Электронная библиотека » Александр Казимиров » » онлайн чтение - страница 33


  • Текст добавлен: 7 августа 2017, 22:11


Автор книги: Александр Казимиров


Жанр: Ужасы и Мистика


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 33 (всего у книги 41 страниц)

Шрифт:
- 100% +
II

За ночь воздух остыл, впитал в себя аромат сирени. За окнами стрекотали неугомонные стрижи, город просыпался. Марик Кукин славно погулял накануне и страдал от недомогания. Вставать с постели не хотелось. Подушка ласково прижималась к выбритым щекам, одеяло дарило тепло и негу. Все, что находилось за пределами кровати, вызывало отвращение. В голове что-то неприятно щелкало. Кукин поднялся, подошел к холодильнику. Две рюмки коньяка вернули уверенность в движениях и просветление в мозгах. Он вспомнил, что в ресторане познакомился с очаровательной девушкой. Кукин вернулся в спальню, пошарил в карманах. Среди скомканных купюр отыскалась бумажка с именем и номером телефона. «Люда, Люда, Людочка! – напел Марик. Бурная фантазия рисовала образ шикарной дамы, танцующей для него нагишом – Людоедка! Надо же, какое красивое имя!»

– Алло! Людмила? Доброе утро! Это вчерашний незнакомец. Вспомнили? Я вами очарован. Хотелось бы продолжить общение. Вы не будете возражать, если я приглашу вас в кино? Не любите темных помещений? Хорошо, тогда давайте встретимся, давайте встретимся… – Он напряг опохмеленный мозг и высказал тривиальность: – Давайте встретимся в кафе «Три медведя»! Кто будет третьим? А вы шутница! Когда? Вечером? Замечательно!

«Самое главное – узнать ее. Не приведи Господи, опростоволоситься!» – Марик отправился в ванную.

Кафе «Три медведя» интерьером напоминало деревенский быт. Казанки и чугунные горшки с ухватами украшали стены. Декоративный плетень окружал барную стойку. Официант в косоворотке, с прямым пробором на голове, смахивал на Ивана-дурака. Подскочив к Марику, он отвесил низкий поклон.

– Чего барин откушать изволит?

– Тащи бутылку «Мартеля». Лимончик не забудь!

Пока официант колдовал с заказом, в кафе вошла молодая женщина. Шестым чувством Кукин понял – это Люся! Он выскочил из-за стола, галантно взял ее руку и поднес к губам.

– Позвольте называть вас Люсьен! Рядом с вами я чувствую аромат Елисейских полей! – Кукин улыбнулся шире Гуинплена и крикнул в полумрак зала: – Гарсон!

Шаркая лаптями, появился официант. Нарисованные конопушки расползлись по его лицу голодными клещами.

– Даме – шампанского и шоколадку!

Люся догадалась, что произвела эффект водородной бомбы.

– Если не накладно, закажите мороженое с лакрицей!

– Нет проблем! Скажите, Люсьен, а что вам доставляет истинное блаженство? – Кукин скорчил до безобразия умную гримасу.

– Истинное блаженство? – Вахрушина была готова к любым вопросам. – Понимание и оценка своего предназначения.

Люся взяла фужер, полюбовалась играющими пузырьками; не сделала ни единого глотка и вернула его на место. Кукин был сражен! Да что там – сражен, он потерял голову!

– Насколько же вы бесподобны! Я, кажется, влюбляюсь!

– Я не ищу любви, я ищу ее доказательств! – искрометно парировала Люся.

Марик хотел предъявить весомый аргумент, подтверждающий величину его чувств, но окружающие сочли бы это за выходку безумного эксгибициониста и, конечно же, осудили бы. В обществе пуританской морали душевные проявления воспринимаются как вызов. Если мужчина хочет покорить женщину – он должен действовать без заминки. Если женщина преследует ту же цель – ей следует набраться терпения. Перевозбужденный Кукин предложил Вахрушиной поехать к нему: послушать магнитофон и посмотреть пикантное кино без перевода. Для приличия Люся пожеманилась и включила зеленый свет.

Многие знают себе цену, но не многие знают, где можно получить наличными. Люся знала! «Сколько можно жить в гостинице? Пора бы обзавестись собственными квадратными метрами!» – она крепко держала под руку ополоумевшего от страсти Марика. Марик спешил насладиться удачей и торопливо шагал к бездне.

