Текст книги "Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799 – 1800"

Первая кровь

В один из дней комендант Казаль отправил по Сирийской дороге на разведку, пишет Бушар, дозор в составе 12 пехотинцев и 3 саперов под командованием младшего лейтенанта. Вопреки «приказу своего командира» они зашли слишком далеко и попали в засаду мамлюков, окруживших их в мгновение ока. Из всей разведгруппы лишь трое открыли огонь по неприятелю, остальные сдались без боя. Определив по состоянию ружей, кто именно стрелял, мамлюки зарезали трех храбрецов, забрав с собою их головы, а остальных пленников увели в турецкий лагерь[378]378
  Bouchard P. F. X. Journal historique. P. 35.


[Закрыть].

По словам Бушара, это случилось 5 декабря. Однако капитан писал свой «Исторический дневник» в 1805 г.[379]379
  Ibid. P. 15.


[Закрыть], шесть лет спустя после указанных событий, и, похоже, ошибся с датой. Согласно донесению коллежского асессора Франкини, данный инцидент имел место 10 днями ранее:

«10 (25) [ноября] прибывший с депешами камердинер Реджеб-паши привез известие о том, что Алфи-бей захватил семнадцать [sic!] французов, вышедших из Эль-Ариша на разведку местности и расположения неприятеля. Трое из них, оказав сопротивление, лишились жизни, четырнадцать других находятся по дороге сюда и ожидаются в ставке с минуты на минуту. Эта новость была отмечена девятнадцатью залпами из пушек визиря, столькими же из пушек янычар, а также ружейной пальбой. <…>

12 (23) [ноября]. Сегодня утром прибыли пленники, захваченные в гарнизоне Эль-Ариша. Это лейтенант, капрал и четырнадцать солдат, из которых один тосканец и два мальтийца.

Лейтенант на допросе показал, что гарнизон Эль-Ариша насчитывает примерно четыреста человек с восемью артиллерийскими орудиями. Комендант по имени Казаль, имеющий чин подполковника, поддерживает постоянную связь с французами, расположенными в Бельбейсе в количестве четырех тысяч человек, и регулярно получает оттуда необходимые припасы, состоящие лишь из риса, растительного масла и сухарей. Форт обеспечен боеприпасами, а комендант, хотя и не получает жалованья уже восемь месяцев и не слишком доволен Бонапартом и Клебером, тем не менее полон решимости обороняться до последней крайности.

Пленников после допроса перевели из лагеря в замок Яффы, а головы трех их товарищей, погибших из-за своего сопротивления, выставили на всеобщее обозрение»[380]380
  Nouvelles du camp près de Jaffe 8/19 novembre 1799. – АВПРИ. Ф. 89. Оп. 8. Д. 906. Л. 59 об. – 60.


[Закрыть].

Заметим, что пленный лейтенант достаточно точно описал противнику численность и вооружение защитников форта. По свидетельствам Казаля и Бушара, гарнизон Эль-Ариша действительно состоял примерно из 450 чел. с четырьмя 8-фунтовыми, четырьмя 4-фунтовыми пушками и двумя гаубицами[381]381
  Le Spectateur militaire. 1831. T. 2. P. 360; Bouchard P. F. X. Journal historique. P. 42.


[Закрыть].

Подобное «правдолюбие» французского лейтенанта в общении с неприятелем и выказанный большинством его подчиненных «пацифизм» при встрече с врагом наглядно свидетельствовали об упадке боевого духа в рядах Восточной армии. Возможно, подобное поведение французских военнослужащих и подтолкнуло английских офицеров, несколько дней спустя появившихся в ставке великого визиря, к мысли разыграть в отношении гарнизона Эль-Ариша «психологическую карту».

Искушение

5 декабря, на другой день после упомянутого совещания у великого визиря, основные силы османской армии выступили из Яффы по направлению к Газе, куда, сообщает Франкини, прибыли 7 декабря[382]382
  АВПРИ. Ф. 89. Оп. 8. Д. 907. Л. 60.


[Закрыть]. А уже 8-го союзниками была предпринята тщательно спланированная психологическая диверсия против Эль-Ариша. Исполнителями ее стали английские офицеры.

Командор Смит еще в ноябре отправил несколько своих подчиненных из Хайфы в турецкую ставку, где они появились 30-го числа, о чем сообщается в донесении Франкини: «Сегодня в лагерь прибыли господа полковник Дуглас, подполковник Бромлей, капитан Фротте, лейтенанты Уинтер и Смит [однофамилец командора. – А. Ч.], а с ними – драгоман Антонио Спатос и четыре солдата с корабля “Тигр” для того, чтобы поступить в распоряжение великого визиря»[383]383
  Там же. Л. 59.


