Текст книги "Обручье"

Глава 23. Мы с тобой – одной крови

Де Лагероньер

– Ты у меня висишь на волоске!

Гюгель

– Не извольте беспокоиться.

Козьма Прутков. Торжество добродетели. Драма в четырёх действиях

Последний успех имел наиболее важное значение, так как он дал ключ к расшифровке первых письменных источников, которые были к тому времени обнаружены.

Т. Хазиахметов. Цивилизация Луристана

Ездить по просёлкам Трефильевского района и днём–то не просто, а ночью там вообще не езда, а сплошной экстрим. Много интересных сюрпризов и захватывающих приключений ждёт водителя на родных русских дорогах! Никогда не просыхающие лужи глубиной по пояс, ещё с весенней распутицы оставшиеся тракторные колеи, забытый кем–то пьяным комбайн, упавший телеграфный столб и ещё четыреста тридцать один вид неровностей почвы. Налево поедешь – машину сломаешь, направо поедешь – шею свернёшь, прямо – вообще думать не хочется, чего будет! Однако лейтенант Байков ехал прямо, прямо, как лазерный луч, сквозь ночную тьму, невзирая на риск. Выспрошенные у учёных и антикваров сведения вызывали озабоченность. Страшный зверь, рыщущий по округе, – ещё полбеды. В конце концов, Митя – участковый, а не экологическая милиция! А вот появление в деле явного злодея по кличке Магистр и ритуального ножа – это уже посерьёзнее… Судя по показанному антикваром рисунку, холодное оружие очень опасное, за сам факт ношения такого свинореза надо бы на зону отправлять. А тут не просто ношение и хранение, тут – полный букет! Первое: Магистр покупает нож тайно и за очень большие деньги. Не скупится – значит, на прибыльное дело собрался, а где деньги – там и криминал. Второе: Магистр – не урка с мыльного завода, а по всем признакам интеллигент, учёный, вон какие фотодокументы на мёртвых языках с собой таскает. А из учёных самые страшные маньяки и получаются. Третье: этот, как выяснилось, вооружённый преступник бывал на могиле. Какие тёмные дела можно творить в таком странном, нехорошем месте? Проводить собрания изуверских сект? Искать древние клады? Эксгумировать украденные из мединститута трупы? В общем, куда ни кинь – всюду клин, дело получается серьёзнейшее и неординарное, а по меркам Трефильевского района – вообще преступление века! Ура! И все следы, так или иначе, ведут в одну сторону – в лагерь археологов. А Михаил Вадимович Троепольский, хочется надеяться, уже в лагерь и вернулись. Неудобно ночью тревожить профессора, но про вежливость придётся забыть! Если сегодня не задать этому человеку несколько вопросов, завтра может быть уже поздно. Особенную остроту ситуации придаёт то, что в эту историю каким–то боком замешаны подростки. Любой сержант знает, что именно они – идеальные жертвы или слепые орудия, марионетки в руках серых кардиналов преступного мира.

Впереди, на той стороне Борисова оврага, мелькнула встречная фара. Кому–то тоже не спится… может быть, его, как и Митю, гонит сквозь тьму суровое чувство долга. Или просто за самогоном в соседнюю деревню поехали? Достроить цепь предположений Байков не успел. На крутом спуске у оврага фара резко ускорилась, метнулась и погасла.

– Мать честная, курица лесная! Это ж ДТП! – испугался Митя. – Точно, пьяные, черти! В кювет на спуске вылетели! А ну как сейчас бензин рванёт?!

Он газанул и помчался на помощь. Так и есть! Мотоцикл на боку, задранное в небо колесо коляски ещё крутится, водитель – без движения. Участковый кинулся к лежавшему, схватил за плечи и в изумлении отпустил. Перед ним лежала подозреваемая Тарусина! Светлые волосы спутаны встречным ветром, нос разбит, нога застряла под упавшим мотоциклом. Куда гнала городская студентка глухой ночью, каким ветром занесло её в тёмное сердце древнего русского поля? Первую помощь, срочно! Кряхтя от натуги, Митя приподнял мотоцикл, освободил ногу пострадавшей, на руках отнёс её в сторону от места возможного взрыва бензина. Девочка была бледна как известь и от хлопанья по щекам в сознание приходить не собиралась.

