Автор книги: Александр Чудинов
Жанр: История, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)
Divide et impera
27 марта к Каиру из-под Салихии прибыли войска под командованием самого Клебера и заняли позиции на подступах к городу: от форта Сулковский до форта Камен и далее на юг до квартала Дубильщиков[663]663
Ibid. P. 85.
[Закрыть].
Общая численность личного состава прибывших с Клебером частей не превышала 2500 чел., тем не менее они существенно – примерно в 1,5 раза – усилили группировку французских войск, позволив гораздо более плотно прикрыть подходы к Каиру и блокировать мятежный Булак. «Французские солдаты, – сообщает ал-Джабарти, – окружили Каир и Булак и не давали никому входить и выходить из города. Таково было положение через восемь дней после начала восстания. Французы, окружив оба города плотным кольцом наподобие браслета, не допускали никакого подвоза продуктов»[664]664
Абд ар-Рахман ал-Джабарти. Указ. соч. С. 260.
[Закрыть]. И всё же у Клебера было явно недостаточно сил для того, чтобы взять город штурмом.
Гораздо более важное значение имело, на мой взгляд, появление на театре военных действий самого главнокомандующего: только он обладал необходимыми полномочиями для тех политических шагов, которые при невозможности подавить восстание сугубо военным путем могли иметь решающее значение. Сам Клебер признает в «Докладе», что, ознакомившись по прибытии в главную штаб-квартиру с ситуацией, счел нужным прибегнуть к сочетанию политических и военных методов, убедившись в недостаточности одних лишь последних:
«У нас было слишком мало боеприпасов, особенно бомб и артиллерийских гранат[665]665
Ср.: «Мы вынуждены были отвечать на огонь этих бандитов и использовали почти все боеприпасы. У нас осталось очень мало ядер и стало не хватать гранат для гаубиц. Пришлось прекратить огонь в ожидании прибытия артиллерийского парка, который должен был подняться по Нилу, как только генерал Бельяр возьмет Дамьетту». – Journal du capitaine François. P. 371.
[Закрыть]. Считая слишком опасной любую частную операцию, я решил дождаться возвращения нашего снаряжения, войск генерала Бельяра, которые должны были подняться [по Нилу] в Каир сразу же после занятия Дамьетты, и вызванной мною [сюда же] дивизии Рейнье. Пока же я ждал объединения наших сил, я приказал совершенствовать наши укрепления, оборудовать новые батареи и готовить зажигательные материалы. Эту паузу, необходимую для успеха наших военных операций, я использовал, чтобы посеять раскол в рядах повстанцев путем переписки и переговоров и чтобы напугать их, сообщив всем о поражении великого визиря»[666]666
Rapport. P. 750.
[Закрыть].
Последний момент следует отметить особо. Боевой дух повстанцев, по свидетельству ал-Джабарти, во многом поддерживался ожиданием скорого прихода к ним на помощь армии великого визиря. Насуф-паша и другие военные руководители восстания на протяжении всей первой его недели тщательно скрывали от жителей Каира правду о результатах сражения при Гелиополисе:
«Когда паша и эмиры, осажденные в Каире, узнали об этих событиях, они скрыли это известие от жителей, стремясь поддержать их решимость в борьбе, и распространили слухи, противоположные полученным сведениям. Паша продолжал делать вид, будто он отправляет гонцов с письмами, в которых требует подкрепления и помощи. Время от времени паша и эмиры сочиняли ответы, якобы полученные на эти письма. Распространяясь среди жителей, эти ответы успокаивали доверчивых людей. Паша и эмиры постоянно твердили жителям, что господин великий везир прилагает все силы в войне с французами и что через день или два после того, как он отрежет противника от города, он двинется с солдатами в Каир. А когда он придет, наступит окончательная победа»[667]667
Абд ар-Рахман ал-Джабарти. Указ. соч. С. 259.
[Закрыть].
Между тем высокий боевой дух являлся, пожалуй, главным ресурсом повстанцев в условиях подавляющего превосходства противника в выучке и военном снаряжении. Их артиллерия, несмотря на все усилия горожан по ее пополнению, не могла соперничать с французской ни в количественном, ни в качественном отношении. Когда по окончании восстания она в соответствии с условиями капитуляции будет сдана французам, то Мишо насчитает в ее составе лишь 30 пушек калибром от 2 до 4 фунтов и одну гаубицу, отлитую жителями Каира уже во время осады[668]668
[Michaux A.-E.]. Rapport détaillé. P. 97.
