россию, хранителя традиций, – национальная идея такая ясная и удобная, что даже удивительно, как это раньше не приходило в голову. Быть хранителем гораздо ведь проще, чем авангардом прогрессивного человечества, молодой демократией или даже либеральной империей. Если ты хранитель традиций, твои недостатки – это твои достоинства: нужно просто оставаться таким, как есть, иначе все напортишь. Лучше стоять на месте, чем ходить на совет нечестивых. Вот и стоим. Сохраняем человеческий облик, в то время как там настолько мутировали, что, как написал один официальный идеолог, «мы с большинством западных людей принадлежим, скорее всего, к разным гуманоидным видам».

Некуда больше спешить

В новой идеологии смущает только одно: как это мы были всем этим в течение двадцати пяти лет? То есть буквально двадцать пять лет назад были авангардом прогрессивного человечества, потом молодой демократией, потом державой, встающей с колен, а теперь уже хранители традиций. Человек 1989-го, даже 1990 года рождения родился еще в авангарде, пошел в школу при молодой демократии, а оканчивает вуз уже в стране незыблемых ценностей, которые мы храним за себя и за того парня. Для хранителя традиций это какой-то немного бешеный темп.

 
Возок несется чрез ухабы.
Мелькают мимо будки, бабы,
Мальчишки, лавки, фонари,
Дворцы, сады, монастыри.
 

Сами ведь хранители традиций трагически упиваются тем, что у нас за сто лет было три революции, полторы гражданские войны, четырежды менялся политический режим и столько же раз – государственный строй и экономическая система. Не всегда угонишься за их счетом. Для хранителей традиций – не многовато ли будет?

Они там покушаются на незыблемое. Для нас незыблемое, а для королевы Великобритании, короля Испании, архиепископа Кентерберийского – зыблемое. Королева-то Великобритании, которая ужасные законы про гей-браки подписывает, – жива-здорова, проживает в том же Букингемском дворце, что и предки, готовится передать его по наследству. А у наших во дворцах – то госпиталь для красноармейцев, то школа юных полярников, то музей народного искусства. Со старинными замками и того хуже: в немногих санатории, другие разваливаются, пустые, а большинство уже давно сожгли мужички. Аббатство Вестминстерское, оно как было церковью, так ею и осталось, как стояло, так и стоит. А у нас – храм переделали в планетарий, взорвали, поплавали в бассейне, потом снова построили из бетона на деньги звезд советской эстрады, и теперь из него всех учим любить церковь.

Церкви повзрывали, своих попов перевешали – учим других христианству. Детей воспитывали по яслям, пионерским лагерям, отрядам и дружинам, теперь эти, воспитанные в отрядах и дружинах, учат Европу семейному воспитанию. Монархи расстреляны, право не работает, воруют вокруг, но мы будем рассказывать всем, какое мы тут традиционное общество, хранители ценностей, без нас – никак. А там, где ювенальная юстиция, гей-браки и современная интерпретация классики на сцене, – там и монархи целы, и церкви стоят, и усадьбы не разваливаются, и право работает, и воруют пока меньше. Давайте вот по этим последним пунктам с ними совпадем, может, поймем что-нибудь про традиции.

Вышла ныне

Мне как филологу-классику, например, особенно дороги греческий с латынью. Это очень важная черта традиционной Европы. Человек, знающий латынь, понимает, что отечественная поэзия началась не с Пушкина и даже не с Хераскова, а с Горация и Сапфо. Что это одна и та же поэзия, только на разных языках. И что никакой Китай нас не древнее, потому что нашей поэзии – тоже 2800 лет. А православное богословие началось с гомосексуального Платона и такого же Сократа, чьи изображения – на входе в Благовещенский собор в Московском Кремле (не замазать ли?).

С тех пор как Ильич специальным декретом запретил латынь с греческим, у нас их, можно сказать, и нет. В лучшие годы несколько десятков студентов на страну. А в одном только университете Фрайбурга студентов-латинистов – не тех, у кого в учебном плане есть латынь, а тех, кто ее изучает как основную специальность, – 800 человек, а эллинистов – 80. Больше, чем во всей России, хотя там у них полный упадок традиций. И это не какой-то университет особенный, просто один из хороших.

И вот пусть новый русский идеолог расскажет во Фрайбурге тамошней тысяче вырожденцев с латынью про то, что «старый мир Запада с его образами людей, жаждавших свободы и ненавидевших тиранию, злодеями и героями, больше не имеет смысла». А потом спросит у них, кто такие Гармодий и Аристогитон, Сципион Африканский и Арминий. А потом возьмет порасспрашивает тысячу наших студентов и сравнит ответы.

Улица Урицкого

Половина Лондона живет в домах XVIII века и прекрасно себя чувствует. В провинциальной Франции я во множестве встречал людей, с удовольствием живущих в домах XII–XIII веков. У нас же, если дому сто лет, сразу истерика: деревянные перекрытия, аварийное состояние, надо снести, попытаемся сохранить фасад.

Департамент культуры Москвы – историческое здание на углу Неглинной и Кузнецкого – беспорядочно завешано кондиционерами так, что ни колонн, ни карнизов не разглядеть. Сыщите мне кондиционер на историческом фасаде в европейском городе, где традиции не умеют хранить. А ведь это ведомство, которым руководил просвещенный Капков. Что с других-то взять. Батюшки наши, каждый второй, как получат храм, первым делом вместо старинного кирпичного пола кладут новый кафельный, как в дорогой сауне, и стеклопакеты в окна XVII века вставляют. Где наши булочные с 1910 года, часовые мастерские с 1885-го, банки с XVIII века?