– Ничего, ничего, ничего, – испуганно бормотал Митя, отрывая «с мясом» заевшую «молнию» аптечки. – Сейчас, сейчас, сейчас гражданка придёт в сознание. Только что о подростках думал, и вот тебе подросток, значит, жить долго будет, раз только что думал, примета народная. Сейчас, сейчас, нюхай, нюхай, вот умница.

Вдохнув нашатыря, Лиска застонала и приоткрыла глаза.

– Где Ботаник? – Она резко села и со стоном упала. – Ууй!

– Что?!

– Нога! Где Ботаник?! Что с ним?!

– Молчите, Тарусина! Здесь не больно? А здесь? Ф-фу, позвоночник цел… Сейчас я тебе обезболивающее вколю….

– Где Ботаник?!

– Да лежи ты!!! Бредишь, что ли? Какой тебе ботаник в час ночи в чистом поле – не в академии!

– Лёша! Я его в коляске везла, где он?!

– Ах ты! – Байков бросился обратно к месту происшествия, зашарил лучом фонарика. Вон он, ранее не замеченный второй пострадавший, метров на двадцать ведь выбросило, жив ли? Участковый подбежал к недвижному телу и остановился, как громом поражённый. Только что в поле стрекотали кузнечики, где–то далеко–далеко гудел ночной самолёт, стонала подозреваемая Тарусина – и разом наступила полная, ватная тишина. У его ног лежал худенький, нескладный подросток в ужасном состоянии. Лоб – одна сплошная ссадина, губы разбиты, одежда в кровавых клочьях, рука неестественно вывернута. Но никакие травмы не могли помешать Мите его узнать. Это было то самое лицо, те самые угловатые плечи, которые проступали на фото сквозь шкуру и морду застывшего в прыжке зверя. Он нашёл неизвестного подозреваемого! Дикая версия, построенная исключительно на основе случайного фотоснимка, который мог быть всего лишь результатом дефекта фотоплёнки, и большинство Митиных коллег именно так бы и посчитали, подтвердилась. Что же это?

– Лёша!

Крик девочки вернул Митю на землю. Будь там хоть Апокалипсис – в ходе следствия разберёмся, а сейчас – первую помощь! Он приложил ухо к груди израненного мальчишки – жив. Осторожно поднял на руки, отнёс к мотоциклу, вколол обезболивающее, вернулся к Лиске.

– Жив твой Лёша, жив. Вы встать можете, Алиса Александровна?

– Попробую.

– Нет, не самостоятельно! Обопритесь на мою руку. Молодец! Я сяду за руль, вы, Тарусина, на заднее сиденье, а бесчувственное тело, то есть вашего ботаника, пристроим в коляске. Ваша задача – крепко держать меня за плечи, этим препятствуя падению себя с мотоцикла. Полчаса–то продержишься?

– Куда я денусь?

– Отлично. До райцентра как раз полчаса. В больнице и разберёмся. Предупреждал ведь я вас, Алиса Александровна, во время протоколирования погрызенного колеса! А вы мне что? «Мы несовершеннолетние», «вы что нас подозреваете»! Признайтесь, ведь наверняка занимались какой–то самодеятельностью, в детективов поиграть захотелось? А сотрудничали бы со следствием – глядишь, и обошлось бы без травм и аварий!

– Не обошлось бы.

– Ладно, не сердись. Я ведь так, не всерьёз. Осторожней ступай! Не очень больно?

– Нормально.

***

– Откройте! Немедленно откройте! – Митя снова забарабанил в дверь.

– Я те щас открою!!! – раздалось откуда–то сверху. Окно на втором этаже с треском распахнулось, под луной блеснуло ведро с надписью «Палата № 6», и на лейтенанта обрушился мини–водопад.

