Текст книги "Славия. Паруса над океаном"

– Моренга никогда не обманывает. Это место там. – Он махнул рукой на юг. – Оно далеко, у самого моря. Мой народ там жил много веков, но два десятка лет назад к нам на большом корабле приплыл белый лорд Ян Ван Рибек.

Вождь замолчал и, прищурившись, посмотрел мне в глаза.

– Никогда не слышал о таком. Мы белые, но голландцы нам не друзья, – медленно ответил, чтобы он понял нидерландский язык XXI века. – Прошу тебя, вождь, продолжай.

– Сначала они нас не трогали, мы с ними жили мирно, а их шаман-священник учил меня грамоте и счету. Затем приплыли еще белые, еще и еще. Им понадобилось все больше и больше земли, и наконец пятнадцать лет тому назад они пришли в селения наших соседей, затем к нам и приказали уходить. Мы не хотели никуда идти, потому что, кроме как в мертвую саванну, идти было некуда. Как говорили предки, там не только антилопы не водились, там даже грызуны не жили. Все знали, что на много лун пути в той пустыне нет жизни.

Вождь объяснялся короткими фразами, часто использовал незнакомые или исковерканные слова, но суть мне была понятна.

– Тогда они взяли громкие мушкеты, пришли с рассветом и стали стрелять. Многих убили. Мы тоже убили пятерых и бежали. – Его глаза гордо блеснули, а рука погладила палаш. – Думали, что идем в пустыню на смерть, но наши предки ошиблись или сами не знали, через двадцать дней мы вышли на живые земли. Еще нас спасло то, что начинался сезон дождей. В пути выжило меньше половины, старики и дети погибли. Но остальные радовались, мы встретили стадо антилоп, убили их пастухов[37]37
  Имеются в виду львы.


[Закрыть] и шли с ними пять лун до этой реки. И жили здесь счастливо. – Он внимательно осмотрел мой полный кирасирский доспех, перевел глаза на сопровождающих – Ивана и сержанта Бузько, которые без стеснения направили на него свои винтовки, а также на смиренно сложившего руки и внимательно слушающего отца Герасима, посмотрел вдаль, на выстроившуюся для атаки конницу, сильнее сжал побелевшими пальцами ножны палаша, тяжело вздохнул и закончил: – До сегодняшнего дня.

– Нет, вождь Моренга. – Я отрицательно покачал головой. – Не собираемся мы изгонять тебя с этих земель. Но поверь, придет время, когда твой народ сам откажется кочевать по степи, следуя за хвостом антилопы. Они научатся у нас, белых, выращивать хлеб, ковать железо, плавить медь, охотиться по-новому, жить по-новому. Даже одеваться захотите так, как мы, белые.

– Когда я был мальчишкой, я тоже хотел быть таким, как белые, но вы нас обманули. Стали изгонять и убивать. – Его глаза слегка прищурились и смотрели зло, но лицо было бесстрастно.

– У тебя дети есть, вождь?

– Есть.

– Сколько?

– Три сына и восемь дочерей. А почему ты спрашиваешь о моих детях, белый лорд?

– Хочу сделать им подарок. А жен сколько?

– Три.

– Очень хорошо. Бузько! – позвал сержанта и перешел на славянский язык. – Вытащи из мешка и подай мне три ножа. И рулон красного ситца. Прямо на глазах у дикарей отмеряй одиннадцать кусков по два метра. Да, от пальцев левой руки до правого плеча будет метр.

За действиями сержанта все дикари наблюдали, открыв рот и широко распахнув глаза, даже тот, который был в маске, перестал дергаться и замер.

– Возьми, вождь, это подарок твоим детям, – передал ему сверток ситца и лежащие сверху три незавидных ножика, затем повысил голос и добавил: – Скажи всем, что в полудне пути на берегу реки выше по течению живут белые, которые всех желающих будут обучать грамоте и разному мастерству.

