Текст книги "Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799 – 1800"

Клебер: «30 тыс. чел. по-прежнему собраны в Газе, и великий визирь направляется туда из Дамаска. На прошлой неделе он прислал нам солдата 25-й полубригады, захваченного в плен близ Эль-Ариша. Показав тому весь свой лагерь, он поручил ему рассказать товарищам, что видел, и передать их генералу, чтобы тот трепетал. Это, похоже, свидетельствует или об уверенности великого визиря в своих силах, или о его желании пойти на сближение».

Бонапарт: «Капудан-паша не находился в Яффе, армия великого визиря еще не вошла в Сирию, не было и 30 тыс. чел. в Газе. Русская и английская армии не собирались атаковать Египет.

Это письмо полно лживых утверждений. Полагали, что Наполеон не доберется до Франции. Было принято решение эвакуироваться из страны, и это письмо должно было послужить оправданием эвакуации, поскольку пришло в Париж 12 января. Генерал Бертье представил его Первому консулу. Оно сопровождалось рапортом и счетами казначея Дора, кассира Эстева и 28 докладами полковников и командующих артиллерией, пехотой, кавалерией, дромадерами[247]247
  Дромадеры в Восточной армии – кавалерия на верблюдах. Полк дромадеров был создан Бонапартом 10 января 1799 г. См.: La Jonquière C., de. L’expédition d’Égypte. T. 4. P. 74.


[Закрыть] и т. д. Все эти сводки, которые были проанализированы в военном министерстве, содержали сведения, противоречившие утверждениям главнокомандующего»[248]248
  Kléber en Égypte 1798–1800. T. 2. P. 531.


[Закрыть].

К сожалению, «лживыми утверждениями» изобилует именно комментарий Бонапарта. И тут тоже он ссылается на рапорт казначея Дора в доказательство собственной правоты, хотя, как мы видели выше, этот документ на самом деле полностью подтверждал сказанное Клебером.

Клебер: «Что касается меня, то мне невозможно собрать больше 5 тыс. чел., которые в состоянии участвовать в кампании. Несмотря на это, я испытаю фортуну, если не смогу выиграть время переговорами. Джаззар отозвал свои войска из Газы и приказал им вернуться в Акру»[249]249
  Ibid. P. 532.


[Закрыть].

Я не привожу здесь последнюю часть комментария Бонапарта, чтобы не забегать раньше времени вперед: она содержит краткое изложение тех событий, о которых подробно будет рассказано в этой книге. Тем не менее в свое время мы об этом тексте Бонапарта еще поговорим. Пока же лишь констатируем, что, несмотря на горячее желание Бонапарта опровергнуть Клебера, чье послание Директории звучало как обвинительный акт против предшественника, сделать это корсиканцу явно не удалось. Проверяя весомость аргументации каждого из участников затянувшегося на годы спора, мы убедились, что, несмотря на отдельные преувеличения, в целом письмо Клебера достаточно точно отражало положение Восточной армии на тот момент. И это положение требовало от нового главнокомандующего самых решительных шагов, чтобы избежать неуклонно приближающейся катастрофы.

Глава 3
Тревожная осень

В поисках мира

Неутешительные выводы, к которым пришел Клебер, анализируя положение Восточной армии, заставили его поспешить с мирными инициативами в развитие дипломатического демарша Бонапарта, направившего 18 июля 1799 г. письмо великому визирю. Ситуация для французов ухудшалась с каждым днем, поэтому Клебер не стал терять времени, дожидаясь ответа Юсуф-паши на послание предшественника, а сам 21 сентября написал великому визирю в Дамаск, о чем, как мы видели, и сообщил затем Директории.

Развивая линию, намеченную в инструкциях Бонапарта, Клебер пытался убедить адресата, что у французов и в мыслях не было отнять Египет у султана, а заняли они его временно, мол, лишь во имя мира и справедливости:

«Придя в Египет, французы не имели иной цели, кроме как заставить англичан убояться за свои владения в Индии и за свою торговлю и тем самым склонить их к миру. В то же время французы мстили за многочисленные обиды, полученные ими от мамлюков, и освободили Египет от их власти, вернув султану возможность полноценного обладания этой прекрасной страной, которую он в течение целого века не мог реально считать своей провинцией, ибо не получал от нее никакого дохода»[250]250
  Kléber en Égypte 1798–1800. P., 1995. T. 3. P. 84–85.


[Закрыть].

