Текст книги "Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799 – 1800"

Клебер и Мену

Генерал Мену, «око Бонапарта» в Египте, после подписания Эль-Аришского соглашения, которое противоречило воле его патрона, изложенной в оставленных перед отъездом инструкциях, перешел в откровенную оппозицию к Клеберу. После того как он в ноябре 1799 г., ссылаясь на безденежье, не поехал по вызову генерала Дама в Каир и таким образом уклонился от участия в заключении Эль-Аришского соглашения, раздраженный Клебер оставил его в Розетте продолжать ранее начатую Мену работу над мемуарами об экономике Египта и надолго о нем «забыл».

С установлением перемирия Мену, пользуясь ослаблением английской блокады побережья, 24 февраля 1800 г. поспешил доложить во Францию своему покровителю, что не имеет ничего общего с решением Клебера об эвакуации армии из Египта:

«Мой генерал, не могу выразить ту печаль, которую вызывает у меня недавно принятое решение о полной и безоговорочной эвакуации Египта. Вы давно знаете мое мнение на сей счет: я всегда рассматривал Египет как чрезвычайно перспективное владение Французской республики. <…> Таково мое убеждение, но его не разделяет тот, кто командует. Я не хочу вмешиваться ни во что из того, что связано с этими переговорами. Я письменно изложил свое мнение в мемуаре, который представил главнокомандующему, но он мыслит иначе. <…> Не могу выразить свое огорчение. Я думаю лишь о благе моей страны; ей я отдаю все свои физические и моральные силы. Я могу ошибаться, но мои намерения чисты. Если по возвращении во Францию меня сочтут достойным служить Республике, я прошу вас вспомнить обо мне и верить в мое беспредельное усердие и преданность, которую ничто не могло поколебать»[841]841
  Ibid. P. 592–594.


[Закрыть].

Аналогичное по сути, но более короткое по форме послание было отправлено также ближайшему сподвижнику Бонапарта генералу Бертье[842]842
  Ibid. P. 589–590.


[Закрыть].

С прибытием в Египет Латур-Мобура, принесшего Восточной армии известие об установлении во Франции Консулата, Мену 28 февраля вновь обратился к Бонапарту, теперь уже как к Первому консулу, сделав это не просто в подчеркнуто уважительном, а, скорее, в униженно-подобострастном тоне:

«<…> Осуществите свое высокое предназначение, гражданин Консул, сделайте судьбу Франции счастливой: и такой же станет судьба всей вселенной.

Кто лучше вас умеет сражаться и побеждать? Докажите также, что никто лучше вас не умеет править свободными французскими республиканцами.

Если среди всех тех трудов, которыми вы заняты во имя того, чтобы дать мир Франции, а может быть, и всему миру, у вас найдется несколько мгновений досуга, вспомните об одном из тех людей, которых так часто преследует клевета и кто не имеет в жизни иной цели, кроме счастья своей страны и уважения Бонапарта.

P. S. Скажу здесь лишь слово о нашем положении: капитуляция, заключенная с г-ном Смитом и великим визирем, погрузила в глубокую печаль всех тех, кем движет любовь к чести и родине»[843]843
  Ibid. P. 603.


[Закрыть].

В тот же день Мену написал в столь же заискивающем тоне коллегам Бонапарта – консулам Ж. Ж. Р. Камбасересу и Ш. Ф. Лебрену, новоиспеченному зятю Бонапарта – Мюрату, секретарю Бонапарта – Ю. Б. Маре и новому военному министру, каковым стал всё тот же Бертье. Поздравив каждого с новым статусом и излив очередную порцию похвал гению Бонапарта, Мену известил всех высокопоставленных адресатов о своем решительном неприятии намерения Клебера вывести французскую армию с негостеприимных берегов Нила:

Камбасересу: «Ничего не скажу вам о Египте. Из официальных депеш вы узнаете о печальном результате этой великолепной экспедиции. Друзья чести и родины стенают».

Лебрену: «Египет, который французы под предводительством Бонапарта с такой славой завоевали, мог и должен был стать великолепным достоянием Французской республики: официальные депеши известят вас о печальном итоге. Не могу передать, сколь велика моя печаль».