Моренга бережно принял сверток, но смотрел недоверчиво, ожидая подвоха. И я его не разочаровал:

– Так что вождь, через два дня ожидаю на работу сроком на три луны пять десятков крепких мужчин. За работу получат каждый по ножу и отрезу ткани.

– А что будет, если не придут? – осторожно спросил вождь, прижимая сверток к груди.

– Сам знаешь. Приду и возьму силой, не пять десятков, а три сотни, и никому ничего не заплачу. При этом, если пострадает хоть один мой воин, убью десять твоих. И это еще не все. Ежегодно к началу сезона дождей станешь отправлять на учебу по два десятка сообразительных парней и девок. Мы их в течение двух лет будем учить грамоте и ремеслам, кормить и одевать. И обещаю, у себя удерживать не станем. Те, которые захотят вернуться в племя, пусть возвращаются, а тем, кто захочет остаться, дадим работу, будем платить и ножами, и тканями, и разными другими полезными и красивыми вещами. Для них поможем даже отдельный поселок построить.

Шаман замер, вытянул шею и внимательно прислушивался, возможно, он тоже понимал наш разговор. А вождь, плотно сжав губы, молчал, внимательно уставившись мне в глаза.

– Сейчас, вождь, ты получил самого могущественного покровителя, но с нашим приходом ваша тихая и спокойная жизнь кончилась, хочу, чтобы ты это осознал. Времена начнутся более интересные и веселые, поверь. И еще даю слово, что обманывать тебя не будем, будем помогать и в обиду никому не дадим. Но и ты смирись и не обманывай нас, поскольку мы добры, но и беспощадны. Если тебе от этого станет легче, то обещаю, что настанет день, когда обидчиков вашего племени – голландцев – с земель обязательно изгоним.

Наклонился, поднял свой плащ и вложил его в руки вождя:

– А это тебе от меня. – При этом, не оглядываясь, подошел к Чайке, вскочил в седло и отправился в расположение наших войск.

В город Водяной вернулись к вечеру. Следующие два дня прошли в определенном напряжении: придут или не придут, будем воевать или нет, поверили или решили умереть? Однако к полудню третьего дня прискакал связной из западного секрета и сообщил:

– Дикари идут! Полторы сотни человек!

На самом деле аборигенов прибыло сто сорок шесть человек. Их, как потом стало известно, на работу выперли собственные жены, увидевшие красочные наряды на супругах и дочерях вождя. Ну и железные ножи сыграли немаловажное значение.

Колесо бытия завертелось быстрее. Местный начальник строительной компании распределял людей на работы, охотники ускакали за мясом, крестьяне рядом с городом вовсю пахали землю, а мы засобирались домой. Да-да! Путь извилист и неблизок, но там меня ждет новая земля, там будет построен мой новый дом.

Глава 5

Дорога от Водяного до Иванграда представляла собой юго-западную четверть дуги эллипса, которую мы с облегченным обозом преодолели маршем за два с половиной световых дня. В обозе шло десять пустых повозок, которые возвращались вместе с нами в сопровождении двух пулеметных тачанок с расчетами и отделением кадровых воинов. Им придется организовать постоянно действующее караванное сообщение к побережью Индийского океана. В частности, на вновь изготовленных в Павлово дополнительных повозках обратно в город Водяной повезут пиломатериалы.

Столица нас встретила стуком камнетесных молотков и визгом пил. За месяц, который мы отсутствовали, на подходах к городу с трех направлений были отсыпаны валы и возведены равелины с бдящими караулами. Все мужчины, а их здесь вместе с неграми-новобранцами насчитывалось около полутысячи человек, работали на стройке. Здесь не ленились вкалывать даже свободные от нарядов воины.

У берега реки успели поставить два длинных двухэтажных здания, которые планировались как первые казармы будущего военного городка. Сейчас уже покрывали тростником крышу, правда, примерно через год собирались перекрыть ее шифером. На возвышенности стоял заметный издалека флагшток со знаменем княжества. Здесь строили дворец губернатора и церковь, но дело шло вяло. В общем-то, правильно, самое главное – к началу дождей спрятать под крышу простой народ.