Ссылаясь в подтверждение «благих» намерений французов на то, что они сохранили прежнюю систему управления Египтом и широко использовали должностных лиц из числа местных жителей и османов, Клебер изображал шедшие на протяжении года военные действия между Восточной армией и турками чередой досадных инцидентов, вызванных взаимным недопониманием:

«Несмотря на объявление войны Блистательной Портой, французы продолжали придерживаться по отношению к ней открытого и лояльного поведения. Вопреки своему желанию и своим интересам они были вынуждены сражаться в Сирии и при Абукире с напавшими на них армиями, но и после этих побед, и в ходе войны ничто не уменьшало того уважения и того чувства восхищения, которое они выказывали к османам, понимая абсурдность такой войны и будучи убеждены, что нужно как можно скорей прийти к согласию»[251]251
  Ibid. P. 86–87.


[Закрыть].

Подобное «недопонимание», по заверению Клебера, тоже было лишь следствием рокового стечения обстоятельств. Накануне экспедиции французы, готовившие свое предприятие в секрете от англичан и боявшиеся утечки информации, не сообщили Порте, что направляются в Египет исключительно ради ее же собственного блага. А затем уже англичане потопили французский флот при Абукире, из-за чего Бонапарт лишился возможности объясниться с османскими «друзьями» и те попали под влияние общих врагов и Франции, и Порты. Желанное для французов замирение Клебер пытался представить едва ли не как акт милости с их стороны, продиктованный жалостью к своему бывшему союзнику, «обманутому» их общими врагами:

«Нужно, чтобы Ваше превосходительство обрел славу, заключив мир; это самая большая услуга, которую он может оказать своей стране. Французы не боятся ни своих врагов, ни их числа, не боятся они также и войны: за десять лет они дали тому немало подтверждений. Но вести войну против Блистательной Порты – это для них все равно как если бы вести войну против самих себя. Нам приходится оплакивать даже наши победы, ибо они ослабляют ваши армии, с которыми нам вскоре придется объединить силы, чтобы сражаться против ваших истинных врагов»[252]252
  Ibid. P. 88–89.


[Закрыть].

«Истинными» же врагами турок Клебер, как и его предшественник на посту главнокомандующего, считал их нынешних союзников.

В целом содержание письма Клебера по сути совпадает с тем, что ранее писал визирю Бонапарт. Небольшие расхождения возникают только при определении общих параметров мирного договора. Бонапарт, заявляя о том, что французы не собирались отнимать Египет у Порты, уклонился, однако, от подтверждения принадлежности в текущий момент этой страны султану, возможно, чтобы сохранить пространство для дальнейшего торга. Клебер же действует более прямолинейно и, вероятно, желая продемонстрировать туркам свою добрую волю к переговорам, сразу расставляет в этом вопросе точки над i:

«Переговоры об этом мире будут простыми и легкими. Между двумя нациями нет каких-либо спорных вопросов. Вопрос о Египте не стоит: Египет по-прежнему ваш, причем даже больше, чем когда-либо, так как мамлюки в нем больше не правят и править не будут»[253]253
  Kléber en Égypte 1798–1800. P., 1995. T. 3. P. 88–89.


[Закрыть].

В заключение новый французский главнокомандующий пригласил великого визиря прислать к нему своего полномочного представителя для переговоров о взаимовыгодном мире между двумя странами. Делая такое предложение, Клебер явно выходил за рамки обсуждения судьбы одного лишь Египта и пытался самовольно присвоить себе полномочия вести от имени всей Французской республики переговоры о заключении мира между двумя странами, как, впрочем, это ранее сделал и Бонапарт, когда подписал в 1797 г. с Австрией мирный договор в Леобене.

Письмо визирю было отправлено с турецким чиновником Алиага, который служил казначеем у Мустафа-паши, бывшего командующего Родосской армией, и попал вместе с патроном в плен к французам при Абукире. Оказия представлялась не слишком надежной, и Клебер предупредил адресата, чтобы тот не удивлялся, если получит дубликаты этого послания по другим каналам. Предмет корреспонденции – мирный договор между двумя державами – был слишком важен, чтобы оставлять его на волю случая. И действительно, ненадежность способов связи и обусловленные ею задержки в диалоге между сторонами еще окажут, как мы увидим, свое влияние на ход событий. Впрочем, не исключено, что сыграл свою роль и способ доставки послания. В архиве британского министерства иностранных дел сохранилось пространное донесение Али-ага великому визирю о ситуации в Каире, написанное, очевидно, после прибытия в ставку Юсуф-паши. Сколько бы Клебер в своем послании ни заверял турок в том, что хотел бы заключить мир исключительно из благорасположения к ним, доклад Али-ага весьма убедительно выявлял истинные причины подобного «альтруизма».

