Текст книги "Обручье"

Глава 15. Следы ведут к могиле

Начиная своё поприще, не теряй, о юноша, драгоценного времени!

Из сочинений Козьмы Пруткова

В случае, если два или более предмета найдены вместе и можно доказать, что они оказались на этом месте одновременно, они считаются находящимися в истинном или закрытом комплексе. Случайным совпадениям значения не придаётся.

Warvick Bray, David Trump. A dictionary of archeology

Мэнээс Игорь глубоко вдохнул и подставил лицо влажному ветру. После пыльной духоты раскопа на реке дышалось особенно приятно. Моторка толчками подпрыгивала на буграх волн, в пене брызг за кормой наискосок стояла короткая радуга.

Берег с загорелыми фигурками людей отдалялся, и вместе с ним отступали тревога и давящее чувство ответственности. Игорь знал, что они никуда не деваются, но как замечательно было хотя бы на два часа забыть обо всех неприятностях и просто наслаждаться ветром и скоростью. Гениальная идея осенила с утра Маргариту – вместо того, чтобы по жаре тащиться три километра до автобуса, ехать в магазин в Трефильевск и убить на дорогу полноценный рабочий день, надо закупить продукты в селе за Волгой. И перевозчика нашли практически сразу, договорились за две бутылки «Столичной» с рыбаком из соседней деревни. Вернее, сумела договориться Маргарита, у самого Игоря дипломатии с местным населением не выходило, хоть тресни. Взять хотя бы недавнюю беседу с участковым – разговор получился предельно неприятный. Долговязый лейтенант долго и нудно выспрашивал о вещах, которые не имели к делу никакого отношения, его интересовало, в каких деревнях проводились фольклорные опросы, не случалось ли при этом каких–то конфликтов. Детектива из себя строит, Эраста Фандорина, смех один! Впрочем, в тот момент Игорю смешно не было. Сцепив зубы, он ознакомился с протоколом и подписался, чуть не проткнув ручкой бумагу.

– А вот это вы зря, – сказал участковый, забирая протокол, – с казёнными документами поаккуратней надо. Так, стало быть, больше ничего сообщить следствию не имеете? Ценных находок, как то золота или других драгметаллов, не откапывали?

– Я вам повторяю: для нас ценность определяется не наличием драгметалла, – процедил Игорь. – В здешних курганах вещей, представляющих не историческую, а рыночную ценность, нет!

– Интересное заявление. Ладно, будем работать. Да, как лицо официальное, должен предупредить – вы бы ребятишек одних по округе не пускали. А то я гляжу, форменный бардак у вас творится. Территория не охраняется, руководитель экспедиции пребывает в отъезде. Довольно безответственно с его стороны. Вы, кстати, сообщили ему о происшествии?

Участковому повезло, что рядом в этот момент не было Маргариты, она и по официальному лицу заехать может – за подобные высказывания в адрес обожаемого профессора.

Проводив длинную фигуру блюстителя закона недружелюбным взглядом, Игорь окончательно понял, что разбираться со всей этой заварухой придётся ему одному. От Маргариты толку мало, у неё одна песня – ах, что теперь МВ скажет, ах, какая это для него неприятность, ах, надо немедля его известить!

Насчёт «известить» Игорь с ней согласился, звонил профессору вчера весь вечер, но мобильный телефон МВ не отвечал. Утром они с Маргаритой пытались вызвонить профессора на кафедре, но и в университете он, как выяснилось, не показывался. Тогда Маргарита предположила, что МВ мог срочно выехать за консультацией в Москву, а значит, вернётся не раньше вторника. И в таком случае не стоит его пока напрасно тревожить, отрывать от важнейшего дела, пусть съездит спокойно. Игорь подумал и согласился – так все получалось даже лучше. К завтрашнему утру жизнь в лагере окончательно наладится, последние следы разгрома будут устранены, Маргарита об этом позаботится. А недостающие продукты они с Ботаником сегодня к вечеру привезут. Игорь покосился на жмущегося на корме мальчишку и сунул ему свою ветровку.

– Набрось. Вид у тебя больной, не знобит? Зря не сказал, остался бы в лагере, отлежался денёк. Нашлось бы, кому за продуктами съездить.