Вдали, у восточного равелина, где было намечено строительство металлургического комплекса, первого химического и первого оружейного заводов, сейчас стояли на просушке стопки кирпича из сырого огнеупора. Каменная коробка одного здания уже была построена, а второго – возведена до половины. Правда, рядом что-то уже дымилось. Еще по той жизни хорошо помнил диаграмму розы ветров этой зоны материка, поэтому и указал наиболее экологически благоприятное место постройки промышленных объектов. В результате в сторону города трубы точно дымить не будут.

От казарм, километра на полтора вверх по течению реки, весь берег был изрыт, там сейчас копошились целые толпы женщин, даже беременные.

– Чего они там роются, – с недоумением обратился к счастливой от долгожданной встречи с супругом и братом, исполняющей обязанности градоначальника ее превосходительству Рите Бульбе.

– Землю выкапывают и подносят к берегу, а после работы приходят мужья и промывают. Золото там, – ответила, весомо выговаривая слова, оставленная главной по надзору за хозяйством действительный лыцарь лыцарского корпуса княжества Славия. К этим непраздным регалиям истинно трудолюбивого человека можно было еще добавить должность заведующей кафедрой алхимии будущего столичного университета, а также руководителя и основного акционера (после князя, то есть государства) первого химического завода.

– Нашли все-таки, – удовлетворенно кивнул.

– Нашли. Копали канавы под фундамент казарм и наткнулись на самородок весом в два килограмма триста тридцать три грамма. Затем перемыли весь изъятый грунт и еще нашли почти шесть килограмм. Люди сразу побросали все работы и давай рыться. Но я это пресекла. На каждого мужчину выделила по четыре метра речного берега длиной до бесконечности. Вот после двенадцати часов работы, не бесплатной, заметьте, они имеют право копаться на своем участке.

– И много уже нарыли? – спросил Иван.

– А сто двадцать четыре килограмма! Каждый день, кроме воскресений, по десять – двенадцать грамм с каждого участка сдают.

– Рассчитываешься чем?

– Деньгами, – лукаво улыбнулась она.

– Такими темпами, считай, ты скоро раздашь всю казну графства! – недовольно фыркнул Иван.

– Нет, что ты, из казны не взяла ни одного талера.

Посмотрев на ее осанку настоящей сеньоры, на уже заметно выступающий живот, на слегка прищуренные и веселые глаза, я вдруг догадался:

– Сама деньги чеканишь.

– Да, ваша светлость. – Она коротко кивнула.

– Я тебя люблю! Дай мне свои руки, я их расцелую. – Схватив руки смущенной Риты, не поцеловал их в край манжета на запястье, как положено по этикету, а расцеловал натурально.

– М-да, кхе-кхе, – послышалось рядом покашливание Ивана.

Вопрос создания собственной денежной единицы некоторое время был под вопросом. В целях соблюдения секретности становления нового игрока на мировой арене вначале планировалось использовать существующую европейскую валюту даже на внутреннем финансовом рынке. Но, пролистав рожденную изнасилованными мозгами толстую тетрадь идей по созданию различных производств и проанализировав динамику развития экономики и промышленности, необходимые для достижения поставленных целей, понял, что мы либо должны будем колоссально обогащать чужие государства, либо засветимся по полной программе.

Не надо далеко ходить, только размеры основных фондов княжества за ближайшие десять лет должны будут составить около трех-четырех миллиардов австрийских талеров. При этом товарооборот с Европой даже через группу посреднических фирм будет равен приблизительно двенадцати – пятнадцати миллиардам. Но это далеко не все, так как прогресс на месте не стоит. Имелись все предпосылки для того, чтобы считать, что с освоением новых земель, развитием технологий, расширением производств и ростом экономики динамично развивающегося государства показатель валового национального дохода за последующие десять лет увеличится как минимум вчетверо. А в этой ситуации без такого понятия, как универсальный эквивалент стоимости товаров и услуг, то есть без понятия денег, никак не обойтись.