Комментируя смену командующего Восточной армией, автор доклада совершенно иначе, нежели официальная французская версия, объясняет мотивы, которые побудили Бонапарта к отъезду из Египта и теперь определяют настроение оставшихся:

«Бонапарт бежал, несомненно, видя невозможность сопротивляться силам Его превосходительства великого визиря, ибо совсем не ожидал, что тот пойдет на Египет. Остальные французы пребывают в беспокойстве, растерянности и подавленном состоянии, и, возможно, только это и удерживает их тут, но в то же время они пытаются скрыть свое смятение. Подойти к ним и спросить, что они делают, невозможно. Но на основе косвенных признаков, различных разговоров и некоторых из их действий складывается впечатление, что они ни минуты не задержались бы здесь, если бы море у Александрии и Абукира было свободно от английских и османских кораблей»[254]254
  Ibid. P. 92.


[Закрыть].

Али-ага также докладывал, что Клебер часто приглашает к себе Мустафа-пашу, принимает его даже с бо́льшими почестями, чем это делал Бонапарт, и подолгу беседует с ним о преимуществах доброго мира и союза между Францией и Османской империей, прося соответствующим образом повлиять на позицию великого визиря. Мустафа-паша, человек весьма опытный в государственных делах, ранее правивший Румелией и воевавший против России в 1787–1791 гг., тут же поинтересовался, имеет ли Клебер полномочия на такие переговоры от своего правительства, на что тот не моргнув глазом ответил утвердительно. На вопрос же паши, как Порте в таком случае следует поступить со своими союзниками, Великобританией и Россией, Клебер сказал, что турки могли бы выступить посредниками в мирных переговорах между французами и англичанами, а уж там, если все три державы договорятся между собой, с Россией они могут вообще не считаться. «Блистательная Порта не должна видеть в России друга», – убеждал Клебер[255]255
  Ibid. P. 93.


[Закрыть]. Еще Али-ага передал, что Мустафа-паша советует великому визирю договориться с французами об их уходе из Египта, не доводя, по возможности, дело до военных действий, которые нанесут урон экономике страны[256]256
  Ibid. P. 93–94.


[Закрыть].

Можно предположить, что Юсуф-паша достаточно внимательно отнесся к сказанному. Этот уже немолодой человек, имевший огромный жизненный и политический опыт и совершивший головокружительный подъем с самых низов социальной лестницы до места высшего сановника Османской империи, отнюдь не утратил, по свидетельству современников, способности прислушиваться к чужому мнению. Вот как описывает его английский дипломат Джеймс Филипп Морье, прикомандированный к ставке великого визиря на время кампании по изгнанию французов из Египта:

«Юсуф-паша, нынешний великий визирь, грузин по происхождению, был рабом, а затем – тутунджи-баши или хранителем трубок покойного паши Эрзерума, чье место он после смещения хозяина унаследовал, благодаря богатствам своего армянского банкира, обеспечившего ему назначение на пост гражданского губернатора города Эрзерум. По его же доброму совету Юсуф занимался разработкой имевшихся в этой области месторождений золота и серебра и разбогател. Мягкостью своего правления он приобрел не только любовь подданных, но и расположение султана, который сделал его двухбунчужным пашой, то есть пашой второго ранга. Вскоре он достиг ранга трехбунчужного паши, а с началом войны между Турцией и Францией занял место великого визиря. Будучи еще пашой, он как-то устроил игру в джеррид[257]257
  Джеррид – тупой дротик, использовавшийся для метания в потешных боях на Ближнем Востоке.


[Закрыть], разрешив приближенным метать в себя дротики. Один из них нечаянно попал ему в правый глаз. На другой день он послал тому человеку определенную сумму денег и приказ покинуть его [Юсуф-паши] территорию, чтобы ярость не вынудила его отомстить. Этот анекдот о Юсуфе приводят для того, чтобы доказать его гуманность.

Ему за шестьдесят, у него изысканные и располагающие к себе манеры. Среди турок он пользуется репутацией начитанного человека, поскольку некоторое знание арабского и персидского языков украшает его речь.

У него мягкий нрав, но характер слабый и нерешительный. Те предрассудки, что глубоко укоренились у большинства турок и делают их не восприимчивыми к любым улучшениям, у него не столь сильны. Он выслушивает совет терпеливо и с благодарностью.