Ботаник затряс головой – нет, не знобит, мол!

Конечно, лучше было взять с собой продукты таскать кого–то посильнее, хотя бы Лёшу Толстого, но Ковальчук заслужил этот маленький праздник. Такую находку сделал, в обычных условиях его бы на руках до конца сезона носили, расхваливали, но после нападения на лагерь все отошло на задний план. Конечно, человеку обидно. Маргарита, и та заметила, что парень в последние дни, как говорится, «скис» и заметно утратил археологическое рвение. Речная прогулка в таком разе – самое то.

Игорь, щурясь, взглянул против ветра, противоположный берег приближался. Похожая прежде на белую свечку колокольня на глазах вырастала над кудрявой зеленью откоса, рядом торчали ярко–голубые, в серебряных звёздах, луковки куполов. Вторая, ещё не отреставрированная церковь виднелась чуть ниже по берегу. Видно, село было когда–то немаленьким, наверняка и ярмарки в нем проводились, как во всех поволжских сёлах.

***

Моторка шла бойко, оставляя за кормой пенные «усы», становясь все меньше. Лиц деда–речника и сидевшего рядом с ним Игоря было уже не различить, чётко вырисовывался лишь Ботаник. Он все не садился, высовывался над кормой, как будто хотел что–то крикнуть, да не знал что. Ехидная Катька, привстав на цыпочки, махала вслед платочком, Вася, глядя на неё, тоже вскинул руку, а Лиске махать не хотелось. Вообще не хотелось шевелиться. Хотелось одного – чтобы быстрее катилось по выцветшему небу солнце, чтобы поскорее накрыла ночь лагерь своим громадным сине–чёрным покрывалом. Чтобы быстрее в палатку – и спать. Лиске казалось, что она вот–вот должна увидеть что–то очень важное, что–то такое, что поможет сложить из мозаики снов правильную картину. И тогда она, наконец, поймёт…

– Нурмиева, Буляйкин! Если Игорь, со своим свистком, уехал, это не означает, что работы приостановлены. Тебя, Тарусина, это тоже касается. Завершайте трогательную сцену прощания, перерыв закончился.

– У-у, кобра… – оглянулась на Марго Катька. – Ей бы не в археологическом, а концентрационном лагере работать… Выдра засушенная. Пошли, ребята.

Минут сорок работали молча, каждый в своих мыслях. Лиска нашла восемь штук черепков и странную квадратную бусину, но почему–то совсем не обрадовалась. Молча сдала находки Марго и продолжала сосредоточенно копаться в жёлто–рыжей земле.

– Все. – Вася, от души размахнувшись, воткнул лопату в край отвала. – Трехминутный перекур. Я должен высказать предложение, иначе лопну.

– Смотри не забрызгай.

– Ну чего ты, Кать? Я о деле. Вот что я подумал. Старушенция, которую Ботаник видел во сне, и карга, что паслась у лагеря, – одно и то же лицо. По всем приметам – та самая бабка, что чуть ли не пинками выгнала Наташку и Светку, когда они просили элементарного этнографического интервью. Странно, тебе не кажется, Кать? Все дедки–бабки с дорогой душой готовы фольклор по десять раз пересказывать, только стержни в ручках менять успевай, а эта – не хочет. Будь на нашем месте Шерлок Холмс…

– Вась, короче можешь? Заинтриговал уже!

– Короче так короче. То, что творится, – мистика?

– Ну ясно не кинокомедия!

– А мне Федя–пастух рассказывал, что эта самая бабка колдовством балуется, у них это родовое, наследственный промысел. Много ли здесь колдуний? И почему, едва она начала бродить возле нашего лагеря, сразу начались сны, тёмные истории, погрызенные колеса? Кто–то разворотил склад, а на другой день старушка в гости приходит, кто её звал? Петька Курочкин видел, как она в палатки заглядывала! Может, чего–то искала? А может, не в первый раз?

Подруги потрясённо переглянулись.

– Ты чего, хочешь сказать, что бабка коробки на складе изгрызла? Не заболел, нет? – Катька понизила голос: – Наверняка это та… зверюга поработала.