[Закрыть]. Для сравнения замечу, что, по данным на ноябрь 1799 г., в одной только Цитадели французы имели 40 орудий калибром от 4 до 14 фунтов[669]669
Situation du personnel et du materiel de la direction d’artillerie du Kaire au 30 brumaire an 8. – SHD. Fond B6. Carton 189.
[Закрыть].
Надежда на скорый приход помощи извне позволяла также до определенной степени сглаживать внутренние противоречия в весьма неоднородных рядах защитников Каира. Ал-Джабарти, наблюдавший ситуацию изнутри, сообщает о нескольких видах таких противоречий, прежде всего между горожанами и турецкими военными. Ранее уже отмечалось, что еще до начала восстания появившиеся в городе турецкие солдаты прибегали к откровенному произволу по отношению к местным жителям. С блокированием же французами подступов к Каиру и возникновением в городе дефицита продовольствия подобное поведение турок стало носить и вовсе вызывающий характер:
Если в критике турок ал-Джабарти еще достаточно сдержан (хроника писалась уже после восстановления ими власти над Египтом), то о противоречиях между городской верхушкой, к которой принадлежали влиятельные шейхи мечети аль-Азхар, включая его самого, и «низами» он пишет много и охотно, не скрывая своей антипатии к последним. Во время восстания, как это часто случается в периоды разлада устоявшегося общественного порядка, маргинальные элементы, среди которых было немало пришлых, приобрели в городе большое влияние благодаря своей мобильности и постоянной готовности прибегнуть к насилию. Более того, сплотившись вокруг самозваных лидеров, они присвоили себе часть функций власти. Под предлогом борьбы с «приспешниками неверных» маргиналы по своему произволу лишали имущества и жизни тех, кого сами же и обвиняли в подобном преступлении. Особое негодование ал-Джабарти вызывал один из неформальных лидеров «черни» – некий магрибинец:
«Прибыл также один магрибинец, о котором говорили, что это был тот самый, который прежде сражался с французами в провинции ал-Бухайра. Вокруг него сплотилась группа местных магрибинцев и группа хиджазцев из числа прибывших до этого <…>. Этот магрибинец совершал дела, заслуживающие порицания, так как большая часть грабежа и убийств невинных людей в основном была делом его рук. Он следил за домами, в которых находились французы и христиане, и нападал на них. С ним действовал отряд, состоящий из черни и солдат. Они убивали всех, кто попадался им под руку, грабили дома, хватали женщин и отнимали у них украшения и одежду»[671]671
Абд ар-Рахман ал-Джабарти. Указ. соч. С. 256.
[Закрыть].
Ал-Джабарти в своей хронике еще неоднократно упоминает об аналогичных деяниях «магрибинца» и ему подобных, причем каждый раз с резким осуждением, демонстрируя то крайнее отвращение, которое у именитых людей города вызывал разгул «черни».
На всех этих противоречиях и решил сыграть Клебер, чтобы ослабить сплоченность рядов противника.
28 и 29 марта французы продолжали обустраивать свои позиции в районе главной штаб-квартиры и постепенно стягивали кольцо блокады вокруг Булака. Вместе с тем, судя по отчету Мишо, интенсивность боевых действий в эти дни существенно ослабла[672]672
[Michaux A.-E.]. Rapport détaillé. P. 85.
[Закрыть]. Основные события разворачивались на дипломатическом фронте. 28 марта находившийся в плену у французов Мустафа-паша написал Осману Катходе письмо, сообщив о предложении французского главнокомандующего всем туркам, а если захотят мамлюки, то и мамлюкам, покинуть на другой день город и отправиться в Сирию к великому визирю. Всем уходящим Клебер обещал свободный пропуск, необходимые для путешествия припасы на 60 верблюдах и военный эскорт до границы. Осман Катхода отклонил это предложение, сославшись на то, что при существующем огромном численном превосходстве турок, мамлюков и арабов над французами подобная договоренность не будет понята и принята его же собственными войсками. В свою очередь, он предложил Клеберу заключить перемирие при условии, что французы оставят главную штаб-квартиру на площади Азбакийя и уйдут в Гизу[673]673
Kléber en Égypte 1798–1800. T. 4. P. 779–782.