Вахрушина воскресила в памяти Кукина трудовые подвиги советского народа. Покрываясь потом, он задыхался от усердия, как Стаханов в забое. Одеяло сползло на пол.

– Люсьен, откуда такой опыт? – Марик выбился из сил.

– У меня было время для изучения теории любви. С тобой же я попробовала ее на практике! – Люся не сомневалась в том, что поймала парусами ветер.

– Слушай, я поживу у тебя немного? Ты ведь не прогонишь бедную девочку? – Вахрушина приподнялась на локте.

– Понимаешь, как бы тебе объяснить?.. – Марик запнулся.

– Не люблю, когда смысл сказанного прячется за словесными завалами – у меня не всегда есть время их разгребать. Если нет, значит – нет! – Люся с презрением посмотрела на голого Кукина. – Думала, ты настоящий мужик. А ты…

– Живи! – сдался он, решив, что ничего не теряет.

III

Волны с шипением облизывали гальку и откатывались обратно.

На бирюзовой поверхности моря покачивались целлофановые медузы. Медовый месяц вымотал Кукина. Он был нетрезв и мечтал утопиться. Любовь за деньги обходилась гораздо дешевле и ни к чему не обязывала.

Вахрушина отдыхала в гостиничном номере. Ей было плевать на желание благоверного убить себя. Арифметика любых взаимоотношений гласила: «А что я буду с этого иметь?» – и толкала к действиям. Люся понимала, что вечно счастливыми могут быть лишь идиоты. Нормальные люди недолго радуются выпавшей удаче – им всегда хочется большего. Люся решала, как возместить убитое в браке время и одновременно оттяпать у супруга жирный кусок пирога. В номер ввалился Кукин, на суицид его не хватило.

– Живя с тобой, – начал он, – я перестал доверять себе.

– Перестал доверять – устрой за собой слежку.

Растрепанный Кукин сел на кровать, обхватил голову. На его глазах навернулись пьяные слезы.

– Смотри, соседей не затопи, водолей! – Люся с презрением посмотрела на мужа. – Тебе бы газоны поливать!

Марик высморкался в футболку.

– До чего же ты остра на язык!

– Не бойся, я тебя им не зарежу!

– При знакомстве я не предполагал, какая ты стерва! – Кукин всхлипнул от жалости к себе, от несправедливости и просто так.

– Прежде чем вешать на кого-либо ярлык, посмотри – не с тебя ли он слетел. И вообще, чем больше я тебя узнаю, тем меньше хочу общаться! Нам надо развестись! Как всякий порядочный человек, Марик, ты обязан оставить мне квартиру и часть денег.

Глаза Кукина намокли еще сильнее, щеки затряслись.

– Марлен! Если мое мнение не совпадает с твоим, это не означает, что я должна его менять! На самом деле, человеку нужно не так много, как ему кажется. Поживешь у мамы, потом купишь себе другую квартиру. Я ведь не претендую на твой бизнес. Хотя… – Вахрушина задумалась.

Кукина никогда не разводили так нагло. Он не успевал за ходом Люсиных мыслей и от этого мучился сильнее. Собственная неполноценность подначивала его удавить жену.

– Я искал себе женщину на всю жизнь! А получилось…

– Глупый! Очень трудно найти в партнере по кровати партнера по жизни. Имея высшее образование, ты совершенно не имеешь мозгов! Благодари судьбу, что она свела тебя со мной и дала шанс постичь премудрости человеческих взаимоотношений.

– Говори помедленнее. Я не успеваю уловить смысл.

– Я говорю, что мы разводимся, и ты переписываешь на меня квартиру. Если тебя это не устраивает, я при помощи адвокатов добьюсь раздела бизнеса.

Чтобы навести порядок в голове, некоторым не хватает жизни. Кукину хватило ночи. Раним утром, когда над крышами двухэтажных басурманских лачуг показались солнечные космы, он порылся в чемодане и вышел из гостиницы.

Ночной клуб, в котором любвеобильные турки пробуждали в Марике ревность, встретил тишиной. Кукин подошел к молодому человеку в национальном костюме. Брови турка срослись настолько изумительно, что возникала иллюзия, будто у него растут усы не только под носом, но и над ним. Люсин муж пошептался с потомком янычаров. Тот увел его в подсобку заведения.

