Текст книги "Две жизни одного каталы"

Ростов и Адлер

Самолет «по техническим причинам» посадили в Ростове, и Долин принялся бесцельно слоняться по аэропорту. Возобновить рейс обещали не раньше, чем через два часа.

– Извините меня, пожалуйста. Вам приходилось уже летать в самолете? – незнакомый парень лет двадцати пяти. Лицо в веснушках, неброская аккуратная одежда, брезентовый легкий рюкзак. И не дожидаясь ответа: – А я ни разу еще не летал, да вот тетка в Чите плоха совсем. Боюсь ужасно!

Майор уже открыл было рот, чтобы поддержать и успокоить соотечественника, впервые вступающего в этот огромный клан движущихся, сдернутых с места, нервных, пахнущих потом и страдающих от изжоги, вчера еще нормальных людей. Открыл и передумал. Что-то в простецком облике парня ему не понравилось. Какой-то перебор. Наверное, вот эти нарочито короткие брюки. Точнее, брюки, скорее всего, нормальной длины, но будущий пассажир подтянул их к верху, засветив для пущей жалости носки.

– Я тоже боюсь, – отрезал старший оперуполномоченный и удалился к стоячим столикам. К нему неспешно подрулили трое в меру поддатых без вещей, причем один из них крутил в руке колоду карт.

– Тоже отложили, брат? Нам, прикинь, до вечера тут щемиться.

Интересно, что в игру они не приглашали, хотя прилично одетый, с дорогим портфелем «дипломат», москвич Долин должен был быть для них ходячей мишенью. Вместо этого они привычно раскинули тут же на столиках для курящих подкидного и принялись играть. Незамысловатых сценариев тут несколько, но самый ходовой прост, как взлетная полоса. Юноша в коротких штанишках должен найти лоха. Остальные трое также имеют свои роли. По сценарию они все из разных мест и познакомились только час или два назад – когда было объявлено о задержке их рейса. Все трое намеренно будут путать имена друг друга и извиняться, чтобы у клиента не возникло подозрений, что он играет против команды. В игру входит лох, приведенный «племянником», – он сразу начинает выигрывать. Самый «пьяный» и страшный из троицы отводит его в сторонку, предлагает свои деньги и просит укрупняться. «Мне что-то не фартит сегодня, – жалуется он, – а тебе прёт!» – и они играют с польщенным лохом в паре. Вскоре лох просаживает все бабки, но теперь он с опасением думает только о своем новом партнере, который из-за него в минусе. К его удивлению, дядька оказывается вовсе не злой, а вполне себе добрый – он соглашается подождать денежного перевода с уплатой долга и даже записывает на бумажке адрес. С большим облегчением опустошенный лошара уходит прочь ждать посадки на свой рейс.

Всё старо как мир. Мимо троицы, не повернув головы кочан, продефилировал патрульный мент. Долину вдруг стало интересно. И тут вновь появился «племянник» и согласился играть четвертым. Майор же увидел освободившееся кресло, направился туда, сел и с удовольствием вытянул ноги. Как и следовало ожидать, вскоре нарисовался возбужденный обладатель коротких штанов с котлетой денег в руке.

– Зря вы отказались! Это буровики с Севера – у них денег пачки, а сами пьяные уже. Идите, идите – они там еще играют!

Боже мой… Как же им удалось такую страну построить, где просто работать невыгодно и никто не хочет? Ну ведь мог же этот гандон играть молодого Ломоносова в провинциальном театре, а те трое, возможно, неплохие шофера или фрезеровщики. «Да уж, – отозвался внутренний голос, – а самого-то тебя куда черти понесли?» И Долин прикрыл глаза.

– Идите, идите… – вновь услышал он.

– Пшёл на хуй, псина!

«Племянник» немедленно исчез, словно растворился в воздухе, но настроение уже было испорчено, и майор направился в линейный отдел милиции.

– За зарешеченным окном дежурной части, тупо уставившись на три телефонных аппарата перед собой, сидел помятый жизнью капитан. Ничего не говорил ему вошедший, только пристально смотрел. Продолжалось это секунд десять, после чего интуиция подсказала дежурному, что лучше встать и представиться.

– Дежурный помощник начальника штаба капитан Удугов.

– Где дежурный опер?

– Сейчас выйдет. Шибаев!!!

