Текст книги "Обручье"

Глава 20. Валерьянка для оборотня

Что это за урод?! Да как ты смел с этим приступить ко мне?!

Разве бывают этакие моськи?

Козьма Прутков. Фантазия. Комедия в одном действии.

Образец, предназначенный для химического анализа, светится при бомбардировке рентгеновскими лучами. Излучение света при помощи спектрометрии показывает присутствующие элементы и их соотношение.

Warwick Bray, David Trump. A dictionary of archeology

Всю ночь участковому Мите Байкову не спалось. В окошко сквозь прозрачные занавески сощуренным глазом глядела луна. Здесь, в городе, она казалась бледной, и света от неё было куда меньше, чем от висевшего у соседнего подъезда фонаря. Но Митя знал, что впечатление обманчиво. Та же самая луна в эти самые минуты во всю свою силу сияет над притихшими Бобрецами, над лагерем археологов возле древнего городища, над Саревым омутом, над неизвестно чьей могилой в чаще чёрного ельника… Что если, пока представитель органов правопорядка нежится на диване в профессорской квартире, произойдёт непоправимое и тайно купленный у антикваров жертвенный нож в руках неизвестного преступника по кличке Магистр найдёт свою жертву?

Митя не выдержал, на цыпочках, чтобы не разбудить хозяина, прокрался на кухню и выпил подряд четыре стакана воды из–под крана. Выпил и поморщился – здорово хлоркой воняет.

Кое–какие идеи насчёт личности означенного Магистра у Мити имелись. Весьма интересные идеи, но участковый отчётливо понимал, что к делу их не пришьёшь. Коварный преступник отлично «обставился», привлечь его к уголовной ответственности на основе голых подозрений и исключительно косвенных улик невозможно. Невозможно даже доказать его причастность к появлению в округе кошмарного гиеновидного зверя… хотя почему нет? Если послать запросы в крупные зоопарки, может быть, в цирки… заодно проработать линию антикваров, выявить продавца оружия и через него выйти на след злоумышленника. Но на все нужно время, а как раз его–то у участкового и не было. Вон и луна глядит в форточку с ехидным намёком, будто шепнуть хочет: «Тормози–тормози, гражданин участковый. Пока ты там гиен ловишь да антикваров окучиваешь, Магистр нанесёт удар первым. Будет тебе ритуальная «мокруха» на вверенном участке, так и знай!»

От таких мыслей Митя едва не выскочил на ночную улицу в чем был, без кителя и штанов, но сдержался. В городе его держало ещё одно, последнее, дело исключительной важности.

Когда в улицы нехотя вполз серый рассвет и загрохотали по рельсам первые трамваи, деревенский Холмс был давно на ногах. Поспешно распрощался с профессором Киргизовым, который, толком не проснувшись, пытался накормить гостя обедом, выскочил на крыльцо. Через полчаса он слезал с мотоцикла возле точно такого же подъезда на другом конце города. Дверь оказалась с домофоном, но Митя, к счастью, помнил номер квартиры.

– Мне бы Арсения Мамикова… Сеня, это ты? Привет, Митя Байков беспокоит. Да из какой деревни, я тут, внизу, стою. Дело есть, срочное.

Сеня Мамиков был давним приятелем Мити Байкова, они подружились ещё в детстве, когда Сеня приезжал в Бобрецы на летние каникулы. Его родители снимали у бабки Семёновны дачу. В ту пору Сеню и Митю объединяла общая страсть к криминалистике, но Митя остался ей верен, а Сеня пошёл по другой стезе. Он стал газетным фотографом и раза два приезжал в деревню «на этюды».

– Ну ты, брат, даёшь! – недовольно бурчал Сеня, шаря на полке в поисках носков. – Один есть, а другой куда подевался?.. Ты хоть соображаешь, сколько сейчас времени? Да у нас вахтёрша помрёт от удивления, что я в такую рань на работу припёрся!

– Прости, Сеня. Но есть такое слово – надо! – с чувством произнёс Байков, зорко оглядывая комнату и дедуктивным методом находя пропавший носок под диваном. – Держи! Как говорится, обстоятельства слишком серьёзны, Ватсон, и нельзя терять ни минуты!

В редакции у Сени был собственный закуток с гордым названием «фотолаборатория». Крохотная комнатка, на три четверти забитая старыми снимками, негативами и справочниками по фотоделу. В углу поблёскивала металлическая раковина, рядом торчал увеличитель.