– Я не говорю, что на складе шуровала бабка. Но согласись, странное совпадение.

– И девчонок в дом не пустила она неспроста, – медленно проговорила Лиска. – Чего–то она прячет в своём доме. А может, кого–то? Нет, это ерунда, конечно, но ты прав, бабка наверняка как–то замешана. И что делать? МВ пожаловаться?

– Ага, и чего ты ему скажешь? – фыркнула Катька. – Профессор, мы тут одну колдунью разоблачили?

– Я думаю, профессор про бабку и без нас знает. Помните, он за ужином говорил насчёт остатков древних культов, затаившихся по деревням? Про невежественных знахарей, которые сами не знают, какой информацией владеют, и взять её у них – вот главная задача исследователя, – процитировал Вася. – Вот увидите, он ещё к этой старухе сам прогуляется, когда вернётся. Расспросить насчёт Ния.

– Ерунда какая–то. Чего же он раньше к ней не сходил?

– Не уверен.

– Ты чего, Вась?

– Откуда мы знаем, что МВ с бабкой уже не разговаривал? Как раз наоборот, должен был разговаривать. А почему никто этого не видел… А почему МВ должен нам вообще докладывать, куда ходил? Он как–никак начальник экспедиции, хочет – халву ест, хочет – варенье.

– Но Марго бы точно знала, – усомнилась Катька, – она за МВ хвостом ходит и в рот ему по семь раз на дню заглядывает.

– А ты попробуй спроси у неё. Наверняка и знает, да с тобой уж точно не поделится. – Лиска задумчиво растёрла в пальцах комок глины. – Зато тогда понятно, чего бабуся в лагерь припёрлась, наверняка с профессором поговорить. А его и нету, он в город уехал, вот она и рассердилась.

– А зачем?

– Что зачем?

– С профессором–то ей зачем говорить, он же учёный, а она просто бабка. Какие у них общие темы для разговора? Профессор – он фольклор собирал, вот и ходил по избам, – не уступала Катька.

– Зачем ей?.. Слушайте, а может, бабка думает, что МВ сам попробовал колдовать, как она, да не справился, он же не специалист. – Лиска даже вскочила от волнения. – Нахимичил чего–то нечаянно, ну и выпустил оборотня!

– Извини, Лис, это уж ты загнула, – возмутилась Катька. – Что без чёрной колдуньи дело не обошлось – тут я согласна. После появления этакой зверюги во что хочешь поверю. Но заговор профессоров – это уж слишком… Может, и МВ, по–твоему, не профессор, а какой–нибудь… магистр тайного ордена некромансеров?

– Мне, кажется, Кать, ты зря иронизируешь, – вмешался Вася. – Насчёт некромансеров не поручусь, тем более профессор уже два дня в городе, все началось после его отъезда. Но некоторые соображения по поводу МВ у меня тоже возникли. Лиса интересную мысль выдала. Нет, лучше потом скажу. А сейчас, по–моему, надо решить, что теперь делать. Есть конкретное предложение – за бабкой проследить.

– Каким образом?

– После работы возьму у девчонок аспирин, будто у меня голова болит, скажу, что болею, и на ужин не приду. А сам прослежу за домом этой странной бабки, вдруг чего да увижу. Если удастся – заберусь внутрь и произведу маленький обыск.

– Обыск – чепуха. У неё наверняка собака злая во дворе. Вернёшься в лагерь без штанов, а я тебе утром: «Вчера водички попить выходила и тебя видела… Куда это ты ходил, я за тебя так беспокоилась…» – пропела Катька.

– Ты прав, проследить и правда стоит. – Лиска предпочла не заметить Катькиной убийственной реплики, и Вася взглянул благодарно. – Только, пожалуйста, не сиди всю ночь, вернись хоть к часу, скажи, что пришёл. А то мы и правда беспокоиться будем.

– Буляйкин, Нурмиева!

– Тебя, Тарусина, это тоже касается, – передразнила Катька.

– И тебя, Тарусина, это тоже касается! – крикнула Марго. – Вам не кажется, что ваш отдых несколько затянулся?

