Текст книги "Две жизни одного каталы"

Площадь Дзержинского, 2

«Военной прокуратурой Северо-Кавказского военного округа за многочисленные хищения горюче-смазочных материалов арестован и привлекается к уголовной ответственности прапорщик Аслан Муслиматов, который в ходе допросов среди прочего пояснил, что летом 1982 года (предположительно, в августе) к нему обратился водитель частного автомобиля «Нива» белого цвета с просьбой продать ему бобину полевого телефонного кабеля. Муслиматов ранее продавал этому водителю госталоны на бензин, но близко знаком не был. Он полагает, что имя этого человека Шабан, но фамилия неизвестна. За 25 рублей он продал Шабану 500 метров высокопрочного полевого кабеля П-274М со стальной жилой. Со слов задержанного, в январе тот же самый человек обратился к нему с просьбой достать ручной генератор ПЗУ-5М, предназначенный для зарядки носимых радиостанций, однако они не сошлись в цене и сделка не состоялась.

В результате проведенных следственно-оперативных мероприятий установлен Саферов Шабан Асланович, 1931 г/р, прож. хутор Чинток, ул. Жданова,21 (частный дом). Поскольку подвод агентуры на воле затруднителен ввиду крайней замкнутости и обособленности объекта, было принято решение о его задержании на 72 часа в порядке ст. 100 УПК РСФСР в качестве подозреваемого в скупке краденого. Активная внутрикамерная разработка проводилась агентами «Поп» и «Дионис» (последний владеет кяхтским языком). Объект держал себя спокойно, уверенно, от контактов и разговоров с сокамерниками уклонялся. По поводу своего задержания сообщил, что генератор искал для подзарядки аккумулятора в пасечном домике. На вопрос агента – как можно семивольтовым генератором зарядить двенадцативольтовую батарею – пояснил, что нужно просто разрезать центральную свинцовую клемму, и получится два аккумулятора по 6 вольт. В доверительной беседе агент посоветовал более простой способ: менять аккумулятор во время посещения пасеки – не заглушая двигатель, снимать заряженный и ставить на его место разрядившийся. В этот момент разрабатываемый проговорился, заметив, что такие сложности ни к чему – у него на пасеке теперь постоянно живет человек и «есть кому крутить этот генератор». В дальнейшем он от этой темы уходил и замкнулся, окончательно прекратив общение. По истечении трех суток Саферов был освобождени из ИВС и в настоящее время находится на свободе под подпиской о невыезде. Проверить информацию о проживающем на пасеке неизвестном и установить его данные не представляется возможным в связи с погодными условиями – в горах снежные заносы, проезд автотранспорта невозможен».

Тонкими пальцами генерал крутил на полированной столешнице одинокий листок с красной шапкой ШИФРОТЕЛЕГРАММА и литером «сов. секретно». Настроение у него было игривое.

– Да ты садись, садись, – сказал он вошедшему Кравцову, – сюрприз есть для тебя.

В ведомстве на площади Дзержинского царило оживление – председатель Комитета, человек и без того обладающий неограниченными возможностями, пошел на повышение и стал главой государства. Теперь все ждали нового статуса КГБ – укрупнений, реорганизаций, новых полномочий. Противостояние с МВД прекратилось поражением последнего, по всей стране шло избиение милиции. Хорошее время быть чекистом.

– Вот есть в тебе некая великодержавность, – продолжал тощий, – некое пренебрежение к национальным кадрам. А ты вот почитай, что пишут товарищи из Майкопа.

И листочек, вращаясь, заскользил по длинному столу в руки Кравцова. На несколько секунд в кабинете воцарилась тишина.

– Он это, – негромко сказал полковник и повторил: – Он!

– Вот и мне так кажется! – вздохнул тощий. – И вот мой план. Командировку оформи в Особый отдел ракетной бригады и оттуда сразу следуй в полк – он дислоцирован в поселке Октябрьский. В Майкопе изыми и актом уничтожь оригинал вот этой шифровки и все агентурные сообщения, в которых упоминается этот Саферов, и больше там не светись – держись в части, в гарнизоне. В военной прокуратуре надо настоять на замене подписки о невыезде на старый добрый арест – чтобы настоящий пасечник не болтался у тебя под ногами. Нужно узнать – когда будет возможен проезд в горы и как найти эту пасеку. В этом тебе тоже помогут служивые, но сделай это так, чтобы они не определили суть и объект нашего интереса. Чтоб ты понимал – это не просто гвардейская часть. Это шахты с ракетами. Сейчас там их всех лихорадит из-за этого воришки-прапорщика, так что тебя примут как царя. Все дадут, все предоставят и еще в жопу поцелуют! В Майкоп без нужды не суйся.