Поскольку он был призван руководить государством и командовать армией, не будучи ранее ни государственным деятелем, ни военачальником, его знания в политической и военной областях ограниченны. Однако такова особенность турецкой системы управления в целом, когда считается, что в силу самого по себе назначения на самые высокие должности в государстве человек обретает вместе с ними как дар те способности к выполнению своих обязанностей, которые дает лишь образование, помноженное на опыт»[258]258
  Morier J. P. Memoir of a Campaign with the Ottoman Army in Egypt from February to July 1800. London, 1801. P. 34–37.


[Закрыть].

Видя, что главнокомандующие противника засыпают его письмами, предлагая переговоры, осторожный Юсуф-паша с ответом не спешил и держал паузу. А вот Клебер, похоже, ждать не мог. Османский флот стоял на якорях перед Дамьеттой, о чем главнокомандующий, как отмечалось, сообщил в письме Директории. Очевидно, пытаясь предотвратить новый раунд военных действий, он 28 сентября написал капудан-паше, командующему османским флотом, предупредив, что «уже вступил в переговоры с великим визирем», и попросив переправить Юсуф-паше копию своего предыдущего послания[259]259
  Kléber en Égypte 1798–1800. T. 3. P. 109.


[Закрыть]. О том, какое значение Клебер придавал скорейшему началу диалога, говорит выбор им нового гонца. На сей раз с посланием поехал уже упоминавшийся ранее генерал-адъютант Моран, которого Клебер называл одним из своих «детей по Самбро-Маасской армии»[260]260
  Ж. Б. Клебер – А. Ж. Мену, 16 сентября 1799 г. – Ibid. P. 66.


[Закрыть]. Морану предстояло прибыть в Дамьетту, подойти на джерме под флагом парламентера к турецкому флагману и вручить депешу лично в руки капудан-паше, после чего оставаться в городе до тех пор, пока вражеская эскадра не покинет рейд. В случае же высадки турками десанта Моран поступал под начало генерала Вердье, командующего округом Дамьетты[261]261
  Ж. Б. Клебер – Ш. А. Морану, 28 сентября 1799 г. – Ibid. P. 110.


[Закрыть].

Моран прибыл в Дамьетту вечером 1 октября. Утром 3-го он отправился на джерме искать командующего турецкой эскадрой. Оказалось, что это всего лишь флотилия легких кораблей, составлявших, по предположению Морана, авангард основных сил турецкой эскадры:

«Флот, стоящий на якоре перед лиманом, включает в себя тринадцать кораблей, три из которых большие 20-пушечные корветы. Остальные – канонерские лодки и небольшие суда, вооруженные лишь одной пушкой на носу и несколькими фальконетами. Мне не показалось, что на борту этой флотилии есть войска для высадки… Командующего флотилией зовут капитан Мехмед. Ему 30–35 лет, это человек приятной наружности»[262]262
  Ш. А. Моран – Ж. Б. Клеберу, 4 октября 1799 г. – Morand Ch. A. La fin de l’Égypte française: de Kleber à Menou, du repli négocié à l’évacuation forcée: 1799–1801. Paris, 2006. P. 5.


[Закрыть].

Турецкий капитан любезно принял Морана на корабле, взял у него депеши, а затем огорошил неожиданным известием:

«Он приказал принести кофе и предложил мне трубку. Сразу же после этого он спросил, не приходило ли недавно в Александрию небольшое судно из Франции. Я ему ответил, что ничего не знаю, и он поинтересовался, не хочу ли я узнать новости из Франции. Я ему показал, что очарован [его любезностью], и он мне сообщил, что англичане, русские и османы вновь посадили короля на трон Франции: это брат предыдущего, и в Европе больше не воюют. Еще [он сказал, ] что король отправил в Константинополь посла по имени Буаль. Он добавил, что об этом ему сообщили с судна, шедшего из Константинополя и встреченного им у Кипра десять дней тому назад; само же событие произошло во Франции сорок дней тому назад»[263]263
  Morand Ch. A. La fin de l’Égypte française: de Kleber à Menou, du repli négocié à l’évacuation forcée: 1799–1801. P. 4.


[Закрыть].

Англичане с турками и раньше дозированно сообщали изолированным в Египте французам тщательно подобранную информацию, чтобы подорвать их боевой дух, в основном – о поражениях французских армий в Европе. Однако дезинформация подобного масштаба вбрасывалась неприятелем впервые. Видимо, именно поэтому она и не получила никакого отклика в Восточной армии: ложь оказалась слишком велика, чтобы ей поверили.

Тем временем Клебер в Каире ждал ответа на свои мирные инициативы, надеясь переговорами оттянуть начало военных действий. «Моя цель, – писал он 3 октября генералу Мену, – выиграть время всеми возможными способами, и каждый день, который я выиграю, должен рассматриваться как победа. Что бы я ни делал, я не могу собрать и семи тысяч против армии визиря, которая уже выступила в поход»[264]264
  Kléber en Égypte 1798–1800. T. 3. P. 125.


[Закрыть].

Однако ответа от визиря не приходило, и Клебер 7 октября опять написал ему, опасаясь, что предыдущее послание к нему не попало:

«То недопонимание, которое, как нам сказали, существует между Вашим превосходительством и Ахмад-пашой Джаззаром, заставляет меня опасаться, что письма, отправленные к нему с разными его единоплеменниками, до вас не дошли. <…> в конце концов, я не могу поверить, что Ваше превосходительство способно оставить без ответа предложения, в такой степени затрагивающие интересы Блистательной Порты, как сделанные вам генералом Бонапартом. Высочайшая мудрость Вашего превосходительства и окружающих вас людей слишком хорошо известны, чтобы можно было допустить подобную мысль»[265]265
  Ibid. P. 129–130.


[Закрыть].

Едва это письмо ушло, как в тот же день, 7 октября, в Каир прибыл турецкий чиновник Мехмед Рушди-эфенди. Ранее он тоже попал в плен при Абукире, но в июле был отправлен Бонапартом с обращением к великому визирю. Теперь же он доставил ответ на это послание[266]266
  См.: Ж. Б. Клебер – А. Ж. Мену, 11 октября 1799 г. – Ibid. P. 162.


[Закрыть]. Письмо Юсуф-паши было выдержано в резком, почти грубом, тоне:

«Весь мир знает и об издавна дружеском отношении Блистательной Порты к Франции, управлявшейся королями, и о ее большом расположении к Французской республике. Но ни для кого также не секрет, что французы, побуждаемые и движимые дурными намерениями, сеют повсюду волнение и беспорядок и делают вещи, никогда прежде не виданные и никакой современной нацией не совершавшиеся. Именно таким образом они неожиданно напали на Египет и захватили эту страну, хотя она и находилась под прямым управлением Блистательной Порты. Удивительно, что после подобного демарша вы можете писать в своем послании, что Французская республика является нашим другом, а врагами Блистательной Порты являются те, кого она считает своими истинными и преданными друзьями»[267]267
  Великий визирь – Н. Бонапарту, без даты. – Ibid. P. 163.


[Закрыть].

Отвергая главный аргумент Бонапарта, что французы пришли воевать с мамлюками, а не с султаном, великий визирь подчеркивал: мамлюки – подданные Порты, и не дело французов вмешиваться в их отношения.

Далее шел длинный перечень угроз, где османский главнокомандующий подробно объяснял, как он далее поступит с французами в Египте. Укомплектовав свою армию «артиллеристами, бомбами и пушками», собрав в Дамаске «бесчисленные, как звезды на небе», рати, он, едва окончится зима и наступит теплое время года, пошлет свои «несущие врагу смерть» войска в Египет. Османский же флот при поддержке английской и русской эскадр атакует с моря Александрию и ее окрестности. «А когда рассеется пыль, ты увидишь, на коне ты или на осле», – в заключение процитировал арабский стих Юсуф-паша[268]268
  Ibid. P. 165.


[Закрыть].

Подобное заявление выглядело как похвальба военачальника, настолько уверенного в превосходстве своих сил, что даже не считает нужным скрывать от неприятеля свои планы. Однако в данном случае имела место попытка ввести неприятеля в заблуждение и усыпить его бдительность. На деле великий визирь не станет ждать весны и попытается решить вопрос с изгнанием французов из Египта в ближайшие же месяцы. Причем первый удар с моря будет нанесен уже три недели спустя и отнюдь не по Александрии.

Вместе с тем великий визирь оставлял дверь открытой и для мирного решения проблемы, предлагая французам безоговорочную эвакуацию из Египта на турецких кораблях:

«Однако, поскольку вы в своем письме продемонстрировали свою готовность восстановить отношения чистой и искренней дружбы и, похоже, просите таким образом о безопасности и пропуске, скажите мне, что вы хотите всего лишь спасти свою жизнь, и в таком случае я, в соответствии с законом Мухаммеда, не позволяющим предавать мечу тех, кто просит милости и прощения, позволю вам со всеми находящимися в Египте французами погрузиться на корабли и доставлю вас живыми и здоровыми в порты Франции…»[269]269
  Kléber en Égypte 1798–1800. T. 3. Р. 165.