Вахрушина проснулась, вытянула руки и поработала пальцами. Напротив нее сидел осунувшийся супруг. Казалось, что он вот-вот умрет и, пока силы не покинули его, хочет оставить завещание.

– С добрым утром, любимый! – ехидно поздоровалась Люся.

Ее душа заранее праздновала победу, ликовала и насвистывала бравурные марши! Люся поднялась с кровати и поцеловала Марика в лоб, сухо, как покойника.

– Не расстраивайся. Проигрывать нужно достойно! Ты ведь не сердишься, правда?

Такого нахальства Кукин не ожидал. Закурив, он вышел на балкон. Облако дыма затянуло купол минарета, немножко повисело в воздухе и рассеялось. Марик вернулся в комнату.

– Я хочу сделать тебе подарок! – сказал он и протянул жене ворох банкнот. – Купи что-нибудь на память!

– Какое благородство! Наш кратковременный союз подарил мне небольшое состояние, тебе – огромные впечатления.

– Брак с тобой показал, что быть богатым – накладно!

– О, наконец-то ты изрек умную мысль! – Вахрушина перед зеркалом стала приводить себя в порядок; неторопливо навела красоту и покинула номер. Кукин взял телефон.

Подъехавшее такси проглотило Вахрушину и умчало в новую жизнь. В гостинице Люся больше не появлялась.

Лайнер разбежался по взлетной полосе, оторвался и взял курс на Россию. Марик довольно закрыл глаза. В это время темнокожий араб вел заплаканную Вахрушину в номер вертепа. «Только у великих людей бывают великие ошибки!» – Люся скинула халат.

Люся до совершенства отшлифовала мастерство гетеры и покорила душу богатого, наивного турка. Круглолицый мусульманин выкупил ее из борделя, в надежде сделать одалиской. Он не знал, что русская женщина способна остановить на ходу паровоз, сжечь все мосты и обвести вокруг пальца самого дьявола.

IV

Консульство России сработало оперативно. Многострадальной соотечественнице оформили документы, купили билет и посадили в самолет. Родина встретила Люсю неопределенностью и равнодушием. Но Вахрушина не привыкла сдаваться.

– Здравствуй, дорогой!

Как снег на голову она появилась в офисе бывшего мужа.

Вдали от родины Люся вызубрила уголовный кодекс. Тонким шантажом она выбила из перепуганного Кукина солидную компенсацию. Все вроде встало на свои места, но захотелось любви: единственной и неповторимой. Случаются такие капризы у уставших от жизни женщин. Люся не утратила эффект Клеопатры – мужчины рядом с ней теряли самообладание, падали на колени, предлагали руку или деньги – на выбор. Все бы ничего, если бы не злой рок, преследующий Вахрушину. Не успевала она разжечь семейный очаг, как судьба-злодейка ставила на нем жирный крест.

Инспектор рыбнадзора, Голощекин Никита Михайлович прожил с Люсей полгода. Пьяный от счастья, он случайно вывалился из лодки и утонул в холодных речных водах. Вдове от него перепали: двухкомнатная квартира и денежные накопления, которых хватило на похороны одутловатого тела и скромный мраморный памятник. Люся стойко пережила трагедию, отгуляла поминки и выскочила замуж за актера драматического театра Шептунова.

Шептунов оказался не таким тихим, как его фамилия. Можно сказать, что ему больше подходила фамилия Грохотаев. Актер ревновал супругу ко всем и вся, закатывал истерики с театральными выходками: изображал то обморок, то сердечный приступ.

Люся хотела развестись, но он так фантастически рыдал, что ее сердце разрывалось. После очередного скандала Шептунов традиционно схватился за грудь и свалился у двери. Привыкшая к его симуляциям, Люся плюнула на неподвижное тело и ушла из дома. Когда она вернулась, то застала мужа в том же положении. Шептунова зарыли возле Голощекина. Усопшим мужьям предоставили возможность обсуждать на том свете Люсины плюсы и минусы.

Директор колхозного рынка Давид Иосифович Блувштейн имел поразительную способность клепать деньги из всего, что попадало в поле зрения! Люся оперлась на его крепкое плечо и наслаждалась жизнью. Она забыла, что такое кухня: Блувштейн обедал и ужинал в ресторанах. Его денег хватало на любую блажь. Как-то вечером Люсю потревожил телефонный звонок.