[Закрыть]. Однако уже 29 марта Осман Катхода изменил свою позицию на диаметрально противоположную. Едва ли его переубедил краткий ответ Клебера: французский главнокомандующий лишь вновь обещал туркам, если они решат уйти, дать им эскорт до Салихии, после чего начать с великим визирем переговоры о мире. В случае отказа он пригрозил возобновить военные действия. Вряд ли на перемену мнения турецкими военачальниками повлияла и военная обстановка, поскольку на фронте, о чем уже было сказано, за эти сутки активных действий не велось. Возможно, решающую роль здесь сыграли те самые внутренние противоречия в лагере восставших, на которых и пытался сыграть Клебер. Одновременно с Османом Катходой генерал, как сообщается в «Докладе», связался с шейхами и с другими наиболее влиятельным в городе людьми, очевидно пытаясь склонить их к миру. «Мамлюки, народ Каира и османы имели слишком разные интересы, чтобы долго сохранять единство»[674]674
Rapport. P. 750.
[Закрыть], – поясняет Клебер. Как бы то ни было, Осман Катхода в письме от 29 марта снял прежнее требование к французам оставить главную штаб-квартиру и попросил прислать парламентера, уполномоченного обговорить условия турецкой капитуляции[675]675
Kléber en Égypte 1798–1800. T. 4. P. 784–785.
[Закрыть].
30 марта стороны через переписку согласовывали кандидатуру такого парламентера. Приближенные Насуф-паши наотрез отказались идти к французам, заявив, что не доверяют тем, кто уже однажды нарушил международное право. Имелся в виду разрыв Эль-Аришского соглашения. В результате обоюдный выбор пал на турецкого чиновника Хасана Ага Незлимини. Ранее назначенный визирем на должность генерального директора почт в Египте, он после начала военных действий находился в плену у французов вместе с Мустафа-пашой.
Утром 31 марта на площади Азбакийя возле особняка ал-Бакри был поднят флаг, сигнализировавший о прекращении огня и начале переговоров. Хасан Ага отправился туда с предложенными Клебером условиями капитуляции[676]676
Kléber en Égypte 1798–1800. T. 4. P. 786–787.
[Закрыть]. Сохранились записки, в которых он сообщал о ходе переговоров Мустафа-паше, находившемуся все это время при французском главнокомандующем в главной штаб-квартире. Несмотря на взаимную заинтересованность сторон в соглашении, дело шло не слишком споро. Насуф-паша и Осман Катхода поддержали идею Клебера о встрече с ним влиятельных каирских шейхов ал-Махди, ал-Шаркави, ал-Файюми и Мухаммада ал-Эмира. Эти почитаемые в городе люди пользовались уважением французов и до восстания входили в диван. Предполагалось, что Клебер лично обещает им, что при капитуляции ни уходящим, ни остающимся не будет причинено никакого вреда[677]677
Ibid. P. 789–790.
[Закрыть]. Однако шейхи жили в разных кварталах, и, чтобы собрать их, потребовалось время. Еще больше его ушло на то, чтобы их уговорить: после всего происшедшего в Каире шейхи боялись идти к Клеберу. В результате Насуф-паша, Осман Катхода и Ибрагим-бей сами написали французскому главнокомандующему о том, что согласны на его условия почетной капитуляции и готовы эвакуировать свои войска из города[678]678
Ibid. P. 790.
[Закрыть]. Впрочем, визит шейхов к французскому главнокомандующему, по свидетельству ал-Джабарти, всё же состоялся[679]679
Абд ар-Рахман ал-Джабарти. Указ. соч. С. 267–268.
[Закрыть] и, очевидно, в тот же самый день, поскольку заключенное между Клебером и Насуф-пашой соглашение об условиях капитуляции турок датировано именно 31 марта.
Документ этот сам по себе весьма примечателен и полностью подтверждает ранее приводившееся мнение Клебера о несходстве интересов разных групп повстанцев. В пяти пунктах соглашения подробно оговариваются обязанности турок и французов по отношению друг к другу: 1 апреля французский офицер должен прийти с белым знаменем к дому ал-Бакри и вместе с турецким представителем осуществить передачу французам всех турецких позиций вокруг площади Азбакийя; османские войска покидают Каир до полудня 2 апреля и на пятый день после этого выходят к границе с Египтом в Катии; французы предоставляют 50 верблюдов с провиантом на время перехода и обязуются ухаживать за остающимися турецкими ранеными как за своими; сразу же после подписания документа устанавливается перемирие[680]680
Kléber en Égypte 1798–1800. T. 4. P. 792–793.