[Закрыть]

Обсуждать же на месте вопрос о заключении мира между двумя странами Юсуф-паша отказался, предложив доверить соответствующие переговоры турецкому посланнику в Париже после того, как французы эвакуируются из Египта[270]270
  Ibid. P. 166–167.


[Закрыть].

Высокомерный и пренебрежительный тон великого визиря привел Клебера в ярость, хотя и был адресован не ему лично, а его предшественнику. «После этого, – писал он генералу Мену, – надо или отказаться вести разговоры с министрами Блистательной Порты, или покрыть себя бесчестьем, на что ни один человек в армии, конечно же, не согласится»[271]271
  Ibid. P. 162–163.


[Закрыть]. Отправив перевод письма Юсуф-паши во Францию Директории, Клебер даже предположил в сопроводительной депеше от 11 октября, что письмо визирю «явно продиктовали эмиссары Англии и России»[272]272
  Ibid. P. 167.


[Закрыть].

Когда утром 11 октября Мехмед Рушди-эфенди поинтересовался у французского главнокомандующего, даст ли тот ответ великому визирю, это вызвало у Клебера взрыв гнева:

«Я ему сказал, что французы пишут ответы на подобные послания орудийным огнем или остриями штыков, что я ожидаю увидеть, как эта огромная армия выйдет из пустыни, и тогда визирь узнает, что умеют люди, привыкшие побеждать за десять лет войны и успехов. Поскольку я произносил эти слова с величайшим пылом, присутствовавшие при этом эфенди и Мустафа-паша постарались меня успокоить тем, что все выражения из этого письма, которые могут показаться язвительными или обидными, относятся скорее к Бонапарту, которого считают единственным инициатором бесчестного вторжения в Египет, нежели к французам в целом…»[273]273
  Ж. Б. Клебер – Директории, 12 октября 1799 г. – Ibid. P. 168.


[Закрыть]

Можно только догадываться, каких трудов стоило двум туркам умиротворить разъяренного гиганта. В конце концов, все трое условились встретиться на следующий день для переговоров. 12 октября Клебер и приглашенный им Пусьельг, имевший дипломатический опыт, при помощи переводчика Дамьена Брасевиша провели с Мустафа-пашой и Мехмед Рушди-эфенди встречу, высокопарно названную «конференцией». Результаты ее были зафиксированы в протоколе, чтение которого оставляет несколько сюрреалистическое впечатление. Два высших должностных лица забытой в Египте армии, по их же собственным словам, раздетой, разутой, испытывающей нехватку оружия и денег, с каждым днем тающей из-за болезней и стычек с местными жителями, ведут со своими же пленниками переговоры, на которых «спокойно и величественно» (фраза из протокола) решают судьбы… всей Европы. Ни больше, ни меньше.

Клебер, обиженный тоном письма великого визиря, сразу же заявил, что ни за что не станет писать тому ответ, и потому высокие договаривающиеся стороны постановили: эфенди вместо послания главнокомандующего повезет в ставку Юсуф-паши протокол их «конференции». Далее участники встречи решили, что будущие франко-турецкие переговоры должны быть направлены против России, а потому визирю следует вести их в двух форматах – открытом, для отвода глаз, и секретном, к коему он должен привлечь и Великобританию. Французы эвакуируют свои войска из Египта, что станет прологом к заключению между Францией, Великобританией и Османской империей наступательно-оборонительного союза против России. Пока же соглашение между Францией и Великобританией не достигнуто, французы могут допустить в Египет пашу из Константинополя и передать султану право на доходы от мири, сохранив за собой взимание других налогов и пошлин. В целом же в интересах «европейского равновесия» участники «конференции» сочли необходимым, чтобы к направленному в основном против России и отчасти против Австрии союзу Франции, Великобритании и Османской империи присоединились также Испания и Пруссия. Пока же секретные договоренности не заключены, великому визирю следует для прикрытия их внешне проявлять воинственность, но на деле всячески откладывать вторжение в Египет под различными благовидными предлогами.

Эти интеллектуальные упражнения на тему геополитики показали, что их участники, бесспорно, обладают богатым воображением. Вместе с тем Клебер не упускал из виду и реалии текущего момента. Когда под занавес беседы Мехмед Рушди поинтересовался, что будет, если русские, заподозрив двойную игру турок, нападут на них, французский главнокомандующий, явно в расчете на великого визиря, которому предстояло вскоре прочесть протокол, уверенно заявил, что в таком случае он, не колеблясь, выступит на помощь османам во главе своих тридцати тысяч бойцов[274]274
  Kléber en Égypte 1798–1800. T. 3. P. 169–173.