[Закрыть].

Особого внимания среди перечисленных заслуживает фигура подполковника Джона Бромлея. Под этим именем в английской армии служил бретонский аристократ Жак Жан-Мари Франсуа Буден граф де Тромлен (1771–1842) – человек умный, изобретательный и фантастически изворотливый, о чем свидетельствует история всей его жизни. Потомственный военный, он эмигрировал из революционной Франции в 1792 г., чтобы сражаться против нее в рядах армии принца Конде. В 1795 г. Тромлен принял участие в неудачной экспедиции роялистов на Кибероне, но сумел спастись после ее разгрома войсками Республики. В 1796 г. он всё же попал в плен к республиканцам на корабле своего друга капитана Сиднея Смита – будущего командора. От неминуемой казни ловкого бретонца спасло лишь то, что он назвал себя Джоном Бромлеем, канадским слугой Смита. Отпущенный на свободу в 1797 г., он уехал в Англию, где подготовил, а год спустя, вернувшись в Париж, организовал дерзкий побег Смита из тюрьмы Тампль. Освободив Смита, неугомонный Тромлен все в том же 1798 г. отправился в Нормандию и в рядах шуанов вновь принял участие в боях против республиканцев. Там он опять попал в плен и опять бежал. Уехав в Англию, он пошел служить в английский флот и на корабле «Тигр» отправился с командором Смитом в Средиземное море. Так он, в конце концов, и оказался под Эль-Аришем. Впрочем, для полноты характеристики этого удивительного персонажа скажу несколько слов и о его последующей биографии. Вычеркнутый в 1802 г. из проскрипционного списка эмигрантов, Тромлен вернулся во Францию и… вновь попал в тюрьму: на сей раз его сочли соучастником заговора Пишегрю и Кадудаля. И опять ему удалось выкрутиться. Выйдя на свободу шесть месяцев спустя, он поступил в звании капитана на французскую военную службу, где сделал успешную карьеру, отличившись в ряде сражений: после Ваграма (1809) он – полковник, после Лейпцига (1813) – бригадный генерал. При Ватерлоо (1815) его бригада сражалась дольше всех и самой последней покинула поле боя. Кавалер орденов Святого Людовика и Почетного легиона, Тромлен продолжал служить и при Реставрации, отличился в Испанской кампании 1823 г. и только после Июльской революции ушел в отставку, посвятив остаток жизни общественной деятельности[384]384
  См.: La chute d’El-Arich. P. 170; Lachouque H. Sous la République et Napoléon, un gentilhomme d’aventure, le Général de Tromelin. P., 1968.


[Закрыть]. В частности, он вошел в число авторов «Научной и военной истории французской экспедиции в Египет», где постарался, насколько возможно, затушевать роль «подполковника Бромлея» в истории падения Эль-Ариша[385]385
  Histoire scientifique et militaire de l’expédition française en Égypte. Paris, 1834. T. 7. P. 30–34.


[Закрыть]. Тем не менее именно этот человек в декабре 1799 г. и стал одним из исполнителей, если не инициатором, той психологической диверсии, которая оказалась роковой для французского Эль-Ариша.

Впрочем, со стороны всё выглядело достаточно безобидно, по крайней мере согласно донесению Франкини: «27 [ноября] / 8 [декабря]. К вечеру подполковник Бромлей отправился в Эль-Ариш с капралом по имени Флоран (Florent), одним из взятых там в плен французов, и с несколькими мамлюками, дабы передать письма и предложения о сдаче французскому коменданту, а в случае отказа того объявить ему о наступлении на него с нашей стороны 20 тыс. человек. Предложения не были приняты, и подполковник вернулся 29 [ноября / 10 декабря] вместе с сопровождавшими его лицами»[386]386
  АВПРИ. Ф. 89. Оп. 8. Д. 907. Л. 60.


[Закрыть]. Казалось бы, вполне рутинная процедура предъявления ультиматума. Непонятно только, зачем было таскать с собою пленного капрала. Но именно в том и состояла суть задуманного.