Большинство хранителей традиций не читают на иностранных языках, а если бы читали, то в европейских городах, особенно малых и средних, заметили бы мемориальные доски в честь именитых горожан – не везде одних и тех же, национальных, великих, а своих, местных. Тут жил замечательный учитель, хорошо учил, помним. Тут – основатель местной газеты. Тут – здешний благотворитель, организатор женских курсов. И улицы в их честь. А у нас меньше маршала Жукова помнить неинтересно. Ладно бы еще пал героем за родину, а то учителишка какой-то, леса на доски, моллюсков на мел не напасешься.

Улицы во всей России одинаковые – Чернышевского, Добролюбова, Урицкого, Володарского, Свердлова, Кирова. Пушкина взяли себе для компании, хоть он и не напрашивался. Как будто бы эти Урицкий с Володарским успели во всех городах прожить свою недолгую яркую жизнь. А любая площадь, где Главпочтамт, всегда – Подбельского. А всех заслуг того Подбельского, что он несколько месяцев был наркомом почт и телеграфов в 1918–1919 годах, – ровно тогда, когда почта с телеграфом перестали работать, да с тех пор толком и не начали.

Упадок нравов

«В Испании упадок веры, – радостно сообщаете православный сайт «Радонеж» (это такая христианская радость за ближнего). – Регулярно посещают мессы 13 % населения». Еще бы, в таком аду: ювенальная юстиция, гей-браки с 2005 года, власть меняется на выборах, художники как хотят оскорбляют чувства.

Только 13 % – это как если бы у нас регулярно в Москве на каждую воскресную литургию ходило полтора миллиона человек. Ходят? По данным нашего МВД, в 2012 году в пасхальную ночь внутри храмов было 156 тысяч. Это чуть больше 1 % московских жителей. Сама церковь спорит с МВД и дает цифру в десять раз больше – это, правда, с посещением всех пасхальных служб и мероприятий, включая массовый выезд на кладбища в пасхальное воскресенье, который сама же церковь и осуждает (по канонам всю пасхальную неделю не печалятся, не поминают усопших, а радуются будущему общему воскресению). Но даже если принять счет церкви, это все равно у нас на Пасху чуть меньше, чем в Испании в обычный воскресный день.

По данным ФОМ, более-менее регулярно бывают в определенном храме, то есть могут называться прихожанами или практикующими христианами, 5 % населения. И это речь не про каждую неделю и с верой людям на слово, а людям ведь хочется приукрасить свои отношения с Богом.

Смотрим европейскую статистику. В адской Испании, значит, 13 %. В Италии каждое воскресенье мессу посещает 15 % населения. В не менее адской Франции – 14 %. В «либерастических» Нидерландах, среди католиков, – 24 %. Цифры, сопоставимые с нашими 5 %, встречаются в протестантских странах севера Европы – это где, по нашим рассуждениям, веры вообще не осталось. Можно сказать, конечно, что тенденции важнее фактов и что там падает, а у нас растет. Но, во-первых, после девяностых уже не растет. Во-вторых, до этих 13–14 % все равно не вырастет. Для того чтобы пришли хотя бы 10 %, нужны совсем другие священники. Но таких почти нет, научить своих христианству некому, значит, мы пойдем других поучим.

Поучим других, что такое семья. Из статистики ООН видно, что у нас самое высокое количество разводов в Европе, и в абсолютных цифрах и на душу населения, – в среднем в два раза выше, чем у тех, кто про настоящую семью забыл. Собрались учить Запад воспитанию детей, а из статистики видно, что у нас третий в мире показатель числа абортов на число беременностей – почти 40 %: в два, три, четыре раза выше, чем в любой стране разложившегося Запада. Можно, конечно, запретить разводы и аборты (как было в СССР), только мы ведь про традиции. Или про тюрьму? Или все к этой традиции у нас и сведется?

Единственная потеря

Мы называем традицией наш истерический поиск точки опоры вместо той, которую мы разрушили и поменяли десять раз. Принимаем бурную вегетацию побегов из пня за нормальную форму роста. С точки зрения пня, принявшего себя за норму, нормальное дерево, наверное, действительно уродливо. Наша попытка учить Запад традициям – чистое самозванство. И со стороны это так и выглядит. Мы даже не понимаем, как глупо смотримся – несколько раз за сто лет сменившие экономику, политику, религию, несколько раз ограбившие собственные банки и не заплатившие долги, – в роли учителя традиций.

И с Востока мы в этой роли смотримся так же нелепо. Это на фоне Запада мы себе кажемся твердыней морали. А с точки зрения индийцев или соседей-мусульман, хоть наших же кавказцев, мы этот самый гнилой Запад и есть. Спросите в Хургаде, в Гоа, в Анталье – там все расскажут про наши устои. А значит, чтобы соответствовать этой самозваной роли, нам самим придется мутировать в сторону быта и нравов жителей Хургады.

И вот думаю, какую традицию-то у нас хотят сохранить и боятся, что придут и отнимут. И не нахожу ничего, кроме права ненавидеть ближнего – за другие убеждения, другие мысли, другие вкусы, интересы, веру, неверие – индивидуально и скопом, целыми группами. Вот эта традиция на размякшем Западе действительно прервалась, это там действительно больше не принято делать открыто. Кажется, ее-то мы, на свою голову, и собираемся сохранить после того, как остальные разрушили. «Не презирай младого самозванца; в нем доблести таятся, может быть, достойные московского престола». Московского – возможно, а остальных – вряд ли.