– Я им теперь редко пользуюсь, для газеты в основном на цифровик снимаю, – пояснил Сеня, сбрасывая со стула на пол кучу пожелтевших газет. – Садись и поменьше отсвечивай. А ты думал, я тебя тут одного мудрить оставлю? Шалишь, брат. И не надо мне насчёт тайны следствия вкручивать, ты же меня знаешь – когда я что разболтал? Не человек – могила!

Участковый слегка вздрогнул, но Сеня этого не заметил – возился с реактивами.

В крохотной каморке быстро сделалось душно, а может, так казалось из–за темноты и красного света увеличителя.

– Сейчас поглядим, что у тебя тут, – бормотал Сеня, – а ну–ка… вот так ничего себе! Где это ты такую шикарную собаку Баскервилей отснял?

Митя вскочил, опрокинув стул, вместе с фотографом склонился над ванночкой с проявителем. На белой бумаге медленно проступили размытые бегом очертания твари. Митя схватил снимок.

– Стой, сперва в закрепитель надо! Потемнеет же сейчас!

Сеня опоздал, изображение на миг сделалось чётким, как на гравюре, и стремительно потемнело. Митя стоял, как приклеенный, не в силах оторвать от чёрного пятна глаз.

– Ладно, не переживай, сейчас ещё нашлёпаем, – успокоил приятеля Сеня. Митя не ответил, не до того было. В тот момент, когда снимок начал темнеть, произошло чудо – очертания клыкастой хари расплылись, за ними, как на рентгеновском снимке, проступило совсем другое изображение. Искажённое судорогой лицо человека – судя по всему, подростка. Участковому легче было бы решить, что он обознался, ошибся, с кем, в конце концов, не случается, после бессонной–то ночи. Это было бы полбеды. Хуже было другое. Митя точно знал, что он не ошибся. И что же теперь со всем этим прикажете делать? Ему, участковому инспектору милиции, специалисту исключительно по уголовным делам, в чёрной магии несведущему? Есть, впрочем, одна мыслишка…

– Ты меня, Мить, с Ломоносовым не путай. Это он гением был, а вовсе не я (только это между нами), – заявил Сеня, когда Митя изложил ему свою идею. – И вообще, это нереально!

– А то, что на плёнке отпечаталось, реально? Сеня, да ты же сам видел – в какой–то момент изображение в корне меняется! Если бы это художник нахимичил – я бы сразу заподозрил попытку мистификации следствия. Но фотоаппарат врать не способен, значит, то, что мы видим, – объективная реальность, выявленная с помощью химических процессов. В которых ты, Сеня, являешься профессионалом высокой пробы! Попытка не пытка, Сеня! Зато, если ты сумеешь отделить и зафиксировать изображение неизвестного, которое начинает проявляться на снимке зверя… это будет гениальным прорывом! Куда там Ломоносову, он же и фотоаппарата в руках не держал, проявитель от закрепителя не отличил бы! Ради дружбы, Сеня!

– Ладно, попробуем. Только сперва кофе сварим, а то так курить охота, что живот с голоду подвело. Короче, дуй в магазин за ватрушками, а я пока думать буду.

Весь день приятели проторчали в душной лаборатории. Митя менял реактивы, промывал снимки, раз пять бегал в магазин, а в остальное время смирно сидел на табурете, вперив глаза в затылок приятеля. Колдующий над кюветами Сеня в свете красного фонаря был похож на средневекового учёного–алхимика, магистра магии, занятого поиском философского камня. Кстати, о магистрах… если удастся получить достаточно чёткую фотографию подозреваемого, который одновременно является зверем неизвестной породы… тьфу ты, чертовщина! Если бы Митя не видел, как бежал в ночи тот зверь, он бы заподозрил хулиганский маскарад с переодеванием в звериную шкуру. Но он видел зверя вблизи – человек не мог так притвориться! Значит, как это ни дико звучит, означенный зверь каким–то путём одновременно является и человеком, подростком лет шестнадцати. И этого подростка следует искать в Трефильевском районе, в непосредственной близости от треугольника «Бобрецы – лагерь археологов – Сарев омут». В окрестных деревнях такого подростка нет – это районный участковый знал совершенно точно. Следовательно…

– Готово! – Сеня устало рухнул на стул. – Получите вашего оборотня!