– Почему она тебя так любит, Лис? – вздохнула Катька, усаживаясь перед свежевырытой кучей грунта. – Почему ругаться всегда начинает с меня, а на тебя только потом переходит?

– Просто ты яркая и заметная, тебя ругать интереснее. А я что? Мышь белая, древнеславянская…

***

– Вот Никанор Трофимыч, полюбуйтесь. – Митя Байков расстегнул клеёнчатый баул и осторожно вынул завёрнутый в байковое одеяло квадратный предмет. – Разрешите, я вон ту лавочку сюда придвину, он на одной лавке не поместится.

– Ты, часом, не шуткуешь над дедушкой, Митяй? – Старый охотник привстал на лежанке, но тут же, охнув, лёг на место. – Уф-ф, кобра промысловая, как скрутил–то! Вот ты образованный, Митяй, скажи, когда от радикулита средство придумают?

– По моим рассуждениям, когда преступность и коррупцию искоренят, тогда и придумают.

– Ну точно, так и помру невылеченный. Медвежье сало уж не помогает, пчелиный яд тоже без пользы, годы, видать, не те. А змеиный в наших палестинах хрен достанешь! И на кой я из Средней Азии уехал?! Местная народная медицина без толку, а на казённую аптеку ты меня сам только что последней надежды лишил.

– Откуда такой пессимизм, Никанор Трофимыч?

– Оттуда, что, пока ты коррупцию искоренишь, уж и внуки мои помрут, не то что я!

– Ох, Никанор Трофимыч, откуда в вас эта ироническая несерьёзность? Охотник–промысловик, следопыт–гений, можно сказать… Сибирь, Дальний Восток, Среднюю Азию вдоль и поперёк исходили, а про преступность рассуждаете, как какой–нибудь куртуазный маньерист!

– Ты ругаться пришёл на дедушку или по делу? Думаешь, литруху принёс, так и обзываться теперь можно?

– По делу, Никанор Трофимыч, по важному делу. Вот.

– Что там у тебя за «вот – с печки бот»? Не повернуться, ох!

– След.

– Это который на одной лавке не вмещается, вторую ставить надо?

– А вы, вместо чтоб смеяться, гляньте. Не привставайте, только голову поверните.

Никанор Трофимович скосил глаза на то, что теперь лежало на составленных лавках, и смачно матюкнулся. На развёрнутом байковом одеяле покоился аккуратно вырезанный кусок дёрна, полметра на полметра. На нем от края до края отпечатался глубоко вмятый след шестипалой лапы. Когти на лапе, судя по дырам в дёрне, были никак не короче двадцати сантиметров.

– Долго мастерил–то, затейник? Хоть бы постеснялся дедушку на восьмом десятке как в кавээне разыгрывать! Кого ты мне тут притащил? Динозавра? Зверей с такими следами на свете отродясь не водилось! Пошутковать хотел, так уж что понатуральнее сделал бы, муляжист доморощенный!..

– Вы, Никанор Трофимыч, зря нецензурно выражаетесь. Не верите, что след настоящий? Разрешите, я вашу Бургундию кликну, пусть понюхает. Не доверяете участковому – это понятно, авторитет российской милиции в народе оставляет желать лучшего, но собственной собаке–то поверите? Вам ведь никакого труда не составит отличить реакцию промысловой лайки на муляж от её реакции на подлинный след хищника?

– Ну смотри! Упорствуешь в заблуждениях, значит, не хочешь признаваться? Давай, по рукам! Я щас Бурку–то кликну, и если она покажет, что ты эту дурость сам сделал, – с тебя ещё литруха! А? На попятный?

– Никакого попятного, Никанор Трофимович. Если собака не почует настоящего зверя – хоть две.

– Две? Выходит, четыре бутыля?

– Две.

– Слово офицера?

– Так точно.

– Бурка! Бурка, ко мне! Щас два литра хозяину заработаешь!

Старик свистнул по–птичьи заливисто, хлопнула дверь в сенях, и на пороге возникла Бургундия. Митя в собачьих экстерьерах разбирался, как депутат в ценах на макароны, но и его проняло. Лайка, по–лебединому тонкая, обрамлённая ореолом света, падавшего из окна, застыла на пороге как древнегреческая скульптура. Каждая шерстинка собаки лучилась благородством и умом.

