Текст книги "Мифы и мины для подрыва Российской государственности"

Увидев это, дед вдруг заплакал навзрыд: „За что ж я его? Ведь он же голодный!“ И накормил бы, может быть, этого украинца, но дома была такая же голодная семья. Природная доброта жила в русских людях даже во время страшного голода, вот только накормить ею всех голодных, к сожалению, было невозможно».

Другой миф, связанный с коллективизацией, – о том, что раскулаченные навсегда становились лишенными гражданских прав, так называемыми «лишенцами». Уже в 1934 году ЦИК принял постановление о восстановлении кулаков в правах, благодаря чему мы получили первого президента СССР Горбачева, внука раскулаченного, и первого президента России Ельцина, который имел раскулаченного отца. Кулацкое происхождение не помешало им получить прекрасное образование и сделать головокружительную партийную карьеру.

И ведь сколько лет эти два индивидуума носили в груди неутоленную жажду классовой мести, как иллюстрацию сталинского тезиса о том, что «по мере строительства социализма усиливается классовая борьба». Жаль, что КГБ запрещалось подвергать проверке комсомольских и партийных функционеров, ибо тогда ничего у этих перевертышей со своей притаенной жаждой классового реванша не получилось бы!

Много твердят «либерасты» о «крепостном праве» в советской колхозной деревне: мол, крестьяне, не имея паспортов, были закабалены на вечное рабство за жалкие трудодни, прозванные «палочками». И опять вранье! Найдя работу в городе или выезжая туда на учебу, сельский житель всегда мог получить общегражданский паспорт в сельсовете или там же получить справку, на основании которой получал паспорт в городе.

Трудодни же были весьма справедливой системой оплаты работы колхозников, поскольку колхозы по сути своей были кооперативами, где каждый член – пайщик – имел право на долю коллективной прибыли по окончании сезона пропорционально своему трудовому вкладу, как в натуральном, так и в денежном виде. Некоторые колхозники умудрялись зарабатывать до 100 трудодней за день!

Таким образом, ясно, что никаких «миллионов жертв» в ходе коллективизации не было, зато страна сумела прийти к социальному равенству в деревне и навсегда избавилась от угрозы голода, который случался в России с неумолимой регулярностью, заставляя деревню выживать за счет лебеды, мякины и древесной коры. Страна вымирала целыми деревнями и уездами! Хорошо если «второй хлеб» – картошка выручала!

Достаточно почитать написанную в 1892 году статью Льва Толстого «О голоде», из которой понятно, что Россия вывозила за границу не излишки, а большую часть зерна, предназначенного для пропитания самих хлеборобов, поскольку излишков-то у малоимущих крестьян практически не было. Это надо помнить любителям петь дифирамбы про «хруст французской булки» – далеко не всем, особенно в деревне, она была по карману, все больше угольно-черный хлеб пополам с лебедой. Результаты коллективизации сказались очень быстро – если в 1928 году в деревне было 25 тыс. тракторов, то к 1937 году их насчитывалось уже более 550 тыс., что существенно повысило продуктивность земледелия.

Самое большое количество нападок на Сталина связано с так называемыми «незаконными репрессиями» 1937–1938 годов. Их повсеместно называют «сталинскими», напрямую связывая со злой волей вождя, приведшей к гибели миллионов, а по Солженицыну – десятков миллионов невинных жертв. Тему эту сладострастно эксплуатируют сталиноведы и кремленологи всех мастей, приписывая истребление значительной части населения страны маниакальной подозрительности и паранойе, якобы постоянно преследовавших вождя.

Психические заболевания Сталина – предмет особого смакования этих «специалистов», договорившихся до того, что по указке из Кремля был убит выдающийся русский психоневролог Владимир Михайлович Бехтерев, якобы поставивший Сталину диагноз «паранойя». Сделал он это, согласно их сведениям, после осмотра вождя и беседы с ним. Бехтерев прибыл из Ленинграда в Москву на 1-й Всесоюзный съезд невропатологов и психиатров 21 декабря 1927 года. Когда он успел осмотреть Сталина, непонятно, так как 22 и 23 декабря он целиком посвятил участию в заседаниях съезда, а вечером 23 декабря смотрел в Большом театре балет «Лебединое озеро», где внезапно почувствовал себя плохо и вскоре скончался. Сталин, к слову, весьма неохотно общался даже с врачами из кремлевского Лечсанупра, а доктора со стороны и вовсе бы к себе не допустил.