– Я один еду?

Генерал в деланном удивлении поднял брови.

– А кто тебе еще нужен? Задача у тебя проста и незатейлива. Не уверен, что справишься? – и посмотрел нехорошим взглядом. – Ты помнишь, что нам было сказано? «Найдите труп». Или ты хочешь с этим Панченко поговорить по душам, в столицу доставить?

– Нет. Не хочу. Но тело! Как быть с телом?

– Тебе для чего его тело? – потерял терпение тощий. – Выведи его в лес, прострели башку и уходи. Какое тело? Это Кавказ. Горы. Там зверья больше, чем в Африке – оставь им разбираться с телом. Ты что, не любишь животных?

– Да-да! Я все понял. Будет исполнено. Из чего… в голову-то?

– Это я фигурально выразился. Ты человек военный – обойдешься и без стрельбы, я уверен. Если не получится – правила ты знаешь.

– Так точно.

В рекетной части московского кэгэбэшника действительно встретили как командующего округом – для работы отвели кабинет отстраненного от должности замполита и закрепили новый уазик с водителем. По подробной военной карте он разработал подъезд к месту. Дважды в день ему предоставлялась детальная сводка погоды – ожидалось резкое потепление. Кроме того, военные организовали вертолет, и полковник смог лично наблюдать дым из трубы дома на пасеке и даже силуэт метнувшегося внутрь человека – сомнений не оставалось.

Проблема была с Саферовым – следователь категорически отказалась выписывать постановление о взятии его под стражу. Выяснилось, что на момент продажи провод был списан. Соответственно, этот эпизод должен быть исключен, а делопроизводство в части Саферова прекращено. Хуже всего было то, что следователем по этому делу с перепугу была назначена какая-то заслуженная юристка из Ростова, и придавить ее будет непросто. Все же следователь по Конституции – лицо самостоятельное. Обо всем этом Кравцову рассказал Майкопский гарнизонный прокурор – он приготовил московскому гостю все тома аккуратно подшитого для такого случая дела, заглядывал в глаза и не знал – чем он может еще угодить.

– Вы вот что, – обронил Кравцов, – обеспечьте мне явку этого… этого… – он изобразил некую рассеянность и, заглянув в дело, сказал: – Саферова. Завтра в пять. Я хочу с ним поговорить без протокола.

– Куда вам его вызвать? – икнул прокурор и осекся.

– Меня устроит это помещение, – оглядевшись, с недоумением обронил Кравцов. И, посмотрев прямо в глаза хозяину кабинета, подтвердил – завтра в пять. Пожилой прокурор сглотнул слюну и кивнул головой. Он очень боялся. Всем, кому надо, уже занесено, и должность, похоже, останется за ним, но все решить может вот этот залетный, холодный, как лед, сноб-москвич. Как к нему подойти? С чем?

Кравцов резво запрыгнул в уазик.

– Давай-ка в Лаго-Наки проедем. Дорогу посмотрим, – скомандовал он, и водитель согласно кивнул.

В воздухе пахло весной. Оба перевала – Сочинский и Армянский – очистились от снега, и, по расчетам полковника, до момента завершения операции осталось дня три-четыре. Удивительный все ж таки край, – размышлял командировочный, – в воздухе – ну совершеннейшее лето, а вдоль обочин лежит грязный снег. В сугробах этих читается некая обреченность – видно, что снег этот – последний и лежать ему совсем недолго. Скоро-скоро превратится он в ручьи серой воды, шумно бегущие вдоль дороги. И придет его величество лето. Все здесь диктуется летом, все подчинено ему. Полковник повернул дверную форточку, и теплый воздух ударил в лицо. Жизнь прекрасна.