[Закрыть]. Но в документе нет ни слова о дальнейшей судьбе египтян, сражавшихся бок о бок с турками на протяжении предыдущих дней, – никаких гарантий их дальнейшей безопасности.
Между тем местные жители прекрасно помнили о тех жестоких репрессиях, которые обрушились на них после Первого каирского восстания, и опасались их повторения. Это сразу же подметил Хасан Ага, едва только прибыл для переговоров на территорию, контролируемую повстанцами. Он сообщил Мустафа-паше: «Убежден, что если обеспечить горожанам ощущение безопасности, то они позволят турецким войскам уйти; но я также вижу, что, если у них не будет полнейшей уверенности в отсутствии поводов для беспокойства, они воспрепятствуют их уходу»[681]681
Ibid. P. 790.
[Закрыть]. Соглашение в той форме, в которой оно было заключено, едва ли могло развеять подобные сомнения.
В ночь на 1 апреля горожане взбунтовались против своих предводителей. Утром Хасан Ага рассказал о происшедшем в письме Мустафа-паше:
«На протяжении этой ночи город пребывал в состоянии ужасного беспорядка. Мы вышли из дома и, для того чтобы достичь жилища Кьяйя-бея [Османа Катходы] и Сераскера [Насуф-паши], подвергли себя тысяче опасностей. Сегодня мне невозможно прибыть к Вашей светлости. Здесь множество вооруженных людей; народ ничуточки не верит обещаниям амнистии. Они бросались на Кьяйя-бея и Насуф-пашу и едва не разорвали их на части за желание покинуть город. Все жители и даже женщины кричали: “Зачем бездействовать? Как можно доверять этим людям!” Обо мне тоже злословили. Да спасет меня Аллах!»[682]682
Ibid. P. 794.
[Закрыть]
В мгновенье ока были низвергнуты все прежние авторитеты. По свидетельству ал-Джабарти, досталось и шейхам, а на первый план вышли вожаки толпы:
«Когда шейхи вернулись и передали эти слова янычарам и жителям, те накинулись на них, ругали и поносили их, а шейхов аш-Шаркави и ас-Сирси избили, сорвали с них чалму и обругали их. Они говорили: “Эти шейхи отступили от веры и действуют заодно с французами, а цель их – добиться поражения мусульман. Они получили от французов деньги”. Подобный несуразный вздор исходил от черни и всякого сброда. Особенно в этом деле усердствовал окруженный толпой магрибинец. Он кричал от своего имени: “Мир расторгнут! Вы должны вести священную войну, а кто отступится – тому отрубят голову!”»[683]683
Абд ар-Рахман ал-Джабарти. Указ. соч. С. 268.
[Закрыть].
Сложилась патовая ситуация: несмотря на желание командующих обеих сторон прекратить военные действия, подписанное соглашение о капитуляции осталось всего лишь клочком бумаги. В тот же день Насуф-паша сообщил Мустафа-паше:
«Совершенно верно то, что вы сказали: с подписанием договора надо исполнять его положения, но с нашей стороны это совершенно невозможно. После происшедшего этой ночью брожение, охватившее город, достигло столь крайней степени, что я не в силах сие описать. Все войска пришли, чтобы напасть на меня. Не сумев погибнуть на поле боя, я не хотел встретить мученическую смерть у себя дома. Солдаты говорили только о том, чтобы разорвать на клочки своих предводителей. С утра все обитатели Каира, включая женщин и детей, заполнили улицы, крича, что не позволят никому уйти»[684]684
Kléber en Égypte 1798–1800. T. 4. P. 796.
[Закрыть].
Оставалось только, как написал Хасан Ага Мустафа-паше, надеяться на то, что при сохранении перемирия страсти за пару дней улягутся и можно будет приступать к реализации соглашения[685]685
Ibid. P. 795.