В своих «последних исследованиях» историки-«либерасты» ссылаются на то, что Бехтерев, дескать, имел беседы с членами сталинской семьи, на основании которых построил диагноз, что весьма сомнительно – за семьей вождя хорошо присматривала его личная охрана, да и вряд ли Бехтерев стал бы определять столь непростое заболевание у такого серьезного пациента по чьим-то субъективным свидетельствам. Об этом совершенно определенно заявила в 1995 году внучка Владимира Михайловича, тоже академик, – Наталья Петровна Бехтерева.

Никаких документальных подтверждений поставленного диагноза не обнаружено, но существует вполне правдоподобная версия о том, что Бехтерев был отравлен агентами троцкистской оппозиции. Троцкий планировал использовать информацию о психическом расстройстве Сталина для отстранения его от власти, а озвучить этот диагноз должен был кто-то из выдающихся советских ученых.

Выбор пал на Бехтерева, но Троцкий не учел, что ученый свято чтил клятву Гиппократа и до революции был генерал-майором медицинской службы в царской армии, а потому имел высокое представление об офицерской чести. Естественно, он не пошел на предательство, и, чтобы замести следы, его решили убрать, отравив бокал с шампанским в буфете Большого театра. А что касается собственно психического здоровья Сталина, дай Бог всякому быть таким «параноиком»!

Такими же далекими от правды являются и утверждения о злобном характере Сталина. Во многих случаях он выступал за смягчение суровых приговоров и неиспользование внесудебных полномочий. В 1934 году первый секретарь Западно-Сибирской краевой парторганизации Роберт Индрикович Эйхе совместно с прибывшим в Сибирь В.М. Молотовым направили в центр телеграмму о предоставлении сформированным в крае внесудебным тройкам права вынесения приговоров о высшей мере наказания. Сталин на данное предложение ответил: «Не пойму, в чем дело. Если можете, лучше обойтись без тройки, а утверждать приговоры можно в обычном порядке, то есть судебном, если суд сочтет такой приговор целесообразным».

Сталин часто был инициатором помилований, в том числе с заменой высшей меры наказания на более мягкие приговоры. В частности, благодаря ему расстрельный приговор пяти фигурантам громкого дела «Промпартии» был заменен десятью годами тюремного срока. В результате главный обвиняемый по этому делу – выдающийся российский инженер-теплотехник Л.К. Рамзин не только остался жив, но и в 1943 году получил Сталинскую премию.

В.М. Молотов, много лет тесно общавшийся со Сталиным, как по работе, так и во внеслужебное время, отмечал, что Сталин по натуре был добрым человеком и в жесткости характера намного уступал Ленину. Он всегда был противником проявления эмоций в политике, хотя, конечно, ему не были чужды нормальные человеческие чувства, например естественная неприязнь к Троцкому. Троцкий, а вслед за ним Хрущев, наоборот, объясняли процессы 30-х годов врожденной злобностью Сталина и стремлением уничтожить «ленинскую гвардию». События 1930-х годов, хотя действительно и выделяются наибольшим количеством суровых приговоров, имели свои причины, отнюдь не связанные со скверным характером вождя.

Мы уже убедились, что россказни о «паранойе» Сталина и его маниакальной злобности – не более чем вздорный вымысел клеветников. Что же касается уничтожения «ленинской гвардии», то тут все совершенно иначе, чем изображают антисталинисты. Исторический парадокс состоит в том, что гвардия эта в основном уничтожила себя сама. Как это произошло и что предшествовало событиям 1937–1938 годов, попробуем разобраться.

В 1936 году в Советском Союзе была принята новая Конституция, которая, в частности, предусматривала избрание высших органов власти путем всеобщих, равных, прямых и тайных выборов на альтернативной основе. По замыслу Сталина, эти выборы должны были позволить провести мирным и демократическим путем ротацию правящей элиты, поскольку «старые большевики» не желали заниматься созидательным трудом, а по старой памяти постоянно втягивали партию и страну в беспредметные и бесполезные дискуссии. Что поделать, люди не были приучены к конкретной работе, а всей своей революционной карьерой были ориентированы на разрушение и уничтожение. Цели были глобальные – надо ведь было уничтожить царизм и капитализм в России и мировом масштабе.