– Давида Иосифовича убили на рабочем месте. Мы поможем с погребением, – сообщил незнакомый радостный голос.

Люся уронила в гроб жемчужные слезинки и облобызала лоб супруга. Блувштейна похоронили рядом с двумя предыдущими мужьями. Знакомые с издевкой шутили о личном кладбище вдовы. Люся наслушалась о себе сплетен и решила замуж больше не выходить. Слово оказалось не настолько крепким, как желание быть любимой. Вскоре Вахрушина закрутила роман с владельцем похоронного бюро Станиславом Викторовичем Горемыкиным.

Станислав Викторович оказался на удивление жизнерадостным человеком. Его шуточки носили особый характер и первоначально вызывали недоумение. Вахрушина быстро к ним привыкла, списав все на своеобразную профессиональную деятельность любовника. На день рожденья она получила миниатюрный гробик, перевязанный черной ленточкой с золотыми буковками: «На вечную память, от любящего Стасика!» Внутри на бархатной подушечке лежало ожерелье, переливающееся в солнечных лучах.

Во время свадебного путешествия Горемыкин отравился тайской кухней. Люся привыкла к регулярным смертям мужей, и уже не плакала. Околевшего супруга доставили на родину в консервной цинковой банке и зарыли на родовом участке.

V

Люся гуляла по парку, любовалась пестротой осенних нарядов. Там, среди бронзовой листвы и опустевших скамеек, она встретила низкорослого щуплого грузина Гиви. Чем он ей приглянулся, сказать трудно. Нос с горбинкой и печальные глаза, обрамленные длинными ресницами, вызвали у Люси сочувствие. Тонкие пальцы Гиви покрывали волоски и напоминали лапки паука. Ко всему прочему, горец страдал синдромом Мюнхгаузена: безбожно врал о тяжелом детстве и проблемах, побудивших его оставить родину. Люсе хотелось прижать горемыку и согреть теплом души. Гиви пошел навстречу пожеланиям, переехал к ней и зажил богемной жизнью.

Прошла зима – Гиви не умирал! Накопления Блувштейна и Горемыкина таяли, превращаясь в марафет, коньяк и шумные посиделки. Работать гордый джигит не любил. Он часто упрекал Люсю в скупердяйстве, требовал все больше и больше.

– Слушай, зачем тебе столько денег? Ты что, их кушать будешь? Давай жить, как все нормальные люди живут! Может, тебе нервы надо подлечить? Съезди в санаторий, отдохни! Я за квартирой послежу, – ворковал Гиви, поглаживая Люсю по коленке.

«А почему бы и нет?» – подумала она, собрала дорожную сумку и укатила на Черноморское побережье.

Вахрушина восстановила силы и вернулась. Ни цветов, ни радостно ворковавшего грузина в аэропорту не оказалось. «Господи, неужели с ним что-то случилось?» – грызла она себя. Гиви не оказалось и дома! Изумление курортницы перешло все границы, когда выяснилось, что вместе с кавказским орлом испарились драгоценности и банковские счета. Тяжелый, пыльный ветер ворвался в легкие Люси, лицо приняло тон деревенской сметаны. Возомнив себя птицей, душа Вахрушиной взмахнула крыльями и вылетела вон. Небо устало от духоты, возмутилось и хлопнуло в ладоши. Как по приказу, хлынули косые струи дождя. Шахматная партия закончилась, уложив королеву в одну коробку с пешками.

Похоронный марш Шопена
I

Петька Рыков, мальчуган лет шести, с аппетитом уплетал бутерброд. Хлебные крошки падали на стол, Петька подбирал их и закидывал в беззубый, как у старичка, рот.

– Пап, давай котенка заведем! У Вовки Полетаева, знаешь, какой пушистый и ласковый… А шустрый! Вовка бумажку привяжет на нитку, а тот прыгает за ней! У всех есть кошки, а у нас нет!

– Купим мы тебе кошку, не переживай! Такую, какой ни у кого нет! – многообещающе подмигнул сыну отец.

Андрон Ефимович вернулся с базара и вручил сыну картонную коробку. Лицо его светилось от счастья.

– Открывай! – сказал он торжественно.

Петька снял крышку. Его удивлению не было предела.