[Закрыть]. Однако надежда эта быстро испарилась, поскольку утром 1 апреля турецкие солдаты, очевидно, по собственной инициативе и без санкции командования открыли интенсивный артиллерийский и ружейный огонь по французским позициям, о чем генерал Фриан не замедлил сообщить Клеберу[686]686
Ibid. P. 793.
[Закрыть].
Хотя попытка французского главнокомандующего восстановить контроль над Каиром дипломатическим путем и не увенчалась успехом, она оказалась далеко не безрезультатной. История с несостоявшейся капитуляцией показала, что турецкие военачальники отнюдь не собираются класть свои жизни за египетскую столицу, а готовы при случае сдать ее на приемлемых для себя условиях. Таким образом, своим демаршем Клебер сумел внести раскол в прежде сплоченные ряды повстанцев и посеять у них недоверие к предводителям. Это стало серьезным достижением: при явной недостаточности имевшихся у французов сил для подавления восстания сугубо военным путем методы психологического воздействия на неприятеля приобретали решающее значение.
Кнут и пряник
Пауза в военных действиях была использована французами для подготовки к новым боям. Прибытие с Клебером дополнительных сил давало возможность попытаться перехватить инициативу. Если до того, как отмечается в «Подробном отчете» Мишо, все усилия французов были направлены скорее на удержание главной штаб-квартиры и Коптского квартала, нежели на расширение контролируемой ими территории, то теперь появились ресурсы и для наступательных действий. «Необходимо было, – пишет Мишо, – убедить врага, что не страх и не наша слабость удерживали нас от действий против него»[687]687
[Michaux A.-E.]. Rapport détaillé. P. 87.
[Закрыть]. Иначе говоря, для предстоящих операций во многом определяющее значение имел именно психологический фактор.
Пока велись переговоры о турецкой капитуляции, французы доставили из Александрии боеприпасы для артиллерии, в которых до того времени испытывали серьезный дефицит. Это позволило начать регулярные бомбардировки жилых кварталов города:
Не имея большого военного значения, подобная непрестанная бомбардировка носила изматывающий характер и была направлена прежде всего на ослабление у жителей Каира воли к сопротивлению.
Кроме того, воспользовавшись временным затишьем, французы установили на дистанции прямого выстрела от занятого турками штаба инженерных войск тяжелое 8-фунтовое орудие и, как только перемирие было нарушено, открыли из него огонь, пробив к следующему дню брешь в стене особняка. 2 апреля отряд карабинеров выбил турок из этого стратегически важного здания, но под интенсивным ружейно-артиллерийским обстрелом из соседних домов вынужден был поджечь его и отступить. В тот же день были отбиты у неприятеля, а затем сожжены несколько домов Коптского квартала.
Очевидно, тогда же, 2 апреля, на помощь к осаждающим Каир войскам подошла из Салихии дивизия генерала Рейнье в составе 9-й линейной и 22-й легкой полубригад, общей численностью чуть более 1800 чел. Когда стало понятно, что возвращения великого визиря ждать не приходится, это соединение также было вызвано на осаду столицы. Хотя Мишо и фиксирует прибытие дивизии к Каиру лишь два дня спустя, Рейнье уже 2 апреля получил от Клебера приказ осуществить диверсию в районе ворот Баб эн-Наср[689]689
Kléber en Égypte 1798–1800. T. 4. P. 798–799.
[Закрыть], что подтверждает его появление под Каиром именно к этому сроку. Войска Рейнье расположились между фортами Камен и Сулковский, протянув далее линию постов по гребню возвышенности от форта Сулковский до Цитадели[690]690
[Michaux A.-E.]. Rapport détaillé. P. 87.
[Закрыть].
* * *
Прибытие дополнительных сил дало возможность Клеберу заняться проблемой Мурад-бея. Выше уже отмечалось, что этот наиболее влиятельный, наряду с Ибрагим-беем, мамлюкский лидер, неутомимо ведший на протяжении полутора лет в Верхнем Египте борьбу против французов, после заключения Эль-Аришского соглашения и прибытия великого визиря занял особую, достаточно независимую, позицию. Условившись с Клебером о нейтралитете в канун возобновления военных действий, Мурад-бей в дальнейшем строго следовал этой договоренности. Хотя во время битвы при Гелиополисе он находился со своим отрядом возле поля боя, наблюдая за происходившим, в сражение он так и не вступил. Не прибыл он в Каир, в отличие от других мамлюкских беев, и с началом восстания. Вместе со своими людьми он расположился в нескольких километрах от Старого Каира, в местечке Дайр ат-Тин, по-прежнему не примыкая ни к одной из сторон[691]691
Абд ар-Рахман ал-Джабарти. Указ. соч. С. 258–259.