Вскоре вышел молодой парнишка и начал с восторгом рассматривать МУРовское удостоверение.

– Давай, лейтенант, прогуляемся здесь недалеко. Вопрос к тебе. Вот этот черт, что «никогда не летал», он кто такой?

– Это «Фишка» – Рашид Абдусалямов.

– Он старший там или как?

– Нет. Старший у них Ринат, который угрюмый и молчит всегда. Брат его.

– И что, не мешают они вам? – с максимальной долей сарказма поинтересовался майор.

– Кому-то мешают, кому-то – наоборот, – скривился опер, – а вот, кстати, и начальник ЛОМа к нам бежит.

– Нет-нет. Не надо ничего. Я тут мимоходом – просто захотелось вот с коллегой переговорить о братьях Абдусалямовых. Вы ступайте, лейтенант, дежурство же у вас.

– Что ж? И в Москве про наших жуликов известно? – с горечью спросил начальник.

– Ну а как же иначе? Этот замечательный подкат с жалобой на боязнь перелетов, разве не заслуживает он внимания и изучения?

– Понимаете – нельзя с рынка прогнать цыган, если они там крутились последние триста лет. Точно так же и аэропорты – они всегда будут притягивать мошенников. Всегда.

– Эта теория знакома. Если развивать ее дальше, то дежурный Удугов, когда к нему прибежит потерпевший, просто обязан сказать тому: «Так ты, мил человек, признаешь, что играл в азартные игры в общественном месте? Придется составить протокол и сообщить на работу. И никто твой рейс задерживать не станет – улетит без тебя»… ну и так далее, потому что примерно так городовой говорил в прошлом веке?

– Что-то мне не нравится ваш тон, товарищ майор. У меня для выговоров есть свое руководство, – начальник пришел в раздражение и повернулся, чтобы уйти. Если каждый столичный хлыщ проездом начнет воспитывать для повышения самооценки… впрочем, сам виноват – нечего было выскакивать из кабинета на звонок этого придурка Удугова.

– Вы простите, пожалуйста. Я просто устал и немного философствую. Извините, что отнял ваше время. Хотите совет? Свежий. Прямо из Москвы? – вдруг улыбнулся Долин.

– Давайте, раз из Москвы, – совершенно успокоился начальник линейного отдела.

– Плюньте на братьев. Займитесь теми, кому они заносят, – только так можно подстраховаться. Большие перемены корячатся на горизонте. Чистка только начинается, и спрашивать планируется не за злодеев, а за своих. Надо самим избавляться от них, и только так можно будет прикрыться.

– Ээх, тут поди разберись, кто свой, а кто – наоборот. Это Ростов-папа. Я сам сюда переводом попал. Ты даже не представляешь, какое это болото. Тут работать – как плыть в цементе. Сопротивление жуткое! У тебя сколько времени? Пойдем ко мне – поговорим. Я ведь все еще «и. о.», не утвержден пока – ни пожаловаться, ни посоветоваться не с кем. Пойдем? А? Расскажешь хоть, чего нам ждать тут на местах. Усидит Министр?

– Не могу. Вот посадка уже. Я ведь, на самом деле, пролетом здесь. Ни за что бы не стал соваться, но этот «нелетавший» ко мне два раза подъехал, а нервы и так ни к черту! Удачи тебе.

– Ах, жаль. Ну дай хоть посажу тебя по-человечьи.

Долин смотрел на лысину в капельках пота. Обладатель ее уверенно растолкал пассажиров в обе стороны и провел майора прямо в самолет. Обменялись телефонами, попрощались.

Какая дурь! Ну какая же вселенская дурь это адвокатство! Куда я без ксивы? Я мент до спинного мозга и больше ничего делать не хочу. Не могу, но, главное, не хочу. Нет-нет – буду рубиться до последнего. Кто я вне системы? Винтик в очереди?

«И для чего, идиот, ввязался? – заскрипел внутренний голос. – Зачем поперся в дежурку? Ведь сам неизвестно на каком облаке болтаешься…»

Долин устало прикрыл глаза. Самолет медленно вырулил на взлет.

