Текст книги "Предводитель волков"

XIX. КТО ИЗ НИХ ЖИВ, КТО УМЕР

В ту же минуту как отлетела трепещущая душа молодого дворянина, Тибо очнулся от населенного ужасными призраками сна и приподнялся на постели.

Кругом был огонь: горела его хижина.

Сначала он подумал, что продолжается его кошмар.

Но он так ясно слышал крики «Смерть колдуну! Смерть

чародею! Смерть оборотню!», что понял: с ним в самом деле случилось нечто страшное.

Языки пламени приближались к постели, он чувствовал жар.

Еще несколько секунд – и он окажется в центре огромного костра.

Еще минуту поколебавшись, он не сможет убежать: путь будет отрезан.

Тибо соскочил с постели, схватил рогатину и выбежал через заднюю дверь хижины.

Когда его увидели бегущим сквозь пламя и дым, крики «Смерть! Убей его!» еще усилились.

Раздались три или четыре выстрела.

Эти выстрелы явно предназначались Тибо.

Он слышал свист пуль.

Стрелявшие были в ливреях начальника волчьей охоты.

Тибо вспомнил угрозу, два дня назад услышанную от барона де Веза.

Значит, он объявлен вне закона.

Можно выкурить его из норы, как лису, стрелять по нему, словно по хищному зверю.

К счастью для Тибо, ни одна пуля его не задела.

Горевшая хижина освещала на земле лишь небольшой круг, и вскоре Тибо оказался вне его.

Его окружала темнота леса, и, не будь слышно криков челяди барона, жгущей его дом, было бы настолько же тихо, насколько темно.

Тибо уселся под деревом и уронил голову на руки.

В последние сорок восемь часов события развивались так стремительно, что у башмачника не было недостатка в темах для размышления.

Только последние двадцать четыре часа, которые он прожил в чужом облике, казались ему сном.

Он не решился бы утверждать, что вся история барона Рауля, графини Джейн и сеньора де Мон-Гобера произошла на самом деле.

Услышав звон часов на колокольне в Уаньи, Тибо поднял голову.

Било десять.

Десять часов!

В половине десятого он еще умирал в облике барона Рауля у кюре из Пюизе.

– Ах, черт возьми! – сказал он. – Я должен знать точно. Отсюда до Пюизе не больше льё, я буду там через полчаса. Я хочу убедиться, что барон Рауль в самом деле мертв.

В ответ на заданный Тибо самому себе вопрос раздался жуткий вой.

Тибо огляделся: вернулись его телохранители. Предводитель волков вновь обрел свою стаю.

– Ну, волки, единственные мои друзья, в путь! – сказал он.

И он через лес отправился в Пюизе.

Слуги сеньора Жана, ворошившие последние угли горящей хижины, видели, как мимо пронесся призрак человека, за которым бежали двенадцать волков.

Слуги барона перекрестились.

Теперь они, более чем когда-либо прежде, были уверены, что Тибо – колдун.

Кто угодно поверил бы в это, увидев, с какой стремительностью – быстрее любого из своих спутников – Тибо меньше чем за четверть часа пробежал расстояние, отделявшее Уаньи от Пюизе.

У первых домов деревни Тибо остановился.

– Друзья-волки, – сказал он. – Сегодня ночью я в вас не нуждаюсь; напротив, я хочу остаться один. Развлекайтесь в соседних овчарнях: я даю вам полную свободу действий. А если на вашем пути встретятся несколько двуногих тварей, именуемых людьми, друзья-волки, забудьте, что они считают себя созданными по образу и подобию Творца, и не отказывайте себе в удовольствии полакомиться их плотью.

Радостно подвывая, волки разбежались во все стороны.

Тибо продолжал путь.

Он вошел в деревню.

Дом кюре стоял по соседству с церковью.

Тибо сделал крюк, чтобы не идти мимо креста.

Он подошел к дому. Заглянув в окно, он увидел горевшую у изголовья постели свечу.

Постель была накрыта простыней, под которой вырисовывались очертания застывшего тела. Дом казался пустым.