– Ищи, Бургундия, – негромко скомандовал Никанор Трофимович.

Собака быстрее крысы метнулась в комнату, сразу угадав добычу. У лавки с Митиным экспонатом она осела на задние лапы и отчаянно залаяла. Шерсть вздыбилась вдоль всего хребта, хвост ушёл под брюхо, в карих глазах метался ужас. Даже несведущий Митя прекрасно видел, каким ужасным напряжением воли Бургундия держится, чтобы не убежать прочь. Выдержав ещё секунд пять, собака все–таки сломалась. Пулей вылетела в сени и оттуда подняла такой злобный лай, что Митя рефлекторно стал искать на боку кобуру. Никанор Трофимыч прыжком слетел с печки, согнулся от свирепой боли, но не остановился, а выскочил вслед за собакой.

– Бурка, Бурка. Бурка. Спокойно. Все. Место. Не дрейфь, старушка, все, все. Место.

Лай умолк.

– Эй, Дмитрий… – послышалось из сеней. – Пособи в дом вернуться.

Байков выскочил в сени, поднял сидевшего в позе краба Никанора Трофимовича и понёс в комнату.

– Пусти, сам попробую!

– Не надо, Никанор Трофимыч. Ваше здоровье – общественное достояние. – Митя с дедом на руках вспрыгнул на лавку и аккуратно пристроил старика на печь. – Вот так.

– Экий ты штангист, Дмитрий, ловко как такую тяготу на таку высоту взгромоздил.

– Быть в хорошей физической форме – долг работника правоохранительных органов, Никанор Трофимович. Сильно схватило–то?

– Как следовает, так и схватило, не твоего ума дело.

– Что ж вы так прыгаете–то, разве ж можно?

– Прыгнешь тут, Митя. Я от Бургундии такой лай за все года один раз и слышал. Тока тогда мы на шатуна напоролись. А чтоб она – да боялась, такого вообще не было, и быть не может! Обсказывай, что за зверину ты видал, подробно, ничего не упусти. И не ври, не вздумай! Чуть неправдинку почую – не дам собаку!

Байков рассказал старому охотнику все, что не составляло тайны следствия. Упирал на то, что рисковать ни собой, ни собакой не будет, потому как хищник неведомой породы днём не охотится. Только проследит след, и все. И ещё засветло вернёт Бургундию. Старик спрашивал, подолгу раздумывал, но в конце концов согласился. Когда Байков с Бургундией отправились на задание, он, кряхтя, слез с печи, выкарабкался на крыльцо и глядел вслед уходящему милиционеру, пока тот не скрылся из виду…

«…Не, зря я ему так, спроста, про коррупцию. Может, кто её и не искоренит, а этот – точно искоренит. Если только ему этот совомедведь зараньше голову не оторвёт».

***

Митя Байков знал, что делает, когда выпрашивал у старого промысловика несравненную лайку Бургундию. Казалось бы – зачем здесь вообще нужна собака–следопыт? Следы искомый хищник оставляет – куда там твоему трактору, и слепой увидит. Однако Митя был хорошим участковым и знал не только, кто из жителей его участка в тюрьме отсидел или горькую пьёт. Он держал в голове и много–много другого, на взгляд отдельных штатских лиц – чепуховой ерунды, которая не раз и не два выручала его. Байков знал, что торговка «палёным» спиртом Кобылиха за рупь сына родного удавит, но не может спокойно пройти мимо голодного кота. Знал, что лучший матерщинник района Фимка Гусев втайне от всех выращивает за сараем левкои. Он хранил в памяти характеры коров, площади и точную конфигурацию спорных покосов и тайные пороки дворовых псов. И, конечно же, для участкового не были секретом необычайные таланты красавицы Бургундии. Лайка не просто брала след там, где спасовали бы любые ищейки–чемпионы. Она угадывала цель пути зверя! А Митю интересовала именно цель неведомого чудища! Кошмар на кривых лапах, увиденный на берегу Саревы, Митя запомнил отлично. И понимал, что человеческой логикой цели этого существа не постичь и аршином общим не измерить. Но если внимательно слушать собаку – расследование продвинется.