– Алкоголики! – понеслось над спящим райцентром. – Нажралси, так ступай спи, а не безобразь у лечебного учреждения! Больных перебудишь, идол–молоток! Пошёл домой, а то не так оболью!

Митя задохнулся от возмущения и, как сказали бы арабские авторы, «впервые за эту ночь оскорбил свою гортань бранным словом».

– Ах ты ещё и лаисся? Все, моё терпение лопнутое! Пошла в милицию звонить! В вытрезвиловке заночуешь!

– Стойте, Арина Родионовна! Вы что, не узнали? Я сам – милиция! Это я, Митя Байков, из Бобрецов участковый!

– Ох ты, проруха, сослепу–то и не узнала тя! Богатый будешь. Чего шумишь?

– Арина Родионовна, поднимайте дежурного врача, открывайте больницу. Со мной двое пострадавших в аварии.

– Бегу, Митюша! Сей момент!

Длинные «венецианские» окна бывшего барского особняка вспыхивали одно за другим, по коридорам белыми летучими мышами носились медсёстры. Шатающуюся Лиску под руки отвели наверх. Ботаника унесли на носилках. Сонный молодой врач, едва взглянув на больного, сразу проснулся. «Потом! – бросил он пытавшемуся объяснить, как все случилось, Мите. – Будьте здесь, никуда не уходите. Ни на шаг! Ваши объяснения могут понадобиться в любой момент! Они что, его через молотилку пропускали?»

Дверь с кривой, рукописной надписью «Процедурная» захлопнулась. Митя не успел помаяться в обшарпанном коридоре и минуты, как дверь распахнулась:

– Иванова!!! – заорал взъерошенный доктор. – Быстрее же!

Мимо кометой пронеслась медсестра с блестящей коробкой в руках, и дверь снова захлопнулась. Справа заскрипело.

– Не больница, а психушка! Потише нельзя? Больного же разбудите!

Обернувшись на звук, он увидел торчавшую в щели приоткрывшейся чуть дальше по коридору двери возмущённую девушку.

– Нурмиева? Вы что здесь делаете?

– Я дежурю у постели раненого товарища, – прошипела Катька. – Он, между прочим, под капельницей и еле–еле уснул полчаса назад, а вы орёте и гремите!

Ответить Байков не успел. За спиной открылась дверь, вышел озабоченный врач и быстро спросил:

– Девушка, у вас какая группа крови?

– Вторая, кажется… – растерялась Катька. – А что? Не подходит?

– А у вас, товарищ лейтенант?

– У меня, доктор, очень редкая, четвёртая. И то… отрицательная, – сконфузился Митя.

– Отлично! У него тоже! Вы, конечно, не обязаны, но придётся срочно сдать хотя бы граммов триста, лучше – пятьсот. Девушка вне опасности, а вот юноше требуется срочное переливание крови, иначе я не дам за его жизнь и гигиенической салфетки. В нашем Мухосранске запасов крови такой редкой группы, конечно же, нет. Пошли. Согласны ли вы, я, в общем–то, не спрашиваю.

– Правильно делаете, доктор. Пройдёмте. Сюда?

– Какой юноша? – опомнилась Катька – Какая девушка?

– Ботаник ваш, – бросил Митя через плечо. – А подруга твоя вне опасности, не волнуйся.

– Что-о?! – Катька стрелой бросилась за Байковым, но дверь уже закрылась, изнутри щёлкнул замок. Она вскинула руки, собираясь расколотить эту дурацкую дверь, и остановилась. Боже мой, что же это такое? Тускло освещённый коридор захолустной больнички. Васька там, только уснул, бредит, а тут ещё Ботаник и Лиска! Что случилось?! Что происходит?