Мюрату: «Я самый несчастный из людей. Вы нас оставили триумфаторами, а теперь вот подписана позорная капитуляция. Мы покидаем Египет, который должен был стать прекраснейшей из колоний Франции. Все, кому дорога честь и родина, возмущены».

Маре: «Что касается меня, дорогой Маре, то я глубоко несчастен из-за происходящих здесь событий. Египет мог стать великолепным достоянием Французской республики» и т. д.

Бертье: «Латур-Мобур высадился вчера в Абукире и сегодня уехал в Каир. Он был поражен, узнав о капитуляции, подписанной со Шмитом [Смитом] и великим визирем. Она погрузила меня в черную меланхолию, как и всех тех, кто любит честь и родину. Если бы я мог предвидеть такое гибельное развитие событий, я бы забился на дно трюма “Карьера” или “Мюирона”»[844]844
  Kléber en Égypte 1798–1800. T. 4. P. 604–608. «Карьер» и «Мюирон» – фрегаты, на которых Бонапарт и его окружение покинули Египет.


[Закрыть].

Впрочем, беспокоясь о своем будущем – о том времени, когда он, как полагал, вскоре вернется во Францию, Мену заботился и о настоящем: его фактическая изоляция в Розетте слишком бросалась в глаза, чтобы не вредить его репутации в армии. 14 марта 1800 г. он обратился с выспренным посланием к генералу Дама, прося сообщить, в какую из воинских частей он, Мену, мог бы поступить простым гренадером, ибо «принести какую-либо пользу своей стране и, если потребуется, умереть за Республику – это всё, на что может претендовать один из наиболее пылких и усердных ее защитников»[845]845
  Ibid. P. 639.


[Закрыть]. Столь странная, если не сказать нелепая, просьба со стороны самого старшего как по возрасту, так и по сроку службы генерала Восточной армии свидетельствует о полном прекращении в указанный период какого бы то ни было общения между ним и Клебером. Вместо того чтобы напрямую обратиться к главнокомандующему в рабочем порядке, как это постоянно делали другие генералы, Мену, чтобы обратить на себя внимание, вынужден прибегать к подобного рода эскападе.

Впрочем, на войну он, по своему обыкновению, опоздал. Его письмо прибыло в Каир накануне разрыва Эль-Аришского соглашения и возобновления военных действий, когда Клеберу и Дама было явно не до переживаний розеттского затворника. Поэтому тот продолжал коротать время в кругу семьи, строча донесения своему далекому покровителю во Францию. 19 марта он отправил Бонапарту очередное письмо. Сообщив о срыве перемирия по вине адмирала Кейта, Мену выразил удовлетворение тем, что теперь-то армия из Египта точно не эвакуируется. Далее он подробно описал плачевное состояние финансов (как будто оно стало таковым лишь после отъезда Бонапарта), попенял на плохую работу оккупационной администрации и в очередной раз пропел осанну Первому консулу:

«Надо сказать, гражданин Консул, поскольку вы любите правду, что наша администрация здесь была отвратительна. Преобладала жажда золота, а также забвение всех принципов чести и морали. Вы бы, конечно, тут всё исправили, но обстоятельства дали вам положение еще более предпочтительное для нашего блага»[846]846
  Ibid. P. 772.


[Закрыть].

В заключение Мену не преминул отметить, что готов и далее исполнять обязанности доверенного информатора Бонапарта, которые тот возложил на него перед своим отъездом из Египта: «Я счел должным сообщить вам, гражданин Консул, о том, что здесь произошло, как вы мне это велели делать, садясь на корабль у Александрийского маяка»[847]847
  Ibid. P. 773.


[Закрыть].

Лишь после того как армия великого визиря была уничтожена, Дама 22 марта нашел время передать Мену ироничный ответ Клебера на намерение коменданта Розетты идти воевать простым гренадером:

«Генерал Мену не приехал в Каир, куда я вызывал его на протяжении трех месяцев, чтобы доверить ему важную миссию. С тех пор мне ничего не оставалось, как думать, что он предпочитает мирно сочинять у себя кабинете мемуары о торговых связях Франции с различными колониями. А поскольку меня гораздо меньше интересовало то, как выращивать хлопок, сахарный тростник и индиго в Египте, чем то, как накормить армию, выплатить ей жалованье и обеспечить оружием и боеприпасами, я не счел нужным открывать дискуссию о политической экономии и забыл о генерале Мену. Теперь же, если генерал Мену хочет нести активную службу, пусть быстрее приезжает в Каир. Я выкажу ему свое доверие и дружеское отношение, назначив комендантом этого города и его окрестностей; такой пост после моей должности самый важный в Египте, и поэтому я хочу ему его доверить»[848]848
  Kléber en Égypte 1798–1800. T. 4. P. 639–640.