Митя выхватил из рук фотографа готовые снимки. Да, это то, что нужно. На одном – бегущий зверь, на втором – изображение словно двоится. На третьем – человек. Черты лица слегка смазаны, но идентифицировать личность изображённого можно будет с полной уверенностью. Под давлением таких улик невыявленный (временно) подросток наверняка выложит все – и почему он носится по полям в таком неподобающе зверском виде, и кто его на противоправные деяния снарядил, и главное – зачем. Теперь держись, Магистр!

***

На Катьке буквально не было лица.

– Это все она, колдунья. Я так и знала! Зачем, ну зачем Васька за ней в лес попёрся? Ведь говорили же ему – к часу вернись в лагерь. А он? А теперь…

Она сорвалась с места.

– Пошли!

– К Ботанику?

– Ну да. Я из него вытрясу, что там случилось! Это он пускай Игорю вкручивает, что голова болит! Я сама ему башку откручу, если понадобится!

Палатка Ботаника, несмотря на жару, была застёгнута наглухо, изнутри не доносилось ни звука.

– Может, его нет? – спросила Лиска.

Катька молча дёрнула молнию. В лицо подругам ударило жаром, как из нагретой печки, в палатке было душно и слегка пахло псиной. Но Ботаник, словно ему этого было мало, вдобавок с головой укутался спальником. Он лежал скрюченной колбасой и не отреагировал, когда Катька дёрнула его за пятку.

– Эй, вставай! Не слышит. Вставай, кому говорю, ты, симулянт!

Катька ткнула кулаком и попыталась сдёрнуть с Ботаника спальник.

– Лиска, помогай! Или нет – давай на кухню, за кипятком. Выльем ему за шкварник, сразу откликнется!

Ботаник откинул спальник и резко сел. В первый момент девчонки его не узнали. Красные веки опухли ещё сильнее, зато нос и скулы заострились, как у покойника, в глазах застыло абсолютное отчаяние. Даже Катька, которой ни до чего, кроме болезни Васи, в данный момент не было дела, от вида Ботаника слегка растерялась.

– Лёша, что произошло? В чем дело? Как ты Васю нашёл? – Лиска осторожно потрясла Ботаника за плечо.

– Н-не знаю. Я просто… шёл через лес, смотрю – лежат… Я Васю по кроссовке узнал, я думал… – Ботаник махнул рукой, уткнулся головой в колени.

Было видно, что он сказал все и намерен теперь молчать до последнего, как Чингачгук у столба пыток.

– Лёш, мне кажется, ты неправду говоришь, темнишь чего–то, – вздохнула Лиска.

– В общем так, Лешенька! – Катька воинственно выпятила нижнюю губу. – Либо ты сейчас нам все честно излагаешь, либо я….

– Погоди, Кать, – вмешалась Лиска, – конечно, он все скажет. Лёша, мы же твои друзья. Когда Вася утром не вернулся, а потом приехал Игорь и сказал, что и ты пропал, мы чуть с ума не сошли, так беспокоились.

Вихрастый затылок Ботаника вздрогнул и ещё глубже ушёл в плечи. Катька в сердцах стукнула кулаком по коленке.

– Скажет он, держи карман. Да ему все пофиг, он, видите ли, баиньки хочет. Васька там, может быть, загибается, а мы тут… с этим. Пошли, Лис! – выпалила она с ненавистью. И тут Лиску осенило.

– Ты каким образом на этом берегу оказался? А, Лёш? Ты что–то видел во сне такое, да? Что–то ужасное, и поэтому переплыл?

– Ага.

Подруги переглянулись.

– А что ты видел? Вернее, кого? – жадно спросила Катька. – Бабку? Или того оборотня?

– Нет. Я не видел того… оборотня. Я сам был им. Я был… я был Аренгха! Он переплыл реку и бежал, и наткнулся на них. Я хотел есть.

– Чего? Лис, ты понимаешь, чего он тут врёт?

Лиска растерянно пожала плечами.

– Я не вру, – в голосе Ботаника звучало настоящее страдание.

– Лёш, давай попробуем ещё раз. Мы правда не поняли, о чем ты. Кем ты был? Что это за Араг… Орохна?

– Аренгха. Так оборотня зовут.

– Ну ничего себе заявочка! Оказывается, оборотня ещё и зовут! А ты–то откуда знаешь?