Формальным предлогом взять с собою француза была необходимость передать коменданту послание от находившегося в плену лейтенанта Пэнтьё (Painthieu). В своем рассказе о падении Эль-Ариша капитан Бушар, признавая во многом роковую роль этого письма в судьбе гарнизона, рассказывает душераздирающую историю о том, как турки обманом, угрозами и посулами склоняли пленника к его написанию. Однако у нас есть основания усомниться в правдивости этой истории, поскольку Бушар мог услышать ее только в плену от самого лейтенанта. Зная же, что Пэнтьё к тому времени уже подробно рассказал неприятелю о составе и диспозиции французских войск в форте и близлежащих окрестностях, трудно поверить, что туркам пришлось его долго уговаривать оказать им еще одну «любезность» и написать коменданту форта следующее:

«Гражданин комендант!

Я получил деньги и вещи, которые вы нам направили с татарином, возвращавшимся из Каира. Мы прибыли в Газу с армией великого визиря. Этот господин, планирующий большую экспедицию против вашего гарнизона, с нами хорошо обращается. Я видел здесь много орудий и большое количество людей. Мне сказали, что гарнизон, если захочет, может вернуться во Францию на условиях прокламации Высокой Порты (ее копию я вам отправляю): ему будет гарантирован свободный проезд и безопасность для людей со всем их имуществом. Визирь отправляет к вам капрала Флорана, который расскажет вам, как с нами здесь обращаются. Он должен будет вернуться вместе с сопровождающим его турком. Если вы его задержите у себя, мы серьезно пострадаем из-за его опоздания.

Привет и уважение,

Пэнтьё»[387]387
  АВПРИ. Ф. 89. Оп. 8. Д. 907. Л. 57.


[Закрыть].

О том, что произошло дальше у форта, мы можем узнать из рассказа капитана Бушара, который на сей раз выступает в качестве очевидца. 9 декабря подполковник Бромлей прибыл к Эль-Аришу, остановившись на некотором расстоянии от французских аванпостов. На нем была длинная турецкая одежда, под нею – английская форма. Комендант Казаль любезно отправил ему палатку и прохладительные напитки, а французский парламентер забрал у Бромлея письмо полковника Дугласа с предложением о сдаче. Пока Казаль знакомился с посланием и пока составлял свой ответ на него, за рамками официальной процедуры происходило именно то действо, ради которого собственно и была затеяна вся эта игра с ультиматумом.

Воспользовавшись тем, что внимание французских офицеров занято Бромлеем, пленный капрал, которому накануне англичане поднесли водки и дали денег, приблизился к французским позициям, где его тут же окружили сослуживцы. В ответ на расспросы о пребывании в плену капрал продемонстрировал эти деньги и сообщил, что с пленниками прекрасно обращаются и собираются отправить на родину. Показал он и письмо лейтенанта, которое должен был передать коменданту форта. «Совершенно случайно» оно оказалось не запечатано, а потому было немедленно прочтено солдатами. Когда офицеры наконец заметили происходящее, забрали письмо и отправили капрала обратно в палатку парламентера, было поздно: семена будущего бунта уже были посеяны[388]388
  Bouchard P. F. X. Journal historique. P. 37–39.


[Закрыть].

Французские солдаты, много месяцев не получавшие жалованья и питавшиеся только сухарями да рисом, оказались перед неравноценным выбором. Им предстояло решить: принять сражение против огромной армии визиря, что даже при самом лучшем исходе сулило продолжение всё того же безрадостного существования в пустыне, или, сдавшись в плен, отправиться на родину, покинув опостылевший Восток. При виде же ранее сдавшегося в плен сослуживца – сыт, пьян и куры денег не клюют – искушение и вовсе становилось непреодолимым.

Как покажут дальнейшие события, Бромлею и его английским коллегам удалось успешно посеять семена будущего мятежа. Более того, те упали на хорошо подготовленную почву, ибо по удивительному стечению обстоятельств именно 9 декабря в Эль-Ариш для частичной ротации личного состава прибыл пехотный батальон 13-й линейной полубригады, в гренадерской роте которого служили бывшие карабинеры 2-й легкой полубригады, ранее бунтовавшие в Дамьетте[389]389
  Ibid. P. 40, 68–69.


[Закрыть].

Фактор времени

Между тем начала военных действий и кровопролития еще можно было избежать, поскольку командование обеих армий, как мы видели, проявило заинтересованность в том, чтобы решить вопрос о возвращении Египта Османской империи мирным путем, через переговоры. Однако за стол переговоров еще надо было сесть, а парламентеры от каждой из сторон двигались к нему отнюдь не с одинаковой скоростью. Более того, при параллельном рассмотрении действий участников конфликта трудно избавиться от ощущения, что они находились словно в разных измерениях, где время текло по-разному.