[Закрыть].

Почему, несмотря на откровенную оппозицию Мену политике Клебера, последний всё же готов был предоставить ему столь высокую должность? Скорее всего, зная о близости Мену к новому правителю Франции, перед которым, как предвидел Клебер, ему вскоре придется держать ответ за Эль-Аришское соглашение, главнокомандующий стремился вовлечь оппозиционного генерала в текущую деятельность армии и тем самым заставить принять на себя долю ответственности за происходящее в Египте. Тем более что в самый разгар осады Каира должность коменданта этого города отнюдь не являлась почетной синекурой.

И все же Мену опять сумел уклониться от того, чтобы взять на себя какую-либо реальную ответственность, и по-прежнему сохранил свое беспроигрышное положение независимого критика. 29 марта он прислал генералу Дама письмо, в котором поздравил командование армии с победой при Гелиополисе, попутно заметив, что, если бы оно не забыло о существовании «старого солдата», то он, Мену, сражаясь против турок, конечно, доказал бы свое право на уважение со стороны Клебера. Далее он пояснил, что работал над мемуарами об экономике Египта не просто так, а выполняя свой священный долг, каковым для французов является колонизация этой страны. По той же причине он выступает и против эвакуации армии. Ну а поскольку он человек столь честный и откровенный, беззаветно преданный Республике и чуждый всякой интриге, то, конечно же, сработаться с вороватой администрацией не сможет, и, стало быть, пост коменданта Каира не для него. Но вообще-то он вполне готов к совместной работе[849]849
  Ibid. P. 783–784.


[Закрыть].

Это надо было так ухитриться: не просто отклонить нежелательное для себя предложение (критиковать со стороны всегда гораздо проще, чем пытаться сделать что-то реальное), но и превознести при этом до небес собственные достоинства, заодно бросив тень на всех остальных, кто, в отличие от него, принципиального, мирится с недостатками существующей системы управления Египтом. Не удивительно, что после такого демарша Клебер «вновь» забыл о Мену, на сей раз почти на два месяца. И только 19 мая главнокомандующий вернулся к решению его судьбы, отправив генералу Дама соответствующую записку:

«Генерал Мену не считает возможным принять никакую из тех миссий или должностей, которые я ему предлагал, поскольку его не устраивают то люди, то положение вещей. Не имея возможности поднять вещи и людей до уровня, достойного его, я вынужден предоставить ему полную свободу действий. Отныне он может заниматься, чем пожелает. Я звал его в Каир, чтобы назначить комендантом города, но, поскольку он не захотел принять эту должность, зачем ему сюда ехать? В остальном я считаю необходимым предоставить ему средства для удобного обитания. И у него не должно быть повода жаловаться на то, что обхождение с ним не соответствует его положению»[850]850
  Ibid. P. 908.


[Закрыть].

Вероятно, и на сей раз Дама дословно передал адресату мнение главнокомандующего, как он это делал ранее, и оно Мену явно встревожило. Он отнюдь не хотел оказаться отстраненным от всех дел в тот самый момент, когда Клебер, как думали многие, отказался от идеи эвакуации армии из Египта и взял курс на колонизацию страны, за что, собственно, Мену и ратовал все прошедшие после отъезда Бонапарта месяцы. Всего лишь четыре дня спустя, 23 мая, он, не прибегая более к посредничеству Дама, напрямую написал главнокомандующему из Булака, сообщив, что прибыл в карантинную зону этого речного порта и готов выполнить любую миссию, которую Клебер ему поручит, но просит лишь не возвращать его в Розетту или Александрию, где он практически безвыездно находился с начала похода[851]851
  Ibid. P. 921.


[Закрыть].