Теплый, совершенно не осенний, немного пыльный воздух Адлера поправил настроение мента-авантюриста. Жизнь, несмотря на карьерные крахи и разводы, продолжается. И как бы она дальше ни сложилась, а хорошая сумма, припрятанная в надежном месте, это как кислородная подушка для больного. Да и нет в человеческом обществе ничего важнее денег, что бы там ни сочиняли классики марксизма. Можно бесконечно мусолить пошлую мантру про любовь и здоровье, которые нельзя купить, но и лечиться, и любить при деньгах намного предпочтительней.

Так успокаивал себя Долин, разглядывая пальмы из окна такси, но душевное спокойствие никак не обреталось, и майор поймал себя на парадоксальной мысли, что если никакого клада не окажется – он будет только рад. Да какое там рад? – счастлив просто! «А чего ж влип-то в историю эту? Чего не нашел в себе сил отказаться?» – приставал внутренний голос. На этот вопрос отвечать было уже поздно.

Майор устроился по своим каналам – далеко от моря, в небольшой ведомственной гостинице, более похожей на общежитие. Завтра в 10 утра они должны встретиться с Сашей Панченко у санатория «Южное Взморье» и оттуда двинуться к дому дальней родственницы нефартового партийного деятеля. Если все пройдет по плану, то уже вечером, пересчитав и перегрузив добычу в чемоданы, они вместе двинут поездом в Москву, где и произойдет окончательный раздел. За утечку информации в дальнейшем Долин не переживал – агент Немец при общей, фоновой, болтливости никогда и ничего не говорил по важным или болезненным для него темам. Мог болтать о деньгах в юморном ключе, но тему серьезных денег никогда не затрагивал. Этот очень грамотный, интеллектуально развитый и фанатично следящий за своим здоровьем профессионал, по Долинской оценке, должен был «стоять за пол-ляма», то есть иметь где-то припрятанных советских денег тысяч под пятьсот. Ну, может, триста, но никак не меньше.

Минутка

Это все бред, что каталы селятся в «Жемчужине». Селятся там артисты, телевизионщики, музыканты известные и прочий заслуженный люд, а картежника кто же туда пустит? То есть пустили бы, понятно, без базару – будь у нас свой творческий союз. Ну как у архитекторов или художников. Тогда бы без проблем – даешь официальное письмо за подписью зампредседателя по общим или организационным вопросам – и заселяйся с богом! А если ты, скажем, Заслуженный или, хуже того, Народный Катала, так тебя и без письма в люкс разместят. Но пока эти времена не наступили, мы селимся где придется. Скептики и мизантропы немедленно возразят:

– А отчего тогда и «Жемчужина», и «Москва» прямо-таки кишат катальём?

Ну, во-первых, так говорить невежливо, а, во-вторых, таки да – кишат. Но мы там не живем, а работаем. Приходим и уходим. Особенно в киношную «Жемчужину». Ведь всем известна неразрывная творческая и личная дружба катал и кинодеятелей. Где артисты – там всегда и наш брат. Так повелось, и ничего тут уже не исправишь. Не мы такие – жизнь такая! Конечно, каждый шпилевой мечтает жить в гостинице как человек, со своим ключом от номера. Но не судьба, хотя всяк прикидывается, что там и живет. Обычно врут про «свою» администраторшу. Бред, гон и неправда! Я, как практикующий картежник, ответственно заявляю: все администраторы гостиниц СССР имеют своего долина, причем чаще кагэбэшного, чем ментовского. В серьезных гостиницах они пересдачу делают дважды – сначала пришедшей сменщице, а потом подробно по телефону или лично докладывают своему куратору из КГБ о происшествиях за сутки. Гостиницы вообще поганое, проклятое место. Почти как чекистская тюрьма в Лефортово, про которую Долин как-то пошутил, что стены в камерах там сделаны из объективов и микрофонов с добавлением небольшого количества цемента. Я гостиницы не люблю и стараюсь их избегать, но работа… работа…

Заселился я в Хосте, в частном секторе, прямо за Домом быта, чтобы быть ближе к стоянке такси – я так всегда делаю. Таксист – мой друг, собеседник, окно в мир. Где-то даже политинформатор и лектор общества «Знание». Приличный шмот своей жизни провожу я в их компании, нарезая километры по дорогам крупных городов. Близки и понятны мне беды их и чаяния. И нет для водилы ничего приятней, чем доставить пассажира в адрес где-нибудь в центре, да чтобы недалеко от стоянки. Давным-давно, курсе, кажется, на четвертом, я уже мог купить себе машину, но, видимо, никогда этого не сделаю, пока по городам союза колесит это всезнающее племя таксистов. Ведь достаточно только поднять руку, и очередной, неизвестный доселе философ повезет мое бренное тело за мятую трёху куда ему, телу то есть, надобно. И никаких вздорных мыслей о гараже, сигнализации, страховке, зимней резине и прочих осложняющих нашу и без того недлинную жизнь вещах! Граждане! Пользуйтесь услугами такси!