[Закрыть]. По свидетельству ал-Джабарти, мамлюкские лидеры восстания не раз обращались к нему с просьбой о помощи, но он отвечал им призывами к компромиссу с французами, подрывая тем самым решимость соотечественников к сопротивлению:
«Осажденные в городе повстанцы отправили Мурад-бею посланца с просьбой, чтобы он либо сам прибыл на помощь, либо прислал своих беев и солдат. Мурад-бей отказался выполнить эту просьбу, сославшись на то, что он должен защищать район, в котором находится. Тогда к нему вновь направили гонца с просьбой сообщить о положении армии везира. Мурад-бей ответил, что он примерно за десять дней до этого отправил на восток солдата верблюжьей кавалерии, но посланный до сих пор не вернулся, и что французы, победив турок, не будут их убивать и бить. “И вас с ними также, – писал он. – Примите мой совет: просите мира – и уйдете невредимыми”. <…> Ибрахим-бей посоветовал отправить обратно ал-Бардиси[692]692
Мажордом Мурад-бея.
[Закрыть] в сопровождении Осман-бея ал-Ашкара для того, чтобы последний передал Мурад-бею то, что нужно. Когда ал-Ашкар, повидавшись с Мурад-беем, возвратился в Каир, он относился к создавшемуся положению уже не так, как до отъезда. Решимость его ослабла, и он склонялся к тому мнению, которого придерживался Мурад-бей»[693]693
Абд ар-Рахман ал-Джабарти. Указ. соч. С. 264–265.
[Закрыть].
Вместе с тем неопределенность позиции влиятельного мамлюкского вождя не могла не беспокоить Клебера. Их не связывали никакие обязательства, кроме прежней устной договоренности, достигнутой через жену Мурад-бея накануне возобновления военных действий. Пребывание же в тылу французской армии вооруженного отряда в несколько тысяч человек могло оказаться опасным, если бы его предводитель надумал выступить на стороне противника. В «Докладе» Клебер сообщает, что решил возобновить контакты с Мурад-беем сразу после вынужденного отказа лидеров восстания от уже подписанной капитуляции[694]694
Rapport. P. 750.
[Закрыть]. По свидетельству Догеро, вскоре после прибытия французского главнокомандующего к Каиру в его лагере появился посланник Мурад-бея – кашиф Хусейн, персонаж сам по себе интересный. Этот человек служил Мурад-бею еще до прихода французов, но с их появлением поступил к ним на службу и командовал ротой мамлюков в составе Восточной армии. С заключением Эль-Аришского соглашения кашиф Хусейн вернулся к прежнему хозяину. И вот теперь Мурад-бей именно его и прислал к Клеберу. После разговора с французским главнокомандующим Хусейн отправился обратно к своему патрону[695]695
См.: Doguereau J. P. Op. cit. P. 170.
[Закрыть].
Ожидание ответа затянулось на два дня. Клебер начал готовить меры на тот случай, если договориться не удастся. 2 апреля он написал Рейнье:
Впрочем, к крайним средствам прибегать не пришлось: в тот же день, 2 апреля, к Клеберу приехали посланцы Мурад-бея с мирными предложениями – все тот же кашиф Хусейн и бей ал-Бардиси. «Конференции, в которых участвовали переговорщики с той и другой стороны, – сообщает Клебер в “Докладе”, – проходили в моей штаб-квартире и часто прерывались артиллерийским огнем из города»[697]697
Rapport. P. 750–751.
[Закрыть]. Тем не менее дело спорилось, и уже 5 апреля стороны подписали договор, по которому Французская республика признала Мурад-бея правящим Принцем (Prince gouverneur) Верхнего Египта. Взамен он обязался платить французам ежегодную подать (мири) и предоставлять вспомогательные войска[698]698
Kléber en Égypte 1798–1800. T. 4. P. 803–806.
[Закрыть]. Некогда опасный противник был превращен в сильного и полезного союзника.