– Тише ты, тише, не бузи. Опусти руки–то. – Катя не помнила свою бабушку, но показалось, что голос свой, родной, вот–вот сказку на ночь начнёт рассказывать. – Тише, оглашённая. Ничо не будет, не дрожи. Пошли–пошли, я те чаю налью. Пошли, сказала, они все одно с кровью этой меньше часа не провозятся, я уж второй десяток годов тут работаю, знаю, видала. Ну вот и молодец, девушка, вот и сама идёт. Пошли, красавица, пошли. Григорий Андреич – врач какой надо, ничо с ими не будет, не таких побитых видали. Не бойсь, внучка, не бойсь. Ты лучше порадуйся, что у бобрецовского Митьки кровь правильная нашлась. Они там, в Бобрецах, все запасливые, одно слово – куркули…

***

– Удивляете вы меня, Григорий Андреевич. Я прямо и не знаю, что думать. Глазами посмотрю – будто приличный гражданин. Разговор послушаю – закрадываются сомнения. Будь на вашем месте ваш прославленный коллега, доктор Ватсон, он вряд ли стал бы напускать тень на плетень. Он бы в полный рост со следствием сотрудничал! – участковый с досадой потряс блокнотиком перед носом врача. – Вдумайтесь сами в то, что следует из ваших показаний! Это же абсурд чистой воды! По–вашему выходит, что студент В. Буляйкин и пастух Ф. Касатонов в одночасье заболели неизвестной науке инфекцией? Вы что мне тут мистику шьёте?! Ну не может этого быть, не в Средние века живём! Давайте ещё раз попробуем.

– Что тут пробовать, Дмитрий? – врач отхлебнул чаю и нервно чиркнул спичкой. Спичка сломалась, врач чертыхнулся, порылся в карманах халата, нашёл нерабочую зажигалку. С третьего раза прикурить получилось. Пару раз глубоко затянувшись, он мрачно уставился в окно. За занавеской ворочалась глухая ночь, растопыренные ветки лип скребли по стеклу.

– Так–таки и нечего пробовать? – сердито спросил Байков. – Может, все же подумаем?

– А я что делаю? – огрызнулся врач. – Я еле заснул, за двадцать минут до того, как вы пациента Ковальчука привезли, все думал, аж внутричерепное давление поднялось. Нет ни на Буляйкине, ни на Касатонове никаких травм. Так, поцарапались кое–где, но это не в счёт. Никаких следов воздействия ядов, наркотиков, алкоголя. Общее состояние здоровья и у того, и у другого – сам бы ел, да денег мало. Разумеется, насколько я могу судить по результатам общего осмотра и первичных анализов. И при этом – оба в состоянии депрессии, реакции заторможены, на вопросы отвечают крайне неохотно. По их, как вы выражаетесь, показаниям, оба с детства здоровы, ergo – одномоментно впасть в состояние такой степени болезненности, как сейчас, не могут по определению. Подобные случаи в медицине не зафиксированы!

– Насчёт депрессий не знаю, а что на вопросы отвечать не желают – в криминалистике подобные случаи встречались многократно!

– Да все я понимаю! И если бы речь шла об одном пациенте, так и решил бы – он элементарно врёт, скрывает какую–то серьёзную хроническую болезнь или патологию. Но у Буляйкина и Касатонова абсолютно идентичные симптомы, словно оба поражены одинаковым вирусом. Прикажете думать, что у них одна и та же хроническая патология, да ещё и каким–то боком связанная с психическими отклонениями?

– С чем, с чем? – Митя встрепенулся.

– Да нет, – врач поморщился, – психиатрии тоже нет! Меня самого заело – как так, два молодых, здоровых человека фактически при смерти, а я даже отдалённо не понимаю почему. Я, между прочим, мединститут с красным дипломом окончил, это вам, знаете ли, не комар начихал! Я запросил город. Обещал, грозил – наши медицинские бюрократы хуже пандемии, но все–таки добыл все сведения по Буляйкину. На ползарплаты по телефону наговорил. По Касатонову у меня и так все имеется. Ну нет в их медицинских историях никаких отклонений. Нормальные, здоровые люди. Были, до вчерашнего дня.

Врач с раздражением раздавил на блюдце окурок, подумал и вытащил ещё сигарету.