Был еще один путь пополнения денежной массы. Нам нужно будет выбрасывать на рынок вдруг ниоткуда взявшиеся сотни тысяч тонн меди, железа и десятки тонн золота, а также тысячи карат драгоценных камней. Но здесь ясно и коню, что подобные операции пройти незамеченными для сильных мира сего никак не могут.

Для нескольких тысяч тонн железа и меди придумать легенду можно, задумки в планах есть, но это здорово обогатит только мою торговую компанию и банки, и не более того. А нужно обогатить и укрепить целое государство, спрятанное на задворках планеты, притом собственное, а не чье-то постороннее. И еще из той жизни мне было прекрасно известно, что на одном экспорте сырья далеко не уедешь. Этим, в конце концов, породим в основной массе населения ленивого полунищего потребителя, а нам нужны созидатели, способные развивать собственную конкурентоспособную производственную инфраструктуру.

В идеале затраты на содержание медицины, образования, армии, флота, охраны порядка и заявленного социального обеспечения не должны превышать десяти процентов от объемов всей произведенной продукции. Это оптимальный вариант существования производственного гражданского общества, а формирование доходов государства за счет вышеперечисленного экспорта возможно только на этапе становления.

Дальнейшее существование хорошо организованного общества возможно только за счет полного самообеспечения и производства излишков, а также роста производительности труда, когда один крестьянин способен прокормить от десяти до двадцати человек. Тогда мы получим большой естественный прирост численности населения и рост денежного оборота, повысится спрос на продукцию промышленных предприятий, на оборудование для заводов, сельхозтехнику и товары широкого потребления. Тогда-то и можно будет говорить о нормальной перспективе развития науки, росте уровня образования и самосознания.

Простые арифметические подсчеты высветили цифры поистине грандиозные. В результате, хотел того или не хотел, наполнение бюджета денежной массой в основном за счет экспорта должно было сделать тайное явным намного раньше времени «икс», когда мы к этому еще совершенно не приготовимся.

Таким образом, альтернативы собственной валюте не нашел. Однако вводить ее решил исключительно на территориях новых земель, только для внутригосударственных расчетов и с соблюдением особого режима секретности по отношению к любым внешним факторам. По крайней мере, на ближайшие двадцать лет.

С названием валюты не заморачивался, решил, что будет золотая корона, серебряная гривна и медно-цинковый грош. Тем более что древнерусские названия «гривна» и «грош» сейчас не использовались ни одной страной, а будущий царь Петр станет называть свои деньги совсем иначе.

Деревянный макет чеканочной машины с гуртильным кольцом, предназначенной для изготовления монет, мы с Иваном соорудили уже давно, еще в феоде Сильва. Сам механизм в числе срочных и первоочередных изделий не стоял, поэтому вспоминали о нем очень редко. Но наши механики меня удивили: когда возвратился из похода по Украине, увидел в мастерской готовую чеканочную машину, приспособленную под одну из операций вытяжки в пуансоно-матрице стаканчика револьверной гильзы. Гуртильное кольцо при этом было снято. Тогда-то и возникло желание довести эту задумку до конца.

Ничего сложного или секретного в механизме машины не было, в Азии и Европе ее уже лет сто как эксплуатировали полным ходом. Увидел изделие в металле, сработала инженерная мысль, и захотелось сразу же изменить конструкцию с винтовой схемы, на кривошипно-шатунную. При этом мощный маховик с помощью коленчатого рычага мог бы осуществлять вертикальное движение верхнего штемпеля с достаточным усилием. А еще эта схема с помощью сблокированных толкателей и фиксаторов позволила бы серьезно автоматизировать подачу монетного кругляша и выброс готовой монеты, а также помогла бы исключить несвоевременную подачу к штемпелю кругляшей или их скопление.