* * *
Между тем после прекращения перемирия военные действия в городе развернулись с новой силой. 3 апреля, как сообщает Мишо, на правом фланге от главной штаб-квартиры продолжались позиционные бои вокруг бывшей резиденции Рейнье. Основной же удар восставшие нанесли вдоль большой улицы, шедшей севернее Коптского квартала к Железным воротам. В ходе этого наступления повстанцы, так же как французы, использовали массовые поджоги домов, чтобы изгнать оттуда неприятеля. В ночь на 4 апреля французские войска встречной атакой по той же улице отбросили повстанцев и укрепились в четырех рядом расположенных мечетях:
«Для этой атаки отрядили генерал-адъютанта Альмераса с ротой карабинеров из 4-й легкой [полубригады], ротой из 75-й [линейной полубригады], 100 чел. из 61-й [линейной полубригады] и 20 саперов. У них было также одно орудие. У первой вражеской баррикады погиб капитан карабинеров, и вся его рота отступила назад; ее вновь повели в бой, и она погнала неприятеля до самой мечети. Все дома справа и слева [по этой улице] до самой мечети были взломаны, и все турки, найденные там с оружием в руках, перерезаны. Враг, защищавший здания перед мечетью, вел интенсивный огонь, но это не помешало нам поджечь дома перед своими позициями и забаррикадировать улицу. Была установлена связь с Коптским кварталом. Мы потеряли в этой атаке 3 чел. убитыми и 12 ранеными. Противник должен был потерять много народа. 14 [жерминаля (4 апреля)] наши войска утратили позиции, занятые предыдущей ночью. Они были напуганы, увидев несколько турок, просочившихся к ним на фланги, и отступили в беспорядке. Позицию восстановить не удалось, и пришлось забаррикадироваться позади первой из мечетей. Мы потеряли несколько человек, которые не успели из нее выскочить»[699]699
[Michaux A.-E.]. Rapport détaillé. P. 87.
[Закрыть].
Сведения доклада Мишо подтверждаются свидетельством Муаре, лично участвовавшим в той операции:
«13-го [жерминаля (3 апреля)] в 11 вечера мы атаковали квартал, расположенный позади Коптского квартала. Огонь врага был ужасным и смертоносным; нашей колонне пришлось отступить, но вскоре после этого она с удвоенной храбростью понесла страх и смерть в ряды неприятеля и захватила территорию. Она добилась бы и большего, если бы приказ сверху не остановил ее продвижение. А поскольку победу от поражения часто отделяет лишь один шаг, на другой день наша колонна была атакована превосходящими силами неприятеля и вынуждена была оставить часть завоеванного. Несколько наших солдат погибло, несколько гренадеров оказались в плену и потом были возвращены (что необычно для варварских народов)»[700]700
Moiret J.-M. Op. cit. P. 148.
[Закрыть].
Генерал Дама в своей части «Доклада» описывает происшедшее в ту ночь примерно так же, допустив лишь одно небольшое, но принципиальное отличие: его рассказ об этом тяжелом, длившемся восемь часов бое заканчивается констатацией того, что французы успешно выбили турок с их позиций и отразили все контратаки неприятеля[701]701
Rapport. P. 754–755.
[Закрыть]. О последовавшем же за этим успешном контрнаступлении повстанцев Дама, в отличие от Мишо и Муаре, ни словом не упоминает, что еще раз свидетельствует о необходимости весьма осторожно относиться к сведениям официальной версии событий, предназначавшейся для публикации.
В последующие несколько дней, с 5 по 11 апреля, стороны, как сообщает Мишо, вели позиционные бои местного значения: «Все действия неприятеля были направлены на то, чтобы поджечь дома, занимаемые нашими войсками, и тем самым оттуда их выгнать. Мы постоянно отражали эти удары, тушили пожары и препятствовали продвижению турок»[702]702
[Michaux A.-E.]. Rapport détaillé. P. 89.
[Закрыть]. Однако и в этих мелких стычках, не дававших французам никаких существенных преимуществ, им приходилось нести потери. Капитан полка дромадеров Франсуа записал в своем дневнике 10 апреля:
Впрочем, основные события в тот период разворачивались за пределами Каира. В их описании сведения «Доклада» и отчета Мишо полностью совпадают. В обоих документах подчеркивается, что альянс с Мурад-беем очень быстро принес прямую выгоду. Новоиспеченный принц Верхнего Египта взялся помогать своему новому сюзерену не за страх, а за совесть. Он выдал французам всех турок, искавших убежища у него лагере, и передал французским войскам то продовольствие, что было ранее собрано по распоряжению великого визиря[704]704
Journal du capitaine François. P. 88; Rapport. P. 753.