– Сейчас курс их реабилитации займёт не менее двух месяцев, и удастся ли ещё преодолеть все последствия – Глоба надвое сказала. Анемия. Депрессия. Заторможенные реакции. Разбалансировка ритма работы эндокринной системы. Невероятно пониженное содержание эритроцитов…

– Как пишется – «эритрациты» или «иритроциты»? – поинтересовался Митя.

– Да какая разница! – взорвался врач. – Пишите – «красные кровяные тельца». Главное то, что чуть ли не половину этих хоть «эри-», хоть «иритроцитов» из организма как корова языком слизала! Аналогов в известной мне медицинской литературе не описано! Уйду на фиг в буддийские монахи, буду по Тибету с чайником бродить!

– Ну зачем же сразу «с чайником», – смутился Митя. – Я ведь про эритроциты не чтоб обидеть, а чтобы без ошибок. Хоть и не официальный протокол, а просто записки следователя, но мало ли чего… вдруг кто напечатать решит, а там – «иритрациты». Ладно. Значит, наука нам помочь не в силах… Подозреваемый Касатонов, благодаря своим показаниям, плавно перекочевал в категорию свидетелей. – Байков задумчиво полистал тетрадочку с показаниями, снятыми со специально разбуженного Феди–пастуха. – Итак, подозреваемых из числа населения Бобрецов становится все меньше, чего не скажешь о гостях из областного центра. Слушай, доктор! Говорят, что врачи умеют по пульсу определять – врёт человек или нет. Я сейчас попробую провести повторный перекрёстный опрос подозреваемых Нурмиевой и Тарусиной. Может, ты проконтролируешь, в какой момент беседы они начнут вводить следствие в заблуждение, а? Замучили! Ушли в глухую несознанку. У Нурмиевой только и разговора «не был, не состоял, не привлекался, не судим», из Тарусиной вообще слова не вытянешь! А у меня, может быть, кого–то на участке вот–вот растерзают! Помоги, Григорий Андреевич!

– Как вы себе это представляете, Дмитрий? Вы будете пациенток опрашивать, а я их за ручки щупать? Впрочем… Если хотите, я поприсутствую. Увлекался я психологией и физиономистикой на первом курсе… может, по глазам угадаю. Но степень точности диагноза будет процентов 70, не выше.

– Спасибо! Арина Родионовна, пригласите подо… свидетельниц!

В кабинет всунулось морщинистое личико няньки.

– Ух, Митька, вредные все вы, бобрецовские, въедливые. Опять обзываисси? Каки девки тебе свидетельницы? Ты посмотри на их – разве шаромыжники всякие такие бывают? Золото ведь девки, дал бы ты им вздремнуть хоть пару часиков, ведь измаялись, лица на их нету.

– Мне и самому их жалко до «не могу», Арина Родионовна. Но что поделать – интересы следствия. Пока мы тут чухаемся, опасный преступник разгуливает на свободе. Зовите.

Под потолком раздался звонкий хлопок, и лампочка погасла. Нянька охнула и исчезла в полутьме коридора. Дверь медленно, с выморочным скрипом, открылась. На пороге стояла белая фигура со смертельно бледным лицом. Руки призрака сжимали штатив капельницы.

***

Участковый и врач, онемев, застыли. Даже не робкого десятка люди теряются, когда среди обычной, подобной сотням других ночей, ночи в дверь входит гость из потустороннего мира… Пальцы Мити инстинктивно зашарили в поисках кобуры… Врач с отчаянным воплем вскочил и кинулся на привидение:

– Буляйкин, вы с ума сошли!!! В вашем состоянии!!! Дежурная сестра! Няня!!! Почему лежачий пациент под капельницей без присмотра гуляет?! Поувольняю всех к гиппократовой матери!

Вбежала няня с лампочкой. Ворвалась, словно спасаясь от стада чертей, сонная дежурная медсестра, в коридоре слышался приближающийся топот. Вася опустился на кушетку и бессильно выронил капельницу. Митя с врачом, спасая падающий прибор, здорово стукнулись лбами, но капельницу спасли.