Кюре, несомненно, пошел заявить мэру деревни о покойнике.

Тибо вошел и окликнул кюре. Никто не ответил.

Тибо подошел прямо к постели.

Под простыней действительно лежал труп.

Тибо поднял простыню и узнал сеньора Рауля.

Вечность наделила его спокойной и роковой красотой.

При жизни его черты казались слишком женственными; смерть придала им сумрачное величие.

На первый взгляд можно было принять его за спящего, но, присмотревшись внимательнее, в его неподвижности вы узнали бы сон более глубокий.

Вы догадались бы о присутствии королевы, у которой коса вместо скипетра, саван вместо мантии.

Здесь присутствовала Смерть.

Тибо оставил дверь открытой.

Ему показалось, что он слышит легкие шаги.

Тибо спрятался за зеленой саржевой занавеской, закрывавшей дверь в глубине алькова: если сюда войдут, он сможет убежать через эту дверь.

У входа в дом остановилась в нерешительности женщина в черном, под черной вуалью.

Рядом с ней показалась вторая и заглянула внутрь.

– Я думаю, что госпожа может войти: никого нет; кроме того, я посторожу.

Женщина в черном вошла, медленно приблизилась к постели, остановилась, чтобы отереть пот со лба, затем решительно подняла простыню, которой Тибо снова покрыл лицо мертвеца.

Тибо узнал ее: это была графиня.

– Увы! Мне не солгали! – проговорила она. Упав на колени, она стала молиться и плакать. Окончив молитву, она поднялась, поцеловала бледный

лоб усопшего и посиневшие края раны, через которую вылетела душа.

– О, мой возлюбленный Рауль, – прошептала графиня. – Кто назовет мне имя твоего убийцы? Кто поможет мне отомстить?

Едва успев договорить, графиня вскрикнула и отскочила назад.

Ей показалось, что она слышит голос, ответивший:

– Я!

И складки занавески из зеленой саржи зашевелились.

Но графиня была не из робких. Взяв горевшую у изголовья свечу, она заглянула в промежуток между стеной и зеленой занавеской. Там никого не было.

Графиня увидела только закрытую дверь.

Поставив свечу на место, графиня достала из сумочки золотые ножницы, отрезала у покойного прядь волос, положила эту прядь в мешочек из черного бархата, висевший у нее на груди, снова поцеловала лоб покойного, покрыла ему голову простыней и вышла.

На пороге она встретилась со священником и отступила, прячась под вуалью.

– Кто вы? – спросил священник.

– Скорбь, – ответила она. Посторонившись, священник пропустил ее. Графиня и ее служанка пришли пешком; ушли они тоже пешком.

От Пюизе до Мон-Гобера всего четверть льё. Примерно на половине дороги от ствола ивы отделился прятавшийся за ним человек и преградил путь двум женщинам.

Лизетта закричала.

Но графиня бесстрашно подошла к этому человеку.

– Кто вы? – спросила она.

– Тот, кто сказал «я», когда вы спрашивали, назовет ли вам кто-нибудь имя убийцы.

– Вы поможете мне за него отомстить?

– Когда вам угодно.

– Сейчас?

– Здесь неподходящее место.

– Предложите лучшее.

– Ваша комната, например.

– Мы не можем вернуться вместе.

– Нет; но я могу пройти через пролом в стене; мадемуазель Лизетта встретит меня у развалин, где господин Рауль ставил своего коня; она может провести меня по винтовой лестнице и впустить в вашу спальню. Если вы будете в вашей туалетной комнате, я подожду вас, как позавчера господин Рауль.

Обе женщины задрожали с головы до ног.

– Кто вы такой, что вам известны все эти подробности? – спросила графиня.

– Когда придет время вам это узнать, я скажу вам. После недолгого колебания графиня сказала:

– Хорошо, вы пройдете в пролом; Лизетта встретит вас у конюшни.

– О госпожа! – воскликнула Лизетта. – Я никогда не решусь идти за этим человеком!

– Я пойду сама, – ответила графиня.