К сожалению, текста ответного послания Клебера у нас нет. Судя по дальнейшей переписке, Мену был опять предложен пост коменданта Парижа. Похоже, главнокомандующий затронул также тему их разногласий, ибо Мену немедленно счел нужным объясниться, но, ибо Клебер находился в тот момент в Гизе, объяснение это вылилось в велеречивое послание. Рассыпавшись в комплиментах Клеберу, Мену заявил о своей готовности участвовать в проведении тем «нового» курса:

«Мой генерал, вы меня совсем не знаете и не справедливы ко мне. Вы решили, что моя, отличная от вашей, политическая позиция – это следствие интриги или каких-то маневров, совершенно чуждых моему образу мысли и для меня отвратительных. И я должен вам это откровенно сказать, поскольку написанное вами письмо дает мне на это право. Да, мой генерал, если заключенное в Эль-Арише соглашение о капитуляции было, по моему мнению, политической ошибкой, то одержанная вами блестящая победа и совершенное вами второе завоевание Египта покрыло вас славой. Нет в мире никого, кто не хотел бы совершить всё то, что вы совершили.

Мой генерал, я хочу быть лишь вашим помощником в славе, вашим сподвижником, таким же как и другие старшие офицеры, находящиеся под вашим командованием. Вспомните, кто вы есть, и станьте основателем великолепной колонии, если вдруг Франция сумеет сохранить Египет при заключении общего мира. У вас самая прекрасная миссия, какую только может иметь французский генерал, а я, клянусь вам в том своей честью, всегда заботился только о славе моей страны и вашей славе. Да, я хочу служить под вашим началом, не важно кем, и ничего более. И я вам докажу, что я к вам привязан более искренне, более преданно и более прочно, чем кто бы то ни было еще.

Дайте мне службу, ибо бездействие для меня подобно ужасной болезни, и верьте в честность человека, который не имеет иной мотивации для своих действий, кроме чести, иной цели, кроме интересов Французской республики, иных чувств к своему главнокомандующему, кроме уважения и почтения»[852]852
  Kléber en Égypte 1798–1800. T. 4. P. 917–918.


[Закрыть].

Слабо замаскированная избыточным славословием попытка Мену навязать Клеберу свое видение ситуации и свою политическую линию, вызвала у того столь сильное раздражение, что тут же, 23 мая, главнокомандующий ответил резким посланием, где, вероятно в порыве эмоций, раскрыл свои истинные намерения, о которых до сих пор всем оставалось только догадываться:

«Я получил ваше письмо, гражданин генерал. Моя косность такова, что и сегодня я не считаю Эль-Аришское соглашение политической ошибкой; что не вижу в победе, одержанной армией, повода для упоения; что и сегодня глубоко убежден: этим договором я смог обеспечить разумный выход из самого сумасбродного предприятия на свете; что и сегодня я полагаю: мы не дождемся никакой помощи из Франции и никогда, или по крайней мере в эту войну, не создадим никаких колоний в Египте, поскольку хлопковые фабрики и пальмы не обеспечат нас в ближайшем будущем солдатами и железом. Вы видите, гражданин генерал, насколько я в силу своего крайнего безрассудства должен из любви к вашей родине настаивать на том предложении, которое сделал вам сегодня утром. В любом случае на этом мы закончим наши политические дебаты. Вы, генерал, смотрите на Восток, я – на Запад, и мы никогда не услышим друг друга»[853]853
  Ibid. P. 920.


[Закрыть].

Таким образом, Клебер недвусмысленно обозначил свою позицию относительно дальнейшего пребывания армии в Египте. Правда, это признание было сделано не публично, а в конфиденциальной переписке с одним-единственным адресатом.

24 мая состоялся новый обмен посланиями между Клебером и Мену. Сначала Мену короткой запиской известил главнокомандующего, что готов прекратить политические дискуссии и просит себе какое-либо задание, но только не то, что ему уже предложено. Клебер немедленно прислал ему приказ о назначении комендантом расположенного, в соответствии с новым территориальным делением, у границы с Верхним Египтом Второго округа, штаб которого находился в городе Бени-Суэйф. Это была самая что ни на есть беспросветная глушь. Отправившись туда, Мену лишался всякой возможности влиять на принятие политических решений о судьбе армии. Он даже не смог бы впредь напрямую сообщаться с Францией, как это делал из Розетты. Тем не менее отказаться еще раз после стольких отказов он тоже не мог: еще одно предложение ему уже вряд ли сделали бы. Поэтому Мену поблагодарил главнокомандующего за назначение, обещал не медлить с отъездом к новому месту службы и принялся собирать вещи[854]854
  Ibid. P. 927–929.