[Закрыть]. Как мы знаем, в Восточной армии уже давно не насчитывалось столько людей, но визирю знать об этом было совершенно ни к чему.

Всем этим прожектерством, подобным строительству воздушных замков, Клебер занимался со своими пленниками, похоже, прежде всего для того, чтобы любой ценой вовлечь великого визиря в диалог. Еще 8 октября он написал генералу Мену: «Мой план – ни за что не идти в Сирию. Пустыня – это могила, и надо, чтобы через нее шел неприятель. Бельбейс и Салихия – вот где я буду его ждать. В остальном же я буду вести переговоры, я буду драться, я сделаю всё, чтобы выиграть время»[275]275
  Ibid. P. 139.


[Закрыть].

14 октября Мехмед Рушди-эфенди отправился в Дамьетту, чтобы оттуда морем уехать в ставку великого визиря. Клебер попросил командующего округом Дамьетты генерала Вердье оказать посланнику всё возможное содействие, чтобы тот поскорее добрался до места[276]276
  Ibid. P. 175.


[Закрыть]. Вопреки своему первоначальному намерению главнокомандующий все же черкнул несколько слов и для Юсуф-паши: «Доверяя Мехмед Рушди-эфенди дать максимально широкое разъяснение идей, содержавшихся в письме, которое я имел честь адресовать Вашему превосходительству и на которое вы мне пока что не смогли ответить, прошу вас принять на веру всё то, что этот служащий Блистательной Порты сообщит вам на сей счет»[277]277
  Ibid. P. 174–175.


[Закрыть]. Вечером 17 октября эфенди отплыл из Дамьетты[278]278
  Ж. А. Вердье – Ж. Б. Клеберу, 18 октября 1799 г. – SHD. Fond B⁶. Carton 33.


[Закрыть].

Между тем ежедневно со всех концов Египта в Каир шли донесения от комендантов военных округов и городов о буднях французских гарнизонов, раскиданных по стране. Содержание этих депеш более или менее схоже и хорошо дополняет картину, ранее нарисованную Клебером в письме Директории: конфликты с местными жителями, эпидемии, стычки с бедуинами («арабами») на суше, турками и англичанами на море. Процитирую для примера некоторые из таких депеш, описывающих повседневную жизнь оккупационной армии.

17 октября 1799 г. комендант Александрии генерал-адъютант Луи Жозеф Виктор Жюльен докладывал своему непосредственному начальнику, командующему округом генералу Мену:

«Этим утром, мой генерал, опять заметили корабль возле Абукира. Подозреваю, что враги хотят бросить якорь на рейде, чтобы перехватывать наши коммуникации, но они немножко поздно за это взялись.

Новый случай чумы, выявленный вчера, является, похоже, продолжением двух или трех предыдущих, и мы еще надеемся, что принятые меры позволят остановить распространение заразы. Я изолировал гарнизон и личный состав флота, насколько это возможно. Кабаре закрыты. Рынок перенесен в крепость Александрии, и солдаты почти не выходят в город. Санитарная комиссия считает излишним публиковать приказ о том, чтобы сжигать вещи заболевших чумой. Местные жители тщательно скрывают случаи чумы, чтобы не лишиться тряпья, принадлежавшего умершим. Эту меру можно применять и далее, но не объявляя о ней заранее.

Мне сообщили, что войска в Рахмании сражались с арабами. В окрестностях Александрии таковых, говорят, нет, по крайне мере в большом количестве. И если три человека из эскорта шефа бригады Дельзона позволили себя убить, то лишь потому, что легкомысленно отстали, и три-четыре бедуина смогли их зарезать.

Комендант Абукира просит меня прислать ему дополнительное продовольствие, чтобы он мог держать осаду в случае нападения превосходящих сил неприятеля. Но я не думаю, мой генерал, что должен делать это без вашего приказа. Мне кажется опасным отправлять лишнее продовольствие в форт, который, как я считаю, невозможно будет удержать. Я подожду, пока вы известите меня о своем решении»[279]279
  Ж. В. Жюльен – А. Ж. Мену, 17 октября 1799 г. – SHD. Fond B⁶. Carton 33.


[Закрыть].