Клебер, получив столь желанное им согласие Юсуф-паши и Смита на переговоры, отнюдь не торопился к таковым приступить, ведя дела так, будто в запасе у него целая вечность. Могу предположить, что столь умиротворяющее воздействие на него произвело общение с генерал-адъютантом Мораном, рассказавшем главнокомандующему о своем почти месячном пребывании «в гостях» у командора Смита на «Тигре». Из разговоров с англичанином у Морана сложилось самое уничижительное впечатление об армии визиря, которое он подробно изложил 9 декабря в отчете главнокомандующему. Молодой офицер – Морану тогда было 28 лет – явно поддался обаянию гостеприимного хозяина (Смит принимал его по высшему разряду) и доверчиво внимал его речам, забыв о высказанной еще древними мудрости: «Сущность войны – обман». Очевидно, что еще до того, как он изложил свои соображения на бумаге, Моран устно поделился ими с Клебером:

«Армия визиря, стоящая лагерем севернее Яффы, насчитывает лишь 12–15 тыс. чел., в основном кавалерии. Это все силы Османской империи. <…> Армия испытывает большую нужду и сильно страдает от дождей и ненастья. В ней царит полнейший беспорядок, кавалеристы продают своих лошадей, оружие и дезертируют. Целые корпуса покидают лагерь. Всё ополчение, набранное в Дамаске и Алеппо, дезертировало. Сражения при Абукире и на лимане Дамьетты наполнили войска невыразимым страхом. Офицеры отказываются выступать, солдаты в голос кричат, что их ведут на бойню. Недавно из пятитысячного корпуса, получившего приказ идти на Эль-Ариш, дезертировала половина личного состава, едва лишь они вышли из Газы»[390]390
  Morand Ch. A. La fin de l’Égypte française: de Kleber à Menou, du repli négocié à l’évacuation forcée: 1799–1801. Paris, 2006. P. 21.


[Закрыть].

Разумеется, при таком положении вещей в лагере неприятеля можно было не спешить с переговорами, а тянуть время, дожидаясь, когда вражеская армия сама разбежится. Вероятно, именно поэтому парламентеры и не торопились.

Выехав из Каира только 9 декабря (11 дней спустя после полученного от визиря приглашения!!!), Дезе и Пусьельг прибыли в Дамьетту 11-го, но Смита там уже не застали. «Нам сказали, – докладывал 13 декабря Пусьельг Клеберу, – что тремя-четырьмя днями ранее Смит появился здесь, отправив гонца сказать, что ждет нас, однако день спустя исчез из виду и больше не показывался»[391]391
  Kléber en Égypte 1798–1800. T. 3. P. 307.


[Закрыть]. Французские парламентеры остались ждать возвращения «Тигра» в Дамьетте.

16 декабря они вновь написали Клеберу, что Смит до сих пор не объявился. Заодно сообщили (пять дней спустя после приезда!!!), что, оказывается, забыли в Каире присланные ранее великим визирем пропуска, которые следовало предъявить командиру блокирующей Дамьетту турецкой эскадры, дабы он пропустил их к Смиту, когда тот появится[392]392
  Ibid. P. 311.


[Закрыть]. Возникшая пауза явно не смущала парламентеров. Клебера – тоже. Считая, что время все еще работает на французов, он не выказывал ни малейшего беспокойства возникшей заминкой и не спешил известить о ней великого визиря. Только 20 декабря, после получения известий об ультиматуме полковника Дугласа Эль-Аришу[393]393
  Ж. Б. Клебер – Л. Ш. А. Дезе, 17 декабря 1799 г. – Ibid. P. 312.


[Закрыть], французский главнокомандующий заторопился и, наконец, написал Юсуф-паше о том, что по-прежнему готов к переговорам и что его представители давно ждут в Дамьетте командора, на которого он и попытался свалить вину за возникшую паузу[394]394
  Ibid. P. 320.


[Закрыть]. Однако драгоценное время было уже упущено.