[Закрыть]. Впрочем, сборы затянулись, и, как мы далее увидим, недели ему на это не хватило…

Считаные дни

Историк, изучающий события тех последних двух недель, когда Восточную армию возглавлял Клебер, сталкивается с весьма сложной задачей. Счет времени здесь идет буквально на дни, в каждый из которых что-то происходит, но происходит далеко не в одном и том же месте. Этот пространственный фактор заставляет постоянно принимать во внимание разницу во времени между моментом самого события и тем, когда о случившемся узнают заинтересованные лица. Ранее мы видели, как подобный временной лаг сыграл роковую роль в судьбе французского гарнизона Эль-Ариша. Не менее, а, может быть, и более драматичное значение фактор времени имеет для рассматриваемых ниже событий. Однако, к огромному сожалению, мы не всегда можем измерить этот временной лаг с необходимой точностью. В нашем распоряжении есть ряд важных документов, на которых имеется точная дата их появления на свет, но установить, когда они достигли адресата и в зависимости от этого кто в тот момент оказался таким адресатом, мы можем лишь весьма приблизительно, по косвенным признакам, хотя разница даже в один день имеет решающее значение для понимания цепи событий. Поэтому далее нам то и дело придется вступать на зыбкую почву предположений, с величайшей осторожностью передвигаясь от одного четко фиксируемого факта к другому и воздерживаясь от однозначных выводов, подобно путнику, бредущему в трясине от кочки к кочке, избегая резких движений.

В архивном фонде Восточной армии сохранился интересный документ – «Перевод письма, написанного английским адмиралом Кейтом французскому представителю на переговорах об Эль-Аришском соглашении г-ну Пусьельгу на борту корабля “Минотавр” возле Генуи 23 апреля 1800 г.», который я привожу здесь целиком:

«Сударь, я получил письмо, написав которое сегодня, вы оказали мне честь. Должен вам сообщить, что я никогда не приказывал и не дозволял ничего такого, что было бы направлено против соглашения, заключенного между великим визирем и генералом Клебером, поскольку не получал на сей счет никаких инструкций от министров Короля. Из этого я заключаю, что Его Величество не имел никакого отношения к этому делу. Однако, после того как это соглашение было заключено и Его Величество пожелал сообщить союзникам о своем к нему отношении, я получил инструкции, разрешающие проход французских войск, и, не теряя ни мгновения, отправил в Египет приказ, дозволяющий им вернуться во Францию без каких-либо препятствий в ходе их путешествия. Тем не менее считаю своим долгом перед Королем и перед союзниками, чьи государства расположены на морях, по которым будут перевозиться эти войска, потребовать, чтобы таковые перемещались не общей массой и не на военных кораблях. Требую также, чтобы суда, упомянутые в соглашении, не везли никаких товаров, что противоречило бы международному праву. Требую у генерала Клебера дать слово чести, что ни он, ни его армия не будут предпринимать никаких враждебных действий в отношении держав коалиции, и не сомневаюсь в том, что генерал Клебер сочтет эти условия совершенно разумными.

Капитан Хэй (Hay) получил от меня приказ разрешить вам вернуться во Францию вместе с генерал-адъютантом Камби (Cambis), как только тот прибудет в Ливорно.

Ваш покорный и т. д. Подписано Кейт.

Подтверждаю соответствие оригиналу, который находится у меня

Пусьельг »[855]855
  SHD. Fond B⁶. Carton 43.


[Закрыть].