– Я же говорю, Катя, я им был… Это я – тот самый оборотень. Наверное, и нашу камералку я разгромил…

– Подожди, Лёша, – вмешалась Лиска, – ты, главное, успокойся. Мне после моих снов тоже иногда казалось, что все происходило в реальности. И что я – настоящая славянская девушка, и имя у меня, кстати, было… но я же все равно не она. Я здесь, с вами, сижу, а не в X веке. И ты здесь.

Ботаник затряс головой.

– Я тоже надеялся, что сны вижу. Но тогда как я на этой стороне очутился?

– А ты не помнишь, как переплыл?

– В том–то и дело, что помню! Помню, как лодку угоняю, как её течением крутит… долго крутило.

– А весел, чего, не было, что ли?

– Н-не знаю… – Ботаник попытался сосредоточиться. – Не помню, не посмотрел. И потом, мне бы все равно… не погрести. Когти мешали.

– Когти? – Катька вздрогнула. Ей внезапно представился ночной бережок и косматая тварь, крадущаяся по песку. Лапы с загнутыми когтями подняты для удара. Катька облизала вмиг пересохшие губы и тонким голосом сказала: – Опять врёшь… Ботаник! Иди повесь свою лапшу на другие уши!

Лиска взглянула на побледневшее лицо подруги, и ей сделалось так холодно, словно она сидела не в перегретой палатке, а где–то на Северном полюсе.

– Лёша, а потом что было? Вася и тот парень, это Арах… Арагхна на них напал?

– Не знаю. Меня солнце ударило, и я больше ничего не помню. А потом вижу: я стою и они лежат, все белые. А у меня на руках шерсть, ещё клочки остались, – Ботаник вскинул измученные глаза, – это значит, я их? Да? Но ведь так невозможно, так не бывает! Это же ненаучно…

Он беспомощно посмотрел на свои ладони, словно рассчитывая увидеть следы шерсти. Руки были загорелые и шершавые, внизу большого пальца на правой – незаживший порез. Обычные человечьи руки.

– Ох, ничего себе, – прошептала потрясённая Катька.

– Это я их? – повторил Ботаник.

– Нет! – Лиска решительно тряхнула волосами. – Ты ни при чем. Оборотень, он бы их просто растерзал, а ты сам говоришь, там даже следов крови не было.

Несколько минут сидели молча, в голове у Лиски было пусто, как вечером накануне экзаменов. Она заметила, что Катька старается потихоньку отодвинуться подальше от Ботаника. Неужели это в самом деле был он – тогда на берегу? Жуть какая–то. Лиска попыталась подробнее припомнить собственный сон, где фигурировал оборотень. Но ведь это было до того, как Лёша стал тоже «видеть». Или нет?

– Лёша, а когда тебе первый раз приснилось… это?

– Когда Михаил Вадимович в город уехал, сразу после этого. Я в палатку залез и все про обручье думал, это же правда уникальная находка, славянская археология таких древностей не знает. Недаром профессор так разволновался… Да. А потом заснул, и тут меня как будто зовёт кто–то, я из палатки выскакиваю, а небо зеленое такое, и луна в нем чёрная. И я побежал.

– Но если так, кто тогда был оборотнем в моем сне? Я его видела раньше! Не сходится!

– Наоборот, сходится! – возразила Катька. – При чем тут твои сны, ты же видишь, что в десятом веке было! А у него – другая форма сумасшествия! Он видит то, что сейчас! В ту ночь склад разнесли? Разнесли? Он сам же и разнёс, вот что получается. В принципе, это даже логичнее, чем генетическая память.

– Да уж. Если бы тебе кто–то такое рассказал, ты бы полдня от смеха валялась!

– Ты тоже, – отпарировала Катька, – но сейчас меня почему–то смеяться не тянет. Ботаник, признайся, получается, ты склад разнёс?

Ботаник печально кивнул:

– Ну да. У меня с утра все в голове перепуталось, когда я подбежал и вижу – разгром.

Лиска сжала губы.

– Все равно непонятно. Ладно, сны всякие бывают. Но чтобы нормальный человек ни с того ни с сего начал перекидываться в такое… в такую тварь… Так не бывает!

Ботаник съёжился, как от удара, но Лиске было сейчас не до жалости. Ей казалось, что они упускают что–то очень важное… что совершенно необходимо понять, а оно ускользает, не даётся… Если бы только понять, что. Что–то важное сказал Ботаник? Нет, не вспомнить.