Сталин в беседе с председателем американского газетного объединения «Скрипс Говард Ньюспейперс» Р. Говардом 1 марта 1936 года недвусмысленно указал, что «всеобщие, тайные, равные и прямые выборы в СССР будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти». Иначе говоря, нужно было удалить от управления заевшуюся партократию, продолжавшую жить беспочвенными иллюзиями о мировой революции, и привести им на смену поколение молодых профессионалов, выросших уже при Советской власти.

Угроза отстранения от власти демократическим путем вызвала панику в лагере «ленинских гвардейцев», которые не привыкли к демократии. Эта угроза и привела к консолидации большинства руководителей областных и краевых парторганизаций на почве сопротивления сталинскому замыслу. Партийные чинуши «спинным мозгом» осознали, что тайные выборы с персональным голосованием по каждой альтернативной кандидатуре практически не оставят им шансов на переизбрание.

С 28 июня по 2 июля 1937 года проходил пленум ЦК ВКП(б), во время которого «гвардия» пошла в открытое наступление на Сталина и его соратников. Сначала в ЦК обратился с письмом уже известный нам по 1934 году первый секретарь Западно-Сибирской краевой парторганизации Р.И. Эйхе, доложивший об опасной контрреволюционной обстановке, сложившейся в крае, и потребовавший предоставить сформированной им особой тройке чрезвычайные права.

«Мы встретимся во время выборной борьбы с остатками врагов, и надо изучить сейчас, с какими врагами нам придется встретиться и где очаги этих врагов», – заявил он на пленуме. Кровожадный Эйхе потребовал приговорить к расстрелу 10 800 человек, которые, по его мнению, были поголовно кулаками и контрреволюционерами. Количество подлежащих высылке людей он считал возможным определять самостоятельно, без согласования с Центром.

Вслед за Эйхе в начале июля со Сталиным, Молотовым и Ежовым встретились еще 9 первых секретарей областных и краевых парторганизаций, в частности: Косиор (Украина), Мирзоян (Казахстан), Попов (Туркмения), Кабаков (Свердловск), Евдокимов (Азово-Черноморский край). Указанные партийные деятели требовали от Политбюро аналогичных мер, а именно: чрезвычайных полномочий для особых «троек», высшей меры наказания для осужденных по спискам первой категории, как наиболее опасных врагов Советской власти, и высылки в лагеря для осужденных по спискам второй категории, то есть менее социально опасных элементов.

Столкнувшись с такой массированной атакой региональных партийных боссов, Сталин понял, что в сложившейся ситуации, образно говоря, не «до жиру», то есть не до альтернативных выборов, а «быть бы самому живу», в том смысле, что партийная верхушка легко могла на пленуме снести с должности и его самого, и его окружение, избрав в качестве первого секретаря, к примеру, того же Никиту Хрущева, и вот тогда «пошли бы клочки по закоулочкам», как говорится в русских народных сказках.

Первый секретарь МК ВКП(б) Н.С. Хрущев в «огородной» Московской области, в которой никогда не было никаких кулаков (поскольку там не было товарного производства зерна), однако, обнаружил их в количестве аж целых 41 305, из которых 8500 так называемых кулаков потребовал приговорить к расстрелу. Всего же, согласно данным комиссии, которую возглавлял в конце 1980-х годов «архитектор перестройки», по всей видимости завербованный американский агент А.Н. Яковлев, на «личном счету» Хрущева было обнаружено 161 860 осужденных, из них – 55 741 человек в период его работы в Москве (1936–1937 годы), и 106 119 человек – на Украине (с января 1938 года до начала войны).

Это ему, тов. Хрущеву, Сталин писал: «Уймись, дурак!» в ответ на требования увеличить расстрельные списки. И потому совсем не случайно на XX съезде КПСС Никита, понимая, насколько обильно испачканы в крови его собственные руки, первым делом поспешил реабилитировать своего подельника Р.И. Эйхе, бездоказательно расписав, каким нечеловеческим пыткам тот подвергался в застенках Лубянки. А все для того, чтобы обелить, в первую очередь, себя самого, любимого.

Свой немалый «вклад» внес в этот скорбный мартиролог и глава НКВД Н.И. Ежов, запустивший смертоносный конвейер на полную мощность из личных карьерных устремлений и не желавший остановиться даже, когда его уже сняли с поста наркома внутренних дел. Руководя короткое время Наркоматом водного хозяйства, накануне ареста он все еще продолжал слать Сталину петиции о своей верноподданности и о контрреволюционных происках врагов народа.