Пусьельг, как мы помним, отправился по соглашению с командором Смитом в марте 1800 г. убеждать адмирала Кейта не препятствовать осуществлению Эль-Аришского соглашения. Он нашел командующего британским флотом возле Генуи, осажденной с суши австрийскими войсками и блокированной с моря английской эскадрой. Здесь, на борту британского флагмана, французский уполномоченный и получил от Кейта письменное согласие на беспрепятственную эвакуацию французской армии из Египта, то есть на желанную для Клебера реализацию Эль-Аришской конвенции. Далее Пусьельг проследовал во Францию и уже 5 июня написал Бонапарту из Тулона, рассказав о положении Восточной армии в Египте[856]856
  См.: Lettre de M. Poussielgue accompagnée de pièces justificatives à M. Thiers. Paris, 1845. P. 46–55.


[Закрыть]. Оригинал письма Кейта, как явствует из приписки, Пусьельг забрал с собой, а сделанную собственноручно и лично заверенную копию с этого документа отправил в Египет, благодаря чему она и попала в архив армии. Таким образом, Пусьельг предупредил Клебера, что путь свободен и препятствий для эвакуации больше нет. Разумеется, само по себе письмо Кейта еще не было официальным документом, разрешающим французам выехать из Египта, но оно давало понять, что такие документы – паспорта – непременно будут получены.

Однако, чтобы в полной мере оценить значение этого документа, важно понять, когда именно он попал к адресату. Французский историк Жорж Риго, выпустивший в 1911 г. первое и единственное в историографии специальное исследование о пребывании Восточной армии в Египте после отъезда Бонапарта, упоминает о письме Кейта в подтверждение своего тезиса о том, что Клебер после сражения при Гелиополисе не хотел ни о чем договариваться с англичанами: «Он обещал себе никогда больше не связываться с англичанами и сдержал свое слово. 3 флореаля (23 апреля) адмирал Кейт известил Пусьельга о предоставлении французским войскам свободного прохода <…>. Клебер пренебрег этим письмом»[857]857
  Rigault G. Le général Abdallah Menou et la dernière phase de l’expédition d’Égypte (1799–1801). Paris, 1911. P. 82. Следом за Риго это утверждение некритично воспроизвел и А. Лоранс: Laurens H. Op. cit. P. 390.


[Закрыть]. Если бы в эпоху Египетского похода уже имелся, как во времена историка Риго, электрический телеграф, позволявший доставить адресату срочное послание в тот же самый день, когда оно было отправлено, подобное утверждение имело бы все основания: действительно, никакой реакции Клебера на послание Кейта более чем за полтора месяца после того, как оно было написано. Однако мы знаем, что подобных средств сообщения тогда не было и письма шли гораздо дольше. К сожалению, нам не известно, когда именно Клебер получил послание Кейта, и мы даже не можем быть уверены на все сто процентов, что он его действительно получил. На документе нет соответствующей пометки, а в архивном картоне он помещен в папку «23 апреля» соответственно стоящей на нем дате. Сколько же примерно могло идти такое письмо, даже если бы его немедленно отправили из Генуи в Египет на попутном корабле, мы можем примерно судить по тому, что Бонапарт из Египта до Корсики, расположенной относительно недалеко от Генуи, добрался, как считалось, достаточно быстро – за 40 дней. Учитывая подобный временной лаг, Клебер вряд ли мог получить послание Кейта раньше конца мая – начала июня.

Косвенно в пользу того, что к концу мая Клеберу уже, скорее всего, было известно о принципиальном согласии англичан на эвакуацию Восточной армии, свидетельствует его реакция на пришедшую из Розетты новость о захвате там французским гарнизоном британского корвета «Корморан», севшего на мель недалеко от города. 31 мая в послании генералу Дэстену главнокомандующий подтвердил получение отправленных тем бумаг с «Корморана», которые англичане не успели уничтожить, и при этом разочарованно заметил: «Паспорта для нашего возвращения наверняка упали в море, поскольку я их не обнаружил. То, что было бы важно заполучить, это – письма лорда Кейта командору Смиту, так же как письма ему великого визиря, которые капитану [ «Корморана»] Куртенею Бойлу вручили при выходе из Яффы. Думаю, если бы там было что-то для нас позитивное, их бы с такой поспешностью не бросили в море. Как бы то ни было, надо ждать развития событий»[858]858
  Kléber en Égypte 1798–1800. T. 4. P. 938–939.