[Закрыть]. Через своих приближенных Мурад-бей пытался также повлиять на мамлюкских вождей в Каире, склоняя их к капитуляции. Свидетельствует ал-Джабарти:
«В это время то и дело являлись посланцы от французов (это были то Осман-бей ал-Бардиси, то Мустафа Кашиф Рустам – оба из числа приближенных Мурад-бея). Они вели переговоры о мире и об уходе турецких войск из Каира. Они говорили, что город будет сожжен и разрушен, если их миссия не увенчается успехом. Они упорно пытались добиться своего»[705]705
Абд ар-Рахман ал-Джабарти. Указ. соч. С. 266–267.
[Закрыть].
Однако, пишет Клебер о Мурад-бее, поскольку «его влияние в Каире не дало того эффекта, на который он рассчитывал, он предложил мне поджечь город и некоторое время спустя прислал барки, груженные тростником»[706]706
Rapport. P. 753. См. также: [Michaux A.-E.]. Rapport détaillé. P. 88.
[Закрыть]. Позднее капитан дромадеров Франсуа отметит в своем дневнике: «Факелы, которые несли мы, дромадеры, и другие [солдаты] и которые использовались для освещения улиц и поджога домов, нам, как мы узнали, прислал наш друг Мурад-бей»[707]707
Journal du capitaine François. P. 377.
[Закрыть].
Также именно Мурад-бей лишил восставших последней надежды на помощь извне, помешав подходу корпуса Дервиш-паши. Последнего великий визирь еще до возобновления военных действий отправил в Верхний Египет исполнять обязанности наместника. С началом восстания Дервиш-паша набрал из местных крестьян и кочевников 10-тысячное войско, двинулся на помощь повстанцам и находился лишь в нескольких дневных переходах от Каира. «Я потребовал от Мурад-бея, – сообщает Клебер, – чтобы он выступил против него [Дервиш-паши]. Но принц меня опередил и сообщил, что уже отдал необходимые приказы, вследствие которых пашу покинуло две трети его людей. “Что касается остального, – сказал он [Мурад-бей], – то дайте мне только знать, хотите ли вы его голову или только того, чтобы он покинул Египет”. Дервиш-паша немедленно отправился в Сирию»[708]708
Rapport. P. 753. См. также: [Michaux A.-E.]. Rapport détaillé. P. 89.
[Закрыть].
В отношении же самого Каира Клебер продолжал политику кнута и пряника. Те, кто сохранил лояльность французам, получали поощрение. Так, 7 апреля Клебер издал приказ о компенсации жителям Коптского квартала, потерявшим жилища в ходе боев. Согласно тому же приказу Муалем Якуб получил титул «Ага коптской нации». Для его охраны и поддержания его власти выделялось 30 французских солдат[709]709
Kléber en Égypte 1798–1800. T. 4. P. 807–808.
[Закрыть].
Уделом же непокорных горожан были непрестанные артиллерийские бомбардировки и блокада, которая стала причиной все более обострявшегося дефицита продовольствия. Вот как ал-Джабарти описывает усугублявшуюся день ото дня ситуацию в Каире:
«Горести и невзгоды усилились. Из фортов на дома и жилища падали бомбы. Разрушения и пожары продолжались. В домах женщины и дети кричали от страха и тревоги. Жители терпели голод, потому что не хватало пищи и питья, лавки, мельницы и пекарни бездействовали, торговля замерла, к тому же население разорилось и не имело средств на расходы даже в тех случаях, когда что-либо можно было купить.
Огонь из пушек и ружей продолжался непрерывно, так что ни днем ни ночью людям не было ни сна ни покоя. Они не имели времени, чтобы хоть на мгновение присесть, постоянно находясь в переулках и на улицах, и замерли в тревожном ожидании. Что же касается женщин и детей, то они отсиживались в подвалах зданий, складов, под сводами и тому подобным»[710]710
Абд ар-Рахман ал-Джабарти. Указ. соч. С. 265–266.
[Закрыть].
С этим свидетельством перекликаются показания ат-Турка:
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