– Я должен все рассказать, товарищ лейтенант, – слабым голосом прошептал Вася. – И я расскажу все. А вы обязаны поверить, пусть это и невозможно… Генетическая память. Лискины сны. Это покусанное колесо – привет из десятого века…

Дверь кабинета, к которой всей спиной привалилась ошеломлённая медсестра, затряслась под градом ударов.

– Пустите! Пустите немедленно! Васька, молчи!

Нянечка, сунув лампочку так и не пришедшей в себя медсестре, бормоча «ох, я вам сейчас пофулюганю», пыталась вырваться в коридор, но отодвинуть весьма крупную медсестру никак не получалось.

– Это районная больница общего профиля или все–таки психиатрическая? – возопил врач, яростно растирая шишку на лбу. – Вы милиционер, помогите навести порядок!

– Вводная ясна, товарищ доктор. Товарищ медсестра, освободите проход в помещение. Товарищ няня, прекратите препятствовать проникновению в помещение подозреваемой Нурмиевой. Пусть сотрудничает со следствием. А вы, Григорий Андреевич, встаньте на стул и восстановите электрическое освещение.

– Что?

– Лампочку ввинтите, пожалуйста, доктор, я выражения лица свидетеля Буляйкина не вижу.

– Вы что, сами сбрендили? Какой свидетель? У него же бред! «Покусанное колесо из десятого века»! Немедленно в палату! Он же сейчас в обморок грохнется!

– Дайте ему срочно что–нибудь от обморока, а потом все–таки ввинтите лампочку. Товарищ медсестра, отдайте осветительный прибор доктору, что вы в него вцепились? Как представитель органов правопорядка официально заявляю: я лично глубоко сомневаюсь в том, что Вася бредит. У меня такие оперативные данные, что… Впрочем, это тайна следствия. Ввинчивайте, ввинчивайте, не стойте! Да не в ту сторону она ввинчивается, по часовой стрелке крутить надо!

Наконец–то прорвавшаяся Катька коршуном кинулась к Васе:

– Васька, миленький, они ничего не поймут! Не смейте его допрашивать, сатрапы! Ему срочно нужно в постель!

– Как ты меня назвала? Значит, надежда есть. И все равно, даже после этого в постель я не пойду, пока не расскажу все. И ты расскажи, Кать, прошу тебя. Серьёзно.

Катька возмущённо открыла рот, собираясь что–то выпалить, но вместо этого растерянно спросила:

– Все? И про куриц тоже?

– Уточните, Нурмиева, каких именно куриц вы имеете в виду. – Байков уже достал блокнот.

– Которых этот, в чёрном плаще, на камне режет!

– Вы не припомните Нурмиева, в какой четверти находилась луна, когда вы наблюдали ритуальный забой домашней птицы? Не спешите с ответом, сосредоточьтесь. Кстати, давайте сразу подумаем о том, что могло бы пролить свет на причины аномального заболевания Алексея Ковальчука, известного также как Ботаник. По выражению лица вижу, что вам есть что сообщить следствию. Что это за пачка? А-а, понимаю, вещдок с предполагаемого места предполагаемого будущего происшествия. Ничего, профессор Киргизов наверняка окажет помощь в дешифровке. Григорий Андреевич, дайте Васе что–нибудь взбадривающее, на него смотреть страшно, а отложить нашу беседу я не могу. По вверенному мне району бродит грозная опасность, и мой долг – обезвредить её. Доктор Томилов остаётся присутствовать при опросе свидетелей. Младший медицинский персонал попрошу принести валерьянки и очистить помещение в целях соблюдения тайны следствия И под дверью тоже, пожалуйста, не стойте, Арина Родионовна, очень вас прошу. Кстати, и мне тоже валерьянки принесите.

– Ишь ты, сразу видно бобрецовских–то. Экий въедливый, насквозь меня, старуху, видит, – тихонько ворчала нянька, плотнее прикрывая за собой дверь. – Смотри-к ты – «под дверью не стойте, пожалуйста»! Чистый Шерлок Холмс, право слово…