Лайка, давясь свирепым рыком и дрожа от отвращения, провела бобрецовского Холмса от околицы через поле, через паутинные чертоги леса и как вкопанная остановилась в очень странном месте.

Перед охотниками неизвестно за кем открылась круглая, как по циркулю очерченная, прогалина. Мрачные ёлки, высотой едва не с пятиэтажный дом, обступили её тесным частоколом. В центре прогалины поднимался травяной холм с плоской макушкой, увенчанной серым камнем.

– Могила, – констатировал Байков. – И ты хочешь сказать, Бургундия, что он сюда и торопился? О-о, да ты совсем не в форме. Держись, товарищ собака! Я и сам не в своей тарелке, хоть и командир. Извини… Я командую только в рамках сегодняшнего задания и только с разрешения Никанора Трофимыча.

Глаза лайки чуть блеснули, она оценила откровенность и понятливость спутника. Человек и собака вдвоём ещё раз внимательно посмотрели на холм. Место это считалось поганым. Болтали кто во что горазд – кто про радиацию, кто про дедовские проклятия, но обходили этот кусок леса десятой дорогой. Грибники, влюблённые, пьяницы, даже вездесущие мальчишки – все недолюбливали окрестности камня, с незапамятных времён прозванного «могилой», никто уж и не знал, чьей. Тишина стояла, как в погребе. Ни птичьего свиста, ни ветерка. По щеке скользнула невесомая тень, и Митя стремительно обернулся. Никого.

– Бурка?! – голос отчего–то сел, и это молодому сыщику совершенно не понравилось. Праздновать труса на пустом месте? Не дождётесь!

Лайка выразительно повела носом вверх, Митя проследил взглядом. Над холмом, в круглой промоине неба, быстро перемещались прозрачные, как обрывки пуха, облака. Там наверху ветер, а здесь хоть бы травинка дрогнула, и сыростью пахнет, как в погребе. Ёлки, что ли, воздух не пропускают? Или это от камня так мерзко воняет?

Хотя нет, вон кто–то растоптал поганку, ошмётки валяются… да, здесь для детектива работа найдётся, молодец, товарищ собака…

В этот момент Мите вдруг почудилось, что лежащий на макушке холма камень исподтишка за ним наблюдает. Тьфу ты, нелёгкая! Решительно стряхнув наваждение, он повернулся к собаке. Хватит валять дурака, надо действовать!

– Бургундия… Ну чего ты села, а? Ты пойми, есть такое слово – «надо». – Милиционер присел на корточки и заглянул в потускневшие собачьи глаза. – Я должен обследовать место предполагаемого преступления, но здесь, по моим подсчётам, двести четыре квадратных метра. Без твоей помощи не справлюсь. Вот – смотри, то есть обоняй.

Митя порылся в полевой сумке и вынул авторучку мэнээса Игоря, коробочку с образцами отпечатков пальцев Васи, Кати и Лиски, шнурок от кеда, подобранный у палатки профессора Троепольского, резинку с хвостика Марго, чайную ложку Татьяны Афиногеновны и щепку от калитки Антона Заворыгина.

– Подозреваемые, Бургундия. Ищи, Бургундия. Я помогу. Ты обследуй правый склон, я – левый.

Лайка, с видимым усилием воли, встала, укоризненно глянула на Митю и быстро провела носом над разложенными рядком предметами. Затем сосредоточенно заскользила по склону холма. Митя достал лупу, опустился на четвереньки и пополз по холодной, влажной и как будто мёртвой траве.

…Через два часа они сидели в чистом поле, блаженно жмурясь от полуденного солнца. Лица у сыщиков были счастливые донельзя. Никаких тебе гигантских елей, ни сырости, ни тяжести на душе! Ветерок веет. Птичка вон пролетела, абсолютно некриминального происхождения.

– Вот, Бургундия, слушай. – Митя закончил писать и начал читать с выражением: – «Дорогой, милый, бесценный Никанор Трофимыч! Спасибо вам преогромное! С меня ещё литр, можно даже два. Бургундию поощрите обязательно – поработала. Извините, что сам не смог прийти, очень спешу, открылись новые, чрезвычайной важности обстоятельства. Ваш по гроб жизни, лейтенант Байков». Правильно, Бургундия? Тогда ладно. Спасибо тебе за службу. Домой.