С местом решил не заморачиваться – ненадолго я тут, надеюсь. Если все прокатит, как планировалось – завтра же и свалю отсюда. Невзрачная такая комнатка о двух окнах, завитых подгоревшими к концу лета виноградными листьями. Неприятно насторожил большой портрет В. И. Ленина на стене – не хотелось бы завтра при нем распечатывать вожделенный бидон. Попробовал перевернуть его лицом к стене. Оказалось – приколочен Ильич. Дыру, значит, прикрывает. Ничего – дело житейское, курортное дело. Я сразу успокоился и даже подмигнул вождю пролетариата. Надо бабке посоветовать запастись портретами членов Политбюро на случай капитального ремонта. Дал я ей полновесных пять рублей в день с условием, что никого не подселит и не станет просить паспорт, взял ключи и поехал на адлерский рынок.

– Че ты? Че ты пришел, Студент? Че тебе надо? – Папа пребывал в сильнейшем волнении. – Мы с тобой все порешили, всё перетерли, по рукам ударили. Хули ты сейчас пришел?

– Папа, Папа, друг ситный! Не грейся так – вдохни глубоко, соберись. Я поздороваться подошел – нет нужды греться, Папа. Жизнь продолжается.

– У меня он нормально работал! Дурковал, но работал. Нет моей вины в том, что он чухнул обратно в казарму. Он от тебя чухнул, не от меня. А у меня работал… у меня…

– Забудь. Забудь, я тебя умоляю. Я по другой теме совсем. Не нужно мне ни Пружины, ни Духовки.

При упоминании Духовки Папа вздрогнул всем телом и снова заёрзал. Видно, прав я был – золотом зазвенели в папином лопатнике Духовкины присказки. Да мне и не жалко ни капли. Совет, как говорится, да рубль!

– Хорошо, Студент. Хорошо. Давай сегодня после девяти в «Минутку» – перекусим чем бог послал да там же и дельце твое обкашляем.

– Да дельце-то у меня пустяковое – давай сейчас.

– Не могу – работы полно. Слышь – поёт, красава.

И лицо его преобразилось – разгладилось, помолодело и стало добрым-предобрым. От рынка слышался Духовкин фирменный въедливый голосок:

– Э-эх, кручу да верчу – страх как выиграть хочу! Если очень постараться – каждый может отыграться! – и далее знакомая пулеметная очередь присказок на все случаи жизни.

Чем еще хороши стоянки такси – это тем, что можно выбрать машину и водилу посвежее. Это важно, так как сегодня надлежит сгонять по лишь мне известному адресу и, как выразился бы косноязычный мент Долин, «воздух понюхать». Сгоняю, осмотрюсь, чтобы завтра избежать ненужных шероховатостей. Как раз к вечеру и вернусь.

В дневное время адлерское кафе «Минутка» – обычная общепитовская клоака. Вся ее прелесть в том, что расположена она над бегущим в овраге ручьем, и от этого на веранде всегда сыровато-прохладно. Принимать пищу там я бы не советовал. Впрочем, никто в «Минутке» и не кушает никогда – отдыхающие только. Зимой кафе закрыто, а летом там работают практикантки кулинарных училищ и пищевых техникумов. Возможно, поэтому у кафе существует и неофициальное название – «Минетка». Рулят этим заведением Джамал и две его сестры, про которых злые языки говорят, что это его жены – Четная и Нечетная. У него таки действительно в жизни две любви, но это нарды и гашиш, а про сестер, думаю, врут. После закрытия, когда пухленьких практиканток развезли на «жигулях» местные джигиты, на задний двор выносится столик или два и собирается местная и приезжая знать – приемщики стеклотары, колпачники, катальё, оптовые цветочники, обязательно приходит Сашка Жирный – у него ларек пивной тут же на развилке – и дядя Григор – старый обувщик и непререкаемый авторитет в нардах. Когда народу много, Джамал оставляет обеих сестер – Четная готовит, Нечетная прислуживает. Ну, или наоборот. Деньги гости оставляют перед уходом – каждый сколько посчитает нужным. Если, например, принес продукты с рынка, то можно и не оставлять нисколько.