18 октября уже сам Мену писал Клеберу из Розетты:

«Враги по-прежнему на той же позиции: у них пять кораблей. Вчера одна из их канонерок подошла ночью к берегу между Александрией и Абукиром. На ней было двадцать турок. Они напали на джерму, которая везла сержанта, шесть добровольцев и экипаж из четырех “турок” [египтян]. По джерме они выстрелили картечью. Наши люди так хорошо защищались, что убили или ранили пять человек на борту канонерки и вынудили ее отойти от берега. Трое “турок” на джерме получили достаточно серьезные ранения, а французского сержанта пуля из пистолета только царапнула. Я приказал выдать в награду каждому из раненых “турок” по одному луи [20 франков]. Надеюсь, вы это одобрите: надо же поддерживать навигацию между Александрией и Розеттой»[280]280
  Kléber en Égypte 1798–1800. T. 3. P. 179.


[Закрыть].

Однако наиболее важные новости приходили из Сирии, где армия великого визиря уже начала движение. Сведения об этом присылал из Салихии генерал Рейнье, чья дивизия контролировала восточные подступы к Египту и к кому соответственно стекались данные разведки из примыкающих к границе регионов. Имелись свои каналы получения вестей из Сирии и у генерала Вердье. Он узнавал о них от Хасана Тубара, наиболее влиятельного из шейхов Дамьетты. В 1798 г. Тубар возглавлял антифранцузское сопротивление в этой провинции, но затем сложил оружие и пошел на сотрудничество с оккупантами[281]281
  Подробнее о нем см.: Прусская Е. А. Антифранцузское движение протеста в Египте 1798–1801 гг. // Французский ежегодник. 2016: Протестные движения в эпоху Французской революции и Первой империи. М., 2016. C. 125–144.


[Закрыть]. Имея широкие связи по обе стороны границы, он время от времени делился информацией с командующим округом Дамьетты, которую тот затем пересылал Клеберу. 18 октября Вердье докладывал:

«Несколько дней тому назад четыре английских судна бросили якоря на широте Газы. Командир этого отряда сошел на берег, отыскал Ибрагим-бея и предложил ему идти со всеми его силами на наши аванпосты, сказав, что ввиду приближающейся зимы ему [англичанину] скоро придется покинуть море, и тогда им останется рассчитывать только на себя. Ибрагим-бей ему ответил, что может начать движение лишь по непосредственному приказу великого визиря и что единственно возможное сейчас – это попросить у последнего дать свое согласие. Сие привело английского командира в дурное расположение духа, потому что, несмотря на все его настояния, дальше ожидания ответа [от визиря] дело не пошло. А ответ этот всё еще не пришел к тому моменту, когда посланец Хасана Тубара, рассказавший эту историю, уехал оттуда.

<…> До сих пор неизвестно, когда армия [визиря] должна начать действовать: здесь много людей и мало солдат и совсем нет тех, которые прибыли из Константинополя и на кого возлагают главные надежды.

Весьма похоже на то, что эта армия получает провиант из Египта. Все гонцы из тех мест сообщают, что в разных частях пустыни видели большие караваны и много следов верблюдов. Это представляется тем более вероятным, что за последний месяц с небольшим из Дамьетты вывезли много риса как бы в Каир. Вызывает сомнение, что торговля этим товаром там активизировалась в такой степени, если, конечно, он не потребляется и кем-то еще помимо местных жителей.

<…> Число кораблей перед лиманом остается прежним. Большая и долгая стоянка, устроенная ими здесь, показывает, что они тут только для того, чтобы перехватывать наши коммуникации с выдвинутыми вперед постами, а потому они меня не беспокоят»[282]282
  Ж. А. Вердье – Ж. Б. Клеберу, 18 октября 1799 г. – SHD. Fond B⁶. Carton 33.


[Закрыть].

23 октября в Каир вернулся Али-ага, которого Клебер месяцем ранее отправил с письмом к великому визирю. Турок привез от Юсуф-паши ответ, которого французский главнокомандующий ждал с таким нетерпением. Тем бо́льшим было разочарование. От предыдущего послания Бонапарту нынешнее отличалось, пожалуй, лишь тоном, более спокойным и уважительным. По сути же визирь повторил свое прежнее предложение. Заявив, что полномочиями на переговоры о мире между двумя странами может наделять только правящая во Франции Директория, Юсуф-паша подчеркивал, что с командующим Восточной армии он готов обсуждать лишь вопрос об эвакуации французов из Египта, и подтвердил, что турецкий флот готов доставить их на родину в целости и сохранности со всем вооружением[283]283
  Kléber en Égypte 1798–1800. T. 3. P. 188–190.


[Закрыть].