[Закрыть]. Из этих слов следует, что Клебер уже явно ждал тогда доставки ему англичанами необходимых для эвакуации паспортов, а стало быть, был осведомлен о согласии лондонского кабинета на возвращение французских войск на родину. Это наводит на мысль, что к тому моменту письмо Кейта уже было Клеберу доставлено.

Впрочем, похоже, что Клебер получил информацию об изменении позиции англичан относительно эвакуации французской армии не только из этого источника. В донесении из ставки великого визиря от 26 мая Франкини сообщает, что Смит отправил французскому главнокомандующему послание, в котором предложил смягчить условия Эль-Аришского соглашения, разрешив французам удержать за собой несколько египетских портов до заключения общего мирного договора. Подобная инициатива командора, очевидно, не согласованная с великим визирем, вызвала недовольство турок, которые заподозрили англичан в двойной игре. Дело даже дошло до того, что находившийся при османской армии английский дипломат Морье подвергся оскорблениям и угрозам со стороны турецких военных, в результате чего к нему пришлось приставить охрану[859]859
  АВПРИ. Ф. 89. Оп. 8. Д. 916. Л. 27.


[Закрыть]. О том, что такое предложение Смита имело место, сообщает и Томара в реляции Павлу I от 13 июля: «Коммодор Смит изобрел новое средство и предложил, утверждая Эль-Аришскую конвенцию, оставить французам некоторые места Египта, отлагая упразднение оных по общем замирении»[860]860
  Там же. Л. 7.


[Закрыть]. Интересно, что во французских архивах это послание Смита не сохранилось. Как бы то ни было, можно констатировать, что у Клебера имелись основания ожидать скорого прибытия английских паспортов для беспрепятственного возвращения его армии на родину.

Развитие событий, которого ждал французский главнокомандующий, не заставило себя ждать, правда, произошли они опять на изрядном расстоянии от Каира, а именно в ставке великого визиря. Сюда, как сообщил Франкини в депеше 26 мая, привезли из Константинополя 72 паспорта (видимо, по одному на корабль) от английского посла лорда Элджина для транспортировки частей Восточной армии во Францию[861]861
  Там же. Л. 26.


[Закрыть]. Однако командор Смит, отвечавший за переговоры с французами, в это время находился на Родосе, где «Тигр» пополнял запасы провианта и воды, а потому Клеберу о доставке паспортов сразу не сообщили. Увы, эта задержка в несколько дней окажется роковой для тысяч людей с обеих сторон – тех, кто в ближайший год погибнет в боях, которых могло бы и не быть.

Дни шли. Смит все не появлялся в Яффе, и тогда великий визирь, «находясь в ожидании, попросил господина Морье, дабы не терять зря времени, написать Клеберу о том, что Двор Лондона устранил имевшиеся помехи для эвакуации»[862]862
  Там же. Л. 31–31 об.


[Закрыть]. Морье 31 мая составил следующий текст:

«Сударь,

Имею честь сообщить вам, что те помехи, на которые вы постоянно ссылались как на препятствие для выполнения Эль-Аришского соглашения, исчезнут, лишь только вы и ваша армия соберутся эвакуироваться из Египта.

Его Британское Величество, приказав своим эскадрам дать свободный проход во Францию находящимся в Египте французам, отправило соответствующие паспорта своему чрезвычайному и полномочному послу при Блистательной Порте.

Извещая вас как можно быстрее об указанных обстоятельствах, я снимаю с себя эту обязанность, оставляя на ваше усмотрение предпринять те действия, которые вы сочтете уместными, в отношении османского правительства»[863]863
  АВПРИ. Ф. 89. Оп. 8. Д. 916. Л. 34.


[Закрыть].

Однако в таком виде послание, сообщает Франкини, не понравилось великому визирю, из-за чего и не ушло к адресату в тот же день. Юсуф-паша потребовал снять последний абзац, поскольку из него можно так или иначе сделать вывод, «что англичане устраняются от всего связанного с Египтом, а это противоречит существующему союзу»[864]864
  Там же. Л. 33.


[Закрыть]. Морье уперся. В бесплодных препирательствах было потеряно еще два дня. Наконец, англичанин сдался, переписал послание Клеберу без последнего абзаца, и оно, по словам Франкини, 2 июня было без промедления отправлено в Каир[865]865
  Там же. Л. 31 об.


[Закрыть]. Однако в чьи руки оно там попало?