– Я же котенка просил. Зачем мне черепаха?!

– Глупый ты еще! Черепаха куда интереснее! Конечно, она не будет за бумажкой прыгать. В отличие от кошки, черепаха – животное солидное, и у нее масса преимуществ! Во-первых, от нее нет шерсти! Во-вторых, она не рвет обои и не лазает по шторам! В-третьих, мало ест и не гадит по углам! И самое главное – черепахи живут триста лет! Ну, сам подумай, поиграет твой Вовка лет пять и – все! Сдохнет его Барсик или Мурзик – и начнутся слезы, сопли! А твоя Тарантелла или, как ее, Тортилла будет жить! Играй – не хочу. Еще тебя переживет! Так-то! – закончил пояснения отец; он сел к окну и развернул газету.

Петька вытащил подарок и положил на пол. Черепаха вытянула морщинистую шею, проползла пару сантиметров и остановилась.

– Как с ней играть-то? Она еле живая! – воскликнул мальчишка от досады.

– Приклей к ней пластырем веревку и привяжи свой грузовичок. Пусть она его, как баржу, таскает! Всему-то тебя учить надо. Не маленький, сам соображай!

– Мне бы котенка…

– Тебе не угодишь! Купили с матерью такую зверину, а он не доволен! Кошки у всех есть, а вот черепахи только в элитных домах водятся! Вырастет Тортилла, станет большой, как журнальный стол, кататься на ней будешь. Дружки обзавидуются! Ты видел, чтоб кто-нибудь из них на кошке верхом ездил? Нет! То-то! А надоест – так мы ее откормим и съедим! Говорят, черепашье мясо вкусное и полезное! Вот и прикинь, какое животное лучше?!

Молодой городок нефтяников, затерянный на раздольях Поволжья, летом утопал в пыли и тополином пухе. Многие улочки еще не заасфальтировали, и в случае дождя, добраться куда-либо было сложно. Проспект Ленина, как исключение, выделялся серой полосой свежеуложенного покрытия. Неизвестно почему, возможно, из-за этого самого асфальта всех покойников несли на погост по одному и тому же маршруту.

Игры с черепахой радости не доставляли, скорее – наоборот. Петька забирался на подоконник, отодвигал горшок с геранью и наблюдал за похоронными колоннами, ползущими мимо дома. Для лучшего обзора он выпросил у дружка театральный бинокль, что его привлекало – неизвестно. Петька внимательно вглядывался в парафиновые лица покойников, удобно лежащих в тесных гробах. Старался прочесть надписи на черных лентах.

– Экзекутором, наверно, будет! – сказал как-то Андрон Ефимович, заметив пристрастие сына.

– Не экзекутором, а прозектором! – поправила Рая, его жена.

– Какая разница?! Один черт, с мертвецами возиться!

На этом полемика закончилась.

Переселенцев на тот свет провожал духовой оркестр. По выходным дням он играл на центральной площади. Любвеобильные бабки и старики гурьбой посещали музыкальные вечера. Оркестр вел большую работу, за что имел множество благодарных отзывов, принимал активное участие в проведении торжественных и праздничных мероприятий. Его выступления имели огромное значение в культурной жизни города, определяли духовную и музыкальную атмосферу. Можно сказать – являлись гарантом нравственного и эстетического воспитания нефтяников. Однако главные заработки оркестр получал с похорон. Трубач, дядька Дормидонт, проживал в соседней квартире. Петька часто видел его пьяным и веселым.

Тяга к алкоголю сделала Дормидонта умственно неполноценным задолго до наступления старческого маразма. Он говорил сам с собой, отчетливо представляя собеседника. Дормидонт стучал по колену широкой, как теннисная ракетка, ладонью и навязывал воображаемому оппоненту свою точку зрения. Потом все менялось. Трубач мысленно входил в образ визави и так же рьяно отстаивал противоположное мнение. Это выглядело смешно и смахивало на театральную постановку. Однажды Дормидонт попытался затеять драку с невидимым собеседником, но ничего не вышло: трубач свалился с лавки, выругался и погрузился в безмятежный сон. Разбудил его старик с венчиком волос, повисшим на ушах. Он наклонился и протряс Дормидонта.

– Вставай, пока в милицию не загремел! Фу, обоссался весь, смотреть тошно!