– Я знаю! – выпалила Катька. – Я поняла! Это старуха! Ну конечно! Ты же ещё не знаешь! Лис, Лешка же не в курсе, что Васька за ней следил. Такой дурак! Эта бабка – она же колдунья местная, нам говорили! Она наколдовала, все из–за неё. Лис, это же, наверное, её мы видели тогда на камне! Помнишь? Наверное, она пошла в лес опять на тот камень колдовать, а Васька, дурак, за ней попёрся! Ну и получил!

– А пастух?

– А чего пастух? Может, он его в деревне встретил и сманил вместе бабку караулить. – Катьку несло вдохновение, глаза её горели, волосы растрепались, она даже перестала опасливо коситься на Ботаника. – А оборотень… ну, выходит, его бабка же и приманила. В смысле Лешку. Превратила и приманила, очень просто.

– Но при чем тут я? Я эту бабку сто лет не видел, я даже на опросах с ней не говорил! К ней же Марго с девчонками ходили!

– Значит, ты у нас здесь самый колдовству поддающийся, – авторитетно объявила Катька. – Ну как, как? Будто не читал в сказках. Сварила зелье, по сторонам побрызгала, заговор прочитала…

– Ага, бамбара–чуфара, скорики–морики! Колдовства не бывает!

– Колдовства не бывает, это ненаучно, – поддержал Лиску Ботаник.

– Кто бы говорил… ты, между прочим, первой меня чуть не схрумкал, – злопамятно заметила Катька, и Лёша немедленно стушевался.

– Ну, положим, без него мы бы вообще не выкрутились, – тихо заметила Лиска. – Я вот что думаю. Вдруг то, что я вижу во сне, – такая же правда? Только я почему–то оказываюсь в прошлом, а Лёша остаётся в нашем времени. И если так…

– Какая разница? – нетерпеливо перебила подругу Катька. – Это уже теория, а нас в первую очередь должна волновать практика. Значит, что мы имеем? У кого есть предложения?

– Я думаю, надо бы с Васей поговорить, – сказала Лиска. – Профессор же звонил в больницу, они там вроде очнулись. Наверное, Вася знает, кто на них напал.

– Правильно! – Катька на глазах оживлялась. Она всегда отлично себя чувствовала, когда нужно было делать что–то конкретное. – Значит, надо после работы смотаться в райцентр и все выяснить. Заодно навестим пострадавших, конфет принесём. Только отпрашиваться не будем, после всех этих пертурбаций нас нипочём не отпустят.

– А как же я? – спросил Лёша. – Вдруг я ночью опять… перекинусь? Я же могу кого–нибудь действительно закусать.

Лиска прикусила губу. Может быть, лучше поехать в райцентр всем вместе? Но у Ботаника такой вид, словно на нем всю ночь воду возили. Додумать она не успела.

– Во–первых, мы до темноты вернёмся. До райцентра добираться часа два. Если на автобус не попадём, можно попутку поймать, – заявила Катька настолько уверенно, что Лиску немедленно охватило сомнение.

– Ты знаешь дорогу?

– Интересное кино! А чего бы мне её и не знать? – Катька вздёрнула нос. – Надо уметь собирать информацию! Мне Светка рассказала: их с Наташкой Марго в райцентр на почту посылала. Все элементарно, Ватсоны: сразу за раскопом начинается пожарная просека через лес. Минут двадцать ходу, и мы уже на шоссе. Если уж такие тюхи, как Светка с Натальей, с дороги не сбились, так мы–то тем более!

Лиска неуверенно покосилась на Ботаника. В глазах Лёши светилось настоящее отчаяние. Нет, оставлять его в таком состоянии, без поддержки, совершенно не годилось. Чтобы такое придумать?

– Лёш, может, тебе таблетку какую принять? Ну не знаю, от головной боли, например…

– Знаю! – Подскочив, Катька чуть не пробила головой свод палатки. – Гениальная идея! Лешку надо опоить валерьянкой! Ну да, да, чего глаза вылупили? Это же успокоительное, так? Его и от нервов, и от бессонницы прописывают. Если выпить побольше, организм совершенно расслабляется, и никаким колдовством его не проймёшь. Пускай он даже превратится – но будет весь расслабленный, вялый, не сможет по полям скакать. Будет себе зависать тихонько в палатке. Главное, чтобы никто в неё не совался, но это решаемо – мы к ночи из больницы вернёмся и приглядим. Как вам моя придумка?