Вот кто истинные «творцы сталинских репрессий»! Гражданская жена старшего сына Хрущева – Леонида, Роза Трейвос, племянница расстрелянного первого секретаря Калужского обкома Григория Ракитова (Герша Рабиновича), пробившись в 60-е годы на прием к Хрущеву, пока ее не оттащила охрана, успела сказать Никите следующее: «Это вы, а не Сталин виноваты в том, что моего дядю расстреляли, а я сама попала в лагерь. Это вы, а не Сталин виноваты в репрессиях!» Сущая правда!

Необходимо отметить, что количество репрессированных в немалой степени росло и за счет того, что угодившие под арест граждане, в основном такие же партократы, как Эйхе, Косиор и им подобные, в наивной надежде облегчить свою участь шли на ложные оговоры друзей и коллег, честных партийцев.

Генерал армии А.В. Горбатов, попавший в жернова репрессий, выйдя из лагеря, вспоминал: «Моим соседом по нарам в Колымском лагере был один крупный работник железнодорожного транспорта, даже хвалившийся тем, что оклеветал более трехсот человек». Вдова маршала Катукова рассказывала, что ее сокамерница, возвращаясь с допросов, буднично говорила: «Сегодня я посадила еще семнадцать человек».

«Родная мать» всего российского диссидентства, вдова академика Сахарова Елена Георгиевна Боннэр много говорила о несчастной судьбе своего отца, вернее отчима, Геворка Саркисовича Алиханяна, ответственного сотрудника исполкома Коминтерна, «безвинно» расстрелянного в феврале 1938 года. Во время недолгого владычества на Лубянке в качестве председателя КГБ недоброй памяти Вадима Бакатина Боннэр захотела ознакомиться с делом своего отца. Стелившийся перед ней Бакатин для этих целей даже освободил ей свой кабинет. Елена Георгиевна прочитала дело «от корки до корки», аккуратно расписалась в листке ознакомившихся с делом и покинула здание КГБ, ни слова не сказав никому, даже ожидавшему ее Бакатину. Может быть, она увидела, сколько человек оклеветал ее отчим, может быть, вспомнила, что на фронте она была все-таки лейтенантом медицинской службы, и память об офицерских погонах шевельнула в ней какое-то представление о чести. Как знать, но больше она нигде и никогда не упоминала о своем «безвинно» пострадавшем отце.

Еще печальней оказалась участь сына первого секретаря ЦК Компартии Узбекистана Акмаля Икрамова – писателя и сценариста Камиля Икрамова. Он тоже уговорил руководство КГБ показать ему дело на своего отца, как он считал, невинно расстрелянного в 1938 году. Камиля предупредили, что в деле может содержаться информация, которая может нанести ему моральную травму, но он не отказался от своего намерения. Увидев в материалах дела, что его отец оговорил несколько десятков человек, Камиль Икрамов слег с сильнейшим нервным стрессом, который, не исключено, ускорил течение его онкологической болезни, и вскоре, в 1989 году, он умер.

Маршал К.К. Рокоссовский, не оговоривший никого из своих коллег, после освобождения из заключения был приглашен в Кремль к Сталину, и на вопрос вождя: «Вас там били?» честно ответил: «Били». «Как еще много у нас людей, живущих по принципу – чего изволите?», – грустно заметил Сталин. Уважение к Рокоссовскому он пронес через всю свою жизнь, как, впрочем, и Константин Константинович – к Сталину. Когда Хрущев предложил ему написать клеветническую статью о Сталине, Рокоссовский ответил: «Товарищ Сталин для меня святой!», и не далее, как на следующий день, прославленный боевой маршал был в одночасье уволен с поста заместителя министра обороны.

Несколько особняком от общей темы репрессий стоит процесс о «заговоре военных». Об этом деле написаны десятки, если уже не сотни книг, снято немалое количество видеофильмов, но «заговор военных» по-прежнему на слуху и на виду. В основном все события «военного заговора» вращались вокруг центральной его фигуры, Маршала Советского Союза Михаила Николаевича Тухачевского. Красавец, выпускник элитного Николаевского военного училища, подпоручик лейб-гвардии Семеновского полка, Тухачевский несколько месяцев повоевал на фронтах Первой мировой войны и попал в плен, откуда сумел бежать, дав честное офицерское слово пойти погулять и вернуться в лагерный барак. А в бараке он был, кстати говоря, на соседних нарах с французским пленным лейтенантом Шарлем де Голлем, который, хотя и любил родную Францию, но честным словом офицера не поступился.

Наверное, каждый либеральный историк отметился публикациями о полководческих талантах Тухачевского, но похвалы эти, надо сказать, более чем преувеличены. Кроме применения отравляющих газов против банд Антонова в тамбовских лесах и провального наступления на Варшаву во время Польского похода в 1920 году, никакими особыми «полководческими» подвигами новоявленный «бонапарт» не отметился.

В Польше, к примеру, будущий маршал без оглядки погнал передовые части в наступление, оторвав их от тылов и тем самым лишив снабжения и подвоза боеприпасов. Затем, пренебрегая разведкой, Тухачевский умудрился в невеликой Польше «потерять» противника, то есть больше недели он не имел о нем никаких сведений. В результате, когда войска попали в окружение, им попросту было нечем отстреливаться, и более 40 тыс. красноармейцев попали в плен, где большинство из них были замучены и погибли в польских концлагерях. И после этого они еще имеют наглость требовать от нас каких-то объяснений по поводу казни польских офицеров, якобы расстрелянных под Катынью советскими чекистами!

Тухачевский же, с непосредственной подачи Троцкого, имел дерзость обвинить в своем поражении Сталина и Буденного, якобы вовремя не пришедших к нему на помощь. Уже тогда руководство страны имело полное право привлечь «бонапарта» к суду и расстрелять его, но еще был в силе Троцкий, который не дал в обиду своего любимца.

Некоторые «специалисты» до сих пор утверждают, что если бы Тухачевский не погиб в 1937 году, то в 1941-м он опрокинул бы фашистские полчища и в считанные недели дошел бы до Берлина. Зная истинные настроения и намерения Тухачевского, можно смело утверждать, что скорее Гитлер в считанные недели дошел бы до Москвы, а «красный» маршал, возможно, получил бы погоны немецкого фельдмаршала за неоценимые услуги фюреру. Дорожки в немецкий генштаб он протоптал еще во время командировок в Германию.

Нам, авторам этой книги, в свое время довелось ознакомиться с материалами дела Тухачевского и его подельников – Примакова, Путны, Уборевича, Корка, Фельдмана и некоторых других военных, и у нас сложилось определенное мнение – заговор военных в Советском Союзе был! Достаточно почитать собственноручные показания Тухачевского на 156 страницах, написанные каллиграфическим почерком со всеми знаками препинания и обнаруживающие настолько детальную компетентность в военно-стратегических вопросах, что ни один, даже самый продвинутый в военных делах, следователь за Тухачевского ни написать, ни продиктовать такие показания не смог бы.

В то же время не возникло ни капли ощущения, что показания были написаны под давлением, во время истязаний и нечеловеческих пыток, уж больно аккуратно и стилистически правильно все изложено. План маршала предусматривал создание условий для скорейшего поражения советских войск в случае начала войны с Германией и смену власти с опорой на немецкую помощь.

Случайно или умышленно, Тухачевский указывал в качестве главного направления удара немцев Украину и Донбасс, хотя реальный план «Барбаросса» предусматривал нанесение удара через Белоруссию на Москву. Главный наш стратег, начальник Генерального штаба Г.К. Жуков, вслед за Тухачевским тоже считал, что фашисты будут наступать через Украину, и сумел убедить в этом Сталина. В результате большая часть наших войск была сконцентрирована на украинском направлении, а немцы за пять дней взяли Минск.

При изучении биографии Тухачевского всплывают любопытные детали. Выдвинул его на руководящую работу в военном отделе ВЦИК в феврале 1918 года военный комиссар обороны Москвы, член ВЦИК по работе с военными комиссарами Николай Николаевич Кулябко, и он же в апреле 1918 года дал Михаилу Николаевичу рекомендацию в партию. А кто такой Н.Н. Кулябко? Бывший подполковник Отдельного корпуса жандармов, бывший начальник Киевского охранного отделения, уволенный из жандармерии за причастность к организации убийства премьер-министра Российской империи Петра Аркадьевича Столыпина. Дмитрий (Мордка) Богров, застреливший в киевском театре Столыпина, был личным агентом подполковника Кулябко. Бывших в службах безопасности, как мы знаем, не бывает, как тогда, так и сейчас, поэтому неизвестно, как далеко могли заходить порочащие Тухачевского связи. У Кулябко они были весьма разветвленными, его дядя в швейцарской эмиграции поддерживал тесные отношения с Лениным и попутно общался с представителями разных европейских спецслужб.