Сегодня один стол и, значит, одна сестра.

Сашка-пивник со мной не разговаривает, после того как два года назад я зашел к нему в ларек спрятаться от летнего дождя, а он зачем-то на свою голову достал колоду. Забавно, что на вопросы он отвечает, но никак не далее.

– Привет. Папа тут?

– Да, – вежливо отвечает Сашка, показывая взглядом во двор. Но больше он ничего за весь вечер мне не скажет. Странные люди эти пивники. Обидчивые, как дети.

Чем прекрасна «Минутка» после закрытия? Да жрачкой, конечно! Чего тут только нет – и все свежее, с базара. Дурманящий запах специй и шкворчащего над углями мяса опускается с дымом на дно оврага, к маленькой речке, вызывая настоящую истерику бесчисленных жаб. Ближе к вечеру воздух тут вообще странным образом стелится вниз, и Джамал без больших опасений раскуривает свой план. На кухне в кастрюле неспешно варится огромная голова толстолобика – она должна дойти до состояния полураспада, после чего ее обсыплют травами и поставят в центр стола. На мангале дежурит дядя Григор. Он горько жалуется мне на совершенно отвязанных армянских детей, которые катают с горы пустую автопокрышку таким образом, чтобы она непременно врезалась в будку старого обувщика. Будка у него на Гастелло – прямо под горкой. Есть, от чего встревожиться.

– И ведь сломают будку мне! Что тогда делать буду? – сокрушается Григор. Говорят, что у него орденов невероятное количество, и поэтому никто ветерана не проверяет, а выручку в Горбыт он почти и не сдает никакую. Сам он, однако, про войну никогда не рассказывает. «Грязь, – говорит, – грязь человеческая, война эта чертова». А больше ничего не скажет.

– Пойду родителей их искать! Надо что-то делать. И укатить ее некуда – большая.

– Не ходи, дядя Григор. Возьми нож свой обувной и надрежь эту покрышку в двух-трех местах по бортику. Она потеряет упругость, станет дряблая, подпрыгивать на кочках перестанет, и дети к ней интерес потеряют сразу.

– Умный ты человек, Студент. Знаешь об этом?

– Конечно. Вот и Папа мне то же самое говорил при свидетелях сегодня на рынке, – показываю я на него, и все хохочут. Тут дядя Григор повернулся к гостям спиной, посмотрел мне в глаза и говорит:

– Тебя ведь Саша зовут, правда?

– Ну, это смотря в какой компании.

– Плохая у тебя кличка, Саша. Негодная. Перерос ты ее, а сделать ничего уже нельзя.

Да, прав он. Я и сам знаю. Было бы здорово, если б можно было менять кликухи. Студент на Аспирант и так далее, до Академика. Но не бывает так, увы.

– Что ж мне теперь делать, дядя Григор? Не могу, значит, я состариться с таким погонялом? Что ж теперь будет-то? Убьют меня, наверное…

– Того мы, Саша, знать не можем. Но ты не думай об этом.

А я и не думал – все мысли заняты большим бидоном из-под молока. Посидели славно, поиграли в нарды без интереса, закусили дивно, и вот Папа зовет на разговор.

– Я, – говорит, – собираюсь сейчас серьезно работать над рыбьей головой, но боюсь подавиться. Нет внутреннего спокойствия, – говорит, – давай дело твое определим.

– Дело несложное. Надо мне черную «Волгу» с водителем на один день.

– Так у Джамала и возьми!

– Нет. У него 21-я, а мне нужен официоз. Солидняк нужен – свежая, черная, как твоя совесть, ГАЗ-24.

– Уж ты ж, бля… – задумался Папа, но по тому, как через минуту разгладились морщинки на его лбу и как он хлопнул руками о стул, я понял – дело решено. Сейчас он выполнит нехитрый танец, чутка набьет себе цену, а может, и нет – но решение у него уже есть. Папа краток – видно, притягивает его толстолобик своими ароматами.

– А куда ехать-то?

– Из аэропорта в Леселидзе, там часик подождать и оттуда в Хосту.

– Шпилить в машине будешь? Только честно.