– В добрый час! – откликнулся Тибо. – Вот это женщина!

И, скользнув в овраг, что тянулся вдоль дороги, он исчез. Лизетта едва не лишилась чувств.

– Обопритесь на меня, мадемуазель – предложила ей графиня, – и пойдем. Мне не терпится услышать, что скажет этот человек.

Женщины незаметно вернулись в замок со стороны фермы.

Никто не видел, как они выходили; никто не видел, как они вошли.

Графиня в своей комнате ждала, пока Лизетта приведет к ней незнакомца.

Через десять минут появилась Лизетта, очень бледная.

– Ах, госпожа, – сказала она. – Мне незачем было его встречать.

– Почему это? – спросила графиня.

– Потому что он не хуже меня знает дорогу! О, если бы госпожа знала только, что он мне сказал! Я уверена, госпожа, что этот человек – демон!

– Впустите его! – приказала графиня.

– Я здесь, – сказал Тибо.

– Хорошо, – сказала графиня Лизетте. – Оставьте нас, мадемуазель.

Лизетта вышла.

Графиня осталась одна с Тибо.

Вид его не внушал доверия.

Чувствовалось, что он готов решительно осуществить свои намерения и что намерения эти дурные: сатанинский смех кривил его рот, глаза горели адским огнем.

На этот раз Тибо не стал прятать свои красные волосы: он выставил их напоказ.

Они спадали ему на лоб, словно огненный плюмаж.

И все же графиня, даже не побледнев, устремила взгляд на Тибо.

– Эта девушка сказала, что вы знаете дорогу в мою спальню; вы уже бывали здесь?

– Да, госпожа, один раз.

– Когда же?

– Позавчера.

– В какое время?

– От половины одиннадцатого до половины первого ночи.

Графиня взглянула ему в лицо.

– Это неправда!

– Хотите, я расскажу вам все, что здесь произошло?

– В названный вами час?

– Да.

– Говорите, – коротко приказала графиня.

Тибо был не менее лаконичен, чем та, что спрашивала его.

– Господин Рауль вошел через эту дверь, – начал он, указывая на дверь, ведущую в коридор, – и Лизетта оставила его одного. Вы вошли отсюда, – он показал на дверь туалетной комнаты, – и застали его стоящим на коленях. Ваши волосы были распущены, их поддерживали три бриллиантовые шпильки; на вас было домашнее платье из розовой тафты, отделанное гипюром, розовые шелковые чулки, туфельки из серебряной парчи; вокруг шеи – нитка жемчуга.

– Совершенно точное описание, – подтвердила графиня. – Продолжайте.

– Вы три раза ссорились с господином Раулем. В первый раз из-за того, что он задерживался в коридорах, чтобы целоваться с вашей служанкой; во второй – из-за того, что его видели в полночь по дороге из Эрневиля в Виллер-Котре; в третий – из-за того, что на балу в замке, где вас не было, он четыре контрданса танцевал с госпожой де Боннёй.

– Продолжайте.

– В ответ на эти упреки ваш возлюбленный – иногда удачно, иногда неудачно – оправдывался; вы сочли его оправдания достаточными, потому что простили его; в это время вбежала перепуганная Лизетта и закричала, что вернулся ваш муж и ваш возлюбленный должен бежать.

– Значит, вы и в самом деле демон, как уверяет Лизетта, – зловеще рассмеявшись, сказала графиня. – Я вижу, что мы поладим… Договаривайте.

– Тогда вы и ваша горничная втолкнули упирающегося господина Рауля в вашу туалетную комнату, затем Лизетта вывела его через коридор и две или три комнаты в противоположное крыло дома; спустившись по винтовой лестнице, беглецы обнаружили, что дверь внизу заперта; они спрятались в чулане; Лизетта открыла окно, находившееся всего в семи или восьми футах над землей, господин Рауль выпрыгнул в это окно и побежал в конюшню. Там он нашел своего коня, но с перерезанными сухожилиями и поклялся поступить так же с самим графом, если они встретятся: господин Рауль считал низостью без необходимости калечить благородное животное. Затем господин Рауль пешком отправился к пролому в стене; по ту сторону ограды его подстерегал граф с обнаженной шпагой в руке. У барона был при себе охотничий нож; вынув его из чехла, он вступил в бой.