Информация о том, что иностранные разведки активизируют работу в СССР в преддверии надвигающейся войны и что в военной среде не все благополучно с точки зрения безопасности, в Политбюро ЦК поступала и от органов разведки, и контрразведки. Впрочем, настроения в армии еще с 1920-х годов были головной болью советского руководства, поскольку в армии, где еще с Гражданской войны было много троцкистов, все время плелись большие и малые заговоры и замышлялись всяческие путчи. В итоге 15 мая 1935 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление, которое гласило:

«1. Создать оборонную комиссию Политбюро для руководства подготовкой страны к возможной войне с враждебными СССР державами.

2. Создать Особую комиссию Политбюро по безопасности для ликвидации врагов народа.

3. Провести по всей партии две проверки – гласную и негласную.

4. Обратиться ко всем членам и кандидатам партии с закрытым письмом о необходимости повышения большевистской бдительности, беспощадного разоблачения врагов народа и их ликвидации».

Коротко и ясно! Сталин честно предупредил оппозиционеров всех мастей, что в связи с угрозой надвигающейся войны он никакой оппозиции не потерпит. Ликвидация «военного заговора» и последовавшая «генеральная зачистка» страны от контрреволюционных и потенциально опасных элементов были проведены, по сути, во исполнение этого постановления. Руководство СССР видело проблемы в сфере безопасности и своевременно приняло меры по их решению. Гитлер в 1944 году после покушения на него завидовал Сталину, что тот сумел заблаговременно избавиться от неблагонадежных генералов, а он, недотепа, этого не сделал.

Некоторые историки проводят параллель между «военным заговором» 1937 года и заговором декабристов в 1825 году. И в самом деле, и те, и другие вынашивали множество планов, в ходе которых собирались физически уничтожить: одни – царя, другие – Сталина. Обе группы заговорщиков плели интриги в конкуренции за будущую власть, а в итоге одни решились на бессмысленное выступление на Сенатской площади, а у приверженцев Тухачевского даже до этого дело не дошло.

Все, на что хватило сил у «красного бонапарта» и компании, – собираться в тире Министерства обороны и стрелять по портретам Сталина, Ворошилова и других советских руководителей и военачальников. Впрочем, представьте – если современные военные начнут палить по портрету президента, наверное, это будет расценено вполне однозначно. Так же расценил это и Сталин в далеком и тревожном 1937 году.

Либеральные историки приводят следующие цифры о репрессиях в РККА – с мая 1937 года по сентябрь 1939 года в армии подверглось репрессиям 36 761 человек. Каким репрессиям подвергались военнослужащие, «либерасты» не раскрывали, но эта цифра досконально расшифровывается в конкретном документе, который называется «Отчет о работе Управления по начальствующему составу РККА за 1939 год», Указанный документ был подписан начальником Главного управления кадров Наркомата обороны СССР генерал-лейтенантом Е.А. Щаденко.

Согласно документу, это было общее количество уволенных из армии, а вовсе не репрессированных. Уволены из армии более 36 тыс. человек были за дисциплинарные проступки, по возрасту, по состоянию здоровья, за моральную неустойчивость и пьянство, и только четвертая часть из них – 9579 – были арестованы по политическим мотивам, но не все, опять же, были осуждены, а тем более расстреляны. В армии в 1938 году была создана комиссия по разбору жалоб уволенных командиров, в результате работы которой к 1 января 1941 года в армию было возвращено свыше 13 тысяч, причем большинство из них – 10 700 – уволенных по политическим мотивам. Таким образом, число репрессированных по политическим мотивам в армии едва ли превышало 6–7 тысяч.

Как это сказалось на боеспособности наших войск? Да скорее всего никак, если учесть, что Красная Армия выстояла и победила в страшнейшей за всю историю войне, а Польша, в которой никаких репрессий не было, была оккупирована немцами за две недели, а в Париж гитлеровцы вошли через пять недель после начала войны!