План его был прост – он поднимется на уазике максимально высоко, насколько позволит снег, прикажет водителю спускаться вниз пешком, а сам пошагает до пасеки. Солдатика нельзя оставить в машине – иначе он может услышать выстрел. Пусть себе топает под горку – Кравцов захватит его на спуске. Впрочем, можно его совсем не брать – дорога уже известна. Оружие – табельный девятимиллиметровый бесшумный ПБ конструкции Дерягина – полковник оставил в Москве. Бесшумнность в лесу большого значения не имеет, а вот шанс, что пуля останется в голове, весьма велик – глушитель забирает энергию, и нет никакой гарантии, что выстрел прошьет череп насквозь, что не придется потом разбивать голову трупа и искать этот кусочек металла. Вместо своего табельного он получил в техотделе только что поступивший туда для испытаний трехствольный ТП-82. Его недавно разработали на Тульском заводе для космонавтов и разослали образцы по некоторым службам для получения отзывов. Это удивительный пистолет, чем-то напоминающий обрез. Два верхних ствола сделаны под охотничий патрон 32-го калибра, и каждый снабжен отдельным курком, под ними – нарезной под автоматный патрон 5.45 мм. Все это великолепие придумано для возвращающихся на Землю, случись им в нештатной ситуации приземляться где-то в тайге. Вместе с тем это идеальное орудие убийства – стволы не отстреляны и не числятся ни в каких картотеках, ведь пистолет не серийный. Гильзы после выстрела остаются в стволах, а убойная сила несравнимо выше пистолетной. Кравцов несколько раз выезжал в лес и практиковался в стрельбе. Водилу солдатика с собой не брал – рулил сам. В принципе, не беда, если служивый разболтает в казарме, что слышал какие-то выстрелы. Ведь оружие Кравцовым взято официально как раз для испытаний – какие могут быть вопросы? Но лучше поберечься от ненужных совпадений, тем более что уазик новый и водить его – невеликий труд. Оказалось, что ТП-82 очень удобно носить в рукаве – ствол опускался до локтя, а рукоятка не давала оружию соскользнуть дальше. Все, в целом, готово для завершения этой затянувшейся истории. Осталось лишь переговорить с этим пасечником Саферовым.

 
                                    * * *
 

«Не таким уж и страшным оказался он – занос этот. Странным и необычным выглядит снег, летящий вдоль земли, а иногда и вверх. Он мчится в воздухе, ни за что не цепляясь и не опускаясь на землю – удивительное зрелище! Бывает – наметет сугроб, а утром выглянешь – нет его. Улетел весь до последней снежинки в ущелье. Ульи я все занес на веранду и закрыл кошмой. Вот ты, конечно, не знаешь, но если прижать ухо к коробу улья – слышно довольно громкое гудение – зимой у пчел продолжается жизнь! Что-то они там делят, что-то обсуждают. Хвалят передовиков, клеймят позором отстающих. Может, даже политинформации проводят. Переживаю за них.

Сегодня умер аккумулятор. Хватило на месяц. В последние дни я дозированно слушал радио, а лампочку и не включал даже. Я понял жизнь слепых и теперь свободно ориентируюсь в своем домике в полной темноте. Вообще, это очень грустная часть моего здесь пребывания – темнота тут в переизбытке. Темнеет рано, и чем себя занять – совершенно непонятно. Я протоптал довольно длинную дорожку, и мы с Ссыкуном занимаемся бегом, но это днем. С наступлением сумерек мое спасение – радио. Слушал «врагов» и англоязычные станции, но вот электричества больше нет, и это грустно.

Я писал тебе, что получаю удовольствие от одиночества. Увы – это, похоже, заканчивается. Свою долю изоляции я, похоже, выбрал, и пора вернуться в люди. Пес мой – большая радость и надежный друг, но как я его оставлю? Придется поработать над воспитанием Шабана – он должен, просто обязан взять Ссыкуна себе. Какой же он пастух без собаки-то? Метели все прекратились, и лес наполнился жизнью – тут какофония звуков, правда, я не уверен, что все могут ее слышать. Наш с тобой ручей шумел под коркой льда, а теперь превратился в мини-реку, снег оседает, солнце палит, как в июле. Хорошо!..»