– Граф был один?

– Слушайте… Граф, казалось, был один; после четвертого или пятого выпада граф был ранен ножом в плечо. Упав на одно колено, он закричал: «Ко мне, Лесток!» В это время барон вспомнил о своей клятве и наклонился, чтобы перерезать графу сухожилия; когда господин Рауль поднимался, Лесток напал на него сзади; лезвие вошло под лопатку и вышло из груди… мне незачем уточнять: вы целовали рану.

– Дальше?

– Граф и его слуга вернулись в замок, оставив барона без помощи. Придя в себя, тот окликнул шедших на рынок крестьян, они положили его на носилки и хотели доставить в Виллер-Котре. Но в Пюизе раненому стало так плохо, что им пришлось остановиться. Его оставили на той постели, где вы его нашли и где вечером он испустил последний вздох в девять с половиной часов и одну секунду.

Графиня встала.

Подойдя к ларцу, она достала из него нитку жемчуга, которая была у нее на шее накануне, и молча протянула ее Тибо.

– Что это? – спросил тот.

– Возьмите; это стоит пятьдесят тысяч ливров.

– Вы хотите отомстить?

– Да, – ответила графиня.

– Месть стоит большего.

– Сколько она стоит?

– Ждите меня завтра ночью; я скажу вам.

– Где мне вас ждать?

– Здесь, – сказал Тибо, хищно оскалившись.

– Я буду ждать вас.

– Так до завтра?

– До завтра. Тибо вышел.

Графиня убрала жемчуг обратно в ларец, затем приподняла двойное дно и вынула флакон с опаловой жидкостью и маленький кинжал, рукоятка и ножны которого были украшены драгоценными камнями, а на клинке была золотая насечка.

Спрятав флакон и кинжал к себе под подушку, графиня встала на колени и произнесла молитву, а затем, не раздеваясь, бросилась на постель…

XX. ВЕРНА СВОЕМУ ОБЕЩАНИЮ

Расставшись с графиней, Тибо тем же путем и без всяких происшествий вышел сначала из замка, а затем из парка.

Но, оказавшись за оградой, Тибо в первый раз в своей жизни не знал, куда идти. Его хижину сожгли, друга у него нет; подобно Каину, он не знал, где преклонить голову.

Тибо отправился в лес, свое постоянное убежище.

Он добрел до Шавиньи; уже начало рассветать, и Тибо постучался в отдельно стоявший дом, попросив продать ему хлеба.

Женщина была одна, мужа не было дома; она дала Тибо хлеб, но не захотела брать у него денег: Тибо внушал ей страх.

Не заботясь более о еде, Тибо вернулся в лес.

Он знал между Флёри и Лонпоном одно непроходимое место.

Там он решил провести весь день.

В поисках укрытия среди камней он заметил, как в овраге что-то блеснуло.

Из любопытства он решил спуститься.

Блестящий предмет оказался серебряной пластинкой с перевязи.

Перевязь обвивала шею трупа, или вернее, скелета, потому что мясо с него было обглодано, и кости были чистыми, какие встречаются лишь в анатомическом кабинете или в мастерской художника.

Скелет был совсем свежим – он лежал не больше одного дня.

– А вот это, – сказал Тибо, – вероятнее всего, работа моих друзей-волков; похоже, они воспользовались моим разрешением.

Он спустился в ров (ему хотелось узнать, кому принадлежал скелет) и смог удовлетворить свое любопытство.

Господа волки, несомненно, сочли, что пластинку не так легко переварить, как все остальное, и она осталась на груди скелета, как этикетка на тюке с товаром.

«Ж.Б.Лесток,

личный телохранитель господина графа де Мон-Гобер».

– Хорошо! – смеясь, сказал Тибо, – этот недолго ждал наказания за убийство!