Впрочем, новые эскизы и схемы набросал, но отложил в долгий ящик. Не миллионное у нас пока население, чтобы вместо простой чеканочно-гуртильной машины ваять целый автоматический монетно-чеканный комплекс. Но кольца для формовки рельефного гурта решил переделать. Вместо подпружиненных размыкающихся сделал разъемные, состоящие из четырех секций. Пришлось их загонять в толстые рамки, из которых после каждого тиража монеты нужно будет выбивать, зато будут раз в десять долговечнее.

Следующий этап оказался не менее сложным. Так как справочники по металловедению остались в той жизни, а для определения размеров монет в моей метрической системе нужно было обладать кое-какими знаниями, пришлось все постигать методом тыка и двухдневных экспериментов. За эталон взял немного затертый золотой английский соверен, который весил ровно десять грамм и соответствовал давно привычной в Европе стоимости одного фунта стерлингов. Правда, в отличие от моей короны, в его составе золота было где-то на один грамм меньше, но лично я решил чеканить десятиграммовую монету девятьсот двадцатой пробы, где лигатуры из серебра и меди должно быть не более восьми десятых грамма.

А вот с серебром в связи с его почти в два раза меньшей, чем у золота, плотностью и соответствующим нынешним курсом – пятнадцать к одному – пришлось поиграться. С диаметром монет разного достоинства определился: за образец гривны взял английский шиллинг, за полтинник – полшиллинга, за двадцать пять грошей – монету в одну десятую экю, а за десять грошей – монету в одну двадцать четвертую экю. При этом вес одной гривны был равен семи с половиной граммам серебра, а вес монеты в десять грошей – соответственно семидесяти пяти сотым грамма. И еще: взял за образец диаметр талера и полуталера, но сделал кругляши немного плотнее и вырубил монеты достоинством в четыре и две гривны с соответствующим весом в тридцать и пятнадцать грамм. При этом предполагалось, что проба серебра будет не ниже девятисотой, а в качестве легирующей добавки в расплав добавим медь. Сегодня так делают абсолютно все монетные дворы.

Диаметры латунных монет достоинством в один, два и пять грошей взял из памятных советских копеек – пятнадцать, восемнадцать и двадцать пять миллиметров. Но пришлось и здесь немножко помучиться, так как хотелось получить монеты с четким весом в один, два и пять грамм. И тот медно-цинковый сплав, который получим в Ковалеве при плавке оловянных руд, для чеканки мелочи как раз подойдет. Правда, уже сейчас стало видно, что это производство будет очень убыточным. Еще в той жизни где-то читал, что изготовление однокопеечной монеты обходилось государству в шестнадцать – двадцать копеек. Но без разменной мелочи никуда не денешься, поэтому перекос уберем за счет чеканки монет более высокого достоинства.

Когда пришел к ювелиру Ицхаку с просьбой изготовить штемпели, тот с минуту смотрел на меня бесконечно удивленными глазами, широко раскрыв рот.

– Нет, сеньор, – хрипло сказал он, отрицательно покачав головой, – я не резчик! Да и в любом случае не взялся бы за подобную работу. Я не враг ни себе, ни своей семье. Простите, наверное, этого не следует говорить, но всегда считал вас человеком более рассудительным…

– Меня не интересуют штемпели европейских монет, фальшивыми деньгами я не собираюсь заниматься категорически! Меня интересует несколько иное, – резко оборвал его и подал папку с собственными эскизами позитивного изображения аверсов и реверсов монет различного достоинства, а также мой портрет в профиль и герб Славии, нарисованные за десять талеров художником местной редакции.

Ицхак распахнул обложку, схватил большую лупу и близоруко сощурился, рассматривая рисунки. Он долго не подымал голову, все перекладывал листочки с места на место. Было ясно, что он давно уже все рассмотрел, а сейчас тяжело шевелил извилинами над свалившейся на голову совершенно безумной и непонятной ситуацией.