Сашка отложил авторучку и прислушался. В небе отчетливо слышался незнакомый, никогда им раньше не замеченный стук приближающегося мощного мотора «так-так-так…». Собака вжалась в пол, глядя на хозяина умоляющими глазами. Студенту стало физически плохо и очень тревожно – в растерянности выскочил он наружу и тут же увидел вылетевший из-за крон деревьев большой зеленый вертолет с крупной красной звездой, обрамленной белой каемкой и номером 18 под стеклом кабины. Сашка инстинктивно попятился назад, споткнулся и упал на спину. Боль прошила все его тело – спиной, позвоночником он ударился о приступок. Все кончилось. Все иллюзии позади. Надо отсюда бежать. Превозмогая боль, он начал собираться. В печку полетели все его объемные и обстоятельные письма Свете. Долго, очень долго брился он специально сконструированным станком, сделанным из куска расчески с прикрепленной к нему безопасной бритвой. Окладистая борода, собранная веником в тазик, тоже отправилась в печь. Сашка оставил на лице полусантиметровую щетину, затем аккуратно подровнял ее края. Надел болотные сапоги и совсем уже вознамерился выйти, но боль в ушибленной пояснице остановила его. Он принял решение спуститься завтра по руслу ручья. Но и на следующий день боль не позволила ему покинуть пасеку.

 
                                     * * *
 

– Вы знаете, а ведь я вас совсем не боюсь. Абсолютно не боюсь.

– У меня и нет задачи внушить вам страх! Видите – я даже не записываю наш разговор. Это не допрос, это просто беседа. И у меня есть ощущение, что мы оба понимаем, о чем речь.

– Не совсем так. Я только понимаю, что 500 метров списанного провода вас не интересует, что не из-за этого вы принесли свой московский диалект в наш глухой Майкоп.

– Отлично. С такими способностями вам не на пасеке – вам совсем в другой организации работать надо.

– Нет, спасибо. Это я вам оставляю. Так что же вас все же интересует? Уже час я слышу вопросы, ответы на которые вам глубоко безразличны.

– Ну отчего же, отчего же безразличны. Простая беседа без протокола тоже может быть весьма познавательной. Полезной даже. Вот выйду на пенсию и тоже начну пчел разводить. Конкуренцию вам составлю. Впрочем, знаете что… – вы свободны!

Кравцов чувствовал сильное раздражение. Этот Саферов оказался невероятно духовитым – другой бы растекся по полу этого кабинета, начал бы потеть и заикаться. Эх, не стоило с ним встречаться. Напрямую вопрос – кто в домике живет? – задать невозможно, тогда придется и самого Саферова ликвидировать, а все наводящие вопросы он отбил однозначными ответами. К тому же насторожился, гад.

– Ну как – поговорили? – поинтересоался вернувшийся хозяин кабинета.

Полковник не удостоил прокурора ответом. Постояв с полминуты у распахнутого окна, он вдруг спросил:

– А какие у вас отношения с начальником милиции?

– Рабочие, – растерялся хозяин кабинета. Подумав полсекунды, добавил: – Мы женаты на сестрах. Двоюродных. Родственники, можно сказать.

– Прекрасно, – скривился полковник, – попросите родственника завтра же определить его за мелкое хулиганство на 15 суток без вывода на работы, с содержанием в изоляторе. Мне кажется, этот Саферов допускает нецензурную брань в общественном месте. Понятно говорю?

Конечно же, это не лучшее решение, – размышлял Кравцов в машине, – по-хорошему, этот дерзкий адыг должен уйти в лагерь на пару лет, ну да черт с ним – за две недели зверье обгложет его квартиранта, и что-либо установить уже будет невозможно. Скорее всего, адыг после отсидки сам и труп закопает – навряд ли ему придет в голову мысль вызывать милицию и отвечать на вопросы, ведь подозрение падет прежде всего на него самого. Эх, скорей бы уже закрыть эту тему – весенний Кавказ прекрасен, спору нет, но в Москве сейчас разворачиваются дела поважнее. Да-да, завтра же закончу эту затянувшуюся бодягу, – решил он и попросил приготовить ему заправленный уазик без водителя.