Затем, наморщив лоб и перестав смеяться, Тибо тихо добавил, обращаясь к самому себе:

– Неужели Провидение все-таки существует? Смерть Лестока легко было объяснить.

Волки застигли телохранителя графа, когда он, наверняка исполняя какой-то приказ своего хозяина, ночью отправился из Мон-Гобера в Лонпон. Вначале он защищался тем же охотничьим ножом, которым ранил барона Рауля; Тибо нашел этот нож в нескольких шагах от дороги, и земля кругом была изрыта, что указывало на борьбу. Затем Лес-ток потерял оружие, и свирепые твари утащили телохранителя в овраг, растерзали там и съели.

Тибо стал настолько безразличен ко всему, что не испытал от случившегося ни радости, ни сожалений, ни удовлетворения, ни угрызений совести; он только подумал, что графине теперь проще исполнить свой замысел: ей остается отомстить только мужу.

Затем Тибо устроился среди камней, стараясь получше укрыться от ветра, и собрался спокойно провести здесь весь день.

Около полудня он услышал рог барона Жана и лай его собак; но охота прошла довольно далеко и не помешала Тибо.

Стемнело.

В девять часов вечера Тибо отправился в путь.

Он прошел сквозь пролом в стене и отыскал хижину, где Лизетта ждала его, когда он явился в облике барона Рауля.

Сейчас бедная девушка вся дрожала.

Соблюдая традицию, Тибо хотел для начала поцеловать ее. Но Лизетта отскочила назад, не скрывая страха.

– Не трогайте меня или я закричу!

– Черт! – сказал Тибо. – В прошлый раз, с бароном Раулем, вы были сговорчивее, красавица.

– Да, – ответила служанка. – Но с тех пор много чего произошло.

– Не говоря уж о том, что еще произойдет, – весело отозвался Тибо.

– О, я думаю, самое трудное уже позади, – печально произнесла служанка.

И пройдя вперед, сказала:

– Если вам угодно войти, идите за мной. Тибо повиновался.

Не скрываясь, Лизетта шагнула на открытое место между деревьями и замком.

– Ох, красавица, какая ты сегодня смелая, – сказал ей Тибо. – Что, если нас увидят?..

Но Лизетта покачала головой.

– Опасности больше нет: все глаза, какие могли увидеть нас, закрылись.

Тибо не понял, что хотела этим сказать девушка, но тон ее голоса заставил его вздрогнуть.

В молчании он поднялся следом за ней на второй этаж по винтовой лестнице.

Но, когда Лизетта взялась рукой за ключ, торчавший в двери спальни, Тибо остановил девушку.

Его пугали пустота и тишина в замке. Казалось, что замок проклят.

– Куда мы идем? – сам не понимая, что говорит, спросил Тибо.

– Вы же знаете.

– В спальню графини?

– В спальню графини.

– Она меня ждет?

– Она вас ждет.

И Лизетта открыла дверь.

– Входите, – сказала она.

Тибо вошел. Лизетта закрыла за ним дверь, а сама осталась в коридоре.

Это была та же прелестная спальня, точно так же освещенная, благоухающая теми же ароматами.

Тибо поискал глазами графиню.

Он ждал, что она появится из двери туалетной комнаты.

Дверь, ведущая в соседнюю комнату, оставалась закрытой.

Тишину нарушали лишь звон часов севрского фарфора и стук сердца самого Тибо.

Тибо испытывал необъяснимый ужас; он стал оглядываться кругом.

Его глаза остановились на постели.

Он увидел графиню.

У нее в волосах были те же бриллиантовые шпильки, на шее та же нитка жемчуга; она была в том же платье из розовой тафты и в тех же туфельках из серебряной тафты, в каких встречала барона Рауля.

Тибо подошел ближе.

Графиня не шевелилась.

– Вы спите, прекрасная графиня? – спросил Тибо, наклонившись, чтобы взглянуть на нее.

Но вдруг он выпрямился с застывшим взглядом, волосы у него встали дыбом, на лбу выступил пот.