Лайка аккуратно прихватила зубами протянутую записку и рыжей стрелой полетела в направлении дома.

Митя проводил свою помощницу благодарным взглядом и вернулся к осмотру сокровищ. Перед ним лежали кусок чёрной тряпки, мятый лист фотобумаги, густо испещрённый странными, кажется арабскими, закорючками, и блокнот. В блокноте были прорисованы схемы передвижения по таинственному холму всех подозреваемых.

Особо подробно – место, где зверь на кого–то бросился, но вынужден был отступить. Феноменально! Чем человек среднего телосложения отогнал такую страхолюдину? Её если только пулемётом, так гильз нет… Нет следов только Заворыгина и подростка Василия Буляйкина, значит, у них алиби. А вот что здесь делал владелец шнурка, изъятого на пороге палатки уважаемого руководителя археологической экспедиции? Бургундия ошибиться не могла. Жаль, конечно, что по–арабски читать не умею, но это дело поправимое. Наверняка таинственные закорючки загадочной фотокопии таят новые открытия, но главное открытие лейтенант Байков уже сделал. Он понял, что, увлёкшись погоней за хулиганом, чуть не упустил вора в законе. Преследовать и обезвреживать нужно не страховидного зверя, а его хозяина! Единственная трудность заключалась в том, что перед тем, как обезвредить эту тёмную личность, её надо было ещё найти.

***

Мотор лодки чихнул и затих в десяти метрах от берега.

– А, чтоб тебя, едрена–матрёна, – заворчал лодочник, привычно извлекая из–под банки пару коротких весел. Лодочника звали Михаилом Кузьмичом, но он, едва успели отчалить, попросил звать его попросту дядей Мишей.

– Ты у людей спроси, тебе всякий скажет – дядя Миша человек понимающий, – орал лодочник, перекрикивая шум двигателя, – ежели людям за Волгу надо, так чего ж мне их не перевезти, а? Хоть ты студент, хоть профессор, а без харчей все одно не протянешь! Верно? Вот и я то же говорю, и всякому прямо отвечу – не те сейчас времена, чтобы люди с голоду маялись!

Нос моторки ткнулся в песок. Игорь с Лёшей выпрыгнули и помогли дяде Мише вытащить лодку подальше от воды.

– Пускай остывает, – объявил лодочник, – до магазину тебя провожу, а малец тут покараулит, пока возвернусь.

Крутым переулком, стиснутым заборами, Игорь и лодочник поднялись на площадь, вымощенную, как в Москве Красная, булыжником. Только здешней мостовой, судя по виду, было никак не меньше полувека, а то и больше. Площадь окружали кривоватые двухэтажные дома с резными деревенскими наличниками, первые этажи были по–городскому каменные. С правой стороны красовалась церковь, та самая, обновлённая, напротив виднелась будочка автостанции и чуть подальше – магазин. Дядя Миша стребовал плату за перевоз вперёд и удалился, пообещав немедленно приступить к осмотру забарахлившего мотора. Через пять минут с берега примчался Ботаник, и они с Игорем занялись покупками. Выяснилось, что сахар и крупу они купят, а свежего хлеба (впрочем, как и чёрствого) в магазине нет и завезут его не раньше четверга. Но можно пройти в конец села, где недавно открылась армянская пекарня и при ней лавашный ларёк.

Рассудив, что лаваш даже лучше обычного хлеба, меньше черствеет, Игорь с Ботаником отправились на поиски пекарни. Сбившись с дороги не больше трёх раз и дважды обогнув сельское кладбище, они наконец обнаружили, что искали. Горячим лавашом пахло ещё с начала переулка. Скупив в ларьке весь наличный запас хлеба, они не сдержались и слопали лепёшку, не отходя от прилавка. Запили водой из торчавшей на углу водокачки и, сытые и довольные, побрели обратно.