– Сумасшествие какое-то, – пробурчал он тихо себе под нос, затем пальцем показал на мой портрет и поднял глаза. – Сеньор, ваша светлость, на этих двух золотых монетах и на трех больших серебряных нужно чеканить изображение монарха. И надписи делать кириллицей. Я верно мыслю?

– Совершенно верно.

– Но ведь это… это… – Он замолчал, напряженно уставился мне в глаза, через минуту обмяк и тихо промямлил: – Даже не знаю, что сказать. И резчиков знакомых нет.

– Послушайте, мастер, вы далеко не древний старик, а вас уже мучает склероз. Да! Иаков хвастался, что в молодости вы получили в гильдии патент ювелира и отработали пять лет при дворце в казначействе резчика штемпелей! И этому учили всех сыновей, даже его. Только у старшего, Мигеля, лучше всего получается работать с металлом, а у младшего – резать негативы и обрабатывать камни.

– Иаков?! Ах, негодник такой, пускай только придет домой! Вот я ему задам!

– Чего уж там, он о благосостоянии семьи беспокоится. Тем более что конфиденциальная работа оплачивается вдвойне. Вот сколько стоило в казначействе изготовление штемпельной пары?

– О сеньор! В зависимости от сложности, от сорока до ста талеров за негативы и пять талеров за гуртильное кольцо. Да еще стоимость заготовок.

– Сырые заготовки мои. А платить буду за каждую пару плюс кольцо, независимо от сложности – сто пятьдесят талеров. Устраивает?

– Да, сеньор! Если здесь одиннадцать комплектов, то…

– Нет, Ицхак, немного не так. Большая золотая корона и малая – по двадцать пар. Четыре, две и одна гривна серебром – по тридцать пар. Пятьдесят и двадцать пять грошей серебром – по сорок пар. Десять грошей серебром и пять медью – по пятьдесят пар. Два и один грош – по шестьдесят пар. Итого, четыреста тридцать комплектов.

– Ох, это же сколько миллионов можно начеканить?! Да и нам на полгода работы!

– А вы умножьте все это на сто пятьдесят талеров. Неужели вы когда-нибудь зарабатывали за полгода такие деньги? – отстегнул от пояса и вытащил из-под плаща два трехкилограммовых кошеля с золотыми дублонами. – Это, мастер, первый маленький аванс.

– Нет, сеньор, ваша светлость, – он положил свои руки сверху на кошели, – и за пять лет не зарабатывали. Просто у нас таких заказов никогда не было и быть не могло.

Нужно сказать, что свой гонорар семейство Ицхака заработало и вознаграждение получило полностью, до последнего талера. Правда, как они меня ни уговаривали, но в целях безопасности обеих сторон забрал младшего Пабло Паса с собой. А тот и рад был, подружился с компанией Карло Манчини, с коими путешествовал на «Селене» Кривошапко, а затем добирался в караване вместе со всеми до будущей столицы графства.

Нашли мы Пабло рядом с небольшой действующей литейкой, он околачивался за охраняемой двумя караульными перегородкой в компании таких же интеллектуальных бездельников, как и сам. Из здания выступало круглое нетолстое бревно с опорой на краю, являвшееся осью большого деревянного колеса, которое вертелось довольно шустро. Внутри колеса, соблюдая очередность, с визгом и смехом бежали чьи-то дети. Право слово, бельчата.

Плавка, видно, только закончилась, и двое бывших агадирских рабов под чутким руководством бывшего же моего ученика, уже достаточно опытного мастера, прокатывали на валках еще горячую золотую полосу. На земляном полу лежали шесть таких же золотых полос и две серебряные.

За следующей перегородкой стоял кривошипно-шатунный пресс с большим маховиком, приводимый в действие шкиво-ременной передачей от вращающегося вала. Здесь еще один бывший раб по направляющим пазам плиты матрицы подавал узкую серебряную полосу (похоже, на двадцатипятигрошовые монеты), а баба с просечным пуансоном, двигаясь по вертикальным колонкам, рубила монетные кругляши.