Он начал подозревать ужасную правду.

Не уснула ли графиня вечным сном?

Тибо дрожащей рукой взял на камине канделябр и поднес его к лицу странно спавшей графини.

Лицо было бледным, словно выточенным из слоновой кости, на висках проступали мраморные жилки.

Губы посинели.

Капля горячего розового воска упала на эту неподвижную маску.

Графиня не проснулась.

– О, что же это? – воскликнул Тибо.

Рука у него так дрожала, что он не мог держать канделябр и поставил его на ночной столик.

Руки графини были вытянуты вдоль тела, и в обеих она что-то сжимала.

Тибо с усилием разжал ей левую руку.

Там был флакон, который она накануне достала из ларца.

Он раскрыл другую ладонь. В ней оказалась записка.

Всего несколько слов: «Верна своему обещанию».

В самом деле верна слову, даже после смерти.

Графиня была мертва.

Иллюзии Тибо рушились одна за другой, как ускользают сны от человека, когда он просыпается.

Однако в снах других людей мертвые встают.

Мертвецы Тибо продолжали лежать.

Он вытер лоб, подошел к двери, ведущей в коридор; открыв ее, он увидел коленопреклонную Лизетту за молитвой.

– Так графиня умерла? – спросил Тибо.

– Графиня умерла, и граф умер.

– От раны, полученной во время боя с бароном Раулем?

– Нет, от удара кинжалом, нанесенного рукой графини.

– О, это совсем новая история, я ее не слышал, – Тибо попытался засмеяться среди этой мрачной обстановки.

Лизетта рассказала ему все.

Ее рассказ был простым, но страшным.

Графиня долго оставалась в постели, слушая, как звонят колокола в Пюизе, извещавшие, что тело Рауля переносят в Вопарфон, чтобы похоронить в семейном склепе.

К четырем часам пополудни колокола смолкли.

Тогда графиня поднялась, достала из-под подушки кинжал и, спрятав его на груди, направилась в спальню мужа.

Ей встретился радостный камердинер графа.

Только что ушел врач, сняв повязку с раны и объявив, что жизнь графа вне опасности.

– Госпожа графиня согласится, что это большая радость, – сказал ей слуга.

– Да, это в самом деле большая радость. И графиня вошла в спальню мужа. Через пять минут она оттуда вышла.

– Граф спит, – сказала она. – Не надо входить к нему, пока он не позовет.

Камердинер склонился перед ней и уселся в прихожей, чтобы быть наготове, как только хозяин окликнет его. Графиня вернулась к себе.

– Разденьте меня, Лизетта, – велела она горничной, – и принесите мне все, что было на мне в последний раз, когда он приходил сюда.

Субретка выполнила приказ.

Мы видели, с какой точностью, до мельчайших деталей, она воспроизвела наряд графини.

Затем графиня написала несколько строк, сложила записку и зажала ее в правой руке.

Потом она легла на свою постель.

– Госпожа не прикажет что-нибудь подать? – спросила Лизетта.

Графиня показала ей флакон, который держала в левой руке.

– Нет, Лизетта, я выпью то, что здесь содержится.

– Как? – удивилась Лизетта. – И ничего больше?

– Этого достаточно, Лизетта; стоит мне это выпить, и мне уже ничего не понадобится.

Графиня поднесла к губам флакон и одним глотком осушила его.

Затем она сказала:

– Вы видели человека, который ждал нас на дороге, Лизетта; сегодня вечером, от девяти до десяти часов, у меня с ним назначено свидание в моей спальне. Вы встретите его в условленном месте и приведете ко мне… Я не хочу, – совсем тихо добавила она, – чтобы обо мне говорили, даже после моей смерти, будто я не сдержала слова.

Тибо нечего было возразить: все было исполнено в точности.

Только графиня совершила месть одна.

Это стало известно, когда камердинер, беспокоясь о хозяине, приоткрыл дверь его спальни и на цыпочках вошел к нему: он нашел графа лежащим на спине, с кинжалом в сердце.