Но дверь магазина оказалась запертой, накорябанное толстым карандашом на картонке объявление извещало, что продавщица отлучилась на «технологический перерыв». Прождали час, съели на двоих вторую лепёшку, но продавщица не появлялась. Прокатил, дребезжа по булыжникам, запылённый рейсовый автобус – пазик, увёз несколько говорливых тёток с корзинами земляники, и площадь заново погрузилась в сонную тишину. Через площадь вытянулись длинные предвечерние тени. Встревоженный Игорь отправил Ботаника на берег проведать дядю Мишу, не заскучал ли тот в одиночестве.

Что думает по поводу задержки дядя Миша, выяснить не удалось, возле моторки лодочника вообще не оказалось, с этой утешительной вестью Ботаник и вернулся.

– Ладно, пусть гуляет, где хочет, лишь бы без нас не уехал, – решил Игорь.

Ещё через час явилась продавщица и немедленно страшно заторопилась – оказывается, по расписанию магазин через четыре минуты пора было закрывать. Впрочем, продавщица оказалась невредная и после десятиминутных бурных переговоров согласилась отоварить поздних покупателей. Спешно забили продуктами два свободных рюкзака и, сгибаясь под тяжестью, побрели вниз переулком.

– Чего–то вы скоро обернулись, – приветствовал их дядя Миша, меланхолично сплюнув окурок в набежавшую волну. – Короче, закуковали мы, похоже, такие дела. Не заводится эта контрибуция, хоть ты плачь. И не заведётся! Я уж не знаю, какая гадина мне в бензобак сахару сыпанула, но точно кто–то из наших, перевозчиков! Не даёт им, фашистам, покоя дяди-Мишина популярность! – И он прибавил пару энергичных выражений, которые должны помогать в подобных ситуациях, но почему–то никогда не помогают.

– Послушайте, но если вам насыпали сахара в бензин конкуренты, как вы до нашего лагеря дошли? Ведь работал же мотор! Может быть, все–таки какая–то другая поломка?

– Нету никакой другой поломки, – отрезал лодочник. – А сахар – точно завистники. Сам посуди – не в вашем же лагере его сыпанули!

Игорь швырнул на песок рюкзак и с тоской оглянулся. Небо над великой рекой заметно уже выцветало, противоположный берег затягивало легчайшей туманной дымкой. Впрочем, лагеря отсюда и в самый полдень видно не было, древнее городище и палатки археологов находились значительно выше по течению и прятались за полоской заросшего кустарником острова.

Игорь заметил, что от дяди Миши ненавязчиво пахло алкоголем.

– И что же, спрашивается, теперь делать?

– А нечего делать, ночевать надо, – откликнулся лодочник. – Я эту контрибуцию знаю: раз заартачилась, теперь не вдруг заведётся. Да ты не унывай, студент, эко беда. Заночуем, у меня здесь кум живёт, хороший человек. Места хватит, милости просим. А кум заодно старуху мою поглядит, он прежде мотористом плавал, враз клапана прочистит. Тока поставить бы ему за это не мешало бы…

Игорь прикусил губу. Может, стоит поискать другого перевозчика, пока не стемнело? Лёша Ботаник осторожно потянул его за руку:

– У вас ведь был с собой телефон.

– Телефон?

– Да, в лагерь позвонить, чтоб не волновались. Наверное.

– Ты прав, так мы и сделаем.

Игорь набрал номер Маргариты, коротко изложил ситуацию и повернулся к дяде Мише.

– Тогда идём ночевать. Лёша, ты как, хлеб дотащишь или разгрузить тебя?

– Запросто! – весело откликнулся Ботаник. Судя по всему, речная прогулка и перемена обстановки пошли ему на пользу. – А она не сильно ворчала?

– Умеренно. Сказала, что мы сами виноваты, не надо было дяде Мише вперёд платить, но особо не ругалась. Да я уж и так понял, что дурака свалял.

Моторку спихнули обратно в воду, дядя Миша приковал её цепочкой к деревянным мосткам, вдоль которых покачивался пяток других лодок, и повёл гостей к куму.

Ботаник согнулся под тяжестью лаваша, стараясь не отставать от Игоря. Мэнээс прицепил на себя сразу два рюкзака – сзади и спереди – и походил на черепашку–ниндзя в полном параде, только головной повязки не хватало.