В общей сложности, по подсчетам объективных исследователей, с 1921-го по 1 февраля 1954 года было осуждено 3 319 516 человек. Конечно, цифра огромная, особенно если учесть, что за цифрами стоят жизни конкретных людей, личные и семейные трагедии, однако все познается в сравнении. Так вот, в Советском Союзе за весь послесталинский период вплоть до развала страны в 1991 году было осуждено на разные сроки около 48 миллионов человек. И это, в отличие от «кошмара сталинских репрессий», называлось «возвращением к ленинским нормам жизни и социализму с человеческим лицом».

С количеством расстрелянных в 1937–1938 годах в архивных документах наличествует непонятная путаница. Например, в справке, подписанной и.о. начальника 1 спецотдела МВД СССР Павловым в 1953 году, указана цифра 681 692 человека, расстрелянных только в 1937–38 годах, в то же время, согласно справке Генерального прокурора Руденко на имя Хрущева, за весь период сталинского правления с 1921-го по 1954 год к высшей мере наказания было приговорено 642 980 человек. Большинство специалистов оперируют последней цифрой, считая ее наиболее объективной, коль скоро это число не пытался оспаривать даже главный антисталинец Никита Хрущев. Так, кровью и свинцом, в 1937 году страна подвела итог революционным событиям 1917 года и братоубийственной гражданской войне 1918–1921 годов. Только теперь можно было однозначно сказать, кто в этой войне победил и какой ценой была достигнута эта победа.

Для сравнения, публицист Антон Антонов-Овсеенко, сын известного революционного деятеля, арестовывавшего Временное правительство в ноябре 1917 года и расстрелянного в 1938 году, написал, что за время репрессий было расстреляно «более 80 миллионов (!) сыновей и дочерей советского народа!». Воистину, месть затмевает разум, но к правде не приводит.

Достойно сожаления, что снисходительное, а то и просто поощрительное отношение со стороны государства ко всякого рода вымыслам относительно репрессий 1937–38 годов дает до дней сегодняшних благодатную почву для безответственных заявлений и откровенных спекуляций на эту тему. Поддаются этому соблазну иногда и весьма титулованные личности.

Вот, к примеру, академик РАН, директор Национального исследовательского центра эпидемиологии и микробиологии им. Н.Ф. Гамалеи Александр Леонидович Гинцбург в интервью, которое он дал корреспонденту ТАСС Андрею Ванденко, сообщил буквально ошеломительную новость: «Состав посольства СССР во Франции в 1936–37 годах полностью расстреливали(!) трижды, от кухарок и водителей до посла. Мой дедушка, Леонид Яковлевич (в то время он был сотрудником посольства. – Прим. авт.) остался жив».

Уважаемые читатели, вы только вдумайтесь в смысл только что прочитанного вами и откровенно сознайтесь: вас не коробит предоставленная уважаемым академиком информация? Чуть ниже мы еще коснемся этого момента, но как вы считаете, возможно ли, чтобы в течение двух неполных лет полный состав целого посольства был бы трижды полностью уничтожен, причем «злобные чекисты» не пожалели даже простых водителей и невинных кухарок? И это при том, что количество дипломатических работников НКИД СССР (а это основа кадрового состава ведомства иностранных дел) на тот момент составляло менее 500 человек. Да ничего подобного даже в самом кошмарном сне присниться не может!

Впрочем, это еще не окончание жутких злоключений дедушки академика. Далее внук излагает буквально анекдотическую (или фантастическую – это кому как нравится) историю о том, как на имя его дедушки были одновременно выписаны (видимо, по недосмотру и разгильдяйству, «царившим» в недрах НКВД) сразу два ордера на арест. Первый ордер был выписан Гинцбургу-деду как иностранному шпиону, агенту нескольких вражеских разведок, а второй – как члену террористической группировки, замышлявшей убийство видного коммунистического деятеля Глеба Максимилиановича Кржижановского. Ввиду создавшейся путаницы, по версии Гинцбурга, под расстрел он… не попал, но получил 15 лет лагерей.

Остальные, безусловно не менее «любопытные», детали этой истории нам не интересны, но факт беспрецедентного троекратного расстрела посольства в Париже невольно заставил обратиться к архивным материалам. И что же мы выяснили? Примечательно то, что даже в период тотальной перетряски грязного белья в эпоху Горбачева – Ельцина об этом вопиющем случае никто и нигде не упомянул. Уже это одно говорит само за себя!