– Думаешь, валерьянка такая сильная? Что–то сомнительно, – начала было Лиска, но Катька её перебила.

– У тебя, Лисенция, кот дома есть? Плесни ему валерьяночки и увидишь, чего будет! Понятно, на человека она слабей действует, ну так оборотень – он же не совсем человек, верно? Он где–то и зверь?

– Ладно, убедила, – быстро сказала Лиска. Она заметила, как вздрогнул от Катькиных слов несчастный Ботаник. – Где валерьянку брать будем?

– В аптечке, вестимо! Она на кухне, сейчас принесу!

– Ты, Лёша, не переживай, мы потом ещё что–нибудь другое, понадёжней, придумаем, – сказала Лиска, когда Катька умчалась. – Кстати, ведь скоро луна сделается маленькой, и все пройдёт. Оборотни же только в полнолуние проявляются.

– Ты уверена?

– Так в книжках написано. Ты же сам говорил, что в рассуждениях следует опираться на источники, – Лиска постаралась, чтобы её голос звучал как можно авторитетнее. На самом деле на душе у неё было неспокойно. Да ещё ведь придётся как–то незаметно исчезнуть из лагеря сразу после работы, иначе не успеть обернуться до темноты.

***

За некрашеным деревянным забором сквозь зелень парка виднелся угол двухэтажного здания с длинными «венецианскими» окнами и круглой беседкой–ротондой на крыше. В своё время местные власти не поскупились отдать под районную больницу бывший барский особняк, но на этом их щедрость явно закончилась. Судя по виду, особняк с 17–го года не ремонтировали ни разу. Колонны античного портика на входе покрывала тонкая сеть трещин, штукатурка на стенах стёрлась до дыр, несколько окошек первого этажа были плотно забиты фанерой. Бег времени пошёл на пользу только остаткам господского парка – в нем буйно росли громадные лопухи, перепутанные с кустами сирени, кроны старых лип растопырились на половину улицы.

Возле античных колонн на табуретке сидела и вязала старушка в синем халате уборщицы.

– Вы, девочки, куда? – строго спросила старушка, когда Катька с Лиской хотели подняться по лестнице. – В поликлинике приём закончен, завтра с утра приходите.

– Мы не на приём, мы больного навестить пришли. Василий Буляйкин, из Вежецкой экспедиции, его сегодня днём привезли. Нас руководитель послал узнать, как он себя чувствует, – не моргнув глазом соврала Катька.

***

– Он говорит, что он – оборотень! Веришь, нет? – воскликнула Катька.

– Лешка – оборотень?!

Вася резко дёрнулся на подушке, попытался сесть.

– Тогда… тогда чего же вы его там одного оставили?

– Чего? – подруги переглянулись. Такой реакции от Васи они не ждали. Он должен был сейчас рассмеяться им в лицо или в лучшем случае покрутить у виска пальцем. Это была бы нормальная реакция.

– Если он правда перекидывается, как же вы его без присмотра оставили? – повторил Вася. – Да ещё в лагере. А если он на кого–нибудь бросится? Он же не контролирует свои действия!

– Ничего себе, Вася… – потрясённо прошептала Катька. – А мы думали, ты не поверишь…

– Я теперь всякому поверю, – по лицу Васи скользнула тень, – эта жуть, которая из холма вытекла, у меня до сих пор в глазах стоит.

Некоторое время все молчали, потом Лиска спросила шёпотом:

– Очень страшно было?

– Не помню. Вернее, не знаю. Понимаешь, когда пугаешься, можно ещё что–то сделать, ну, там, закричать или убежать. А мы просто двинуться не могли, и стало так холодно… и мерзко, что ли. Как будто смотришь в подвал, набитый всякой гнилью. И сделать ничего не можешь, только знаешь: если оно сейчас из камня вырвется – все, конец.

Вася мрачно уставился на стенку.

– И оно вырвалось?

– Не, ну я же здесь. Видите, с вами разговариваю. – Вася серьёзно посмотрел на Катьку и Лиску. – Ему, призраку этому, не до нас было. Там же люди были: та бабка, за которой я следил, и другой, в чёрном… И бабка на того, чёрного, первая напала. Она, похоже, настоящая колдунья, чистая ведьма! «Чёрный» упал, а она руки вскинула и к нему идёт… тогда он, наверное, и вызвал эту дрянь из камня. Себе в помощь. А мы с Федей, как два дурака, под раздачу попали.