С уходом командора Смита на «Тигре» к Родосу блокада Александрии на время отсутствия английских кораблей была доверена турецкой эскадре во главе с капудан-пашой Хуссейном, командующим флотом Османской империи. 1 июня Клебер, получив из Александрии от генерала Ланюса сообщение о появлении перед городом 15 турецких кораблей и опасаясь, что это служит предвестием нового десанта, разослал командирам отдельных частей, разбросанных по Дельте, приказы оставить на местах минимально необходимые гарнизоны и двигаться с остальными войсками к Рахмании, где назначил пункт сбора армии[866]866
  Kléber en Égypte 1798–1800. T. 4. P. 944, 946–957.


[Закрыть]. Генерал Мену, все еще неспешно собиравший в Каире вещички для отъезда в Бени-Суэйф, обратился к главнокомандующему, прося разрешения задержаться в столице в связи с обострившейся военной обстановкой. 2 июня Клебер не преминул воспользоваться благоприятной возможностью вновь ангажировать Мену на пост коменданта Каира, хотя бы временно:

«Вы сообщили мне, гражданин генерал, о своем желании отложить свой отъезд в Верхний Египет до тех пор, пока не завершатся угрожающие нам события. Я, однако, полагаю, что вы не рассердитесь на меня, если я воспользуюсь вашим пребыванием в Каире, а потому отправляю вам приложенный здесь приказ, желая, чтобы с ним согласились. Я даю вам право открывать все письма, которые могут быть мне адресованы в мое отсутствие, а если в них пойдет речь о каком-либо продвижении неприятеля извне, знакомить с ними и генерала Рейнье <…>[867]867
  Ibid. P. 948.


[Закрыть].

К письму прилагался приказ о назначении генерала Мену комендантом Каира на период отсутствия главнокомандующего[868]868
  Ibid. P. 949.


[Закрыть].

Утром 3 июня Клебер выехал в Рахманию. Два дня спустя он написал Мену с дороги, в частности, следующее: «Никакого десанта еще не было. Между тем установлено, что капудан-паша находится на борту “Селима”, который сопровождают еще 14 кораблей. Последние новости из Александрии были от 11-го [прериаля (31 мая)]. Поддерживайте спокойствие в Каире <…>, а я постараюсь отправить капудан-пашу той же дорогой, что и визиря»[869]869
  Ibid. P. 957–958.


[Закрыть].

Вскоре, однако, выяснилось, что у капудан-паши нет каких-либо воинственных намерений. Напротив, как следовало из письма генерала Ланюса от 4 июня, командующий османским флотом прислал к нему для переговоров опытного дипломата Исаак-бея, ранее долгое время жившего во Франции и своими манерами буквально очаровавшего коменданта Александрии[870]870
  SHD. Fond B⁶. Carton 45.


[Закрыть]. Очевидно, письмо Ланюса попало в Рахманию к Клеберу через Каир, где его в силу имевшихся у него полномочий вскрыл и прочел Мену, поскольку уже 6 июня он спешно написал главнокомандующему, предостерегая от общения с турецким уполномоченным:

«Должен вас предупредить о том, что нужно быть очень сдержанным с Исаак-беем, который действительно провел несколько лет в Париже, куда его привез господин Шуазель-Гуффье, тогдашний посол Франции в Константинополе. У этого человека были неприятности в его стране, где он подвергся преследованиям. Его взял под свою защиту и спас господин Шуазель, увезший его с собою во Францию. Там его [Исаак-бея] привлекательная внешность и весьма гибкий ум интригана обеспечили ему множество галантных приключений. Прекрасно владея французским языком, он предложил свои услуги правительству, обещав тому золотые горы, поскольку один из его друзей, ставший теперь капудан-пашой, начал в ту пору входить в фавор»[871]871
  Kléber en Égypte 1798–1800. T. 4. P. 961.


[Закрыть].

Мену, похоже, очень не хотелось, чтобы Клебер возобновлял контакты с представителями вражеских держав, поскольку однажды такие контакты уже привели к заключению соглашения об эвакуации, шедшего вразрез с намерениями его, Мену, патрона относительно Египта. Впрочем, Клебер 8 июня поспешил успокоить коменданта Каира: