Текст книги "Прокурорский надзор за расследованием убийств"

3.4. Надзор прокурора за расследованием неочевидных убийств на последующем и завершающем этапах

По окончании первоначального этапа расследования, а он продолжается, примерно 10–15 дней, наступает последующий. Если виновный установлен, то расследование преступления проводится в полном объеме. В тех случаях, когда убийство не раскрыто, продолжается работа в этом направлении. При очевидных убийствах задержание происходит, как правило, сразу после обнаружения преступления. При неочевидных оно может произойти через месяц, год и даже более длительный срок. Поэтому с некоторой долей условности мы рассматриваем вопрос об уголовно-процессуальном задержании, как о мере процессуального принуждения, присущей последующему этапу расследования.

Ныне действующий УПК РФ (глава 12) внес изменения в отношении задержания подозреваемого и, в первую очередь, это относится к сроку, который определен в 48 часов. Его сокращение, хотя и соответствует международным стандартам, но создает дополнительные трудности в расследовании преступлений. Следовало учесть неблагоприятную криминогенную обстановку в современной России, кадровый состав следственных органов, их техническое обеспечение, многие другие факторы. Усиление гарантий прав преступников в каких-то ситуациях может обернуться ущемлением прав потерпевших. Восприятие общепринятых норм уголовного процесса можно было бы только приветствовать, но не в стране, где каждые 10–15 минут совершается убийство, а их точное количество не знает никто, где преступника иногда не могут оперативно задержать из-за отсутствия транспорта, бензина и иных причин, неизвестных ни одному цивилизованному государству.

Раздаются голоса о принятии чрезвычайных мер, законов по борьбе с преступностью. Как раз этого следует всячески избегать, так как в нынешних условиях их жертвами станут невиновные люди. Однако, решая столь важный вопрос, как уголовно-процессуальное задержание, следовало реально оценить ситуацию, принять во внимание мнение специалистов, практических работников. Тем не менее закон, в его нынешней редакции, принят и должен безусловно соблюдаться.

По делам о неочевидных убийствах, в отличие от очевидных, решить вопрос о задержании во много раз сложнее и ответственнее, так как именно по этой категории дел оно часто становится первопричиной тяжелейших следственных и судебных ошибок.

Задержание – не только изоляция и проверка причастности к преступлению, оно также предполагает проведение оперативно-розыскных мероприятий в отношении определенного лица, и нельзя закрывать глаза на указанное обстоятельство. На этой проблеме мы остановимся подробнее несколько позже.

Относительная ясность по вопросу задержания может быть лишь при пресечении действий виновного, направленных на совершение убийства, т. е. при покушении на него, при попытке скрыть труп или покинуть место происшествия. В остальных случаях, по крайней мере во многих, это весьма непростая проблема. И здесь исключительно важна роль прокурорского надзора, который призван выявить, пресечь допущенное нарушение и не допустить другое. Расследование дел о неочевидных убийствах сталкивается часто с непредвиденными обстоятельствами, что всегда надо предвидеть. Если даже на месте происшествия около трупа обнаружены документы (паспорт, удостоверение личности и т. д.) какого-либо лица, то это не означает еще, что их владелец преступник и его можно задерживать по ст. 91 УПК РФ.

Главная опасность рассматриваемой меры процессуального принуждения заключается в том, что подозреваемый может признать свою вину в убийстве, хотя в действительности он отношения к нему не имеет. Даже опытные следователи порой оказываются в плену ложной версии и ошибаются, решая этот вопрос. Иногда они уступают настойчивым предложениям сотрудников уголовного розыска, настаивающих на задержании лица для его оперативной проверки и мотивирующих это тем, что задержание приведет к раскрытию преступления и изобличению виновного. Возможны явные, грубые нарушения, сопровождающиеся фальсификацией доказательств. Более того, известно, что задержание стало способом раскрытия преступлений, а нередко – получения признания. Результатом часто является самооговор, задержанные пишут «явку с повинной» об убийствах, которые не совершали.

Особенно легко на самооговор идут несовершеннолетние, психически неустойчивые, деградировавшие личности, алкоголики, наркоманы. А. Р. Ратинов и Т. А. Скотникова, авторы одной из немногих работ о самооговоре, приводя много примеров, пишут, что он часто является вынужденным «в силу тех или иных причин». Они же отмечают, что проведенные исследования указывают на связь ложных признаний с нарушениями законности.[136]136
  Ратников А. Р., Скотникова Т. А. Самооговор. М., 1973. С. 3–5, 44.


[Закрыть] Наиболее распространенными нарушениями являются следующие:

1) задержания проводятся по произвольным основаниям, а не тем, которые указаны в законе;

2) уголовно-процессуальные задержания проводятся под видом административных;

3) имеют место массовые задержания, в том числе по оперативным данным;

4) задержанные содержатся не в ИВС, а в иных местах;

5) задержание по ст. 91 УПК РФ без ведома следователя самовольно проводят сотрудники уголовного розыска. Подозреваемых подвергают многочасовым перекрестным допросам, которые нигде не фиксируются, предъявляют им фототаблицы, исподволь сообщают разнообразную информацию по делу, в результате подозреваемый узнает где и когда, каким способом совершено убийство, кто потерпевший;

6) некоторые следователи переписывают протоколы задержания, которые находятся в ИВС, изменяют даты и тем самым увеличивают срок пребывания в нем подозреваемого.

Это далеко не полный перечень встречающихся нарушений. На задержанных оказывают психическое давление, подвергают шантажу, угрозам, зачитывают протоколы допросов несуществующих свидетелей, проводятся опознания, при которых в роли «опознающих» выступают внештатные сотрудники милиции, – все эти действия носят противоправный характер. Подозреваемому предлагают своего рода сделку. В обмен на признание вины ему обещают определенную квалификацию, меру наказания. Способов воздействия на задержанного много. Большинство из них не имеет никакого отношения ни к следственным действиям, ни к оперативным мероприятиям. На некоторых сильнейшее воздействие оказывает сам факт помещения в ИВС, изоляция. В результате неуравновешенный, неустойчивый человек, уверенный в безысходности ситуации, признает несуществующую вину.

Ни для кого давно не секрет, и в первую очередь для прокуроров, что в некоторых случаях задержанные подвергаются давлению и насилию в преступной форме. А. Д. Назаров описывает, как происходило «раскрытие» одного дела по убийству.

Подозреваемого ночью из ИВС вывезли на кладбище, имитировали расстрел. На морозе его полностью раздели, избили, закопали в снег. В итоге задержанный с переломами, отмороженными конечностями в тяжелом состоянии был доставлен в больницу. В отношении тех, кто подобным образом «раскрывал» преступление возбудили уголовное дело и арестовали.

Таких примеров, пишет А. Д. Назаров, – множество.[137]137
  Назаров А. Д. Следственные ошибки в досудебных стадиях уголовного процесса. Красноярск, 2000. С. 34.


[Закрыть]

Не исключаются и добросовестное заблуждение свидетелей, ошибочные экспертные заключения и просто случайное стечение обстоятельств, чем изобилует следственная практика по делам о неочевидных убийствах.

Труп В. с рублеными ранами головы обнаружили в парадной одного из домов города Сестрорецка Ленинградской области. Судебно-медицинский эксперт высказал предположение о том, что удары нанесены топором.

В соседней парадной проживала некая Д., недавно освободившаяся из мест лишения свободы, где отбывала наказание за разбойное нападение. При обыске в ее квартире нашли окровавленный топор. При допросе Д. показала, что топор нашла в своей парадной и принесла домой, полагая, что он может ей пригодиться. Принести домой топор, залитый кровью, – такое объяснение казалось совершенно неправдоподобным, и по сути дела никто не сомневался, что именно Д. убила В.

Д. заявила, что никого не убивала, но, понимая ситуацию, готова признать вину. Д. задержали, очевидно предъявили бы обвинение и арестовали. Однако в течение суток удалось установить истинного преступника Р., у которого изъяли документы потерпевшего, его вещи. Получили и другие бесспорные доказательства его вины.

Р. показал, что он убил В., а топор бросил в соседнюю парадную, так как не мог идти с ним по улице.

С одной стороны, задержание Д. было обоснованным, а с другой – оно могло повлечь за собой обвинение, арест и осуждение. В приведенном примере главное заключалось не в законности задержания, оно таковым, бесспорно, было, а в проверке показаний подозреваемой, анализе и оценке доказательств.

Нельзя не отметить еще одно немаловажное обстоятельство. При расследовании неочевидных убийств, встречаются ситуации, когда основания, перечисленные в п. 1–3 ч. 1 ст. 91 УПК РФ отсутствуют. В указанной статье (ч. 2) также говорится о том, что лицо может быть задержано и при наличии «иных данных», но лишь в том случае, если оно покушалось на побег, не имеет постоянного места жительства, когда не установлена его личность, либо прокурором или следователем с согласия прокурора в суд направлено ходатайство об избрании в отношении него меры пресечения в виде заключения под стражу. Но могут отсутствовать и эти условия, а «иные данные» быть в наличии. Такая ситуация имела место по широко известному делу Чикатило. В какой-то момент стало совершенно очевидно, что он и есть серийный убийца, разыскиваемый в течение многих лет. Но личность его была известна, на побег он не покушался, никто на него не указывал как на лицо, совершившее преступление, т. е. не было ни одного основания, предусмотренного ст. 122 УПК РСФСР (ст. 91 УПК РФ). В наличии были лишь «иные данные». В таких непростых и весьма часто встречающихся ситуациях некоторые следователи опасаются проводить задержания. При этом они обращаются к прокурору за советом или просто за указанием, перекладывая на него решение этого вопроса. Прокурор не вправе уходить от дачи совета, разъяснения, указания. Однако он не должен постоянно выполнять функции следователя. Если следователь боится или не в состоянии принять решение, значит он не соответствует своей должности или ему нельзя поручать расследование неочевидных убийств. В то же время несовершенство ст. 91 УПК РФ очевидно. Неясно, что понимать под словосочетанием «иные данные». Есть мнение, что это показания видевших орудие преступления, слышавших признание, данные, полученные оперативным путем.[138]138
  Комментарии к УПК РСФСР / Под ред. В. М. Лебедева. М., 1997. С. 229.


[Закрыть] С этим следует полностью согласиться. Многие авторы обходят этот вопрос молчанием.

Однако напомним, что закон допускает задержание при наличии «иных данных» в случаях попытки побега, неустановления личности подозреваемого, отсутствия у него места жительства. По всей видимости, в закон следует ввести формулировку: «наличие иных данных, дающих достаточное основание полагать о причастности лица к совершенному преступлению». Мы сознаем, что подобная редакция не вполне конкретна и в принципе может породить различное толкование. Но уголовный процесс во многом таков. Понятия «внутреннее убеждение», «правосознание», «руководство совестью» не имеют четко выраженного критерия. Точно так же в законе нельзя дать единственно правильное определение понятия «достаточное основание». Следователь берет на себя всю полноту личной ответственности за каждое задержание и те основания, которыми он руководствовался. Прокурорский надзор также призван исключить нарушение закона и его произвольное толкование. Б. Т. Безлепкин прав, когда пишет, что ошибки при применении данной меры пресечения практически неизбежны, хотя заведомо оправдывать каждую из них тоже было бы неправильно.[139]139
  Безлепкин Б. Т. Комментарии к УПК РФ. М., 2002. С. 126.


[Закрыть]

Говоря непосредственно о прокурорском надзоре за законностью задержания, следует отметить следующее. Прежде всего прокурор должен обеспечить, чтобы расследование дел об убийствах проводили квалифицированные следователи, имеющие необходимый опыт, сознающие свою ответственность за принимаемые ими процессуальные решения. Следователь не обязан согласовывать с прокурором вопрос о задержании. Поэтому прокурору нужна уверенность, что он действует на законном основании, а не находится под влиянием сотрудников уголовного розыска.

В течение 12 часов прокурора обязательно должны известить в письменном виде о проведенном задержании. Он изучает копию протокола, при необходимости материалы дела, заслушивает доклад следователя, посещает изолятор временного содержания. Там он проверяет журнал задержанных, другую имеющуюся документацию и сверяет содержащиеся в них сведения с копией представленного ему протокола задержания. Затем проводит обход камер ИВС и опрос всех задержанных, уточняет кто, когда, кем помещен в ИВС, какие в связи с этим имеются заявления. При наличии жалоб необходимо проводить проверку. Этих мер вполне достаточно. Прокурор имеет право лично допросить подозреваемого. Некоторые авторы рекомендуют обходить все помещения ОВД, опрашивать всех находящихся в здании, выяснять, почему и зачем они здесь находятся.[140]140
  Кожевников О. А. Прокурорский надзор за использованием законов органами расследования. Екатеринбург, 1994. С. 48.


[Закрыть] Вряд ли это целесообразно.

Опросы всех лиц – занятие явно бесперспективное, ведущее к бесполезной трате времени и в определенной мере к дискредитации прокурорского надзора.

Статья 95 УПК РФ содержит положения, которые в УПК РСФСР отсутствовали. В ней сказано, что в случае необходимости проведения оперативно-розыскных мероприятий допускается встреча сотрудника органа дознания, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность, с подозреваемым с письменного разрешения дознавателя, следователя, прокурора или суда, в производстве которого находится уголовное дело. Указанная статья в уголовно-процессуальной литературе (Уголовный процесс / Под ред. В. П. Божьева. М., 2002; Уголовно-процессуальное право / Под ред. В. И. Рохлина. СПб., 2004 и др.) не комментируется, видимо, из-за отсутствия практики ее применения. Думается, ее введение усилит гарантии законности порядка содержания подозреваемого под стражей, а в целом она должна воспрепятствовать противоправному воздействию на задержанного.

В соответствии со ст. 7 Закона «Об оперативно-розыскной деятельности» определение суда является основанием для проведения оперативно-розыскных мероприятий. Действия, решения суда прокурору не поднадзорны, но в отношении следователей его властно-надзорные полномочия остаются в силе. Прокурор должен проверить наличие в личном деле подозреваемого в ИВС письменного разрешения. Его отсутствие уже следует расценивать как нарушение закона, если даже имело место устное согласие следователя. Прокурор вправе потребовать от него объяснения, кому, на каком основании и с какой целью согласие было дано, почему не в письменной форме. Сам факт контакта с сотрудником органа дознания можно выявить при опросе подозреваемого. Это может быть непростым делом, но опытный прокурор в состоянии выявить любое нарушение закона. Таким образом, введение в УПК РФ положений, содержащихся в ст. 95, следует признать вполне обоснованным.

Особое внимание прокурор должен уделить явкам с повинной, которые нередко появляются в процессе содержания подозреваемых в ИВС. Явка с повинной может быть действительно признанием преступником своей вины, однако нередко она является результатом незаконных методов дознания, в результате которых в убийстве признаются те, кто в действительности его не совершал. Следственной практике все это давно известно. В. И. Басков пишет, что явки с повинной инспирируют сотрудники оперативно-розыскной службы. С этой целью они задерживают деградировавших личностей, которым навязывают нераскрытые преступления. В результате появляются признания. В. И. Басков приводит пример, когда по факту двух убийств, совершенных с особой жестокостью, в течение двух недель как по команде появилось 10 «явок с повинной».[141]141
  Басков В. И. Курс прокурорского надзора. М., 1998. С. 164.


[Закрыть]

Разобраться с подобного рода документами в первую очередь обязан следователь, но и прокурор также имеет полное право проверить соответствие признания реальной ситуации по делу. Необходимо тщательно изучить явки с повинной, подробно допросить подозреваемого, сопоставить его показания с имеющимися объективными доказательствами, устранить противоречия, выяснить причины, побудившие лицо признать свою вину. Истинное признание, как правило, влечет за собой появление новых доказательств, свидетелей, объяснение деталей совершения преступления. Если же оно ничего не объясняет, не проясняет, то следует предположить, что имеет место самооговор. Надо сознавать, что отказ от такого «признания», а это случается постоянно, неизбежно сделает обвинение бездоказательным, а осуждение невозможным. Ставка должна делаться не на явки с повинной как таковые, а на получение объективных данных, фактов, изобличающих виновного. Признание может быть их источником, обстоятельством, смягчающим ответственность, но и только.

Прокурору также надо продумать вопрос о том, как остановить противозаконный конвейер явок с повинной от тех, кто заведомо преступлений не совершал. Поскольку подобная порочная практика длится десятилетиями и характерна для многих регионов страны, то проблему следует решать отнюдь не на районном, а вероятнее всего на федеральном уровне.

Говоря о проверке прокурором законности задержания, необходимо остановиться на следующем. Нередко трупы убитых обнаруживают супруги, близкие родственники потерпевших, которые и сообщают о преступлении в милицию. При этом в силу различных причин определенные подозрения возникают в отношении них самих. Подозрения могут быть очень весомыми, особенно на первоначальном этапе расследования, когда многое неизвестно и нуждается в проверке. Для человека смерть его близкого – тяжелейшее психическое потрясение. Если же он еще видит, что подозревают его самого, то эта травма может во много раз усилиться. Поэтому к задержанию указанной категории лиц надо подходить крайне осторожно, руководствуясь исключительно объективными фактами. Необходимость задержания супруга, родственника может создать психологический барьер и для следователя. С одной стороны он испытывает сочувствие к тому, кто потерял своего близкого, а с другой стороны, у него есть основания подозревать его в убийстве.

В такой ситуации плохую услугу может оказать то, что называют моральной деформацией следователя. Она присуща многим работникам правоохранительной сферы, но, очевидно, должны быть и ее пределы. Если следователь равнодушно взирает на жизнь и на смерть, если он в каждом видит потенциального преступника и любого готов задержать, то от такого специалиста лучше всего избавиться. Правосознание, жизненный и следственный опыт, личные качества – все это не регламентируется законом. Основания для подозрения могут быть, но это не значит, что должны автоматически применяться меры принуждения, которые нанесут невиновному глубокую душевную травму, оскорбят его чувства, задетые не только происшедшей трагедией, но и необоснованным подозрением.

П., бывший работник прокуратуры, вернувшись домой из командировки, обнаружил убитыми всех членов своей семьи: мать, жену и сына. Его объяснения об обстоятельствах возвращения в Петербург вызвали определенные сомнения в их достоверности и требовали проверки. П. задержали по ст. 122 УПК РСФСР (ст. 91 УПК РФ) и допросили тех лиц, на которых он ссылался. Алиби П. установили бесспорно, одновременно изобличили и подлинного преступника В., родственника семьи потерпевших. Проверить показания П. можно было и без задержания, для которого никаких законных оснований не имелось.

Подозрения в той или иной степени могут возникать в отношении многих лиц, всегда можно провести оперативные мероприятия и тем самым проверить причастность их к убийству. На практике людей иногда задерживают только потому, что они обнаружили труп, или по причине конфликтных отношений между супругами, один из которых оказался убитым. Задержание часто сопровождается активным поиском компрометирующих сведений, материалов, по которым в возбуждении уголовного дела ранее было отказано. Имели место случаи, когда в эту деятельность вовлекались и прокуроры. По настоянию сотрудников уголовного розыска они отменяли постановления об отказе в возбуждении дела и возбуждали его.

Таким образом, речь уже идет не о подлинном раскрытии преступления, а об изыскании возможности задержать лицо, чтобы получить от него в дальнейшем признание в убийстве. Встречаются массовые задержания, следующие одно за другим. Высока вероятность появления фальсифицированной «явки с повинной» или «чистосердечного признания».

Прокурор проверяет ИВС не только с точки зрения законности задержания в порядке ст. 91 УПК РФ. Он должен убедиться в выполнении требований Закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений». Право на защиту, переводчика, оказание медицинской помощи, раздельное содержание – эти и другие законные права задержанного должны быть ему безусловно обеспечены. В этом тоже заключается прокурорский надзор, его объективность.

В случае незаконного задержания, истечения его сроков прокурор обязан немедленно освободить подозреваемого. Заслушав и получив объяснения следователя, он вправе применить к нему меры дисциплинарного воздействия (речь идет о следователях прокуратуры). Должен он отреагировать и на выявленные нарушения сотрудников органа дознания.

Прокурору следует вести учет всех задержаний, проводить их анализ. Такая работа позволит ему правильно оценить состояние законности этого направления, эффективность надзорной деятельности.

Прокурорский надзор за законностью уголовно-процессуального задержания необычайно важен. Изъяны его общеизвестны не только прокурорам, но и общественности. Поэтому предлагалось (был законопроект) принять закон об общественном контроле за задержанием, Декларацию прав задержанного.

Рекомендуется проводить ежедневное медицинское освидетельствование задержанных и арестованных, в том числе до и после каждого допроса. Все это крайности. Допускать посторонних в ИВС нельзя. Постоянные поголовные медицинские осмотры всех задержанных нереальны. Подобного нет ни в одной стране мира, как и необходимости в этом. Надо потребовать от прокуроров выполнения своих надзорных функций в этом направлении и строго спрашивать с тех, кто от них уклоняется. Не менее важно предоставить для этого реальные возможности, так как далеко не всегда прокурор может проверить ИВС в ночное время. В противном случае законы, иные документы, как бы они ни назывались, останутся пустым звуком.

Предъявление обвинения – одно из главных процессуальных решений при расследовании преступлений. Оно принимается следователем самостоятельно, но его обоснованность, законность должны быть обязательно проверены прокурором. В соответствии с ч. 9 ст. 172 УПК РФ копия постановления о привлечении в качестве обвиняемого направляется прокурору, который изучает его, при необходимости заслушивает доклад следователя, проверяет наличие процессуальных доказательств. Вполне возможно предварительное совместное обсуждение указанного вопроса – это никак не противоречит самостоятельности следователя, особенно если в его распоряжении имеются лишь косвенные доказательства, а подозреваемый вину не признает. Могут быть и другие факторы, затрудняющие решение этого важного вопроса. Сказанное не означает, что следователь получает неофициальное согласие на предъявление обвинения. Следователь должен иметь собственную точку зрения по делу, быть уверен, что его решение является правильным и своевременным.

Для прокурора предъявление обвинения не должно быть неожиданным. Он дает согласие на возбуждение уголовного дела, надзирает за ходом расследования, ему сообщают о задержании подозреваемых. Если же лицо было задержано, а затем освобождено, то возникает вопрос о законности задержания, а заодно и об эффективности прокурорского надзора за мерами процессуального принуждения. Однако однозначный ответ на него возможен далеко не во всех случаях. По делам об убийствах, особенно неочевидных, часто возникают сложнейшие следственные ситуации, совпадения непредвиденных обстоятельств, совокупность случайностей, ошибки со стороны потерпевших, свидетелей, экспертов. Момент совершения преступления, время его обнаружения и раскрытия могут разделять не только дни, недели, месяцы, но и годы. Тем не менее практика свидетельствует, что виновного можно изобличить и спустя годы, при отсутствии трупа, свидетелей, в условиях самых искусных инсценировок и при наличии алиби. Разумеется, для этого необходим высокий профессионализм следователя и сотрудников органа дознания.

При проверке законности привлечения в качестве обвиняемого самое главное – это наличие процессуальных доказательств. Их исчерпывающий перечень дан в ст. 74 УПК РФ и какое-либо его расширение не допускается. Иногда ставка делается на оперативную информацию, которая действительно может дать ясное представление о том, кто и как совершил убийство. При этом предполагается, что дальнейшая работа в этом направлении позволит получить дополнительные доказательства. Однако следователь, а еще в большей степени прокурор, должны постоянно помнить, что сама по себе оперативная информация доказательством не является, о чем прямо сказано в ст. 89 УПК РФ.

Предъявление обвинения по анонимным сообщениям безусловно исключается, хотя в некоторых случаях в них излагаются достоверные факты. Предположения, уверенность, не подкрепленные объективными доказательствами, – также не основания для столь ответственного процессуального решения.

Полураздетый труп Д. обнаружили на лестничной площадке недалеко от квартиры, в которой она проживала вместе с мужем. При осмотре квартиры обнаружили одежду и белье потерпевшей. Между Д. и ее мужем сложились крайне конфликтные отношения и это дало повод заподозрить его в совершении убийства. Основания для этого действительно имелись. Трудно было найти какое-то другое объяснение, кроме того, что Д. убил ее муж. Ему предъявили обвинение и арестовали. Обвиняемый вину не признал и отказался давать какие-либо объяснения. Шесть месяцев шло следствие и ни одного доказательства его вины установить не удалось, хотя никто не сомневался, что убил именно он. В итоге обвиняемого из-под стражи освободили, следствие по делу приостановили.

Скорее всего Д. действительно убил ее муж, но это осталось лишь предположением.

Известен случай, когда в закрытой квартире находились два человека и один из них был обнаружен убитым. Естественно, возникло предположение, даже уверенность, что второй и есть убийца. В действительности имела место даже не инсценировка, а просто стечение обстоятельств. Второй человек спал и ничего не видел. Истинный преступник пришел, во время ссоры совершил убийство и ушел, захлопнув дверь.

Это как раз то, что мы называем сложной следственной ситуацией, и в следственной практике они далеко не редкость. Поэтому, решая вопрос о привлечении лица в качестве обвиняемого, следует опираться только на доказательства, прямые или косвенные, хотя и они могут быть интерпретированы по-разному.

Доказательство всегда имеет процессуальную форму. Статья 74 (п. 5 ч. 2) УПК РФ в качестве такового называет протокол следственного действия, но оно само может быть незаконным. Например, так называемая «выборка» служебно-розыскной собакой людей, вещей не является доказательством, хотя и оформлена протоколом. Если имело место следственное действие, предусмотренное законом, но при этом был нарушен порядок его проведения, то доказательство становится недопустимым и не может быть положено в основу обвинения.

Наличие доказательств по делу об убийстве самым тесным образом связано с их оценкой. В ст. 17 УПК РФ сказано, что прокурор их оценивает в совокупности, руководствуясь внутренним убеждением, законом и совестью. Однако внутреннее убеждение – категория скорее философская, нежели правовая, и никакой закон не может дать ее определение. Необходимо знание уголовного процесса, криминалистики, основ оперативно-розыскной деятельности, судебной медицины, других наук. Наконец, не в меньшей степени требуется наличие опыта следственной и прокурорской работы.

Нередко по делам об убийствах проводятся экспертизы, новые по своей методике и возможностям. Квалификация эксперта сомнений может не вызывать, а его выводы кажутся весьма обнадеживающими для раскрытия преступления и изобличения виновного. Однако экспертиза – это всегда сфера специальных познаний, иногда очень узких. Новые исследования должны внедряться в практику, но нельзя забывать, что они еще не апробированы, не получили широкого признания. Поэтому их выводы принимаются, но в основу обвинения их можно положить лишь при наличии других доказательств. Не исключаются ошибки, которые допускались даже в институтах судебных экспертиз, где работают высококвалифицированные специалисты. Так, фоноскопическая экспертиза проводится относительно редко, но она существует. Однако выводы ее достоверны далеко не во всех случаях (примерно 70–90 %). При идентификации голоса ошибки были и в западных странах, где техническое оснащение в целом лучше отечественного. Вот поэтому и необходима оценка доказательств. Ее правила указаны в ст. 88 УПК РФ и, как говорится в законе (ст. 17 УПК РФ), никакие из них не имеют заранее установленной силы.

В то же время отметим, что переоценка доказательств, особенно экспертных заключений, встречается часто. Так, заключение криминалистической дактилоскопической экспертизы о тождестве следов рук порой просто воспринимается на веру. Подобное неоднократно становилось причиной серьезных следственных ошибок, сопровождавшихся незаконным привлечением в качестве обвиняемого и заключения под стражу. Однако к заключению дактилоскопической экспертизы обязательно приобщается фототаблица с указанием совпадающих признаков следов и сравнительных образцов. Поэтому следователь, прокурор имеет возможность проверить достоверность выводов специалиста.

Иногда судебно-медицинский эксперт в своем заключении указывает конкретное время наступления смерти. И на это сразу должен обратить внимание прокурор. Точное время убийства можно установить только следственным путем. Эксперт определяет его, исходя из медицинских данных и в каком-то временном интервале. В противном случае нельзя исключить фальсификацию.

Труп убитой женщины обнаружили в сугробе. По данным следствия он находился там около суток. Судебно-медицинский эксперт определил время наступления смерти в интервале 10–12 часов до начала осмотра трупа на месте происшествия. Последующая (комиссионная) экспертиза назвала конкретный час смерти потерпевшей. Оказалась, что у подозреваемого бесспорное алиби на весь день убийства потерпевшей и лишь единственный час был не проверяем. Именно он и фигурировал в заключении судебно-медицинской экспертизы. Характерно то, что комиссия экспертов сама непосредственно ничего не исследовала. Поэтому без всякого преувеличения заключение комиссионной экспертизы следует расценить как фальсификацию.

Не менее критически должны оцениваться показания потерпевших, свидетелей, которые могут добросовестно заблуждаться и вполне осознанно исказить истину. Допрос малолетних, психически больных, хронических алкоголиков, наркоманов не исключается, но безоговорочно принимать их показания на веру нельзя.