После обеда Кравцов надел удобные, полученные тут же, в части, сапоги с шерстяными носками – по его расчетам, пройти по снегу придется не менее двух километров, зарядил два патрона с картечью, привычно сунул космический пистолет в рукав и выехал в сторону Лаго-Наки. Настроение со вчерашнего дня было паршивое. С какой же наглостью, с каким пренебрежением разговаривал с ним этот сраный пастух-пасечник! Уходит, исчезает в населении страх, и ничего тут, похоже, уже не поправишь. Хотя надо надеяться на лучшее – ведь у руля страны теперь Юрий Владимирович, и, возможно, пришло время подтянуть гайки. А начинать, конечно, нужно с юга…

Уазик – довольно тяжелая в управлении, непростая машина. Это не привычная «Волга» с шумозащитой и гидроусилителем руля, но, включив оба моста, Кравцову удалось проехать по снегу гораздо дальше, чем он рассчитывал, – до пасеки оставалось всего метров триста. Это, конечно, было здорово, но вот со временем был явный просчет – в ущелье начинало темнеть. Оставив машину, он стал пробираться по сугробам в сторону домика. Борьба с липким снегом заняла у него минут двадцать и совершенно вымотала. Мокрый от пота, в расстегнутой куртке и со слипшимися на лбу волосами Кравцов наконец добрался до приоткрытой двери и резко распахнул ее. В центре пустой избы, распластав лапки на четыре стороны, дрожал щенок. В глазах его был ужас и мольба.

– Ты что же, брат? Один тут? Чего ж ссыкливый-то такой?

Полковник сунул ствол в рукав, нагнулся и потрепал пса за шею. Тот немедленно лизнул руку. В избе пусто. Такого поворота кэгэбэшник никак не ожидал – он выбежал наружу и быстро пошел по протоптанной дорожке, однако заканчивалась она большим сугробом. В наступающих сумерках Кравцов помчался назад к дому и обнаружил вторую тропинку, ведущую в лес. Эта вторая тропинка заканчивалась подобием туалета. Полковник было совсем отчаялся, но тут заметил свежие, ведущие в сторону, отпечатки больших сапог. Он постоял с полминуты, размышляя, что предпринять – идти по этому следу, пока темнота не скроет его, либо вернуться в домик и ждать? И было уже повернул обратно, но неприятная мысль остановила его – почему в доме холодно? Почему Панченко не затопил печь? Почему дверь приоткрыта? Да он же не планировал возвращаться! И полковник решительно пошел по еле видным уже следам. Продолжалось это недолго – наступившая темнота сожрала отпечатки, но зато впереди послышался шум воды, и вскоре показался довольно бурный ручей с черной в свете появившейся луны талой водой. И что же теперь? Лезть в эту ледяную воду? Внезапно бешенство охватило московского гостя. Один день! Все решил один день. Командировку можно было изящно закончить ещё вчера, не теряя времени на ненужный разведопрос Саферова. Сегодня ужинал бы в столице, выкинув из памяти всех этих пасечников, прокуроров, военных… А где прикажете теперь искать этого картежника? И, словно в ответ, снизу, оттуда, куда изливался, шумел ручей, до него донесся крик. Кравцов как мог быстро стал спускаться вдоль ручья, но это было непросто из-за множества веток. Тогда он спрыгнул в воду, но сразу же, поскользнувшись, упал на спину. Глубины не больше, чем по колено, дно устлано галькой, и балансировать было довольно сложно, но полковник начал спускаться. Он не чувствовал ни ледяного холода воды, ни боли в спине. Вскоре он понял, что крики приближаются быстрее, чем он движется, – значит, кто-то поднимается по руслу ручья. Чекист выбрался из воды и прижался к наклонившемуся стволу большого дерева, слился с ним. Он вынул из рукава пистолет и взвел оба курка. В серебристом свете показался силуэт человека. Двигался он как пьяный – сильно раскачиваясь в стороны, но при этом необычайно ловко поднимался вверх, сохраняя баланс. Изредка он гортанно вскрикивал нечто неразборчивое. Когда человек приблизился на расстояние вытянутой руки, полковник разрядил оба ствола ему в голову и, посмотрев с минуту, как тело, поднимая серебрянные брызги, бьется в агонии, сунул теплый ствол обратно в рукав. Над ручьем повисло облачко то ли дыма, то ли пара, а может, того и другого. Надо бы вытащить да убедиться, что дело сделано. Кравцов с трудом ухватил тело за ноги, пытаясь вытянуть его из воды, но тут в лунном свете обнаружил, что картечь разнесла голову – бо́льшая часть ее просто отсутствует. Он тут же отпустил ноги и, поежившись от внезапной судороги, стал пробираться обратно – прочь от этого места. Труп Панченко обнаружен. Задание выполнено. Командировка закончена. Дело закрыто.