Если французы вели себя так, будто в их распоряжении – вечность, то турецкое командование, похоже, считало каждую минуту до прибытия парламентеров. 12 декабря Франкини докладывал:

«Задержку с возвращением Смита в ставку приписывают погоде, но от этого нетерпения не становится меньше, и на то есть свои причины. Для содержания армии, полностью собранной в Газе и ставшей весьма значительной, требуются немалые усилия, особенно если ее пребывание затягивается. В это время года доставка провизии по морю затруднена, по суше надо преодолевать большое расстояние, и провианта никогда не бывает в достаточном количестве. Кроме того, пребывание на одном месте утомляет и вынуждает острее чувствовать лишения, связанные с кампанией. Сие порождает множество сложностей, для преодоления которых никак не удается найти средства. На протяжении многих веков в этой части мира существовал риск однажды обнаружить свой лагерь без войск. Чтобы предотвратить всякие неприятности и занять умы, великий визирь и послал в Эль-Ариш ультиматум о капитуляции. <…> В соответствии с ультиматумом готовится отправка 15–20 тыс. чел. для выдвижения к форту и захвата колодцев между ним и Катией, чтобы перерезать французам коммуникации через пустыню. Общее мнение таково, что Эль-Ариш не окажет серьезного сопротивления, несмотря на приказы Клебера и усилия коменданта. <…> Ультиматум Эль-Аришу и ответ коменданта форта повлекли за собою подготовку экспедиции в 20 тыс. чел. <…> Эта армия без палаток, поклажи и тяжелых вещей выступит в поход через три-четыре дня. Она имеет пять 24-фунтовых орудий и десять – калибром от 4 до 8 фунтов. Сераскиром [командующим. – А. Ч.] в этом предприятии назначен Реджеб-паша, но Хуссейн-паша и Мустафа-паша, опытные в военном деле, будут руководить военными действиями. Великий визирь отправится несколько дней спустя после их ухода, чтобы лично присутствовать при атаке, соблюдая, однако, инкогнито. Он мне предложил его сопровождать, что я и собираюсь сделать, если здоровье позволит. Согласно полученным сведениям, не думаю, что этот форт продержится дольше недели»[395]395
  АВПРИ. Ф. 89. Оп. 8. Д. 907. Л. 65–66.


[Закрыть].

Таким образом, при достаточно высокой степени готовности обеих сторон договариться о мирном разрешении конфликта путем эвакуации Восточной армии из Египта такой шанс на этом отрезке времени был упущен. Клебер, не доверяя противнику, осторожничал и действовал слишком медленно, очевидно, даже не подозревая о том, сколь узким окном возможностей обладает его контрагент – Юсуф-паша, который не мог надолго прерывать движение своей армии без риска ее потерять. А поскольку в течение трехнедельной паузы сторонам не удалось не только прийти к согласию, но хотя бы даже вступить в прямой диалог, великому визирю ничего не оставалось, как вновь привести в движение свое многотысячное воинство, дальнейший путь которого пролегал теперь через Эль-Ариш.

Развязка

21 декабря Дезе и Пусьельг отправили Клеберу известие о том, что корабль Смита появился наконец близ Дамьетты[396]396
  Kléber en Égypte 1798–1800. T. 3. P. 333–334.


[Закрыть]. В тот же вечер командор прислал им приглашение со следующего же дня приступить к переговорам. Более того, дабы максимально ускорить переход к обсуждению конкретных условий возможного соглашения, Смит уже в этом письме передал французам предложение визиря временно очистить Эль-Ариш и Катию под обещание вернуть оба форта обратно, если договориться не удастся. В противном случае, предупреждал англичанин, «Великая османская армия», уже стоящая на краю пустыни, просто вынуждена будет идти вперед, что неизбежно приведет к кровопролитию[397]397
  Ibid. P. 347–348.


[Закрыть].

22 декабря французские парламентеры поднялись на борт «Тигра», где и провели первый раунд дискуссий. Вечером они спустились на берег, чтобы переночевать в форте Лесбе, откуда отправили в Каир сообщение о первом обмене мнениями, отметив, что предложение сдать Эль-Ариш и Катию в качестве условия перемирия они с ходу отмели как смехотворное[398]398
  Ibid. P. 346–347.


[Закрыть]. На следующий день переговоры возобновились. Однако повлиять на судьбу гарнизона Эль-Ариша они уже не могли.

Ранним утром того же 22 декабря авангард Реджеб-паши приблизился к Эль-Аришу. В течение дня подтянулись и остальные части корпуса[399]399
  Bouchard P. F. X. Journal historique. P. 42–43.


[Закрыть]. Отряд под командованием Ибрагим-бея перерезал дорогу на Катию, встав лагерем у источника Мессудия, другой сильный отряд кавалерии блокировал дорогу на Суэц[400]400
  Le Spectateur militaire. 1831. T. 2. P. 359.


[Закрыть]. Началась осада, подробности которой мы можем узнать из отчета коменданта Казаля и «Дневника» капитана Бушара.

До вечера турки растекались по окрестностям форта, занимая исходные позиции. В 16 часов Реджеб-паша прислал парламентера с предложением о сдаче, которое Казаль вполне предсказуемо отклонил, заявив, что «будет защищать доверенную ему крепость до последней крайности, как того требуют честь и долг»[401]401
  Ibid. P. 360.


[Закрыть]. Гарнизон был хорошо укомплектован и обладал достаточным запасом продовольствия и боеприпасов[402]402
  3000 ядер и артиллерийских гранат, 300 тыс. ружейных зарядов. – См.: Ibid.; Bouchard P. F. X. Journal historique. P. 42.


[Закрыть], чтобы продержаться те несколько недель, которые требовались основным силам армии для подхода на выручку. С наступлением темноты комендант отправил последнего из имевшихся в его распоряжении арабских лазутчиков в Каир с зашитым под подкладкой письмом к Клеберу. Позже выяснится, что гонец до места так и не добрался[403]403
  Bouchard P. F. X. Journal historique. P. 44.


[Закрыть].

Если при сражениях в поле турецкие войска тогда нередко оказывались слабее европейских, более дисциплинированных и лучше выученных, то при ведении осад и обороне крепостей турки, напротив, практически ни в чем им не уступали. Особенно это касалось инженерных работ. Уже в первую ночь осады Эль-Ариша турки под руководством английских офицеров проложили первую параллель в 500 м от стен и построили на возвышенностях батареи, откуда начали систематическую бомбардировку форта.

Весь день 23 декабря был заполнен обычной рутиной осадных будней. Турки оборудовали новые огневые позиции и продолжали тянуть и углублять траншею. Французы артиллерийским обстрелом из крепости и ружейным огнем из укреплений предполья стремились им в этом помешать, одновременно восстанавливая у себя то, что было разрушено неприятельскими снарядами.

24 декабря стороны действовали по тому же сценарию. Турки, получавшие снабжение по морю, продолжали вести круглосуточную артиллерийскую бомбардировку форта и под прикрытием огня возводить всё новые батареи в его окрестностях. Закончив строительство первой параллели, они заложили вторую уже в 300 м от крепостных стен.

25 декабря было отмечено жаркой артиллерийской дуэлью, в ходе которой французам удалось подавить одну из вражеских батарей. Однако турки, продолжая тянуть вторую параллель и постепенно продвигаясь вдоль стен, вынудили французских стрелков покинуть предполье и отступить под стены форта. В тот же день к Эль-Аришу прибыл сам великий визирь с дополнительной артиллерией. Очевидно, соблюсти инкогнито ему не удалось, поскольку его приезд, как свидетельствуют Казаль и Бушар, был зафиксирован французами.

В ночь на 26 декабря турки заложили ход сообщения между первой и второй параллелями, продолжая под прикрытием огня своих батарей вести его и с наступлением дня. Турецкие стрелки заняли позиции вблизи форта, ведя по нему прицельный ружейный огонь, но были опрокинуты и отброшены стремительной вылазкой французских солдат с личным участием коменданта[404]404
  Ibid. P. 44–48; Le Spectateur militaire. 1831. T. 2. P. 563.


[Закрыть].

Несмотря на то что оборона форта шла вполне успешно и у его защитников имелось более чем достаточно ресурсов для дальнейшего сопротивления, вечером того же дня прозвенел первый тревожный звонок. Начальник артиллерии сообщил коменданту, что среди солдат замечено брожение: идет сбор подписей под неким подстрекательским письмом. Казаль предупредил о том командиров рот, приказав проявлять повышенную бдительность. Однако уже наутро ростки бунта, ранее посеянные подполковником Бромлеем, проклюнулись на поверхность. Рассказывает капитан Бушар:

«В 8 часов капрал 13-й полубригады принес письмо коменданту. Этого человека дотошно расспросили, но он не смог или не захотел ничего сказать ни о содержании письма, ни о том, от кого он его получил. Похоже, он не состоял в заговоре. По крайней мере, его имени не было среди подписантов. <…> Это письмо, сопровождавшееся восемьюдесятью подписями солдат и унтер-офицеров разных подразделений, было выдержано примерно в следующих выражениях:

“В форте Эль-Ариш, 4 нивоза VIII года Республики единой и неделимой [25 декабря 1799 г.].

Благоразумие, недоверие, память о Яффе[405]405
  Очевидно, авторы письма напоминали о резне жителей Яффы французами после взятия города штурмом 3 марта 1799 г. и о массовом истреблении в тот же день по приказу Бонапарта пленных турецких солдат, опасаясь, что в случае дальнейшего сопротивления турки поступят с ними так же.


[Закрыть].

Солдаты, составляющие гарнизон Эль-Ариша, гражданину коменданту форта.

Извольте, гражданин комендант, сдать находящийся под вашим командованием форт врагу в течение 12 часов. Убежденные в том, что больше не можем оказывать сопротивление; видя, что для ухода за ранеными нет больше ни инструментов, ни медикаментов, мы вас призываем покончить с этим делом и снискать уважение своих товарищей”»[406]406
  Bouchard P. F. X. Journal historique. P. 48–49.


[Закрыть].

Комендант, собрав офицеров, ознакомил их с содержанием послания, после чего было принято решение утром следующего дня провести общее построение личного состава, где рассказать о сложившейся ситуации и о том, «каким позором они покроют себя в глазах даже османской армии», если там узнают о происходящем внутри форта.

День прошел как обычно: осажденные и осаждающие вели инженерные работы, пытаясь артиллерийским и оружейным огнем воспрепятствовать в том неприятелю. За ночь турки установили еще одну батарею, ближе к форту, что позволило усилить его обстрел.

На рассвете 27 декабря гарнизон в полном составе был построен внутри крепости. На стенах остались только дозорные. Перед строем вынесли знамя 13-й полубригады. Комендант обратился к подчиненным, сообщив, что в распоряжении защитников форта имеется достаточно ресурсов для обороны и что солдаты покроют себя беспримерным позором, предпочтя воинской чести трусливую сдачу в плен: «Хочет ли гарнизон Эль-Ариша себя обесчестить? Впервые случится так, что французы предпочтут трусливо сдаться, нежели сражаться. Разве вы забыли, вы – авангард армии и ваши братья по оружию надеются, что вы задержите неприятеля, пока они объединятся и придут вам на помощь?»[407]407
  Le Spectateur militaire. 1831. T. 2. P. 563–564.


[Закрыть]

Речь Казаля то и дело прерывалась мятежными возгласами, исходившими в основном из роты гренадеров. Когда комендант закончил, шум усилился. Бо́льшая часть гарнизона демонстрировала неповиновение. Офицеры тщетно пытались навести порядок, взывая к чести своих подчиненных. Тогда Казаль снова обратился к солдатам, предложив тем, кто не желает больше сражаться, просто пойти и сдаться неприятелю, для чего приказал открыть крепостные ворота. Никто, однако, не двинулся с места. Крики прекратились, порядок был восстановлен. Подразделения разошлись по своим позициям[408]408
  Ibid. P. 564; Bouchard P. F. X. Journal historique. P. 50–51.


[Закрыть].

В течение дня никаких радикальных изменений в ситуации не произошло. Осаждающие вели обстрел крепости и, вгрызаясь в землю, продолжали приближаться к ее стенам. Гарнизон отвечал интенсивным огнем. С наступлением темноты комендант собрал у себя командиров подразделений и предложил арестовать зачинщиков бунта, но офицеры сочли эту меру неисполнимой в сложившихся условиях, учитывая большое количество подписантов и поддержку их большинством личного состава. Казаль был вынужден ограничиться очередным призывом к бдительности и советом командирам лично показывать пример храбрости своим подчиненным.

Ночью активность военных действий лишь усилилась. Две роты саперов под командованием капитана Бушара совершили вылазку, отбросив приблизившихся к стенам турок, и на их плечах ворвались во вторую параллель. Французские артиллеристы также вели интенсивный огонь и сумели к утру подавить одну из неприятельских батарей, действовавшую под руководством английских офицеров. В свою очередь, артиллерия осаждавших нанесла серьезный ущерб укреплениям форта, хотя, отмечает Бушар, и не смогла пробить брешь в его стенах[409]409
  Bouchard P. F. X. Journal historique. P. 51–53; Le Spectateur militaire. 1831. T. 2. P. 565–566.


[Закрыть].

В тот же самый день, 27 декабря (6 нивоза по республиканскому календарю), командующий французской дивизией в Салихии генерал Рейнье написал Клеберу в Каир о том, что под Эль-Аришем происходит неладное. 28-го курьер увез в Салихию ответ главнокомандующего:

«Я только что получил ваше письмо от 6 нивоза, где вы сообщаете мне о присутствии врага между Эль-Аришем и Катией и о присутствии великого визиря под Эль-Аришем. Хотя мне, как и вам, трудно поверить в эти известия, тем не менее надо действовать так, как если бы они были обоснованными: собрать ваши войска в Салихии и усилить Катию, ибо, если неприятель займет последнюю, возможности поддерживать сообщение с Эль-Аришем не останется.

Жду только сообщения от вас, чтобы выступить с остальной армией к Бельбейсу. Соответственно, необходимо активно поддерживать между нами связь. Что меня успокаивает, так это начавшийся вчера марш Мора-на с двумя батальонами 25-й полубригады к Катии. Если каждый выполнит то, что должен, этих пятнадцати батальонов окажется достаточно для того, чтобы остановить всё то, что визирь имел неосторожность двинуть против нас»[410]410
  Kléber en Égypte 1798–1800. T. 3. P. 365.


[Закрыть].

Учитывая расстояния между упомянутыми в депеше пунктами, гарнизону Эль-Ариша нужно было продержаться примерно неделю до подхода основных сил Восточной армии.

И ход боевых действий 28 декабря показывал, что эта задача ему вполне по силам. В течение дня турки продолжали тянуть траншеи, сокращая расстояние до стен, но французская пехота, выдвинувшись из форта, вынудила неприятеля прервать работу до темноты. Артиллерия весьма эффективно вела дуэль с вражескими батареями, используя, в частности, те вражеские ядра и неразорвавшиеся бомбы, которыми была покрыта земля внутри форта. Правда, ночью турки возобновили земляные работы и вновь стали неуклонно продвигаться вперед. Выдвинутые в предполье французские стрелки вынуждены были с приближением турецких траншей покинуть свои позиции одну за другой[411]411
  Bouchard P. F. X. Journal historique. P. 54–56.


[Закрыть].

Подводя итог семи дням осады, комендант Казаль считал, что у гарнизона имелись все возможности продержаться еще не меньше двух недель:

«…Успехи неприятеля были несопоставимы с теми огромными усилиями, которые он затратил. Его батареи, установленные чуть дальше, чем надо, били без разбора по башням и стенам, будто хотели снести форт целиком. Определить направление главного удара не представлялось возможным. Шесть дней спустя после того, как начались осадные работы, лишь немногие наши орудия вышли из строя, несмотря на то что противник, имевший батарею в 14 орудий, сделал семь тысяч пушечных выстрелов и выпустил три тысячи бомб. (Я весьма заботился о починке ночью, когда огонь ослабевал, всего того, что было повреждено днем.) И, наконец, несмотря на огромный объем произведенных работ, противник с первых дней осады не смог продвинуться.

Хорошее управление артиллерийской стрельбой и интенсивный ружейный огонь не позволяли туркам высунуться из траншеи и затрудняли их работы. Небольшие вылазки, имевшиеся снаружи земляные укрепления, линии контр-апрошей, оборона каждого фута земли в предполье – вот причины столь слабых успехов противника. <…> Я надеялся держать осаду до тех пор, пока не кончатся боеприпасы, которые я старался тратить так, чтобы их хватило выстоять до 20-го или 25-го [нивоза, или до 10–15 января 1800 г. ]»[412]412
  Le Spectateur militaire. 1831. T. 2. P. 567.


[Закрыть].

Однако уже 29 декабря в Эль-Арише с самого утра стали происходить странные события. Как свидетельствует капитан гренадеров Николя Феррэ (Ferray) в рапорте командованию о происшедшем, составленном 16 января 1800 г. в лагере под Салихией, уже поутру «бо́льшая часть гарнизона набралась водкой и была пьяна, хотя комендант и не приказывал производить раздачу»[413]413
  Rapport du citoyen Ferray, capitaine des grenadiers de la trezième brigade, sur ce qui s‘est passé à El-Arich. – La chute d’El-Arich. P. 110.


[Закрыть].

Когда же в 7 утра турецкая пехота неожиданно ринулась на штурм Эль-Ариша, охрана двух находившихся за стенами постов бросила свои позиции, даже не попытавшись принять бой, бежала в форт. Покинутые укрепления немедленно были заняты неприятелем. Столь быстрое приближение противника вплотную к стенам крепости и бесславное бегство части гарнизона с поля боя вызвали панические настроения у остальных. Послышались крики, что надо немедленно сдаться, пока турки не ворвались внутрь. Дабы вернуть утраченные посты, комендант приказал капитану Феррэ и его гренадерам выбить турок оттуда. Капитан бросился в атаку, но за ним последовали лишь трое солдат, прочие остались на месте и категорически отказались сражаться[414]414
  Bouchard P. F. X. Journal historique. P. 56–57; Le Spectateur militaire. 1831. T. 2. P. 568–569.


[Закрыть].