Наконец мы зашли за третью перегородку, где двое работяг вертелись у чеканочной машины. Один из них задвигал кругляш и скидывал на устланный парусиной пол готовую монету, а второй интенсивно прокручивал ручки винтового пресса. При этом скорость отставала от скорости предыдущей операции раз в пять. Это никуда не годилось, поэтому подумал, что, когда буду переводить монетный двор в столицу княжества, это убожество обязательно поменяю на приводную кривошипно-шатунную машину. Впрочем, сегодня вечером схемку усовершенствований ребятам нарисую, пусть на этой технологической операции работяги не корячатся.

– Это французы, – сказала Рита, – три недели назад они приняли православие и обвенчались. Их жены непраздны, наверное, поэтому и поспешили.

Действительно, я их помнил, они мне еще в Агадире разные вопросы задавали.

– Нет, Рита, теперь это уже никакие не французы, – отрицательно покачал головой, рассматривая готовую серебряную монету достоинством в двадцать пять грошей, – это уже наши люди.

Вечером собрал в недостроенном помещении одной из канцелярий рот будущего пехотного полка, которое сейчас было местом жительства семейства генерал-губернатора, узкий круг ближников: Ивана, Риту и Данко. Продолжили рассмотрение требующих внимания вопросов.

– Рита, ты выплачиваешь за грамм самородного золота всего двадцать грошей. Почему так мало, ведь мы планировали выкупать его по полтиннику?

– Ваша светлость…

– В домашней обстановке не называй меня «светлостью», – перебил ее, – вы здесь для меня самые близкие люди, понятно? Называй, как Иван – Миша. Правда, этот твой невоспитанный супруг меня даже на людях иначе как Михайло не называет. Ну да я ему прощаю. Чего лыбишься? – кивнул на кувшин с испанским розовым вином. – Наливай. А ты, Рита, продолжай.

– Да, э…

– Миша.

– Да, Миша. Так вот, во-первых, в составе золота около трети серебра, во-вторых, ну где вы в Европе видели, чтобы за день кто-нибудь зарабатывал хотя бы один талер? Разве что очень квалифицированный мастер. А здесь девчонка земельки за день нагребла не спеша, ее муж к вечеру домой пришел, на берегу реки повозился пару часов и дополнительно загреб две-три гривны. Тем более что вода в реке уже не холодная. И, в-третьих, у людей на руках сейчас огромные деньги, а где их тратить? Хорошо, что наши воины разных вещей из похода натащили, на пару лет хватит. Так что кое-какая внутренняя торговля между ними все же есть.

– Здесь ты права, – согласился и отпил из бокала немного вина, кстати, довольно приличного, – это еще хорошо, что они по бывшему месту жительства прекрасно помнят стоимость серебряной монеты и относятся к ней с уважением. Не говорю о золоте, которого многие и в руках никогда не держали. Поэтому да, в течение года нужно наладить производство товаров широкого потребления по тому нашему списку. Ну и организовать поставки из Европы, а также из Индии и Китая, они здесь недалеко.

Иван и Рита утвердительно покивали. Специальный список поставок продукции по каждому из четырнадцати городов был строго регламентирован. Решил, что персональная ответственность военного коменданта – руководителя провинции – по обязательным объемам производств и поставкам, согласно плану государственных заказов, мера пусть временная, но необходимая, и «дамоклов меч» только дисциплинирует всех без исключения исполнителей. Что же касается получения выгоды при увеличении выпуска продукции, пользующейся высоким спросом, то никто никого ничем не ограничивает – производите на здоровье. Это выгодно и вам и мне, то есть государству.