Дормидонт не понимал, где находится. Присел, ощупал штаны. Его мозг еще не просветлел, и музыканту казалось, что всему виной докучливый сосед. Дормидонт ухватился за лавку и поднялся. Земля кружилась, фигура старика висела в воздухе. Она раскачивалась, и попасть по ней было сложно. Удар Дормидонта был сильный, но неточный. Трубач потерял равновесие и рухнул на асфальтовую дорожку. Злость рвалась из него невразумительным бормотанием; взгляд уперся в сандалеты врага. Они расплылись, а потом, самопроизвольно, приобретали резкие очертания. Дормидонт обиделся на свою беспомощность, плечи его затряслись, и он заплакал. Сначала тихо, но быстро разошелся и заголосил громко и противно.

– Ну, чего ты?! – растерялся старик и похлопал Дормидонта по плечу. – Давай, помогу! Это водка окаянная в тебе плачет.

По комплекции Дормидонт был грузным – поднять его в одиночку не представлялось возможным. Старик огляделся, надеясь найти помощника. Поблизости никого не оказалось, если не считать соседку, наблюдающую за происходящим из раскрытого окна, да пацанов, ожидавших развязки. Старик стал поднимать пьяного музыканта, но тот заартачился и укусил его за щиколотку. Дед охнул, запрыгал на одной ноге. Он сел на лавку и задрал штанину. Темное пятно быстро расползалось по носку. Соседка отпрянула от окна. Было слышно, как она запнулась о табурет. Загремели и посыпались тарелки, потоком вырвались ругательства. Дормидонт воспользовался суматохой и на карачках скрылся в кустах.

Будучи трезвым, трубач дал Петьке мудрый совет.

– Вот, Петруха! – сказал он. – Будешь играть на похоронах, считай – жизнь удалась: и сыт, и пьян, и копейки в кармане звенят! – Он достал из кармана карамель и угостил мальчишку.

– Дядька Дормидонт, у меня же трубы нет. На чем дудеть-то я буду? – спросил увлеченный заманчивой перспективой Петька.

Музыкант пребывал в благодушном настроении.

– Пойдем, я тебе кое-что подарю!

Подарком оказалась старенькая тульская гармошка.

– Пиликай пока на ней, дави на кнопки! Играй, салажонок!

Репетицию юный маэстро начинал в одно и то же время. Ровно в час по улице проходила траурная колонна, а то и не одна. Сидя на подоконнике, Петька растягивал гармошку, извлекая из нее будоражащие душу звуки. У него оказался неплохой слух. Очень скоро детские пальцы более-менее ловко бегали по клавишам.

Дату Октябрьской революции Андрон Ефимович отмечал дома в кругу друзей. В какой-то момент он решил удивить их талантами своего отпрыска. Петьку поставили на табурет.

– Ну-ка, сынок, растяни меха, порадуй гостей!

Петька со скорбной миной выдал марш Шопена. Он сыграл так здорово, что хотелось всплакнуть.

– Это он, что же, дело Ленина похоронил? – спросил Рыкова подвыпивший товарищ. – Взял и похерил достижения народа?!

– Ты, что ж, говнюк, не мог польку-бабочку сбацать? – поддался на провокацию отец.

– Я же на похоронах играть буду. Там другую музыку не заказывают! Хотите веселую, – радио слушайте! – Петька надулся и слез с табуретки. – Вообще уйду к Дормидонту жить. Он меня на похороны брать будет! А там и сыт, и пьян, и копейки в кармане звенят! Так-то!

– Кто же тебя этому научил? – Андрон Ефимович вытащил из брюк ремень.

– Ладно тебе! Чего к ребенку прицепился? Натаскается еще, будет на свадьбах деньгу зашибать! – успокоил гость.

Зима промчалась на лыжах и коньках – быстро и красиво. Долгожданный Новый год, подарки, Рождество неведомого Петьке бога, затем двадцать третье февраля. А между ними, по укатанной машинами дороге, изо дня в день похороны под выученную назубок мелодию.

Весной внезапно помер Дормидонт. Петька первый раз в жизни так близко видел покойника. Серое лицо трубача с подвязанным подбородком и накрытые пятаками глаза вызывали кучу вопросов.

– Мам, а мам! – приставал Петька. – А зачем ему зубы перевязали? Болят что ли?

– Чтоб глупости тебе не говорил! – шепотом отвечала она.