Хотели сообщить новость госпоже, но госпожу тоже нашли мертвой.

Слух о двух смертях тотчас же разнесся по дому, и слуги разбежались, сказав, что в замок явился карающий ангел. Осталась только служанка графини, чтобы исполнить последнюю волю хозяйки.

Тибо больше нечего было делать в этом доме. Он вышел, оставив Лизетту возле лежавшей на постели графини.

Как и сказала Лизетта, ему нечего было опасаться ни хозяев, ни слуг: слуги разбежались, хозяева были мертвы.

Тибо вернулся к пролому в стене. Небо было темным, и, не будь на дворе январь, можно было бы сказать – грозовым.

В парке едва можно было различить тропинку.

Два или три раза Тибо останавливался и прислушивался: ему казалось, что справа и слева хрустят ветки под ногами, подстраивающимися под его шаг.

Подойдя к пролому, Тибо явственно услышал голос, сказавший:

– Это он!

В тот же миг сидевшие в засаде жандармы напали на него: двое спереди, двое сзади.

Ревнивый Крамуази не спал и бродил по ночам; он видел, что прошлой ночью в парк тайком вошел, а затем вышел неизвестный человек; Крамуази донес на него бригадиру жандармов.

К доносу отнеслись особенно серьезно, когда сделались известными происшедшие в замке несчастья.

Бригадир послал четырех людей с приказом задержать любого подозрительного бродягу.

Двое из них спрятались у пролома, куда привел их Крамуази; двое других выследили Тибо в парке.

Мы видели, как по сигналу Крамуази вся четверка бросилась на Тибо.

Борьба была долгой и упорной.

Тибо был не такой человек, чтобы его легко могли свалить даже четверо; но он был безоружен: сопротивление оказалось бесполезным.

Жандармы особенно старались, оттого что узнали Тибо, который стал уже известным из-за происходивших вокруг него несчастий, и в округе все ненавидели его.

Тибо повалили на землю, связали по рукам и ногам и поставили между двумя лошадьми.

Третий жандарм возглавлял процессию, а четвертый замыкал ее.

Тибо сопротивлялся скорее из самолюбия.

Как известно, его возможности причинять зло были безграничны: ему стоило лишь пожелать – и четыре его врага упали бы мертвыми.

Но он всегда успеет это сделать. Даже у подножия эшафота, если у него останется хоть один волос на последнее желание, он сможет избежать человеческого правосудия.

Со связанными руками и спутанными ногами, с показным смирением шел он в окружении четырех жандармов.

Один из них держал в руке конец веревки, которой был связан Тибо.

Они шутили и смеялись, спрашивая колдуна, как это он дал себя схватить, обладая такой властью.

Тибо отвечал на их шутки известной поговоркой: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним».

Жандармы были уверены в том, что последними посмеются они.

Пройдя Пюизе, Тибо и жандармы вошли в лес.

Темнело. Казалось, тучи, словно огромное черное покрывало, легли на верхушки деревьев. В четырех шагах нельзя было ничего разглядеть.

Но Тибо видел.

Он видел огни, проносившиеся со всех сторон во всех направлениях.

Эти огни все приближались, сопровождаемые шорохом сухих листьев.

Встревоженные лошади пятились, втягивая ноздрями ночной воздух и дрожа под всадниками.

Смех жандармов понемногу стал стихать.

Тогда Тибо, в свою очередь, рассмеялся.

– Над чем ты смеешься? – спросил один из жандармов.

– Над тем, что вы перестали смеяться, – ответил Тибо. На голос Тибо огни придвинулись, и шаги стали слышнее. Затем послышался ужасающий звук – лязгание зубов.

– Да, да, друзья мои, – приветствовал волков Тибо. – Вы попробовали человечью плоть, и она пришлась вам по вкусу!

В ответ раздалось негромкое одобрительное урчание, напоминавшее одновременно голоса собаки и гиены.

– Да, понимаю, – сказал Тибо, – отведав егеря, вы не откажетесь попробовать жандарма.

Всадников понемногу начинало трясти.

– Эй, с кем это ты говоришь? – спросили они.

– С теми, кто мне отвечает, – сказал Тибо.

И он завыл. Ему ответили двадцать глоток: некоторые были всего в десяти шагах, другие – далеко.

– Что это за звери идут за нами? – спросил один из жандармов. – Негодяй говорит с ними на их языке.

– Ах так? – откликнулся башмачник. – Вы поймали Тибо, предводителя волков, вы ведете его ночью через лес, и вы еще спрашиваете, что это за огни и завывания преследуют вас?.. Слышите, друзья? – крикнул Тибо. – Эти господа желают познакомиться с вами. Ответьте им все разом, чтобы у них не оставалось сомнений.

Подчиняясь голосу хозяина, волки завыли дружно и протяжно.

Дыхание лошадей стало шумным; две или три встали на дыбы.

Жандармы изо всех сил старались успокоить животных, поглаживая их и разговаривая с ними.

– О, это еще ничего, – сказал Тибо. – Скоро на крупе у каждой лошади окажутся двое волков, а третий вцепится в горло!

Волки, проскользнув между ногами лошадей, ластились к Тибо.

Один из них поставил лапы ему на плечи и словно ждал приказаний.

– Погоди, погоди немного, – сказал ему Тибо. – Время у нас есть; не будем эгоистами и дадим подойти другим.

Жандармы уже не могли справиться с лошадьми, которые вставали на дыбы, метались из стороны в сторону и, идя шагом, покрывались потом и пеной.

– Не правда ли, теперь мы можем сговориться? – спросил Тибо у жандармов. – Если вы отпустите меня, каждый из вас сегодня сможет заснуть в своей постели.

– Шагом! – сказал один из жандармов. – Пока мы будем двигаться шагом, нам нечего опасаться.

Другой вынул саблю из ножен. Через несколько секунд раздался жалобный вой. Один из волков вцепился жандарму в сапог, и жандарм саблей проткнул зверя насквозь.

– А вот это я называю неосторожным поступком, жандарм, – объяснил ему Тибо. – Что бы ни гласила поговорка, волки едят друг друга; а стоит им отведать крови – и я не уверен, что смогу удержать их.

И действительно, волки все разом накинулись на своего раненого собрата, и через пять минут от него остались одни кости.

Жандармы воспользовались этой передышкой для того, чтобы выбраться на дорогу, заставив связанного Тибо бежать вместе с ними. Но случилось то, что предсказывал Тибо.

Раздался шум, напоминающий рев урагана.

Это неслась волчья стая.

Лошади, бежавшие рысью, отказались снова перейти на шаг: их испугал топот, запах и вой стаи.

Несмотря на все усилия всадников, лошади перешли на галоп.

Жандарму, который держал веревку, пришлось выпустить ее из рук – он не мог справиться с конем.

Волки вскакивали на крупы лошадей, хватали их за горло.

Почувствовав острые зубы врагов, лошади стали бросаться из стороны в сторону.

– Ура, волки! Ура! – кричал Тибо.

Но страшные звери не нуждались в том, чтобы их подбадривали. Около Тибо остались всего два или три волка, все прочие преследовали лошадей; на каждую приходилось по шесть или семь хищников.

Кони и волки убегали во всех направлениях, и вскоре со всех сторон слышался, затихая, яростный вой, смешанный с криками ужаса и жалобным ржанием.

Тибо был на свободе. Но у него были связаны руки и спутаны ноги.

Он попытался перегрызть веревки – невозможно.

Потом он попытался разорвать их – бесполезно.

Его старания привели лишь к тому, что веревки глубоко врезались в тело.

Теперь завыл он – от боли, тоски и злости.

Наконец, устав терзать свои связанные руки, он позвал, поднимая к небу сжатые кулаки:

– О черный волк, друг мой, сними с меня эти веревки. Ты ведь знаешь, я хочу освободиться, чтобы творить зло.

В ту же минуту разорванные веревки упали к ногам Тибо и он с радостным воплем стал размахивать освобожденными руками.