– Надо, ребята, начинать организовывать нормальную внутреннюю торговлю. – Вытащил из тубуса пачку исписанных листов и подал Рите. – Держи, хозяйка, здесь мои размышления на эту тему. И еще, ребята, хочу вам сказать, что основал почти все наши поселки и города на местах золотых россыпей и алмазных копей.

– О! А чего же ты ничего не говорил? – Иван с удивлением уставился на меня, поправил за ухом длинный оселедец и подкрутил кончики длинных, висящих ниже подбородка усов.

– Вот сейчас и говорю. Отправляюсь с Данко в плавание, фактически вокруг земного шара, а в пути всякое может случиться…

– Миша! – Рита перекрестилась. – Что ты такое говоришь?

– То и говорю, что надеюсь на лучшее, но все мы ходим под Богом. Поэтому слушайте меня внимательно. На Высоком Поле, слева от самого первого казачьего хутора, весь горный хребет забит алмазами, а две высотки километров на десять юго-восточнее хранят несметные запасы золота. Дальше… самый крайний казачий хутор, от которого мы сворачивали к Водяному, поставлен над огромной золотой жилой, которая проходит широким пластом на глубине в двенадцать – пятнадцать метров. В ней столько золота, сколько испанцы не вывезли из Америки за все двести лет. Дальше. Помните, где мы в саванне вкопали в землю дерево?

– Да, да, – ответили и Иван и Данко.

– Так вот если в этом месте выкопать яму диаметром около полукилометра и глубиной чуть больше километра, то можно вытащить до трех тонн алмазов. Копать ее, конечно, придется десятки лет, но оно того стоит, такого количества алмазов сегодня в мире просто не существует. За эти алмазы вообще можно выкупить половину Европы. Да! Есть еще подобные залежи алмазов в горах народа лесото, они находятся километрах в пятистах на юго-востоке. Впрочем, мне почему-то кажется, что никакой народ на этой территории сейчас не живет.

Никто вопросов мне не задавал, но я заметил, как все трое между собой понимающе переглянулись.

– Все, о чем вам только что говорил, есть великая тайна. Скажу сразу, пока я жив, эти месторождения никто разрабатывать не будет, и наследнику в завещании запрещу это делать лет пятьдесят. Вас сие тоже касается, клятву мне дадите прямо сейчас.

– Слышишь, Михайло, – встрял Иван, – а если его какой-нибудь мужик или казак найдет? Тут уж никуда не денешься.

– Могут, но без специальных целенаправленных геологических экспедиций вряд ли. Быстрее всего найдут то, что у них под ногами, на плато золотоносных ручьев множество. По европейским меркам эти запасы, конечно, очень солидные, а по нашим так, ерунда. Поверьте, того золота, которое лежит здесь, рядом со столицей, хватит для нормального развития любого европейского государства лет на сто. По крайней мере, такого золотого запаса сегодня нет ни в царстве Московском, ни в Речи Посполитой, вместе взятых. Даже если у бояр и шляхты выгрести все закрома.

– Ого! Мощно! – Иван опять поправил за ухом оселедец и продолжил: – Даже не спрашиваю, откуда ты все это знаешь. Понимаю, что просто знаешь, и все, и клятву о сохранении тайны даю. Бог свидетель.

Он встал из-за стола, поцеловал нательный крест и размашисто перекрестился. За ним поклялись хранить тайну Данко и Рита.

– Алмазы у нас тоже есть, и много. В Стоянове. Там их лет триста копать – не перекопать. А вообще, ребята, главное достояние любого нормального государства это не золото и алмазы.

– А что? – спросил Данко.

– Сытый гражданин. Хлеб, мясо, молоко – вот главное богатство.

– Так их же можно купить!

– А если все будут рассуждать так, как ты? Или не захотят продать, тогда что будешь делать?

– Как это не захотят?

– А вот так, не захотят, и все!

– А армия тогда на что?

– Какая армия? Поверь, Данко, когда твой народ начнет голодать, считай, никакой армии у тебя уже не останется. Поэтому, ребята, одним золотом сыт не будешь.