– Нет. Никакой игры. Просто встретить – уважение показать. Это главбух одной конторы из Тюмени.

– Сделано, Студент! Имеешь. Денег не надо. Здесь, у «Минутки», в 9 утра – покатит?

Чук и Гек

Ровно в десять к входу в санаторий «Южное Взморье» подошел офицер милиции. Все в нем было милицейским – и аккуратная прическа, и тщательно выбритое лицо, и не толстая, но и не худая папка на молнии. Молния, впрочем, была застегнута лишь наполовину – так, чтобы видны были уголки каких-то, несомненно важнейших, бланков. Одет милицейский тоже был подобающе – летние туфли в дырочках, поглаженные светлые брюки, серая рубашка с коротким рукавом и неброский галстук. Из кармана рубашки торчат две разных авторучки – шариковая и перьевая. Увидев подобного субъекта, обыватель обычно начинает оглядываться по сторонам в поисках служебной машины – ну не может такой важняк ходить по тротуарам или потеть-трястись с трудящимися в автобусе. Прав, конечно, прав обыватель – вот подъехала черная «Волга», а в ней, кроме водителя, ещё один такой же аккуратный, но попроще. Человек с папкой разместился на переднем сиденье. Хлопнули дверцы, и машина зашуршала прочь.

За поселком Веселое Студент деликатно постучал водителю пальцем в спину – тот немедленно принял вправо и остановился. Оба пассажира вышли.

– А где ж твои понятые?

– Да ну их на хер, Валер! Я уже был на месте – обойдемся.

– Так что, выкопал, что ли? – засмеялся Долин.

По уговору Студент должен был рассказать все детали только за несколько минут или километров до операции, чтобы не дать подельнику шанса перехватить инициативу.

– Вот слушай. Это частный дом на улице Аптекарской. Живет там одинокая женщина 59 лет. Зовут Елизавета Сергеевна. Она дальняя родственница нашего взяточника. Когда-то он построил в ее дворе баню, а за ней, прямо под маленьким оконцем, выходящим в огород, зарыл большой алюминиевый молочный бидон, какие бывают на фермах. Раз в полгода он приезжал туда попариться, откапывал горловину и складывал внутрь нетрудовые дензнаки. После этого разбрасывал семена травы и снова все зарывал. Он так и сказал – ориентируйся на крепкую зеленую траву.

– Ну так на фига нам тогда с обыском заморачиваться? Так и скажем честно – хотим проверить кое-какую информацию, полученную от вашего родственника – дайте, будьте ласковы, пару лопат. Она же в курсе, что ее родственник задержан. Думаю, будет вежлива и смиренна.

– Вот! И я про то же. Бидон при ней открывать не станем. Скажем, что отвезем его в лабораторию и скоро вернемся для продолжения досмотра.

– Ну что, нормальный план. А кто водила-то и почему на дверях изолента?

– Водила левый, не при делах – я его на полдня нанял. На дверях написано одно из этих сокращенных названий: вротстройсервис или взадобслуживание – что-то такое. Я заклеил лентой на время мероприятия. Водила останется в машине. Ну что, выдвигаемся?

Хозяйка оказалась дома, что, несомненно, следовало занести в удачи. Высохшая женщина с пронзительными черными глазами смотрела на гостей без малейшего страха, даже с некоторым интересом.

– Здравствуйте, Елизавета Сергеевна!

– Степановна.

– Ах да, – Долин мельком глянул в открытую папку, – Елизавета Степановна. Ведь вы, несомненно, в курсе, где находится Федор Непогодин?

И опять прокол:

– Нет. Я не в курсе. Откуда мне знать?

– Давайте продолжим этот разговор внутри, чтобы вас потом соседи вопросами не донимали.

Женщина пожала плечами и прошла внутрь дома. Искатели клада последовали за ней. Начало очень не понравилось Студенту. Он решил в разговор не вмешиваться и полностью довериться Долину. В доме их встретил истошный лай двух крошечных болонок. В голове Студента закрутились нехорошие мысли.

– Который из них Чук? – спросил он, безжизненно и без приглашения опускаясь на круглый стул гнутого дерева.

– Да вот, который с коричневым носом – он Чук и есть! – оживилась хозяйка.

Долин что-то убедительно рассказывал хозяйке, но Студент уже ничего не слышал.

– Вас начальник ваш зовет, – тронула его за плечо хозяйка, показывая рукой на двор. Саше показалось, что в глазах ее мелькают искорки смеха. Он поднялся и вышел на задний двор. Долин с лопатой в руках стоял за довольно крупным бревенчатым срубом.

– Вот, полагаю, здесь, – показал он на большой квадрат зеленой травы под крохотным окошком бани.

С этими словами он протянул Студенту лопату. В каком-то полусне тот взял инструмент, подошел к окошку и с силой воткнул его в землю. Грунт вокруг него зашатался, как на болоте, раздался звук ломающихся гнилых досок, и с громким чавкающим звуком Сашка провалился по грудь в сточную яму. Воздух наполнился ароматом нечистот и аммиака. Хозяйка всплеснула руками и исчезла в глубине дома. Студент, стоя по грудь в говне, вдруг совершенно успокоился. Он понял. Он все понял.

– А дай же ты мне руку, друг Долин, – произнес он с какой-то ядовитой интонацией.

Майор в смущении протянул ему руку, наивно полагая, что так он поможет другу вылезти из ямы. Однако вместо того, чтобы вылезти поскорей на поверхность, Студент эту руку с силой дернул на себя, и Долин тоже, сломав своим весом несколько сырых досок, оказался в дерьме по грудь.

– Не хочу вас расстраивать, Валерий Эдуардович, но мероприятие наше можно считать законченным.

– Мне бы хотелось немедленно в море, – подумав секунду-две, заявил майор. Студент кивнул, и оба с трудом выбрались на траву.

– Что ж вас туда тянет-то так? – подозрительно поинтересовалась хозяйка, имея в виду сливную яму.

– Ах, Степановна, – если бы вы задали этот вопрос пятнадцать минут назад…

Провожаемые взглядом изумленного водителя, друзья спускались к морю, оставляя за собой лужицы и кляксы из продуктов человеческой жизнедеятельности. Причем при этом они что-то увлеченно обсуждали и отчаянно жестикулировали. Водила с трудом поймал выпавшую изо рта тлеющую папиросу и задумался.

Море было совсем рядом – четыре дома.

– Что же все это было?

– Выщелкал он и меня, и игру мою! Ушлый оказался – недаром у него Орден Славы и Красная звезда. Я еще с отчеством этой тетки насторожился – ну не забываю я таких вещей и не путаю! А тут волкодавы Чук и Гек. Он сказал, что это кавказцы из одного помета. Прокормить, говорил, невозможно – денег, говорил, при случае подбрось Лизке. Я, по правде сказать, не хотел туда и подходить, как только заметил, что туалет с баней имеют общую стену. Что она имела в виду под «вас тянет туда»? Кто там уже тонул?

– Похеру. Надо отмокнуть и валить отсюда. Мне вот другое интересно – зачем же ты, гад, меня в говно закинул? Заскучал там один или как?

Ничего не ответил Саша – засмеялся только. Долин криво улыбнулся, но в душе он испытывал огромное облегчение – кончилась эта бодяга неопределенности. Нет денег – и слава богу. Головняков меньше. Теперь бы забыть весь этот дурдом.

Они отмокали уже минут пятнадцать, как вдруг услышали шуршание шин – не заводя мотор, водила под горочку на нейтралке скатил свою «Волгу». Сейчас-сейчас – замахал рукой студент, но шофер затормозил, подошел к подельникам и с недоверием стал смотреть, как те с энтузиазмом выжимают отполосканную одежду. Подошел ближе, еще ближе, повел носом… и вдруг, повернувшись, побежал к машине. Студент попытался его догнать, но тщетно – только пыль и песок полетели ему в лицо, а «Волги» и след простыл.

– Ну что же, нам предложено провести повторный сеанс полоскания, да и ксива вот твоя сырая совсем. Деньги-то у нас в Абхазии и мокрые примут. Я метнусь к Степановне за мылом.

Так они отмокали и полоскались еще часа полтора, затем отправились на электричку. И хотя сами они никакого запаха уже не ощущали, по реакции пассажиров поняли, что отмываться еще придется долго и тщательно. Такси на вокзале даже не пытались брать – вместо этого Студент поймал грузовой микроавтобус, дал двадцать пять рублей ошалевшему шоферу, и тот развез неудачников по домам. Встретиться договорились после обеда на привокзальной площади.