– Его так с пятаками и закопают, или потом монетки заберут?

– Не знаю. Может, так и закопают.

«Это же две банки леденцов!» – думал про себя Петька.

– Мам, а мам! А чего он помер-то?

– Пить надо меньше! Помнишь, как он тебя учил: «И сыт, и пьян будешь!» – вот и наелся, и напился, и копейки не нужны стали. Лег под образа, да выпучил глаза! Пойдем отсюда, без нас похоронят, – матери надоело отвечать на многочисленные вопросы. Она дернула Петьку за руку и увела от некогда бесшабашного соседа.

Послышался плач валторны. Петька догадался, что игра на похоронах дарит не только беззаботную жизнь, но и приближает собственную кончину. Он больше не лазил на подоконник, заслышав знакомый мотив, но пиликать на гармошке не прекращал.

Мальчик взрослел. Гармошка обосновалась в кладовке, а Петька посещал музыкальную школу. Он присасывался к мундштуку надраенной до блеска тубы, пузырями надувал щеки и таращил от натуги глаза. Лет в десять Петька затянул на шее алый галстук и стал глашатаем пионерской дружины. Резкие, пронзительные звуки горна пришлись ему по душе. Петька часто представлял себя трубачом на поле боя, призывающим бойцов идти в атаку. Кроме того, горн давал возможность находиться в центре внимания. Иногда Петька позволял дружкам подудеть. Те пыжились, но рожок из латуни жалобно крякал, вызывая у окружающих смех.

– Губы амбушюром складывай! – с серьезным видом советовал Петька.

Диковинное слово вызывало у пацанов трепет. Извлечь чистый звук никому не удавалось – так, какое-то подобие рева бешеной коровы. Пацаны возвращали горн, признавая свою никудышность. Петька уже видел себя в рядах духового оркестра, но как-то, в гостях у Вовки Полетаева, он услышал не тягучее: «Издалека долго течет река Волга», а песню на английском языке. Гитарные переборы поразили его яркостью и красотой звучания.

– Лед Зеппелин! – с гордостью прихвастнул Вовка. – Лестница в небо. Братан кассету у знакомых переписал.

Музыкальные пристрастия Рыкова заложили крутой вираж. Его больше не интересовал горн с пришпиленным к нему пионерским вымпелом, не вызывала восхищения туба, рыгающая басами, его увлекла гитара. Петька выпросил у отца деньги на заветный инструмент. Подтягивая колки, он настраивал гитару и часами дергал струны. Гитара заменила все! Если бы можно было уложить ее в кровать, он бы это сделал не задумываясь.

Виртуоз-самоучка отпустил волосы и стал лидером в компании угловатых подростков. На каникулах он ночи напролет горланил в парке дворовую лирику вперемежку с западными хитами. Пел хорошо, и его заметили музыканты из инструментального ансамбля при Дворце культуры. Вскоре Петька стал играть на танцах. У него появились карманные деньги и новые друзья. После танцев лабухи заливали глаза, болтали о музыкальных новинках и наигрывали друг другу понравившиеся мелодии. Иногда музыкальный коллектив гастролировал по селам, где ублажал слух хлеборобов. И все бы хорошо, но мать замучила упреками.

– Уж лучше бы на буровой пахал! Так всю жизнь и протренькаешь на своей балалайке. Одна шантрапа вокруг тебя вертится. – Она обреченно махала рукой и принималась за домашние дела.

Когда не было никаких мероприятий, Петька коротал вечера в компании Полетаева и сетовал на неопределенность:

– Так и сгинешь в этом захолустье. В Москву надо когти рвать, карьеру делать. Гастроли по стране, слава, деньги…

Грандиозные планы лишали покоя. Петька умчался в столицу. Из белокаменной он прислал родителям пару строчек, уверил, что все складывается нормально. Порой до города докатывались слухи о его успехах. Однажды Полетаеву пришла бандероль с кассетой, на которой пел и играл покоритель музыкального Олимпа. Запись размножили, и она пошла по рукам. Бывшие однокашники гордились знакомством с чего-то добившимся человеком и с напускным равнодушием поясняли:

– Во, Петруха лабает. Мы с ним учились вместе!

Постепенно о Рыкове забыли.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 | Следующая
  • 4.8 Оценок: 6

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации