Текст книги "Две жизни одного каталы"

В ресторане за пятерочку ему отвели крохотный столик на одного. В каждом заведении есть такой столик. Обычно он прячется за колонной или в углу зала. Днем за ним обычно сидит администратор, но вечером обязательно находится человек, пришедший в кабак без никого. Кто эти одиночные посетители ресторанов – достоверно никому не известно. В Советском Союзе обычно вечером по одному в рестораны не ходят! Вот пришло время и Сашке вступить в этот таинственный легион ресторанных одиночек.

Программа ему понравилась – был там и юмор, и музыка дерзкая, западная. И танцовщицы старались.

– Здравствуйте, Александр! – деланным голосом телевизионного диктора объявила Юля, подвигая стол к Сашкиному столу и обмениваясь при этом полным ненависти испепеляющим взглядом с метрдотелем – работникам комплекса запрещалось садиться за столики к посетителям.

– Здравствуй, Утонченная, – ошарашенно отвечал посетитель, – как же ты меня узнала?

– А что случилось-то? – в искреннем недоумении спросила та.

– Ну как же? Борода вот, – опечаленно пробормотал Студент.

– А-а-а… – Юля провела ладонью по Сашкиной щетине и сказала, обращаясь к подошедшей администраторше, – вот, Жанна Степановна, братик мой приехал в командировку. По линии ОБХСС. У нас и фамилия одна. Сань, покажи паспорт тете Жанне.

При слове «паспорт» Сашка вздрогнул, а метрдотель, подарив Юле еще один огненный взгляд, молча удалилась прочь.

– Почему все метрдотели нашей необъятной родины, ну все поголовно, Жанны? Вы, Александр, никогда об этом не задумывались? – посмотрела в Сашкины глаза и вдруг спросила: – Что – плохо все, Сань? Совсем?

– У кого из нас? – пошел он в контратаку, впрочем, без энтузиазма.

– У обоих, наверное, – решила отступить Юля, – погнали в Ялту! А? Как раньше, – и заплакала.

Они долго сидели, еще дольше гуляли по городу, обнявшись, и Сашка остался в Вильнюсе до четверга – дал денег девочке, с которой балерина снимала квартиру, и та испарилась – ушла к подруге. Хорошая все же вещь – деньги. Хоть и клеймят их все и ругают.

Танцовщица Тонких пребывала в тупике. Все, что она планировала, осуществилось, а что делать дальше – непонятно. Она горела и излучала энергию на стадии организации этой группы варьете, но вот все покатилось ровно, и наступила рутина. Плясать по вечерам и жить на съемной квартире глупо, но никаких новых проектов нет и не предвидится. Тонких не любила рутину. Сашка выслушивал внимательно эти жалобы и завидовал. Кризис, в котором находился он, не шел ни в какое сравнения с метаниями несостоявшейся балерины, но ведь не пожалуешься. И он внимательно выслушивал Утонченную, пропускал ее беды через себя и давал советы.

– Слушай, тебе надо поменять свою двушку на четвертом на трёху первого этажа!

– Это нахера ещё? – удивляется Юлька.

– Площадь добавишь и жалобы исключишь. Будешь девочек дома тренировать за денежку – из подвала-то никто на шум не пожалуется. А еще можно при балете какую-нибудь работенку взять. Ну типа ты в теме.

– Интересно. Девкам, кстати, тоже бы понравился первый этаж – удобно. Надо подумать…

– А если устроиться в театр или студию какую – то всегда можно будет сказать, что дома тренируешь тех, кого на работе не успела. И вот в глазах участкового ты уже ударник коммунистического труда, самозабвенно воспитывающая подрастающих звезд советского балета…

– Да-да! Вымпел мне! Два! И повязку дружинника.

Идея эта ее на самом деле захватила. В последний день она вдруг посмотрела в Сашкины глаза и спросила негромко:

– Ну что с тобой случилось? Что произошло? Не хочешь хоть намекнуть?

– На фиг тебе проблемы катальские, левые? О своих думай.

– Это не катальские, Сань. И не левые. Ты выглядишь так, словно у тебя в спине нож, но ты норовишь повернуться лицом, чтобы никто не заметил…

Студент окончательно расстроился.

– У всех у нас в спине нож, а у кого-то два, – ты не думай об этом.

– Очень помочь тебе хочется, Сань…

Ничего он не ответил, простился и уехал на такси к Йонасу.

Долго стучал в массивную дубовую дверь – никто не открывал. Затем замок провернулся, и в проходе возник помятый сонный Стасис. Он обреченно махнул рукой, приглашая следовать за ним, и пошел в гостиную. Плечи его были опущены, руки висели.

– Нет, нет. Живой еще. Но боли совсем невыносимые. Ночью отвезли его в республиканский центр в Вильнюсе. Плохо. Я пойду прилягу, а ты на кухню ступай – покушай там чего нибудь.

И Стасис пошел по лестнице на второй этаж. Вдруг остановился.

– Слушай. Я совсем забыл. У меня же записка для тебя. Лови.

Скинул вниз и ушел спать. Лист был многократно сложен и пробит в середине скрепкой. Дрожащими руками Сашка сломал скрепку и развернул бумагу. На ней красивым женским почерком было написано: «Главным Управлением Уголовного Розыска МВД СССР разыскивается особо опасный преступник Панченко Александр Захарович, 1949 г/р, русский, уроженец г. Москва, ранее судимый по ст. 144 УК РСФСР».

Тут Сашке стало нехорошо, и он обессиленно опустился в глубокое кресло. Дальше читать не хотелось. Он пропустил описание примет, привычек, возможных мест появления и прочее

«…Панченко разыскивается по подозрению в совершении преступления, предусмотренного статьей 102 УК РСФСР – преднамеренном убийстве гр. Долина В. Э., совершенном с применением отравляющих веществ…»

Огонь жадно лизал лист бумаги с ориентировкой. В голове образовался вакуум и полное отупение. Хорошее дело – камин, – отчего-то думал Саша, отдергивая облизанные огнем пальцы, – вот и у меня в Лондоне такой будет. И горько улыбнулся.

Он вышел из дома, аккуратно прикрыв входную дверь, пересек трассу и принялся ловить машину. Уже доехав до квартиры и достав кошелек для расчета с водителем, он чуткими пальцами вдруг ощутил в нем что-то лишнее. Сашка зашел внутрь, поздоровался с Милдой, прошел в свою комнату, разделся и снова достал кошелек. В кармашке лежал маленький клочок бумаги – вторая записка за этот день.

«Сань. Это вот все, что я у тебя тогда в Ялте натырила – почти пятьсот рублей. Не сдавайся. Ты сильный. И умный тоже. Прорвемся».

Сашка лег на спину и, глядя в потолок, беззвучно заплакал. Слезы стекали по вискам, над ушами и впитывались в подушку. Так и заснул. Вечером умер Йонис.

– Я, видимо, буду очень занят теперь, – вздыхал в телефоне голос друга, – но ты можешь ужинать в Тульпе без меня – они тебя знают уже.

– Нет, Стасис, мне пора. У меня теперь план есть – спасибо твоему дяде Йонасу.

– Ну, соберешься – звони. Я тебя в Вильнюс отвезу. Тихушники…

Белые ночи

– Послушай – а почему, собственно, ты считаешь, что Панченко все это время был в Москве? – генерал вышел из больницы, но на службу теперь выходил лишь два-три дня в неделю.

– Ну как же! Видео же есть от «семерки»!

– И что? Оно сделано всего за день до твоего появления в столице. Ты вот что – подними списки пассажиров рейсов Адлер – Москва за все время от того, когда ты видел объект из вертолета, и до этой видеозаписи. Меня интересуют фамилии с минимальными изменениями от Панченко. Например «Ванченков» или что-то подобное, что фигурант мог сделать сам со своим паспортом в этих ограниченных условиях.

Кравцов, однако, посчитал нецелесообразным тратить свое время на составление списка пассажиров и передал это пожелание в Главное Управление Уголовного Розыска МВД СССР на Огарева, 6, где, собственно, велось ОРД – Оперативно-Розыскное Дело на Панченко.

К его большому удивлению, оказалось, что милицейские опера уже проделали эту работу и даже провели сверку данных пассажиров на предмет схожести с фамилией разыскиваемого.

– Положительных результатов не добыто, – отчеканил по телефону милицейский полковник. Кравцов поморщился – в понедельник Тощий обязательно спросит. Надо бы что-то ему показать.

– Вы вот что… привезите мне списки пассажиров сейчас, а в понедельник после обеда заберете обратно.

– Будет исполнено.

Списки он смотреть не стал – положил начальнику на стол, прижал тяжелым малахитовым олимпийским мишкой и уехал на дачу.

В понедельник, как обычно, всех собрали на политинформацию.

– Активизировалась деятельность разведок потенциального противника и, прежде всего, ЦРУ США… – бубнил с трибуны какой-то докладчик, но никто его не слушал, – успехи Советского Союза на мировой арене не дают покоя определенным политическим кругам на Западе…

Замы и начальники крупных отделов считаются по умолчанию политически грамотными – их присутствие на политзанятиях необязательно. Кравцов нашел тощего в кабинете внимательно изучающим списки пассажиров.

– Ну как, попарился на выходных? – с неприятными металлическими нотками поинтересовался генерал.

– Не стал. Сердце пошаливает, – солгал полковник. Приврать несложно, а настоящему больному будет приятно узнать, что он не одинок в своих хворях.

– Ты видел эти списки? – спросил тощий, глядя подчиненному прямо в глаза.

– Никак нет. Но работа по сверке с фамилией разыскиваемого сделана оперативниками УР.

– Вот видишь, – хозяин кабинета так и не предложил Кравцову присесть, – видишь, как ты игнорируешь и меня, и Юрия Владимировича. А ведь говорилось сотни раз – нельзя доверять милиции! Ни в чем! Подойди сюда. Вот эта фамилия тебе о чем-то говорит?

Кравцов быстро обошел стол и заглянул начальнику через плечо. В списке пассажиров рейса Адлер – Москва, округленная красным карандашом и дважды подчеркнутая, значилась фамилия ДОЛИН В. Э.

– Вот это оборот, – прошептал полковник, – что это может означать?

– На этот вопрос ты до конца дня должен мне ответить. Необходимо выяснить – по какому документу Долин вылетал в Сочи? Где его паспорт? Кто опознал труп? Проверить рейсы из Москвы на предмет пассажира с фамилией Долин, принять под наружное наблюдения все связи этого мента. А нам с тобой остается молиться, что путешествует только паспорт этого человека, а не он сам.

– Все же полагаю, что паспортом Долина пользуется наш клиент. Как он к нему попал – другой вопрос.

– Полагать мы будем вечером, получив первичные материалы, а пока отправь людей в «Аэрофлот» – там будет кропотливая работа. В 19:00 собираемся здесь.

Чем отличается работа простого опера уголовного розыска от его коллеги из КГБ? Да вот, например – требуется найти сотрудника крупного завода, а известно лишь его имя да примерный возраст. Придет милицейский лейтенант в отдел кадров, и максимум, на что он может рассчитывать, это на доступ к картотеке, где и будет в одиночестве перебирать картонки и личные дела несколько дней. Совсем другое дело – сотрудник КГБ – тот прямиком идет к директору или в секретный Первый отдел, а уж те ставят задачу. Двери отдела кадров закрываются на ключ изнутри, а все девочки во главе с начальницей, оставив прочие дела, разбив картотеку по буквам, внимательно фильтруют данные. Через пару часов личные дела подходящих по возрасту и имени сотрудников лягут на стол директора. Комитетчику предложат чаю с лимоном, выделят кабинет…

Примерно так же обстоят дела в «Аэрофлоте» – чекистам там безусловный приоритет. Даже свои – транспортные менты – не допущены во многие сферы деятельности этого единственного на весь Союз перевозчика. Да и то сказать – аэрофлотовский зам по персоналу, все начальники отделов загранперевозок – прикомандированные сотрудники Комитета.

Уже после обеда Кравцов выяснил, что кроме того первого, адлерского рейса, паспортом Долина для перелетов воспользовались как минимум четырежды: Ленинград —Тбилиси, Тбилиси – Москва, Москва – Киев и Киев – Москва. Как Долин или человек, передвигающийся с его паспортом, попал в Питер – неясно, но, видимо, поездом.

– Установлено, что в Сочи Долин вылетел по служебному удостоверению, предъявив вместо оплаты перевозочное требование МВД, так как конечная цель у него была Ташкент – летел он в командировку. Предположительно, паспорт был при нем – ему предстояло размещение, да могло возникнуть и много других вопросов, когда в длительной командировке удостоверением просто не обойтись. Формальное опознание трупа было проведено его матерью здесь, в Москве, в судебно-медицинском морге. Бывшая жена от участия в опознании отказалась.

– Нужно провести эксгумацию. Мы сами можем его опознать и убедиться. Что со связями?

– Все его связи – действующие сотрудники МВД из разных подразделений. Считаю брать их под наружку нецелесообразным. Установлены сторожевые устройства в квартире родителей – сами они летом живут на даче. Там будет организовано наблюдение.

– А что с его квартирой?

– Пока там хозяйничают управдомы, но она будет передана на баланс Мосжилфонда.

– Долина объявили в розыск?

– Не понял, товарищ генерал. Он же…

– А как еще мы можем задержать человека с этим паспортом? Немедленно выставите сторожевой лист! В розыск как живого!

– Понято!

 
                                     * * *
 

– Не нравятся тебе наши белые ночи, да? Ну скажи честно – волнуют они тебя? Напоминают что-то?

– Ага. Помню, закинуло меня в Нижневартовск – там ночи побелее ваших. Раскинули колоду, а Жорик у меня «на маяках»…

– Да ну тебя на фиг, картежник ты унылый! Нет в тебе здоровой комсомольской романтики. Ну ты хоть книгу-то Федора Михайловича читал? Кто такой Мечтатель, знаешь?

– Так ведь и Мечтателю-то, между нами, не сильно перепало от белых ваших ночей – ушла же дама его. Растворилась в сумерках. Сумерки! Сумрак даже. Вот что такое, эти хваленые ночи! Просто затянувшиеся до самого утра сумерки. Не самое, заметь, приятное время суток!

– Черт тебя разберет – когда ты шутишь, а когда серьезен. Но ты мне всякий хорош. Что с нами будет, Санечка?

– У одной из нас все будет хорошо и даже чуть лучше.

– Ох, Сашка-Сашка. А отчего ж тогда мне так тоскливо, что аж сердце щемит и голова кружится?

– А это, кандидат наук, называется предчувствие прекрасного. Так всегда бывает. Чтобы потом контраст сильнее ощутить. А вообще, жаловаться следует очень осторжно.

– Это ты откуда такую формулу вынес?

– Не поверишь – из дольмена. Там лежит царек один, у которого все было хорошо, но он хотел еще лучше – прискакал с охраной и залез внутрь. Хотел, значит, большего.

– Получил?

– Ага. У него прямо там, внутри выросла вторая голова – так, что он вылезти уже не мог. Не надо было злить дольмен. Всё войско его ушло, а он лежит там – метра два вниз, наверное.

Света замолчала, не зная, как реагировать на эту историю.

– Знаешь, Гольденфарбу зарубили диссертацию.

– Плохо это. Сейчас у него появится комплекс мужа, не дотягивающего до супруги.

– Не в этом дело, да и не о нем я говорю. Дело в том, что он считает, что не может защититься из-за фамилии.

– А ты как считаешь?

Света пожала голыми плечами и выпятила нижнюю губу, как ребенок.

– Не знаю я. У нас там половина с такими же фамилиями вообще-то, но он обиделся и хочет эмигрировать.

Сашка рывком сел в кровати.

– Как это? Куда? Когда?

– Да какая разница. Не знаю я. Вызовы вот получили израильские. Но я от тебя другое хочу услышать. Ложись обратно.

Он медленно сполз вниз, и Света снова положила голову ему на грудь.

– Боже мой! Как сердце-то твое заколотилось, Санечка. А говорил – не любишь меня совсем.

– Не говорил я такого! Я даже на трубе написал «Саша + Света».

– На какой еще трубе, врун? – она тихонько засмеялась и сжала в кулак его собственность внизу. Светке вдруг стало очень хорошо. – Знаешь, – добавила она вполголоса, – если ты мне прямо сейчас пообещаешь вот так прилетать на два-три дня хотя бы один раз в год – я никуда-никуда не уеду! Вот так – чтоб маму к тёте – и ты мой! И сумерки. Прекрасные, бесконечные сумерки.

– Обещаю, обещаю – отпусти только, рассказывай подробно про свой Израиль, а я тебе про трубу расскажу. Под той трубой – мой маленький персональный дольмен. Однажды тебе позвонит человек с приятным прибалтийским акцентом и скажет, где труба. Ты осторожно туда залезешь, откроешь мой дольмен и отнесешь содержимое одному адвокату. Только не сразу, а в три приема.

– А чего ж прибалт твой не отнесет, если он все знает?

– Он знает – где, но не знает, что это труба с надписью и тайником.

– Ох, Сашка…

Адвокаты

Юридическая консультация располагалась в полуподвале жилого дома. Отдельных кабинетов тут не было, да, собственно, и адвокаты тоже отсутствовали. Тут и там у стен стояли письменные столы с придвинутыми стульями, и между ними ходил толстый грязноватый кот. У слепого окошка за невысокой ширмой звенел общий телефон.

– Что вы хотели, молодой человек? – поинтересовалась неопределенного возраста женщина с выжжеными перекисью волосами.

– Мне бы консультацию получить, – неуверенно пробормотал Сашка.

– У нас все консультации платные, – отрезала дама, – вы у кого хотели проконсультироваться?

– Вайншельбаум. Мне нужен Вайншельбаум.

– Вам повезло. Он будет в четыре, но на это время уже есть клиент. Давайте на 4:30. Ваша фамилия?

– Долин.

– Хорошо – я записала. Приходите в полпятого. Не забудьте – консультации платные.

– Да я сейчас готов заплатить!

– Ох, нет-нет. Что вы? Это вы с адвокатом решите. С адвокатом.

Сашка принялся бесцельно слоняться по пыльной Москве. Этот Вайншельбаум, со слов Стасиса, заслуживает всяческого доверия – но это доверие Стасиса. Оба они, по всей видимости, холерики и оптимисты – такие люди легко сходятся и часто склонны превозносить друг друга. Ну ничего – посмотрим, не стоит себя накручивать – я тут ничем пока не рискую.

На прошлой неделе он слетал в Киев с целью встретиться с Ефимом Левиным – дядей Додика и известным адвокатом. Разговор у них вроде получился – сошлись на 7,5% комиссионных от переданных сумм. Додик, по рассказам дяди, устроился в Калифорнии и занимается производством и продажей мебели. Не бедствует.

– Да давайте же ему позвоним прямо сейчас за ваш счет! – радостно закричал дядя. – У нас, вы знаете, не как в Одессе – быстро соединяют. Час, два – и все. Что – заказываем?

– Нет-нет! В другой раз.

Летал Сашка и в Грузию, пытаясь найти тихую гавань по связям Стасиса, но оказалось, что в Тбилиси, как в средней Азии, тоже работают бригады МВД со всего бескрайнего Союза. Обстановка там нервная – от привычной тифлисской расслабленности не было и следа. Но нет худа без добра – зато получил старый долг с Гиви Кутаисского – почти 14 тысяч.

В половине пятого он вновь открыл дверь консультации. В помещении было по-прежнему пусто, но за перегородкой кто-то эмоционально говорил в телефон. Секретарша, скосив глаза, показала авторучкой на говорящего. Адвокат ему понравился – ухоженный, пышущий здоровьем дядька лет 35.

– Нет, Леночка! – кричал он в телефон. – Никто не может тебя заставить участвовать в этом опознании! Да и что ты опознаешь? Он столько времени пролежал в этом цинковом ящике. Отказывайся категорически. Если понадобится – я приеду. Но – зачем? Зачем? Хорошо, хорошо…

– Вот, Лев Ефремович, к вам товарищ… – и, заглянув в журнал, продолжила: – Товарищ Долин.

– Как? Почему Долин? – опешил адвокат, показывая зачем-то на телефон. – Это фамилия ваша такая?

Студент перепугался и кивнул.

– А Валера? Долин Валерий не родственник вам?

– Нет-нет, – растерянно замотал головой посетитель и зачем-то добавил: – Я – Александр. Александр Захарович.

– Ну надо же, – юрист в смятении запустил руки в густые волосы и кивнул на стул, – слушаю вас. Чем могу быть полезен?

– Я к вам от Урбанеса.

– А-а-а! – обрадовался адвокат. – А где сам Стасис?

На лице его образовалась улыбка, глаза заискрили. Вот же счастливый человек, – позавидовал Сашка. Так быстро переключается. Все-то, значит, у него в жизни прекрасно.

– Стасис в Литве, а у меня дело не вполне обычное. Я эмигрирую на днях по еврейской линии…

– Деньги раздать? Это 10%. Сам никуда ходить не буду – только здесь. Кто мне передаст дензнаки?

– Стасис или девушка по имени Светлана.

– Если Стасис – то будет 7,5%. Я бы хотел иметь дело с ним. Как он вообще? Давайте на «ты»! Когда ты его видел?

Они поговорили еще с полчаса, Лёва вызвался подкинуть Студента до Савеловского. Уже в машине, выбрав подходящий момент, Сашка с деланым безразличием спросил:

– А этот однофамилец мой, о котором ты спрашивал, он тоже адвокат?

– Да нет. В МУРе работали вместе. Друг мой. Его убили осенью, а теперь говорят – живой.

– Живой? – охнул Сашка. – Как живой???

– Сам не знаю! Засекли, что он ездит по стране – вот гроб хотят выкопать и вдову на опознание тащат, суки. Типа – другого похоронили. А гроб, прикинь, цинковый! Лена с ума сойдет…

– Останови здесь, пожалуйста, – бледный, как бумага, Сашка вышел из машины, – спасибо тебе.

Он постоял секунду на тротуаре, поднял воротник плаща и вдруг, обойдя машину, подошел к окну водителя.

– Не нужно никого выкапывать, – сказал он внезапно охрипшим голосом, – это он! Он в могиле.

И, сгорбившись, побрел по тротуару. Начал накрапывать дождик, адвокат включил щетки и сквозь разводы продолжал смотреть на удаляющуюся фигуру своего нового знакомого.

 
                                    * * *
 

Гениальное это все же изобретение – Бульварное кольцо. Это как маленький вытянутый парк для всех. Хорошо там зимой – вот машины едут недалеко, а снег чистейший искрится и скрипит под ногами, и вроде ты не в центре огромного города, а в роще ухоженной. Розовощекие детишки сладко спят в колясках, пока молодые мамаши сплетничают и даже тайком курят болгарские сигареты БТ. Осенью зелень бульваров облетает – на голых сырых ветках ругаются вечные склочницы-вороны, под ногами шуршит листва. Тоже неплохо – сладко-грустно и романтично. Хорошо размышляется о бренности бытия, о предстоящей заклейке окон и о международном положении. Летом зелень бульваров – это спасение от жары и пыли. Здесь назначаются свидания и деловые встречи, а окрестные пенсионеры, вышедшие после обеда на часик посидеть на лавочке, бывает, смотрят на всю эту круговерть, как в телевизор до самого вечера – теряют ощущение времени. Ну да кто их за это осудит?

– Дина! Тебя же Дина зовут, правда?

– Здравствуйте, незнакомый дяденька! Мам, это папин товарищ. Он приходил уже.

– Ну что ты болтаешь такое, Дина! Извините нас, пожалуйста.

И, подхватив дочку, она совсем уже собиралась уйти.

– Лена, присядьте на два слова. Это очень важно.

Лена, как подкошенная, без сил опустилась на скамейку.

– Динка, вот тебе ключ – ступай домой. Я сейчас тоже поднимусь.

– Знаете, я очень виноват перед вами. Я, собственно, и пришел попросить прощения.

– Господи, да о чем все это? Кто вы? Я уйду сейчас!

– Это я… Вы меня не знаете, но это я пользуюсь паспортом вашего мужа. Я летаю, а они думают, что летает Валерий. И вы так же думаете! Мне очень жаль, но это всего лишь я.

– Если вы о надежде, то напрасно. Я знаю, чувствую, что его нет среди живых. Да и отменили они эту… эксгумацию.

– Ну вот, а я боялся очень. Не мог даже представить себе ваше состояние – звонят и сообщают, что жив и летает по Союзу… а это всего лишь я. Всего лишь я. Знаете – он ведь думал уйти из милиции…

– Никуда бы он не ушел. И не казните себя. Я пойду?

– Я, Лена, должен был вашему супругу деньги – так сложилось. Вот они в этом журнале – возьмите, пожалуйста. Счастья вам и Динке.

И побрел, ссутулившись, прочь к метро.